Текст книги "Русские в Сараево. Малоизвестные страницы печальной войны"

Автор книги: Александр Тутов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

5

Квартир на площадке было три. В какую из них проникнуть сначала? Может, все пустые, может, во всех засада, а может, там сидят и дрожат бедные мирные жители? Поди угадай! А если двери закрыты на замок? Как тогда проникнуть внутрь? Ломать? Стучать? Ожидать пули сквозь дверь?

Измученный сомнениями, я не знал, на что решиться. В такой ситуации, видимо, надо действовать как Бог на душу положит! Главное – не расслабляться, и если что– успеть первым нажать на спусковой крючок! Либо ты – либо тебя!

Решившись, я ломанулся в дверь одной из квартир. Неудачно. Дверь оказалась закрытой. Решил проверить соседние двери. Все закрыты! Взламывать не хотелось. Тихо не получится. Да и действительно в ответ можно получить выстрелы. Даже от обычных мирных жителей, находящихся в условиях непрекращающейся войны.

В зоне боевых действий почти не встречается таких закрытых на замок квартир, жильцы которых как будто собрались пересидеть всю войну, просто закрывшись от всего мира на ключ. Это все равно что спрятать голову под подушку в надежде, что за это время все неприятности улетучатся.

Хотя многие люди так и пытаются поступать, надеясь решить проблемы, ничего не делая, стараясь не замечать нависшую опасность, авось сама пройдет! Мне сейчас тоже сильно желалось спрятать голову под подушку, а потом высунуть ее и увидеть, что нахожусь дома! Но, увы, реальность была такова, что все приходилось делать и решать самому. Некому прибежать и помочь, успокоить и утешить, покарать всех врагов.

Прежде чем постучать в дверь, я долго стоял, прислушиваясь, надеясь, что звуки из-за двери подскажут мне, как действовать. За двумя дверями была мертвая тишина. А вот за третьей мне послышался какой-то шорох.

Я прислушался – шорох повторился. Потом кто-то приглушенно, сдавленно закашлялся. Тихо так, зажимая рот ладонью.

Я чуть не саданул по двери очередью из автомата, но вовремя остановился. Это мог быть обычный несчастный мирный житель, который против своей воли угодил в эту непутевую войну. И теперь, ощущая мое присутствие, дрожит в страхе перед неизвестностью. Как и я.

Я постучал в дверь. Никто не откликнулся. Тогда я постучал сильнее и решительнее.

– Ко йе то? – послышался шепот из-за двери.

Я даже не смог разобрать, кому он принадлежит. Представителю какого пола и возраста? Мешали и побочные звуки. На улице продолжали стрелять.

– Отворите врата! – припомнил я сербские слова.

Как хорошо, что сербский язык так похож на русский.

Чтобы как-то успокоить обитателя квартиры, добавил:

– Я – друг! Я ненанети штету! [2]2
  Я не нанесу вреда! (серб. – хорв.)


[Закрыть]

За дверью завздыхали. Щелкнул замок. Дверь осторожно, тихо-тихо приотворилась. И я остолбенел, увидев девушку в темно-синем, несколько потертом джинсовом костюме.

Очень, надо сказать, симпатичная девушка, с коротко стриженными черными волосами и большими голубыми глазами. Небольшой шрам на правой щеке не портил общего впечатления. Она испуганно смотрела на меня. Еще бы! Что можно ожидать хорошего от людей в военной форме с оружием? И как только такая девчонка не побоялась остаться в доме в районе боевых действий?

– Тисама? [3]3
  Ты одна?


[Закрыть]– спросил я.

Познаний сербского языка у меня хватало только для коротких фраз.

– Сама, [4]4
  Я не нанесу вреда! ( серб. – хорв.)


[Закрыть]– обреченно подтвердила она.

– Я могу ли да учем? [5]5
  Я могу войти?


[Закрыть]– Стоять перед дверью мне совсем не хотелось.

– Може се, – кивнула она.

Да и как она могла мне воспрепятствовать? Мне необходимо было проверить квартиру. Мало ли кто там обосновался еще, кроме нее.

Она отступила назад, и я вошел, не забывая про осторожность. Доверять кому-либо в этих условиях – несусветная глупость. А особенно красивой девушке, так как эти красивые девушки особенно опасны. Мы, мужчины, при виде их быстро забываем про все на свете, а надо, наоборот, напрячься и насторожиться.

