Текст книги "54 метра (СИ)"

Автор книги: Александр Попов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

Почему же они молчат? Может, связаны, и у них во рту кляп? Воображение работало в сторону знакомых эпизодов из западных фильмов ужасов и рисовало жуткие картинки лежащих на полу товарищей, которые не могут предупредить его о таящейся опасности.

Было ли вам страшно в темноте большого загородного дома? Предположим, вам кажется, что кто-то забрался в ваш дом. Вы напряжены, адреналин гоняет сердце с удвоенной скоростью, и его шум гулким эхом отдается в ваших ушах. Но вы продолжаете идти вперед, твердя себе под нос, что это всего лишь показалось и страшно только потому, что темно. Если да, то вам понятен страх нахимовца, которому всего семнадцать.

– Мне не страшно. Мне не страшно, – твердил он себе мысленно. В свете сверкнувшей молнии по левую сторону от него мелькнуло и исчезло в непосредственной близости в темноте чье-то лицо. Напряженный, как пружина, отметив это боковым зрением, он выкинул в том направлении руку, собранную в кулак. Раздался треск и звуки сыплющегося стекла.

«Блин! Совсем забыл, что там зеркало! – подумалось ГОРОБЦУ. – Теперь вот руку порезал».

Бах! Раздался неожиданный и громкий хлопок входной двери, ударившейся о стену. На пороге возник черный силуэт крупного телосложения, держащий в левой руке топор. Еще одна молния вспышкой осветила небольшие подробности неизвестного, такие как отблеск металла топора и текущая с пришельца дождевая вода.

ГОРОБЕЦ затих и, ожидая продолжения действий, все еще надеясь на то, что это недоразумение, не стал двигаться ни в какую сторону. Гром, догнавший скорость света, раскатом разнесся по улице за спиной силуэта и заставил дрожать стекла в окнах. Неизвестный, припадая на одну ногу и подтягивая другую, неестественно и безжизненно опустив голову, начал движение в его сторону. Топорище волоклось следом по полу и глухо дребезжало, немного вибрируя на неровностях поверхности. Медленно-медленно он молча шел по центральному коридору камбуза, приближаясь к ГОРОБЦУ. Вдруг из темноты кухни, откуда раньше выкатилась кружка, вывалился на пол Крюк с вытаращенными глазами. Его тело виднелось только наполовину, низ туловища скрывал мрак. Он захрипел и забулькал, пытаясь дотянуться рукой до ГОРОБЦА. Но не успел, из его рта полилась черная «кровь», и он бессильно затих на полу с вытянутой рукой. Нечто, затаившееся в темноте, схватило его и утащило во мрак, оставляя «кровавый» след.

ГОРОБЕЦ попятился к противоположным дверям, выкрикивая: «Что ВАМ нужно?!! Чего вы хотите?!!» Но никто не ответил на его вопросы, только царапающий дребезг топора стал громче, а незнакомец ближе. Горобченко не в силах противиться инстинкту самосохранения, побежал к спасительной двери. Подергал ручку – закрыто. Конечно же, ее всегда закрывают после ужина. Звон лезвия топора, скребущегося по полу, становился громче и ближе, казалось, что незнакомец прибавил шагу. Отойдя назад на несколько шагов, он с разбегу плечом ударил дверь. Сверху посыпались щепки. Дверь задребезжала, но устояла. Запаниковав, Горобченко принялся учащенно биться в нее плечом. Отталкивался и, держась за дверную ручку порезанной и скользкой от крови рукой, с силой притягивал свое тело, как таран. Словно ночной мотылек, стучащий о лампочку, бился он о преграду на его пути. Дверь постепенно приоткрывалась, выворачивая наизнанку замок вместе со щепками. Щель стала достаточно большой, чтобы при огромном желании жить можно было в нее протиснуться. Выдохнув из себя воздух, он боком полез на свободу через образовавшийся проем. Незнакомец был очень близко, он это чувствовал всем телом и торопился, как мог. Уже почти высунув на улицу тело, ГОРОБЕЦ почувствовал, что его ногу схватили за штанину и принялись затаскивать обратно.

