Текст книги "Русские в Сараево. Малоизвестные страницы печальной войны"

Автор книги: Александр Тутов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Александр Тутов
РУССКИЕ В САРАЕВО
Малоизвестные страницы печальной войны

Русским добровольцам посвящается

Олег Бахтияров в своей статье «Повстанец», опубликованной в апреле 1998 года в журнале «Родина», пишет: «В нашем обществе появилась новая категория – люди войны. Это не солдаты регулярной армии и не наемники, а своего рода искатели приключений, выбравшие войну как единственно достойную, на их взгляд, форму жизни подлинного мужчины… В отличие от солдата регулярной армии повстанец по своей воле пришел в «зону смерти». Ее близость влияет на его сознание, поведение… Рядом со смертью сознание становится коллективным, перестает различать границы между собственным опытом и переживаниями своих товарищей… Эти люди… растворены в коллективном сознании и поэтому реально причастны ко всем событиям войны… Замечено: разные народы по-разному реагируют на «зону смерти» – одни становятся хуже, кровожаднее, хитрее, другие, наоборот, лучше, благороднее, совестливее… Эти молодые в массе своей ребята не оставляли ни при какой ситуации своих убитых и раненых, принимали условия боя в качестве нормальной среды обитания, восстанавливая тем самым традиционные этнические боевые нормы русского солдата… Обожженные паяльными лампами трупы, выдавленные глаза, вспоротые животы сопровождают действия определенных этнических групп. На удивление, лишены всего этого русские. Русский эксцесс поля боя – не жестокость, а пароксизм безумной храбрости, в основе которого острая потребность продлить беседу со смертью как с уникальным собеседником. Этот русский феномен невозможно понять, если не принять во внимание метафизические аспекты жизни вблизи смерти. Русское поведение в этих условиях сводится к усилению опасности среды, что совершенно непонятно для постороннего наблюдателя… Измененное сознание и поведение приводят к своего рода «инициации» повстанцев, приобщению их к ценностям высшего плана, к обретению интенсивного чувства общности, сродни религиозному. Люди начинают объединяться не единой идеологией, а единством породы, образуя на фоне развала государственных и национальных структур свой особый повстанческий «этнос». В этих формированиях собираются люди повышенной активности, в них происходит накопление того, что можно, пожалуй, назвать пассионарностью. Выделяясь из массы инертного городского населения, стекаясь в зоны локальных войн, эти люди создают свои связи и структуры. Характер этих структур совершенно особый, неорганизационный. Скорее это силовые линии особого этнического поля, которое – в силу своей напряженности – способно повлиять на все будущее устройство жизни русского народа».

Лучше, чем Олег Бахтияров, и не скажешь.

Балканы всегда были «кипящим котлом Европы». Со времен античности и до наших дней здесь не затихали большие и малые войны, в орбиту которых втягивались многочисленные государства. И даже если сейчас на этих землях объявлен мир, то дымок, сотканный из противоречий и споров, все равно продолжает куриться… В любой момент может вспыхнуть артиллерийская канонада, раздаться пулеметные очереди и душераздирающий визг заходящих на штурмовку самолетов.

В 90-е годы XX века на Балканах шла страшная, ожесточенная, кровопролитная война, унесшая более миллиона жизней. В ней принимали участие и добровольцы из России, которые не один год воевали там. Разные они были по характеру, по политическим воззрениям и убеждениям. Но большая часть из них воевала не за деньги, которыми, в сущности, и не обладали сербские общины. Многие из добровольцев сложили свои головы, повторив подвиг воинов России, которая освобождала Балканы от Османской империи в XIX веке. Из тех, кто воевал в конце XX века на Балканах, немало стало инвалидами, кто-то просто безвестно сгинул, чьи-то могилы теперь находятся на территории бывшей Югославии. Но воевали русские добровольцы так, что их небольшие отряды, состоявшие в лучшем случае из пары десятков бойцов, в глазах врага превращались во многие сотни и тысячи русских «наемников» (так называла их западная пропаганда).

Об этой войне у нас известно очень мало. Почти ничего. Про Косовский конфликт и дальнейшие бомбардировки Сербии, проводимые НАТО, еще кое-что запомнилось благодаря демаршу Примакова, развернувшего свой самолет над Атлантикой и не полетевшего на заранее обговоренные дипломатические встречи самого высокого уровня в США.

