Текст книги "Великая тайна Великой Отечественной. Глаза открыты"
Автор книги: Александр Осокин
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 50 страниц) [доступный отрывок для чтения: 18 страниц]
«Фройлен» в составе делегации – Эдит Крюгер или Ева Браун?
На кинокадрах, снятых в момент прощания с делегацией Риббентропа 24 августа и ее отлета из Москвы, я обнаружил лишь двух отъезжающих женщин – обе в белых платьях.
Первая из них, в легком шарфике и черной шляпке с белой широкой лентой, все время находится вблизи фотографа Гофмана, адъютанта Шульце или рослого и упитанного охранника. Это хорошенькая блондинка лет 25–28. Весьма вероятно, что именно она указана в немецком списке делегации под именем Эдит Крюгер с экзотической должностью «фройлен» (явный намек на то, что она лицо неофициальное). Я уже высказал предположение, что этой женщиной могла быть Ева Браун (род. в 1912 г.). Далее я приведу несколько фотографий и кинокадров, сделанных в Москве и подтверждающих эту смелую догадку.
Вторая молодая дама, с фотоаппаратом в руках, все время держится недалеко от Эдит Крюгер и фотографа Гофмана, она без головного убора, брюнетка. На приведенном выше фото она крайняя слева, разговаривает с руководителем экономической делегации К. Шнурре (позади которого адъютант Р. Шульце беседует с «Эдит Крюгер»). Согласно списку делегации, ее зовут Гильда фон Зееф, однако совершенно не исключено, что на самом деле это Ильзе Браун – старшая сестра Евы Браун (она старше на три года).
Ниже я привожу семь фотографий Евы Браун, а под ними три фрагмента из кадров кинохроники о проводах делегации Риббентропа в московском аэропорту, на которых запечатлена фройлен «Эдит Крюгер», весьма похожая на пассию фюрера (возраст, овал лица, форма носа, слегка асимметричный тяжеловатый подбородок, волосы, улыбчивость).
Семь фото Евы Браун
Три фрагмента из кинокадров с «Эдит Крюгер» 24 августа (проводы Риббентропа в Москве)
А вот для сравнения фотография, сделанная в Германии.
На прогулке в Бергхофе. Впереди – Ева с фюрером, за ней – Ильзе (в профиль), возле нее адъютанты. У Евы в руках фотокамера.
Посмотрите еще раз на кинокадр, сделанный 24 августа 1939 г. во время проводов делегации Риббентропа в Москве. Крайняя слева – «Гильда фон Зееф». У нее в руках фотоаппарат.
Теперь я привожу два фото и один кинокадр, весьма убедительно показывающие редкостное сходство «секретарши Гильды фон Зееф» со старшей сестрой Евы Браун – Ильзе Браун.
Ильзе Браун – сестра Евы Браун
«Гильда фон Зееф» – фрагмент кинокадра, снятого в Москве
Ильзе Браун – фрагмент снимка, сделанного в Бергхофе
Таким образом, если к семи людям из ближайшего окружения Гитлера, оказавшимся в списке членов делегации Риббентропа (Шмидт, Хевель, Гофман, Брандт, Вюнше, Шульце, Баур) добавить двух его главных советников, обнаруженных в эти часы рядом со Сталиным (Кейтель и Хаусхофер), да еще сестер Еву и Ильзе Браун, обнаруженных на аэродроме при отлете, то окажется, что в Москве в эти дни побывало одиннадцать человек из постоянного окружения фюрера и его главных советников. А уж что это означает – судите сами.
На мой взгляд, независимо от того, побывал Гитлер в Москве или только собирался туда ехать, обнаруженный список делегации Риббентропа доказывает, что она была сформирована в расчете на участие фюрера. Это означает также, что Гитлер получил приглашение приехать в Москву от Сталина и Молотова и дал официальное согласие, предоставив при этом список своего ближайшего окружения на всех встречах Риббентропа с Молотовым в августе и сентябре 1939 г.
А вот факт приезда самого фюрера пока остается неустановленным.
Мои предположения основываются лишь на одном документе – списке делегации Риббентропа, обнаруженном в ведомственном архиве МИД – Архиве внешней политики РФ.
Рукопись этой книги уже находилась в издательстве, когда мне попалась в Интернете фотография человека, лицо которого я где-то недавно видел. Перебрав фото, подобранные для книги, я довольно быстро нашел его «двойника». Им оказался тот самый «упитанный охранник», который на проводах делегации Риббентропа из Москвы 24 августа опекал хорошенькую блондинку «фройлен Эдит Крюгер», а может быть, Еву Браун.
