Текст книги "Оккультисты Лубянки"

Автор книги: Александр Андреев

Соавторы: Василий Бережков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 32 страниц)

Хаян Хирве Барченко также отправил письмо для передачи Нага Навену, который в то время находился во Внутренней Монголии. (Складывается впечатление, что Нага Навен был связан с другим тибетским оппозиционером – панчен-ламой, который в декабре 1923 г. бежал с группой своих сторонников в Китай по причине недовольства прозападными реформами далай-ламы. Вскоре после того, как панчен-лама в начале 1927 г. перебрался из Пекина в Мукден, поползли слухи о его скором возвращении в Тибет, что, по мнению лам, указывало на приближение сроков священной шамбалинской войны. Барченко, разумеется, хорошо знал о древнем буддийском пророчестве, и его письмо к Цыбикову проникнуто острым предчувствием грядущего мирового катаклизма – великого «столкновения Востока и Запада». Но такими же ожиданиями жили и Рерихи, прибывшие в Ургу осенью 1926 г. для снаряжения тибетской экспедиции-посольства, целью которого, по первоначальным планам Н.К, было возвращение в Тибет панчен-ламы.)

После отъезда из Крыма Барченко продолжил работу по организации съезда адептов Древней науки. Во время вторичного посещения Костромы в 1927 г. он встретился с сыном шейха ордена Саадия. Встреча произошла на квартире Ю.В. Шишелова. (Последний после обучения в ЛИЖВЯ перебрался в Кострому, где устроился на работу в милицию.) Здесь же, в Костроме, ожидая прибытия из-за границы некоего «представителя ордена Шамбала», [322]322
  Архив УФСБ по СПб. и Ленобласти. Протокол допроса Г.И. Бокия. Л. 66.


[Закрыть]Барченко неожиданно был арестован ОПТУ, но его вскоре освободили после вмешательства Бокия.

В том же 1927 г. в Костроме Барченко встречался и с главой хасидов, 6-м Любавичским ребе Иосифом-Ицхаком Шнеерсоном. В своих мемуарах Шнеерсон рассказывал о своем знакомстве с Барченко следующее. Впервые «профессор Барченко» пришел к нему на квартиру в Петрограде осенью 1925 г. и обратился с неожиданной просьбой – открыть ему «тайну Маген-Давида», поскольку верит в его сверхъестественную силу («… разгадавший эту тайну способен выстроить и разрушить бесконечное количество миров…»). Шнеерсон попытался разуверить Барченко, терпеливо объяснив ему, что он находится в плену иллюзий, ибо хасидизму ничего не известно о каких-либо тайнах и магической силе Маген Давида. «В тот вечер, как мне показалось, пишет Шнеерсон, профессор Барченко прислушался к моим объяснениям. Однако в дальнейшем он снова вернулся к этой навязчивой идее и продолжал засыпать меня письмами с прежней нелепой просьбой, на которые я вынужденно, из обычной человеческой вежливости, время от времени отвечал…». Эти письма были конфискованы сотрудниками ОГПУ во время ареста Шнеерсона 14 июня 1927 г. и фигурировали в ходе следствия по его делу. [323]323
  Более подробно о контактах Барченко со Шнеерсоном и его преемником Менахем-Мендлом см.: Е. Мороз. Оккультист из ОГПУ и Любавичский Ребе // Nota Bene. Литературно-публицистический журнал (Иерусалим), 2004, № 2. С. 222–237.


[Закрыть]После суда Шнеерсон был отправлен в трехлетнюю ссылку в Кострому и именно там, по всей видимости, и состоялась его новая встреча с Барченко. В том же году позднее Шнеерсона неожиданно освободили из ссылки и вернули в Ленинград, а затем ему было позволено выехать из СССР в Латвию (Ригу). По сообщению А.А. Кондиайна, освобождению хасидского лидера способствовал все тот же Бокий. Из Риги Шнеерсон перебрался в Варшаву, где вступил в переписку с К.Ф. Шварцем, вероятно, по просьбе Барченко. [324]324
  Протокол допроса А.А. Кондиайна. Л. 42. («При помощи Бокия Шнеерсон был был освобощен из ссылки и выслан из СССР. Когда Шнеерсон проживал в Варшаве, Шварц продолжал поддерживать с ним связь».)


