Текст книги "Харальд Смелый (СИ)"

Автор книги: Александр Гром

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

     – Ну, допустим, один на целую шайку я не тяну, – совершенно справедливо, ровным голосом, заметил я.

     – А кто знает? Впереди один, а сзади сотня затаилась среди деревьев да камней. Ворвутся, захватят плато, выбивай их потом силами всего Подгорья Наковален с неприступной башни. Круши, ломай, с таким трудом построенное, – с непоколебимой убежденностью в своей правоте, твердо заявил Даин. – Поэтому…

     – Что ж мы тут-то беседуем? – спохватился главный строитель, решительно прерывая разговорившегося Даина. – Будь любезен, господин Харальд, идем со мной. Я все тебе покажу и объясню. Ты же выскажешь возможные замечания. Если что-то не устроит, мы переделаем.

     Гномы-стражники расступились, пропуская меня на плато вослед за деловито настроенным Флоином, быстрыми шагами заспешившим в сторону башни. По пути я с удовольствием отметил появление шести симпатичных, маленьких гранитных мосточков, соединяющих берега стремительной речушки Змейки, причудливо разбросавшей свои кольца по всему плато.

     Мастер Флоин, перехватив мой взгляд, охотно пояснил:

     – Ты прав, о них мы не договаривались. Вернее попросту упустили из виду, занятые более важными вопросами, касающимися постройки самой башни. А они, согласись, необходимы, особенно в холодный период года. Впрочем, если ты против, их не будет уже послезавтра.

     – Что ты, что ты, пусто остаются, – не раздумывая, согласился я, – без них просто не обойтись. К тому же они скрашивают суровый пейзаж плато.

     – Я рад, что наши мнения совпали, – буркнул под нос гном. – Прошу тебя, господин, проходи первый.

     Мы дошли до утеса и теперь стояли у его северного подножия, откуда брали начало ступеньки, ведущие к плоской вершине, увенчанной надменной, мощной фигурой башни. Неспешно преодолев узкую лестницу, я оказался у приоткрытой металлической двери непомерной толщины.

     – Вот это да, – я улыбнулся, оглянувшись на гнома, стоявшего чуть позади. – Зачем столько железа впустую перевел, мастер Флоин? Я ведь маг и прочность моих дверей определяется не их массивностью.

     – Охранные заклятия вещь конечно хорошая, не спорю. Но к ним впридачу надежная сталь отнюдь не помеха, – подняв вверх указательный палец, с назиданием дал ответ, немного задетый моей иронией гном. – Пусть одно дополнит другое.

     Не найдя убедительных доводов возразить, я лишь кивнул головой и, раскрыв дверь пошире, вошел вовнутрь. Детальный осмотр башни, то есть всех ее десяти этажей и подвальных помещений, занял время до позднего вечера.

     Первый этаж занимала прихожая. На втором находилась кухня с кладовыми.

      На третьем разместился роскошный, настенный океанариум, искусно сработанный с помощью эльфийской магии эстетического оформления.

     Четвертый этаж оказался полностью отведен под зимний сад. Здесь царило вечное, радостное лето, насыщенное пьянящими ароматами обычных и диковинных цветов, трав, деревьев. Как объяснил мастер Флоин, все они были настоящие. Магия только питала почву, незримым садовником присматривала за ростом растений и их здоровьем. Окон тут не имелось вовсе, однако с нужной периодичностью, потолок, тоже магический, разгорался сначала робкой ранней зарей, утренним, затем дневным солнышком, нежными, багряными красками заката и, наконец, он расцветал щедрыми гирляндами ярких северных созвездий.

     На пятом этаже располагались баня и прекрасное синее озерцо в оправе из крупной, серо-зеленой гальки, над которым раскинулись искусственные, прозрачно-лазурные, бездонные небеса с медленно плывущими чередами пушистых, белоснежных облаков. Все было столь натурально, гармонично и красиво, что мне захотелось увидеть эльфа, создавшего сие великолепие.

     – Надеюсь, этот парень еще тут? – с искренней надеждой поинтересовался я. – Обожаю знакомиться с талантливыми натурами.