– Стайяти ту! – строго сказал я девушке, указав на стенку в прихожей.

Внимательно окинул девушку взглядом. Обыскать ее я все-таки постеснялся. Не захотелось показаться трусом или наглецом.

Я внимательно оглядел все комнаты, кухню, санузел. Действительно никого не оказалось. Отчаянная девушка, на удивление, жила одна. По крайней мере сейчас. Квартирка обставлена очень бедно. В одной комнате кресло с ободранной кожаной обивкой, в другой – узкий диван, покрытый стареньким пледом. Даже стульев не имелось. Продали и вынесли все, что ли? Или пустили на дрова?

На кухне у окна с уцелевшими стеклами стоял круглый деревянный стол и одна обшарпанная колченогая табуретка. Стол украшала половинка белого хлеба и палка копченой колбасы, еще только начатая.

Мое внимание привлекла литровая бутылка мартини. Ого! Несчастная девушка умудряется потчевать себя мартини? Стаканчик, край которого был в следах помады, стоял один. Пила, похоже, в одиночку.

Я вспомнил о своей початой бутылке виски. Покушаться на девушкин мартини совесть не позволяла.

– Испийати? – предложил я, извлекая свою внушительную бутылку с янтарного цвета напитком.

– Выпьем, – вдруг ответила девушка на русском языке.

Акцент чувствовался, но слово она произнесла правильно.

– Я поняла, что ты русский. Не удивляйся! Я неплохо разумею по-русски.

– А как ты догадалась, что я русский? – Я постарался скрыть свое удивление.

Неужели так легко вычислить мою национальность? В моих казачьих кровях чего только не намешано!

– По трем вещам. По произношению, по скромному для военного времени поведению и по этому! – Она указала на казачью нашивку на моем плече. И рассмеялась.

«Вот дурак! – подумал я. – Как это не сообразил?»

Мои увлечения ролевыми играми и историческим фехтованием все-таки не прошли даром.

Рыцарское обращение с дамами крепко вошло в мою кровь, поэтому даже в такой экстремально-военной ситуации я старался оказать внимание девушке.

На войне это скорее излишняя глупость, могущая привести к тяжелым последствиям, если представительница слабого пола окажется врагом.

На спусковой крючок легко нажмут и тоненькие наманикюренные пальчики.

Но при взгляде на девушку мне не верилось, что она причинит мне какой-нибудь вред.

– Как тебя зовут? – спросил я.

– Рада, – отозвалась она и улыбнулась.

– А русский язык откуда знаешь?

– Учила. Он же на наш похож. Учила в школе и институте. А потом в Москву на курсы ездила. Понравилось мне у вас.

– Хорошо говоришь.

– Спасибо за комплимент.

– Это не комплимент, – улыбнулся я.

Хотелось произвести на девушку впечатление, поговорить с ней.

– А чего здесь осталась? – спросил я.

– А куда я пойду? – ответила вопросом на вопрос Рада. – Кругом стреляют. Другого жилья у меня нет, разве что к родственникам в Черногорию податься или в Словению. Так по нашим дорогам одинокой девушке опасно перемешаться. Да и не очень-то родственники лишнему рту обрадуются.

– А родители твои где?

– Родители? – Рада закусила губу. – Нет у меня родителей! Сгинули посреди этой войны. Как и мой брат. Одна я осталась. Совсем одна.

– Извини, – смутился я.

– Чего тут извиняться, – вздохнула девушка. – Война. Кругом война. И парня у меня тоже нет. Где-то на войне потерялся и тоже, может, сгинул. Почти год о нем ничего не слышала.

– Да, война – штука гадкая! – согласился я.

– Вам-то чем она не по нраву? – вырвалось у Рады, – Вы же наемники, от нее живете! Ее не будет, бедно жить будете! Затоскуете!

– Я не наемник, а доброволец, – мягко поправил я девушку.

Меня злило, когда нас называли наемниками. Выслушивать такое приходилось не впервой.

Но обижаться на девушку было глупо. Она потеряла на этой войне родных.

– Я врач по профессии, зарабатываю на жизнь тем, что лечу людей. И сюда приехал спасать раненых.

– Врач? – Рада чуточку растерялась, лицо ее просветлело. – А чего здесь делаешь? В этом доме?

– Я уже сказал, что моя задача – раненых спасать, – совершенно искренне ответил я, потому что считал это своим основным делом.