[Закрыть]

Цель обращения Барченко к Г.Ц. Цыбикову состояла прежде всего в том, чтобы привлечь известного тибетолога, а вместе с ним и некоторых высокоученых бурятских лам, к участию в намеченном съезде. Более конкретно А.В. Барченко предлагал бурятскому ученому выступить в роли переводчика и эксперта-консультанта по вопросу о «бытовых формах ламаизма». В то же время он просил его прочитать курс тибетского письменного и разговорного языка московской группе изучающих Древнюю науку. Предлинное послание Барченко (составляющее в перепечатке более 30 страниц!), как кажется, чрезвычайно удивило Цыбикова. А потому ответил он не сразу, а почти полгода спустя, после долгих размышлений и, возможно, наведения справок о незнакомом ему столичном ученом. Посетив в апреле 1927 г. с научной командировкой Монголию (Улан-Батор), Цыбиков неожиданно обнаружил там истоки новой идеологии – книги Ц. Жамцарано и Н.К и Е.И. Рерихов. Вот как он рассказывает об этом в путевом дневнике:

«После переезда на новую квартиру<…> получил обратно заграничный паспорт, отобранный на аэродроме. Потом побродил по магазинам и лавкам, вернулся пешком в учкомовскую квартиру свою. Читать пока нечего. У Жамцарано прочитал «Основы буддизма». Написана в апологетическом тоне, сопоставляет учение Будды с новым мировоззрением. Художники. Рерих напечатан и выпустил здесь несколько книжек в этом духе. Сопоставляя такое новое течение с содержанием письма Борченко(орфография публикаторов дневника. – А.А.), приходится заметить, что, должно быть, появляется новое веяние – основать социализм на принципах древнего буддизма. Какое это течение, пока судить не берусь. Разбор дам по возвращении к письму Борченко, которое оставил в Верхнеудинске». [325]325
  Цыбиков Г.Ц. Дневник поездки в Ургу в 1927 г. Избранные труды в 2 т. Новосибирск, 1981. Т. 2. С. 126–127.


[Закрыть]

Ответное письмо Цыбикова Барченко не сохранилось. Мы знаем только, что оно было датировано 22 ноября 1927 г. О его содержании можно судить лишь по некоторым репликам из второго письма Барченко бурятскому ученому (начато 27 декабря 1927 г. и закончено 24 марта 1928 г.), которые позволяют говорить о том, что Цыбиков отнесся к сделанным ему предложениям с изрядной долей скепсиса. В этом новом послании А.В. Барченко решительно отвергал брошенные ему академиками-ориенталистами вкупе с «лицом из высшего ламайского духовенства» (то есть Доржиевым) обвинения и вновь аргументированно доказывал своему корреспонденту необходимость «посвятить идейных руководителей России в подлинную сущность того научного богатства, коим скрыто владеет Восток». При этом он подчеркивал близость основных положений системы Дюнхор и материалистического учения большевиков.

«Учителя марксизма» – Маркс, Энгельс и Ленин, утверждал он, не ведая о тысячелетней исторической ошибке западной науки, интуитивно осознали «основы универсальной синтетической истины», в свое время ставшей достоянием древнейшей культуры Востока. «Эта истина осознана ими вплоть до общей формулировки основного космического процесса, лежащего в основе центральной тайны Дюнхор». [326]326
  НАРБ. Письмо A.B. Барченко Г.Ц. Цыбикову от 12 декабря 1927 г. – 24 марта 1928 г. Л. 38. От этого письма сохранился лишь большой начальный фрагмент.


[Закрыть]Для подкрепления такого вывода Барченко послал Цыбикову вместе с письмом один из философских трудов Ф. Энгельса, в котором отчеркнул карандашом обнаруженные им аналогии с тантрийским учением. (Возможно, это был «Анти-Дюринг», поскольку именно на него А.В. неоднократно ссылался в первом письме.)

Но более всего привлекала Барченко в марксистском учении его социальная программа – ликвидация имущественных («экономических») классов и их замена классами на профессиональной основе (т. е. профессиональными социальными группами), а также борьба с накопительством. Проведение в жизнь этой программы, по мнению А.В. Барченко, должно было привести к существенному оздоровлению государства и общества. Помочь большевикам в этом могли бы «владеющие тайной Дюнхор», поскольку они имеют «многотысячелетний опыт воспитания естественных профессиональных классов».

«Марксизм… стремится в форме профессионального отбора построить человечество так, чтобы воспитались классы не экономические, т. е. имущественные, основанные на различном количестве собственности, но классы профессиональные, т. е. образовавшиеся путем воспитания естественных трудовых способностей и навыков человека.