     – Да, к счастью он пока не уехал в Солнечную долину, хотя в данный момент на плато его нет, – ответил отчего-то развеселившийся гном, вдобавок ехидно прищурившись. – Он, парнишка, эльф то есть, отправился на охоту, да видно зайдя далеко, запоздал с возвращением. Но ничего, утром заявится, как пить дать. А вот команд каменщиков, плотников, стекольщиков и прочих умельцев уже давно нет. Сделав свое дело, они сразу же ушли домой в Подгорье. Чего им здесь без работы прохлаждаться? Осталась лишь стража во главе с Даином Ястребом, для сопровождения золота.

     – А будет ли их достаточно? – засомневался я, вспомнив малое количество гномов.

     – Ты вообще вез его сам. К тому же в пакгаузе отдыхает еще одна дюжина воинов, – пожав широкими плечами, сообщил гном. – Все они опытные, профессиональные бойцы.

     Шестой этаж украшали три комнаты разной величины. Самая большая, отделанная мореным дубом – библиотека. Средняя – удобный, комфортный кабинет с панелями красного дерева, письменным столом, креслами, камином. Меньшая – роскошная спальня, с кроватью непомерной ширины под балдахином, ночью разгорающимся крупными звездами, которые утром сменяли постепенно проступающие нежные цветы Скандинавских лесов.

     – Ваш эльф, наверное, считает, что у меня в Англии имеется целый гарем, – с изрядной иронией предположил я, усевшись на край ложа и обозревая его безбрежные, мягко – упругие просторы.

     – Парнишка – эльф прекрасно осведомлен о наличии у Заказчика всего одной, но очень капризной жены. Поэтому он постарался избежать ее возможных претензий, – несколько излишне резковато отреагировал на мою критику мастер Флоин.

     – Сомневаюсь, что ножки блистательной Эшли, когда-нибудь ступят под своды этой башни. Скандинавия не ее мир, – с плохо скрытым сожалением констатировал я, вставая с перины, – даже на краткое время …

     Проклятье! Так оно в последствии и оказалось. Но об этом чуть позже.

     Седьмой этаж вмещал небольшую столовую и пять гостевых комнат.

     Восьмой – обширный зал для физических упражнений и оружейную.

     Девятый – огромный, трапезный зал для торжественных случаев и наличия большой массы народа.

     Десятый – мог похвастаться довольно неплохой обсерваторией, оборудованной несколькими мощнейшими подзорными трубами для изучения звезд и движения планет, а так же шикарной, магической лабораторией. Над ними, на самом верху, имелась открытая всем ветрам смотровая площадка, защищавшая от падения невысоким парапетом да зубцами.

     После восхождения на последний этаж, мы с мастером Флоином расстались. Я спустился вниз на шестой, где находилась спальня, он же вернулся в пакгауз, где гномы устроили себе временное жилище.

     – А почему вы не заняли гостевые комнаты? – в недоумении поинтересовался я, еще едва только об этом узнав. – Там ведь было б гораздо удобней.

     – Ну что ты, что ты, господин Харальд, – протестующее, со скоростью ветряной мельницы, замахал руками мастер Флоин. – Это не положено. Твоя башня – наш Заказ и не нам пользоваться ее удобствами. Хотя, хм-м… Кое-кто все-таки не постеснялся.

     – Эльф? – почти беспроигрышно попытался угадать я.

     – Он самый, – ухмыльнувшись, подтвердил гном, – малый воспользовался комнатой Фиалок.

     – Мог бы обустроиться и в спальне, – пожав плечами, хмыкнул я, – все равно она пустовала.

     – Настолько далеко его нахальство пока не зашло, – ответил гном, почему-то оценивающе взглянув сначала на меня, затем на кровать. – Гм, но как знать что будет потом.

     Честно говоря, я его тогда совсем не понял. И только лишь утром увидав эльфа, до меня наконец-то дошло. Эльф оказался необычайно очаровательной эльфиечкой: стройной, будто тростиночка, с гривой шелковистых, распущенных волос пшеничного цвета, прелестным точеным носиком, чувственными, алыми губками и прозрачными, светло– зелеными глазами на нежном, слегка скуластом лице. Одета она была в коричневый замшевый охотничий костюм, а обута в высокие, ладные сапожки из черной кожи с легкой, белой опушкой.