Руководить группой разведки меня назначили позже.

Приходилось совмещать обязанности врача и разведчика. Но о моей второй ипостаси Раде знать совершенно необязательно.

– А в дом как попал? – продолжала допытываться девушка.

– Случайно, оказывал помощь больной старушке и попал под обстрел. Забежал в дом, чтобы пересидеть, – соврал я.

– Если ты врач, то сможешь помочь моей больной соседке! Ей очень плохо. Она уже не встает, – торопливо заговорила Рада. – Хорошая соседка! Помочь надо!

– Что с ней?

Честно говоря, сейчас мне было не до медицинской практики.

– Вот ты диагноз и поставишь! – категорично заявила Рада.

Девушка была с характером. Спорить не имело смысла.

– Ладно, – согласился я, – пойдем!

С медицинской аптечкой я никогда не расставался, необходимый набор препаратов там был: антибиотики, обезболивающие, сердечные препараты, шприцы и ампулы, набор для неотложной помощи. Глядишь, что-то пригодится.

– Это двумя этажами ниже! – сказала Рада.

Я последовал за девушкой. Никогда бы не подумал, что будет так страшно ходить по обычной лестнице! Но война все искажает.

В этом доме даже в одном подъезде могут жить самые разные люди: сербы, хорваты и мусульмане. Вот уж действительно нынешняя Югославия в одном доме. В миниатюре. И угораздило же меня здесь оказаться!

Мне показалось, что девушка ничего не боится. Или умело скрывает свои чувства? Или просто длительная жизнь в доме на передовой приучила ее не обращать внимание на опасность?

Впрочем, по моему внешнему виду тоже трудно заметить переживания. Что-что, а скрывать свои эмоции я научился. Работа врача научила. Больной не должен видеть моих сомнений и переживаний.

Помнится, профессор Коноваленко с насмешливо-уважительным выражением лица говорил мне: «Ты, Алексей, врач от Бога! Как это тебе удается? Врачи лечат, лечат пациента, причем врачи с опытом и навыками, а вдруг появляешься ты, начинающий доктор, и у тебя все получается – больной быстро идет на поправку, восстанавливается и выздоравливает. А потом ты заявляешь, что сам толком не знаешь, как это получилось!»

Я действительно не всегда мог объяснить, почему безнадежные больные у меня вдруг выздоравливали. Одна бабушка, посмотрев на мои руки, сказала с улыбкой: «Руки короля – руки целителя!» И потом добавила, что я врач от Бога.

Вскоре после этого я пошел в церковь. И моя мама настояла, чтобы я окрестился. Мама говорила, что в раннем детстве меня окрестить не удалось, потому что мой отец был директором завода, а партийные органы строго следили, чтобы коммунисты, особенно находящиеся на руководящих должностях, не крестили детей. Иначе – серьезное партийное взыскание.

Но не зря говорят, что на войне атеистов нет. Я впервые попал в Сербию вскоре после окончания медицинского института. Несколько экстремальных ситуаций достаточно быстро убедили меня в правоте этой пословицы. Я много раз мог бы погибнуть, если бы не счастливая случайность. И я постепенно, путем непростым, рисковым пришел к тому, что Бог есть. Жаль, что не всем и не всегда успевает помочь, но мне пока что везло.

Но я и обязан воевать за нашего православного Бога. Ведь я по крови казак, а кто, как не казак, является настоящим православным воином. Даже запорожские казаки пошли за своими донскими братьями, когда решался вопрос, с кем пойти – с Россией или Польшей. И вопрос веры оказался главенствующим. Казачество связало свою жизнь с Россией.

Но не удалось им победить казачество. Оно выжило. Не зря говорил Троцкий, что казачество нужно уничтожать за способность к самоопределению. Ненавидел он его, потому что боялся. Но не умерли казаки. Стали восстанавливаться, возрождаться.

В 1990 году прошел первый казачий съезд, после которого возник Союз казаков России. Конечно, много было всякого.

И не всегда положительного. Ряд казаков или тех, кто к ним пристраивался, считали, что самое главное – это покрасоваться в форме, крепко выпить и песни поорать. Но большая часть старалась делать дело.

