Текст книги "Дежурный по городу слушает"
Автор книги: Александр Кулешов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)
3 часа 10 минут
Владимир прикидывал в уме, как далеко мог обогнать его «Повар» и как быстро тот ехал. «Повар» был отличным шофером (это доказывала быстрота, с какой он после похищения машины домчался до Внукова, а потом до Шереметьева), он знал, что за ним погоня, движения по шоссе почти не было. А патрульные и дружинники, как скоро они поймут, что птичка улетела, и сообщат дежурному по городу, а тот постовым на шоссе? И не свернет ли где-нибудь преступник, который ведь может предположить, что за ним гонятся милицейские машины, снабженные радиосвязью; и если он свернет, то куда? Кроме того, нет ли у «Повара» огнестрельного оружия? Владимир забыл спросить, нашли ли на Николае его служебный пистолет. Впрочем, если не нашли, это тоже еще ничего не значило. Николай мог просто не взять его с собой. Но могло быть и другое: «Повар» вполне мог иметь еще какой-нибудь пистолет. Тогда почему он не воспользовался им для того, чтобы оглушить свои жертвы, когда похищал такси (если преступники почему-либо не хотят стрелять, они делают именно так)? А потому, сам себе отвечал Владимир, что при феноменальной силе «Повара» ему достаточно было собственного кулака, тем более, если в нем зажата рукоятка ножа. А может быть, он хотел скрыть, что имеет пистолет?..
Все эти мысли роились в голове Владимира, пока такси мчалось по пустынному шоссе. Начинался рассвет, предметы приобретали очертания и все яснее проступали в сером свете наступающего утра.
Долгое время шофер, сосредоточенно нахмурив брови и крепко сжав руль, молчал. Потом, «втянулся в скорость» и, несколько раз метнув взгляд в сторону Владимира, наконец не выдержал:
– Одного догоняем, товарищ начальник?
– Одного, – помолчав, ответил Владимир, не сразу оторвавшись от своих мыслей.
– Тогда порядок. – Парень повеселел. – В случае чего могу подсобить. Тоже не лыком шит – первый разряд по футболу имею!
После паузы он задал новый вопрос:
– Что, сшиб кого-нибудь? Пьяный, наверное…
– Нет, не сшиб, – медленно сказал Владимир, – убил. Нож всадил…
– Убил? – Добродушное лицо шофера сразу стало суровым. – Вот гад! Кого убил? Пассажира? Небось за деньгой погнался!
– Нет, не пассажира. – Владимир повернулся к шоферу. – Да он вообще не таксист – машину угнал. А убил он друга моего, лучшего друга, понял?
Владимир сам не знал, почему вдруг сказал об этом незнакомому парню. Сказал, пожалел и сразу жалеть перестал, столько искреннего, горестного сочувствия прочел он в глазах шофера.
– За что убил-то? – глухо спросил тог.
– За что убил? – Владимир задумался. – За то, что боялся его. За то, что знал, не будет ему спокойной воровской жизни, пока Николай жив. Вот за это и убил. Всадил нож в спину.
– Что ж он, дурак, – после долгой паузы заговорил шофер, – не понимает, что ли? Ну одного из милиции убил, другого. Все равно ведь пустым место не останется! Верно я говорю? В конце-то концов прихлопнут его и всех их таких! Не будем же мы их терпеть! Теперь тем более! Милиция-то ведь не один человек, а сила! Да и то скажу, народу сколько помогает, вон дружинники там, комсомольцы! Да любой. Хоть меня возьмите, хоть кого. Если сейчас поймаем, я ему, честное слово, первый шею сверну!
Владимир не отвечал. В своей нехитрой речи парень высказал мудрую и непреложную истину: преступный мир обречен. Времена изменились. Теперь милиционеры – это в большинстве комсомольцы и коммунисты с образованием, окончившие средние и высшие специальные учебные заведения, вооруженные современной могучей техникой и наукой, их начальники соединяют в себе знания ученых и искусство полководцев.
А плечом к плечу с милицией стоит многотысячная армия дружинников, людей решительных, беспощадных к преступникам, сильных своей ненавистью к ним, своей сплоченностью и убежденностью.
А печать, а общественное мнение… Да что там говорить – преступный мир обречен! Если вообще еще можно называть «преступным миром» вымирающих профессионалов, тунеядцев, предпочитающих воровство работе, трусливых хулиганов…
Кто знает, может быть, именно его, Владимира, молодому поколению суждено вбить, как говорится, последний гвоздь в гроб этого самого преступного мира?
…Машину «Повара» увидели, когда подъезжали к водной станции «Динамо».