Всякий, посвященный в тайну Дюнхор, должен по совести признать, что только такие классы могут обеспечить действительную взаимную помощь друг другу, что только такие классы могут сделаться со временем настоящими органами – здоровыми живыми частями тела государства и человечества. И только такое разделение общества способно превратить человечество нашей планеты в живущее здоровой жизнью отражение Будды, в котором все части тела взаимно обслуживают и укрепляют друг друга, а не борются друг с другом, как теперь, на гибель всего тела». [327]327
  НАРБ. Там же. Письмо A.B. Барченко Г.Ц. Цыбикову от 24 марта 1927 г. Л. 9-10.


[Закрыть]

Эти мысли Барченко – кажущиеся особенно злободневными в сегодняшней капиталистической России – были во многом созвучны идеям Н.К. Рериха, изложенным в программной книге «Община», изданной в 1927 г. в Улан-Баторе одновременно с «Основами буддизма». (Авторами этой последней книги также являлись Н.К. и Е.И. Рерихи, а не Жамцарано, как считал Цыбиков.) «Община» содержала своего рода заповеди будущего будцо-коммунистического общества, как его понимали Рерихи и руководившие ими «махатмы». Правда, чтобы построить такое общество, следовало сперва очистить буддизм от искажений и наслоений более позднего времени, возродить его первоначальный «общинный» дух – то, что в 1920-е годы пытался сделать Агван Доржиев посредством обновленческого движения в ламаистской церкви. «Не забудем, Что учение Будды должно быть очищено, – поучали читателей «Общины» Рерихи. – Будда – человек, носитель новой жизни, презревший собственность, оценивший труд и восставший против внешних отличий, утвердивший первую общину мира, завещавший век Майтрейи». [328]328
  Цит. по изд.: Община. Таллинн, 1991. С. 25.


[Закрыть]

Интересно, что, находясь в Улан-Баторе, Н.В. Королев приобрел «Общину» Рерихов для Барченко. Правда, он не рискнул послать книгу в Москву по обычной почте, а предпочел более надежный канал для отправки – через диппочту, на адрес Г.И. Бокия. [329]329
  Шишкин О. Битва за Гималаи (2-е изд.). С. 299.


[Закрыть]

Эпилог
Шамбала перед судом ЧК

Конец 1920-х для Барченко был временем крушения многих надежд и планов. Рухнула идея созыва съезда «посвященных в Дюнхор», прекратились занятия с «партоккульткружком» Бокия и разъезды по стране с целью координации работы различных ветвей хранителей Древней науки. Последняя поездка ученого вместе с женой в Уфу, по-видимому, для встречи с представителями какого-то мусульманского ордена, состоялась летом 1930 г. Единственная радость – дети, появившиеся на свет во время этих путешествий, – в 1927 г. в Юрьевце родилась дочь Светлана, а через 3 года в Уфе сын Святозар.

9 июля 1927 г., в то время как Барченко с женой и ученицами находились в Юрьевце, ОГПУ арестовало в Ленинграде К. К. Владимирова. Суть выдвинутых против Константина Константиновича обвинений сводилась к тому, что, вращаясь в 1926–1927 гг. среди ленинградских литераторов и художников, он рассказывал им о прежней своей службе в ЧК и тем самым «разглашал не подлежащие оглашению сведения». В ходе следствия выяснилась любопытная подробность – после ухода из «органов» Владимиров продолжал тайно сотрудничать с учреждением на Гороховой.

«С 1920 г. по настоящее время как бывший сотрудник ВЧК – ГПУ [я] считал себя обязанным сообщать в ГПУ о всех известных мне счучаях преступлений экономического и политического характера. По мере поступления из разных источников материалов и сведений передавал таковые в виде донесений и рапортов отдельным товарищам в разные отделы ПП(Полномочного представительства ОГПУ в Ленинграде. – А А). В списках секретных сотрудников ГПУ я не состоял и никакими анкетами и подписями с ГПУ не связан». [330]330
  Архив УФСБ по СПб. и Ленобласти. Д П-21098. Протокол допроса К.К. Владимирова от 13 июля 1927.


[Закрыть]

Некоторый свет на характер добровольного «идейного» сотрудничества Владимирова с ОГПУ проливают приобщенные к следственному делу документы – изъятые при обыске у него анонимные «донесения» о деятельности видных питерских и московских оккультистов, в числе которых встречается имя Барченко. [331]331
  Там же. Сводка датирована 10 февраля 1925.