     – Здравствуйте, господин Харальд, – окликнула меня красавица поздно утром, поднявшись на смотровую площадку, откуда я с удовольствием обозревал дремучие леса вокруг. – Как вы оцениваете наши старания?

     – О! Великий Один! – только и смог я вымолвить в первые мгновения. Все же быстро стряхнув с себя растерянность, я горячо заверил. – Чрезвычайно высоко! Я, честно говоря, даже не ожидал, что все будет столь великолепно. Благодарю вас, леди, э – э …

     – Леди Лауринэль из Дома Утренней Звезды, – милостиво сообщила моя чудесная собеседница.

     – Необычайно красивое имя, – совершенно искренне польстил я, – а что оно означает?

     – Горный Ручей, – ответила она, улыбнувшись. – Надеюсь, перевод с эльферона на урманский пришелся вам по душе?

     – Угу, – с готовностью, мигом подтвердил я, – значение имени, прекрасно как вы сами.

     – Вы совсем меня не знаете. Так что не спешите захваливать, – задорно тряхнув роскошной гривой, заметила она. – Вообще-то, я довольно вредная, несмотря на привлекательную внешность.

     – Нет, не верю, – я даже закрыл ладонями уши, – леди не себя наговаривает.

     С первых минут знакомства между нами возникла неожиданная, обоюдная приязнь. Ей, мне, было легко и просто, темы для разговоров возникали сами собой. Она живо интересовалась дальними, загадочными странами, но кроме Свейленда нигде больше не бывала. Я же, напротив, в чужих краях провел немало времени и потому знал о них не понаслышке. Я рассказывал, она слушала, задавала вопросы. Затем мы менялись ролями, я спрашивал о жизни в Солнечной долине, работе в Свейленде, она охотно отвечала. Касались мы и различных других тем: мировой политики, искусства, цен на зерно в Европе и Скандинавии, новомодных веяниях при дворе короля Стэна, истинных причинах возникновения некоторых войн прошлого, особенностях культуры эльфов, гномов, людей и о многом ином. Потолковать с Лауринэль было действительно приятно. Девушка обладала острым, логического склада умом, развитой интуицией и чувством легкого, изысканного юмора. – Какая же она славная,– то и дело ловил я себя на одной и той же мысли.

     Несмотря на прежний богатый опыт, подобные доверительные отношения с женщиной были для меня в диковинку. С Эшли, например, ничего общего у нас не имелось совершенно. Она жила в своем мире, я в своем. То, что ценил я, ничего не стоило в ее глазах. То, что обожала она – вызывало у меня в лучшем случае снисходительную усмешку. За неделю, проведенную вместе, Лауринэль стала мне добрым другом, с которым я мог поделиться чем угодно, даже самым сокровенным. Впрочем, не только другом, но и женщиной, завоевавшей мое сердце. А потом… Все рухнуло в одночасье. Вернее я так подумал в тот злосчастный момент.

     Однажды, поздним вечером я проводил ее как обычно в комнату Фиалок, но не ушел сразу к себе, а, внезапно обняв, принялся жарко целовать в губы, глаза, шею, высокую упругую грудь. Она не отвечала на мои поцелуи, хотя и не сопротивлялась. Она… Стояла и молча плакала, кусая мокрые губы.

     Бережно приподняв ладонями прекрасное лицо, я заглянул в ее глаза. Увиденное заставило отшатнуться, будто от крепкой пощечины. Лауринэль оказалась оскорблена моим поступком до глубины души, но горькая обида в прозрачных омутах ее дивных очей плескалась пополам с детским недоумением.

     – За что вы так унизили меня, Харальд? – едва слышно прошептала она. – Или у вас, людей, принято из чувства похоти запросто втаптывать в грязь порядочных девушек?

     – Меньше всего на свете я хотел бы вас унизить, – в отчаянии вскричал я, боясь, что сотворил непоправимое. – Не знаю, как оно и вышло. Не сдержался… Уж больно вы мне по сердцу. Простите, я действительно неимоверно сожалею. Честное слово!