Казаки ехали добровольцами в Приднестровье, Осетию, Абхазию, на Балканы. В первую чеченскую войну славой покрыл себя казачий батальон имени Ермолова. Я не мог остаться в стороне. И вот потому-то я здесь. Врач-казак, который борется за спасение дружественного сербского народа. Мой прадед получил два Георгиевских креста, участвуя в Русско-турецкой войне, спасая наших сербских братьев. Один из моих казачьих дедов отличился в Первую мировую войну во время лихого Карского прорыва, когда наши казаки спасли армянский народ от уничтожения турецкими отрядами. Турки резали всех подряд, не щадя женщин, детей и стариков. Армяне хорошо это помнят, – помнят как резню, так и тех, кто их спас. Вот только Карс напрасно отдали туркам. Не их это земля. Зря, что ли, за нее столько крови пролито?

Я часто думаю о событиях, происходящих на Балканах. С чем их можно сравнить? Страшнее, чем Вторая мировая, ничего не приходит в голову. Масштаб и накал совсем не те, но все же… Как только наши предки смогли ее перенести? Я готов склониться перед нашими предшественниками, которые шли на немецкие доты и танки с одной трехлинейкой в руках. А еще больше уважаю своего деда, который прошел через штрафбат, был ранен, выжил и не сломался.

Нашим солдатам во время Великой Отечественной каждый день приходилось встречаться со смертью. И это были не короткие случайные перестрелки. Это бои, когда все взрывается вокруг, когда с неба на тебя пикируют бомбардировщики, когда толпы вражеских солдат палят по тебе из всех видов оружия.

Это не те войны, когда армии маневрировали, пока не встречались в сражении, которое могло быть одно за несколько месяцев. А тут почти ежедневный бой в течение четырех лет! Как такое можно выдержать? Иногда думаю: а смог бы я сам выдержать подобное?

Это сейчас, если надоест, могу в любой день бросить эту войну и уехать домой. Там такой возможности не было. Поклон мужеству русского солдата!

И дрались они хорошо. Как бы ни врали «дерьмократские» писарчуки всвоих «дерьмократских» статьях и книгах (эта «дерьмократия» никакого отношения к нормальной демократии не имеет), чтобы опорочить наших воинов, сражались они хорошо…

Впрочем, я опять отвлекся. Некогда заниматься воспоминаниями. Меня сейчас в любой момент могут грохнуть. Я нахожусь на вражеской территории. И этого забывать нельзя.

Рада взяла меня за руку. Ее рука очень приятна на ощупь. Какие-то не докторские мысли лезли мне в голову при прикосновении к девушке. Гормоны заиграли совсем не вовремя. Ситуация уж слишком экстремальная.

Спуск по лестнице, вопреки моим мрачным предчувствиям, закончился благополучно.

Раздавались лишь глухие редкие выстрелы с улицы, но они не могли помешать нашему переходу.

Рада стала колотить в дверь кулачком. Звонок из-за отсутствия электричества не работал. Долго никто не отвечал. Наконец из-за двери послышался хрипловатый женский голос. Рада быстро стала что-то говорить.

Наконец нам открыла женщина лет тридцати. Но была она очень бледной, почти землисто-бледной, скособоченной, уголки рта ее кривились от боли, и передвигалась она с трудом.

Мы прошли в комнату. Там оказался стол, пара стульев, кожаный диван. Несмотря на войну за стенами дома, в комнате было по-женски уютно.

– Ей надо раздеться для осмотра, – сказал я Раде.

Рада покраснела, но перевела то, что я сказал. Женщина кивнула и тут же скривилась от боли.

– Ее зовут Злата, – пояснила мне Рада.

Злата начала осторожно раздеваться. Видно было, что каждое движение причиняет ей боль. У нее, скорее всего, трудной остеохондроз с межреберной невралгией.

Наконец Злата разделась, повернулась ко мне спиной. Я пробежал пальцами по ее позвонкам, обнаружил несколько «блоков», мощное мышечное напряжение справа.

Как избавиться от этого, я знал, вот только надо было выбрать место, так как массажного стола в квартире не имелось.

В комнате стоял обычный письменный стол. Мы с Радой сходили на кухню, принесли кухонный стол, по высоте такой же, как письменный. Поставили столы вместе. Постелили на них одеяло, чтобы было не так жестко.

Рада ушла на кухню.

– Ложись. Сначала на живот, – сказал я Злате.

Она согласно кивнула.

Я проделал необходимые манипуляции на позвоночнике. Позвонки стали на место.

Боль отступила. Злата облегченно вздохнула, закрыла глаза. Я попросил ее полежать так некоторое время.

