Текст книги "Русские в Сараево. Малоизвестные страницы печальной войны"

Автор книги: Александр Тутов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

3

Осторожно, стараясь не делать шума, я змеей скользнул внутрь квартиры.

Палец на спусковом крючке напрягся, готовый заставить плеваться смертоносным огнем автомат в любую секунду и при малейшей опасности.

Но квартира оказалась пустой. Похоже, ее крепко выпотрошили мародеры. На стенах пробоины от пуль, обои висят клочьями, мебель перевернута, подушки диванов вспороты, осколки посуды и изуродованный холодильник, разбитый музыкальный центр – таким предстало это жилище моему взору. Я поискал бутылки с водой или, на худой конец, с какой-нибудь гадкой колой. К ней я отношусь брезгливо, но сейчас и она бы сошла. На квас, который мне нравился больше всего, здесь все равно рассчитывать не приходилось. Но поиски ни к чему не привели, тут и до меня все хорошо обыскали.

«Интересно, а кто были хозяева этой квартиры – сербы, хорваты, мусульмане или кто еще? – подумал я. – Живы ли они сейчас?» Тут взгляд мой упал на чудом уцелевшую фотографию на стене, вокруг нее все было изрыто пулями. С фотографии на меня смотрела обычная семья: отец, мать, два сына и дочь.

«Как и у меня, – вздохнул я, – только у них, скорее всего, самая младшая дочь, а у нас в семье самый младший – я!»

Они весело смотрели с фотографии куда-то вдаль. Кто они были, я так и не понял. Отметил лишь, что девчонка очень даже симпатичная, с длинными вьющимися волосами, большими глазами, опушенными длинными ресницами. Взгляд боевой, задорный. Мне всегда нравились такие смелые девушки.

Я осторожно выглянул в окно. Уже совсем рассвело. Были видны сербские позиции и тот блиндаж, в котором еще несколько часов назад я пил сливовицу вместе с друзьями. Смогу ли вернуться обратно? Где сейчас Вадим и Славан? Надеюсь, что Алик уже в госпитале. Главное, чтобы они придумали, как добраться до меня.

Я внимательно рассматривал улицу. Асфальт саперы, как бошняков, так и наши, то есть сербские, активно шпиговали противопехотными минами. Конечно, днем заметить такую «паиггетину» не составляет труда, если ушами не хлопать, но вот ночью…

Почему Вадим и Славан не предупредили о предстоящем минировании? Впрочем, понятно: не знали. Но почему и сербские саперы тоже активно шпигуют оборонительные линии минами? Им про меня не сказали? Как это Вадим и Славан допустили? А если они погибли? Тогда мне совсем неоткуда ждать помощи! И что же делать?

Как говорили спартанцы, попав в окружение: «Мы окружены со всех сторон! И нам ничего не остается, как только пойти и убить Ксеркса!»

Так придется поступить и мне. Только вместо Ксеркса у меня хорватские снайперы и пулеметчики плюс возможные вояки бошняков!

Я могу добраться до своих только днем, но днем меня увидят и подстрелят либо снайперы, либо пулеметчики. Есть только один способ решения всех этих проблем. Ничего не остается, как пойти и убить снайперов и пулеметчиков! После того как я все это осознал, страх отступил.

Сколько их может быть? Три снайпера, пулеметов, кажется, два, а обычно при пулемете два человека. Есть ли автоматчики или кто-то еще? Могут оказаться и враги среди обычных граждан, находящихся в квартирах…

Что меня ожидает? Столкновение с врагом лицом к лицу? Мне придется убивать? И не так, как обычно происходит в современном бою, когда рукопашная схватка – редкое явление. В основном это перестрелка на расстоянии, когда ты не видишь глаз врага, его смерть от случайной пули, от осколка фанаты или снаряда, – все это происходит далеко от тебя. И ты не можешь быть уверенным, что это именно твоя пуля или осколок от твоей фанаты сразил врага. При таком бое нет сильной нагрузки на психику. Совсем другое дело – поединок один на один. Поединок насмерть.

