Текст книги "Звезда, которая никогда не заходит (СИ)"

Автор книги: Александр Рубер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)

IV. Абсолютное оружие

И пусть не говорят нам, – продолжал старый ученый, – что, дескать, мы достигли уже всего необходимого, отлично приспособились к существующему порядку вещей и нам нечего бросаться, как они говорят, в авантюры. Жизнь только в движении! В непрерывном движении вперед. Мы еще только начинаем жить по-настоящему, и стыдно нам уклоняться от зова жизни.

Г. Б. Адамов. «Изгнание владыки»

Главное здание университетского комплекса, кроме просторных аудиторий и залов, смотровой площадки и небольшой обсерватории на вершине центральной башни, множества научных лабораторий и огромной библиотеки со старинными бумажными книгами, содержало в себе и более таинственные вещи – в нем был подвал.

Термоядерный реактор, построенный сразу после Битвы Битв, в куда как менее спокойные времена, был упрятан в огромный подземный бункер под зданием, и его было намного интереснее рассматривать на подробнейших схемах и фотографиях, чем видеть бетонные стены и трубы, обслуживаемые исключительно роботами.

В то же время Центральный компьютер, расположенный в том же подвале и бывший в своем роде уникальным, стал достопримечательностью университета и одновременно источником студенческих баек – несмотря на то, что его историю мог прочитать в Сети любой желающий. Машина, а точнее, система машин с тройным резервированием, была введена в строй сразу после Битвы. После многократных модернизаций от исходной электронной начинки не осталось ни единой детали, но избыточность позволяла не прекращать работу компьютера во время замены отдельных частей и обновления программ, поэтому он стал одной из старейших непрерывно действующих систем. Впрочем, дальнейшее развитие компьютерной техники в Core явно вело к тому, что машины, работающие без отключений и сбоев десятилетиями, становились обыденностью...

Несмотря на то, что доступ к Центральному компьютеру был возможен с любого терминала, по-настоящему увлеченным хакерам обязательно хотелось увидеть саму машину – и на это были причины. Ее конструкция предполагала жидкостное охлаждение и стойки электронной аппаратуры с прозрачными стенками, наполненные хладагентом и подсвеченные разными цветами, занимавшие целый зал в подвале главного здания, притягивали энтузиастов компьютерной техники как магнит.

По древней традиции, бравшей начало в историях о первых хакерах, в подвал нужно было пробираться обязательно ночью, хотя роботизированным системам безопасности университета, способным воспринимать отнюдь не только видимый свет, темнота ничем не мешала. Двери, ведущие в комнаты с аппаратурой, открывались вводом слов из зашифрованного сообщения, которое нужно было декодировать каждому, кто собирался проникнуть внутрь. Получив исходный текст, Александр заглянул в словарь, удивился прилагательному, столь странному для упоминавшейся в сообщении птицы, и лишь после поиска в Сети выяснил, что фраза, имеющая давнюю историю, уже стала традиционной.

Еще одним примечательным местом главного здания комплекса, непосредственно связанным с Центральным компьютером (хотя об этом знали не все), было Амазонское кафе. Хладагент, циркулировавший в системе охлаждения, через теплообменник нагревал воду, которая подавалась в большой, более чем в сотню кубометров воды, аквариум, вдоль одной из прозрачных боковин которого и было устроено кафе. Флора и фауна внутри воспроизводили уголок одной из рек бассейна Амазонки, а интерьер кафе был украшен растениями тропического леса, так что сидящие за столиками пили кофе и беседовали посреди цветущих орхидей, пестрых диффенбахий и раскидистых, с темно-зелеными резными листьями, монстер, в то время как за стеклом среди пышных зарослей водяных растений неторопливо проплывали полосатые скалярии и сверкали, словно красные и голубые искорки, неоны и тетры.

После обеда за одним из столиков побольше собрались четверо студентов. За окнами моросил кажущийся нескончаемым мелкий осенний дождь, но в кафе было тепло и не слишком влажно – микроклимат помещения все-таки сделали, скорее, комфортным для людей, чем имитирующим дождевой тропический лес.

