Текст книги "Дежурный по городу слушает"
Автор книги: Александр Кулешов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)
0 часов 55 минут
Машины свернули на боковую дорогу. На мгновение фары выхватили из темноты затейливый указатель: «К аэродрому»; плохо видные за пеленой дождя, в обе стороны убегали вдоль просеки красные аэродромные огни.
Еще один поворот, и машины (чтобы не привлекать внимания с промежутком в пять минут) остановились в стороне, на общей стоянке. В этот поздний час здание аэровокзала было пустынным. Лишь редкие пассажиры дремали в креслах, ожидая вызова на ночные самолеты. Газетные и парфюмерные киоски были закрыты. С поля раздавался рокот двигателей, то глухой, то нарастающий.
Прибывшие – все они были в штатском – поодиночке и не сразу вошли в здание аэропорта. Владимир отправился к дежурному аэродромной милиции.
Дежурный взволнованно сообщил, что как только последовал звонок из Москвы, были немедленно опрошены аэродромные кассиры. И действительно, кассирша Михеева вспомнила, что незадолго до этого к ней подходил человек, схожий по приметам с тем, которого ей описали, и взял билет на Ашхабад.
– На Ашхабад? – переспросил Владимир.
– На Ашхабад, точно помню, – закивала кассирша, – точно! У нас ведь редко берут, все больше в городе, в билетных кассах, а здесь те, что с пересадками. Так что народу мало – я запомнила.
– Этот? – Владимир показал Михеевой фотографию «Повара».
– Этот, этот! – радостно подтвердила кассирша. – Этот самый. Я его еще запомнила – он, когда расплачивался, толстющую пачку вынул. Тыщи небось!
Дело становилось все запутанней. Откуда у «Повара» могли быть тысячи? Не пошел же он к театру лазить по чужим карманам, набив предварительно деньгами собственные! С другой стороны, вряд ли он за время, прошедшее с момента убийства, успел зайти куда-нибудь, где у него хранились деньги. Да и денег у него таких не было – иначе он бы не занимался карманными кражами. Вероятнее всего, как это предположил Русаков, «Повар» совершил ограбление по дороге. Но где? И у кого в ночную пору могли оказаться такие деньги? К тому же никаких данных об ограблениях, совершенных за последние два часа, не поступало.
Владимир взглянул на часы. До посадки на ашхабадский самолет оставался еще час. Надо было надеяться, что «Повар» не заметит прибывшую группу и явится к самолету.
Но время шло, а Коростылев не появлялся. Не появился он и тогда, когда объявили посадку и когда с некоторым опозданием закончили ее. В этот-то момент и раздался звонок к дежурному. Голохов сообщил: на Шереметьевском аэродроме человек, по приметам похожий на «Повара», только что приобрел билет на Красноярск. Кассирша не сразу сообразила что к чему: пока сменилась и сообщила дежурному милиции, человек исчез. Судя по сообщению шереметьевской милиции, «Повар» вряд ли догадался, что кассирша обратила на него внимание. Дело в том, что она потом несколько минут сидела без дела. Только когда пришла сменщица – как раз наступило время смены, – она, сначала поговорив с ней, ушла. И, лишь оказавшись в служебном помещении, она сообщила, что последний бравший билеты пассажир подозрителен, и позвонила дежурному. Если все это время «Повар» незаметно следил за ней, то ничего тревожного заметить не мог. Дежурный аэродромной милиции сразу же организовал при помощи дружинников незаметное, как он выразился, «прочесывание» аэропорта. Результатов это не дало никаких. Но для опытного преступника ночью не так уж сложно было найти в здании или поблизости место, где спрятаться.
До отправки красноярского самолета оставалось сорок минут. Поспеть за такой срок и по такой погоде с Внуковского аэродрома на Шереметьевский было невозможно. Голохов уже направил туда две находившиеся в том районе патрульные машины.
На минуту Владимир задумался. Нет, он должен сам задержать «Повара»! И не только потому, что это было самое меньшее, чем он обязан был Николаю, но и потому, что Владимир знал, каким опасным, беспощадным преступником являлся Коростылев. Владимир понимал, что «Повар», зная, что, попадись он, расстрела ему не миновать, пойдет на все, вплоть до бессмысленного и бесполезного убийства, лишь бы дороже продать свою жизнь. Он был вооружен ножом, а возможно, и пистолетом. Все это могли не знать или не учесть патрульные. Но все это отлично знал Владимир.
