Текст книги "Морфо и лань (СИ)"

Автор книги: Александр Руджа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Часть 1

Мне снится сон. Мы стоим на вершине холма у маяка, хлещет холодный ливень, от которого промокли и потяжелели мои ботинки, и джинсы превратились в ледяную вторую кожу, блещут молнии, на долю секунды освещая мрачный, бушующий океан где-то далеко внизу. Все как тогда, как в тот раз, когда в заливе у самого города медленно вращался чудовищный смерч, и Аркадия-Бэй распадался, отдавая ему дань зданиями, животными, людьми – да и самим собой тоже.

Час расплаты.

Мы одни, только вдвоем, я и Малышка – и она должна что-то сделать, что-то важное, что постоянно ускользает из памяти, оставляя за собой горькое ощущение потери. Ее лицо бело как снег, из носа течет кровь, черная в неживом свете молний, пальцы скрючены в тщетной попытке удержаться по эту сторону жизни.

Она шепчет что-то, так тихо, что мне приходится приблизиться, чтобы расслышать. Разбрасывает холодные брызги дождь, ветер свивается в тугие мертвые хлысты, стегающие покорную траву.

– Не могу… так тяжело…

– Давай, Макс, ты справишься! – кричу я и сама не слышу своего голоса.

– Слишком далеко… не успеваю… – выдыхает она, и вдруг кровь начинает даже не течь, а хлестать из носа. «Перенапряжение» – понимаю я. «Она не выдержит», – понимаю я.

Время останавливается. Плотные, блестящие в свете молнии струи дождя замирают в воздухе диковинными сосульками, да и сама молния тоже висит в пустоте пугающим украшением. Обычно она успевает погаснуть до того, как медленный мозг что-либо сообразит, оставив только рваные изгибы на сетчатке. Но сейчас она застывает, как застыло само время вокруг.

Малышка снова шепчет что-то, ее глаза закрыты. Я падаю на колени, приподнимаю ей голову. Дерьмо, дерьмо, как же я пропустила это… Ну, не углядела… Остановить бы кровь…

– Прости, Хлоя… я не хочу этого делать… но дело в тебе, – говорит вдруг она и открывает глаза. В них отражается свет молнии, зависшей над темной массой воды. Слипшиеся волосы обрамляют ее лоб плотным куполом, кровь стекает на левую сторону мокрыми дорожками.

– Я знаю, Макс, знаю, – отвечаю, не думая. Дело, похоже, дрянь, но я все равно смогу спасти ее, как она спасала меня уже не раз, вернуть услугу, вернуть ее, мою лучшую подругу, хоть я и не умею отматывать время.

– Я пробовала уже столько раз, – ее голос все так же тих, но я слышу его очень четко, и кровь внутри, замерзшая от безжалостного, мерзкого дождя, кажется, начинает закипать. – Но всегда получается одно и то же. Я устала, Хлоя, просто устала… я не могу.

– Ничего не бойся, Супер-Макс, я все сделаю, – я осторожно вытираю красное с ее лица, и на оплаканных дождем пальцах расплывается густая влага. – Я с тобой, я не оставлю тебя, все будет хорошо. Мы выберемся, мы вместе навсегда, помнишь?

Я правда в это верю, хотя с глазами, похоже, что-то неладно – изображение двоится, и веки тяжелеют. Становится тепло – но это просто иллюзия. Малышка плачет…

А потом знакомым жестом вскидывает руку. И вдруг оказывается, что не было этих безумных семи дней, чудесного спасения, вечера на свалке, бассейна, разговора с Фрэнком, вечеринки в клубе «Циклон», да и Малышки тоже – с самых тех пор, как пять лет назад она уехала с семьей в Сиэтл, и с тех пор не прислала мне ни единой весточки. Не было радости, не было счастья, не было всех этих нелепых и смешных и потрясающих подвигов, ни единой мелочи – даже того глупого, ненужного, но такого важного в конечном счете поцелуя.

И меня, в общем, уже не было тоже.

***

Что если бы я не произнесла больше ни слова?

Что изменилось бы в твоей прекрасной новой жизни?

Омрачило бы твое милое личико печаль, или ты просто улыбнулась бы, предоставив мне право расправляться с собой так, как сочту нужным?