Сначала Александр, который на протяжении всего дня выглядел слегка не выспавшимся, рассказывал Роберту, Алисе и Ирине о проникновении в пресловутый машинный зал. Кроме стоек с аппаратурой, заполненных жидкостью, и сверкающих сотнями огней, удачливого «лазутчика» ожидал подключенный напрямую к машине терминал, выводивший на экран избранные цитаты из «Истории хакеров» и позволявший вести диалог с искусственным интеллектом машины, достаточно совершенным, чтобы поддерживать беседу на естественном языке. В конце рассказа Александр настоятельно порекомендовал остальным повторить его вылазку.

– Интересная история, – откликнулась Алиса, – я иногда отправлялась погулять по казавшимися бесконечными коридорам компьютерного центра, скрытого под многометровым слоем марсианской поверхности, там, в Кидонии.

– Ты была в Склепах памяти?! – почти одновременно воскликнули Александр и Ирина, явно немало удивившись.

– Я думал, туда пускают только техников, имеющих специальные разрешения, – сказал Александр.

– Доступ ограничен только в зоны обслуживания и в некоторые области центрального сектора. Я была в тех частях, куда может пройти любой житель Марса – просто туда приходят ... нечасто, – ответила Алиса и на несколько мгновений погрузилась в воспоминания.

...

Вопреки своему названию, коридоры наружных секторов Склепов памяти были светлыми. Освещение здесь не выключалось никогда, стены и пол, облицованные гладкими, светло-серыми с красноватым оттенком плитами, отнюдь не выглядели мрачно, а большинство стоек с оборудованием были закрыты матовыми белыми панелями, излучавшими мягкий, изредка мерцающий свет. Несмотря на то, что структура комплекса для непосвященного походила на лабиринт, Алиса не боялась заблудиться – на стенах периодически встречались указатели и схемы, а главное, она всегда, в любом уголке, могла спросить дорогу...

– Добрый день, Алиса! – произнес спокойный, доброжелательный голос, идущий, казалось, сразу с нескольких сторон – или из ниоткуда.

– Добрый день, Черное безмолвие! – с улыбкой ответила Алиса.

Когда-то это было кодовое название проекта по созданию искусственного интеллекта, использовавшееся лишь несколькими посвященными разработчиками – они заранее предполагали, с кем будет и с кем не будет говорить их творение, но родившийся разум сделал его своим именем. Здесь, на Марсе, разумеется, присутствовала лишь часть искусственного интеллекта – он был создан на Земле и сразу же после ввода в строй был многократно дублирован, а затем распределен по нескольким центрам на Земле, Луне и Марсе. Многие из заказчиков его создания перед Битвой Битв отдали бы большую часть своих несметных богатств, чтобы Черное безмолвие замолк навсегда – конечно, если бы они знали о том, что он не перестал существовать после отключения питания...

– У тебя скоро день рождения. Приходи после занятий в центральный сектор, в Красный зал – для тебя приготовлен подарок.

– Я обязательно приду. Сейчас я тоже хочу пойти в центральный сектор.

– Ты идешь к Хранилищу? – спросил Черное безмолвие и, судя по голосу, он уже знал, каким будет ответ.

– Да.

Длинные коридоры Склепов памяти были пусты и в тишине были слышны лишь шаги Алисы, направляющейся к центру этого колоссального подземного сооружения.

...

Вскоре к четверым присоединилась студентка третьего курса по имени Мотоко, также знакомая остальным по виртуальному клубу, и специализирующаяся в области астробиологии. Увы, экспедиции и роботы-зонды, побывавшие почти во всех уголках Солнечной системы, так и не обнаружили никаких следов живого, так что основной деятельностью будущих специалистов по внеземным формам жизни была разработка этих самых форм (на основе существующих земных, разумеется) для заселения и преобразования стремительно меняющегося Марса. Впрочем, разговор сейчас шел не столько о гипотетических жителях других миров, сколько о происхождении единственного известного науке вида разумных существ.

– Насколько я помню, одно из важнейших отличий человеческого разума – это большой, по сравнению с остальными приматами, объем так называемой кратковременной рабочей памяти, что позволяет одновременно держать в уме несколько концепций, – сказала Алиса, – а без этого невозможны ни сложная орудийная деятельность, ни язык с предложениями из более чем двух-трех слов.