Далеко впереди, в светлеющих сумерках, показалась медленно увеличивающаяся «Волга», мчавшаяся к городу. Она была хорошо видна на пустынном шоссе.
– Ну, – сказал Владимир шоферу, – теперь давай! Вот он!
Парень не ответил, он только крепче вцепился в руль, поудобней устраиваясь, завозился на сиденье, словно пулеметчик перед тем как открыть огонь.
«Волга» росла, как ни отчаянно мчался «Повар», шофер Владимира был еще более искусным водителем. И все же расстояние сокращалось очень медленно. Одно время казалось, что «Повару» удалось даже немного оторваться, но потом расстояние вновь стало сокращаться.
Машины промчали развилку шоссе, нырнули в туннель, вот позади остались станции метро «Сокол», «Аэропорт», «Динамо», «Белорусский вокзал»… Раза два-три машины пролетали мимо постовых. Но те, разумеется, не могли знать, что происходит у них на глазах. Они, наверное, думали, что это мчатся таксисты-лихачи, спешащие доставить пассажиров с Шереметьевского аэродрома на Внуковский или на какой-нибудь вокзал.
Милиционеры грозили пальцами, а один даже заспешил к телефону, чтобы сообщить следующему посту о нарушителе, превысившем скорость.
На площади Маяковского, когда машины разделяло уже не больше двухсот метров, «Повар» неожиданно свернул вправо, на Садовое кольцо. Он до предела увеличил скорость. Еще несколько минут – и машины промчались по площади Восстания, вновь нырнули в туннель. Миновали Смоленскую площадь и понеслись к Зубовской. Расстояние между машинами еще больше сократилось. И вдруг «Повар» применил неожиданный маневр. Он сбросил скорость и, не доехав немного до улицы Щукина, внезапно свернул влево. Завизжали шины об асфальт. «Повар» направил такси в подворотню невысокого дома и резко затормозил.
Вот тут-то Владимир смог в полной мере оценить искусство своего водителя. Он не проскочил дальше, как рассчитывал преступник, а свернул сразу же вслед за «Поваром». Его такси ударилось в преследуемую машину в тот самый момент, когда «Повар» выскочил из своего такси и устремился в глубь двора. Владимир понял план Коростылева. Уйти от преследования на машине тот не мог, он понял это. Еще пять минут, еще десять, и Владимир нагнал бы его. К тому же мчаться по центральным улицам становилось опасно – стало почти светло, светофоры включили, регулировщики выходили на дежурство, навстречу попадалось все больше машин.
Кроме того, «Повар» уже сумел разглядеть, что преследует его не патрульная и вообще не оперативная машина, а такси, в котором всего один пассажир. В этих условиях он мог рассчитывать, добравшись до хорошо знакомого ему места, бросить машину где-нибудь у проходного двора и скрыться. В случае чего можно было спрятаться за выступом стены, в темном подъезде, за воротами и убить преследователя, используя преимущество во внезапности, нож и свою огромную силу.
Когда такси Владимира врезалось в заднюю часть машины «Повара», шофер ударился грудью о руль и его немного ошеломило.
Владимир мгновенно открыл дверцу и бросился вперед. С трудом протиснувшись между брошенным преступником такси и стеной подворотни, он выбежал во двор.
«Повар» был метрах в тридцати впереди. Он пробежал мимо палисадников, мимо стоявшей в глубине двора школы и скрылся за ее углом.
Владимир устремился за ним. Они бежали быстро и бесшумно.
Завернув, в свою очередь, за угол школы, Владимир увидел длинный неширокий проход; слева возвышалась огромная стена, справа – двухэтажные дома. Свет нигде не горел, занавески были задернуты. Люди еще спали.
«Повар» уже подбегал к деревянным раскрытым воротам, выходившим на улицу. «Улица Веснина», – мысленно прикинул Владимир. Он бежал быстрей преступника, и расстояние между ними с каждым шагом сокращалось.
Но, когда Владимир добежал до ворот, «Повара» нигде не было видно.
Старый московский переулок был пустынен. Слева, возле итальянского посольства, неторопливо прогуливался милиционер; сейчас он был как раз в дальнем конце своего маршрута и обращен к Владимиру спиной (он наверняка не видел промелькнувшего «Повара»); справа, на перекрестке, ритмично то вспыхивал, то гас желтый свет орудовской «мигалки».