Или ты перехватила бы контроль?

По всему побережью без остановки передавали штормовое предупреждение, поэтому машин на дороге почти что не было, и я выжимала из старого пикапа все возможное до последнего фута, но даже так получалось не больше пятидесяти миль в час. Нужна была новая машина, но как это провернуть, мы понятия не имели. То есть я имела, конечно – близкое общение с Фрэнком не прошло даром – но Малышка наотрез отказалась как от моих отмычек, так и от своего дара, чтобы решить этот вопрос.

Вчера, например, пришлось повозиться, чтобы найти мотель для ночлега – в первом, на который мы нацелились, хозяевами была пожилая супружеская пара, и они так осуждающе уставились на меня, стоило заявить, что нам хватит простой двухместной кровати, что Малышка сочла за лучшее побыстрее свалить, благо, никакого ай-ди* этим ретро-говнюкам я показать не успела.

Можно было отмотать время и сделать все по-хорошему, но злоупотреблять способностями Малышки не стоило. Частая перемотка даже на несколько секунд назад сказывалась на ней неважно – сбивалось дыхание, лопались сосудики в глазах, шла носом кровь, на лбу набухали капли пота размером с десятицентовик. Так что мы изо всех сил старались пока вообще не отматывать, справляться без помощи потусторонних сил. Одного торнадо, оставившего от Аркадия-Бэй груду обломков, было более чем достаточно.

Так что дела наши шли пока «на юг», и в прямом, и в переносном смысле**. Я имею в виду, что мы довольно успешно катили по трассе 101, удаляясь от разрушенного Аркадия-Бэй в направлении Калифорнии. Что такое семьсот миль для двух отважных подростков верхом на верном скакуне? Ну, если не считать того, что у нас не было ни денег, ни еды, ни даже сменной одежды – только то, в чем мы оказались вчера у маяка.

Однообразные пейзажи вокруг расслабляли и навевали сонливость. Северный Орегон – это не совсем Нью-Йорк и даже не Калифорния, здесь дорога – это тонкая двухполосная нитка между бесконечными лесами, национальными парками, пологими холмами, подтопленными долинами, да еще чахлыми прибрежными видами, если едешь по побережью. Вот как мы, скажем.

Сейчас, например, по левой стороне тянулись пасмурные зеленые заросли с редкими вкраплениями темных от влаги домов, а справа глаз радовали серые песчаные дюны, торчащие прямо из воды скалы с кривыми, рахитичного вида деревцами и полузатопленные эллинги. Эрозия почв, глобальное потепление или человеческий фактор, не знаю – да и плевать, по большому счету, на причину. Лет пятьдесят назад здесь целый городок смыло волнами – неизбежная война природы и человека, и в тот раз человек проиграл. Как я уже говорила, тех, кто едет сюда посмотреть на «настоящую Америку», ждет жестокое разочарование.

Хорошо, что мой лимит разочарований был выбран уже давно – по меньшей мере, лет пять назад, когда не стало папы, а Малышка с родителями, спешно собрав вещи, перебрались подальше отсюда. Я никогда этого ей не скажу, и, конечно, буду все отрицать, если меня припрут к стене – но ни смерть Уильяма, ни новая, торопливая мамина свадьба не ранили меня так глубоко и больно, как вот этот вот вежливый французский уход и негромкое, но упорное молчание, в которое он превратился позднее.

– Думаешь, в городе много осталось? – тихий голос Малышки звучал неуверенно. – В живых, я имею в виду. Кто-то же остался, правда? Должен был…

Я дернула щекой – вопрос был из неприятных, и причиной этому была я. Это мою жизнь спасла вчера Малышка, принеся тем самым в жертву все население Аркадия-Бэй. Не то, чтобы я жаловалась, конечно – жить всегда приятно, нравится мне это дело, но чувство на душе было паскудное. Как будто я выиграла миллион баксов в лотерею, где на него претендовала пожилая нуждающаяся пара. Игра была честной, и победа – заслуженной, вот только исход вызывал какое-то неудобство. Не так, наверное, все это задумывалось всеведущим дедушкой на небесах. Не так.