     – О чем? О том, что по сердцу? – она внезапно улыбнулась ясно и ласково.

     – Ну… Нет, за мое наглое поведение конечно, – я был немного сбит с толку резкой сменой ее настроения. – Ну да, порой понять женщину очень трудно.

     – Ладно, я постараюсь забыть происшедшее, хм, недоразумение, – вытирая кружевным белоснежным платочком глаза, пообещала она. – Видите ли, Харальд, у нас, эльфов Солнечной долины считается самым дурным тоном, если незамужняя девушка благосклонно принимает знаки внимания женатого мужчины. И узнай об этом окружающие, ее порядочность поставят под большой вопрос.

     – А его порядочность выносится на суровый суд общества? – предчувствуя ответ, тихонько спросил я.

     – Как вам сказать, – задумалась она, – хм, скорее нет. Просто его любовь к жене, у всех начинает вызывать определенные сомнения.

     – И все? Понятно. А как в ситуации, где все наоборот? Где замужняя женщина относится с интересом к свободному мужчине?

     – В любом случае, мужчины в более выгодном положении, – неохотно признала Лауринэль. – Почему так? Не знаю даже.

     – Э-э, понимаете, моя жена Эшли, – начал я, чувствуя себя дураком и мучительно подыскивая слова оправдания. – Она чужой мне человек. Я нужен ей лишь для того, чтобы вести привычную жизнь богатой, привередливой сумасбродки. Я… Не люблю ее.

     – Зачем же вы тогда женились на ней? – затаив дыхание, спросила эльфийка. – Соблазнились красотой?

     – Что поделаешь, молодость глупа, – с искренним раскаянием заявил я.

     – Да, верно, практически все мы в юности совершаем ошибки, но не все на них учимся, – заметила эльфийка, глядя куда-то в сторону.

     – Такова жизнь и ничего тут не поделаешь, – с сожалением вздохнул я.

     – Увы…

     – Лауринэль… Жаль, что никогда больше, наверное, не увидимся. Мне будет тебя недоставать. Сильно…

     – Глупости, столичная жизнь быстро возьмет свое. И… Разве мы уже перешли на ты?

     – Какая теперь разница? – опустил голову я. – Пустая условность ничего не значит в сравнении с предстоящей разлукой.

     Она подошла почти вплотную и долго всматривалась в мои глаза. Я стоял не шелохнувшись. Отвела она взгляд, лишь убедившись в чем-то очень важном для себя.

     – Ладно, время позднее, а леди надо отдыхать. Спокойной ночи! – я пошел к двери, проклиная в душе свой идиотский поступок.

     – Харальд…

     Я остановился как вкопанный. Ее руки осторожно коснулись моих плеч, а когда я повернулся, обвили шею. Я попытался сказать что-то нежное, но она закрыла мой рот сладостным поцелуем и, взяв затем за руку, повела к ложу. Это была волшебная ночь. Ночь щедро пропитанная страстью, лаской, любовью и тщательно скрываемой обоими горечью. А утром она внезапно объявила, что в полдень уезжает.

     – С чего так торопиться? – опешил я, сраженный ее словами. – Побудь со мной еще хоть несколько дней.

     – Нет, Харальд, – она отрицательно покачала головой, – с каждым прошедшим днем мне будет все трудней и трудней покинуть тебя. Ты ведь не хочешь, чтобы боль разлуки убила меня? Да и мастер Флоин заждался давным-давно. Не хочу его больше задерживать. Мается он здесь без дела, домой рвется. Ехать нам надо…

     – Лауринэль, солнце мое, – я прижал ее к себе, разумом, но не сердцем понимая справедливость сказанного.

     – Лаурэле, милый, – проворковала она мне на ухо и со вздохом отстранилась.

     – Что? – не сразу сообразил я. – О чем ты?

     – Так я позволяю называть себя самым близким. В переводе с эльферона это означает Ручеек, – немного застенчиво пояснила она.

     – Лаурэле, – я хотел ее вновь обнять, но она решительно отступила на один шаг.

     – Харальд, мне надо собираться и поспать хоть пару часов. Дорога-то предстоит дальняя.

