Текст книги "Обаламус (СИ)"

Автор книги: Александр Путятин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

14

Четверть, заполненную кумышкой, я держал прямо перед собой, словно победный трофей, и медленно двигался по освещенной луной дороге. Дорога плыла и шаталась, а ещё она все время пыталась взбрыкивать, но я упорно продвигался вперёд. Ну, и зачем, скажите на милость, я так нализался-то? А главное – когда успел? Загадка… Помню только, что в какой-то момент перестал делиться с монстерой, принялся пить по-честному… И вот результат! Где нахожусь – представляю смутно. Как сюда попал – догадаюсь, когда протрезвею. А идти к стоянке нужно сейчас… Провал…

Я сижу за столом в лагере. Передо мной четверть. Значит, тогда, на дороге, она все-таки не разбилась. Встаю. Подхожу к палатке. Поднимаю полог… Провал…

Когда я в первый раз по-настоящему пришел в чувство, «сушь в Больших Бодунах стояла неимоверная». Я выполз из палатки на предрассветный холод, подошел к столу, на котором кто-то предусмотрительно оставил трехлитровый стальной котелок с ледяной водой, и отпил из него почти половину. В голове тут же зашумело, перед глазами поплыли круги…

Я снова забрался в палатку… Провал…

Второй раз проснулся, когда уже совсем рассвело. Экспедиционный люд пробудился, позавтракал и разбежался по делам. За столом сидели только Михельсон и Лущенко. Гена читал «Наследника из Калькутты», Алексей Исаакович просматривал бумаги. Заметив меня, начальник экспедиции снял со стоящей рядом тарелки салфетку и сказал:

– Мы тебя на завтрак будить не стали, ешь. Кстати, Матвеич лодку утром не забрал, а это – небывалый случай! Старого греховодника до тебя даже Христофорыч перепить пытался, но не смог. Талант! А с виду нипочем не подумаешь!.. Ты вот что, когда позавтракаешь, в речке искупайся, а потом еще поспи, так быстрей полегчает. Только один не ходи, пусть Геннадий с тобой прогуляется. И не заплывай там далеко. А то мало ли…

Я согласно кивнул. Есть не хотелось, купаться тоже. Но Алексей Исаакович прав, шанс снова стать человеком уже сегодня к вечеру упускать не стоит.

Всю дорогу на пляж я прошагал молча. Голова на каждый звук отзывалась изнутри набатным колоколом. Зато Гена трещал за троих: за себя, за меня и за отсутствующего Михельсона. Он в лицах пересказывал вчерашнюю установку донного регистратора, не забывая задавать от моего имени наводящие вопросы.

– … Мы же не могли его просто так на веревке опустить, с куском обычного пенопласта. То ж – новейшая модель! Её только месяц назад из ФРГ за валюту притащили. Михельсон сказал, такой прибор двадцать пять тысяч марок стоит. Вот и стали думать, что к нему присобачить. Нашли, значит, табличку фанерную, фломастером на ней написали: «Собственность АН СССР. Охраняется государством» – и в полиэтилен утюгом заклеили. Ты спросишь, почему Академии наук, так то для большей солидности.

Я продолжал молчать. Утюгом, так утюгом… Заклеили, так заклеили… В лодке… Посреди Оки… В этом был весь Гена: он, когда увлекается, частенько в рассказе куски повествования местами переставляет, ну и привирает, конечно, но это почти все делают. К гадалке не ходи – Михельсон табличку заранее приготовил, а в лодке они ее к взятому у Матвеича поплавку привязали. Хотя Гена, скорее всего, только веслами махал.

Над пляжем боевыми вертолетами носились стрекозы. Солнце слепило глаза. Гена уронил на песок сумку с полотенцами и уселся рядом…

– Я тут почитаю немного, а то уж больно интересно: чем у них там с индейцами закончится… – он раскрыл книгу и уткнулся в нее носом.

Наступила благодатная тишина.