[Закрыть]Это позволяет предположить, что Владимиров по заданию ОГПУ (а совсем не по собственной инициативе) руководил некой секретной агентурной сетью, занимавшейся сбором компромата на «масонские организации» в обеих столицах. Такое предположение отчасти подтверждается тем, что одно из донесений адресовано лично некоему Леонову – возможно, речь идет об А.Г. Леонове, члене Ленсовета, ведавшем вопросами религиозных культов. Проходивший свидетелем по делу Владимирова писатель Иероним Ясинский – это он в 1923 г. рекомендовал Барченко Луначарскому – сообщает, что Константин Константинович однажды в 1927 г. признался ему, что «заведует культами, по линии ГПУ». Анализ содержания «донесений» информаторов Владимирова показывает, что ОГПУ особенно интересовалось заграничными связями российских масонов. Вполне возможно, что собранная информация была использована для возбуждения так называемого «масонского дела» в Ленинграде в январе 1926 г.

Здесь следует отметить, что все оккультные («масонские») течения в Москве и Ленинграде К.К. Владимиров разделял на пять «группировок»:

1. Неомасоны – в основном представители научных кругов. (Это прежде всего сотрудники московской Главнауки – Павлович, Тер-Оганесов, Тарасов, Абрикосов, Лариков; д-ра Вечеслов, Халатов и др, В Ленинграде – Франк-Каменецкий, Марр, Ольденбург, Флитнер);

2. Клерикально-иезуитская группировка (Пинкевич, Данзас, Бруни, Лотин, священник Униатской церкви Леонид Федоров);

3. «Третичное розенкрейцерство» (Г.О. Мебес, И.М. Нестерева);

4. Антропософическая группировка (А. Белый, Иванов-Разумник);

5. «Карбонарийско-фашистская» группировка (Кириченко-Астромов, Радынский, Шандаровский, возглавляющие одновременно ложу «Астрея»). [332]332
  Там же. Доклад (приложен в отдельном конверте). Л. 4–5.


[Закрыть]

Удивительно, что о Барченко и Кондиайне Владимиров и его сподручные отзывались в своих «донесениях» весьма положительно, как о серьезных и патриотически настроенных ученых, противостоящих заигрываниям «масонов» от науки. Так, в анонимном «докладе», приложенном к следственному делу Владимирова, рассказывалось о попытке докторов Вечеслова и Соколова завербовать обоих ученых в свою масонскую организацию, имевшей место в 1924 г. С этой целью они явились на квартиру Кондиайна, но не застали там ни его, ни Барченко.

«Прождав 12 часов, они при возвращении тов. Барченко стали его уговаривать, выявляя определенно свои симпатии к Англии, говоря, что в СССР работать научным работникам немыслимо и что все те знания, которыми он обладает, нежелательно было бы передавать антикультурникам-большевикам, а лучше их передать английскому правительству, которое сумеет оценить их работу должным образом. Несмотря на противодействие Кондиайн и Барченко на протяжении 5-часового уговора, они абсолютно не достигли никаких результатов. Тогда они прибегли к системе угроз, указав, что их открытия и знания, проводимые через Главнауку, будут заторможены и на докладах не принимаемы, ибо бороться им против объединенного компактного антисоветского центра – немыслимо, так как во главе этого центра стоят такие заслуженные лица науки, как Ольденбург, Владимирцов, Котвич, Щербатской… Ввиду подобного оборота дел, он (Барченко) попросил день на размышление, на что они изъявили свое согласие.

<…> Видя, что он окружен лицами явно контрреволюционно настроенными, он заявил об этом в Московское ГПУ, где познакомился с неким Забрежневым, старым анархистом, как он сам себя выдавал, сотрудником ГПУ и Наркоминдела, пользующимся большим авторитетом, а также открыто заявившим о своей принадлежности к масонской ложе Великий Восток Франции. Передав ему все доподлинно переданное Вечесловым, он (Барченко) просил назначить день для конспиративного присутствия кого-либо из сотрудников ГПУ при встрече Вечеслова и Соколова, дабы зафиксировать эти факты, принять соответствующие меры и т. д. Тов. Забрежнев также очень заинтересовался, сразу перешел на доверительный тон, сообщая о всех московских новостях и о том новом неомасонском движении, охватившем все верхи Главнауки. [Обещание] оказать содействие он почему-то не выполнил – доктора Соколов и Вечеслов уехали, вопрос остался открытым». [333]333
  Там же. Доклад. Л. 3–4.


