Текст книги "Искатель. 1972. Выпуск №4"

Автор книги: Александр Казанцев

Соавторы: Лев Скрягин,Николас Монсаррат,Сергей Милин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

Эриксон поднял взгляд. Невероятно! В его глазах стояли слезы. Блестящие редкие жемчужины скатывались по впалым щекам. Локкарт смотрел на своего командира с удивлением и сочувствием.

Эриксон вдруг положил руку на его плечо и сказал обычным своим голосом:

– Никто их не убил… Проклятая война. Нам приходится делать все это, а потом читать заупокойные молитвы. Вы пили, старпом?

– Выпил, сэр. И довольно крепко, – ответил Локкарт.

– И я тоже… Спокойной ночи. – Он повернулся и, покачиваясь, направился в свою каюту. Через секунду раздался глухой звук рухнувшего тела. Локкарт бросился в каюту. Капитан-лейтенант Королевского флота Эриксон перестал существовать для всего мира.

– Сэр, – сказал Локкарт официально. – Вам бы лучше лечь в постель.

В ответ раздалось тяжелое дыхание Эриксона.

– Старый бедолага, – произнес Локкарт. – С тебя и вправду, кажется, достаточно.

Двухсотфунтовое беспомощное тело капитана покоилось в кресле. Локкарт попытался поудобнее устроить его. При этом он продолжал разговаривать вслух:

– Не могу дотащить вас до постели, мой дорогой командир, но могу, по крайней мере, устроить вас поудобнее на ночь. Ну и голова ж у вас будет трещать, когда вы проснетесь. Боже вас благослови! Не хотел бы я попасть вам завтра утром под горячую руку. Так. Вытяните ноги. Вот так… – Он расстегнул рубашку и ослабил узел галстука. Секунду смотрел в лицо спокойно лежавшего Эриксона, а потом направился к выходу, – Это все, что я могу для вас сделать, – пробормотал он и щелкнул выключателем. – Пьяны вы или трезвы, Эриксон, но вы – хороший парень.

Уже за дверью он услышал слабое и сонное бормотание командира.

– Ну и хорошо, сэр, – без всякого замешательства ответил Локкарт. – Все это правда… Спокойной ночи.

Он прикрыл дверь каюты. Вокруг стояла тишина. Локкарт спустился по трапу в пустую кают-компанию. Размышлял некоторое время о прошлом корабля, о своей вине за случившееся. Потом открыл буфет, достал стакан и бутылку. И, следуя примеру, который казался ему теперь достойным подражания, напился до бесчувствия…

Морель расположился на балконе, с которого открывался вид на главную улицу Гибралтара. Потягивая из стакана такое изысканно-бледное сухое «Тио-Пейп-Шерри», он глядел вниз.

Улица заполнялась матросами, сошедшими в увольнение. В магазинах было полным-полно шелковых чулок и духов. Матросы сновали по узким улицам. Из окон кафе и пивных баров доносились песни, смех и музыка. Морель, как и все остальные, бездумно окунулся в отдых. Они стояли в Гибралтаре целую неделю. Горячее солнце, заплывы до восточной оконечности утеса Рок, незнакомые лица на улицах, весь блеск посещения чужого порта не могли им надоесть. Уж если удалось выжить в этом походе и не погибнуть, как большинству команды «Сорреля», то Гибралтар мог показаться настоящей землей обетованной.

Слухи о катастрофе с конвоем быстро распространились среди персонала базы. Достаточно было сказать где-нибудь на берегу: «Я шел с АС-93», как к говорившему обращались удивленные взгляды. АС-93 был конвоем с репутацией. Всякий, кто шел с ним, должен был или погибнуть, или слегка помешаться… Заработать такую популярность что-нибудь да значило. Особенно в порту, корабли которого прославились дерзостью и мужеством, получив репутацию отчаянных. «Арк Ройал», например, чья огромная полетная палуба нависла над стоявшим совсем рядом «Компас роуз». Корабль, за которым охотились в семи морях. Который был мишенью для бомб, торпед и хвастливых газетных «уток» врага. Или, например, линейный крейсер «Ринаун». Да и остальные корабли, принадлежащие к так называемому «Соединению Н». Знаменитый отряд кораблей, которые водили конвои до самой Мальты, несмотря на яростные атаки и на угрозу встречи с «Бисмарком». Это 1000 миль на север. В итоге они загнали его насмерть, один из лучших рейдеров фашистов. Вокруг роились корабли помельче, флотилии эсминцев, минные заградители и выводок подлодок, препятствовавший каботажному плаванию немцев в Западном Средиземноморье. Через залив, под крылышком Испании, находилось шпионское око врага. Далеко на востоке лежали Крит и Греция, корчащиеся в агонии кровавого поражения. А над всем Средиземноморьем возвышался утес Рок. Пронизанный сотнями тоннелей, лифтами, складами боеприпасов и продовольствия, держащий мертвой хваткой проливы и еще тысячу квадратных миль океана.