Многие поколения моих предков воевали. Казак без воинской службы не казак. И убивать врагов в боях им приходилось часто. Но я, как врач, спасал чьи-то жизни, а не отнимал их. Причем я лечил не только своих пациентов, а здесь, в Сербии, своих соратников, но и раненых врагов. Долг врача обязывал. Тем более что на этой трижды проклятой войне трудно было отличить противников: внешне сербы, хорваты и мусульмане выглядели почти одинаково. Отличались они вероисповеданием. Католик – значит, хорват, верит в Аллаха – значит, мусульманин, православный – это точно серб.

Вот как «разорвало» несчастную Югославию! Не хочу, чтобы и с Россией случилось то же. Допустить этого нельзя, поэтому и приехал сюда. Глупый патриотизм! Так, по крайней мере, о подобных поступках многие «дерьмократы» говорят, да в газетах пишут. Надеюсь, вспомнят потомки, как мы здесь Россию спасали. Если бы мы здесь усташей остановили, показали силу славянских народов, то и НАТО поскромней бы себя вело! И в Чечне и Ингушетии поспокойней было.

Глупая Европа, которая ведется на происки американских политиканов, еще пожалеет об этом рассаднике мусульманского сепаратизма. Признаюсь, что к обычным мусульманам я отношусь совершенно спокойно. Но речь идет об экстремистах, которые религией лишь прикрываются.

Нас пока православное братство спасает.

Все это вопросы самоидентификации, то есть души. Я, как потомок терских казаков, которые в жены брали чеченок, черкешенок, кабардинок, турчанок, тоже чем-то напоминаю лицо кавказской национальности. Кабардинцы меня уверяли, что я наверняка являюсь представителем их национальности.

Я, впрочем, не спорил. Кто ж его знает? Кабардинская кровь у меня тоже могла быть, но все-таки я был казаком, а следовательно, русским. По духу-то уж точно.

Вспомнилось, как пару лет назад я, Федор и Валера – мои друзья, с которыми я неоднократно участвовал в различных исторических реконструкциях и ролевых фестивалях, сидели на кухне в одной из московских квартир. Обсуждали события, интриги, сражения очередной ролевой полигонной игры по межфеодальным разборкам Руси XIII века.

Потом разговор перешел к настоящим войнам. Тогда Валера, всегда тяготевший к патриотическим идеям, вспомнил двух парней из московских ролевиков, которые погибли, штурмуя Останкинскую телебашню во время печальных событий октября 1993 года, потом заявил, что после Приднестровья есть еще одна война, где может проявить себя настоящий русский патриот, – это война на Балканах, и что сражаться за наших братьев-сербов – это великая честь. И он, если подвернется возможность, обязательно туда отправится.

Вот тогда и я задумался: а хватит ли у меня духа поехать воевать за сербов, то есть принять участие в реальной войне? И когда такой случай подвернулся, то все пошло по накатанной дорожке: чемодан – вокзал – Балканы. Вот уже второй год, как я езжу сюда.

Всегда, когда страшно, ищешь утешения в высоком.

Мысль, что бьешься за идею, успокаивает, подбадривает, придает смысл жизни.

Нам, русским интеллигентам, без смысла жизни нельзя. Мы начинаем депрессировать, паниковать, кидаться во все тяжкие.

Я сам такой. Иначе бы сюда не занесло. Сидеть бы мне сейчас у себя в больнице, спокойно лечить больных, благо, что это дело очень достойное.

Однако ж мне этого мало. Сначала повоевать надо за братьев-славян, а потом, если уцелею, можно вернуться к более спокойной жизни. Хотя, если судить по тому, что сейчас вокруг меня происходит, неизвестно, куда дорожка выведет. Да и выведет ли вообще?

У меня уже был случай, когда пришлось схватиться в рукопашной с усташами. Но тогда точными ударами я привел врагов в бессознательное состояние, никого не убивая. А как придется поступить здесь? Жалеть врага – себе дороже! И цена этой жалости – моя жизнь. А она мне дорога, хотя иногда и рискую ею по-глупому.

Сейчас бы напиться, так, чтобы не думать, ни о чем не переживать! Не зря в Великую Отечественную давали «наркомовские» сто грамм. Пьяному море по колено!