     – Дальняя, – эхом откликнулся я, покидая комнату Фиалок.

     В полдень я зашел за Лаурэле. Она уже ожидала меня. Возле ее ног приютился вещевой кожаный мешок и небольшая замшевая котомка, искусно вышитая бисером.

     – Возьми на память, – я неловко протянул ей ларец полный жемчуга, доставшегося мне в числе прочего после завершения Аравийской Компании.

     – Ой! – открыв крышку, она стала в восторге перебирать изящными пальцами необычайно крупные жемчужины. – Какая прелесть! Спасибо, Харальд. А мне признаться подарить тебе нечего. Но если хочешь, в начале осени я завезу в башню одну из своих картин. Дело в том, что Даин Ястреб во время недавней вылазки обнаружил не очень далеко отсюда золотоносную речку. Будет организована экспедиция, к которой я могу запросто примкнуть. Ты только объясни Магическим Стражам, что я девочка хорошая и меня трогать нельзя. Или ты все же опасаешься, как бы я чего не украла? – лукаво прищурившись, поинтересовалась она, не сводя с меня чудесных глаз.

     – Я настрою защиту плато на тебя, как на Хозяйку, – горячо заверил я ее. – И ты всегда, в любой момент сможешь беспрепятственно посещать башню.

     – А что мне здесь делать одной? – как ножом отрезала она, даже слегка потемнев лицом. – Ведь ты, если я не ошибаюсь, собираешься здесь появится ближе к старости, лет эдак через двадцать. Не так ли, милый Харальд?

     Я довольно неубедительно стал объяснять ей, что я на службе и сам собой не распоряжаюсь, что Стэн мой лучший друг и без меня ему никак.

     Она молча, терпеливо слушала пока я, наконец, не заткнулся.

     – Не стоит оправдываться, Харальд, тебе это не идет. Да оно и не к чему. Ведь ты же мне ничего не обещал, – с появившейся жалостью в голосе, попыталась успокоить мою совесть Лауринэль. – И не расстраивайся так. На все воля Создателя, как ему будет угодно, так и будет.

     – Я верю в реальную Магию, а не в Создателя, Сеятеля Жизни, Судью, Одина, либо прочих эфемерных небожителей, существование коих ничем совершенно не подкреплено, – не сдержавшись, неодобрительно заметил я.

     – Не надо быть столь категоричным и самоуверенным, – заметила она с легкой укоризной, – ибо не верующий в Единого Бога и не чтящий его Заповеди, запросто может сбиться со Светлого Пути Добра во тьму Порока и Зла.

     – Мой Бог, моя религия, которую я исповедую – Боевая Магия, – устало повторил я. – И в конце концов, наверное, мне самому решать во что верить, а во что нет.

     – Да, конечно, – не стала спорить она, – это твое неотъемлемое право. Извини.

     – Послушай, так ты вдобавок к своим прочим талантам оказывается еще и художница? – запоздало спохватился я. – Мне действительно будет очень интересно увидеть картину твоей работы. Но без лести заранее скажу, что она, вне всякого сомнения, великолепна.

     – Ничего, через пару десятилетий ты, пожалуй, сможешь утолить любопытство, – пошутила Лауринэль, – однако, даже тогда постарайся не забыть, что это не совсем обычное полотно. Понять его секрет можно лишь всмотревшись внимательнее во все детали, включая мельчайшие. Всмотреться нужно необычным, а внутренним зрением. Сообразил, о чем я говорю?

     – Милая, я отнюдь не туп.

     – Любимый, я в этом нисколько не сомневаюсь. Хоть ты и избрал своей профессией профессию мясника на бойне, – она старалась выглядеть веселой, но удавалось ей плохо. Выдавали слезинки, появившиеся в уголках прекрасных глаз.

     Я осушил их горячими поцелуями, и мы еще долго стояли, крепко обнявшись. Потом пошли вниз. Любимый… Так назвала она меня всего один раз, но подобное признание в устах Лаурэле значило много. Больше я ее не видел…

     А плато я покинул утром следующего дня. Что мне здесь было делать одному? Да и в Англию пора возвращаться.