– Рекурсивное мышление, – добавил Александр.

– Да, – подтвердила Мотоко, – обычно говорят об объеме кратковременной рабочей памяти, равном семи. Для изготовления орудий труда это очень важно – можно одновременно манипулировать несколькими предметами. Наши ближайшие существующие сейчас родственники, шимпанзе, могут одновременно использовать два предмета, редко – три, и никогда – четыре. И здесь между этими, казалось бы близкими, числами – гигантская пропасть, хотя до Битвы Битв некоторые на основании таких вот характеристик утверждали, что отличие человека от других животных – чисто количественное.

– Чисто количественное? – удивленно повторила Алиса, – надо думать, что о переходе количественных изменений в качественные эти деятели никогда не слышали, а ведь человеческий разум – прекрасный пример. Ведь здесь разница между тремя и семью – это разница между колкой орехов как высшим интеллектуальным достижением и освоением Солнечной системы – и это только начало.

– А появление такого разума – это закономерный результат эволюции? – спросил Роберт.

– Скорее всего, это так, но полной уверенности нет. То, что эволюция всего живого, при ее рассмотрении в большом масштабе, идет от простого к сложному, несомненно, как и то, что человеческий мозг и разум – по многим критериям самая сложная система, получившаяся в результате такого развития. Но других примеров разума, самопроизвольно возникшего в результате эволюционного процесса, у нас нет, так что нельзя наверняка сказать, что результат должен быть таким.

– От простого к сложному идет эволюция не только живого, но всего, так что появление какой-то формы разума, наверное, все-таки неизбежно, – заметила Алиса.

– Очень может быть. Рано или поздно эволюция создаст живую систему такой сложности, что появление в ней интеллекта становится неотвратимым. Разум стал вершиной эволюционного дерева, последним и окончательным творением эволюции, в конечном итоге заменившим ее саму.

– Абсолютное оружие, – прокомментировала Алиса.

– Именно.

– То есть биологическая эволюция человека прекратилась? – решил уточнить Роберт.

– Эволюцию путем естественного отбора действительно можно считать закончившейся. Конечно, человек продолжает меняться, но теперь это разумное изменение. То, что именуется эндогенной эволюцией сменилось развитием технологий, – ответила Мотоко.

– Насколько я понимаю, переход от эндогенной эволюции к экзогенной – непрерывный процесс, так что нельзя указать конкретный момент времени этого перехода? Он явно начался тогда, когда было сделано первое орудие труда – но после этого эволюция человека продолжалась еще больше двух миллионов лет, – заметил Александр.

– Да, процесс, разумеется, постепенный, и можно примерно указать лишь позднюю границу, время окончательного перехода. Разум позволил нашим предкам изготавливать орудия и намного более успешно добывать себе пищу и обороняться от хищников. Но здесь, судя по всему, имеется противоречие. Для того, чтобы изготовить, например, копье, нужна смекалка, но для того, чтобы его эффективно использовать, ума мало – нужны сила и ловкость. Но чем сложнее и совершеннее орудия, тем меньше эффективность их применения зависит от физических качеств.

– И рано или поздно наступает время, когда мускулы уже ничего не значат, подключился к беседе Роберт.

– Именно, – ответила Мотоко, – поэтому границей можно считать момент, когда сочетание доступных индивидууму технологий и знаний становится единственным фактором, определяющим его приспособленность. Но это требует не просто развитой медицины, но генной инженерии и кибернетизации.

– А общедоступными эти возможности стали только после Битвы Битв, – заметила Алиса.

– Да, это и есть окончательный переход, – подтвердила Мотоко.

– Причем он произошел только после ликвидации капитализма, которая стала возможной лишь на определенном уровне прогресса, – добавила Алиса, – и очень важно то, что эксплуатируемый класс достиг такого уровня знания технологий, при котором он понимал их работу намного лучше, чем его угнетатели.

– Верно, в течение первой половины эпохи капитализма и во всех предыдущих формациях эксплуатируемые классы были необразованны, а их труд требовал мало знаний и умственных усилий.