Ганс Раттенхубер
Охранник возле Евы Браун – «Виппер» – «Раттенхубер»
Но под фотографией в Интернете была подпись: «Ганс Раттенхубер… группенфюрер СС и генерал-лейтенант полиции (24.2.1945), начальник личной охраны Гитлера». Мало того, что таким образом обнаружен двенадцатый человек из самого близкого окружения фюрера, побывавший в августе 1939-го в Москве, но к тому же он начальник его личной охраны, а еще и его бессменный телохранитель, который просто не имел права отлучаться от своего шефа. Неужели Гитлер отпустил его в Москву на день-два для обеспечения безопасности Евы? В принципе возможно, но маловероятно! Ведь в статье о Гансе Раттенхубере, опубликованной в Википедии, сказано: «Постоянно находился при Гитлере, сопровождая его во всех поездках и обеспечивая его охрану».
Рейхсфюрер Гиммлер благодарит команду под руководством г. Раттенхубера. Надо же, такое совпадение: на случайно найденном в Интернете фото их тоже семеро, ровно столько, сколько было в группе охраны делегации Риббентропа под командой Раттенхубера – «Виппера». А может быть, это они и есть? И время года подходит – лето или начало осени. Неужели бывают такие совпадения?
История появления Раттенхубера возле фюрера такова. Г. Раттенхубер впервые познакомился с Г. Гиммлером в 1918 г. в период их совместного обучения в офицерской школе, в 1929–1933 гг. он был председателем Союза полицейских чиновников Баварии, и Гиммлер очень ценил его как профессионала. Став в 1933 г. полицей-президентом Мюнхена, Гиммлер назначил Раттенхубера своим адъютантом. Для обеспечения безопасности Гитлера во время его пребывания в Баварии Гиммлер создал под руководством Раттенхубера группу охраны из сотрудников криминальной полиции. С этого времени и до смерти Гитлера 30 апреля 1945 г. Раттенхубер являлся бессменным начальником личной охраны фюрера. Скорее всего, охрану делегации в Москве обеспечивали те самые его мюнхенские коллеги. Поэтому вполне вероятно, что руководителем охраны в немецкой делегации был именно Раттенхубер, фигурирующий в немецком варианте списка делегации Риббентропа под фамилией Виппер. Ведь только рядом с этой фамилией указано высокое звание «советник криминальной полиции» (что соответствует армейскому майору или штурмбаннфюреру СС). Шесть остальных охранников в этом списке – просто «служащие криминальной полиции».
Хочу сказать, что до обнаружения «Списка делегации Риббентропа» вероятность приезда с этой делегацией в Москву Гитлера, на мой взгляд, не превышала 5 %. Найденный список увеличил эту вероятность сразу до 50 %. Присутствие в составе этой делегации Евы Браун повышает ее до 75 %, а идентификация сопровождающего ее охранника как Раттенхубера – даже до 90 %.
Так что российским и германским историкам и ведомственным архивистам пора предъявить подлинные документы об этой поездке, а то могут опоздать, и истина будет установлена без них.
Перечисленные факты и кино– и фотодокументы позволяют сделать следующие выводы.
1. Сталин пригласил Гитлера в Москву, и приглашение было принято.
2. Гитлер собирался приехать, иначе никогда не дал бы советскому руководству список своего «ближнего круга».
3. Этим Гитлер проявил величайшее доверие к Сталину, что подчеркивает приезд в составе делегации его пассии Евы Браун со своей сестрой Ильзе Браун под псевдонимами.
4. Тот факт, что должна была состояться встреча первых лиц, подтверждают и фото этих встреч, на которых постоянно присутствует Сталин. Это означает либо то, что Гитлер тоже был там, но «не попал в объектив», либо то, что все его полномочия были переданы Риббентропу (о чем свидетельствует выданная ему Гитлером доверенность).