     Хм, картина… если она в башне, значит, Лаурэле не забыла свое обещание. Возможно, она даже оставила записку! Я сорвался с места, чувствуя себя круглым идиотом. Разбуженный Булат в недоумении приоткрыл глаза.

     – Спи, спи, все хорошо, – успокоил я пса. – Твой хозяин скоро придет.

     Почему-то я был уверен, что картина, скорей всего, находится в кабинете. Так оно и оказалось. Она висела на стене, напротив письменного стола. Сам холст обрамляла простая, ореховая рама, без намека на резьбу или позолоту. На нем, с потрясающим мастерством, Лаурэле изобразила величественный сосновый бор и неширокую, мелкую речушку с прогретой солнцем, удивительно прозрачной водой, сквозь которую просматривались камушки на дне, изумрудные кустики водорослей и пугливая стайка золотисто-алых рыбок. Но записки, к моему огромному разочарованию, нигде не было. В третий раз перевернув кабинет вверх дном, я наконец угомонился, уселся в кресло, решив изучить картину самым серьезным образом. Прошло минут двадцать, но понимание того в чем состоит тайна картины никак не приходило. Списав неудачу на усталость, я отправился в столовую за Булатом.

     Отсутствие пусть коротенькой записки совершенно расстроило меня. Неужели ей было трудно чиркнуть хоть пару слов? В недоумении я раз за разом задавал себе один и тот же вопрос. Увы, приемлемый ответ не находился.

     Допив вдруг потерявшее свой вкус вино, я в сопровождении верного пса, сошел в спальню. Лег не раздеваясь, но сон отчего-то не приходил. Может, потому что невольно вспоминалась единственная ночь, проведенная с Лаурэле? Приложив немалые усилия, я постарался переключить мысли на иное: события, которые вместил в себя последний трагический год. Осталось оживить в памяти только его…

     Вернувшись на Снежный остров, я сообщил братьям, что в скором времени пришлю корабль с большей частью своей библиотеки, коллекцией разнообразного оружия, оборудованием для обсерватории и магической лаборатории, а также с запасом вина и продуктов долгого хранения.

     – Все это добро, по прибытию, переправьте, пожалуйста, в башню, – попросил я их, испытывая в душе понятное чувство некоторой неловкости. – Гм-м, если конечно вас это не чрезмерно затруднит.

     – Ну и что в таком случае будет делать наш брат Харальд? Я имею в виду, ежели затруднит? – нахмурил брови, задетый моими последними словами Финнвард.

     – Во-первых, я не обижусь, а во-вторых, найму для этих целей кого-нибудь из Кланов наших соседей, – совершенно спокойно ответил я.

     – Ты, я вижу, шуток вообще не понимаешь, – с искренним негодованием возмутился Финнвард. – Надо же удумал чего, чужаков на помощь звать! Плохо ты, Харальд, думаешь о своих братьях. Плохо!

     – Выручим и сейчас, и потом столько раз, сколько потребуется, – крякнув, поддержал его Эйнар. – Полагаю, ты ведь тоже бросишь все, когда помощь понадобится Снежному острову? Не так ли?

     – Несомненно, – подтвердил я.

     – Вот и ладно, – с удовлетворением подытожил старший брат, – с этим все ясно. И возвращаться к данной теме не стоит больше никогда.

     Мы крепко, по-мужски обнялись. А рано поутру я уехал.

     Лондон встретил меня обычным здесь нудным, моросящим дождем. Ну да, о здоровом, пусть суровом климате родной Скандинавии теперь приходилось забывать. Не хотелось, но что поделаешь…

     Прибыл я уже вечером, поэтому, отложив визит к Стэну на завтрашний полдень, отправился домой, на улицу Сонных Драконов. Лет пять назад я купил себе тут небольшой, но необычайно уютный и красивый особняк. Эшли вышла мне на встречу с целой кучей упреков, претензий, обвинений в итоге переросших в серьезную ссору. Контраст взаимоотношений в сравнении с Лаурэле, был впечатляющий.

     Утром я встал с головной болью, и привычная жизнь забила ключом. Но образ прекрасной эльфийки не тускнел, несмотря ни на какие обстоятельства.