Кроме того, именно его группа располагала фотографиями «Повара», изучила по делу повадки и привычки преступника, имела определенный, тщательно продуманный план задержания. Словом, во что бы то ни стало Владимир со своими помощниками должен за полчаса добраться до Шереметьевского аэродрома. Думать здесь было нечего – единственным реальным путем оставался вертолет. Когда Владимир обратился со своей просьбой к дежурному отдела перевозок, тот категорически отказал.
– Да вы что, смеетесь, товарищ лейтенант, вы посмотрите на погоду! Да какой летчик согласится лететь? Я же не могу им приказать. Нет, ничего не получится.
– Я сам поговорю с летчиками и механиками, – сказал Владимир. – Они коммунисты?
– Комсомольцы, а что? – спросил растерявшийся дежурный.
– Если комсомольцы – то поймут! – уверенно сказал Владимир.
Дежурный в раздумье посмотрел на него.
– Ну, а я коммунист, – ни с того ни с сего сообщил он и, сам поняв, как по-детски это прозвучало, неожиданно рассмеялся.
Владимир улыбнулся. Но тут же лицо его снова приняло озабоченное выражение.
– Я объясню вам, товарищ дежурный. Этого нельзя не понять…
В двух словах Владимир сообщил, в чем дело. Еще когда он рассказывал об убийстве Николая, дежурный молча схватил плащ и фуражку. Летчик и механики поняли еще быстрей. Владимир только начал свой рассказ, а они уже торопливо одевались.
Через двадцать минут вертолет летел в ночном московском небе в направлении Шереметьевского аэродрома. Дождь перестал. Но небо было покрыто тучами.
Трех милиционеров Владимир оставил – с «Поваром» следовало быть готовым ко всему: он мог с такой же быстротой и внезапностью примчаться с Шереметьевского аэродрома на Внуковский, с какой он только что сделал это в обратном направлении.
С Владимиром летели только Логинов и Русаков.
…Вот так прошлым летом летели они из отпуска: Владимир, Таня и Николай. С этим отпуском вообще вышла целая эпопея. Они уже предвкушали, как вместе проведут его (Николай надеялся, что сможет перевезти и Нину), как будут валяться на горячем пляже, купаться в теплом море (а в Москве в те дни дождило), как поедут на Риду. Ни Владимиру, ни Николаю на Кавказском побережье бывать раньше не приходилось. И вдруг начальник заявил, что одновременно того и другого не отпустят. Начальник был прав. Но они тогда очень сердились на него. Николай в свой мощный бас кричал, что он все равно поедет с ними на Риду и уплывет в море.
Владимир и Таня уехали. Это было для них словно свадебное путешествие. Они просто опьянели от счастья. Они с такой жадностью набросились на этот отдых, как будто он был последним в их жизни.
Вставали в семь; купались, лежали на солнце часа по три-четыре; заплывали так, что берег чуть не пропадал из виду; по вечерам, взявшись за руки, уходили бродить по горным дорогам и где-нибудь на пустынном склоне, оглянувшись – нет ли кого поблизости, – целовались (как будто не могли этого делать хоть целый день в своей комнате, где жили вдвоем).
– Почему, – в недоумении спрашивала мужа Таня, лежа на пляже ранним утром под порывами легкого ветерка, – почему в таком мире, где так здорово, где только и веселись, есть люди, которые убивают, воруют, насилуют? Ну чего Им не хватает, работали бы себе, что времени, что ли, для отдыха мало? А то нет, пьют, дерутся, грабят. Наворует и что? В Сочи, что ли, поедет? Нет. Прячется небось, как зверь в норе, каждого стука боится, полжизни в тюрьме проводит. Ты знаешь, Володя, мне кажется, надо упразднить судебно-психиатрическую экспертизу, – закончила она свою речь несколько неожиданно.
– Почему? – удивился Владимир.
– А потому что самый факт, что какой-то человек в нашей стране – на Западе я не говорю, но в Советской стране – совершает преступление, уже свидетельствует о его психической ненормальности. – И Таня победно посмотрела на Владимира, очень довольная своей идеей.