Затем все припоминали акции у посольств США и стран НАТО, организованные нашими согражданами, которые вспомнили про славянское братство. Говорили о наших десантниках, которые, опередив натовских вояк, вошли на аэродром в Приштине…

Кончилось же все печально – потерей Косова, изгнанием сербов, уничтожением православных монастырей, окончательным падением дружественного государства. От него откололась даже Черногория, которая в самые трудные времена всегда была с Сербией.

За последние годы арестованы почти все видные защитники сербского народа; почти никто из них, пребывая в швейцарской тюрьме, не дожил до судебных процессов. Когда умер первый – это попытались назвать случайностью. Когда умер второй – тоже свалили на случайность. Но затем умерли один за другим четверо. Так случайность превратилась в закономерность. Никто из тех, кто уничтожал Югославию, не желал открытого судебного процесса, чтобы лидеры сербского народа заговорили, чтобы открылась подоплека того, как уничтожали великую страну. Хорватские и мусульманские военные преступники, повинные в гибели сотен, а то и тысяч сербов, отделались легким испугом, сербам же справедливости в суде ждать не приходилось.

Лишь Эдуард Лимонов никогда не забывал про Сербию. И именно за тексты о Сербии я более всего ценю этого неординарного автора, с которым мне удалось познакомиться благодаря Владимиру Григорьевичу Бондаренко, редактору «Дня литературы». Огромный вклад в увековечение памяти русских добровольцев, да и вообще ветеранов различных войн и конфликтов, внес Илья Плеханов – редактор журнала «Арт Вар» («Искусство войны»), в котором выходят публицистические и художественные произведения участников боевых действий. Отдельное спасибо Михаилу Поликарпову и Александру Кравченко. Они также освещали балканскую тему, вспоминая свое участие в тех страшных событиях. Писал о войне в Сербии и Олег Валецкий, чьи мемуары считаются одними из лучших и честных из всех опубликованных.

Других серьезных произведений, пожалуй, нет. Нет ни сериалов, ни фильмов. Если не считать книг-боевиков, которые преподносят наших добровольцев, как людей, для которых самое важное – это пострелять из автомата все равно в кого. Гораздо больше фильмов американцы сняли о героях-американ-цах, которые спасают несчастных жителей Балкан от злобных сербов. Ответных фильмов до сих пор не последовало. В период войны в Косово что-то появилось в литературе в поддержку сербов. Но до обидного мало.

Почему в России гораздо больше известно об Освободительной войне XIX века, о русских добровольцах того периода? Это, конечно, заслуженно, но… Но почти никто ничего не слышал о войнах на Балканах в конце XX века, о русских добровольцах, которые пытались помочь дружественной стране. Многие из них погибли или стали инвалидами.

Эта война унесла полтора миллиона жизней граждан бывшей Югославии. Страна рассыпалась на Хорватию, Сербию, Македонию, Словению, Боснию и Герцоговину, Черногорию, а потом отделилось и Косово. Боюсь, что такая участь может ждать и Воеводину.

По потерям и накалу боевых действий она оказалась наиболее глобальной из всех войн, протекавших после Второй мировой войны в Европе. В этнических боях во множестве гибло мирное население. Нет ничего страшнее, чем гражданские войны, возникшие на национальной и религиозной почве, что и произошло в Югославии. Проблемы эти заложил Б роз Тито, хорват по национальности, раздаривавший территории сербов точно так же, как Хрущев раскидывался российскими территориями, отдавая Крым и Донбасс. Говорят, они не могли и думать, что их страны развалятся. Может быть… Но это произошло.

То, что Югославия развалилась не сама по себе, можно утверждать со стопроцентной достоверностью. Это было еще одним российским поражением в «холодной» войне. Страны НАТО, точнее их спецслужбы, постарались уничтожить давнего, верного стратегического союзника России на Балканах. И Югославии при попустительстве тогдашней России не стало. Эмиссары вражеских разведок активно сыграли на амбициях и жадности национальных группировок отдельных югославских республик, на беспомощности властей и продажности ряда сербских чиновников.

Бардак, царивший в ЮНА (Югославской Народной армии), способствовал всему этому. Дисциплины не было. Военные склады обкрадывались сепаратистами, военная техника переходила в их руки. Все это очень сходно с тем, как оружие Российской армии оказывалось в руках чеченцев почти в тот же период девяностых годов того же XX века.