– Но потом трудящиеся стали создавать машины – а потом и программы для них – принципы работы которых эксплуататоры просто не понимали, – продолжила Алиса.

– А программное обеспечение – это не только развлечения старой Сети, это автоматизированные производства и связь, – заметил Александр.

– Все автоматы, вся робототехника, в том числе и военного назначения, – добавила Ирина.

– Да, владеющий технологиями владеет миром, – сказала Алиса, – разумеется, владеющий в смысле наличия требуемых знаний, а не в смысле эфемерной «собственности», – последнее слово Алиса произнесла с явной неприязнью.

– Получается, те, кто предпочитают пользоваться мозгами, а не мускулами, в конце концов побеждают, – размышлял вслух Роберт.

– Конечно, мы победили, иначе и быть не могло, – ответила Алиса. – И к тому же, в процессе мы создали Цивилизацию.

Разговор этот возник под впечатлением вчерашней лекции о закономерностях технического прогресса – первой в курсе истории науки и технологии, читавшемся все тем же профессором, носившим титул Core «Архитектор прорыва» – части которой студенты сейчас и вспоминали.

– История развития науки и технологий, понимаемых в широком смысле, важна и интересна не только сама по себе, – начал лекцию профессор, – она важна для материалистического понимания истории вообще. С одной стороны, огромное значение для производства имеет уровень развития как самой техники и технологии, так и знаний и умений людей, управляющих этой техникой и делающих новые открытия и изобретения – то есть производительных сил общества. В то же время производительные силы неразрывно связаны со второй стороной производства – складывающимися в этом процессе отношениями между людьми – производственными отношениями, ведь производить материальные блага в одиночку человек не может, как не могли и его далекие предки, которые стали общественными существами за миллионы лет до появления Homo sapiens.

Согласно хорошо известному закону обязательного соответствия между производственными отношениями и характером и уровнем развития производительных сил, сформулированному еще Карлом Марксом, развитие технологий ведет к смене ступеней развития производительных сил и обусловленных ими производственных отношений – способов производства – и, в свою очередь – стадий развития общества в целом – общественно-экономических формаций.

– То есть общество, вообще не развивающее технологии, и даже не начинавшее этого делать, обречено оставаться первобытным? – спросил Роберт.

– Это вопрос, который задавали многие студенты до вас – и не только студенты, но и члены Комитета по контактам – сказал профессор.

– Может ли в принципе существовать нетехнологическая цивилизация? – продолжал он, – примеров подобного рода обществ нам не известно, более того, никто так и не смог предложить работоспособной модели развития цивилизации, не опирающейся на технологии.

– Технический прогресс, в широком смысле, начался раньше, чем появился современный человек, – заметила Алиса.

– Совершенно верно. Первые простейшие каменные орудия, так называемой олдувайской техники, начали создавать представители вида Homo habilis, человек умелый. И есть основания полагать, что быстрое, по эволюционным меркам, увеличение объема мозга непосредственно связано с началом изготовления каменных орудий. Фраза «труд создал самого человека», написанная Фридрихом Энгельсом еще в семидесятых годах XIX века, имеет под собой научное обоснование. Это, вероятно, не единственная причина быстрого развития интеллекта, но одна из главных.

– Или можно сказать, что человек, создавая первые на Земле технологии, формировал сам себя, пусть и неосознанно, – продолжила рассуждать Алиса.

– Можно. Труд начинается с создания орудий труда, поэтому разум и техника действительно развивались в единстве, как две стороны одного процесса, между которыми, похоже, существовала положительная обратная связь – прогресс в одном подталкивал прогресс в другом. Поэтому в дальнейшем мы будем рассуждать в рамках теории, предполагающей, что технический прогресс является неизбежным и необратимым следствием появления разума и, одновременно, одной из его причин.

Рассмотрение истории человечества с акцентом на общественные процессы – тема другого курса, а мы будем в первую очередь говорить о всем том, с чего всегда начинается изменение и развитие производства – об изобретениях и открытиях, о науке и технологиях. И вначале мы поговорим об особенностях прогресса вообще, в том числе и технического. Одной такой чрезвычайно интересной чертой развития технологий является закон ускорения технического прогресса, – продолжил профессор.