Вышел в кухню.

– Может, пока чаю попьем? – предложила Рада. – У меня остались старые запасы английского чая. Или предпочитаешь кофе?

– Нет, кофе я не пью. А чай зеленый есть?

– Есть, – улыбнулась Рада. – Ты тоже зеленый любишь?

– Вкусовых оттенков больше, сахар не требуется. Да и танин мне больше подходит, чем кофеин.

– Сразу видно, что ты доктор, – засмеялась Рада.

– Скажи Злате, чтобы с полчасика полежала не вставая. Надо только одеялом ее накрыть, чтобы не замерзла. Не знаешь ли ты, откуда у нее такие синяки на плече и груди?

– Все сделаю, доктор! – отрапортовала Рада. – А про синяки не знаю, мы со Златой почти незнакомы. Она до войны жила где-то в сельской местности. Беженка. А эта квартира ее бабке принадлежала. Бабка после ранения шальной пулей в госпитале лежит.

– А кто она? Сербка? Хорватка?

– Не спрашивала. Бабка ее вроде смесь македонки со словенкой. Но точно не скажу. Раньше меня это мало интересовало.

– Раньше и меня подобные вопросы абсолютно не интересовали.

Рада сходила в комнату, укрыла Злату одеялом.

Потом мы пошли в ее квартиру пить чай. Чай действительно оказался очень даже неплохим – зеленый, с приятной горчинкой. Я выпил и взбодрился.

Рада рассказала о своей учебе в России. Она оказалась почти моей коллегой – училась на генетика. Но учебу не закончила. Началась война, на окончание учебы не хватило денег. Потом возникли серьезные проблемы у родных. В общем, диплом об окончании высшего учебного заведения получить так и не удалось.

История совсем невеселая, да и рассказывала ее Рада таким голосом, что хотелось пустить слезу.

Говорила она прерываясь, с трудом подбирая русские слова, По красивому нежному лицу пошли красные пятна. Чего-то она, судя по всему, рассказывать совсем не хотела, что-то особенно неприятное скрыла.

Это вполне объяснимо. Может, я за время боев и очерствел, но ее было действительно жалко.

Чай мы пили медленно. Я никогда не любил горячий чай. Приходилось ждать, когда он остынет. В детстве, когда меня привозили в станицу к дедушке и бабушке, главным напитком был не чай, а компот. Или молоко. Иногда соки или вода. А чай там почти не пили. Это потом, со временем, я пристрастился к зеленому чаю. И научился ценить его различные оттенки.

Рада принялась рассказывать о беженцах, об обстрелах, о погибших и раненых.

– Какую вы страну загубили! – вырвалось у меня. – Раньше поехать отдыхать в Югославию было так здорово! Самые престижные путевки. Сам я в ваших краях в те времена не побывал. А теперь передрались все между собой! Словенцы, македонцы, хорваты, черногорцы, сербы, мусульмане! И все друг другу глотку готовы перегрызть!

– Это так, – грустно согласилась Рада. – А что, у вас, что ли, лучше? Грузины с абхазами и с осетинами воевали? Воевали! В Приднестровье молдаване с румынами местному населению кровь пускали? Пускали! А в 1993 году не в Москве ли Белый дом из танков расстреливали! Сколько там народу поубивали? Чем у вас лучше?

– А ты политически подкованная! – усмехнулся я.

Права Рада. А война в Чечне, где гибли русские парни?

И все-таки я считал, если бы в 1991 году в Югославии удалось погасить конфликт, то, глядишь, и в России все прошло бы гораздо спокойнее. Отработка сценария развала началась на Балканах. Но были (и есть) в России те, которые предают интересы родной страны, сдают ее разведчиков, бросают на произвол судьбы русских в Прибалтике и в Средней Азии. Нас, добровольцев, называют наемниками. Ничего, будущее рассудит. Главное, что наша совесть чиста!

С полчаса мы просидели у Рады на кухне. Пили чай, говорили о жизни. Затем я решил навестить нашу пациентку, отдыхавшую в квартире двумя этажами ниже, согласовать с ней дальнейшее лечение, а потом уж продолжить выполнение главной задачи – поиск снайперов. И надо бы скорее вернуться к своим.

Я вошел в квартиру Златы. Но хозяйки в ней не оказалось.