Морель заказал еще стаканчик шерри. Ему не хотелось уходить из этого прелестного уголка крепости. Он глядел на опускающееся солнце, на все удлиняющиеся тени и с наслаждением довольством и блаженством потягивал нежный напиток. Откуда-то снизу донесся шум драки. Но он даже не шелохнулся, чтобы узнать причину беспорядка. Его не интересовало, что там происходит. Если там попался кто-нибудь с «Компас роуз», то он узнает об этом завтра утром. А если нет, тогда пусть хоть перережут друг другу битыми бутылками глотки – ему все равно. Сейчас он не хотел ни волнений, ни осложнений, ни даже ангела на своем пути… Они прошли через свою долю испытаний. Они их пережили. И очень хорошо наконец отдохнуть.

Не шестой день пути из Гибралтара, ближе к полудню, старший механик Уоттс поднялся на мостик с выражением хмурым и озабоченным. С обратным караваном пока все шло благополучно: ни самолета, ни предупреждений о подлодках.

Но им все равно не повезло.

– Капитан! – Уоттс стоял, неловко переминаясь с ноги на ногу. На гладких светлых досках мостика он старался не появляться, так как чувствовал себя здесь не в своей тарелке. Его местом было машинное отделение, тремя палубами ниже. Среди водомеров и труб, в которых он так хорошо разбирался, он чувствовал себя как дома. Даже его нарукавники и брезентовые туфли выглядели на мостике не к месту, вокруг все разряжены в куртки и сапоги… Наслаждающийся ярким солнцем Эриксон готовил инструменты для вычисления полуденных координат. Он обернулся на голос стармеха:

– Ну, шеф? Что-то случилось?

– Да, сэр. – Уоттс шагнул вперед, обтирая руки о ветошь. Морщинистое лицо выражало явную озабоченность: – Не нравится мне один подшипник. Греется. Почти докрасна. Нужно остановить машину и посмотреть, в чем дело.

– Главный вал машины, шеф? – Эриксон понимая: его познания о машинном отделении были слишком общими, и поэтому хотел, чтобы Уоттс обо всем рассказал подробнее.

– Да, сэр. Наверное, засорился маслопровод. Похоже на то.

– А если просто сбавим ход?

Уоттс энергично замотал головой:

– Если не остановим вал, его может заклинить. А я не смогу полностью проверить маслопровод. Там неудобный закуток. Задний подшипник, рядом с сальником.

Эриксон сосредоточенно нахмурился. Но положение было ясным. Перегретый подшипник может спаяться со втулкой, и тогда заклинит главный вал. Это для капитана еще сравнительно простая задача по механике… Секунду он перебирал в уме возможные выходы из положения, зная, что имеется только один. Им придется сделать самое неприятное, что может быть в морской войне, – болтаться среди океана с остановленной машиной.

– Ну хорошо, шеф, – сказал Эриксон. – Я пошлю сигнал «Вайперосу» и дам команду остановить машину. Постарайтесь управиться побыстрее.

– Постараюсь, сэр.

Они находились а пределах видимости «Вайпероса», шедшего широким зигзагом впереди конвоя. На просьбу корвета ответ был короток: «Действуйте по своему усмотрению. Постоянно держите со мною связь».

– Подтвердите прием, – коротко бросил Эриксон Роузу, вахтенному сигнальщику. Затем рулевому: – Руль право десять. – И в машинное отделение: – Стоп машина!