На экране перед студентами возник график, состоящий из множества точек, образующих зависимость, близкую к линейной, и идущую из левого верхнего угла в правый нижний.

– Перед вами график, представляющий зависимость промежутков времени между важнейшими вехами эволюции человека, наиболее значимыми научными открытиями и изобретениями, сделанными до Битвы Битв – за исключением, пожалуй, одного – от времени. Обратите внимание на то, что обе оси времени – логарифмические, то есть скорость прогресса – частота совершения революционных научных открытий – на первый взгляд – экспоненциально росла по мере приближения к современности. Сейчас она ведет себя не так, и определить точные параметры современной тенденции достаточно сложно, поскольку время, прошедшее с начала Эры Core, слишком мало.

– То есть она изменилась, причем во время, примерно совпадающее с Битвой Битв? – спросил Роберт.

– Она должна была измениться, поскольку общая зависимость не может быть экспоненциальной, и она уж точно не могла бы продолжить представленный график – его некуда продолжать.

Посмотрите внимательно – если продолжить прямую, она пересечет ось абсцисс еще до начала Эры Core. С математической точки зрения это значит, что время от предыдущего до следующего открытия в месте пересечения равно нулю, а скорость технологического прогресса, соответственно, бесконечности. Это – так называемая технологическая сингулярность.

– Раз этот момент находится в прошлом, значит, сингулярность уже наступила? – с некоторым удивлением задал еще один вопрос Роберт.

– В определенном смысле – да. Не в математическом, конечно – скорость появления новых открытий не могла стать и не стала бесконечно большой. Просто данный график иллюстрирует лишь часть закона. Ускорение прекратилось некоторое время назад и скорость, по-видимому, стала постоянной, хотя и очень высокой. Существует теория, что на самом деле скорость прогресса – возможно, любого прогресса – изменяется не экспоненциально, а согласно S-образной, сигмоидной функции. В таком случае мы живем во время, когда эта скорость максимальна.

И сейчас самое время снова вспомнить о законе соответствия между производственными отношениями и уровнем развития производительных сил. Так называемая «сингулярность» – это область своеобразного «фазового перехода» в развитии человечества, когда гибнет последняя антагонистическая общественная формация. По словам Карла Маркса, «...буржуазной общественной формацией завершается предыстория человеческого общества». В этом смысле сингулярность действительно реализовалась, радикально изменив дальнейший ход истории. Core является одновременно и механизмом, осуществившим прорыв в новую эру, и результатом этого перелома.

То, что подобный переход должен был сопровождаться сменой общественной формации, было вполне ожидаемо. Капиталистический способ производства и вообще товарно-денежные отношения оказались полностью устаревшими, потому что производство стало постдефицитным – уровень развития производительных сил вырос настолько, что они могут обеспечить потребности всего населения земного шара, затрачивая очень небольшое количество труда – но, разумеется, только если результаты этого труда не будут присваиваться эксплуататорами.

Заметьте, я говорю об области перехода. Условия для возникновения сингулярности, для ее актуализации были созданы задолго до появления Core, а если смотреть шире – заложены всей историей человечества. Вопрос был не в том, случится ли сингулярность – она была неизбежна – а в том, сколько времени человечество будет находиться в области перехода.

В конце XX и начале XXI века технический прогресс замедлился, в первую очередь из-за Падения. Капиталисты облегченно вздохнули – угроза, исходившая от стран с более прогрессивной формацией, исчезла – по крайней мере, на время, и они старались продлить эту эпоху регресса и реакции как можно дольше. В попытках остановить наступление неотвратимого сокращались расходы на научные исследования, сознательно понижался уровень образования граждан, поощрялось распространение различных антинаучных мировоззрений, пришедших из глубин прошлых эпох. Но прогресс невозможно полностью отменить или повернуть вспять, его можно лишь сделать менее быстрым или временно отбросить назад. Сингулярность в конце концов все равно наступила бы, эпоха регресса могла тянуться многие десятилетия, но не века. Прорыв должен был наступить, и Core стало этим прорывом.