[Закрыть]

Из этого донесения Владимирова можно сделать довольно парадоксальное заключение – о том, что среди сотрудников ОГПУ имелись скрытые масоны (такие, как Забрежнев) и что с ними вели борьбу лица, в прошлом также принадлежавшие к масонам (Владимиров). Но главное – что Барченко и Кондиайн находились под пристальным наблюдением со стороны ОГПУ; почти каждый их шаг фиксировался и передавался «куда следует».

По просьбе руководства ПП ОГПУ ЛВО ленинградская прокуратура не стала рассматривать дело Владимирова «в общесудебном порядке», поскольку это могло бы «причинить ущерб конспиративным методам работы в ОГПУ», а передала его в Особое Совещание Коллегии ОГПУ в Москве. В результате 17 августа 1927 г. Владимирову был вынесен приговор по статье 121 УК РСФСР – «выслать через ОГПУ в Сибирь сроком на три года». [334]334
  Там же. Л. 57. По этому делу Владимиров был реабилитирован в 1999 г.


[Закрыть]А через 4 месяца (21 декабря) Президиум ЦИК СССР во главе с А.С. Енукидзе принял решение относительно конфискованной у Владимирова библиотеки, постановив: удовлетворить ходатайство ОГПУ и передать все изъятое – 3188 книг, 24 607 единиц автографов и рукописей и 965 штук фотографий – в Областной отдел народного образования для распределения в соответствующие учреждения. [335]335
  Там же. Л. 58 и сл.


[Закрыть]

На этом, однако, злоключения Владимирова не кончились. В конце мая 1928 г., отбывший 9 месяцев в административной ссылке в Томском округе, он был неожиданно доставлен под конвоем в Новосибирск, а оттуда отправлен в Москву на Лубянку. Здесь 1 июня ему предъявили новое обвинение – в шпионаже в пользу Англии. Владимиров с изумлением узнал, что является резидентом английской шпионки Фриды Лесман, той самой, с которой у него в 19-м приключился мимолетный роман и которую он давно уже успел забыть. Но следователь напомнил ему о знакомстве с Лесман и о «бесследно пропавшем» из ПЧК деле ее мужа англичанина Тернера, которое Владимиров вел. Сообщниками Владимирова оказались малознакомые ему люди: С.П. Загуляев, флагманский артиллерист бригады траления и заграждения Балмора, его жена М.А. Загуляева и А.В. Евсюков – командир башенной лодки «Сунь Ятсен» Дальневосточной военной флотилии. Сущность инкриминированного Владимирову преступления состояла в том, что он якобы занимался сбором военных сведений среди военнослужащих РККА, которые передавал Загуляеву, а тот затем переправлял их за границу – в Англию, Ф. Лесман. [336]336
  Архив УФСБ по СПб. и Ленобласти. Д. П-85221. Т. 1. Обвинительное заключение. Л. 359–386.


[Закрыть]Владимиров, однако, виновным себя не признал – находясь в тюремной камере, он пишет отчаянные письма в прокуратуру, просит представить ему «конкретные обвинения», а не «пустые слова». Но это был глас вопиющего в пустыне. 5 ноября 1928 г. – вскоре после разрыва англо-советских отношений, в самый разгар шпиономании в стране – ОС коллегии ОГПУ вынесло приговор «четверке английских шпионов» – Загуляева и Владимирова расстрелять, Евсюкова и Загуляеву отправить в концлагерь на 5 лет. [337]337
  Там же. Л. 392.


[Закрыть]

В июне 1927 г. в Ленинграде был арестован также и П.С. Шандаровский, один из соруководителей ЕТБ, по обвинению в «попытке создания масонской ложи» (группа М.А. Радынского). На допросе бывший ученик Гурджиева, впрочем, решительно все отрицал: «О масонстве я знаю только по литературе. С масонами никогда не был связан. Вообще же я никогда ни в каких религиозных или других подобных объединениях не участвовал». [338]338
  Архив УФСБ по СПб. и Ленобласти. Д П-51351. О П.С. Шандаровском см. лл. 98-105. Дело о группе М.А Радынского было прекращено после того, как все обвиняемые «письменно заявили о своем отрицательном отношении к возобновлению какой бы то ни было деятельности по масонству вообще». Согласно материалам следствия, Михаил Анатольевич Радынский (р. 1891) – «бывш. дворянин, сын генерала, научный сотрудник 1-го разряда Астрономического института». По сведениям Б.В. Астромова, М.А. Радынский в прошлом работал вместе с Г.О. Мебесом.


[Закрыть]Дело о группе Радынского, однако, вскоре развалилось, и Шандаровского вместе с другими арестованными освободили из-под стражи под подписку о невыезде. О его дальнейшей жизни нам ничего не известно.