Первой отделилась Словения. Ее не очень-то старались удержать. И ее отделение прошло почти бескровно, но послужило примером для других.

Сыграло свою роль массовое предательство чиновников, которые вместо того, чтобы спасать страну, кинулись отхватывать от нее куски пожирнее. В Хорватии дрались за курортные земли, за берега Адриатики.

На территории отсоединившихся от Югославии государств оказались населенные сербами территории. Сербов не спросили о том, хотят ли они отсоединиться от соплеменников, не говоря уже о возникших почти сразу ущемлениях в правах.

Земля на Балканах богатая, и отсоединившиеся соседи посчитали, что сербы на ней лишние. Начали их выживать, и тогда тем пришлось взяться за оружие. Появились военные лидеры, которые повели народ за собой. Возникли самопровозглашенные республики – Сербская, Сербская Краина, Книнская Краина.

Так же, как и в Сараево, сербские анклавы пытались отбиться, выжить. Четники – сербские националисты – стали создавать свои отряды. Если ЮНА оказалась неспособна защитить сербских граждан, то граждане сами решили озаботиться своим спасением.

Имена Караджича, Младича, Шешеля, Аркана знали все в Сербии. Республики воевали в окружении врагов, но в конце концов, лишенные какой-либо серьезной поддержки, они все-таки погибли под напором поддерживаемых НАТО многочисленных врагов.

Единственные, кто приходил к ним на помощь, – это добровольцы, которые на свой страх и риск пробирались в зоны боевых действий.

Среди них встречались сербы, в том числе из заграничных диаспор, черногорцы, румыны, греки, даже пара японцев, венгры, болгары, но в основном это были добровольцы из бывшего Советского Союза – русские, украинцы, белорусы, молдаване, осетины, абхазы, адыги и кабардинцы.

Многие русские так и не смирились с распадом своей великой страны. Воевали идейно, принципиально. Возрождающееся казачество тоже не оказалось в стороне, особенно после приднестровского конфликта, после защиты Южной Осетии, Абхазии. Казаки или те, кто считал себя казаками, поехали и в Сербию.

Западные газеты кричали о тысячах русских наемников, на самом же деле за все годы войны вряд ли более тысячи человек сумели добраться до Балкан.

Пути добровольцам перекрывали как могли. Угрожали уголовным преследованием за наемничество. Однако возникали русские отряды – «Царские волки», Первый РДО (Русский добровольческий отряд), Второй РДО, Третий РДО, Казачья сотня и другие.

Но при всей громкости названий отряды включали в себя не более двух-трех десятков человек. Чаще всего русские добровольцы (а русскими считались все выходцы из бывшего Советского Союза) распределялись по сербским отрядам по одному, два, три человека.

Причин этого две, по крайней мере основных. Во-первых, для поднятия духа – мол, русские с нами! А во-вторых, скоплений наших бойцов опасались. Иногда более или менее крупная группа выходцев из СССР становилась почти неуправляемой, а самое основное – это то, что наши не любили подчиняться сербским командирам. Но русские добровольцы всегда выполняли самые опасные задания, и практически всегда успешно.

Хорваты и мусульмане более всего боялись русских, часто отменяли атаки, узнав, что позиции напротив занимают русские добровольцы.

Удачные операции, наносившие серьезный урон врагам, проводились неоднократно. Но победить не удалось из-за позиции официального Белграда, всерьез не поддержавшего других этнических сербов, попавших в другие, вновь образованные на территории бывшей Югославии страны.

В Белграде правительство также более всего переживало за свои доходы и положение, боялось испортить отношения со странами Запада.

Все проигранные войны на Балканах, несмотря на численный перевес противника, сербы могли выиграть. Простые солдаты-сербы и помогавшие им добровольцы всегда воевали лучше и могли разгромить врага, но почти все успешные наступления останавливались приказами из Белграда, а победоносные сражения не имели дальнейшего развития по тем же причинам. А потом наступления стали тормозиться и натовскими вооруженными силами.

Сербам объявили блокаду – экономическую и военную, к экономической присоединилась (вы только не падайте!) Россия. Она совместно с НАТО выступила с экономическими санкциями против сербов, теперь уже воевавших за свои права и независимость.

Да что там Россия! Слободан Милошевич также клятвенно заверил НАТО, что сама Сербия вмешиваться в защиту сербских анклавов не будет.

У нас замалчивалась эта война. Официальная политика страны по отношению к Сербии выглядела постыдной в глазах сознательных граждан.

Шли лишь скупые публикации в газетах о происходящих на Балканах боях, а про наших добровольцев преподносилось всяческое вранье. «Дерьмократические» издания (к настоящим демократическим они никакого отношения не имеют) особенно бесило то, что почти все добровольцы были национально-патриотических или социально-коммунистических взглядов. Этого им простить не могли.

Рисковали добровольцы, конечно, всем. И дома, в России, и на Западе им грозили уголовным преследованием, ведь они посмели воевать за Сербию, постоянную союзницу России. Предательство российских чиновников ставило наших добровольцев в положение представителей незаконных вооруженных формирований, поэтому рассчитывать на нормальное отношение даже в родной России не приходилось.

Многие сербы в сердцах проклинали Россию, как предательницу Сербии. Но они были неправы, не Россия в этом виновата, а стоявшие у власти временщики.

И именно русские добровольцы помогли России сохранить лицо в глазах простых сербов. Этот их подвиг так и не оценен в родной стране.

Многие и теперь известны только по псевдонимам, немало сгинуло, так и оставшись безвестными. Но имена русских добровольцев и их дела не должны быть забыты. Они заслужили вечной памяти русского, украинского, белорусского и сербского народа. Поэтому и написана эта повесть.

В ней рассказывается о малоизвестных страницах истории печальной войны, в которой русские парни, в том числе северяне и казаки (а я принадлежу и к тем, и к другим), сражались на Балканах за нашу Россию.

^{Александр Тутов}

Спросите своих знакомых, которым меньше 30 лет: что такое Сербская Краина или Республика Српска? В лучшем случае вспомнят, что есть такой народ – сербы и вроде бы даже государство Сербия. Про Хорватию знают, что там отдыхать лучше, чем в Черногории. А кто такие босняки, ответит разве что один из ста. Попробуйте им объяснить, почему двадцать лет назад не самые худшие наши граждане уехали из России и сложили свои головы в боях против хорватов и босняков за Республику Српску.

Не уверен, что вы сможете объяснить это нынешним молодым людям. Александр Тутов попытался это сделать. Он написал книгу «Русские в Сараево». Она о том, что там делали русские, почему они там оказались и – главное – почему для них не нашлось никакого другого жизненного пути, как только поехать туда и погибнуть в бою.

Такую книгу написать нелегко.

Даже составить сухой перечень событий того времени очень трудно хотя бы потому, что объективных описаний просто не существует, а уровень предвзятости средств массовой информации в то время зашкаливал.

Почему же Александр Тутов все-таки решился написать эту книгу? Ответ очень прост: он там был в это время.

Не все из того, что в ней сказано, произошло с ним, рядовым военным врачом, терапевтом, неврологом, а иногда – хирургом и даже акушером: на войне бывает всякое.

И, может быть, не все описанное даже произошло в реальности: это художественное произведение, и образы, созданные писателем, собирательные. Но в основе этой повести – реалии тех лет, опыт самого писателя.

^{Андрей Паршев,писатель, экономист, полковник в отставке, автор книги «Почему Россия не Америка»}

Русские в Сараево

1

Мы с Вадимом пришли в блиндаж, чтобы наблюдать за мусульманами-бошняками, окопавшимися напротив (по-русски правильнее их называть босняками, но сербы прозывали их бошняками и турчинами; так стали звать и мы). Это называлось – заступить на положай.

Погода не радовала. У нас на Севере, несомненно, в это время года еще хуже – холоднее и промозглее, да и снег по пояс. Здесь снега почти не было. Грязь и слякоть. К счастью, в блиндаже было сравнительно тепло.

После нескольких часов спокойного дежурства мне захотелось спать. Тишина убаюкивала.

Мы решили, что будем спать по очереди.

Боевые действия в Сараево были своеобразными, как, впрочем, все боевые действия в городах. А города так же отличаются друг от друга, как люди.

Со Сталинградом Сараево сравнивать было бы смешно, но жутковатой экзотики хватало. Представьте себе, вдоль одной половины улицы располагались сербские подразделения, а по другую сторону – мусульманские отряды. Причем иногда в совсем хаотичном порядке. Обе стороны периодически «поливали» друг друга из самого разного стрелкового оружия либо обстреливали из гранатометов и тромблонов.