Владимир рассмеялся:
– Прекрасная теория! Правда, был еще такой Ламброзо, высказывавший сходные мысли, но по сравнению с тобой у него все, конечно, примитивно. Да, надо будет внести предложение: как поймаем преступника, так его в больницу. Полежит-полежит, а потом в санаторий. А?
– Ну хорошо, – в азарте спора Таня даже села, – а зачем тогда воруют? Чего им не хватает? Я уверена, что, если бы любой вор употребил все то время, что он проводит в тюрьме, например… – Таня на мгновение задумалась, – например, на учение, на научную работу, он уже давно стал бы профессором и зарабатывал в десять раз больше, чем своим воровством.
– Замечательно! – Владимир хохотал теперь уже во все горло. – Создать университет из жуликов. Можно даже академию наук! Кончает парень школу, и ему вопрос: кем хотите быть – вором или доктором философии? Если вором, твердого заработка не гарантируем! Нет, Танька, тебе самой на эту тему надо защитить диссертацию. – Он стал серьезным. – К сожалению, тут другие причины. Ты права, у нас социальный строй такой, что преступность порождать не может…
– А откуда же она?
– Разные причины, Таня, – пьянство, распущенность, слабохарактерность родителей вначале, попустительство окружающих позже… Ну что мне тебе лекцию читать? Хочешь устрою в Школу милиции? У меня там знакомства.
Таня вскочила. Она содрала с Владимира купальную шапочку, которую он только что надел, и побежала к морю.
– Есть еще причина! Забывчивость мужей! Забыл вторую купить! Теперь краду твою!.. – закричала она, бросаясь навстречу шумной, лохматой волне.
Выходить на работу Владимир должен был в понедельник. Чтобы выкроить еще один день, решили возвращаться не поездом, а лететь в воскресенье самым поздним самолетом. Подумаешь, в Москве ночь не поспать!
И вдруг в пятницу, ни о чем не предупредив, как снег на голову свалился Николай. Он явился на пляж, когда Таня с Владимиром только возвратились после очередного дальнего заплыва. Они увидели его еще в километре от берега. Он стоял посреди пляжа, сияя молочной белизной тела и огненной шевелюрой («Как маяк, – говорила потом Таня, – знаешь, такая побеленная длинная башня, а наверху огонь горит»), и махал им рукой.
Оказалось, что Николай имел два дня отгула и вот на пятницу, субботу и воскресенье прилетел.
Он сразу же обгорел на солнце и стал похож на вареного рака, схватил такси и за один день объехал «чуть не все, как выразилась Таня, достопримечательные места Черноморского побережья Кавказа».
– Ах, как здорово! – шумно восхищался Николай. – Ах, как чудесно! Теперь каждый отпуск сюда! Каждый выходной! Каждый обеденный перерыв!
Обратно достать билеты рядом не удалось. Владимир с Таней, заказавшие их давно, сидели в четвертом ряду, Николай, доставший билеты в последний момент, – в хвосте самолета.
Когда вылетели, была ясная, звездная ночь, но по дороге машина попала в грозу.
За окнами – сплошной мрак. То и дело с невероятным грохотом, слышным в салоне, ночь вспарывала совсем близкая ветвистая, ослепительно белая молния. Машина кренилась то вправо, то влево, то задиралась носом кверху, то куда-то пропаливалась.
Стюардесса с вымученной улыбкой, держась за багажные сетки, ходила вдоль прохода. Раза два в салон заглядывали озабоченные летчики.
Таня сидела бледная. Ее потемневшие глаза были широко раскрыты, пальцы судорожно вцепились в Володин рукав. Иногда она искоса поглядывала на него и, видя спокойное лицо мужа, его ободряющую улыбку, сама жалко и мимолетно улыбалась.
Тане было очень страшно. Однако при мысли, что Владимир рядом, она на мгновение успокаивалась – с ним она не боялась ничего. Но тут гремел гром, молния превращала за секунду до этого черные овалы окон в снежные листы бумаги, и Таня еще сильней цеплялась за рукав мужа.
Неожиданно, раскачиваясь, как плохой матрос во время шторма, к ним подошел Николай.
– Лететь осталось недолго. Мне нужно рассказать Володьке одну важную штуку. В Сочи-то забыл. Дело срочное, а то опять забуду. Давай, Танька, поменяемся местами. Мне ненадолго.