«Топор! У него же топор! Он сейчас отрубит мне ногу!» – пронеслось в его голове. Закричав, он изо всех сил оттолкнулся второй ногой от двери и покатился вниз по мокрому от дождевой воды травянистому склону. Неизвестный, судя по звуку, принялся ломать дверь…

Как позже стало известно, ГОРОБЕЦ, взлохмаченный, испуганный и с порезанной рукой поднял такой переполох во всем лагере, что через десять минут вся санчасть и дежурные офицеры примчались к нам на камбуз для оказания первой медицинской помощи пострадавшим от рук маньяка. И тогда уже нам, шутникам, стало не до смеха. Капитан первого ранга Дельфинин, заместитель начальника училища, случайно оказавшийся в наших краях с проверкой, прохаживаясь мимо наших построенных тел, кричал:

– Что это такое?!! Что вы себе позволяете!! Это вам не там!! Попов!!! Ну, конечно же, куда без такой известной личности! Что с вами?!! Что за маскарадный костюм?!! Что?!! Говорите громче!!! Что вы чистили? Дымоход?!! А почему до сих пор грязный?!! Что, почиститься нельзя было?!!

И так на нас кричали до тех пор, пока не выдохлись совсем. В отпуск нас отпустили на неделю позже остальных. Может, некоторые и были недовольны этим, но, по мне, так: хоть есть что вспомнить у нашего 54-го класса, в отличие от остальных взводов. Училищные психологи говорили, что это из-за большого количества «воздушных» знаков в коллективе. Может, и так.

В лагере проходили шлюпочные соревнования и практика по парусному вождению. Чтобы допуститься к последнему, сдавался ряд экзаменов по мореходному терминологическому словарю. Наш взвод, прославившийся оригинальными выходками, никак не мог выучить все значения плакатных издержек и сдать этот экзамен. Мы дружно приходили по десять человек. Дружно проваливали экзамен. И дружно приходили на следующий день снова, и все повторялось. Хождение каждый день к этому месту стало нашим своеобразным ритуалом. Как говорится, не мытьем, так катаньем. Но однажды… Мичман, считавший себя морским волком и часто пользующийся выражениями командира пиратского судна в стиле «Якорь мне в задницу! Мне чайки на грудь срали! У меня вся жопа в ракушках и водорослях!», пришел без журнала, в котором значились все наши неудачные попытки. И, посмотрев на нас с проницательностью разбойника, спросил:

– Сдали устный экзамен?

– Да! – ответили без тени сомнения мы. Главное, уверенно отвечать на все вопросы. Иногда мне кажется, что военные не улавливают суть ответа и ориентируются только по интонациям. Если ответил бодро, значит, все отлично. Ответил вяло, значит, все плохо и ты весь в сомнениях.

Мичман приказал: «Седлать коней!», и вот мы вышли на середину озера и подняли парус. Дальше все развивалось как в кино… Камера! Мотор! Дубль 7, эпизод №2! Хлоп!

Необходимо добавить: при парусной ходьбе существует опасность быть перевернутым, если вовремя не сориентироваться в направлении и порывах ветра и не произвести нужные манипуляции. До середины озера мы шли на веслах и не испытывали опасений. Сильный боковой ветер начал опасно наклонять нашу «яхту», и мичман принялся отдавать приказы и распоряжения типа «Чайки на грудь мне срали!!!» с последующим перечислением морских терминов.

Камера крупным планом берет наши лица, всматривающиеся в глубокую глотку капитана. И таким же крупным планом – огромные глаза десяти Бивисов и Батхедов, кряхтящих и булькающе смеющихся при каждом незнакомом им слове. Никто не шелохнулся, все смотрели на гланды мичмана, выпучив глаза. Наконец, морской волк начал подозревать нашу некомпетентность в делах морских и заговорил на доступном для нас языке. Ведь через несколько «чудных» мгновений он и еще десять имбицилов окажутся в воде. И не факт, что до берега доплывут все. В озере достаточно холодных родников, да и до берега почти километр. Сведет кому-нибудь ногу и все, поминай, как звали. А ему отвечать? Ну уж нет!