Тромблон – это приспособление типа гранаты на шомполе, которое выстреливается из ствола автомата. Меткости в стрельбе тромблонами достичь сложно, поэтому частенько они летели как Бог положит. Бывало, по полчаса с противником тромблонами перестреливались, не нанося серьезного вреда. А бывало, что и одиночный тромблон наносил тяжкий урон. Но в основном случайно. Находились умельцы, которые натренировались стрелять тромблонами с удивительной точностью, но таких гениев были единицы.

Лично я так и не сумел освоить достойным образом это оружие. Стрелять-то изредка стрелял, но почти всегда неудачно. Тромблоны летели куда угодно, но только не в цель. В редких для меня перестрелках с турчинами я предпочитал использовать, как и многие мои сотоварищи, испытанный, знакомый еще с уроков НВП (школьной начальной военной подготовки) автомат Калашникова.

Иногда в эти действия с пальбой влезали хорваты, которые периодически стреляли либо по нам, русским добровольцам, либо по бошнякам, либо по тем и другим. Или перестрелки проходили в обратном порядке – сербы и хорваты стреляли по мусульманам. В зависимости от того, против кого «дружили» в этот день.

Союзы с противниками иногда завязывались совершенно стихийно. Особенно часто это происходило, когда в противоположных лагерях оказывались давние знакомые, которые до войны дружили между собой, несмотря на различия в верованиях. До разделения республик эти различия как-то особо никого не напрягали. Кроме отдельных лиц. Зато сейчас старые знакомства то останавливали боевые действия, то, наоборот, обостряли их. И тогда серб и бошняк, а когда и хорват, объединялись, чтобы надрать третью сторону.

Гражданская война – это всегда бедлам, где трудно выделить правых и виноватых. Тут могли палить налево, где сидели одни враги, и направо, где сидели другие враги, которые являлись врагами первых врагов. Не говоря уж о том, что сплошь и рядом мусульмане и хорваты воевали и в сербских отрядах, как, впрочем, некоторые сербы служили в отрядах врага.

Самое страшное – это то, что в Сараево часто воевали друг против друга недавние соседи, сослуживцы, просто знакомые. И воевали там, где еще несколько лет назад мирно жили по соседству друг с другом. А теперь «лупили» по своим знакомцам и недавним соседям из автоматов, стреляли из гранатометов.

Мусульманский анклав был самым крупным в Сараево. Сербы больше жили по окрестным селам, но и в самом городе располагались целые кварталы, населенные в основном ими. Армия мусульман превосходила сербские отряды по численности раза в три-четыре. Но зато у сербов осталось гораздо больше оружия с социалистических времен, в основном советского производства. Да и воевали сербы, правда при поддержке добровольцев, лучше и смелее. Однако этого, по ряду причин, в основном странного финансово-политического свойства, оказывалось мало. И к тому же пропагандистская машина США активно обвиняла сербов в жутких, чаше всего выдуманных преступлениях против боснийских мусульман. Зато военные преступления мусульман оставались незамеченными. Как, кстати, и хорватов.

У мусульман оружие было похожим, но западных образцов встречалось больше, особенно у прибывших из арабских стран наемников-моджахедов. А у хорватов западного оружия, особенно германского, имелось более всего. Немцы по привычке, оставшейся со Второй мировой войны, особенно активно снабжали и поддерживали хорватов. Американцы и их союзники поддерживали всех, кто был против сербов. Главное – добить союзника России в Европе.

Бронетехника и орудия в сараевских боях применялись редко. Внутри города это было и не особенно удобно, да и сербские начальники опасались активно задействовать танки и пушки, чтобы не разозлить американцев и их союзников. Танков и пушек, впрочем, в этом регионе бывшей Югославии находилось немного, в основном минометы. А самолеты не разрешали использовать сербским войскам ООН, ОБСЕ и прочие структуры, за плечами которых стояло НАТО. Чуть что – и натовские самолеты могли начать бомбить расположение сербов, причем от этих бомбежек страдало и мирное население.

Конфликт затягивался, хотя сербы несколько раз, после успешных военных операций, могли его выиграть, но военачальники останавливали свои отряды под воздействием официального Белграда. Президент Милошевич пытался установить контакт с США, предавая этнических сербов в других регионах бывшей Югославии.