Берлинские «университеты» для советской оборонной промышленности. Советские авиационные комиссии и делегации в 1939–1941 гг
Одним из самых важных для понимания советско-германских предвоенных отношений в 1939–1941 гг., но, тем не менее, малоизученных направлений удивительного военно-технического сотрудничества являются непрерывные поездки в этот период советских делегаций и комиссий в Германию, а немецких – в СССР (о последних почти нет никаких сообщений). Вопрос о необходимости немедленной отправки советских специалистов в Германию впервые был поднят в Политбюро 4 сентября 1939 г., на 10-й день после подписания договора о ненападении между СССР и Германией и на следующий день после объявления Англией и Францией войны Германии. Такая близость дат вполне могла означать, что Сталин боялся объявления войны со стороны этих стран и Советскому Союзу в тот момент, когда советские войска вступят на территорию Восточной Польши в соответствии с имевшейся договоренностью об этом с Германией. Оказывается, такой вариант был возможен в соответствии со статьей 1 англо-польского договора от 25 августа 1939 г. и пунктом 1b специального протокола к нему (см. Приложение 1). Поэтому надо было срочно готовиться к большой войне, для чего совершить качественный скачок в военной технике. Помощь в этом деле в сложившейся ситуации могла оказать и оказывала только Германия (особенно после начала Финской войны, когда правительство США наложило «моральное эмбарго» – запрет на поставку авиационных технологий в СССР).
Долгие годы в нашей стране тема поездок в Германию советских комиссий в предвоенный период оставалась одной из самых запретных. Первым рассказал о них в своей книге «Цель жизни» выдающийся авиаконструктор, начальник ОКБ и замнаркома авиапромышленности А. C. Яковлев:
«Вслед за пактом о ненападении было заключено также и экономическое соглашение, по которому Советский Союз обязывался поставлять Германии некоторые виды сырья в обмен на немецкое оборудование и машины, в том числе самолеты.
Для реализации этого соглашения в Германию выехала торговая делегация [9] 9
Она называлась не делегацией, а комиссией. – А. О.
[Закрыть]во главе с И. Ф. Тевосяном. В авиационную группу делегации вошли А. И. Гусев (руководитель), И. Ф. Петров, Н. Н. Поликарпов, В. П. Кузнецов, П. В. Дементьев и я, а также ряд инженеров разных специальностей. В задачу группы входило ознакомление с немецкой авиационной техникой и выбор наиболее интересных объектов для закупки.
Таким образом, совсем незадолго до войны мне пришлось побывать в Германии. И хотя между нашими странами был заключен договор о ненападении, все мы знали, что фашизм есть фашизм и что рано или поздно, а воевать с фашистами придется. В один из первых дней пребывания в Берлине нас принял генерал-полковник Удет – заместитель Германа Геринга, бывшего в то время министром авиации. Генерал Удет ведал всей технической частью министерства авиации и был теснейшим образом связан с авиационными промышленниками – Мессершмиттом, Дорнье, Хейнкелем и др. Его должность имела громкое название – генерал-фельдцейхмейстер.
Удет – известный военный летчик Первой мировой войны, а также инженер-конструктор. Незадолго до нашего приезда ему удалось установить мировой рекорд скорости на одном из самолетов Хейнкеля, с которым они были большими друзьями.
С первой же встречи Удет произвел на меня хорошее впечатление – невысокий, плотный, с открытым приятным лицом, живой в обращении. Он сразу заявил, что по указанию Геринга покажет нам все самолеты, моторы и предметы оборудования, состоящие на вооружении германских ВВС. Для начала он предложил продемонстрировать немецкую технику на земле и в полете на аэродроме Иоганишталь под Берлином; затем проехать по авиационным заводам Юнкерса, Хейнкеля, Мессершмитта, Фокке-Вульфа, Дорнье; повидаться там с конструкторами; выбрать то, что мы захотим приобрести, а потом еще раз встретиться для окончательных переговоров. Такая программа с нашей стороны возражений не встретила, и на другой же день состоялся показ в Иогаништале.
На линейке аэродрома в строгом порядке, как на параде, было выставлено много различной военной техники, двухмоторные бомбардировщики “Юнкерс-88” и “Дорнье– 215”, одномоторные истребители “Хейнкель-100” и “Мессершмитт-109”, разведчики “Фокке-Вульф-187” и “Хеншель”, двухмоторный истребитель “Мессершмитт-110”, пикирующий бомбардировщик “Юнкерс-87” и другие самолеты. Около каждой машины замерли по стойке смирно экипажи – летчики и механики.
Нас встретили многочисленные чины министерства авиации во главе с Удетом. Для начала Удет пригласил нашего главу – Тевосяна к самолету связи “Шторх” (“Аист”), сел на пилотское кресло и предложил Ивану Федоровичу занять место пассажира. Запустили мотор, и прямо с места, с очень коротким разбегом Удет поднял машину в воздух, в течение нескольких минут покружил на небольшой высоте над нами и с блеском приземлился точно на стоянку.