Вода обтекала колени ледяными ручейками. Ступням, попавшим в нее раньше, было уже не холодно. Я глубоко вдохнул, вытянул руки и плюхнулся головой вперед в текущую воду. На какое-то мгновение стало зябко, но это скоро прошло. Вынырнув на поверхность, я некоторое время плыл брассом, затем перевернулся на спину… Прямо надо мной начало формироваться кучевое облако. Сначала оно было похоже на кусочек шевелящейся сахарной ваты, затем немного подросло и стало напоминать громадную подушку с размытыми краями, потом выросло ещё больше и превратилось в самое обычное облако, каких я видел уже тысячи… Вот так и звери, и птицы, и люди! Пока маленькие – все симпатичные, а как повзрослеют… Купаться почему-то расхотелось, я перевернулся на живот и поплыл к берегу.

Пока любовался облаком, течение унесло меня метров на триста, пришлось топать по песку обратно. Потом в воду вошел Гена, а я остался загорать. Так мы плескались до самого обеда. В Дом отдыха притащились прямо с пляжа. И здесь нас ждал сюрприз. Неприятный.

Объявление на дверях столовой гласило: «Всем отдыхающим и прикрепленным лицам после обеда надлежит проследовать в медпункт (в административном корпусе) для сдачи анализов в связи с опасностью заболевания дизентерией». Мы с Геной переглянулись и вошли внутрь. Наши уже были на месте.

– …Заболели двое из предыдущей смены, – ответил на чей-то вопрос Михельсон. – Скорее всего, никакого отношения к Дому отдыха это не имеет, но эпидемиологи действуют, как им положено. До обеда прогнали через мелкое сито весь персонал, сейчас начнут проверять отдыхающих и нас вместе с ними.

– Но ведь мы у них официально нигде не числимся, так может нам и не надо? – сказал Гена, ему очень не хотелось на анализы, остальным – тоже.

– Нет! – решительно пресёк нежелательные настроения Алексей Исаакович. – Сейчас дожевывайте и собираемся у крыльца. В медпункт идем все вместе. Надо успеть раньше отдыхающих, а то до ужина в очереди проторчим.

Вот змей! Слабая надежда увильнуть от неприятной процедуры растаяла, как туман поутру. Впрочем, он прав, с эпидемиями шутки плохи.

Мы успели проскочить в первых рядах и тут же забыли о дурацкой истории с медпунктом, но дело на этом, увы, не закончилось.

Продолжение последовало в пятницу, когда на двери столовой появилась новая бумажка: «Результаты анализов вывешены на доске объявлений в помещении медпункта». Михельсон отправил всех нас обедать, а сам ушел туда. Вернулся мрачный, неразговорчивый. И объявил, что мы с Геной в списке на госпитализацию. Сразу после обеда медики выпишут направление в стационар. Потом подумал и добавил:

– У них в районной с местами туго. Договорились, что направят в Москву, на Соколиную Гору. Это хорошая клиника, я знаю. Туда доедете на нашей служебке, которая должна сегодня продукты в лагерь доставить. Да, документы не забудьте: направление выдают по предъявлению паспорта.

Когда через три часа служебная «Волга» прибыла из Москвы в лагерь, мы с Геной уже увязали рюкзаки и сидели за столом. Чувствовали себя вполне нормально, но всё равно было немного не по себе. Где-то внутри организмов вел свою разрушительную работу невидимый коварный враг.

15

Вопль раздался совершенно неожиданно. Было похоже, что кому-то на ногу уронили… Ну, очень тяжелый предмет. Мы с Геной вскочили, как по команде, и посмотрели туда, откуда кричали. А там, перед входом в командирскую палатку, переминался с ноги на ногу насмерть перепуганный деревенский паренёк. Обеими руками он прижимал к животу квадратный кусок пенопласта, обмотанный длинным шпагатом. На поплавке, а это мог быть только он, чуть ниже шпагата отчётливо виднелась надпись: «охраняется государством». Раскрасневшийся Михельсон подскочил к нам разъяренным тушканчиком. Он был одновременно и смешным, и немного страшным.

– Геннадий, ты каким узлом трос к прибору привязал?

– Простым… Морским… Как вы велели…

Михельсон пошарил в кармане штормовки, вынул оттуда разорванный шнурок от ботинка и протянул его моему приятелю.

– А ну-ка покажи, как я велел!

– Вот так…

– Идиот, кретин, дубина стоеросовая! Этот узел называется «бабьим»! «Бабьим», а не «простым», и он ничего не держит! Смотри! – Алексей Исаакович дернул концы связанного Геной шнурка, и они разошлись без особого сопротивления.