Но не так-то просто сейчас подняться на чердак, где засели хорватские пулеметчики. Но отступать нельзя. Мы же и отправлялись сюда, чтобы обезвреживать врагов – снайперов и пулеметчиков. Я поежился, достал спирт из НЗ и сделал глоток.

Обжигающая жидкость заставила встрепенуться, переключиться с меланхолических философствований на подготовку к действиям.

Закончив осмотр пустых квартир на первом этаже, я принялся очень медленно, вслушиваясь в окружающее, подниматься вверх по лестнице.

Было тихо, если не считать редких выстрелов на улице. На лестничных площадках все еще царил полумрак.

Сейчас бы оказаться дома в России, забраться в мягкую постель и уснуть. И больше никуда и никогда не ездить! Сколько можно своей головой рисковать, даже без надежды на благодарность. Подниматься наверх совсем не хотелось. Так бы и остался сидеть на ступеньках. Забыть бы обо всем! Но нельзя – это обратная сторона паники, и она тоже может привести к гибели.

Я тряхнул головой, отгоняя подступающую дремоту, взял поудобнее автомат и продолжил подъем. Лифт в этом доме тоже имелся, но даже если бы он работал, что почти невероятно, подниматься на нем было бы рискованно.

Хотя откуда тут быть исправному лифту? Здесь и электричества нет, как и в большей части города. Дом-то находится на самой передовой. Сюда лифтеры заниматься ремонтом не побегут, не говоря уж об электриках.

За дверями некоторых квартир слышались какие-то приглушенные шумы, голоса. Хотя я ни в чем не был уверен. Скорее всего, все это мне лишь казалось. Но я все-таки отметил квартиры, которые показались мне подозрительными.

Вот и девятый этаж. На чердак вела стальная лестница.

Чердачный люк был открыт. Темный квадрат четко выделялся на потолке.

Я осмотрелся. Перекрестившись, встал на лестницу, добрался до темного четырехугольника в потолке, принялся вслушиваться в темноту.

Но опасность возникла совсем не оттуда. Послышался скрежет дверного замка, и дверь одной из квартир на площадке девятого этажа распахнулась.

Из нее вышли два хорватских гвардейца в своей черной усташской форме. Небритые, коренастые, пыхающие вонючими сигаретами. Один что-то громко рассказывал другому, тот слушал и похохатывал.

Я успел влезть на чердак и лег, благодаря Бога, что на чердаке никого поблизости не оказалось. Пулемет находился где-то дальше и время от времени давал короткие очереди.

Пулеметчиков оказалось не двое, а четверо: удобно устроившись в одной из квартир, они сменяли друг друга, чтобы постоянно контролировать улицу. Сейчас один из усташей, покинувших квартиру, стал подниматься по железной лестнице. Его тяжелые кованые башмаки гулко звенели по ступенькам. Клац! Клац! Все ближе и ближе!

Я приготовился. Когда голова усташа в темном берете возникла в проеме, я нанес удар прикладом автомата. Второй усташ, остававшийся внизу, заорал, видя, как падает тело напарника. Я на удачу выпустил по нему очередь из автомата, но, видимо, не попал: снизу тоже стали стрелять.

Пули впивались в крышу, на меня сыпалась штукатурка и какой-то мусор. Приходилось спешить. Если пулеметчики на чердаке сообразят, в чем дело, и начнут чесать из пулемета по мне, то придется совсем плохо.

Я выдернул чеку из «лимонки» и скинул осколочную гранату вниз. Граната рванула, после чего наступила тишина. Мертвая тишина.

Замолчал и строчивший по улице пулемет. Поняли ли они, что произошло? Похоже, что не совсем. Судя по их крикам, они решили, что по чердаку сербы ударили из гранатомета. Думаю, что им непросто было предположить, что враг каким-то образом оказался у них в тылу.

Чердак был в птичьем помете, здесь валялось много всякого мусора, тряпок, старой обшарпанной мебели, ржавых кастрюль, битых бутылок. Я пополз в сторону пулемета. В полумраке я плохо видел, где находились пулеметчики.

Один из них громко крикнул, надеясь на ответ. Я залег за валяющейся здесь тумбочкой, сдерживая дыхание и боясь, что меня выдаст громкий стук сердца. По крайней мере в моих ушах гремели африканские тамтамы, казалось, что они звучат на километр вокруг.

Усташ добрался на корточках до открытого люка. Глянул вниз. То, что он увидел, заставило его вскрикнуть. Больше ждать я не мог. Силуэт усташа у люка был четко виден, промахнуться в такой ситуации да с такого расстояния нельзя. АК-47 в моих руках задергался, посылая смертоносный свинец.

Оставшийся у чердачного окна пулеметчик развернул пулемет в мою сторону. Хорошо, что рядом была кирпичная переборка, за которую я и откатился. Пулемет стрелял долго. Пулеметчик, не видя меня, полосовал очередями чердачный полумрак в слепой надежде, что пуля нужную цель найдет. Пулеметная лента кончилась, и он принялся перезаряжать. Я, воспользовавшись этим, разрядил магазин в сторону пулеметчика, после чего снова укрылся за кирпичной кладкой, вытащил и перевернул автоматный рожок, снова воткнул его в чрево автомата. Автомат был вновь готов к бою.

Пулемет вновь «ожил». Он строчил и строчил не переставая. От кирпича летели во все стороны осколки. Звук полосующих все вокруг пуль нервировал.

Я достал фанату. Только вот как ее кинуть подальше в этих чердачных условиях? Метатель фанат из меня никудышный. Еще в школе учитель физкультуры издевался надо мной. Кидал я слабо, где-то на «троечку», но зато у меня было другое, очень нужное в боевой обстановке качество: я кидал очень точно в цель любой предмет, хоть нож, хоть копье, топор или камень. Мое увлечение русскими единоборствами и историческим фехтованием сказывалось. Не зря турниры выигрывал! Недостаток дальности компенсировал точностью. Вот только здесь эти навыки вряд ли пригодятся. До пулеметчика метров шестьдесят-семьдесят, а кинуть «лимонку» у меня получится здесь в лучшем случае метров на тридцать. Подствольника у моего автомата, к сожалению, нет, и тромблонами я не запасся. Надо что-то срочно решать.

Вспомнил про такое интересное изобретение древних людей, как праща. Попробуем! Вытащил ремень из брюк, сделал петлю, заложил в нее «лимонку». Раскрутил и метнул. Точнее, попытался метнуть. Граната неловкой пташкой выскочила и упала метрах в пяти от меня!

Я лег, зарывшись в чердачный мусор. Рвануло! Меня с головы до ног засыпало мусором и сухим птичьим пометом. Нос забило густой пылью. Я громко чихнул, потом надсадно закашлялся. К счастью, ни один осколок меня не зацепил.

Пулеметчик после взрыва моей гранаты на время затих, видимо, пытаясь понять, что же все-таки произошло. Взрыв-то прогремел в моей стороне.

Я тоже лежал, выжидая, как себя поведет пулеметчик. Желание экспериментировать с гранатами совсем пропало. Выходит, что праща – это не мой вид оружия.

Ситуация возникла патовая. Патронов у меня пока хватало (девять автоматных рожков). Граната осталась одна. Обнадеживала мысль, что у пулеметчика с патронами, видимо, дела обстоят похуже. У усташей, наверное, здесь целый склад пулеметных лент, но, скорее всего, он находится в квартире, где они отдыхали. Какой смысл все патроны на чердак тащить? Доставляли по мере необходимости.

А в квартире наверняка есть и выпивка, и еда! Впрочем, надо сначала выжить, только тогда это все может пригодиться. В сложившейся ситуации мне повезло, что оставшийся в живых усташ оказался законченным наркоманом. Его кумарило, и с каждой минутой все больше и больше, он с превеликим удовольствием бы ширнулся, но «герыч» со шприцами, видимо, находился в квартире внизу, и ему хотелось спуститься с чердака и вколоть дозу. А я мешал.