«Компас роуз», сойдя с курса каравана, стал постепенно терять ход.

Мимо проходил конвой. Замыкавший строй корвет изменил курс, чтобы подойти к «Компас роуз» поближе, словно любопытный терьер, не знающий, лаять ему или гоняться за собственным хвостом. А внизу Уоттс и старший кочегар Грейс уже принялись осматривать систему масляного охлаждения. Чтобы определить скрытую неполадку, они должны проверить все трубы, самую подозрительную разобрать на части и определить, какое колено засорено. Прочистить его. Снова все собрать. В машинном отделении было очень жарко. Они работали, согнувшись в три погибели, и разбирали трубочки с двух сторон, потому что там двоим не уместиться. Некоторые секции трубопровода невозможно осмотреть, если предварительно не снять соседние. Только через два часа они обнаружили неполадку. Изогнутая в форме буквы «Г» секция, забитая сором.

Уоттс отступил на шаг и выпрямился. В одной руке он держал трубку, а другой вытирал вспотевший лоб.

– А теперь что же? – риторически спросил он. – Как определить, что там внутри?

– Пососи ее – увидишь, – ответил Грейс, который на нижней палубе считался своего рода остряком.

– Достань мне кусок проволоки, – холодно приказал Уоттс. Если кое-кому и позволялось подшучивать над стармехом, то старшие кочегары к этой категории не относились, – Только не слишком толстую. А я доложу командиру.

После двух часов непрерывной работы они не сдвинулись ни на шаг. Трубку никак не удавалось прочистить. Ни расплавить, ни протолкнуть проволокой, ни разбить на куски. Эриксону хотелось накричать на них, приказать пошевеливаться, перестать бездельничать, Но он-то знал, что лучше Уоттса никто на борту не мог выполнить эту работу. В четыре часа, когда почти все корабли конвоя уже исчезли из виду, Эриксон передал радиограмму «Вайперосу», объяснил ситуацию, а в ответ последовало только: «Вас понял». Своим подтверждением «Вайперос» разрешал корвету самостоятельно произвести ремонт и поскорее догонять конвой.

Эриксон стоял, облокотившись на поручни мостика, и глядел на темную, покрытую нефтяными пятнами воду. Позади него Ферраби, Бейкер и вахтенные праздно рассматривали детали зенитной пушки, с которой снимал чехол один из матросов. Монотонно попискивал гидроакустический аппарат – он всегда начеку. Антенна радара вращалась над мостиком, ощупывая невидимый горизонт. Оба впередсмотрящих по очереди поднимали бинокли и описывали ими одну и ту же дугу: с траверза в корму и обратно, а затем с траверза в нос. Корвет был совершенно неподвижен. Вымпел обвис. Кто знал, что скрывается под темной поверхностью моря? Кто знал, не следят ли именно сей час за ними злобные взгляды врагов? В нервной и подавляющей тишине эти мысли множились, росли. Им противостояла надежда поскорее исправить повреждение и вновь двинуться в путь. Матросы ловили рыбу со шкафута. Эриксон мог бы сказать, что под ними не менее тысячи саженей до дна, что рыбу на удочку они не поймают. Но лучше было сидеть и ловить рыбу на леску с крючком и хлебной насадкой, болтающейся в шести тысячах футов от морского дна, чем вообще ничего не делать…

Внизу, в машинном отделении, старший механик Уоттс нашел наконец выход. Правда, рискованный, но иного решения не было.

– Придется распилить трубку на куски, – сказал он Грейсу.

– А потом?

– А потом прочистим ее и все сварим.

– Ночи не хватит, – хмуро возразил Грейс.

– Войны не хватит, если мы этого не сделаем, – ответил Уоттс. – Достань-ка ножовку, пока я схожу доложить наверх.

Уоттс поднялся на мостик, когда вдалеке показался «Вайперос». Эсминец принесся как ураган с северо-запада около пяти вечера. Едва показавшись на горизонте, он замигал сигнальным прожектором, желая знать решительно обо всем: о состоянии ремонтных работ, о времени и возможности вновь отправиться в путь и о том, не засекли ли чего подозрительного эхолот, радар и сигнальщики, не появлялся ли самолет и еще кучу подобных же вещей. Поговорив с Уоттсом, Эриксон передал: нашли повреждение, сумеют с ним справиться, но потребуется почти вся ночь, а подозрительного пока, слава Богу, ничего не обнаружили.