Тевосян вышел из самолета и похвалил машину. Позже этот самолет Геринг нам подарил… Затем мы приступили к осмотру выставленных самолетов. Нам были названы их летно-тактические данные, особенности вооружения и оборудования. Когда осмотр закончился, самолеты один за другим с интервалом в одну-две минуты поднялись в воздух, на бреющем полете прошли над нами и в таком же порядке выполнили посадку. Все было организовано образцово. По-видимому, такие показы устраивались не в первый раз и не только для нашей делегации.
Мы вернулись в “Адлон” под сильным впечатлением виденного. Однако нашего генерала Гусева одолевали сомнения: не могли же немцы показать нам действительный уровень военной авиационной техники. “Наверное, нас считают дураками и показали старье, а не современные самолеты”, – говорил он.
Признаться, меня тоже смущала откровенность при показе секретнейшей области вооружения. Действительно, может быть, нас водят за нос, втирают очки, пытаясь продать устаревшие типы самолетов? После зрелого размышления мы решили, однако, пока не спешить с окончательным заключением, а побывать на заводах. Там будет виднее.
И действительно, поездка по заводам во многом помогла рассеять наши сомнения. Серийное производство самолетов и моторов, характер технологической оснащенности заводских цехов довольно убедительно говорили о том, что показанное в Иогаништале и есть основа технического оснащения “Люфтваффе” – военно-воздушных сил гитлеровской Германии. Однако некоторые члены нашей комиссии держались другого мнения. “Старье, барахло, настоящую, современную технику скрывают, покупать нечего” – вот что они нам твердили…
По возвращении в Берлин нас, как и было обещано, снова принял Удет. Однако его отношение резко изменилось, когда наш старший, генерал Гусев, в довольно бестактной форме заявил, что показанные самолеты устарели, интереса для нас не представляют и что мы хотели бы увидеть технику сегодняшнего дня. Удет вспыхнул:
– Я офицер и за свои слова отвечаю. Мы показали все, и, если вам не нравится, не покупайте. Мы не настаиваем – дело ваше.
Когда во время разразившейся через полтора года войны против Советского Союза гитлеровская авиация стала терпеть поражения от советских летчиков, виновником этих неудач гитлеровцы объявили Удета. Его обвинили в том, что он выдал советским людям, то есть нашей делегации, все секреты “Люфтваффе”. В начале 1942 года в Москву поступили сведения, что “при испытании нового оружия погиб генерал-полковник Удет”.
Из опубликованных после войны мемуаров конструктора Хейнкеля стало известно, что против Удета интриговал другой заместитель Геринга – фельдмаршал Мильх. Геринг пытался их мирить, но у него ничего не получалось. Конфликт с каждым днем обострялся. Мильх, пользуясь расположением Гитлера, организовал настоящую травлю Удета.
Хейнкель пишет: Удет надеялся, что Геринг поддержит его, так как тот сам опасался честолюбия Мильха, однако маршал старался защитить себя. Он искал компромиссов и не оказал Удету никакой поддержки. Он, правда, все еще не хотел смещать Удета и поставить на его место Мильха, что было бы вполне естественным решением. “Ты должен остаться. Ты должен работать вместе с Мильхом, – не раз говорил он. – Если я отпущу тебя с твоего поста, весь мир поймет, что что-то неладно” <…>
Мильх продолжал свои интриги, которые достигли высшей точки к моменту провала гитлеровского наступления на Москву.
Читаем у Хейнкеля:
“17 ноября в полдень Пфистермайстер (сотрудник Хейнкеля. – А. Я.) позвонил мне из Берлина. “Удет скончался”, – сказал он. У меня перехватило дыхание. “Как это произошло?” – “Застрелился”, – ответил он.
…Удет в своей спальне пустил себе пулю в голову, все было совершенно ясно. Блицкриг против России провалился. “Люфтваффе”, брошенные на восток, были измотаны и разбросаны по русским степям. Их хребет был сломлен…
…По приказу Геринга власти позаботились о том, чтобы никто, кроме гробовщика, не видел его и чтобы его самоубийство держалось под строгим секретом…”
По возвращении из Германии, вечером, только я приехал с вокзала домой, позвонил Поскребышев и предложил сейчас же приехать в Кремль.