И тут усташ не выдержал, торопливо высадил все патроны из пулемета в мою сторону, взял автомат и побежал, стреляя на ходу. Тут у него кончились патроны. Он торопливо стал менять рожок английского «скорпиона». Он был от меня метрах в двадцати. И я не промахнулся! Правда, нервы сдали, и я высадил все патроны. Даже когда автоматный рожок опустел, пытался жать и жать на спусковой крючок. Перевел дух. Осмотревшись, я стал спускаться с чердака, чтобы обследовать квартиру. «Не дай бог, если в квартире затаился кто-нибудь еще!» – мелькнула пугающая мысль. Спускаться было страшно и противно. Два убитых мною усташа лежали на лестничной площадке в лужах крови, посеченные осколками фанаты. Стараясь не смотреть в их мертвые лица, я прошел в квартиру, из которой они не так давно вышли.

Квартира оказалась пуста. Здесь я обнаружил большую коробку с морфием, промедолом, а также набор одноразовых шприцов. Кругом грязь, окурки, пустые бутылки, стреляные гильзы. На столе стояли закупоренная бутылка дешевого шотландского виски, две банки кока-колы. Пулеметных лент действительно оказалось в избытке.

Я собрал трофеи: три автомата Калашникова, популярного у всех противоборствующих сторон (здесь они были китайского, югославского, румынского производства), пять осколочных фанат натовского образца, четыре пистолета: «люггер», ТТ, ПМ и «вальтер». В моем распоряжении оказался и продуктовый набор, состоящий из десятка банок говяжьей тушенки, такого же количества пачек галет, а также, к моей радости, обнаружилось два десятка цилиндрических жестянок с концентрированным апельсиновым соком.

Я приготовил себе коктейль, смешав виски с соком. Выпил залпом, после чего обошел оставшиеся две квартиры на этаже. Там нужным трофеем оказались две канистры с водой. Пить-то ее, наверное, нельзя (черт знает, откуда она), но вполне можно использовать для умывания и оттирания грязи на моей форме.

4

Мне казалось, что я вечность нахожусь в этом треклятом доме. Посмотрел на часы. Они показывали пятнадцать минут десятого утра. То есть все началось не более пяти с небольшим часов назад. Время замерло, остановилось.

Как бы подать знак своим? Не высовываться же из окна и не махать руками в надежде, что кто-то заметит на противоположной стороне улицы? Если не сообразят сразу, то могут и пальнуть. Еще пули от соратников не хватало!

Но из этого злосчастного подъезда надо выбираться. Наверняка к этим усташам-пулеметчикам кто-нибудь заявится, смена какая-нибудь или проверка. Сколько их будет?

Я решил, что надо спешно перебираться в другой подъезд, лучше через чердак. Перебегать по тротуару из одного подъезда в другой – это было бы верхом глупости. Но не все так безнадежно. После выигранного боя я чувствовал себя увереннее. Глядишь, и выкарабкаюсь из этой передряги.

Из трофеев я взял один автомат, пистолеты и фанаты.

По натуре я человек не агрессивный. Предпочитаю, подобно восточным мудрецам, находить способы благополучно избегнуть схватки. Но не всегда это срабатывает.

Так, в период развала Советского Союза я, еще совсем молодой доктор, попал на учебу в Запорожский ГИДУВ (Государственный институт дальнейшего усовершенствования врачей). А так как после поездок на исторические фестивали и турниры по историческому фехтованию у меня появилось много хороших товарищей и друзей, часть которых проживала в Харькове, то каждые выходные я отправлялся туда. Всего-то четыре часа пути. Мои коллеги, прибывшие на специализацию, будучи в большинстве своем жителями Украины, в выходные разъезжались по домам. Мне же до моего Севера – тысячи километров. А сидеть в общежитии в одиночестве не хотелось.

И вот в один из дней я купил билеты до Харькова, но не слишком удачно: поезд прибывал достаточно поздно.

Игорь, которому я сообщил о приезде, предложил было встретить, но мне было неудобно поздно вечером дергать парня из дома, поэтому я отказался от помощи. Позднее выяснилось, что эта излишняя скромность привела к серьезным проблемам.