А и к черту все, к дьяволу!

– Думаю, да, – решительно сказала я. Впереди дорогу переходила пара оленей, они выгнули изящные шеи, следя за приближающейся машиной, и я сбросила скорость. – По крайней мере, я видела, что «Два кита» стояли себе почти нетронутыми, только пара окон выбито. Это значит, что как минимум Фрэнк, Джойс и Уоррен особо не пострадали. Да и Дэвид, по твоим словам, остался в убежище. Я думаю, с ними все в порядке.

– Это очень плохо, да? – Малышка отвернулась и смотрела на ползущие мимо заливы и затоки. Болотистые тут места, печальные, если не приглядываться к океану – прямо-таки Луизиана с ее крокодилами на заднем дворе и дикими племенами язычников-каннибалов, о которым писал когда-то псих Эйч-Пи Лавкрафт***. – Желать жизни и удачи только тем, кто тебе близок. Тем, о ком ты беспокоишься. Мне ведь не хочется знать, что случилось с Викторией, Тейлор и прочими, выжили они, или остались навсегда под какими-нибудь обломками. Я разделяю людей на важных и неважных. Значит, я плохой человек?

– Что за чушь, Макс, ты герой, ты самый лучший человек… – слова вырывались из соленого, сведенного внезапной судорогой горла с какими-то квакающими звуками. Черт, вот должен же был этот разговор случиться. Плохие вещи всегда происходят не по расписанию.

– Нет, погоди… когда начался этот ураган, и я ехала из того бункера сквозь ночь и бурю, и вокруг меня вращался в смерче и распадался на части Аркадия-Бэй, я ведь не думала ни о ком. Меня не заботил ни Нейтан, ни Кортни, ни даже Уоррен – маленький отважный Уоррен, мой вечный рыцарь, который раз за разом вставал на мою защиту, не получая в ответ ничего. Я делала все это только ради тебя, Хлоя, понимаешь? Потому что я помню все то, что так и не случилось – выстрел этого психопата, и последнее удивление на мертвом лице… и струйка крови, вытекающая из твоего лба.

Двигатель пикапа чихнул и на секунду сбился. В машине будто стало холоднее, по спине побежали непрошенные мурашки. Я знала, конечно, что ничего этого не было здесь, в нашем мире – но Малышка рассказывала об этом так просто, так обыденно. Для нее все это было в прошлом, она помнила его – а значит, пережила и переступила. Дьяволы моего персонального ада, сколько же ей пришлось пережить за последнюю неделю, этой хрупкой девчонке со смешной прической и покрасневшими от недосыпа глазами?

И кто знает, какие плохие, жестокие, отчаянные решения она приняла, и сколько жизней спасла, тех самых, о которых никто и никогда не узнает? Есть ли счет тем несчастливым, распадающимся вселенным, где она успела побывать, сколько реальностей растолкали эти худые локти, какую невероятную тяжесть вынесли ее усталые плечи?

Макс, о Макс…

– Ты сделала то, что было нужно, – сказала я, тряхнув головой, и постучала ладонью по рулю. Намертво. – Забудь об этом. Ученые говорят, истина в том, что прошлое мертво. Наша жизнь – это здесь и сейчас, бесконечные точки выбора, нескончаемые ряды решений, важных и не очень, наподобие того, что мы приняли в Тилламуке. Что-то будет иметь последствия, о чем-то мы еще вспомним в будущем. И пожалеем, наверное. Только мне плевать.

– Я любила Аркадия-Бэй… – вздохнула Малышка. Ее голос звучал устало.

– Мы не можем спасти всех, и потому помним и заботимся о тех, кто нам дорог. Спасись сам, и вокруг тебя спасутся другие – не знаю, кто это сказал, да и без разницы, но он был прав. И хватит об этом, Макс. Чем больше мы думаем о прошлом, тем меньше пользы настоящему.

Макс ничего не ответила. Только кивнула немного отрешенно и больше не поднимала эту тему.