У Сталина в кабинете был народ. Шло обсуждение каких-то вопросов. Он поздоровался и пошутил:
– Значит, вас прямо с корабля на бал, посидите, послушайте. Мы скоро кончаем и тогда поговорим с вами.
Через некоторое время он предложил подробно рассказать о поездке. Слушали очень внимательно, не перебивая.
Я не скрыл, что в нашей авиационной группе были разногласия. Наши военные руководители считали, что немцы обманывают нас, втирают очки, показывают старье. Что самолеты “Мессершмитт”, “Юнкерс” и другие – это устаревшие, несовременные машины, а что с современной техникой нас не познакомили. Работники промышленности, наоборот, считали, что такие самолеты, как истребители “Мессершмитт”, бомбардировщики “Юнкерс”, – сегодняшний день немецкой военной авиации. Правда, и нас смущало то, что если это техника современная, то почему нам ее показывают. Однако мы твердо считали, что технику эту надо закупить и как следует изучить.
Сталин очень интересовался вооружением немецких самолетов: стрелково-пушечным, бомбовым, а также сравнением летно-технических данных с нашими машинами аналогичных типов.
Разговор затянулся до поздней ночи и закончился уже на квартире Сталина за ужином» [105. С. 180–189].
«Не успел я еще как следует освоиться с новой должностью, как в марте 1940 года пришлось вторично поехать в Германию с экономической делегацией И. Ф. Тевосяна. Это произошло так же неожиданно, как и первый раз.
Первоначально меня не включили в состав авиационной группы этой делегации. Авиационных специалистов представляли два десятка работников промышленности и военно-воздушных сил. Как потом стало известно, за несколько дней до отъезда Сталин просматривал списки членов делегации и почему-то обратил внимание на отсутствие в списке моей фамилии. И тут же дал указание назначить меня руководителем авиационной группы.
За два дня до отъезда он вызвал меня к себе и стал говорить о задаче, возлагавшейся на комиссию. Она заключалась в том, чтобы в возможно короткий срок закупить в Германии авиационную технику, представлявшую для нас наибольший интерес. Требовалось сопоставить уровень наших самолетов и немецких, изучить технические новинки в области авиации вообще. Внимательно выслушав Сталина, я в свою очередь поставил перед ним несколько вопросов.
Первый вопрос – о составе авиационной группы. Я считал, что поскольку мне придется отвечать за выполнение порученных группе заданий, то я имею право скорректировать состав ее участников, на что мне сразу же было дано согласие» [Там же. С. 211–212].
«После поездки по заводам и встреч с Мессершмиттом, Хейнкелем и Танком у членов авиационной комиссии составилось вполне определенное мнение о необходимости закупить истребители “Мессершмитт-109” и “Хейнкель-100”, бомбардировщики “Юнкерс-88” и “Дорнье-215”.
Однако из-за бюрократических проволочек аппарата торгпредства мы не могли быстро и оперативно решить порученную нам задачу, то есть принять на месте решение о типах и количестве подлежащих закупке самолетов.
Заведующий инженерным отделом торгпредства Кормилицын предложил действовать по обычной в таких случаях схеме: от имени торгпредства послать запрос во Внешторг, чтобы последний согласовал его с ВВС и Наркоматом авиационной промышленности, то есть потратить несколько месяцев на ведомственные переговоры без гарантии на успех.
Я, видя такое дело, попробовал послать телеграмму по адресу: “Москва, Иванову”. Торгпредское начальство телеграмму задержало и запретило передавать ее в Москву. Только после того, как я объяснил Тевосяну, что, предвидя возможность каких-либо затруднений и учитывая важность задания, Сталин разрешил при осуществлении нашей миссии обращаться непосредственно к нему и для этой цели дал мне шифрованный телеграфный адрес: “Москва, Иванову”, он согласился и приказал не чинить препятствий.
Буквально через два дня был получен ответ, предоставляющий право на месте определить типы и количество закупаемых самолетов без согласования с Москвой. Такая быстрая реакция на мою шифровку буквально потрясла торгпредских чиновников. Работать стало очень легко, и поставленная перед нами правительством задача была успешно решена.
В общем, вторая поездка в Германию оказалась такой же интересной и полезной, как и первая, а может быть, еще интереснее, потому что если первая носила ознакомительный характер, то эта – деловой: мы отбирали и закупали нужную нам авиационную технику.