Таня посмотрела на него отчаянными глазами. Но Николай улыбался, как всегда.
– Ты что, – спросил он вдруг, изобразив на лице преувеличенную тревогу, – уж не боишься ли, часом? А? Нет, ты скажи, ты трусишь, что ли?
Таня быстро поднялась. Она трусит? Сам он трусит! Владимир пытался ее удержать, но она, не оборачиваясь, мотаясь, как щепка в потоке, добралась до последнего ряда, где было место Николая, и, опустившись в кресло, закрыла глаза. А Николай завел другу какой-то длинный и путаный рассказ о возможных перемещениях и слияниях в отделе, в Управлении, и так далее и тому подобное. Владимир слушал не перебивая, а когда Николай наконец замолчал, окончательно захлебнувшись в собственном повествовании, спросил:
– Для чего ты всю эту чепуху развел? Чтоб с Таней местами поменяться? Да? Для чего?
Николай облегченно вздохнул. Он не был мастером врать. Еще прихвастнуть куда ни шло. А врать – это у него не получалось.
Выяснилось, что сосед Николая – опытный воздушный пассажир, то и дело разъезжающий по командировкам, – с самого начала грозы стал рассказывать страшные истории об авиационных катастрофах, свидетелем которых он был, а иногда даже и участником. Но они кончались благополучно, и пассажир всегда спасался. О, он был старый воздушный волк! Он еще не то видел! Подумаешь, гроза! Вот однажды он летел…
В конце концов ему стало плохо, и он – благо последний ряд к туалету близко, – прикрыв рукой рот, торопливо скользнул в хвост самолета.
Единственное, что Николай понял из всех этих страшных историй, – это то, что когда самолет совершает вынужденную посадку где попало, а иной раз даже падает, у пассажиров, сидящих впереди, нет никаких шансов спастись, в то время как те, кому повезло сидеть в хвосте, остаются невредимыми. Поэтому и пассажир этот всегда брал билет в последний ряд.
Усвоив эту истину, Николай тотчас же покинул свое место и, качаясь из стороны в сторону, направился к друзьям, чтобы поменяться с Таней местами. Конечно, гроза при современном состоянии авиации – это ерунда, но все же пусть Таня сидит в хвосте, так спокойней.
Он неуверенно посмотрел на друга. Владимир усмехнулся и, положив свою руку на руку Николая, крепко пожал ее.
…Вот о чем вспоминал Владимир, пока вертолет летел в ночном, затянутом тучами небе к Шереметьевскому аэродрому.
Наконец машина пошла на снижение. Внизу замелькали огоньки – красные, золотые, синие. Засверкала политая дождем бетонная полоса. Шум мотора стал тише. На минуту, слегка покачиваясь, вертолет повис над самой землей, а потом мягко опустился на нее.
Торопливо открыв дверцы и крикнув летчикам: «Спасибо, ребята!» – Владимир, Логинов и Русаков выпрыгнули из вертолета и бегом направились к светящемуся вдали зданию аэропорта.
2 часа 45 минут
Посадки на красноярский самолет еще не объявляли. Владимира и его помощников встретил на поле дежурный. Он сообщил, что патрульные машины к аэродрому не подъезжали – «Повар» мог их заметить, – а стоят неподалеку, наблюдение же за входами и выходами осуществляют внешне ничем не приметные дружинники-комсомольцы.
Было ясно, что «Повар» появится (если он вообще появится) в последнее мгновение, когда посадка будет заканчиваться. Оставалось еще несколько минут, и дежурный аэродромной милиции коротко передал Владимиру то, что просил передать ему для информации дежурный по городу.
В общих чертах предположения милиционеров оправдались. Дежурному по городу позвонили из девяносто шестого отделения милиции и сообщили, что туда привезли гражданина Гокиели с сотрясением мозга. Гражданин Гокиели дал следующие показания.
Он очень спешил на Внуковский аэродром. На площади Революции такси не было, да еще стояла большая очередь. Он пытался остановить машину у «Метрополя», у «Москвы», но шоферы только отрицательно качали головой и показывали на стоянку.