     Спустя дней пять после моего возвращения, я попал на собачьи бои. Честно говоря, никогда не любил эти жестокие зрелища, хотя бывать на них приходилось не единожды. Обычно приходил я туда за компанию с моими друзьями: Френсисом, Джеральдом и Ричардом, большими знатоками бойцовых псов.

     У толпы, собравшейся возле круглой, хорошо утоптанной площадки, на устах тогда повторялось одно имя:

     – Убийца! Убийца! Убийца!

     Так звали пса, которого выставлял сам принц Альфред, сын Стэна. Пес действительно оказался хорош: мощный, свирепый, быстрый, словно молния. В первом же бою он почти сразу прикончил огромного германского дога. Во втором, тоже без долгой возни разорвал горло опытному, покрытому шрамами боксеру-пятилетке. Но и ему, правда, досталось: из раны на шее сочилась алая кровь. В третьем, изрядно повозившись, он таки завалил крупного дикого волка. Стоило это недешево: отметины страшных клыков видны были по всему телу. А принц Альфред не унимался. Несмотря на усталость раненного истекающего кровью пса, он принял вызов толстого, рыжего барона из немецкого посольства. Тот привел на бои свежего, полного сил великана-мастино. Зрители делали ставки и бешено орали, порой выкрикивали клички соперников. Не знаю почему, но мне стало противно. Я уже повернулся, чтобы уйти, как вдруг встретился взглядом с глазами Убийцы. Они, к моему изумлению, были наполнены жалостью и печалью.

     – Бедняга! – мысленно посочувствовал я псу. – Вижу, тебе совсем не нравится убивать.

     – Я не нуждаюсь в твоем сострадании, двуногий, – раздался в моей черепной коробке, повергший в шок, неожиданный ответ пса. – Хотя… Все равно спасибо.

     Какие-то секунды мы еще смотрели друг другу в глаза, потом я, передумав уходить, направился к принцу Альфреду, окруженному небольшой группой избалованных, распущенных повес. Под его непосредственным руководством эти юнцы привыкли вытворять различного рода подлости.

     – Продай мне Убийцу, Альфред, – без обиняков предложил я.

     – Я не нуждаюсь в деньгах, Харальд, – принц издевательски усмехнулся, – ты должен об этом знать.

     – Да, верно, – пришлось признаться мне, – но… Я хорошо заплачу. Думаю, что даже наследнику престола такие деньги не помешают.

     – Сколько? – презрительно скривив губы и прищурившись, вкрадчиво спросил Альфред.

     – Пятьсот золотых монет, – совершенно бесстрастным голосом заявил я.

     – Ого! – брови принца взметнулись вверх. Долгую минуту он пристально рассматривал меня, словно увидел впервые, потом неохотно признал. – Что ж, с учетом действительной стоимости этого пса, деньги немалые. Скажи честно, Харальд, зачем тебе такие убытки?

     – Какая разница? – не стал вдаваться в подробности я. – Считай, что Убийца мне просто очень понравился.

     – Ха! Он мне самому нравится, – принц с откровенно-вызывающей наглостью уставился на меня. – Так что помочь ничем не могу. Извини.

     – Ладно, – развел руками я, – настаивать не могу. Пес твой, а значит, тебе решать его судьбу.

     – Рад, что ты воспринял отказ без обиды, – глядя в сторону, процедил принц, – а теперь, будь добр, оставь меня в покое. Ты мешаешь.

     – Всего хорошего, принц, – прощаясь, я слегка поклонился. Но, отойдя всего на несколько шагов, вернулся назад и, пересилив себя, попросил. – Отмени, хотя бы схватку с мостино. Убийца сейчас не в лучшей форме. Или ты желаешь ему смерти?

     – Не лезь, куда не следует, сэр Харальд Смелый, – змеей зашипел раздосадованный моим вмешательством принц. – Мы, кажется, уже все обсудили. Ступай!

     – Как прикажет Ваше Высочество, в добродетели не сравнимое ни с кем, постаравшись не остаться в долгу, я вложил в свои слова максимальную дозу сарказма. – Желаю приятно провести время. Ну, то есть больше кровавых зрелищ.