«Вайперос» не стал подходить ближе. Войдя в визуальный контакт с корветом, он лениво прошел по дуге миль десять, пока обменивался сигналами. Потом после короткой паузы просигналил: «Не смогу обеспечить вам охрану на всю ночь».

– Ничего, – ответил Эриксон, – переспим и без вас. – Последнюю фразу он вставил специально, чтобы «Вайперос» не очень печалился о них.

Последовала еще одна пауза. «Вайперос» потихоньку удалялся на северо-запад. Когда стала видна только одна его корма, эсминец передал: «Оставляю вас. Всего лучшего» и скрылся за линией горизонта. С корвета едва различили последний его сигнал: «Спокойной ночи, Золушка!»

– «Спокойной ночи, старший братец», – продиктовал Эриксон ответ, но отменил его раньше, чем Роуз начал передавать. Капитан «Вайпероса» был немного старше его по званию, и Эриксон не хотел рисковать.

Ремонт тянулся достаточно долго, чтобы часы эти показались им настоящей пыткой. Уоттс отрезал восемь кусков трубки, прежде чем вытащил пробку – обыкновенный кусок обтирочной ветоши, ставший каменно-твердым под давлением масла в месте изгиба.

Вопрос о том, как ветошь туда попала, дал повод для оскорбительных и яростных получасовых ругательств, после которых старший кочегар Грейс и вся машинная команда стали сокрушенно проклинать про себя всю систему флотской дисциплины. Но времени терять было нельзя. Ругаясь и допрашивая своих матросов, Уоттс продолжал сваривать куски трубки в одну, нужной длины и конфигурации. Результат этой деятельности выглядел не очень надежно. Но в конце концов вся трубка была сварена, вычищена и выпрямлена. Они согнули ее и стали устанавливать на прежнее место.

А над морем опустились сумерки. Затем пришла ночь. Локкарт обошел верхнюю палубу три или четыре раза, пока не убедился, что ни один лучик света не проникает наружу. Радио в кают-компании и в кубрике выключили. Был отдан строжайший приказ не шуметь. Спасательные шлюпки приготовили для быстрого спуска, а крепления плотов сняли на случай, если «придется срочно сматываться вплавь», как мрачно пошутил Тэллоу.

– И если кто-нибудь из вас, – предупредил он матросов, – будет сегодня ночью шуметь, у того я кишки пущу на галстуки…

Сейчас было для них больше опасности, чем даже когда им пришлось остановиться у горящего танкера. Сейчас они совершенно беспомощны. Если бы торпеда прошла мимо, то им бы оставалось лишь сделать ей ручкой и ждать следующей… Шли часы. Напряжение росло. Они находились там же, где совсем недавно столько кораблей и людей нашли свою могилу по пути в Гибралтар. Корвет сидел как парализованная утка в ожидании выстрела…

Но оставалось только ждать. Вахта шла за вахтой. Матросы на цыпочках отправлялись по местам, вместо того чтобы громыхать сапогами по палубе и трапам, как это они обычно делали раньше. Корвет неподвижно покачивался на воде. Время от времени случайная волна шлепалась о борт. Яркая краюха луны, четвертушка всего, висела над центром Атлантики. На корабле царило напряжение. Неверие в будущее разливалось в душах людей. Ругали потихоньку этих чертовых машинистов, которые сначала засорили трубопровод, а теперь бездельничают, вместо того чтобы заниматься ремонтом.

Все эти часы Эриксон провел на мостике. Впередсмотрящие менялись каждые полчаса. Из кают-компании приносили какао. Эхолот и радар продолжали нескончаемую вахту. Корабль стоял беспомощной неподвижной мишенью вот уже более двенадцати часов. Память о «Сорреле» была еще у всех свежа. У многих нервы едва выдерживали.

Неожиданно их ночное бдение было прервано. В тишине сразу после полуночи, перекрыв слабый плеск волн, раздались равномерные удары кувалды. Все замерли, вопросительно глядя друг на друга. Грохот наверняка разносился на много миль окрест… Эриксон раздраженно обратился к Морелю, только что принявшему вахту.