Мы миновали Тилламук вчера. Маленький городишко, но уж всяко больше, чем Аркадия-Бэй – да он и располагался всего в паре часов езды. Важен городок был ровно по одной причине – там можно было выехать на трассу номер шесть, Уилсон-ривер Хайвей, и по ней погнать на восток, хоть до Портленда, а то и дальше. Это если бы мы захотели двигаться на восток, конечно, только мы не захотели – и пришпорив свою ржавую лошадку, устремились навстречу приключениям – на юг, по сто первой федеральной трассе, Орегон-Коуст-Хайвей. Я хотела в Лос-Анджелес, Малышка, мне кажется, думала больше о Фриско – так или иначе, мы все еще были вместе, а что будет дальше… Как говорится, завтра будет завтра. Или что-то в этом роде.

Но с мрачным настроением моей лучшей подруги нужно было, конечно, что-то решать – если ты ведешь себя, будто на похоронах, то в конечном счете там и окажешься. Но верно и обратное.

– И в эфире снова программа «Загадай желание», с вами неунывающая Хлоя «Веселый Панк» Прайс, и мы объявляем победителей сегодняшней лотереи! – объявила я, следя одним глазом за дорогой. – Подождите секундочку, это невероятно, я не могу поверить собственным глазам, под номером триста одиннадцать к нам дозванивается ни кто иная, как СуперМакс «Хиппи» Колфилд! Ей предоставляется уникальная возможность выбрать следующий мотель, в котором она со своим верным компаньоном попытается остановиться!

Малышка улыбнулась – не так уж часто это случалось в последнее время. На самом деле, конечно, по радио никакой викторины не было, там наоборот рассказывали об очередных экологических инициативах губернатора Китцхабера – очень вовремя, надо сказать. Какой нормальный человек будет носить такую фамилию?

С другой стороны, «Максин» – тоже странноватое имя.

– Следующий мотель, вывеска на котором будет синего цвета, – решила она, мельком взглянув на меня. Да, да, вот такой я оригинальный и самобытный человек – крашу волосы в синий цвет. Почему? Потому что пошли все в задницу, вот почему. – А зачем ты постоянно называешь меня СуперМакс?

– Я слышала, в Блэквелле тебя так все звали…

– Это же школа, там так принято, – непонятно объяснила она. – Да и слишком уж напоминает Супермена.

– А что плохого в Кларке Кенте? – Не то, чтобы я была фанатом последнего «темного» фильма, но как можно игнорировать супергероев, когда ты сам супергерой?

– Ничего, конечно, – Малышка смешно пожала плечами. – Но Бэтмен лучше.

Она хитро взглянула на меня.

– А знаешь, почему?

– Господи, нет! – я вцепилась в руль. – Не делай этого, только не сейчас, пожалуйста…

– Потому что он – Бэтмен! – хриплым голосом рявкнула Малышка. Я не выдержала и прыснула, машину чуть занесло, и мне пришлось потрудиться, чтобы выправить ее на шоссе.

– Черт, я пыталась спасти планету, – сообщила я в пространство. – Не моя вина, что она слишком сильна.

Сзади коротко вякнула сирена. Я уставилась в зеркало заднего вида.

– Вот гадство! Макс, это полная задница, это полиция штата!

Так и было – грузный синий «додж чарджер» медленно надвигался сзади, загораживая вид и помаргивая маячками на крыше и решетке. Он почему-то напомнил мне паука, неторопливо, но уверенно подбирающегося к беззащитной жертве. А сбежать, конечно, никакой надежды не было – эти ублюдки разгоняются с нуля до шестидесяти миль секунд за пять, а максимальная скорость… ну, словом, вообще без вариантов.

Я умоляюще уставилась на Малышку.

– Макс… перемотать… никак?

Она виновато покачала головой. Дьявол! Я затормозила и прижалась к обочине, двигатель недовольно хрюкнул и замолк. Опустить стекло, руки на руль. В зеркале было видно, как из «доджа» с трудом выбирался патрульный – здоровенный и угрожающий в своей синей униформе, высоких сапогах, на голове шляпа, как у канадских конных полицейских. Неторопливо потопал к нам. Надеюсь, если дела пойдут совсем-совсем на юг, Малышка успеет среагировать.

Коп остановился у окна – уверенный, непоколебимый. Черные очки отражали размытое северное солнце под пеленой облаков.

– Какие-то проблемы, офицер? – я не стала ждать и выдала традиционную фразу, с которой всегда начинается общение с представителями закона. Если ты, конечно, не собираешься закончить общение в местном полицейском участке с ожогом от тазера на каком-нибудь интересном месте.

Патрульный, нахмурившись, изучал меня – ну, понятно, я не совсем, что называется, «тип» законопослушного водителя – разноцветные волосы, татухи, пирсинг и рваные джинсы. Да еще и ржавый разрисованный пикап – простор для воображения, даже такого убогого, как у копа на пустынной трассе. Может, я известный преступник, скрывающийся от правосудия, а? Печально известная Хлоя «Бешеная» Прайс, маньячка и нимфоманка, код шесть-сорок семь****, награда за голову составляет двадцать тысяч долларов!

– У вас… – раскрыл было рот коп. Голос у него был приятный, хотя и немного глуховатый. Такого легко представить каким-нибудь шерифом, медлительным, но неплохим в целом человеком. Вот только шерифы не носятся по трассам в поисках малолетних нарушителей.

– Отвалился глушитель, мы знаем, – опередила его Малышка. Черт! Она все-таки отмотала и узнала причину остановки. – Милях в пяти отсюда, наверное. Как раз добираемся до ближайшей мастерской, чтобы починиться. Извините, офицер.

Коп наклонился, чтобы повнимательнее рассмотреть болтливую пассажирку. Малышка подарила ему смущенную улыбку. Надо было ее за руль посадить, все парни бы таяли еще на подходе.

А у копа все-таки нехороший взгляд, немигающий. Наверное, это из-за очков.

– Можно взглянуть на ваши права, мисс? – это уже мне. А и ладно, права-то у меня есть. Я подготовилась!

Пока коп рассматривал мою прошлогоднюю фотку, я выбрала минутку и подмигнула Малышке. Она улыбнулась в ответ, но как-то вяло. Опять голова, что ли?

– Что ж, в десяти милях впереди будет автомастерская, там вы сможете починить автомобиль, – снизошел до ответа коп, наклоняясь к окну опять и протягивая карточку. – Я собираюсь отпустить вас, ограничившись предупреждением, но в следующий…

Пауза затянулась. Я проследила направление его взгляда и – о, черт!

Малышка без сил привалилась к двери, дрожащие руки были сжаты в кулаки, глаза широко открыты, и в них не было ни капли сознания. И из носа текла уже осточертевшая кровавая струйка.

Коп выпрямился и отошел на несколько шагов. В глуховатом голосе не слышалось вопросительных интонаций.

– Пожалуйста, выйдите из машины, мисс Прайс. И вашей спутнице тоже придется выйти.

– Здесь что-то не так, – чуть слышно прошептала Малышка, медленно и с усилием распрямляясь. Она автоматически вытерла губы, но это не помогло – только некрасиво размазала красное. – Что-то очень сильно не так…

***

Примечание к части

*Удостоверение личности (ID)

**Игра слов: to go south – это одновременно и «двигаться на юг» и «катиться под откос».

***Говард Филипс Лавкрафт – один из «отцов» современной литературы ужасов, автор цикла о Ктулху.

****Полицейский код 647 – «развратное поведение».

Часть 2

Что если бы меня не стало?

Растаяла, испарившись в напоенным влагой утреннем воздухе, пропала, как детский сон, как далекое смутное воспоминание?

Была бы твоя жизнь такой же, или она потеряла бы что-то почти незаметное, но в конечном счете такое важное?

Знаешь ли ты?

Знаешь?

Чертова камера. Стандартные размеры, шесть на восемь футов, мне в таких приходилось бывать еще при жизни в славном – и теперь, к счастью, покойном – городке Аркадия-Бэй. Бетонный пол, стальные толстые прутья вместо стены спереди – обычное дело в захолустном полицейском участке. Но дело не в камере. Малышка была права – что-то было неправильно в самой ситуации.

«Что бы я ни делала, он всегда арестовывает нас», – выпалила она мне горячим шепотом на ухо, когда мы только вышли из машины. Надо было действовать уже тогда, черт, и правда ведь можно было… Броситься в ноги, сбить на землю, отобрать оружие – нас было двое, довольно сильных для своего возраста, могло получиться. С другой стороны, если Малышка не предложила такой вариант и даже не намекнула на него, это могло значить, что ничего хорошего из него никогда не выходило. Коп мог дотянуться до оружия – черт, он скорее всего дотянулся бы – и тогда все быстро превратилось бы из «непонятное дерьмо» в «смертельное дерьмо с пулей в кишках». Не лучший вариант.

Умирать в параллельной реальности, конечно, не так больно, как в жизни, но тоже неприятно.

После нашего выхода из машины, полицейский быстро и грубо, хоть и корректно, прохлопал и обыскал нас. Счастье, что на мне больше не было травы и таблеток – не хватало еще усугубить нашу незавидную ситуацию «незаконным владением». А делать тест на «вождение под воздействием» коп не стал, видимо, мы выглядели достаточно адекватно, даже несмотря на кровотечение у Малышки.

А потом он снял очки, аккуратно положил их в футлярчик, который вытащил из кармана, спрятал футлярчик обратно и ровным голосом сказал:

– Руки за голову, обе. Стать на колени. Вы арестованы.

– Какого черта? Офицер, мы…

– Стать на колени! Руку за голову! – в голосе зазвенел металл, патрульный быстро и привычно расстегнул кобуру. Взгляд у него был спокойный, равнодушный. Стрельнет, не задумываясь – если повезет, сначала в ногу. Но может и не повезти. Из ста пуль, выпускаемых из табельного оружия нью-йоркскими полицейскими, в цель попадают две, попадалась мне когда-то такая статистика. В Орегоне ситуация вряд ли сильно отличается в этом плане.

Я ничего не понимала, но взглянула на Малышку – расширенные, полные ужаса глаза, ни кровинки в лице – и подчинилась. Это только в кино копы трогательно спасают кошечек с деревьев, переводят через дороги благообразных старушек и, не задумываясь, жертвуют собой ради общего блага. В жизни все не так, и термин «полицейский беспредел» выдумали вовсе не в заснеженной России. Но понятнее ситуация от этого все равно не становилась.

Это выглядело, как заранее продуманный план, вот что. Остановить, обыскать, арестовать, доставить в участок… а что потом? На маньяка он не походил, так что насилия, наверное, можно было не опасаться. С другой стороны, ожидание неизвестно чего было ненамного лучше.

– Офицер… – позвала я, добавив в голос просительности. Никакого эффекта, каменные физиономии больших ребят на горе Рашмор и то, наверное, отзывчивее*. А снаружи, кажется, понемногу темнело – в расположенное высоко под потолком зарешеченное окно влетали длинные закатные лучи, и от них вся комната приобретала какой-то красноватый, кровавый оттенок. Это мы здесь, получается, уже несколько часов сидим.

Коп запустил нас в камеру легко, сразу обеих, не отобрав поясные ремни и шнурки. Да что шнурки, он даже сумки нам оставил со всеми телефонами и фотоаппаратом Малышки. Что тоже было, если я верно помню, чудовищным нарушением правил. Вдруг мы дочери президента Соединенных Штатов, и сейчас из-за дальних холмов нам на помощь прискачет механизированная кавалерия? Но копа, по всей видимости, такие мелочи не волновали – сидел себе у себя в офисе и занимался повседневными обязанностями. А может, он точно знал, кто мы такие. Ситуация становилась, как у Алисы, «все страньше и страньше» прямо на глазах.

– Офицер, пожалуйста… – сказала я как могла жалобно. Что хорошо в таких вот маленьких участках – офис и камеры находятся близко. И хотя видеть его я не могла, звуки указывали на то, что коп был рядом. Поскрипывал стул, пощелкивали клавиши на клавиатуре, бормотала что-то неразборчивое полицейская рация. Он был в участке один, это немного сбивало с толку – в тех, где я была раньше, кто-то постоянно входил, точнее, вваливался, иногда таща закованного в наручники подозреваемого, иногда – картонные подносы с пиццей или пончиками и кофе. Это придавало жизни даже такому затхлому месту, как полицейский участок, делало его настоящим, превращало в место, где обитают живые люди.

Сейчас это место выглядело по меньшей мере умирающим.

Да и вообще, разве правила безопасности, какой-нибудь чертов полицейский кодекс, не говорят, что в участке должно быть одновременно не менее двух человек? Ну, на случай, если я сойду с ума и нападу на кого-нибудь, бесшумно подкравшись сзади?

К черту дурацкие мысли. Ни на кого я нападать не собираюсь. Пока – не собираюсь. Вот так.

Малышка коротко взглянула на меня и покачала головой. Кровь на лице уже подсохла, но это не сделало ситуацию лучше – теперь она выглядела, как юная наркоманка, только что познакомившаяся с передозом кокса. Какая-нибудь Линдси Лохан, или кто там сейчас сидит на наркоте.

– Скажите хотя бы, за что мы были задержаны! – повысила я голос. Тут меня осенило. – И вы даже не зачитали нам «Миранду»**!

Что это означало, и какие последствия влекло, я тогда не понимала. Но оно и к лучшему, видимо, потому что коп наконец-то соизволил ответить – из соседней комнаты донесся решительный финальный «клик!», который бывает при нажатии клавиши Enter. И заскрипел пластиком дешевый стул, на котором коп сидел все это время. Через секунду он появился в дверном проеме – грузный, хмурый, весь какой-то поникший.

– Не зачитал, потому что это не официальное задержание, – сообщил он своим глуховатым голосом, останавливаясь футах в пяти от камеры. – Вас ни в чем не обвиняют.

А ведь ему не нравится то, что здесь происходит, поняла я. Это не его инициатива – гоняться за нами на патрульной машине и обманом привезти сюда. Ему приказали… Нет, чушь. Дело не официальное, он только что сказал, значит, никакого приказа. Его попросили, вот в чем дело. Кто-то, кому он не мог отказать. Но зачем? В чем смысл нашего пребывания здесь?

– Если так, то что мы здесь делаем? – Я решила давить на законную часть, если уж она так хорошо подействовала. – Это нарушение наших гражданских прав, лишение свободы. Вам нужно сотрудничество? Немедленно выпустите нас, иначе никакого сотрудничества не будет!

Это последнее было, похоже, зря. Коп вздохнул и покачал головой.

– Не могу, мисс. Все в свое время.

– Эй! Постойте!

Но он уже исчез. Я в ярости саданула кулаками по решетке, отчего она загудела глухим колокольным звоном.

– Хлоя… не надо… – Малышка сидела на краю койки, склонив голову. Я панически изучила пол, но там вроде было чисто – пара бычков не в счет. Но никаких следов крови. – Снова не выходит как следует отмотать.

Да что ж такое-то?

– Но… в одном из «вариантов» он сказал, что все это ненадолго. Нужно будет еще немного подождать.

– И что?

– Не знаю… – она слабо улыбнулась. – В этом месте ты попыталась на него надавить, и он ушел, очень раздраженный своей болтливостью. Поэтому пусть лучше будет пока так, как будет – его мучает совесть за то, что держит взаперти двух беззащитных девчонок. Можем поплакать даже, для большего эффекта. А тем временем подумать, чего это мы тут дожидаемся.

А она очень умная, моя Малышка. И довольно циничная при этом.

– Или кого.

– Или кого, – согласилась она и шмыгнула носом. – Извини, подруга. Опять я втравила тебя в какое-то дерьмо.

Леди и джентльмены, представляю вам Макс Колфилд. Всегда думает о других, даже на краю чертового Апокалипсиса. Ладно, пускай не совсем о других, а обо мне, но это последнее уточнение ничего в данной ситуации не меняет, а даже радует – если вы понимаете, что я имею в виду.

– Думаю, все как раз наоборот, – хмыкнула я. – Ты меня ненадолго из него вытащила. Жаль, конечно, что все так быстро закончилось, но ничего не поделаешь, карма – злая сука. Здравствуй, дом.

Малышка слабо улыбнулась и снова, кажется, впала в прострацию. Но мне этого делать никак нельзя, на мне серьезная задача – думать.