     Юнцы вокруг Альфреда угрожающе заворчали, а парочка самых дерзких и безрассудных даже демонстративно схватились за рукоятки мечей.

     В ответ на это я лишь пригрозил пальцем. Так дают понять детям, что если они не образумятся, то взрослые их непременно накажут. Подействовало, побелевшие пальцы, судорожно стиснув эфесы, разжались, зато взгляды вспыхнули лютой ненавистью. Но меня эмоции сопляков не сильно заботили. На серьезных врагов они никак не тянули, а на всякую шваль внимание обращать я не привык.

     Не дожидаясь исхода начавшегося боя, я, вскочив на коня, уехал. Уже после, от друзей, я узнал о победе Убийцы, доставшейся ему с большим трудом.

     По окончанию поединка мертвого мастино уволокли с арены за задние лапы. Уволокли не одного, а вместе с Убийцей, потерявшим сознание, но так и не разжавшим смертельной хватки на горле врага.

     По прошествии месяца с небольшим раны Убийцы зажили, и принц Альфред вновь стал привозить его на бои. Необычный пес здорово запал мен в душу. Я постоянно расспрашивал о нем друзей, они же с упоением рассказывали одновременно удивляясь, рочему я не найду свободный часок и не приеду посмотреть сам. А я… Не мог заставить себя опять увидеть грустные глаза разумного пса, вынужденного по воле злого принца вести постоянную борьбу за свою жизнь.

     Однажды, я все же оказался на собачьих боях. Как ни странно, пригласил меня туда сам принц. Мерзавец чрезвычайно дружеским тоном сообщил, что Убийца на этот раз будет сражаться против пары матерых рысей.

     – Я настоятельно прошу тебя, уважаемый Харальд, не пропустить такое восхитительное зрелище. Буду ждать, приходи обязательно, – на прощание вторично напомнил он. Меня, впрочем не могла обмануть внезапная приязнь, ибо принца я знал хорошо. Да и когда он говорил, глаза у него были злющие-презлющие.

     – С рысями твой пес не сладит. Ты знаешь это не хуже меня, – заявил я тогда Альфреду со всей откровенностью. – Какой прок в заведомо проигранном бое? Ведь кроме великолепного пса ты лишишься немалых денег.

     – Псу поделом. Он непокорный строптивец, так и не сломленный плетью. К тому же однажды, во время наказания, умудрился прокусить мою руку. Кроме того… – принц умолк на пару секунд, затем с откровенной циничностью, добавил. – Гибель Убийцы, наверняка затронет твое сердце. Не возражай, я уверен в сказанном. А ради двух таких удовольствий, золота я жалеть не стану.

     – С чего такая мстительность, принц? – я насмешливо хмыкнул. – Ну ладно непокорный Убийца, проливший твою благородную кровь, но, а при чем здесь я?

     – Плохая память, сэр Харальд? – крысеныш недобро ощерился. – Что ж, зато у меня хорошая.

     – Великий Один! Неужто не можешь простить той давней порки? – наивно захлопав ресницами, удивился я. – Но почему? Ведь охаживая тебя ремнем, я не пролил драгоценной крови. Да и получил ты тогда, Высочество, за дело. Слабую девушку хотел обидеть. Опозорил бы себя, совесть замарал, а так, благодаря мне, ты в данном случае чист.

     – Ах ты… – принц буквально задохнулся от праведного возмущения. – Проклятый колдун, так ты еще из себя благодетеля корчишь?

     – Ну да, – легко согласился я. – А как же иначе? Жаль только Стэн не отдал тебя мне на воспитание лет эдак десять назад. Глядишь, был бы толк. Человеком бы стал.

     – Я и так человек, – в истерике завизжал Альфред, пугая проходящих мимо нас придворных. – А вот ты… – тут он осекся, подбирая в уме подходящие случаю оскорбления.

     Чем, однако, окончился подбор я так и не узнал, ибо сопляк высказаться не решился. Вместо этого, круто развернувшись на каблучках, он с рычаньем устремился прочь. Моральная победа досталась мне, но радости почему-то не ощущалось. Не чувствовал я ее и после упомянутого физического наказания принца.