Наконец, когда очередное такси остановилось у подъезда гостиницы «Москва», высаживая пассажиров, он, даже не дождавшись, пока они вылезут, решительно сел рядом с шофером и сказал: «До Внукова. Хорошо заплачу». Но шофер все-таки подъехал к стоянке автобусов у «Стереокино» и спросил, не нужно ли кому на аэродром. Гражданин Гокиели побоялся протестовать – он был до смерти рад, что вообще достал такси. Желающих не было, и шофер уже собирался ехать, когда к машине подбежал какой-то здоровенный запыхавшийся мужчина и сказал, что он торопится на аэродром (с какой стороны подбежал, свидетель не заметил). Мужчина сел сзади (гражданин Гокиели сидел рядом с шофером). В пути пассажиры молчали, болтал один шофер. Он разглагольствовал о трудностях шоферской профессии, о том, что им повезло, вряд ли кто-либо, да еще по такой собачьей погоде, согласился бы ехать так далеко.
Гражданин Гокиели молчал, а второй пассажир только однажды спросил:
«А бензина-то хватит?» (Голоса человека свидетель не запомнил.) На что шофер сообщил, что бак заправлен «до крышки», как он выразился, и тут же прибавил, что колонка была закрыта и он купил бензин на свои деньги у другого водителя.
Когда выехали за город, второй пассажир начал смотреть в окно так внимательно, словно искал номер дома на неизвестной улице, хотя кругом была только дождливая ночь н лес.
И вдруг – гражданин Гокиели даже побледнел при одном воспоминании об этом – второй пассажир вцепился в плечо шофера и закричал:
«Стой! Стой! Не видишь?»
Ошалевший от неожиданности шофер резко нажал на тормоза. Машина заплясала по скользкому шоссе и, чуть не въехав в кювет, остановилась. И тогда человек вынул нож и изо всех сил ударил шофера по голове. Он быстро, но спокойно перетащил тело (причем без всякого труда – он, наверное, был очень силен) на заднее сиденье, сел вперед и, бросив дрожащему гражданину Гокиели угрожающее: «Смотри у меня!» – сел за руль.
Видимо, преступник хорошо водил машину, потому что, ловко развернувшись на шоссе, он вернулся назад, съехал на какую-то боковую дорогу (свидетель не помнит какую, он из Тбилиси, Москву не знает) и довольно быстро поехал по ней. Ехали долго (сколько, свидетель не запомнил). Наконец остановились. Преступник сделал гражданину Гокиели знак вылезать, сам вытащил шофера и, быстро обыскав его и забрав выручку (свидетель запомнил, что она была значительной, он никогда не думал, что шоферы такси так много выручали за день), бросил тело в грязь. Потом он обыскал гражданина Гокиели и взял у него все деньги, затем он поднял руку с ножом и ударил гражданина Гокиели. Тот потерял сознание. Когда пришел в себя, то нащупал здоровую шишку на голове (она очень болела) и понял, что его ударили не лезвием, а рукояткой. Он посмотрел на шофера, тот слегка стонал, его тоже, оказывается, ударили рукояткой. Гражданин Гокиели с трудом, спотыкаясь и падая, добрался до шоссе, потратив на это очень много времени (сколько, свидетель не помнит). Здесь он остановил первую же машину – ею оказался грузовик. Поехали за шофером. Тот уже пришел в себя и пытался дотащиться до шоссе.
Всех доставили в отделение милиции. Хотя шофер не успел разглядеть преступника, а гражданин Гокиели его внешности и одежды не запомнил, было ясно, что нападение совершил «Повар». Непонятным оставалось только, почему он не убил своих жертв. Во всяком случае, ему привалила неожиданная удача – он располагал теперь большими деньгами и машиной.
Дальше преступник, видимо, действовал так: он доехал до аэродрома, оставил машину где-нибудь в неприметном углу (такси, обнаруженное без шофера, сразу вызвало бы подозрение) и, войдя в аэропорт, купил билет до Ашхабада (благо денег было много).
Затем он, наверное, решил, на всякий случай, дождаться объявления посадки где-нибудь снаружи. Тогда-то он и увидел подъехавшие милицейские машины или подходивших работников. Он был слишком опытным преступником и сразу понял, кого видит перед собой. Опытным и решительным. Поэтому он немедленно побежал к брошенному им такси и помчался в Шереметьево. Рассуждал он, наверное, так: до посадки еще час, да то да се. В общем, часа полтора в его распоряжении. Дождь перестает, он хороший шофер – за это время по пустынной, ночной Москве, еще лучше по кольцевой, домчиться до Шереметьева он сумеет. А его там начнут искать, линия когда станет ясно, что к отлету ашхабадского самолета он не явился. За это время, если в Шереметьеве есть подходящий рейс, он сумеет улететь.