6

Тишина. Никого. Злата исчезла. На сдвинутых столах осталось скомканное одеяло. Сначала я подумал, что она в туалете или в ванной. Но и там ее не было. Я вернулся к Раде.

– Куда это Злата могла деться?

– Не понимаю, – пожала плечами девушка. – Мало ли что могло случиться? Может, о чем-то вспомнила. Пока болела, что-то сделать не могла, а тут легче стало, так она и бросилась выполнять давно задуманное!

– Может быть, – задумчиво произнес я.

Меня что-то очень сильно беспокоило. Не только побег больной. Что-то я по беспечности упустил.

Вот только что?

И тут до меня дошло! Ответ был на поверхности! Синяки на плече Златы! Они могли быть от стрельбы из снайперской винтовки или автомата! В общем, я влип по собственной глупости.

Интересно, а как бы я поступил, если бы сразу понял, что Злата и есть одна из усташских снайперш? Ведь не убил бы! Мне на женщину руку поднять духу бы не хватило…

– Рада, не видела ли ты у Златы оружие? Винтовку… – спросил я девушку.

– Ах, вот в чем дело! – взмахнула Рада руками. – Ты подумал, что она снайпер! Вот на какие размышления навели тебя ее синяки! Эта вечная подозрительность всех ко всем никому жизни не дает. Да не может быть она снайпером!

– Почему?

– Не знаю, но разве такие снайперы бывают? Она, по-моему, мухи не обидит, а уж в людей стрелять…

– Мухи-то она, может, и не обидит, а вот нажать на спусковой крючок… Я просто не сразу сообразил, откуда у представительницы прекрасного пола взялись такие синяки, да еще в таком месте! Еще бы: отдача у снайперской винтовки – будь здоров! Некоторых с места сносит!

– Мало ли обо что Злата стукнулась!

– И поэтому сбежала?

– Всякое бывает, – пожала плечами Рада.

– Эго точно.

Я внимательно посмотрел на Раду.

А что, в сущности, я знаю про нее? Только то, что она мне рассказала.

И с какой стати я должен ей доверять? Она так рьяно защищает эту Злату. А та, с большой долей вероятности, коварный снайпер-убийца, который сегодня-завтра пошлет в меня или моих друзей пулю…

А если Рада такая же? Разомлел перед красивой девушкой, расслабился, забыл, что именно женщины созданы на погибель мужскому роду…

– Я не снайпер! – вдруг сказала Рада, словно прочитала мои мысли, – У меня нет никаких синяков на плече. Если сомневаешься, могу раздеться и показать! Ты же врач, тебе можно!

Я растерялся, соображая, что ответить.

Она не стала ждать, пока мне в голову придет какое-либо решение. Скинула джинсовую куртку, оставшись в полосатой, похожей на тельняшку, футболке. Пытливо посмотрела на меня. Я не стал ее останавливать. Видом обнаженных прелестей меня не смутишь, а убедиться в отсутствии синяков совсем не помешало бы.

Рада поняла, что я ее в этом импровизированном стриптизе останавливать не собираюсь, слегка покраснела, потом улыбнулась каким-то своим мыслям и стянула футболку.

Синяков на теле девушки действительно не было.

– Убедился? – Рада засмеялась, довольная моей реакцией.

– Убедился.

– Я могу одеться?

– Препятствовать не буду.

Рада не спеша оделась. Какое-то время мы молчали, искоса поглядывая друг на друга. Затем девушка улыбнулась. А потом предложила:

– Пойдем чаю еще выпьем, и ты поделишься со мной своими планами! Тебе, похоже, без моей помощи не справиться!

– Боюсь, что ты права!

Без помощника или помощницы явно было не обойтись, тем более с моим знанием сербско-хорватского языка! А Рада, судя по всему, девка боевая! И русский язык знает отлично.

Мы вернулись в квартиру Рады.

Я оставил входную дверь открытой, чтобы слышать все, что будет происходить в коридоре.

Оставалась слабая надежда, что Злата вернется, объяснит причину своего исчезновения. Хотелось бы верить, что она не снайпер, что синяки, очень похожие на те, что возникают при стрельбе из снайперской винтовки, возникли по совершенно другой причине.

Рада вновь заварила чай. Как и в прошлый раз, она использовала примус, который заполнялся жидкостью, напоминающей спирт. Рада разлила чай по чашкам, села напротив. А я думал, что ей можно говорить, а что нельзя. Полную правду не скажешь. Одно дело – доктор, другое – охотник за снайперами. Этакий доморощенный специалист по анти-снайпингу.