Убежать влево преступник не мог – там ходил милиционер, да и переулок протянулся далеко. Справа, правда, где перекресток располагался намного ближе, можно было свернуть за угол. Но, если бы «Повар» сделал это, Владимир успел все же увидеть его – расстояние между ними было недостаточно велико. Значит, что? Значит, преследуемый или в подъезде дома напротив (но это маловероятно – дом высокий, а кругом маленькие – по крышам не убежишь), или он вбежал в калитку рядом с домом.
Все эти размышления заняли секунду. Владимир бросился в калитку. Он попал в небольшой захламленный двор, казалось, без другого выхода, но, добежав до конца замыкавшей этот двор стены дома, Владимир обнаружил узенький проход. Он осторожно – уж очень проход был удобен для засады – вбежал в него, завернул за угол и оказался в сквере, разбитом перед невысоким домом.
Мелькнула спина «Повара», выбегавшего из ворот снова на улицу.
Владимир устремился за ним. Теперь они опять оказались в переулке, но «мигалка» на этот раз была прямо перед ними. «Повар» пересек улицу Веснина и побежал дальше. Вдали виднелось Садовое кольцо, откуда уже доносился шум уличного движения – Москва просыпалась.
«Повар» промчался вдоль каменной ограды, отделявшей от улицы пятиэтажный дом, свернул вправо в ворота, углубился в подворотню и снова свернул направо.
Их разделяло метров двадцать, «Повар» бежал тяжело, и Владимир понял, что развязка близка. Кроме подворотни, двор выходов не имел.
На мгновение Владимир остановился и перевел дыхание. Теперь «Повару» оставалось лишь одно – вступить в схватку.
Но тот, не задерживаясь, уверенно вбежал в один из подъездов. Что он намерен был сделать? Как скрыться?
И тогда Владимира осенило. Еще вбегая в ворота, он заметил справа узкий глухой сад, расположенный между оградой и домом. В сад выходили подъезды. Они находились напротив тех, что выходили во двор. Теперь он понял маневр «Повара». Пока Владимир будет искать его по всем этажам, Коростылев покинет подъезд через дверь, выходящую в сад, и спокойно выскочит снова на улицу.
Владимир мгновенно повернул обратно, пробежал подворотню и свернул в сад.
В нескольких метрах от себя он увидел бежавшего навстречу «Повара».
«Повар» был страшен. Он остановился, тяжело дыша, во рту, широко открытом, блестел золотой зуб, маленькие глазки горели смертельной ненавистью, лицо покрылось потом. Он был весь в грязи…
Какое-то мгновение оба стояли неподвижно. Потом в руке «Повара» сверкнул длинный, тонкий нож, и с каким-то глухим, звериным ревом он бросился вперед…
Много позже, когда все уже кончилось, кто-то спросил Владимира, почему он не воспользовался пистолетом. Владимир недоуменно посмотрел на задавшего вопрос – действительно, почему? Ведь проще простого было во время преследования приказать «Повару» остановиться под угрозой оружия, дать предупредительный выстрел, наконец, просто выстрелить в ногу. Когда же преступник бросился на Владимира с ножом в руке, меры необходимой самообороны не только разрешали, а просто требовали, чтобы Владимир воспользовался пистолетом. (А главное, разве не было бы это самым простым и к тому же законным способом отомстить за Николая?)
Однако он этого не сделал. И вряд ли мог объяснить почему. В тот момент, когда «Повар» бросился на него, Владимир почувствовал себя на спортивном ковре. Это была очередная схватка по самбо, с топ разницей, что ставкой здесь была не золотая медаль, а жизнь. Мозг Владимира, как всегда во время поединка, работал с невероятной быстротой, но абсолютно спокойно. Обстановка оценивалась в долю секунды. Решения принимались мгновенно, почти автоматически, и так же мгновенно осуществлялись.
Но «Повар» был не обычный противник – его вес превышал вес Владимира на добрых двадцать килограммов (в самбо такого не могло бы случиться). Он весь был отлит из мускулов и ростом на голову выше. В своей огромной руке он держал нож (и не деревянный, какой используют в показательных выступлениях самбисты), нож, которым он искусно владел.
Резкий, точный удар ноги, которым Владимир попытался выбить у преступника оружие, оказался недостаточным. «Повар» только взвыл от боли, но ножа не выпустил. Он на секунду остановился и, молниеносно перехватив нож в другую руку, снова кинулся на Владимира.
Владимиру не повезло. Он сумел мгновенно восстановить равновесие, потерянное после неудачной попытки выбить нож, сумел отбить удар, который «Повар» нанес ему левой рукой, но в это время нога его поскользнулась на мокрых после прошедшего дождя листьях и он чуть не упал. «Повар» воспользовался этим и ударил снова. Владимир успел качнуться в сторону, и нож рассек одежду, глубоко вспоров мякоть руки.