В день возвращения в Москву из Германии, вечером, я был вызван к Сталину, у которого находились Молотов, Микоян, Маленков и Шахурин. Со мной долго и подробно беседовали, сперва в кремлевском кабинете, а потом за ужином на квартире у Сталина. Сталина интересовало все: не продают ли нам немцы старье, есть ли у них тяжелые бомбардировщики, чьи истребители лучше – немецкие или английские, как организована авиапромышленность, каковы взаимоотношения между немецкими ВВС – “Люфтваффе” и промышленностью и т. д.
Участвовавших в беседе, естественно, больше всего интересовало: действительно ли немцы показали и продали нам все, что у них находится на вооружении; не обманули ли они нашу комиссию, не подсунули ли нам свою устаревшую авиационную технику.
Я сказал, что у нас в комиссии также были сомнения, особенно в первую поездку, но сейчас разногласий на этот счет нет. Мы уверены, что отобранная нами техника соответствует современному уровню развития немецкой авиации. Сталин предложил мне представить подробный доклад о результатах поездки, что я и сделал» [Там же. С. 222–223].
«Советско-германские переговоры в Берлине в ноябре 1940 года были непродолжительны и, как известно, бесплодны. Вся делегация во главе с Молотовым вернулась в Москву, а меня оставили еще на две недели, так как я получил задание использовать свое пребывание в Германии для ознакомления с авиационными заводами, на которые мне не пришлось попасть в предыдущие поездки.
Мне удалось встретиться с некоторыми немецкими авиационными специалистами и еще раз побывать на нескольких заводах, которые нам охотно показывали. Как и в прежние поездки, я задумывался над вопросом: почему гитлеровцы так откровенно знакомят со своей авиационной промышленностью – одной из секретнейших отраслей вооружения армии? Разгадку дали они сами.
Однажды нас пригласили осмотреть авиационный завод Хейнкеля в Ораниенбурге, под Берлином. Завод хороший. Правда, не было случая, чтобы нам показали какой-нибудь завод сразу. Следовало предупредить заблаговременно, что хотим посмотреть такое-то предприятие. Нас туда возили, но показывали, естественно, все в “подготовленном” виде. После осмотра авиационного завода директор предложил мне записать свои впечатления и отзыв в книге почетных посетителей. Я поинтересовался, кто там писал до меня. Оказывается, мы были не первыми из иностранцев, которым показывали этот завод. Многие известные деятели авиации крупнейших стран мира – США, Англии, Франции, Японии – осматривали завод и оставили свои отзывы. Я обнаружил, что здесь побывал и оставил восторженную запись знаменитый американский летчик Линдберг.
Директор завода обратил особое внимание на автограф главнокомандующего французским воздушным флотом генерала Виемена, который посетил этот завод незадолго до начала войны с Германией. Генерал написал: замечательный, лучший в мире завод, который делает честь и славу не только строителям завода, но и вообще германскому воздушному флоту. Пока я читал, директор лукаво поглядывал на меня. Я прочел и спросил:
– Ну что же тут особенного? Ваш завод стоит такой оценки.
Директор ответил:
– Дело в том, что генерал Виемен был у нас за полтора-два месяца до войны. Он и его спутники посмотрели наш завод и немецкую авиацию похвалили, но, видимо, не сделали соответствующего вывода, потому что через два месяца французы отважились на войну с нами.
Стало понятно, что французскому генералу показывали этот лучший германский самолетостроительный завод, чтобы доказать: авиационная мощь Германии неизмеримо выше воздушной мощи Франции. Они запугивали французов, англичан, запугивали американцев, надеялись запугать и нас. Чувствовалось их стремление поразить нас своей мощью. Не только внушить уважение к немецкой технике, но главным образом посеять в нас страх перед немецкой военной машиной, заложить основу того, чем они побеждали других: заразить паническим ужасом перед мощью гитлеровской Германии и сломить волю к сопротивлению.
По возвращении в Москву меня сразу же, чуть ли не с вокзала, вызвали в Кремль. Сталин проявлял чрезвычайный интерес к немецкой авиации. Поэтому не случайно, как уже, наверно, заметил читатель, каждый раз по возвращении из предыдущих поездок в Германию, меня в тот же день к нему вызывали» [Там же. С. 231–233].