В 1927 г. оборвалась жизнь еще одного покровителя Барченко – 27 декабря в Москве скончался В.М. Бехтерев. Произошло это вскоре после произведенного им медицинского освидетельствования Сталина. Это наводит исследователей на мысль о том, что скоропостижная смерть Бехтерева – от отравления – была насильственной. В декабре того же года тяжелая болезнь свалила и Барченко, заставив его прервать начатое второе письмо Г. Цыбикову.

Летом 1936 г., в канун большого террора, в ленинградской тюрьме «Кресты» оказались еще двое старых знакомых Барченко – Э.М. Отто и А.Ю. Рикс. Оба проходили по делу так называемых «фонтанников» – участников эстонской «троцкистской террористической организации», возглавлявшейся профессором Комуниверситета им. Сталина Я.К. Пальвадером.

Отто, работавшего фотографом в Русском музее, и его приятеля Рикса, заведующего ленинградским отделом сектора валюты и внешней торговли НКФ СССР, обвинили в подготовке теракта против членов ЦК КПЭ и Эстсекции Коминтерна Я.Я. Анвельта и Х.Г. Пегельмана. С этой целью первый из заговорщиков весной З6-го якобы изготовил «адскую машину, собственной конструкции». [339]339
  Архив УФСБ по СПб. и Ленобласти. Д. П-28949– Т. 1. Л. 60.


[Закрыть]Поводом для покушения послужило разоблачение Риксом этих двух старых членов партии как бывших сотрудников царской охранки. В результате 11 октября 1936 г. Выездная сессия Военной коллегии Верховного Суда СССР под председательством В.В. Ульриха вынесла всей пятерке «фонтанников» – Я.К. Пальвадеру, Р.И. Изаку, А.И. Сорксепу, А.Ю. Риксу и Э.М. Отго – смертный приговор. [340]340
  Там же. Л. 70–72.


[Закрыть](В ходе следствия всплыл, между прочим, любопытный факт – первая жена Отто, Минна Петровна Инг, работавшая в 1917–1919 гг. в секретариате Г.Е. Зиновьева, находилась в интимной связи с могущественным главой Петросовета!)

О жизни самого Барченко между 1930-м и 1937 годом нам известно, к сожалению, очень немногое. Так, в 1934–1935 гг.

A.B. Барченко пытался завязать отношения с бывшими учениками Гурджиева. От Меркурова, как уже говорилось, он получил дневник Александра Никифоровича Петрова и тогда же написал Петрову в Грозный, где тот работал инженером. Петров немедленно откликнулся на письмо и через некоторое время сам приехал в Москву – остановился на квартире у Барченко, где прожил около двух недель. Однако ничего нового о Гурджиеве и его «работе» за границей он сообщить не смог. [341]341
  Протокол допроса Барченко от 10 июня 1937. Цит. по кн.: Шишкин О. Битва за Гималаи. С. 361.


[Закрыть]

Несмотря на ужесточение политического режима в стране – показательные процессы, первые волны массовых репрессий, антирелигиозную вакханалию, Барченко не отказался от добровольно взятой на себя просветительской миссии и с завидным упорством продолжал добиваться встречи с руководителями советского государства. В начале 1936 г. он настойчиво просил своего патрона, Г.И. Бокия, в то время возглавлявшего 9-й отдел ГУГБ НКВД, свести его с Молотовым и Ворошиловым, но Г.И. выполнить эту просьбу явно не торопился. Досадуя на медлительность Бокия и, возможно, подозревая его, как и Тамиила, в измене, A.B. Барченко обратился тогда за помощью к другому своему покровителю – Ф.К Шварцу, работавшему фоторепортером «Союзфото» в Ленинграде. «Карлуша» срочно выехал в Москву, встретился с Бокием и Барченко и получил от последнего пакет с «докладом о науке Дюнхор» для передачи Ворошилову. Но усилия Шварца также не увенчались успехом – на прием к наркому обороны ему попасть не удалось. Правда, адъютант Ворошилова Хмельницкий пообещал передать своему шефу пакет Барченко.

Весной 1937 г. A.B. Барченко снова вызвал Шварца в Москву, где дал ему новое, еще более ответственное поручение – на этот раз без согласования с Бокием – встретиться со Сталиным!

«Барченко информировал меня о трудностях проникновения в круги руководителей партийных и советских работников, высказывал неудовлетворенность деятельностью Бокия, который недостаточно энергично добивается выполнения его, Барченко, указаний и не может добиться встречи со Сталиным. Тогда я изъявил желание взяться за выполнение этого задания. Барченко дал согласие и при этом заявил: «Постарайся добиться встречи со Сталиным». [342]342
  Архив УФСБ по СПб. и Ленобласти. Протокол допроса Ф.К. Шварца от 3 июля 1937 г. Л. 75–76.


[Закрыть]

Но и эта попытка закончилась неудачей. «Я два раза пытался попасть на прием к Сталину, – сообщил следователю Шварц, – первый раз в конце апреля я дал телеграмму на имя Сталина с просьбой принять меня. Ответа на эту телеграмму я не получил, тогда в июне месяце я лично сам поехал в Москву с целью добиться приема, но к Сталину меня не допустили, и я уехал из Москвы, не выполнив поручения Барченко. <…> При встрече со Сталиным я хотел рассказать ему о существовании древней науки и убедить его в необходимости личного свидания с Барченко». [343]343
  Там же. Л. 76.


[Закрыть]

Что касается Тамиила, то, расставшись со своим другом, он не утратил интереса к общему делу и самостоятельно продолжал работать с универсальной схемой. Его жена Э.М. Кондиайн в 1929 г. поступила в издательство «Молодая гвардия» художником-оформителем. Летом 1934 г. она побывала с экспедицией в Восточной Сибири (район Витима и Олекмы), собирая материалы для учебника эвенкийского языка. Прежние связи Кондиайнов с другими членами «трудового братства» постепенно распались. Теплые, дружеские отношения сохранились только с К.Ф. Шварцем и его семьей. «Не покидал нас только Карлуша – верный товарищ, – вспоминала Э.М, – Одно лето он провел с нами на Кавказе в Красной Поляне с дочкой Элей. В 1936 г. он прошел с нами Военно-Сухумскую дорогу». [344]344
  Архив семьи Кондиайн. Э.М. Кондиайн. Тетрадь 2.


[Закрыть]

16 мая 1937 г. был арестован Г.И, Бокий – хранитель гос. тайны и тайный собиратель компромата на советских вождей. Уже на первых двух допросах 17 и 18 мая Глеб Иванович «покаялся» следователям – заместителю наркома внутренних дел, комиссару гос. безопасности 2-го ранга Вельскому и старшему лейтенанту Али Кутебарову – в своих прегрешениях. Сообщил о созданной им еще в 1921 г. из сотрудников спецотдела «Дачной коммуне», а также об организованной в 1925 г. вместе с Барченко масонской ложе. «Органы» отреагировали на последнее заявление Бокия серией арестов – один за другим с небольшими интервалами под стражу были взяты А,В, Барченко (22 мая) и другие бывшие члены ЕТБ в Ленинграде и Москве – Л.Н. Щишелова-Маркова (26 мая), А,А. Кондиайн (7 июня), К.Ф. Шварц (2 июля), В.Н. Ковалев (8 июля). Та же участь постигла и наиболее высокопоставленных «учеников» А,В. Барченко, входивших в московскую группу – И.М. Москвина и Б.С. Стомонякова, хотя их арестовали и не в связи с «делом Барченко».

Обвинительная формула Барченко звучала совершенно стандартно: создание «масонской контрреволюционной террористической организации Единое трудовое братство» и шпионаж в пользу Англии. Что касается Кондиайна, то его обвинили в том, что он являлся участником «контрреволюционной фашистско-масонской шпионской организации и одним из руководителей ленинградского отделения ордена розенкрейцеров, связанного с заграничным центром масонской организации «Шамбала», Интересно отметить, что следователи присвоили московскому кружку Барченко особое название – «Шамбала-Дюнхор», что, по-видимому, должно было говорить о маскировке А.В. Барченко своей «шпионской» работы «лженаучной деятельностью».

Для обвинения Барченко и его «сообщников» руководство НКВД разработало следующую легенду. На территории одного из восточных протекторатов Англии – какого именно, в деле не указывалось, – существует некий религиозно-политический центр «Шамбала-Дюнхор», Этот центр имеет широко разветвленную сеть филиалов или ячеек во многих азиатских странах, а также в самом СССР. Его основная задача состоит в том, чтобы подчинить своему влиянию высшее советское руководство, заставить его проводить угодную центру (вернее, Англии) политику. С этой целью Барченко и участники созданного им «филиала» восточного центра пытались получить доступ к советским руководящим работникам. В то же время организация «Шамбала-Дюнхор», являясь шпионско-террористической, активно занималась сбором секретных сведений и подготовкой терактов – против тех же самых советских руководителей! Следуя этой легенде, следователи НКВД без особого труда квалифицировали как акт шпионажа получение А.А. Кондиайном от проф. Л.Г, Данилова работы о волновой природе погоды с последующей ее переправкой за границу. (В протоколе допроса Кондиайна читаем: «Эта работа имеет большое оборонное значение, т. к. вскрывает возможность указывать направление ветра и могла быть использована для военных целей – полета аэропланов, газовых атак»,) [345]345
  Архив УФСБ по СПб. и Ленобласти. Д П-26492. Протокол допроса А.А. Кондиайна от 9 июля 1937 г. Л. 43