К этому времени у командирской палатки, привлеченные начальственным воплем, собрались уже все жители лагеря. Михельсон повернулся к совершенно ошалевшему парнишке, продолжавшему сжимать в руках поплавок.

– Папа сказал, Вам… Ваше это… Отнести… – больше ничего выговорить у него не получилось, и парень замолчал.

– Спасибо, – Михельсон уже пришел в себя. – Передай папе спасибо, если бы не ваша помощь, была бы полная… Всё было бы значительно хуже… Совсем всё плохо было бы… А так есть надежда… На благополучный исход.

– Ага… Я передам, до свидания, – парень заулыбался, сунул в руки стоящего рядом Жоши поплавок и побежал по тропинке.

Алексей Исаакович внимательно оглядел всех собравшихся.

– Здравствуй, Семен Степанович, – сказал он водителю «Волги». – Груз сдашь Георгию. На обратном пути завезёшь Александра, – кивок в мою сторону, – и это… – взгляд на Гену, – проклятие народа Израилева в больницу на Соколиной Горе… Знаешь её?

– Знаю, у меня там тёща рядом… – начал было водитель.

Но тут Гена вздернул подбородок и отчеканил:

– Я не еврей!

– Зато я еврей, – грустно произнёс Михельсон. – Да ещё и американский, что по понятиям этой страны означает: еврей в квадрате. И теперь я должен придумать, куда мне из этой ж…пы выплывать, и как потом отмываться… Да, Степаныч, – остановил он двинувшегося за Жошей водителя. – Без меня не уезжай, письмо для Упорова на кафедру отвезёшь.

– Добро, Лексей Исакич.

Михельсон нырнул в палатку, а мы двинулись к машине.

16

Не успела «Волга» проехать и десяти минут, как Семен Степанович недовольно кхекнул, свернул на обочину и заглушил двигатель.

– Приплыли, похоже, едрёна шишка! – беззлобно ругнулся он в ответ на мой недоуменный взгляд и стал вылезать из машины.

Я тоже вышел, а Гена остался. Он был расстроен и обижен на всю вселенную. Водитель оказался прав. Левое заднее колесо стояло на ободе.

– Запаску будем ставить? – помогая вытащить рюкзаки из багажника, спросил я.

– Её я по дороге сюда поставил, теперь нужно камеру менять, – тоскливо сообщил водитель. – Да что ж сегодня, япона попона, за день-то за такой?! Второй ведь уж гвоздь на этом долбаном проселке!

Кому хоть раз приходилось менять камеру в полевых условиях, знает, что удовольствие это ниже среднего. Но у Семена Степановича с инструментом все было в порядке, и через час мы уже снова катили по дороге. И вдруг…

– Твою мать!!! – рявкнул наш водитель и резко бросил машину вправо. – Это ж уже ни в какие ворота не лезет!!!

– Что, опять? – удивился я.

Теперь на ободе стояло переднее правое колесо.

Семен Степанович молча вытащил из-под моего сиденья струбцину и стальной стакан. Потом долго копался в недрах багажника и, наконец, развернув какую-то тряпочку, заулыбался.

– Вулканизировать будем, – торжественно произнес он. – Целых камер у меня больше нету.

Мне водитель вручил ведро и банку из-под шпрот:

– Мы там мимо лужи проезжали. Принеси воды, чтобы прокол в камере искать.

Лужа оказалась неглубокой, но с помощью банки ведро я наполнил довольно быстро.

Когда вернулся, на траве уже лежало все необходимое: шкурка, насос, резина для заплаток. Вулканизатор был собран и готов к работе.

Семен Степанович опустил слегка подкаченную камеру в ведро с водой и начал ее поворачивать. Обнаружив свищ, он обтер резину чистой тряпкой и несколько раз шоркнул в намеченном месте шкуркой. Затем шкурку и камеру передал Гене.

– Вокруг этого места… Сантиметра три во все стороны… Нужно зачистить.

В это время мимо нас прогрохотал грузовик. Кузов его был доверху заполнен крашеными старыми досками и почерневшими бревнами с кусками свалявшейся пакли. За первым грузовиком вскоре проехал еще один. Наш водитель проводил его взглядом, витиевато выматерился и полез в багажник.

Оттуда Семен Степанович достал запаску и в сердцах швырнул ее перед собой.

Мы с Геной обалдели.