А вот как описывает поездки в Германию другой постоянный член авиационной подкомиссии генерал-майор, а впоследствии генерал-лейтенант авиации И. Ф. Петров – заместитель начальника НИИ ВВС, а затем начальник НИИ ВВС и начальник ЦАГИ, заместитель начальника ГУ ВВС – в своей книге «Авиация и вся жизнь»:
«Вслед за подписанием пакта о ненападении между СССР и Германией была достигнута принципиальная договоренность о торгово-экономическом соглашении, по которому Германия в обмен на некоторые виды сырья обязывалась поставить нам промышленное оборудование, станки, машины, образцы военной техники. Для реализации этого соглашения в октябре 1939 г. в Германию выехала советская хозяйственная комиссия во главе с членом ЦК КПСС И. Ф. Тевосяном [10] 10
По непонятной причине Петров даже не упоминает о первой комиссии по заказам военной техники в Германии и Италии, авиационную бригаду которой по предложению А. И. Микояна от 7.09.39 г. (см. ниже) должен был возглавлять Ильюшин и в которую из перечисленных Петровом лиц (в том числе и его самого) должны были входить лишь Яковлев, Кузнецов и Швецов. Есть несколько серьезных несовпадений и в указанном Петровым составе авиагруппы Хозяйственной комиссии Тевосяна, утвержденной решением Политбюро № П8/128 от 23 октября 1939 г и состоявшей из двух бригад, одну из которых возглавлял Ильюшин, а вторую Гусев. Из перечисленных Петровым лиц в нее не входили Поликарпов, Дементьев и Супрун, из чего следует, что они были командированы в Германию с другой группой позже. Значит, количество советских представителей из руководства оборонными отраслями промышленности, главных конструкторов военной техники и наркомата обороны, работавших c сентября 1939 по май 1941 г. в Хозяйственной комиссии в Германии, могло быть гораздо больше 98 человек, перечисленных в трех списках, утвержденных Политбюро. Это подтвердилось при обмене посольств и колоний представителей СССР и Германии в июле 1941 г.: с немецкой стороны – 140 человек, а с советской – 1 041 человек (большинство из которых составляли приемщики продукции на немецких заводах). – А. О.
[Закрыть]. В состав комиссии входили конструкторы, руководящие деятели промышленности, сотрудники научно-исследовательских институтов и представители военного ведомства.
В период с октября 1939 по январь 1940 г. члены комиссии осмотрели большое количество образцов военной техники: самолеты, моторы, пушки, танки, самоходные артиллерийские установки, радиотехническую аппаратуру, военные корабли и т. д., и посетили многие предприятия, производившие эту технику. На основе этой подготовительной работы были составлены списки оборудования и образцов техники, которые комиссия рекомендовала к закупке в качестве объектов изучения или для оснащения предприятий. Рекомендованные списки и легли в основу проекта торгово-экономического соглашения между СССР и Германией.
Первоначально руководителем авиационной группы в составе комиссии был назначен генерал Л. И. Гусев. В группу входили П. П. Поликарпов, А. С. Яковлев, П. В. Дементьев, В. П. Кузнецов, Л. Д. Швецов, С. П. Супрун, я и ряд инженеров разных специальностей. После посещения крупнейших заводов Мессершмитта, Хейнкеля, Юнкерса, Дорнье, Фокке-Вульфа у руководителя нашей группы Л. И. Гусева сложилось впечатление, что на заводах нам показывают уже устаревшие типы самолетов, и потому от закупки этих самолетов он отказался. Однако члены комиссии, с “пристрастием” осматривавшие цеха и видевшие детали незавершенного производства, пришли к выводу, что показанные немецкие самолеты составляют основу вооружении “Люфтваффе”. Об этом и был поставлен в известность ЦК партии при докладе о результатах поездки. Поэтому в марте 1940 г. было принято решение послать в Германию вторую комиссию, руководителем авиационной группы которой был назначен уже заместитель наркома авиационной промышленности А. С. Яковлев, а я, числившийся по заграничному паспорту инженером ЦАГИ, – его заместителем. Нашей группой были осмотрены самолетостроительные заводы Хейнкеля в Ростоке, Юнкерса в Дессау, Дорнье в Фридрихсгафене, Мессершмитта в Регенсбурге и Аугсбурге, Фокке-Вульфа в Бремене, Хеншеля в Шокефельде; моторостроительные заводы Даймлер-Бенц в Штутгарте и Бисдорфе, Юнкерса в Дессау, Сименса и Гальске в Берлине, Хирта вблизи Берлина, завод “Байрише Моторен Верке” (BMW) в Мюнхене; заводы, поставлявшие оборудование для самолетов и моторов, – Боша в Штутгарте, Сименса и Гальске в Берлине, Шварца в Берлине, Юнкерса в Магдебурге, Карла Цейса в Иене, завод “Аскания Верке” в Берлине и многие другие.