– Сходите вниз, к Уоттсу. Прикажите ему не молотить или как-нибудь приглушить этот грохот. – Морель повернулся, чтобы исполнить приказ, когда Эриксон добавил уже не так сухо: – Скажите, что торпеда попадет первым делом в него.

«Это совершенно точно, – подумал Морель, спускаясь многочисленными трапами к сердцу корабля. В такой момент спускаться ниже ватерлинии было все равно, что сознательно лезть прямо в могилу. Морель восхитился своими товарищами, проработавшими на глубине десяти футов под водой столько часов подряд. Конечно, это их работа. Так же как его работой было стоять на открытом мостике, который на бреющем полете поливал из пулеметов немецкий самолет. Работа ниже ватерлинии требовала хладнокровия и выдержки. Если бы в корвет попала торпеда, то команда машинного отделения сделалась бы первой жертвой. За десяток секунд выбраться из этой мышеловки, пока ее не затопила вода, было невозможно. Для людей, в полной темноте сражающихся за узкий ведущий наверх железный трап, это означало смерть, хуже которой и не придумать. Но все равно не стоит производить такой шум: у всех нервы на пределе.

Удары молота прекратились, едва Морель спустился по скользкому от масла трапу и встал на металлические плитки палубы машинного отделения. Уоттс, услышав гулкие шаги, обернулся и приветствовал лейтенанта.

– Что, пришли посмотреть на развлечение, сэр? Теперь уже недолго.

– Вот это я и называю хорошими новостями, шеф, – ответил Морель. Никакая морская субординация не могла заставить его обращаться к Уоттсу, который годился ему в деды, иначе, как с простым дружелюбием. – Командира беспокоит шум. Нельзя ли его как-нибудь приглушить?

– Уже все готово, сэр, – ответил Уоттс. – Мы загоняли на место одну из скоб… А что, стук было слышно?

– Слышно! Да в округе все подводные лодки вылезли на поверхность и стали жаловаться на грохот.

Матросы, работавшие у маслопровода, рассмеялись. Морель посмотрел на лица, резко освещенные открытой переносной лампой, прикрепленной к ближайшему пиллерсу: у всех было одно и то же выражение – выражение усталости, сосредоточенности и плохо скрытого страха. Он знал всех в лицо – Уоттса, старшего кочегара Грейса, двух молодых кочегаров второго класса по именам Бино и Спурвей, которые постоянно напивались на берегу, юнгу-механика Браутона. Но его привычное представление об этих людях оказалось не совсем полным. Он видел людей, которые могли справиться со своей работой до того, как в корвет всадят торпеду. Казалось, в этих людях уже не осталось ни мелочности, ни расхлябанности – никаких недостатков.

– Ну как там насчет подлодок, сэр? – Грейс был выходцем из Ланкашира, и его забавное произношение лишало это опасное слово того грозного смысла, который в нем заключался. Произнесенное таким манером, слово это несло балаганный оттенок и казалось не более смертельным, чем «теща» или «блюдо требухи».

– Пока никак, – ответил Морель. – И конвой тоже в полном порядке. Но все равно нам не следует болтаться здесь слишком долго.

– Похоже на то, что мы сами напрашиваемся на торпеду, – кивнул Уоттс и продолжил угрюмо: – Если немцы сейчас не прикончат нас, то уже никогда этого не смогут сделать.

– Долго еще, шеф?

– Часа два, пожалуй.

– Никогда мне не приходилось работать так долго, – признался Грейс. – Возни, как с линкором.

– Подамся-ка я в экипаж, когда вернемся, – сказал Браутон, – Уж лучше работать в четтамской котельной, чем здесь.

– А кто думает по-другому? – спросил Спурвей, самый маленький из кочегаров и самый большой среди них пьяница, – Я бы лучше вычистил все клозеты у причалов.

Морель вдруг осознал, как взвинчены у них нервы.

– Желаю удачи, – сказал он и стал подниматься по трапу. Наверху его приветствовали звезды и темное до черноты море. Дул легкий прохладный ветер. Мелкие волны шелестели у борта.