– Так!!! Эту ХУЙНЮ схватил быстро!!! Да, ты!! Так, а ты эту ПОЕБЕНЬ натяни на себя!!! Левый борт, табань!!! ПИДАРАС, веревку перекинь!!! А ты, УРОД! Да, ты!! Натяни на себя эту ХУЕВИНУ!!! – речь была понята нами вмиг, и каждый выполнял правильные действия, необходимые для удачного завершения маневра… Мы не перевернулись под парусом. Никто не утонул. Все вернулись на берег живые и здоровые, где разгневанный мичман поставил нам всем зачет, даже тем, кого не было.

– Чтобы ноги вашей здесь больше не видел, понятно!!! – содрогал он воздух звуковыми волнами, пущенными голосовыми связками. А нам только это и нужно было. И мы теперь приходили сюда только купаться, да и то по вечерам и украдкой. Так кончился наш последний лагерь в НВМУ.

Глава 17. Промежуточная

 Отпуск пролетел быстро и незаметно. Поскольку мои родители переехали жить в Санкт-Петербург и еще не нашли работу, то на работу устроился я. Кем могут взять несовершеннолетнего парня крепкого сложения? Правильно, грузчиком. Работа начиналась в девять утра и заканчивалась в девять вечера. Оплата: 70 рублей и один обед, включающий кусок мяса. Магазинчик, в котором я трудился по двенадцать часов в день шесть дней в неделю, находился в центре города, поэтому приходил я домой поздно и, выслушив пьяные речи отца, отставного офицера, ложился спать. Точнее, вырубался под монотонные крики папаши о том, какое я ничтожество и нежелательный в квартире элемент. Что лучше всего мне убираться подальше от его собственности. Что он ждет, когда мне исполнится восемнадцать и закон не сможет заставить его выполнять родительский долг. Что я много ем. Что я только потребляю. Что прописывать он меня не собирается, что мне лучше всего сдохнуть…

А я думал: «Надо же, какой козел! Перед людьми – сама любезность. А его настоящее лицо, лицо морального урода, говорящего своему сыну гадости, открыто только его семье. А ведь мне каждый говорит: какой у тебя замечательный отец, надеюсь, ты будешь на него похожим. Тьфу! Надеюсь, что никогда не буду таким».

По утрам я вставал и шел на работу, где чужие люди относились ко мне лучше родных. Поэтому с удовольствием на ней задерживался и не хотел идти домой. Шел медленно, вдыхая ночной воздух и гадая: пьяный сегодня или нет мой «нервотреп»? Если он уже спал, то я, стараясь не шуметь, ел свои макароны с майонезом и сосиской и ложился спать. А если нет, то засыпал под его мерзкие изречения, которые вместе с кислым перегаром кидались мне в лицо.

Я много думал про все это и пришел к выводу: каждый военный начальник может наорать или как-нибудь еще сорвать свою злобу на своих подчиненных. Когда он перестает быть военным, то принимается орать на своих домашних. Наверное так? Ведь многие семьи распались на моих глазах после ухода в запас доблестных защитников отечества. Такой своеобразный синдром человека, потерявшего власть над другими. Конечно, ведь там, в казарме он полубог, неприкасаемый. Он может приказать матросу все, что придет в его голову, сжатую короной. Сделать со своим подчиненным все, что захочет. Матросу не положено жаловаться. Если матрос кому-то пожалуется, все будет отрицаться и в конце концов замнется. Спишут на несчастный случай его травму или смерть. Вы понимаете, о чем я? Надеюсь, что да. А здесь, на «гражданке», за такие дела можно и по «шапке» получить. И их биение пяткой в грудь возле пивного ларька на тему доблестной обороны Родины будет воспринято как исповедь очередного пьяницы. Я не имею в виду всех офицеров, но подавляющее большинство из тех примеров, которыми снабдила меня судьба, такие. Хотите правды? Спросите их жен.

Так и не отдохнув, в конце августа я пришел в свое училище, в уже опостылевшей мне форме и бескозырке. До моего выпуска оставалось десять месяцев. Ура, товарищи! УРА!!!

Глава 18. Как про меня кино документальное снимали

В октябре я зашел случайно в актовый зал, где раньше занимался бальными танцами. Достигнув в этом виде спорта только пятого места по училищу, бросил. Ну не мое это, при моем-то телосложении и весе. Мне было не угнаться за тощими и проворными соперниками. Были смешные воспоминания о выездных выступлениях, во время которых существовала традиция напиваться в дым. Но эти смешные казусы и возникали только из-за выпитого спиртного, поэтому и рассказывать о них не буду. Девчонки, посещавшие этот кружок, лично для меня были обладательницами обыкновенной внешности, но с огромной короной на голове. Они-то понимали нашу ограниченность в выборе девушек и ходили гоголем, нахохлившись. К такой на гнилой козе не подъедешь. Она капризничала и меняла партнеров, когда хотела. Прямо как «В мире животных», самка принимает ухаживания готовых к спариванию самцов. Уподобляться животным мне не хотелось, и поэтому знаков внимания им я не проявлял. Женщины вообще народ странный, так что мои флюиды равнодушия были восприняты агрессивно. Да и шут с ними.

Веду я к другому событию, поставившему на уши все училище. В зале сидели какие-то незнакомые мне люди с большими сумками. Уж поверьте, за три года нахождения в этих стенах я мог с точностью с ходу определить всех, кто имеет причастность к обеспечивающим службам. Эти явно были не из «нашего огорода». При более близком знакомстве (а с людьми я находил общий язык достаточно легко) выяснилось, что они являются съемочной бригадой канала Рен-ТВ. Они собирались снять репортаж, называющийся «Один день из жизни нахимовца».

«ООО!!! Это час истины, – подумал я. – Все им расскажу. Пусть люди знают правду, какая ждет их детей в этом заведении».

Но рассказал им не об этом, а о своей активно-политической жизни общественного деятеля. О том, как снимался в эпизодических ролях в кино плечом к плечу с мэтрами синематографа. Среди них были перечислены: Пореченков, Краско, Гальцев, Скляр и другие. Все это была истинная правда, потому что все свое свободное время я посвящал будущей карьере киноактера и искал всевозможные способы достижения своей цели. При указании фамилии актера я описывал конкретную серию и эпизод, так что при желании проверить истинность информации было можно.

Мое желание поступить в училище «на Моховой» было так велико, что я признался в этом родителям, на что был дан отрицательный ответ в резкой форме. Но запретить мне мечтать они не могли, поэтому я взахлеб описывал своим слушателям смешные истории со съемочных площадок. О! Они были поражены и повержены моей неуемной энергетикой и раскованностью. Эта работа, приуроченная к 23 февраля, могла стать для них интересной и занимательной в моем лице. Напоследок я оставил им свои училищные координаты и ФИО. И проследил, чтобы все было записано правильно в их блокнотики. Я уже видел блеск в их глазах, когда меня под бурные аплодисменты душещипательных снобов-нахимовцев-танцоров выперли из актового зала. После этого, набравшись терпения, я ждал…

Прошел октябрь… ноябрь… декабрь… январь, но никто не приглашал меня никуда. Я совсем уже отчаялся «засветиться» крупным планом и потому забыл обо всем этом.

Бегущая строка с печатающим звуком: «Тч-ч-ч-тч-тч-ч-ч-чтч-ч-тч – 7 февраля 2001 года от рождества Христова, день».

Сижу себе на уроке геометрии и вслушиваюсь в сотый раз в теорему Пифагора. После того, как нам поставили вместо нашего учителя этого усатого, похожего на моржа «капраза» Черенкова, больше мы ничего другого не слышали, кроме как «Пифагоровы штаны во все стороны равны». Скорее всего, это было обусловлено отсутствием знаний и навыка работы со справочной литературой. А поскольку этот МОРЖ еще и был непосредственно причастен к моему избиению в Москве, то и отношения у нас складывались молчаливо-холодные. Он «валил» меня, как мог, ставя двойки в классный журнал за все, что хотел. Буркая сквозь усы свои уставные «юморески», он впадал в нервный тик, глядя на меня, и начинал заикаться. Я серьезно задался вопросом о своей дальнейшей учебе. Но кому идти жаловаться? Справедливости мало в этом мире, а в этих застенках и того меньше. Никому нет дела до меня, ни родным, ни чужим.

Урок состоял из двух частей. После окончания первой части и перерыва СААВЕЙ предстал перед МОРЖОМ в связанном виде, со спущенными штанами и кляпом во рту. А ведь его не было всего несколько минут.

– СААВЕЙ!!! Что с вами? – задал грозно вопрос Черенков.

– М-м-м-м, – промычал тот сквозь кляп.

Тогда Чернышев нагнулся и вытащил кляп.

– Я сам, – ответил СААВЕЙ, поглядывая на класс и понимая, что никого сдавать нельзя. МОРЖ окинул взглядом связанные за спиной морским узлом руки, затем посмотрел на колышущиеся на голой попе волосики, вставил кляп обратно и, не поднимая САКУ с пола, продолжил урок. Во время урока СААВЕЙ с голой попой на заднем фоне сокращал свои мышцы, словно червяк, в попытках развязаться, приводя остальных в неописуемый восторг. Наше занятие прервал дневальный, просунувшийся в класс и после ритуальных извинений заявивший: «Попова вызывают к заместителю начальника училища!»

Я похолодел внутри. Конечно же, я общался со всеми начальниками в этом заведении, но меня в первый раз вызвали посреди урока. А это означало, что дело очень важное и не терпит отлагательств. В моей голове судорожно проносились поступки за последний месяц, возможно ставшие причиной столь неожиданного и срочного вызова. А таких, даже при приблизительном подсчете, набиралось предостаточно. В некотором ступоре я вышел из класса и побежал в спальный корпус бриться и гладиться, чтобы перед начальством выглядеть достаточно сносно…

ТУК-ТУК.

– Войдите! – раздалось за гигантской дверью, и я вошел. Багровое лицо замначальника училища сразу бросилось мне в глаза. Затем я заметил какую-то женщину, активно жестикулирующую и пытавшуюся что-то доказать моему начальнику. Я еще больше похолодел и принялся перебирать возможные варианты событий, которые могли меня скомпрометировать вместе с этой особой. Развернувшись, она замолчала и уставилась на меня.

– Это он?!! – спросил капитан первого ранга, кивнув в мою сторону подбородком. Она присмотрелась и сказала:

– ОН!!!

«Я? Что – я???» – пронеслось в моей голове. Мне становилось дурно, я бессильно обмяк, ощутив слабость в коленках. Так, ей примерно пятьдесят. Не помню, не видел. Главное, все отрицать. Скорее всего, меня перепутали и скоро это прояснится. Вряд ли между нами что-то было. Что ей надо? Что это за опознание?

Ее голос перебил мои мысли:

– Ты что, не помнишь? Тогда, на танцах?

О, Боже! Какие танцы? Неужели, я настолько напился, что ничего не помню? Ранее за собой такого не замечал. Я почти весь месяц сидел здесь безвылазно и забавлялся с эротическими журналами.

– Нет, не помню, – а в мыслях: «Что они на меня вешают? Разбой? Никогда не занимался такими вещами. Изнасилование? Если меня на ней силой женят, то я убью ее в первую же ночь. Идиоты, она же не в моем вкусе. Хамство? Скорее всего. Но почему же я ничего не помню? Может, у меня амнезия?»

Но голос этой женщины снова вывел меня из размышлений:

– Саша, ты что? Мы же ведь с тобой виделись в октябре и говорили о съемках репортажа о нахимовцах. Не помнишь? Канал Рен-ТВ?

Блин! Какое облегченье! Конечно же, я сразу все вспомнил.

Начальник улыбнулся и сказал:

– Они едут к тебе на эти выходные. Надеюсь, понятно?

– Э-э-э. Но у меня в эти выходные день рожденья…

Мой день рожденья приходился на 11 февраля. Поступив в это училище, я выяснил, что этот день негласно признан Днем РЫБЫ. Для тех, кому это непонятно, поясняю: в этот день третий курс бил второй и первый, рвал на них одежду и вымогал деньги на подписание ПРИКАЗОВ. Приказы рисовались заранее и в них указывались фамилии желающих присоединиться к званию ПИТОНА. Сумма оговаривалась заранее, давалось время на ее накопление, но в целом была, например, для меня неподъемной. Кроме того, ты был обязан (если ты первый курс) «проставиться» (алкогольно-пищевые инвестиции) своему ПИТОНУ. У каждого в классе изначально есть личный номер по списку, состоящий из четырех цифр. Например, мой номер 54-26 – пятая рота, четвертый взвод, двадцать шестой в первоначальном списке. Мой ПИТОН из четвертого взвода нечетной роты третьего курса с таким же номером в списке. А второй курс, наверное, машинально бил первого уже на следующий день. Такие вот традиции. Я же хотел первый раз за несколько лет хоть как-то отметить день рождения, а теперь все отменяется…

– Ну и прекрасно! – радостно отозвалась женщина-репортер. Я подумал: «Ничего прекрасного». А вслух сказал с элементами восторга:

– Конечно же, прекрасно!!!

Она ушла, оставив наедине меня и заместителя начальника училища. Дальше опишу примерно, что он мне на все это сказал.

– Если ты…(глубокий вздох) Если ты…(еще вздох) Если ты чего-нибудь ляпнешь, сам понимаешь чего… Так вот, не видать тебе выпускного из этого училища, как своих ушей… (набирает полную грудь воздуха)… ты никогда не закончишь этого училища!! Понял?!! Ты знаешь, что они всем здесь плешь проели, пока тебя искали. Им предлагают отличников здешних, а они ни в какую. Говорят, давайте нам Попова из пятьдесят четвертого класса. И все. Что тут поделать? Дали. Но ты все-таки запомни, что я тебе сказал. Хочешь закончить? Думай что говоришь!

После этого разговора в моей голове появились два антипода. Один из них хотел рассказать о наболевшем. Чтобы предупредить людей о предстоящем испытании. А второй, неожиданно для меня, захотел окончить это училище. Ведь до выпуска каких-то три месяца. Столько вытерпеть, чтобы за шаг до финишной черты все бросить? Как это ни грустно, победил второй.

Тууу-тууу-тууу – это я звоню отцу.

–Алло! – его голос всегда заставлял меня вздрогнуть, тем более сейчас. Я поведал ему о предстоящем посещении нашей квартиры репортерами.

– Ты АХУЕЛ!!! – заорал папа в трубку с продолжением гневной тирады. Но ничего не поделаешь. В субботу я под прицелами камер, пересек наш город и оказался дома. Папа надел одну из многих масок праведного ангела и хлопотал по дому, пытаясь поставить чайник и всех угостить «утопленничками» (чайными пакетиками). И пошло-поехало. То кино, в котором я без сучка и задоринки, словно робот, утверждаю о высококультурном существовании воспитанника НВМУ. Я ненавидел себя в эти секунды. Я, возможно, сделал первый шаг к такому же притворному существованию, как мой отец. Но страшнее для меня была сама мысль жить с ним в одной квартире, где он мог ногой открыть любую дверь, заявляя: ЗДЕСЬ ВСЕ МОЕ!!! Он приходил домой словно король, садился в зале в кресло и ждал, пока ему разогреют и принесут еду на подносе. Если он был в плохом настроении, то мог запустить в тебя этой едой или облить молоком (чаем или кофе). А потом мог хлопнуть дверью и пойти «нажраться» до невменяемого состояния дешевого пива и начать буйные разборки. Для этого он переодевался в свою офицерскую форму и, бренча медалями, кричал, распуская руки: «Ты – матрос! А я офицер! Ты никто! А я белая кость!»

…Я стоял перед камерой и внутренне переживал, что не могу сказать правды…

…Выпуск прошел 15 июня 2001 года. На празднование я не пошел с одноклассниками. Мне единственному родители не дали денег (три тысячи рублей), потому что посчитали, что не заслужил. Но мне было стыдно в этом признаться, и поэтому я заявил, что не желаю участвовать в очередной пьянке. Я никого не хотел видеть. Получив отпускные за три года, я пошел и потратил их на «Апрашке», купив футболку и джинсы. Только на это и хватило. За все то время, которое я провел в училище, мне не было куплено ни одной вещи. Конечно, зачем? Ведь я же на полном ГОСОБЕСПЕЧЕНИИ. Отец вновь наорал на меня, заявив, что я растратчик и транжира. Я, придя домой, выпил бокал шампанского в компании ненавистного мне отца и лег спать. Ночью он меня разбудил, чтобы прочитать очередную ПЬЯНУЮ лекцию, о том, какая я неблагодарная свинья.

Так кончились мои нахимовские будни…

Р.S . Через тридцать дней я должен буду продолжить обучение в числе курсантов ВМИИ им. Крылова, бывшем им. Дзержинского. Куда и явлюсь в указанный срок.

Глава 19/1 (Низино)

Когда в жизни происходит что-то интересное и стоящее, то хочется этот момент схватить, поймать, запомнить все: запах, вкус, ощущение, место, обстановку, свет. Чтобы при желании мысленно перенестись туда и пережить все заново. Но именно когда ты переживаешь все это, в ту самую секунду, очень сложно записать ЭТО на бумагу. Не хочется тратить время на занесение фактов своей жизни, как будто ЭТО – документ, подтверждающий твое существование. Считаю данное поведение кощунственным и оскорбляющим саму суть и яркость жизненного момента. И только спустя время, когда события наложились одно на другое, и выстроились все ваши линии судьбы, тогда и можно попытаться выстроить все в сюжетную линию, понятную вам самим и окружающим.

А. ПОПОВ.

Если кто не знает (я, например не знал), НИЗИНО – это поселок городского типа под Петергофом. Воинская часть, в которой мы служили-учились, казалась необъятной. Забор местами подчеркивал границы, но в целом только лес знал, где она заканчивается. До самого Низино километра три, не меньше – и пустота. Вы спросите, что я там делал и как там оказался? Тогда вы, наверное, пролистнули книжку, и сразу окрыли ее на этом моменте. Но вкратце: я окончил Нахимовское военно-морское училище и попал в это училище-институт. Там случилась путаница с кадрами и с факультетами.

Сначала я попал на «дизельный». Каждый факультет – это мирок, в котором есть свой царь (начальник факультета) и все остальные: крепостные, бояре, свита. Так вот, в царстве пятого – «дизельного» факультета образ здоровой жизни переваливал за все среднестатистические рамки, потому что «ЦАРЕМ» оказался бывший спортсмен, занимавшийся то ли одним, то ли сразу несколькими видами спорта. «На картошку» он курсантов выгонял точными попаданиями из пневматического ружья. Вы, наверняка, не раз пользовались такими в тирах, но вряд ли знаете, как неприятно выковыривать металлические пули из тела (синяки потом размером со спелое яблоко). В общем, спортсмен-охотник. Наверное, это похоже на ваш мир? Президент увлекается теннисом – все за ракетки, дзюдо – все на татами. Жду не дождусь, когда президент будет заниматься тантрическим сексом, даже на выборы пойду. Интересно просто, что же тогда будет?..

Так вот, курс молодого бойца (КМБ), для меня уже не первый, пришелся на период выхода популярного фильма «Солдат Джейн». Если кто не помнит: в этом фильме девушка проходит специальную подготовку для «наикрутейшего» подразделения морских котиков. Их тренировка делилась на три этапа (по моим лично представлениям и понятиям). Этап первый: растаптывание личности и определение психологического и физического пределов. Неприспособленные выбывают. Этап второй: перемешивание в коллективе. Личные неприязни должны быть устранены. Выполняется это только путем внедрения принципа «один за всех и все за одного». Вовремя подтянутые к героям внешние трудности объединяют их в единое целое. Этап третий: возвращение новой и более сильной личности. Олицетворение смерти и перерождения. Скажем так, большинство в этом фильме увидело только первый пункт. Их привлекли власть над людьми и сам факт унижений этих людей. В их головах отложилась схема: мученье – крутизна. Поэтому и получилось: готовили как спецназ, а в итоге – стадо дебилов с таким же пониманием реальности. А проблема в том, что нет объективного понимания происходящего.

В общем, к концу КМБ я снова хотел есть и спать. Жира в теле совсем не осталось. Но в этот раз не из-за того, что еды не было. А из-за того, что старшины, копируя поведение из фильма, не давали времени поесть.

– Встать! Сесть! Встать! Сесть! – приседали мы так почти весь обед или ужин. Или забегали по лестнице вверх и вниз.

– Все, ваше время приема пищи закончилось! – говорили они, и мы бежали очередной кросс, по кругу, пока они загорали в центре стадиона. Бежали и выблевывали то, что было с таким трудом помещено в наши желудки. В общем, все нормально. Это не будущие офицеры, а тренеры по фитнесу, обреченные вести группки для лысеющих геев-меценатов (О как!). Я надеюсь на это.

Примерно в таком состоянии меня застал конец августа. Последние теплые деньки. Потому что дальше может быть или сразу зима, или лондонские дожди. Наступило время «Ч». «Ч»ерезвычайного произвола по сбору картошки, по другому не назовешь. Одетые в грязные, рваные робы, подстриженные наголо, мы напоминали свежепривезенных узников концлагеря (кости еще не торчат). Мы стояли на плацу в субботу в десять утра, и мне безумно хотелось быть чистокровным евреем именно по субботам, чтобы ничего не делать. Хотя по пятницам я бы с удовольствием становился мусульманином – с той же целью. Ну, а по воскресеньям, само собой, хотелось предаваться лени под православными флагами (вы уж все не серчайте, правда, очень хотелось).

Погрузка в автомобили закончилась быстро. Хотя автомобилями это было трудно назвать. Какой-то антикварный выкидыш для перевозки скота. Громко пердя и кашляя, «говновозки» помчались в синюю даль (о, как поэтично!). Кабриолеты 37 года выпуска имели странную конструкцию, благодаря которой путешествовать в них представлялось возможным, устроившись подальше от бортов. Иначе они могут открыться, и ты вывалишься в дорожную пыль. И на корточках, потому что если ГАИ увидит, «пешком пойдете!» В такие моменты кажется, что все это кино. Что сверху летит кукурузник, в котором звучит «Полет валькирии», и внутри сидит боевой генерал. Там, с высоты мы ему кажемся боевой колонной, готовой бросаться на танки и погибать один за другим, пока не кончится горючее у вражеских машин. Он уже с умилением представляет, как будет говорить пламенную речь на братском захоронении и пускать прощальную слезу. Вот камера опускается ниже, задерживается у перепачканных лиц сидящих на дне кузова героев. В их лицах читаются отрешенность и обреченность. Они все понимают, что впереди их ждет КАРТОШКА. Она – страдалица земли. Ее столько раз проклинали поколения военнослужащих, что пора бы ей стать размером с арбуз и расти на поверхности, для удобства. Думаю, что скоро так и будет, раз начали гены камбалы добавлять. Мутантами скоро все будем, как и картошка.

Машина подъезжает к полю и останавливается. Ветерок, обдувающий нас, исчез, и теперь я чувствую запах, который издает наш «камуфляж». Ха! Я понял! Нас так одели, чтобы картошка за своих принимала. Ну, или чтобы сама вылезала, корчась от вони и смеха, глядя на нас. А что? Тот парень со звучной фамилией Кулибин в углу автомобиля очень даже похож на картошку, только фамилия не та. Но пахнет точно так же. Старшины в кабинах сидят все в чистом, как надсмотрщики. Хотя, если вдуматься, они таковые и есть, сейчас выгонять из машин будут.

Четыре футбольных поля с бороздками для «археологического» копания в поисках «Петра творенья». И копаешься. На коленях – холодно. На корточках – ноги быстро затекают. Руки черные, как и лица. Из носа сопли вперемежку с черноземом капают. Потом усы гуще растут, проверено. Собрал мешок – закинул в машину. Еще один собрал – туда же. А солнце еще высоко. Пробовали есть картошку сырой? Не пробовали? Ну и не надо. Гадость еще та. Хрустящий крахмал с комьями земли, скрипящими на зубах. Есть так хочется, что аж в сон клонит. Почти не осталось сил на эту монотонную и скучную работу.