Мы осматривали лаборатории, цеха, испытательные станции и стенды, беседовали с конструкторами и производственниками. В результате нам не только удалось ознакомиться с имевшимися конструкциями, но и увидеть перспективу их дальнейшего развития на ряд лет.
На основе оценок, сделанных авиационной группой, было решено закупить следующие образцы самолетов: по два экземпляра бомбардировщиков J-88К1 (пикирующий вариант), J-87 и Dо-215; по пять экземпляров истребителей Не-100, Ме-11 °C-2 (двухмоторный) и Ме-109E; два экземпляра двухмоторного учебного самолета FW-58 <…>.
После осмотра основных авиационных заводов Германии большая часть членов авиационной группы – П. В. Дементьев, А. С. Яковлев, Н. Н. Поликарпов и др. – уехала в Москву. Закупку отобранных самолетов и отправку их в Москву А. С. Яковлев по согласованию с Москвой возложил на меня»[65. С. 46–48].
«Часть самолетов перегоняли в Москву немецкие летчики, некоторые же были разобраны и вместе с другим закупленным оборудованием в нашем сопровождении отправлены по железной дороге…
На одной из встреч в Кремле перед поездкой в Германию И. В. Сталин дал мне и персональное задание: “Вот, вы, товарищ Петров, едете в Германию. Учтите: договор с Германией хотя мы и подписали, но фашистская Германия была и остается злейшим нашим врагом [11] 11
Германия в этот период была главным партнером СССР и оказывала ему огромную военно-техническую помощь, в первую очередь по вопросам авиации, показывая практически все свои КБ и заводы, продавая на льготных условиях авиатехнику, ее составные части, станки, оборудование, материалы и чертежи, чего она бы никогда не делала для потенциального противника. Так что вряд ли Сталин так ставил вопрос. Кроме того, согласно «Кремлевскому журналу» Петров был в кабинете Сталина всего один раз и гораздо позже – 31.5.41 г. – А. О.
[Закрыть]. Берегите время, надо сделать как можно больше, реализовать согласие немцев на продажу нам указанных в договоре самолетов и моторов. По договору немцы должны нам показать всю авиационную промышленность. При осмотре постарайтесь определить их промышленный потенциал. На случай войны с Германией нам очень важно знать сейчас, сколько они смогут выпускать боевых самолетов в день”.
Тем не менее, осмотрев в Германии 219 авиационных точек – большую часть немецких авиазаводов, особенно новых, – я пришел к выводу, что Германия способна выпускать до 70–80 самолетов в день [12] 12
Как стало известно позже, на самом деле Германия в тот период выпускала 23 самолета в день. Откуда же взялись фантастические цифры И. Ф. Петрова 70–80? Сам просчитался, или немцы «развели» его, чтобы запугать советское руководство? Или он решил таким образом принизить результаты работы руководства советской авиапромышленности и командования ВВС и быть замеченным вождем? Примечательно, что данные советской военной разведки полностью совпали с «петровскими». Начальник РУ Генштаба РККА Голиков в спецсообщении № 660279сс от 11 марта 1941 г. доложил: «За истекший шестимесячный период… военно-воздушные силы увеличились почти в два раза. Если на 1 октября 1940 г. Германия имела 11 900 самолетов… 1 марта 1941 г. Германия имела 20 700 самолетов», из чего следует, что ее заводы в эти полгода выпускали по 86 самолетов в день. Однако из воспоминаний начальника Информотдела РУ полковника В. А. Новобранца «Записки разведчика» (см. Приложение 3) известно, что Голиков подгонял свои доклады под доведенное до него мнение Сталина. Это очень похоже на «персональное задание», полученное Петровым от Сталина. Поэтому, скорее всего, Сталин сам запустил эту цифру и хотел, чтобы Петров ее подтвердил по результатам поездки. С какой целью – можно только гадать: или чтобы «подстегнуть» нашу авиационную промышленность, готовясь к возможной войне с Германией, или, выполняя взятые на себя обязательства перед Гитлером, готовясь (или делая вид, что готовится) к совместной войне с Британской империей. – А. О.
[Закрыть].