В холодный час между двумя и тремя утра, когда луну уже закрыло облаками и вода стала траурно-черной, по трапу мостика зазвучали шаги – весело и быстро прогремели по железным ступеням. Это взлетел по трапу старший механик Уоттс.

– Командир! – обратился он к неясной фигуре, маячащей у края мостика.

– Да, шеф? – Эриксон неловко повернулся. Тело его затекло, застыло от долгого бодрствования.

– Готовы в путь, сэр.

«Ну вот и все», – подумал Эриксон, потягиваясь. Облегчение, огромное облегчение, охватившее все его существо, почувствовал он. Ему хотелось потрясти Уоттса за руку, но он сказал только:

– Спасибо, шеф. Хорошо сделано.

Потом повернулся к переговорной трубе:

– Рубка!

– Рубка, сэр, – раздался испуганный голос рулевого, замечтавшегося по далекому дому.

– Передайте телеграфом: «По местам стоять. Пошла машина».

Вскоре они полным ходом шли на север, догоняя конвой. В шесть часов утра, с первыми лучами восходящего солнца они поймали конвой самым краем экрана локатора. Локкарт, заступивший не вахту, задумчиво посмотрел на светлое пятно, появившееся на экране. Конвой был на много миль впереди. В контакт они войдут часам к девяти. Но и теперь-то они уже не одни в бескрайних водных просторах, которые могли обернуться могилой. Он разбудил капитана. Сообщил новость, как ему и было приказано. Сонное бормотание в переговорной трубе свидетельствовало о том, что Эриксон всплыл за этой новостью на поверхность спокойствия, как форель за мухой. Закрывая отверстие переговорной трубы, Локкарт улыбнулся. Да, после такой ночи капитан заслужил право вздремнуть.

Шла утренняя вахта. И к ее концу, к восьми утра, небо на востоке совсем посветлело, блики заиграли на темной воде. Томлинсон, младший вестовой, пришедший на мостик за чашками и тарелками, мягко ступал по мокрой от росы палубе, как новый персонаж в неожиданно веселом третьем акте. Обороты машины были почти максимальными. Курс корвета был нацелен в самую середину конвоя. Локкарту оставалось только притопывать, согревая замерзшие ноги, и смотреть на экран радара, где все четче проступали очертания каравана. Приятно было видеть, как маленькое пятнышко света, не менее желанное и знакомое, чем палуба под ногами, все приближается. Это пятнышко, такое осязаемое и долгожданное. Так похожее на семью встречающую их после долгого путешествия… Мысли Локкарта блуждали далеко. Он машинально отметил, что сменились рулевые и впередсмотрящие, а значит, вахты осталось полчаса. Вздрогнул, услышав звонок из рубки радара.

– Мостик!

– Мостик, – Локкарт склонился над переговорной трубой.

– На экране слабое пятно позади конвоя, сэр, – донесся до него голос оператора, ровный и усталый. – Вы видите его на вашем экране?

Локкарт посмотрел на экран рядом с переговорной трубой, такой же, как и в рубке радара. Кивнул сам себе. Действительно, между ними и конвоем светилось крошечное пятнышко. Мерцало, гасло, но упорно появлялось вновь. С полминуты он наблюдал за этой крохотной точкой света. Она не исчезала. Теперь она упрямо светилась на экране. Ее присутствие обязательно надо было объяснить. Он снова склонился над переговорной трубой.

– У меня тоже светится. Как вы думаете, что это? – оператор не успел ответить, а он задал еще один вопрос: – Кто на вахте?

– Селларз, сэр.

Селларз, старший техник по радару. Надежный оператор. Человек, к которому можно обратиться с вопросом…

– Как вы думаете, что это? – снова спросил он.

– Трудно сказать, сэр, – ответил Селларз. – Пятно маленькое, но следует за конвоем с такой же скоростью.

– Вторично отраженный сигнал?

– Вряд ли, сэр, – голос Селларза звучал неуверенно. – Во-первых, угол не тот.

– Значит, отставший?

– Слишком мал для корабля, сэр… Видите, вот здесь, чуть правее, корабль. Он намного больше.