В будущем попытки заигрывания с НАТО и США не спасли Милошевича от ареста, тюрьмы и неожиданной смерти до начала процесса. Он слишком много знал, о многом мог рассказать, поэтому так внезапно и скончался. Подобная участь, увы, ждала и остальных лидеров сербского сопротивления. Если бы они начали говорить, то пришлось бы признать, что сербов обвиняли незаслуженно. А так удалось подобное претворить и в Косово, обвинив опять во всем сербов и оттяпав у них кусок родной территории. Главной же целью было лишить Россию своего давнего союзника и сторонника на Балканах, а сама Россия ничего в противовес не совершила… Однако сейчас не время говорить об этом. Вернемся в Сараево…

Задремать не удалось. Славан отличался большим ростом и был вынужден сильно нагнуться, забираясь в наш блиндаж.

– Привет, рус! – басовито сказал он.

От его приветствия я вздрогнул, поднялся, словно готовый, если надо, хоть сейчас бежать в атаку. Хотя атака – это не то, чем я должен заниматься на войне.

До войны Славан работал тренером по волейболу. «Как тут воевать? – не раз грустно шутил он во время посиделок. – Среди врагов то и дело попадаются то мои воспитанники, то родители моих воспитанников. Раскланиваемся и разбегаемся в разные стороны!»

Славан принес две двухлитровые бутыли сливовицы. Небось собственного производства. Или его отца. Надо признать, что семейство Славана делало неплохую сливовицу, но не в таких же количествах! Но трезвость – совсем не норма жизни на войне. Трезвенников на ней я не встречал. Или, по крайней мере, не припомню.

– Слушай, рус! – продолжил Славан. – Мне про тебя много нарассказывали. Все ценят тебя как доктора, но говорят, что ты и как боец крут! Дрался с десятью бойцами и всех вырубил!

Русский он знал очень даже неплохо и говорил правильно, практически без акцента. Он когда-то немало поездил по Советскому Союзу, участвуя в строительстве различных объектов.

Когда разговор начинается с комплиментов, меня это настораживает. Тем более что вся моя крутость состояла в том, что я, будучи заядлым фехтовальщиком, пару раз показывал, как нужно работать с холодным оружием и подсобными предметами. Но было это не в реальной боевой обстановке. Я в основном занимался лечением раненых и больных, в том числе и местных жителей.

Но сегодня мне захотелось отдохнуть от врачевания, и я убежал на передовую, хотя понимаю безрассудность своего поступка. Какая-то авантюра затевается. Вскоре выяснилось, что я не ошибся.

Славан пришел не просто так. Он был взволнован и сильно расстроен. Но он не сразу начал с того, ради чего, собственно, пришел. Сначала разлил по трем стаканам сливовицу, затем, чуть подумав, налил и в четвертый стакан.

Заметив, что мы с Вадимом переглянулись, пояснил:

– Сейчас Большой Алик подойдет!

Аликом прозвали здоровенного добровольца из России. Он был осетином по национальности, участвовал в боевых действиях в Южной Осетии против Грузии, затем его занесло вместе с несколькими казаками, с которыми он крепко подружился, в Приднестровье. За смелость и бескорыстную дружбу браты-казаки записали его, пока приписным, в казачество в виде исключения. Несмотря на умение воевать и внешность громилы, Алика отличали добродушный нрав и компанейский характер. Сербы, да и враги, его называли русом. Он не возражал: раз приехал из России, значит, рус.

На самом деле его звали не Алик, но это имя, как прозвище, накрепко приклеилось к нему.

Вскоре он действительно заявился к нам в блиндаж, с трудом протиснувшись через узкий вход.

От Славана, при почти одинаковом росте, он отличался значительно более массивной фигурой.

– Как дела? – поинтересовался он, оглядевшись.

– Как сажа бела! – в тон отозвался Вадим.

Мы выпили сливовицы, старательно крякнули. Закуски почти не было. Одну подвяленную грушу на всех закуской не назовешь, поэтому и пришлось закусывать «кряком», или, как еще говорят, «таком».

– Ладно, Славан, говори – чего пришел! – решил перейти к делу я, поглядывая на здоровенную бутыль. Пара стаканов сливовицы – и будет не до главной темы разговора.