– Еще не поняли? Дома на слом продают! Дачники ржавыми гвоздями дорогу засеяли! Пока светло, все три камеры вулканизировать будем!

Вот так и получилось, что к больнице мы прикатили в первом часу ночи. Полумертвыми от усталости.

Заспанный сторож долго читал сначала бланки направлений, потом – наши с Геной паспорта. Затем он тяжело вздохнул и открыл внутреннюю дверь будки. Я на прощанье помахал рукой водителю, и мы пошли устраиваться.

Спать хотелось зверски.

Сторож привел нас к какой-то двери, буркнул:

– Ждите.

И скрылся внутри.

Обратно он вышел в компании зевающей тетки в белом халате. Тетка посмотрела наши направления, покачала головой, а потом решительно двинулась в сторону от здания со словами:

– Идемте, до завтра я вас устрою, а там пусть заведующий разбирается.

Мы потопали за ней без лишних вопросов. Идти пришлось недалеко, к соседнему одноэтажному строению. Отперев обитую железом дверь, она провела нас вовнутрь и щелкнула выключателем. Лампочка осветила стерильно чистый бокс с двумя заправленными кроватями, столом, стулом и эмалированной раковиной умывальника.

– Спите, утром за вами придут.

У меня хватило сил только раздеться и нырнуть под одеяло. Свет выключил Гена.

17

Белые больничные занавески были просто не в силах защитить нас от яркого летнего солнца. Да еще и пение птиц. Двойные рамы не удерживали эти звуки за пределами бокса. Но ни усталости, ни раздражения я не чувствовал. Проснулся бодрым и отдохнувшим. Гена уже плескался у умывальника. Закончив бриться, он вышел на улицу. Я надел джинсы, рубашку и последовал за ним. Умоюсь позже, торопиться некуда.

Гена достал пачку, выташил сигарету, вопросительно посмотрел в мою сторону. Я отрицательно качнул головой, тогда он бросил пачку на крыльцо рядом с собой и стал прикуривать. А я сошел со ступенек и сделал два шага в наветренную сторону. Утренний воздух пах свежестью, цветами, травами. Дышать табачным дымом не хотелось. Рядом оказалось еще одно крыльцо. Постояв немного, я уселся на него и принялся любоваться окрестным парком.

Спустя пару минут перед зданием остановился небольшой фургончик с надписью «Аварийная» на борту. Выскочивший из кабины белобрысый загорелый парень обвел нас взглядом, поздоровался и попросил закурить. Гена молча указал на раскрытую пачку.

– Вот спасибо, – расплылся в улыбке водитель. – У меня курево ещё вчера вечером кончилось, а магазины только через час откроются. Меня Сергеем кличут. Можно, еще одну возьму? Я сегодня по разнарядке весь день тут работаю, в обед отдам. А вы, что, гриппуете, ребята?

Парень небрежно махнул рукой на вход в здание за моей спиной. Я повернулся и поднял глаза. Над дверью было написано: «Грипп».

– Нет, – сказал я, – мы из соседнего бокса.

Не глядя, я указал на дверь справа от Гены. С мгновенно побелевшего лица Сергея исчезла дружеская улыбка. Её место заняло какое-то странное отрешенное выражение.

Отшвырнув недокуренную сигарету мне под ноги, он кинулся к машине. Выдернул из кабины белую пластмассовую канистру, вытащил мыльницу, повесил на шею полотенце. Затем, чуть приотвинтил пробку, положил канистру на капот и, смочив руки под тонкой струйкой воды, начал быстро их намыливать.

Я перевел взгляд направо и остолбенел. Над входом в наш бокс висела стандартная чёрно-белая табличка «Изолятор», а чуть ниже красными буквами прямо на стене было написано: «Чума, холера, тифы». Гена тоже посмотрел на табличку. Сдвинул взгляд ниже…

– Офигеть! – только и смог выговорить он.

Но в этот момент сбоку раздался знакомый женский голос:

– Да, не обращайте нимания, мальчики! У нас последний случай чумы был еще до вашего рождения, и там всё стерильно. Собирайте лучше вещи, пойдем устраиваться.

Сергей набрал в ладошки побольше воды и плеснул её на лицо. Завинтил пробку. Неторопливо вытерся. Мне было немного жаль его. Одни боятся пауков, другие крыс, третьи змей… Похоже, наш новый знакомый обмирает от страха при слове «чума». Страшится её до визга, до дрожи в коленках, до истерики. Еще минута – и он стал бы вымывать воображаемую заразу изо рта. Теперь, наверное, до самой смерти будет курить только свои. Если, вообще, не бросит…

Быстро собрав рюкзаки, мы прошли за вчерашней тетенькой в огромный семиэтажный больничный корпус, и началось оформление по всем правилам канцелярского искусства…

Сначала был бег по кабинетам с рюкзаками, затем мы сдали их в камеру хранения и дальше уже двигались налегке. Сопровождающие нас в этих долгих странствиях медсестры сменялись настолько часто, что я вскоре уже перестал их различать.

В конце-концов мы с Геной оказались в шестиместной палате на третьем этаже, где были две свободные койки: одна – слева у окна, другая – справа у двери.

– Устраивайтесь, – сказала последняя из сопровождавших нас медсестер и убежала.

Мы переглянулись.

– Окно или дверь? – спросил я скорее по привычке.

– Окно, – тут же ответил Гена. – Будем разыгрывать?

– Нет, – я шагнул к правой койке. – Согласен на эту.

Говорили негромко, потому что на соседней со мной кровати кто-то спал, завернувшись в одеяло с головой.

В коридоре послышался шум голосов, быстро приближавшийся к нашей палате. Голоса перебивали друг друга, о чем-то горячо спорили. Судя по часто повторявшейся фамилии Дасаев, обсуждали последний матч «Спартака». Похоже, больничный люд смотрел в холле телевизор.

В палату радостно ввалились два молодых парня в пижамах с больничными штампами на воротниках, за ними – широкоплечий стройный мужчина лет тридцати в синем спортивном костюме.

– Новенькие! – радостно воскликнул он. – Будем знакомы! Я – Василий! Вася, значит. Это – Иван, а вот он – Тимур. А вас как звать-величать?

Мы представились.

Из коридора в это время раздалось дружное цоканье каблучков.

– Михалыч, – Вася подошел к спящему соседу и потряс его за плечо, – Семё-о-о-н, обход начался, просыпайся!

Из-под одеяла показалась всклокоченная голова со следами складочек от подушки на правой щеке. Руки поднялись к плечам и тут же разошлись в стороны.

– Э-э-х, как жить-то хорошо! – хриплым голосом провозгласил безусый тезка Буденного.

18

После обхода мы стали знакомиться уже по-настоящему – неторопливо и основательно, как и положено в клинике, где людям абсолютно некуда спешить.

Иван и Тимур оказались солдатами частей московского гарнизона. На Генин вопрос: почему попали в больницу, а не в госпиталь, оба только плечами пожали – начальству, мол, виднее… Иван – житель одной из саратовских деревень, искренне и простодушно «косил» от службы, стараясь задержаться в клинике как можно дольше. Тимур – уроженец солнечного Узбекистана, ко всему относился сдержанно, обратно на службу не рвался, но и в больнице остаться не стремился, похоже, ему совершенно безразлично, где находиться.

Оказалось, что Василий – бывший борец, не так давно распростившийся с любимым делом, работает грузчиком в мебельном магазине. Тоску по большому спорту глушит периодическими загулами, в результате одного из которых он здесь и оказался.

Семён Михайлович – физик, доктор наук, что всплыло во время его беседы с главврачом, работает в НИИ, названия которого он нам не сообщил, а на вопрос о специальности ответил кратко: «теоретическая физика».

Все, кроме нас с Геной, поступили с пищевыми отравлениями различной степени тяжести. Первым три недели назад доставили из части Ивана. Последним вчера вечером прибыл на «скорой» прямо с банкета Семен Михайлович.

Общую беседу прервал завтрак, потом к доктору наук заглянули жена с дочерью, и, чтобы не мешать их встрече, остальные вышли из палаты. Иван умотал смотреть телевизор, а Василий повел нас с Геной на экскурсию по территории больницы. Тимур тоже решил прогуляться. Но через некоторое время он отстал от компании в самом глухом и заброшенном углу парка. Некоторое время мы шли молча. Затем Василий решительно повернул назад.

– Каждый раз он здесь уединяется, зачем – непонятно. Любопытно, что делает?