«Повар» выполнил свой план. Он домчался в рекордный срок до Шереметьевского аэродрома, бросил машину где-то в лесу, добежал несколько сотен метров, купил билет до Красноярска и снова вышел. Он наверняка спрятался снаружи и наблюдает.
Владимира и его помощников он видеть не мог – вряд ли он сообразит, что они прибудут на вертолете. Патрульные машины к аэродрому не подъезжали. Они стоят неподалеку на шоссе (прибыв туда уже после того, как «Повар» проехал) и связываются с аэродромной милицией через дежурного по городу по радиотелефону.
Наконец, по утверждению докладывавшего все это лейтенанта, дружинников Коростылев распознать не мог. Они ничем не приметны, среди них есть даже девушки.
Владимир был далек от такой уверенности. Он прекрасно знал, каким хитрым и осторожным преступником был «Повар». От такого следовало всего ожидать.
Но уж во всяком случае теперь достигнуто главное – напали на след.
Если даже, почуяв опасность, «Повар» не выйдет на посадку, куда он денется? Шоссе перекрыто патрульными машинами. Шереметьево не такой уж большой населенный пункт, чтобы он сумел здесь спрятаться. Можно поднять на ноги всю местную милицию, вызвать собак…
В репродукторе снова раздалось:
«Производится посадка в самолет, вылетающий рейсом двадцать девятым по маршруту Москва-Омск-Красноярск. Пассажиров просят пройти на перрон для посадки в самолет».
Владимир, Логинов, Русаков и дежурный лейтенант стали в неосвещенном углу, недалеко от прохода на поле, откуда уже начали выходить первые пассажиры.
Владимир то и дело поглядывал на часы. Они отсчитывали секунды, секунды слагались в минуты, минуты шли, а «Повар» не появлялся.
Уже раздавалось из репродуктора несколько раз: «Производится посадка…», несколько раз: «Заканчивается посадка…», а они все стояли, напряженно всматриваясь в лицо каждого выходящего пассажира. Наконец вышел последний, пассажиры уселись в автопоезд, и он бесшумно укатил куда-то в глубь ночного аэродрома.
В ту же секунду из дверей выскочила запыхавшаяся девушка, она торопливо огляделась и, увидев дежурного лейтенанта, бросилась к нему.
– Он… там… побежал! – Она захлебывалась и задыхалась от волнения, и не сразу удалось понять, что произошло.
Оказывается, «Повар» проник в здание аэровокзала не через дверь, а через плохо запертое окно в одном из коридоров первого этажа. У выхода из этого коридора в пассажирский зал стояло двое дружинников – парень и девушка. «Повар» подошел незаметно и, видимо, услышал, о чем они разговаривали. Он все понял и повернул обратно. Но в этот момент дружинник обернулся и встретился с «Поваром» глазами. Он сразу же бросился за ним, крикнув девушке: «Зови милицию!» Вот она и прибежала…
Девушка говорила быстро, на ходу и закончила свое сообщение, когда вся группа уже подбегала к коридору. Владимир, Логинов и Русаков выскочили в окно и побежали прямо к лесу – больше отсюда преступник никуда бежать не мог, в других направлениях была открытая местность. Дежурный лейтенант остался, чтобы распорядиться действиями дружинников.
Не прошло и нескольких минут, как десяток комсомольцев уже спешили по следам милиционеров к лесу.
На опушке преследователи наткнулись на неподвижно лежащее тело. Владимир быстро наклонился, осмотрел дружинника и, облегченно вздохнув, выпрямился – парень был невредим, его просто свалили ударом кулака. «Повар», наверное, спрятался за деревом и, когда дружинник пробегал мимо, ударил его. Коростылев знал, что человек, получивший удар ножом, мог перед смертью указать направление, в каком скрылся преследуемый. Оглушенный же (да еще таким кулаком, как у «Повара»), он долго не придет в себя.
Погоня продолжалась.
И вдруг Владимир остановился. Коротко бросив: «Продолжайте преследование, прочешите лес!» – он повернул обратно.
У аэровокзала Владимир подбежал к автомобильной стоянке. Пусто! Он кинулся за угол, там мирно дремали поливочные машины – асфальт был мокрым от недавно закончившегося дождя, и никто не собирался производить уборку.
Как быть?
Тут Владимиру повезло. На дороге, слабо освещенной фонарями, показалась машина. Она приближалась неторопливо, и Владимир побежал навстречу.
Наконец машина подъехала к аэровокзалу. Это оказалось такси. Бог знает, кого оно привезло: растяпу, опоздавшего на предыдущий самолет, или предусмотрительного, прибывшего за два часа до отправления следующего, – Владимира это не интересовало. Он еле дождался, пока пассажир расплатился, сел рядом с шофером и, предъявив ему свое служебное удостоверение, сказал:
– Гоните вовсю. Мы должны срочно добраться до патрульных машин! Не встретили по дороге?
– Стоят. Я проехал – ничего не сказали, – ответил водитель, молодой парень, которого неожиданное приключение явно увлекло. – А кого ловим, товарищ начальник?
– Кого ловим? – задумчиво переспросил Владимир, пока машина на полной скорости вылетала на шоссе. – Мерзавца одного ловим! Ему бы я вот этими руками шею свернул!
И в голосе его прозвучало столько ненависти, что шофер замолчал и только еще сильнее нажал на педаль. Через минуту он все же нарушил молчание:
– А вы не собрата моего ловите, таксиста? Вот дал, будто ему багажник скипидаром смазали! – И парень рассмеялся.
До Владимира, занятого своими мыслями, не сразу дошел смысл этих слов. Но, когда дошел, он чуть не схватил водителя за руку.
– Таксист! Где вы его видели?
– А вот как на аэродром ехали, метров двести не доезжая патрульных. Он прямо из лесу выехал. А потом как газанет в Москву! Вот я и думаю: чего ему в лесу делать – не от вас он, случаем, прятался?
Теперь все было ясно. Предусмотрительный Коростылев спрятал свою машину в лесу, в километре от аэродрома, и остаток пути проделал пешком. А теперь он лесом добежал до нее и выехал на шоссе. Поскольку патрульные перегородили шоссе ближе к аэропорту, чем было спрятано такси «Повара», они, естественно, не могли видеть, как он выезжал. Сейчас они, вероятно, спокойно продолжают стоять на дороге, если только не присоединились к дружинникам, прочесывающим лес.
Последнее предположение оказалось верным.
Когда Владимир, который включил в такси внутреннее освещение, поравнялся с милицейскими машинами, его никто не остановил. Промчавшись мимо, он успел лишь увидеть, что рядом с патрульными стоят двое дружинников, усиленно жестикулировавших и показывавших на лес.
Видимо, они, прочесав спой участок, сообщили милиционерам, что «Повар» скрывается в лесу, и просили помощи. Патрульные теперь не имели никаких причин задерживать ехавшие со стороны аэродрома машины, тем более когда в них сидел не один человек, а больше. (Владимир затем и включил внутреннее освещение, чтобы патрульные разглядели это.) Скорей всего они будут помогать сейчас в прочесывании леса.
Владимир решил не останавливаться – дорога была каждая секунда. Кроме того, хотя он и гнал от себя эту мысль, могла ведь произойти и ошибка: может быть, из лесу выезжало не такси, а какая-нибудь частная машина с загулявшими кутилами или такси, но «настоящее», а не с «Поваром» за рулем… Мало ли что могло быть? Так пусть патрульные лучше помогают дружинникам – ведь те не вооружены. Владимир находил и другие столь же веские причины не останавливаться и продолжать преследование в одиночку.
Но где-то внутри он со свойственной ему прямотой признавался себе: просто он хочет поймать убийцу Николая сам, один. Это не только его долг, это его право! И, если тот окажет малейшее сопротивление, станет он для него и судьей и палачом! Что бы там ни было, но он должен отомстить за смерть Николая! При этой мысли Владимир крепче стискивал зубы и сжимал кулаки.
…Парень оказался лихим шофером, и машина неслась по еще мокрому от дождя шоссе с бешеной скоростью.