Но она о чем-то догадывается, наблюдая за моим поведением. Совсем уж врать, похоже, бесполезно, если хочу использовать Раду как переводчика и проводника. Но хорошо ли подвергать девушку риску? Да и согласится ли она? Одно дело – рисковать мне, человеку, которому уже никуда от этого не деться. Другое – она.

Ведь трудно предсказать, кто встретится на нашем пути, если она решится пойти со мной, с какой стороны лестницы или из какой квартиры ждет опасность?

Но я должен найти убийцу-снайпера! Сколько он уже убил и скольких еще убьет, если мне не удастся его обезвредить! Он, наверное, чувствует себя всемогущим: вот нажмет сейчас на спусковой крючок, и чья-то жизнь неожиданно прервется. И он решает, когда нажать на этот спусковой крючок, на ком остановить свой выбор.

Я решил поговорить с Радой.

– Понимаешь, Рада, я, конечно, врач, но так сложились обстоятельства, что мне необходимо выполнить одну задачу. Все дело в том, что в последние дни мне пришлось оказывать помощь многочисленным раненым, видеть людей, сраженных снайпером… Он никого не щадит, стреляет не только по мужчинам, но и по женщинам и детям, не пощадил даже беременную женщину. Мне сказали, что это американец, он просто соскучился по экстремальным развлечениям, вот и приехал пострелять по живым мишеням. Я должен найти его и сдать властям. Или… уж как получится. Но я не знаю, в какой из квартир он находится. Стреляет он с верхних этажей. А так как он постоянно перемещается, то его кто-нибудь из жильцов мог видеть, могли остаться какие-то следы. Расспрашивать людей мне будет сложно. Вот если бы ты помогла… Я неплохо понимаю по сербско-хорватски, но говорить толком так и не научился. Если окажешь помощь как переводчик, буду тебе благодарен. Согласна ли? Заплатить, правда, тебе нечем. У меня в кармане десять немецких марок. К сожалению, я не планировал здесь задерживаться надолго…

– Как нечем? – хитро улыбнулась Рада. – А врачебными консультациями и массажем? Хороший массаж – чем не плата? Ты же профессионал!

– Ну, этим-то рассчитаюсь без проблем! – рассмеялся я, довольный, что так просто решился вопрос.

– И когда пойдем?

– Да хоть сейчас. Тянуть нет смысла. Только огромная просьба – слушаться меня во всем. И если возникнет малейшая опасность – уходить. Договорились?

– Договорились. Лишних проблем мне не надо, и так хватает.

– Ну и отлично. Начнем с этого подъезда.

– А скажи, почему ты заподозрил Злату? Она ведь не похожа на штатовского снайпера. Он, как я поняла, мужчина.

– Снайперов иногда бывает больше, чем один. И стрелять из снайперской винтовки может не только мужчина, но и женщина. Из женщин иногда получаются классные снайперы, гораздо опаснее…

– А если бы она оказалась снайпером, ты бы ее застрелил? – продолжала допытываться Рада.

– Почему обязательно сразу застрелил?

– А что, сначала бы изнасиловал? Понимаю, Злата – девушка вполне интересная в сексуальном смысле.

– Тьфу ты! Скажешь тоже! За кого ты меня принимаешь? Издеваешься?

– Если Злата хорватская снайперша, то она твой враг и враг твоих друзей, а как еще поступают с врагами? Их насилуют и убивают. Разве не так?

– Мы так не поступаем!

– Ага. Вы их обнимаете и целуете! А потом ведете кормить вкусным обедом! Что там еще делаете?

Ёрничанье Рады мне не понравилось.

– Чего это тебя понесло?

– Когда вот уже несколько лет вокруг тебя стреляют и убивают и твоя жизнь ни гроша не стоит, то еще и не так занесет! Вот ты приехал, побыл здесь какое-то время, а потом уедешь и заживешь спокойной, размеренной жизнью. А я уже никогда не буду жить нормально. Я потеряла почти всех родных за последние годы. Есть слабая надежда, что кто-то из них уцелел. Но очень слабая…

– Извини… Это почему ты решила, что я все забуду, когда уеду? И потом, отсюда еще надо выбраться. А сначала я должен найти этого американского «туриста». От его пули никто не застрахован…

– Ты извини. Это все нервы. Кажется, я стала истеричкой.