Не знаю, зачем пошел с ним Гена, а я просто за компанию. Мы прокрались между деревьями и, выглянув из-за подстриженного кустарника, увидели своего соседа. Тимур сосредоточено метал в дощатый забор больницы черный нож с коротким широким лезвием и тонкой рукояткой. Затем он стал совершать им какие-то замысловатые движения, напоминающие то гимнастические упражнения, то танцы с оружием. Мы молча вернулись на дорожку тем же путем, что и пришли.

– Дурью мается пацан, – глубокомысленно произнес отставной борец.

И мы двинулись дальше. Когда подошли к своему корпусу, Василий сказал, что пора немного побегать. Потом двинет на спортплощадку, мол, не может он без физической нагрузки, привык за столько лет. Гена пошел с ним, а я поднялся наверх.

Семен Михайлович читал какую-то рукопись, периодически делая пометки на полях. На прикроватной тумбочке стопкой лежали журналы, самые разные – от банального «Кванта» до сборников Академии наук. Рядом стояла открытая бутылка «Боржоми».

Мне было совершенно нечего делать: взятые с собой книги прочитаны еще в экспедиции.

– Можно? – дождавшись, когда сосед прервет чтение и, отложив рукопись, возьмется за минералку, спросил я, указав на один из «Квантов».

Семен Михайлович удивленно поднял бровь.

– Ты же географ, неужели физикой интересуешься?

Это меня задело. Почему-то вспомнился Упоров. Тоже ведь доктор, тех же физматнаук, но для него я – человек, мало того – специалист, а тут…

– Да нет, буквы знакомые решил поискать. А вообще-то я метеоролог, специалист по физике атмосферы. Правда, будущий… Так – позволите?

– Да, конечно… – смутился Семён Михайлович. – Смотри, если хочешь.

Я стал перелистывать журнал. Когда-то давно, ещё в школе, он помогал готовиться к олимпиадам. Но зачем «Квант» взрослому человеку с докторской степенью?

Одна из задач была помечена галочкой. И я решил тряхнуть стариной.

«По дну реки протянут пятидесятижильный кабель, все провода – в изоляции одного цвета. Сколько раз нужно электрику переплыть в лодке реку, чтобы промаркировать каждую жилу кабеля, используя лампочку, аккумулятор и паяльник?»

Первое решение пришло сразу. Можно спаивать провода последовательно один за другим, каждый раз переезжая с берега на берег. Потом я решил вести соединение одновременно с двух сторон, но с интервалом в одно сочленение, чтобы не запутаться. Дальше число параллельных процедур росло, а количество поездок уменьшалось. Постепенно оно сократилось до семи. Но что-то в этом варианте меня не устраивало… Уж больно громоздким получился ответ, недоставало ему простоты и изящества.

Я поднял глаза от журнала. Пока решал задачу, вернулся Тимур. Он лежал на кровати и смотрел в окно. Семен Михайлович продолжал читать.

– Ну, как задачка? – спросил он, не отрываясь от рукописи. – Сколько раз через реку переплыл?

И тут меня осенило… Ведь это же так просто!

– Два раза, – бормочу внешне спокойно, хотя внутри всё буквально взрывается от счастья.

Вот так и выпархивают голыми из ванны на улицу, вопя «Эврика!!!» изумленным согражданам.

– Как два? – Семён Михайлович отложил рукопись. – У меня больше получилось.

– Это потому, что вы провода звонили только при спайке, а можно еще и при размыкании. Вот, смотрите! – я нарисовал карандашом схему на тетрадном листочке и показал соседу.

– Гм… – возразил он. – Но даже в этом случае нужно три поездки: убедиться, что первый номер на одной стороне – не пятидесятый на другой!

– А для этого его предварительно заземлить достаточно!

– Ну конечно, – Семён Михайлович обрадовался новому решению, как ребенок долгожданной игрушке. – Так всё просто! А вот тут, – достал он из стопки следующий «Квант». – Тоже есть задачка интересная, хочешь посмотреть?

– Да, с удовольствием. Мне же сейчас делать нечего. Но вам-то они зачем? Не для работы же! Тогда для чего?

– Вот именно, что для работы! – он заметил удивление на моём лице и пояснил. – Вся моя работа – решение трудных задач. А мозги нашему брату-ученому нужно постоянно тренировать! Так же как спортсмену – мышцы накачивать.