«Повар» быстро перехватил нож в правую руку – он сделал это инстинктивно, – правой рукой действовать было привычней.
Это была ошибка. И ошибка непоправимая. Не обращая внимания на боль, Владимир левой рукой отбил кисть нападавшего и в то же время правой резко рванул к себе руку «Повара» за локоть. Молниеносным движением Владимир завел ее «Повару» за спину и нажал. Преступник взревел от боли, нож со звоном отлетел на асфальт. Владимиру достаточно было теперь сделать легкое движение, чуть-чуть нажать и он сломал бы Коростылеву руку.
Вот, казалось бы, и наступило самое время осуществить свою месть – «задушить», «сжечь на медленном огне». Ведь боль, когда медленно ломается рука, чудовищна… Но Владимир чуть-чуть ослабил захват, ровно настолько, чтобы задержанному не было больно и в то же время чтоб он не смог шевельнуться.
Владимир внутренне усмехнулся: подполковник Голохов мог не предупреждать – Владимир и так никогда не забывал, что он прежде всего работник советской милиции!
Он держал в руках убийцу Николая – своего самого близкого, самого дорогого друга. Он держал в руках страшного, неисправимого преступника, матерого бандита, на чьей совести была не одна погубленная жизнь, грабежи, нападения, насилия; преступника, наверняка обреченного на смертную казнь… Но в эту минуту Коростылев был для него лишь «задержанный». Лейтенант Анкратов – работник милиции, а не судья или заседатель.
Его обязанность – задерживать преступников, не судить, не карать.
Из раны обильно текла кровь, каждое движение вызывало острую боль, а руку приходилось держать напряженной. Видимо, удар ножа оказался серьезней, чем думал Владимир.
Он вывел «Повара» на улицу и огляделся. Кругом никого не было. Он потащил задержанного на улицу Веснина, где около посольства стоял милиционер. Именно потащил: «Повар» упирался, шаркал ногами по земле, грязно ругался, стонал в бессильной ярости, огромный кулак свободной руки то сжимался, то разжимался.
Владимир находился в постоянном напряжении – малейшая потеря внимания, и «Повар» мгновенно воспользовался бы ею.
Когда они вышли на улицу Веснина, Владимир увидел, что рядом с милиционером стоит шофер его такси. Оправившись от толчка, парень прошел, наверное, за ними следом по дворам и, выйдя на улицу, подбежал к милиционеру, чтоб узнать чем кончилась погоня.
Но милиционер не мог ответить – он и сам ничего не знал. Они стояли и обсуждали, куда же могли деваться преступник и преследовавший его работник милиции.
Когда шофер увидел Владимира, он бросился к нему навстречу. В глазах его было столько злости, а в движениях – решительности, что Владимир предостерегающе крикнул:
– Не трогать!
Однако парень, подбежав, изо всей силы ударил «Повара» кулаком.
– Не трогать! – повторил Владимир, поворачиваясь так, чтобы загородить собой задержанного.
Но шофер излил в ударе всю свою злость, он больше не пытался бить преступника и лишь шипел сквозь зубы:
– Гадина! Не человек ты, понял? Гадина! Моя бы воля, я б тебе не то что руку, голову свернул! Человека убил, подонок…
Он топтался вокруг, не зная, как поступить, чем помочь.
Постовой у посольства, еще издали завидев Владимира, не стал терять времени. Он не мог покинуть пост, но тут же бросился к телефону и позвонил в отделение милиции, находившееся в соседнем переулке.
Не прошло и пяти минут, как из-за угла вылетела дежурная машина. «Повара» схватили, связали, запихнули в машину и повезли в отделение. Один из милиционеров, получив подробные указания Владимира, где искать нож, отправился за ним.
Минут через двадцать в отделение прибыл Голохов. За это время Владимиру кое-как перевязали руку, он умылся.
Приехавший с дежурным по городу врач сделал перевязку заново. Щуря глаза за очками, он бормотал:
– Ты смотри, как повезло. Вот повезло, совсем рядом с веной, миллиметры… Да и то резанул! Я ж говорил: не нож – стилет. – Он косился на принесенный милиционером нож, который Голохов, покачивая головой, вертел в руках.
Владимир сидел бледный – крови он потерял все же немало, рана продолжала гореть, хотя врач и смазал ее чем-то.
– Сменишься, надо обязательно сходить перевязать, – сказал врач.