– У меня сегодня младшего брата тяжело ранили, – вздохнув, принялся рассказывать Славан. В его глазах мелькнули слезы, слезы горя и злости, – Снайпер подстрелил! Неизвестно, выживет мой брат или нет. Но это не все. Сегодня снайперы подловили восьмерых горожан – трех насмерть, причем среди них одна беременная женщина, жена нашего ополченца, пятеро тяжело ранены, из них два старика. Как стало нам известно, в девятиэтажке напротив, которую мы с вашей русской подачи прозвали «китайской стеной", разместились три снайпера. Это рассказал перебежчик. Один из снайперов – средних лет американец из бывших «зеленых беретов», когда-то воевавших во Вьетнаме, захватывавших Гренаду и Панаму, то есть достаточно профессиональный убийца. Теперь он решил развлечься здесь. То ли бошняки пригласили, то ли усташи. Скорее, последние. Но точной информации нет. Приехал поразвлекаться! Наше командование вместо того, чтобы заняться уничтожением этих сволочей-снайперов, собирается заморозить на этом участке все наступательные действия!.. Испугались: а вдруг вся Америка за своего вояку обидится и начнет наводить свои спасательные порядки. Итак нам Белград активно нападать на мусульман не разрешает, чуть что – НАТО вас разбомбит, а то мы бы давно освободили Сараево от турчин! Предатели в правительстве родной Сербии лишь на Америку да Европу оглядываются! Вдруг тем наши успехи не понравятся! Как только начнем успешно наступать, так сразу раздаются окрики «назад»!

Он ненадолго замолчал, наполнил стаканы сливовицей.

Мы снова выпили. Славан продолжил:

– Одна надежда на вас, русов! Вам наши командиры по боку! Если вы и наплюете на рекомендации наших командиров, то никто не рискнет вас наказать! С русскими наши полицейские не любят связываться. Это наши давно уяснили. Себе дороже! Но мы обязаны решить проблему, несмотря ни на что! Усташей-снайперов надо ликвидировать! И я надеюсь именно на вас!

Славан говорил горячо. Тут он прав. Как-то в одном городке местные полицейские рискнули арестовать группу подвыпивших казаков-добровольцев, которые расслаблялись после боевых действий и поэтому вели себя излишне шумно. Кончилось все тем, что арестованным надоело сидеть в старой тюрьме, они просто разобрали одну из стен и ушли.

Снова арестовывать их никто не рискнул. А то тюрем не напасешься! И вообще с русскими предпочитали не связываться. Считали совершенно безбашенными.

Наши часто добровольно шли на самые опасные задания, а бывало, и сами искали экстрим, организовывая боевые, полные риска, акции. Не всегда они заканчивались благополучно. Немало русских могил появилось за последние годы на сербских кладбищах. Но это не останавливало русских добровольцев. Их часто преподносили, как уголовников, скрывающихся от правосудия, как наемников, прибывших заработать шальные деньги, как вояк, любящих убивать.

Западные СМИ старались вовсю.

Всякое встречалось, но основная масса приезжала воевать за идею славянского братства, за свои убеждения и считала воинское дело самым главным делом жизни. Идейные солдаты православного дела… Не без авантюризма – это надо признать…

Зная нашу тягу к риску, некоторые сербы пытались втянуть русских добровольцев в рискованные, а иногда и сомнительные мероприятия, в которые большинство их собратьев предпочитали не ввязываться.

Наши бойцы обычно бросались в подобные акции очертя голову, если только эти действия не были связаны с «зачистками» вражеских территорий. Многие русские добровольцы ради риска и приезжали сюда. Им ничего другого и не надо было. Даже денег!

Вот и сейчас Славан пришел, чтобы втравить нас во что-то опасное и сомнительное, на что основная масса местных сербов вряд ли согласится. Но я – доктор, моя задача – лечить людей. Даже здесь – это для меня главное. А тут меня пытаются затащить туда, где главным предметом станет автомат, а не скальпель или пинцет.

– Короче, Славан, что ты от нас хочешь? – не удержался я. – Чтобы мы пошли в атаку и уничтожили всех усташей с бошняками? То есть захватили все Сараево? – Я кожей чувствовал, что Славан еще тот провокатор. Конечно, я ему сочувствовал, но и понимал, чем все это может грозить. – И я что-то не понимаю – какие такие усташи? Причем здесь они? В самом Сараево хорватских войск нет! Сараево мусульманский город, а не хорватский! Причем здесь усташи? Они что, пока мы тут в блиндаже сидели, захватили Сараево, изгнали всех мусульман и теперь правят балом?