[Закрыть]

Что касается обвинения в терроризме, то следствию удалось «раскрыть» план покушения на товарища Сталина во время его летнего отдыха на Западном Кавказе, якобы разработанный Шварцем совместно с Кондиайном. По одному из вариантов этого плана террористы собирались обстрелять лодку вождя, когда он будет кататься на озере Рица. С целью подготовки теракта Шварц дважды выезжал в Гагры, в 1935 и 1936 гг., поскольку был информирован Бокием, что Сталин ежегодно отдыхает там. У обоих заговорщиков имелось личное оружие (револьверы). Кроме этого, боевая организация имела особую «пиротехническую лабораторию» для изготовления взрывчатых веществ, которая помещалась на даче Евгения Гопиуса под Москвой. [346]346
  Там же. Из показаний А.А. Кондиайна от 8,16–21 июня и 15 августа 1937. Л. 31,49


[Закрыть]

О самой Шамбале, как и о сущности учения Дюнхор, речи на допросах почти не заходило, поскольку эти темы для следователей, очевидно, большого интереса не представляли. Барченко, впрочем, охарактеризовал тибетско-гималайское убежище махатм как «центр «великого братства Азии», объединяющий все мистические общины Востока», и, вероятно, так в действительности и считал. В том же духе высказался и Кондиайн, назвавший Шамбалу «высшим масонским капитулом, с которым связаны все масонские ордена на Востоке». Ее влияние, пояснил он, распространяется, главным образом, на восточные страны – Китай, Тибет, Индию и Афганистан. На вопрос, к чему сводятся идеи древней науки, А.А. Кондиайн ответил – очевидно, по подсказке следователя: «Наша нелегальная организация пропагандировала мистику, направленную против учения Маркса – Ленина – Сталина». [347]347
  Там же. Протокол допроса А.А. Кондиайна от 16–21 июня 1937. Л. 13.


[Закрыть]Так, в ходе следствия по делу Барченко был сфабрикован новый миф о Шамбале как некой конспиративно-заговорщической организации восточных мистиков-масонов, используемой Англией для подрыва мощи СССР и распространения своего пагубного влияния на азиатском континенте. Шамбала из Счастливой страны буддистов превратилась в свою полную противоположность, став олицетворением зловеще-мрачной, деструктивной силы, представляющей прямую угрозу для существования первого в мире государства рабочих и крестьян.

Строго говоря, название мифической гималайской страны сделалось именем нарицательным в глазах советских идеологов еще в конце 1920-х. Усиление административного и экономического нажима на ламство в период насильственной коллективизации вызвало большое социальное напряжение в буддийских регионах СССР (Бурятская АССР и Калмыкская АО). Среди верующих начали широко распространяться ламские «лундены» – предсказания о скором начале апокалипсической мировой войны – священного похода против врагов буддийской веры («красных») 25-го царя Шамбалы, воплотившегося в тибетском панчен-ламе. Приход царя-освободителя во главе шамбалинского войска ожидался, согласно предсказаниям, в год Лошади («Морен-жил») – в 1930-м. Именно в это время резко обострилась политическая ситуация на Дальнем Востоке в связи с экспансией милитарисгской Японии, что, естественно, придавало ламским «джуд-хуралам» – молениям Эрыгден-Дагбо-хану с просьбой ускорить наступление священной войны и уничтожение еретиков и безбожников – весьма зловещий характер. Хотя с конфессиональной точки зрения призывы к владыке Шамбалы являлись столь же безобидными, как и молебствия о втором пришествии Христа. В 1929 г., в канун «шамба-ланцерык», Агван Доржиев освятил только что построенный в Агинском дацане субурган Калачакры. Рассказывают, что внутрь этого памятника ламы поместили сто тысяч металлических иголок, олицетворявших железное воинство Эрыгден-Дагбо-хана.