Голохов направил было Владимира в находившуюся по соседству поликлинику, но тот категорически отказался. Он коротко и ясно доложил о ходе «операции по задержанию преступника Коростылева, по кличке «Повар». Приехавшие с Голоховым сотрудники и местные милиционеры, разделившись на группы, отправились одни к брошенным такси, другие к месту схватки, третьи записывали показания свидетеля-шофера. «Повара» увезли на Петровку.
Голохов сел в машину и увез с собой Владимира.
Не успел дежурный по городу войти в свой кабинет, позвонил начальник Управления.
Он звонил из квартиры. Несмотря на ранний час, комиссар не спал, его глубоко взволновало убийство сотрудника милиции. Уж, кажется, чего только не повидал начальник Управления за свое хоть и недолгое пребывание на этой должности; вряд ли был в Москве другой человек, который ежедневно сталкивался с таким количеством трагедий, несчастий, подлостей, слез и крови. Но он от этого не стал равнодушным к человеческим судьбам, и каждое горе задевало его. Особенно же тяжело переживал он гибель своих сотрудников.
Дежурный по городу точно и коротко доложил подробности ночной операции.
– …Анкратов, товарищ комиссар. Лейтенант Анкратов… – повторил он дважды фамилию Владимира, отвечая на какой-то вопрос начальника Управления. – Ясно, товарищ комиссар, передам! – закончил он разговор. – Лейтенант Анкратов, – Голохов повернулся к Владимиру, – начальник Управления объявляет вам благодарность. – И, не дав Владимиру ответить, добавил: – А теперь давай-ка в поликлинику.
Но Владимир снова решительно отказался – он хочет додежурить до смены. Пряча улыбку, Голохов приказал:
– Тогда шагом марш вниз, отдыхать!
Когда Владимир вошел в комнату на первом этаже, его окружили. Это не было простое любопытство, это был интерес коллег и товарищей, любому из которых приходилось бывать в таких же переделках, как Владимиру, любого из которых могла постигнуть такая же судьба, как Николая.
Лица были спокойны и суровы. Вопросы задавали деловые, профессиональные.
Так же по-деловому, стараясь скрыть жалость и печаль, обсуждали, что надо сделать для Нины, как сообщить ей страшную весть.
Об отдыхе Владимир и не думал.
В девять часов он позвонил Тане.
– Володька! – радостно кричала она в трубку. – Ну чего ты так поздно? Я совсем заждалась. Мне тут такие кошмары ночью снились – что все твои бандиты за нами гонятся, а мы удираем, а потом ты как выстрелишь, еще, еще… И проснулась, а это Клавдия Ивановна стучала – молоко принесли. А то бы не проснулась. – Она весело смеялась, потом заговорила озабоченно: – Володь, ты хоть поспал? А? Хоть немного?
– Ну конечно, я…
Но Таня перебила:
– Ты помнишь? Мы ведь сегодня к Николаю идем. Я Нинке пирог мой знаменитый обещала испечь, пойду тесто ставить. Я сейчас ей позвоню, может, Николай еще дома…
– Нет! Не звони!
Было, наверное, в голосе Владимира что-то такое, что заставило Таню сразу замолчать. Потом она тихо спросила:
– Почему? Что-нибудь случилось? Володя…
Но Владимир уже овладел собой.
– Не надо, Таня, он сегодня есю ночь работал, устал, спит еще, не звони. Я приду, тогда вместе… А Николай, он спит, – медленно повторил Владимир.
– Хорошо, подожду тебя, ты скоро?
– Скоро. Понимаешь, я тут ударился немного… споткнулся на лестнице, света все никак не сделают, забегу только в поликлинику и приеду. Хорошо?
– Расшибся? – Таня разволновалась. – Сильно? Володя, бедненький мой! Тоже мне милиция – солидное учреждение, не могут свет на лестнице провести! – сердито кричала она. – Ну скорей, Володенька, скорей! И не завтракай там. Будем вместе. Ладно? Я буду ждать…
Владимир долго сидел у телефона, неподвижно глядя в пространство. Да, верно. Сегодня они с женой должны были идти в гости к Ветровым. С пирогом, который Таня будет сегодня старательно печь и который Николай уже никогда не попробует…
Он решительно встал. Надо было ехать к Нине, все сказать ей и быть при этом спокойным и бодрым, надо было работать, учиться, бороться с преступниками.
Надо было идти дальше по жизни, твердо и смело, так, чтобы ни о чем не жалеть, чтобы спокойно смотреть людям в глаза; так, чтобы пройти ее хорошо и честно, как прошел Николай, пройти, какой бы длины ни был путь – в долгие ли годы, в один ли день…