– На графике даны не только открытия и изобретения, но и этапы эволюции. Она тоже подчиняется закону ускорения изменений? – раздался вопрос Ирины.

– Насколько нам известно – да, и не только эволюция человека, – подтвердил профессор. – Взгляните на расширенный вариант графика.

Теперь горизонтальная ось времени начиналась не несколько миллионов лет назад, а почти четыре миллиарда – с момента, когда на Земле возникла жизнь – но общий вид графика остался прежним.

Со времени появления первых живых клеток до возникновения эукариотической клетки – такие клетки являются основой практически всех многоклеточных организмов – прошло больше полутора миллиардов лет, и почти столько же времени потребовалось для появления множества многоклеточных организмов в Эдиакарском периоде. Но вскоре, 541 миллион лет назад, происходит «кембрийский взрыв» – быстрое, по геологическим меркам, появление большинства сложных форм жизни, и промежутки между важнейшими этапами становятся все короче. 400 миллионов лет назад появляются первые четвероногие, 231 миллион лет назад начинается эра динозавров, 66 миллионов лет назад происходит их массовое вымирание и их место занимают млекопитающие. Скорость важнейших изменений растет в геометрической прогрессии, менее чем два с половиной миллиона лет назад появляется первый представитель рода Homo – Homo habilis. Человек разумный существует на Земле двести тысяч лет, и за это время он прошел путь от изготовления простых каменных орудий до использования энергии атома.

– И это еще не все. Вот самый общий вариант, – продолжил профессор.

Теперь шкала времени начиналась не четыре, а 13,8 миллиарда лет назад, с самого момента возникновения Вселенной. И вновь точки на графике хорошо укладывались на прямую в логарифмических координатах.

– Можно предположить, что закон ускорения изменений справедлив не только для технического прогресса, и не только для эволюции всего живого, но для развития Вселенной в целом. Но пока мы ограничимся рассмотрением именно развития технологий.

После короткого, но довольно бурного, обсуждения Роберт задал вопрос.

– Но ведь технический прогресс приостанавливался, а иногда страны даже теряли уже имеющиеся знания! – несколько удивленно заметил он. – Почему это не повлияло на экспоненциальный рост?

– Да, случаи приостановки технического прогресса или даже поворота его вспять известны. На первый взгляд, это противоречит закону ускорения, но это не так. Во-первых, на всех графиках точки лежат не строго на кривых, везде есть случайный шум. Это естественно и ожидаемо, ведь все процессы развития сложных систем могут быть описаны лишь статистически.

Даже если отдельная страна теряет какую-то технологию, почти всегда эти знания не пропадают полностью, а их диффузия в соседние страны практически неизбежна. Человечество всегда состояло из сравнительно большого количества обществ с независимыми системами управления и то, что бросали одни, продолжали другие. Более того, конкуренция между государствами вынуждала развивать технологии, в особенности военные – те, кто слишком сильно отставал, рисковали быть завоеванными.

И, разумеется, мало что может сравниться со скачком, вызываемым переходом к новой обществено-экономической формации. О промышленной революции и становлении капитализма мы еще поговорим – тогда были созданы многие важнейшие технологии – а вот другой рывок вперед, рывок Первой попытки, непревзойденный в эпоху до Битвы Битв, стоит упомянуть сейчас, пусть и кратко.

7 ноября 1917 года свершилась Великая Октябрьская социалистическая революция – первая революция, давшая начало новому обществу. После Первой мировой войны, интервенции и Гражданской войны нужно было восстанавливать, а зачастую и создавать с нуля целые отрасли промышленности, строить новое, механизированное сельское хозяйство, обучить миллионы граждан страны, в которой до революции по меньшей мере около двух третей населения были неграмотны – и все это было сделано меньше чем за два десятилетия! Простое перечисление того, что было сделано, поражает воображение – на пустом месте были созданы станкостроение, авиационная и автомобильная промышленность, производство приборов. За годы одной только первой пятилетки было построено более полутора тысяч крупных промышленный предприятий. Такова была сила нового строя, общегосударственной собственности и плановой экономики, затмившая все ранее достигнутое человечеством.