Шевели нейрончиками, дура синеволосая. Тебе это вполне под силу, ведь ты в глубокой завязке, «холодная индейка»*** длиной в полгода, и мозг пока еще верно тебе служит. Используй его, пусть вырабатывает слабый переменный ток, а попутно – способы выкрутиться из всей этой ситуации. Потому что чует мое сердце – раз уж голова отказывается – что времени этого осталось совсем чуть-чуть.

Ситуация как в компьютерном квесте – выбраться из заточения своими силами мы не можем, единственная возможность – общение с полицейским, он все-таки не совсем злодей, так что имеет смысл. Пускай втянется в разговор, пускай видит в нас несчастных маленьких девочек, пускай хоть чуточку размякнет – может, и появится шанс. А пока…

Здравая идея, кстати.

– Поплачь пока, – шепотом посоветовала я Малышке. – Дай ему возможность помучиться.

Она не подвела и через несколько секунд начала всхлипывать так натурально, что у меня екнуло сердце. Подумалось – а вдруг это взаправду? Макс на самом деле отличная актриса, ей бы в независимом кино сниматься, у какого-нибудь Майкла Гринспена****, а не фотки на конкурсы отправлять.

– Господи, как мне страшно… – пронзительным театральным шепотом, от которого по углам пошло эхо, призналась Малышка. Слезы у нее текли самые настоящие. – Хлоя, что нам делать? За что нам это?

Здесь у меня по сценарию должны не выдержать нервы.

– Офицер! – я вложила в этот крик всю свою нерастраченную ярость, все отчаяние, как у загнанной в угол волчицы. – Меня зовут Хлоя Прайс, мне девятнадцать, и я всю свою жизнь прожила в городке Аркадия-Бэй на севере штата. Вы его наверняка знаете, это именно то место, что было разрушено торнадо не далее, как вчера! Мы с подругой, Максин Колфилд, едва сумели бежать и теперь пробираемся к родственникам в Сан-Франциско!

Могут же у меня быть там родственники? Теоретически, могут. А значит, я почти что и не вру.

– Пожалуйста… нам очень страшно… – добавила я с дрожью в голосе, которую к этому моменту даже не было нужды имитировать. – Скажите нам, что происходит, пожалуйста…

Если уж и срывающийся, испуганный голосок одной девушки, прерываемый рыданиями другой, не подействует на этого дядьку, то я совсем не знаю мужчин!

Подействовало. Опять скрипнуло кресло – недобро, обреченно, развалится небось скоро, коп – парень крупный – и в дверном проеме опять появился полицейский. Лицо у него было совсем мрачное.

– Черт, ребята, – он выглядел измученным. – Вы должны знать, что это не моя идея, но тут уж ничего не поделаешь. Нужный человек уже в пути, и все это скоро закончится.

– Что за человек? Это он попросил задержать нас? – Макс внимательно смотрела на него, в глазах появился хищный блеск.

Коп кивнул. Мгновенного преображения Малышки из безутешной жертвы в детектива на допросе он не заметил.

– Этот парень… лучше ему не перечить. Я, по крайней мере, не могу – себе выйдет дороже. Но ничего плохого с вами не случится, гарантирую. Он хотел просто поговорить.

– Если это такой человек, которому не решается перечить полиция, как вы можете гарантировать, что с нами все будет окей? – Малышка сегодня была в ударе. Или просто умело отматывала время, сворачивая на удачные ветки разговора и отсекая неправильные – не знаю.

Коп вздохнул и, кажется, сдулся еще больше. Теперь это был просто грузный, печальный человек, зачем-то нацепивший синюю полицейскую форму.

– Послушайте, ребята… Хлоя… Максин… Я сам не совсем в восторге от всего этого дерьма, честное слово, только опасности для вас никакой нет. Не такой это человек – он не занимается мокрыми делами. – Он немного подумал. – По крайней мене, насколько мне известно.

– Офицер Тумстоун, – сказала Малышка, и коп дернулся – нагрудного значка с именем у него не было, но у Макс были свои способы добычи информации. – В данный момент вы участвуете в противоправной деятельности – похищении и незаконном удержании двух человек. Вы арестовали нас, не предъявив никакого обвинения, не зачитали нам наши права и не предоставили права на телефонный звонок. Более того, вы планируете передать нас в руки третьего лица по предварительному с ним сговору. Это серьезные нарушения, офицер.