Лучше бы он меня встретил. Не нарвался бы на совсем не нужные мне приключения. Случилось так, что в поезде, проходившем через Харьков, меня узнали. Мужик, который ехал в одном со мной вагоне, видел меня по телевизору.

– Слушай, парень, а это не ты с компанией рыцарей недавно в Харьковском парке мечами махал? – напрямую спросил он.

– Было дело, – кивнул я.

– У-у! – завелся он, – здорово! Мне очень понравилось! Я всегда от рыцарей тащился! Когда-то кучу всяких романов перечитал!

– А ты знаешь, – теперь мне захотелось сказать нечто значительное, – что «рыцарь» – слово русское. На Западе рыцарей не было. У них были риттеры и кнайты. Это наши, то есть запорожские и донские, казаки использовали слово «рыцарь" или «лыцарь», а еще наши братья-славяне называли воинов рыкарями.

– Да ну? – удивился он.

Так слово за слово мы разговорились, выпили за украинско-российское братство. Предательское заседание глав республик в Беловежской Пуще состоялось вот только что, и мы еще никак не могли уразуметь, что уже живем разных государствах. Мы, как и многие молодые люди на всей территории Советского Союза, тогда уже переставшего существовать, этого не заметили и до конца не поняли. Не поняли, что нас отделили, растащили в разные государства.

И потом будут делать все, чтобы отучить нас дружить, общаться. Еще и поссорить захотят. Вот только Харьков все равно для нас, русских, своим останется, как и мы для него. Дружили и дружить будем.

Впрочем, когда мы общались в тот день в поезде, еще не было ни Верховной Рады, ни Государственной Думы. У нас был еще не расстрелянный из танков Верховный Совет.

Но дружбу расстрелять сложней. Это пусть они, олигархи и чинуши, между собой разбираются. Мы не власть предержащие, не нахватавшие «бабок» и незаконно приватизированных предприятий, нам делить нечего. Впрочем, все это я понял гораздо позднее. А тогда, в поезде, мы просто болтали. Потом пошли в вагон-ресторан. Выглядел он, надо сказать, совсем убого. Как говорится, в худшем «совковом» варианте. А от выбора блюд оставалось только взгрустнуть. Его просто не было, этого выбора. Засохший псевдоплов да «Кубанская» водка очень уж подозрительного вида. После этой водки мне стало нехорошо. Паленой оказалась!

Когда доехали до Харькова, я немного оклемался, мог самостоятельно идти. Боялся только, что милиция тормознет. Оказалось, что опасаться нужно было не милиции. Мне нужно было добраться до улицы маршала Бажанова.

Улица, по которой я шел, называлась Сумской. Ко мне подошли трое молодых людей в кожаных куртках.

Все они отличались короткими стрижками и тупыми круглыми рожами. После дружеского общения в поезде я пребывал в веселом настроении, поэтому, нисколько не напрягаясь, продолжал идти вперед, не понимая, что ситуация меняется в очень неприятную сторону. Эти трое меня сопровождали до поворота в темный проулок.

Там один из них извлек нож, другой какую-то банку (я раньше баллончиков со слезоточивым газом не видел), после чего они предложили поделиться содержимым кошелька и сумки. А я все еще всерьез происходящее не воспринимал.

Да и кто может наехать на меня, у которого за плечами куча выигранных поединков?! Еще совсем недавно на турнире под Москвой я показал, что мастерски умею владеть мечом, копьем и кинжалом, то есть любыми видами холодного оружия. Но самоуверенность – плохой попутчик, потом слишком часто приходится жалеть об этом.

– Не надо, ребята! – добродушно улыбнулся я, считая, что серьезная опасность со стороны этих молодых чмошников мне угрожать не может.

Я достал из кармана перочинный ножик, из тех, что делают зэки на зоне, – в виде ботинка с кнопочкой. Мне его родной дядька когда-то подарил. При нажатии на кнопочку выскакивало короткое, но острое лезвие. Я нажал на кнопочку, лезвие выскочило, но, наверное, из-за малых его размеров парней это не впечатлило.