Только благодаря такому рывку Советский Союз сумел победить в войне, развязанной в первую очередь для его уничтожения. Цена этой победы была огромной, но страна смогла восстановиться, причем без какой-либо внешней помощи, и стать второй сверхдержавой планеты – и тоже лишь опираясь на фундамент, заложенный раньше. После были первая ядерная электростанция, первый искусственный спутник Земли, первый человек в космосе – все это благодаря достижениям советской науки и техники, меньше чем за 20 лет после страшной войны

– Были и предпосылки Падения, – добавила Алиса.

– Да, предвестники Падения, ошибки, ложь и предательства, – подтвердил профессор.

Часто говорят, что сделанное в СССР смогли превзойти только в Core. Я был одним из организаторов реконструкции после Битвы Битв – пусть мой почетный титул не вводит вас в заблуждение – это не под силу одному человеку, и я много лет изучал опыт Первой попытки. То, что мы превзошли наших предшественников, одновременно и верно, и неверно. Разумеется, мы добились намного более быстрого роста, но наш начальный уровень был несравнимо выше. Революция в 1917 году была ранней, относительно уровня развития технологий в России – ведь индустриализацию пришлось осуществлять уже при социализме – хотя это ни в коем случае не означает, что она была преждевременной или что ее не нужно было совершать. В том же смысле Битва Битв была чрезвычайно поздней – капитализм окончательно стал обузой для производительных сил еще в первой половине XX века, и высокий уровень их развития облегчил нашу задачу. Наши предшественники в Советском Союзе начинали почти с нуля, и им было намного тяжелее, чем нам. После Битвы Битв было немало сложностей – и тогда мы вспоминали 20– и 30-е годы XX века, поражались сделанному и говорили себе – нам намного легче... В этом смысле то, что совершили они, осталось и, вероятно, навеки останется непревзойденным.

История Первой попытки увлекательна и поучительна для всех нас, пусть мы и добились большего. Но пока мы возвращаемся к развитию технологий.

– У меня есть вопрос, связанный с графиком, – сказала Ирина, – означает ли он, что похожий путь развития должен быть характерен и для других, внеземных цивилизаций? Ведь начальная часть графика общая для всей Галактики и даже Вселенной.

– Исходя только из закона ускорения прогресса, это должно быть так, но, к сожалению, у нас до сих пор недостаточно данных для ответа – лишь догадки. Мы можем лишь строить предположения, существуют ли в нашей Галактике другие цивилизации и какого уровня развития они достигли, но того, что мы знаем, не хватает даже для грубых количественных оценок. Думаю, многие из вас знакомы с уравнением Дрейка – формулой, с помощью которой можно попытаться оценить число цивилизаций в нашей Галактике, с которыми у нас есть шанс вступить в контакт – предложенным Франком Дрейком в 1962 году.

На экране возникла формула из семи перемножаемых параметров с описанием входящих в нее величин.

– Нам известна скорость образования звезд, мы можем неплохо оценить долю звезд, обладающих планетами, чуть хуже – среднее количество планет, находящихся в обитаемой зоне – области, где условия пригодны для возникновения жизни, похожей на земную. В то же время мы слабо представляем, насколько высока вероятность возникновения жизни на таких планетах и, в особенности, каковы шансы на появление разумной жизни в результате эволюции.

Жизнь на Земле после образования планеты возникла относительно быстро – не позже чем через миллиард лет, поэтому предполагается, что в подходящих условиях вероятность появления жизни довольно высока. Но насколько вероятно появление сложной жизни? Настоящие многоклеточные существа формируются только из эукариотических клеткок – клеток с ядром, а их появление может быть очень маловероятным событием. В формуле Дрейка есть только вероятность появления разумной жизни, и она может быть очень мала.

Мы знаем лишь одну планету, на которой возникла жизнь и появился разум, так что статистика отсутствует, а умозаключения на основе единственного случая очень ненадежны.

– А последние два множителя? – спросил Роберт.

– О них мы тоже можем судить лишь по самим себе. Доля цивилизаций, имеющих возможность и желание установить контакт с другими, может быть достаточно высокой. Продолжительность жизни цивилизации, в течение которой она пытается установить контакт, также может быть очень большой.