Локкарт вгляделся в экран. Да, совершенно верно. Он задумался: надо ли сообщать об этом капитану? Сигнал подозрительный. Но не хотелось отрывать Эриксона от заслуженного сна без достаточных на то оснований.

Понаблюдав за увеличивающимся и по-прежнему держащим равную с конвоем скорость пятном, он приказал Селларзу:

– Следите за ним, – а сам подошел к капитанской переговорной трубе и позвонил.

Когда Эриксон с затекшим лицом поднялся на мостик, протирая заспанные глаза, то был не в лучшем расположении духа. Прерывать сон из-за того, что на антенне локатора, как он твердил себе, пристроилась чайка, которую старпому не хватает ума согнать. Он проворчал что-то под нос, когда Локкарт указал на пятнышко.

– Возможно, отставший, – коротко бросил командир.

– Но оно намного меньше других кораблей, сэр, – возразил Локкарт. Он и сам раньше высказывал подобное предположение, – А эта штука миль на десять сзади замыкающего корабля конвоя.

– М-мм-м… – промычал Эриксон и спросил: – Кто оператор?

– Селларз, сэр.

– Радар! – произнес Эриксон, склонившись над переговорной трубой и громко откашливаясь.

– Есть радар, сэр! – ответил Селларз.

– Как насчет той цели?

– Здесь, сэр, – он дал направление и расстояние. – Миль десять позади конвоя.

– А с аппаратом все в порядке?

– Все о порядке, сэр, – недовольно ответил Селларз тоном человека, который не намерен выслушивать поклепы, даже если они исходили от невыспавшегося командира корабля. – Аппарат в лучшем виде.

– Когда-нибудь на экране появлялась такая цель?

– Пожалуй, нет, сэр, – после паузы ответили снизу. – Эта цель размером с буй или с маленькую шлюпку.

– А может, тральщик или дрифтер?

– Нет, поменьше, сэр. Шлюпка с корабля, может быть.

– Хм-м… – Эриксон вновь посмотрел на экран локатора. Принятое им решение оказалось неожиданным.

– Боевая тревога! – сказал Эриксон, неожиданно выпрямившись, и крикнул в переговорную трубу рулевой рубки: – Полный вперед! Право десять!

Локкарт открыл и тут же захлопнул рот. Изумленный приказом, он готов был уже произнести какую-нибудь глупость. Вроде: «Неужели вы и вправду думаете, что это подлодка, сэр?» Громкие продолжительные звонки тревоги и топот тяжелых ботинок по железной палубе были лучшим ответом… Старпом стоял у переговорных труб и с каким-то необычайным волнением принимал рапорты готовности подразделений и подтверждал прием. Голоса подогревали его возбуждение.

– Расчет глубинных бомб готов! – голос Ферраби с кормы.

– Орудийный расчет готов! – Морель с полубака.

– Двухфунтовка готова! – Бейкер.

– Машинное отделение готово! – стармех Уоттс снизу.

– Боцман у руля! – Теллоу из рулевой рубки.

Локкарт осмотрел корабль от носа до кормы. Впередсмотрящие на мостике стояли у зенитных пушек. Старший сигнальщик Уэлпьс находился у сигнального прожектора. В стальных касках окружил четырехдюймовку расчет во главе с Морелем, который смотрел в бинокль и отдавал команды заряжающим. На корме стоял Ферраби и приказывал снять крепления с глубинных бомб. Удовлетворенный, Локкарт повернулся к командиру:

– Корабль к бою готов, сэр! – И ушел на свой боевой пост, в гидроакустическую рубку…

Эриксон наблюдал за экраном радара. Его приказ был скорее импульсивным. Но цель, которую засекли, безусловно, странная. Полная боевая готовность корабля, во всяком случае, внушала приятное спокойствие. Он поднес к глазам бинокль – утренний туман ограничивал видимость. Эриксон вновь обратился к экрану локатора и наклонился к переговорной трубе:

– Доложите цель.

Селларз сообщил расстояние до цели и ее курс.

– Цель становится четче, сэр, – заключил он свой доклад, – Тот же размер, но сигнал четче. Что-то очень плотное.