Один из них принялся поливать меня едкой жидкостью из баллончика. Глаза жутко защипало, но я выдержал. Не зря говорят, что «слезоточка» на пьяных действует с большим замедлением. Я устоял на ногах и яростно бросился на противников, отбил удар ножа, сам ткнул своим ножичком во вражескую руку. Парень громко взвыл.

Дальнейшие события схватки выпали из моего сознания. Я очнулся у фруктового садика со своим маленьким ножом в руке. Подъехавшие менты скрутили мне руки, надели наручники. Недавние мои противники убежали.

Потом я оказался в камере. Утром за мной пришли и повели то ли к следователю, то ли к дежурному. Помню только звание – майор.

– Повезло тебе! – сказал майор. – За этими субчиками уже семь разбойных нападений числится. Так что у тебя вполне законная самооборона. Они до этого шестерых граждан ограбили и покалечили, да вот на тебя нарвались. Ты уж извини, что наши ребята тебя повязали и в наручники обрядили. Не сразу разобрались. Да и ты хорош: не трезв, с окровавленным ножом и сам весь в крови! Ну и среагировали на тебя, а не на них!

– Ладно. – Обрадованный, что все прояснилось, я готов был прощать всех и вся. Лишь бы поскорее добраться до друзей и привести себя в порядок. Лицо зудело. «Слезоточка» все же хорошо раздраконила мне кожу на лице.

– У нас тут вообще презабавные случаи случаются последнее время. Наобзаводились люди баллончиками со «слезоточкой» и «паралитиком», вот и используют где попало. Тут одна дамочка как-то вечером испугалась идущих сзади, развернулась, заорала да и пшикнула из баллончика с «паралитиком», а сторону у кнопки перепутала. Самострел получился. Очнулась, когда напугавшие ее стали по щекам хлопать. Хорошо, что они не бандитами оказались. Есть и более забавный случай. У нас тут один кадр повадился людей на улице грабить. Подойдет, нож здоровущий покажет и отбирает что приглянется. И вот однажды он сидит в засаде. Идет девушка. Он к ней и выскочил. А она возьми и полей его рожу «слезоточкой». Пока он «плакал», она с него модный плащик сняла да еще кое-какие личные вещи прихватила. Да и была такова! А тут к тому же наш патруль оказался. А этот тип у нас в разработке, фоторобот – один к одному. Ну и повязали. Он с расстройства почти во всех делах покаялся, а девчонку, его вещички прикарманившую, так и не нашли. Так мы всем отделом над этим горе-грабителем ржали…

Написал мне этот майор справку о нападении. Ведь пока я дрался с грабителями да менты меня в свой «лепрозорий» отвозили, сумка моя с паспортом, врачебной печатью и зонтиком пропала. Потом было много возни с восстановлением документов. Больше меня в милицию не вызывали. Связь между милицейскими структурами Украины и России распалась. История имела своеобразное продолжение. Мой приятель Игорь, у которого я жил в Харькове, запустил в околоролевушный мир историю о семи нападавших бандитах, которым я доказал преимущество холодного оружия над химическим. Игорю всегда свойственно было преувеличивать и приукрашивать всякие происходившие с его друзьями приключения. Но легенда прижилась, хотя я и пытался из ложной скромности донести правду.

А потом решил: а чего спорить? Пусть живет еще одна легенда. Вся наша жизнь состоит из легенд. «Мы себя в легендах скоро ненароком обнаружим!» – так пелось в «Алой книге», выпущенной моими знакомыми толкиенистами из Уфы. Вот и мы сейчас куем будущие легенды.

Эту историю я вспомнил, пока готовился через чердак перебраться в соседний подъезд.

Перед тем как покинуть квартиру, я хотел повесить растяжку на дверь, чтобы подготовить сюрприз врагам, но потом отказался, решив, что в квартиру могут сунуться случайные люди.

Как потом выяснилось, поступил я глупо. Пришли в квартиру именно усташи, они создали специальную группу для моей поимки или уничтожения.

…Я осторожно пересек по чердаку расстояние до следующего люка, подождал, но ничего подозрительного не услышал и спустился на лестничную площадку.