Впервые в жизни Эриксон видел подлодку, ведущую себя точно как в учебнике: идет следом за конвоем, вне пределов досягаемости. Но эта лодка не имела представления об отставшем корабле охранения. Если бы только они могли приблизиться к ней на нужное расстояние незамеченными…

«Компас роуз» несся вперед. Следующий час может оправдать их предыдущее существование. На мостике все, у кого были бинокли: Эриксон, Уэлльс и оба впередсмотрящих, – напрягая зрение, следили за горизонтом. Цель могла появиться в любой момент.

Под форштевнем корвета пенились волны. Позади кипел высокий бурун. А навстречу хлестал резкий ветер. Солнце уже появилось над горизонтом. Бледное солнце, разогнавшее туман. Бледное, но бодро набирающее силу солнце. Оно было сегодня на их стороне. Оно пришло на помощь. Ветер стал завывать в снастях. От вращения винта дрожала корма. «Ну и дает стармех, – подумал с удовлетворенной улыбкой Эриксон, – Такая гонка немало стряхнет сажи в трубу…»

«Компас роуз» несся вперед.

– Доложите цель, – в пятый или в шестой раз приказал Эриксон.

Возбужденный и торжествующий голос Селларза подтвердил снизу, что они приближаются к цели, Эриксону казалось, что весь корабль собрался в кулак, напрягся, приготовился к прыжку, к удару. Он чувствовал под собой корабль, как наездник чувствует лошадь. Он чувствовал гордость оттого, что корабль отвечает ему готовностью к бою. Именно этого они так долго ждали. Для этого они так много трудились… Он подошел к компасу, запросил точное направление, расстояние до цели и стал через бинокль вглядываться в даль.

Он увидел ее почти сразу. Квадратный штрих на горизонте. Рубка вражеской подлодки. Даже заметил, как она слегка покачивается на волне, заметил впереди белый бурун от скрытого под водой корпуса. А еще дальше впереди, завершая картину, виднелись клочки дыма. Две цели. Два охотника. Эриксон резко выпрямился и быстро шагнул к поручням мостика.

– Морель! – рявкнул он.

– Да, сэр, – поднял взгляд Морель.

– Прямо по курсу всплывшая подлодка. Будьте готовы. Нужно влепить пару снарядов до того, как она успеет нырнуть. Конечно, если сумеем подобраться достаточно близко.

– Вижу лодку прямо по курсу! – раздался голос Уэлльса, громкий от возбуждения. Он почти тотчас взял себя в руки:

– Послать рапорт, сэр?

– Да. Радиотелеграфом. Предупредите штаб. – Эриксон собрался с мыслями. – Так… запишите: «Адмиралтейство. Копия ЭМ «Вайперос». Подлодка на поверхности. В десяти милях позади конвоя ТС-104. Курс 345 градусов. Скорость 5 узлов. Атакую. Командир «Компас роуз». Затем обратился к Локкарту: – Старпом! Там…

– Вроде бы прослушал все, сэр, – ответил Локкарт, наполовину высунувшись из окна рубки. – Но пока она слишком далеко.

– Скоро ваш чертов ящик очень даже понадобится, – улыбнулся Эриксон. – Скоро увидите срочное погружение.

– Сэр, – сказал Локкарт. – Нужно успеть сделать побольше, пока у них штаны спущены.

Приказ о готовности номер один был передан Ферраби на корму, и в машинное отделение.

– Наддай, шеф! – резко крикнул Эриксон в переговорную трубу. – У нас остается совсем немного времени.

«Компас роуз» галопом понесся к цели. В бинокле Эриксона квадратная черточка рубки стала крупнее. Из рубки высунулась голова и плечи человека, всматривающегося в горизонт, добросовестно исполняющего свои обязанности. «Не зная о своей судьбе, жертвы малые играют…» – подумал Локкарт. Он видел подлодку уже невооруженным глазом. Однако лодка находилась еще за пределами действия гидроакустического аппарата. Боже мой! На таком расстоянии они ее могут протаранить без всякого благословения науки!.. Расстояние сокращалось. Голос Селларза становился все громче и громче. На мостике зазвонил редко подающий голос звонок – звонок четырехдюймового орудия. Морель сообщил голосом человека, высказывающего исключительно теоретическую догадку: