Текст книги "Исландская карта. Русский аркан"

Автор книги: Александр Громов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 45 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

Случались и неудачи, но именно после них Рутгер наносил самые свирепые удары и возвращался с богатой добычей. Ошибки неизбежны, но их надо спешить исправить. Тогда неудача забудется, а слава лишь возрастет.

Три года назад он, пользуясь попустительством англичан, проник в Средиземное море, взял и ограбил французский Оран на алжирском берегу. В том походе он впервые был избран конунгом, возглавляя поход четырех ярлов на тринадцати кораблях. Пушки Гибралтара повредили на обратном пути одно судно. Рутгер знал, что британский гарнизон лишь имитирует боевую активность, но затаил злобу. Уже в одиночку, взяв только «Молот Тора» и «Валькирию», он спустился к югу вдоль африканского побережья и близ островов Зеленого Мыса повстречал английский корвет «Идоменей» с гвинейским золотом. Англичанин не принял мер ни к бегству, ни к бою, вероятно, до последней минуты полагаясь на неписаное правило исландских ловцов удачи: не кусать кормящую руку. Зря.

Гвинейское золото перекочевало к Рутгеру, а живых свидетелей не осталось, как и самого корвета. Концы в воду. Суда исчезают в океане достаточно часто, при чем тут Кровавый Бушприт? Вините морские бури, рифы и туманы.

На обратном пути удалось взять еще одну добычу, хотя и не столь великую – немецкий пароход с грузом камерунского каучука. Глупец тот, кто отказывается от малого, имея великое. Да и не от столь уж малого, если по чести, – каучук дорог. Добыча была продана английской фирме. Пароход пришлось отдать задешево, но Рутгер взял свое на каучуке. Кое-какой доход принесли и рабы, проданные на Свальбард.

Золото – бесполезный груз, если оно не помогает вершить большие дела. Теперь Рутгер мог поспорить за первенство среди ярлов. Нужны были новые корабли и экипажи для них.

В бойцах недостатка не ощущалось. Славясь щедростью, Рутгер снимал сливки с человеческой накипи северных скал, и его абордажные команды пугали даже ко всему привыкших исландцев. В них поддерживалось разумное соотношение количества опытнейших ветеранов и молодых сорвиголов. Всякий знал: поплававший с Кровавым Бушпритом по морям пять-семь лет обеспечивал себе безбедную старость, если оставался жив и не имел неудержимой тяги к вину и игре. Свой домик и лодка на старости лет, а то и портовый кабачок – чего еще желать ушедшему на покой ветерану? Идти в надсмотрщики на шахты Свальбарда, глотать угольную пыль да спиваться – это для неудачников.

Хуже обстояло дело с толковыми матросами, еще хуже с механиками и уж совсем плохо с кочегарами. Несмотря на то, что Рутгер первым из ярлов уравнял доли в добыче бойцов, матросов и кочегаров, мало кто из гордых потомков викингов соглашался кидать в топку уголь, точно раб, часами не видя моря, будто трюмная крыса. Хотя все понимали, как много зависит иной раз от слаженной и неутомимой работы «трюмных крыс».

Приходилось довольствоваться уже не отборным человеческим материалом, а тем, что есть. Среди трюмных было немало иноземцев – человеческих отбросов со всей Европы и даже из Африки. Попадались и свои – из тех, кто попал в трудное положение и кому Рутгер обещал перевод в палубную команду по истечении двух или трех лет. В их усердии можно было не сомневаться.

Итак, люди имелись. Но какие заказать корабли? Еще один, нет, лучше два барка? Или паровой фрегат тысячи на три тонн? А может быть, переместить активность с открытого моря на берега и построить бомбардирское судно небывалой мощи?

В пользу последнего решения говорил успех налета на Оран и многое другое. Морские караваны охранялись все лучше. Русские, шведы и датчане покончили с морской вольницей в Норвегии. Рутгер не участвовал в той войне, но впервые почувствовал, что родные льды и скалы из застывшей лавы, наверное, не самая прочная почва под ногами.

Пора было подумать о будущем. Но по-настоящему думает о будущем только тот, кто готовится к нему.

Итак, бомбардирское судно. Пусть медлительное, но зато вооруженное по принципу «не тронь меня». С мощной артиллерией нетрудно вломиться с моря в любой колониальный порт, подавить оборону и взять добычу. Более того, вдали от Европы можно поискать и найти себе новое гнездо где-нибудь не очень далеко от торговых путей и шерстить суда с колониальными товарами.

Но по какому проекту строить судно? Английские и голландские подрядчики соглашались строить что-либо традиционное, в лучшем случае с небольшими доработками по требованию заказчика. Рутгеру хотелось большего.

Случай и комиссионные, уплаченные одному англичанину, познакомили Рутгера с Хэмфри Парсонсом – безумным австралийцем, предложившим британскому адмиралтейству проект броненосца нового поколения. Тот факт, что лорды британского адмиралтейства отклонили проект с язвительными комментариями, не смутил пирата. Униженному же австралийцу было все равно для кого строить, лишь бы было построено. Амбиции технического гения легко возобладали над сомнительным британским патриотизмом австралийца.

Увидев чертежи, Рутгер понял: это оно. Небывалый корабль был лишен не только мачт, но и верхней палубы. Он походил на блокгауз, притопленный по двускатную крышу. Мощный дубовый костяк нес на себе шестидюймовую броню. Из пушечных портов выглядывали жерла десятидюймовых орудий – по три на каждый борт, одно в носу и еще одно в корме. Ни громоздкого и сложного рангоута, ни такелажа – геометрическое совершенство бронированного монстра нарушали лишь две поставленные параллельно дымовые трубы да незначительная нашлепка боевой рубки. Потребный экипаж удивлял малочисленностью. Монстр был широк, как плот или паром; две мощные машины могли сообщить ему в лучшем случае двенадцатиузловую скорость. Зато осадка оказалась на удивление небольшой, что вполне устраивало Рутгера. Плавучий форт, способный действовать на мелководье, и вместе с тем относительно мореходный! Настоящая находка!

Где его строить – вот вопрос. Ни Англия, ни Голландия для этого не годились – постройку столь необычного корабля ни за что не удалось бы сохранить в тайне. В других странах Европы промышленника, взявшегося построить для пиратов хоть ялик, повесили бы высоко и коротко. Заказать через третьи руки материалы и вооружение – еще туда-сюда. Но не больше. Оставалась лишь Исландия, лишенная крупных верфей. С верфи и пришлось начать.

Броневые листы и особенно пушки стоили безумных денег. Текущая добыча не покрывала издержек. Гвинейское золото стремительно таяло. Рутгер мобилизовал весь наличный капитал и впервые в жизни задумался о займе.

Прошло полтора года. Вызывающий всеобщее удивление корпус небывалого судна был спущен на воду, достроен и вооружен английскими пушками. Рутгер дал чудовищу имя Фенрир – в честь гигантского волка, способного проглотить самого Одина.

В прошлом году «Фенрир» вышел в первое плавание. Оно было пробным; Рутгер хотел выявить недостатки бронированного титана. Близ острова Ян-Майен «Фенрир» выдержал жестокий шторм, дал течь, нахлебался воды, но не затонул.

Всю осень и зиму пришлось потратить на ремонт и устранение дефектов. Хэмфри Парсонс выходил из себя, ругая на все корки тупоголовых помощников. Дело сильно осложнялось отсутствием подходящего дока. Рутгер начинал нервничать: шло время, а «Фенрир» пока не принес ни медяка прибыли. Конкуренты посмеивались.

В марте работы были завершены, и «Фенрир» провел пробные стрельбы. Рутгер присутствовал и оглох на целый день, но был доволен. Сезон зимних бурь в Атлантике подходил к концу, приближалось горячее время охоты на морских путях.

В начале апреля Рутгеру передали предложение о встрече с уполномоченным фирмы «Соммерсет и Стаббингтон». Официально фирма занималась промыслом китов и тюленей и имела отделение в Рейкьявике.

Такое предложение всегда означало одно: имеется крупный заказ.

Встреча состоялась в капитанской каюте на «Молоте Тора». Британец недолго ходил вокруг да около. Предложение сильно озадачило Рутгера. Предстояло атаковать не одинокого купца, не караван, а ни много ни мало вступить в бой с двумя русскими военными кораблями.

– Корвет «Победослав», – без ошибки выговорил англичанин трудное русское название. – Две восьмидюймовки, десять четырехдюймовок. Бортовая и палубная броня. Теоретически четырнадцать узлов, но на деле будет меньше, об этом позаботятся. С ним пойдет канонерская лодка «Чухонец». Ветхая галоша, но с одиннадцатидюймовой пушкой. Орудие старое, расстрелянное, дальность стрельбы не превышает пятидесяти кабельтовых. Гребные колеса. Не бронирован. Скорость десять узлов.

Не дослушав, Рутгер сплюнул в стену через голову англичанина.

– Предполагается, что я идиот? Может, твои хозяева знают, как надо нападать на такие корабли?

– Точно так же, как волки нападают на лося, имея загонщиков и засаду, – углами тонкогубого рта улыбнулся британец. – Или, скажем, как охотники гонят волков на номера. Процесс может затянуться, но результат известен заранее.

Рутгер задумался. Сын Альбиона говорил дело. Понятно, почему он обратился по этому адресу, – учел боевую мощь «Фенрира»! Если выгнать добычу прямо на него… Но и загонщики должны быть многочисленны. Своих сил, похоже, не хватит, но если вступить в долю с Бьярни Неугомонным…

– Допустим… Моя выгода?

– Во-первых, наследник российского престола. За него русские заплатят колоссальный выкуп…

– Его еще живьем надо взять, наследника, – невежливо, но резонно перебил Рутгер. – Ладно, дальше что?

– Во-вторых, все имущество, которое ваши люди захватят у русских, включая сюда и сами корабли…

– Это и так ясно. Дальше.

– В третьих, мне поручено предложить вам известную денежную сумму…

Сумма произвела на Рутгера впечатление. Пятьдесят процентов англичанин обещал сразу, остальное – по выполнении заказа. Да, за такие деньги можно было ввязаться и в более рискованное предприятие! Малой доли аванса уже хватило бы, чтобы оплатить командам всех судов Рутгера вынужденный простой до конца мая. Доля самого Рутгера позволяла в случае успеха предприятия стать не «одним из первых» королей открытого моря, а просто самым первым, сильнейшим среди сильных.

– И наконец, в-четвертых, Великобритания обещает никогда не напоминать вам о корвете «Идоменей».

Само собой, Рутгер поднял бровь, изображая удивление: о чем ты, мол? Какой «Идоменей»? Но скребанул по нервам рашпиль досады: «Знают!» – и сейчас же уколол гвоздь любопытства: «Откуда знают?»

– Одно условие, – уточнил англичанин. – Я не хочу, чтобы в нашем соглашении оставались какие-либо неясности. Вторую половину суммы вы получите лишь в том случае, если российский цесаревич будет убит или пленен. Если он ускользнет от вас, вы не получите ничего. Это понятно?

Рутгеру давно было все понятно. Британия желает войны между Россией и Республикой? Пусть так. Рутгеру было все равно. Война так война. Правда, в норвежской кампании русские показали свое умение воевать не только на суше, но и на море, однако блокада фиордов и полномасштабная морская война – очень разные вещи. Пусть-ка попробуют. Ясно, что Британия тайно поддержит Республику, как поддерживала всегда. Итог войны спорен.

А хоть бы даже русские высадились в Исландии – какая разница! Дом викинга – море, а не береговые скалы. Лишь глупцы твердят о вечном. В этом мире нет ничего вечного, не вечна и Республика. Все равно. Ловец удачи поймает своё не там, так здесь. Рутгер не собирался ни гробить свои корабли в боях с русскими эскадрами, ни защищать никчемные скалы. В океане достаточно места. Чем плохи Южные моря? Просачиваются слухи, будто в далекой Австралии колонисты готовы взбунтоваться против британской короны. В добрый час!

Англичане хороши, пока они платят. Рутгер никогда не связывал себя долговременными обязательствами. Если бы и связал – они не имели бы никакого значения. Родина человека там, где ему хорошо. Если станет выгодно наняться к австралийцам, чтобы бить на море англичан, – тем хуже для последних.

Новые мысли наложились на старые и укрепили их. Рутгер окончательно решил принять предложение.

– Когда деньги? – спросил он, не тратя лишних слов.

– Задаток можете получить уже завтра, – успокоил британец. – Но вам понадобятся компаньоны…

– Это мое дело.

– Совершенно верно, ваше. Мы будем иметь дело с вами, остальное на ваше собственное усмотрение. Единственное, в чем мы хотим иметь полную уверенность, так это в исходе дела. Ваших сил должно с избытком хватить для выполнения заказа. Не скупитесь.

– Учил тюлень акулу плавать…

Бьярни Неугомонный был одногодком Рутгера и человеком совсем иного склада. На взгляд Рутгера – легкомысленным. Веселый и щедрый предводитель, удачливый и расчетливый пират, он не смотрел в завтрашний день. Ему по ноздри хватало и сегодняшнего. Соленые брызги в лицо, соленый ветер, соленая брань, запах крови, сладость добычи, веселый угар кутежей – что еще надо? Не жалуя новомодных штучек, но подражая большинству, он все же поставил на три из четырех своих парусников слабосильные паровые движки – не столько ради скорости, сколько в качестве средства выйти из штилевой полосы.

Бьярни годился. Правда, узнав о том, что Рутгер предлагает ему всего-навсего десять процентов добычи, он пришел в ярость. Ему, Бьярни – десять процентов!

– Тебе почти не придется участвовать в бою, – втолковывал ему Рутгер. – Ты загонщик. Постреляешь немного с предельной дистанции – и все. Прости, друг, эта добыча не по твоим зубам. Основную работу сделают мои люди. Притом добыча велика, это тебе не купец с грузом пеньки. Бери двенадцать процентов, это мое последнее слово.

Бьярни согласился.

Остальное зависело от англичан.

Где и когда ждать русских – первое. Право захода в какой-либо порт на севере Британии – второе. Самборо на острове Мейнленд? Годится. Снабжение углем – третье. Перед боем угольные ямы должны быть полны, а до Свальбарда далеко. Какие еще «льготные цены»? Не желаю слышать о ценах! Если Англии так важен этот заказ, пусть раскошелится на уголь, и не какой-нибудь, а наилучший, кардиффский!

Англия раскошелилась, но – услуга за услугу – потребовала, чтобы на «Фенрире» присутствовал британский наблюдатель. «Не доверяют», – ухмыльнулся про себя Рутгер и ошибся. Рыжий и очкастый мистер Чеффери оказался не военным моряком и нисколько не смахивал на шпиона, а вернее всего был тем, кем и назвался – инженером-кораблестроителем из Портсмута.

Скорее следуя всегдашней осмотрительности, нежели подозревая англичан в нечестной игре, Рутгер велел приглядывать за мистером Чеффери. Если британцы, лихорадочно строящие один дорогущий броненосец за другим, подозревают, что сваляли дурака, отказавшись от услуг Хэмфри Парсонса, и желают посмотреть, каков «Фенрир» в деле – пусть смотрят. За свои услуги они могли бы вытребовать гораздо больше. Ну а если мистер Чеффери высмотрит лишнее, он всегда может поскользнуться на сходнях и раскроить о кнехт свою рыжую голову.

И вот теперь рыжий очкарик болтался в чреве «Фенрира» где-то недалеко за горизонтом, и с каждой минутой все ближе к десятидюймовым пушкам придвигались русские корабли, эскортируемые Рутгером и Бьярни.

Как всегда, расчет был точен. Обладая превосходным чувством времени, Рутгер обнажил в хищной усмешке крепкие желтые зубы. Вот-вот в морской дали на западе покажутся высокие трубы «Фенрира», и глупые русские, возможно, начнут кое-что понимать. Тогда наступит пора отвлечь на время их внимание… Или уже пора?

Пронзительно свистнул марсовый – увидел. Пора!

Рутгер кивнул. Ганунд, капитан «Молота Тора», понимал своего ярла без слов. Не прошло и минуты, как на батарейной палубе раздался громоподобный рык, долетевший до боевой рубки:

– Левый борт, целься… Пли!

И грянул настоящий гром. Вздрогнув всем корпусом, «Молот Тора» выбросил шесть молний и шесть клубов белого дыма. Первый удар молота. Начало.

***

– Противник открыл огонь, – доложил Враницкий.

Невооруженным глазом было видно, как идущий впереди барк окутался пороховым дымом.

Потекли томительные секунды. Наконец далеко справа хаотично и вразнобой встали несколько столбов воды.

– Говорят, будто в абордажном бою пираты непобедимы, но стрелять им еще учиться и учиться, – насмешливо прокомментировал Пыхачев, обращаясь к Враницкому. – Промазали на милю. Павел Васильевич, голубчик, прикажите прибавить оборотов. Сейчас начнется самое веселое.

– «Чухонец» отстает, – мрачно отозвался Враницкий.

– Передайте на канонерку, пусть выжмут из машины все. Чего там Басаргин бережется? Пан или пропал.

– Слушаюсь.

Отсемафорили. Вскоре дым из трубы канонерки повалил гуще. «Чухонец» все-таки отставал, но теперь гораздо медленнее. Было видно, как на его баке комендоры, похожие издали на деловитых муравьев, наводят орудие на противника. Внушительный хобот одиннадцатидюймовки поворочался и замер.

– Не открыть ли нам ответный огонь? – предложил Враницкий. – Для наших восьмидюймовок дистанция вполне доступная.

– Нет, – бросил Пыхачев. – Пусть подойдут ближе.

Но исладнцы не спешили подходить ближе. Четверть часа прошло в напряженном ожидании. То и дело океанская зыбь вспухала очередным водяным столбом. Ни корвет, ни канонерка не имели попаданий.

– Неизвестное судно прямо по курсу! – закричал марсовый.

Враницкий поднес к глазам бинокль. И верно: далеко впереди из-за горизонта показались две тоненькие, как спички, дымовые трубы.

Враницкий удивленно выругался.

– Взгляните-ка, Леонтий Порфирьевич. Вот чего они ждали. Граф Лопухин был прав: пираты приготовили нам хорошую ловушку. Лучшие их корабли стоят в дрейфе, не демаскируют себя дымом. Странно только, что их так мало… этот, наверное, передовой. Остальные просто загонщики в этой охоте. Ну, теперь-то наш противник убежден, что ловушка захлопнулась!

– А я в этом не убежден, Павел Васильевич…

– Я пока тоже, – улыбнулся Враницкий.

Второй пиратский барк и оба шлюпа также открыли огонь. Снаряды теперь ложились точнее, но пока что ни один не упал ближе трех кабельтовых от корвета. «Чухонец» также не имел попаданий. Что за безумное разбрасывание снарядов! Залп следовал за залпом – и все с тем же нулевым результатом. Но противники понемногу сближались.

– На дальномере! – гаркнул старший офицер. – Цель – головной барк.

– Пятьдесят один кабельтов!

Возле бакового и ютового орудий замерла прислуга; пушки заряжены, элеваторы готовы подать из трюмов новые конические бомбы и заряды, на лицах людей застыло то особенное выражение, какое бывает перед началом каждого боя, когда всякому ясно, что его сегодняшнее бытие легко может опрокинуться в небытие, и ничего, решительно ничего нельзя с этим поделать. Что выпадет, то и выпадет.

– Разрешите открыть огонь, Леонтий Порфирьевич, – повторно обратился Враницкий к Пыхачеву. – Люди застоялись. Да и обидно: пираты в нас стреляют, а мы молчим, как будто так и надо… Смотрите!

Перед самым носом «Чухонца» вздыбился водяной столб. Не успел он опасть, как задранный кверху хобот единственного орудия канонерки извергнул чудовищный фонтан огня и дыма. Через несколько мгновений по барабанным перепонкам ударил плотный ком воздуха.

Сняв фуражку, Пыхачев размашисто перекрестился.

– С Богом, Павел, Васильевич. Начинайте.

«Давно бы так», – подумал Враницкий, поднося ко рту рупор.

Восьмидюймовки открыли огонь.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ,
в которой «Чухонец» жертвует собой, а граф Лопухин оказывается жертвой случая

Воистину: человек может лишь предполагать, а располагает им кто-то совсем другой.

До шторма в Немецком море Нил Головатых был почти доволен своей новой судьбой. Гоняли его, правда, нещадно, но почем зря не шпыняли, гоняли больше по делу. Искусство лопатить палубу и драить медяшку, да чтоб все сияло, Нил постиг быстро. Подумаешь наука! Уж всяко не труднее, чем в учениках у какого-нибудь городского мастера. Петька, соседский паренек, удравший из Красноярска, куда был отдан в учение к шорнику, и вернувшийся в родное Горелово к мамке-пьянице, рассказывал такие страсти, что жуть брала. Не-ет, в юнгах лучше.

Труднее давалась моряцкая наука. Всякая вещь, даже самая мелкая и незначащая, имела на судне свое название, часто такое, что не вдруг и выговоришь. Грот-бом-брам-стаксель – каково? Обыкновенная пеньковая веревка могла оказаться в зависимости от назначения и шкотом, и фалом, и концом, и Бог весть чем еще. «Чухонец» нес две мачты с прямыми и косыми парусами; косых было больше. От обилия наименований ум заходил за разум.

Оказалось, не так страшен черт, как его малюют. Нил обтерпелся, обвыкся. Побыл положенное время мишенью для матросских шуток, но не слишком обиделся – понял, что моряки привыкли шутить над всяким сухопутным. Ну побежал к баталеру просить линьков или взялся всерьез затачивать напильником якорную лапу – подумаешь! Тут главное не реветь. И еще: моряки на «Чухонце» оказались людьми незлыми, особенно младший унтер-офицер дядя Сидор, строго велевший «не забижать мальца». Может, просто повезло.

Хотя и дядя Сидор называл Нила попросту салагой. Нил не обижался – пущай дразнят как хотят, лишь бы не били.

Боцмана Нил боялся. Степан Пафнутьич мог съездить по шее просто так, за здорово живешь. При офицерах, правда, остерегался, а иной раз Нила выручал справедливый дядя Сидор. «Не боись, – внушал он. – Пафнутьич наш мужик не злой. Просто должность у него такая… собачья. Иной раз без кулака с нашим братом никак невозможно. Войдешь в возраст, сам поймешь».

Свободного времени не было совсем. Хорошо еще, что вахта досталась самая легкая – с восьми утра до полудня и с восьми вечера до полуночи. Ночью давали поспать, зато днем – ни-ни. Иди заниматься то грамматикой, то навигацией, то корабельной механикой, что ворочается и стучит в трюме, а то и вовсе французским. Зачем французский язык тому, что в жизни не видывал ни одного француза? Ан надо. Терпи. Офицеры не дрались, но въедливы были почище боцмана.

От барина Николая Николаевича не было весточки до самого Копенгагена. А уж там Нил, получив увольнительную на берег, отправился прямиком к нему и доложил все по форме. И видно было, что своим докладом нисколько барина не заинтересовал, однако же получил целых десять рублей. А за что?

Впрочем, дают – бери. Запас карман не тянет.

Копенгаген Нила удивил, но не понравился. Чисто, но скучно, не сравнить ни с Москвой, ни с Питером. В портовых кварталах еще ничего, жизнь теплится, из окон кабаков летят рев и визг, а как отойдешь подальше, так тоска берет. Людей много, а поговорить не с кем, ни один русского языка не понимает. Бестолковый народ.

Письмо тетке Катерине Матвеевне в Житомир осталось неотосланным, да и ненаписанным. Дядя Сидор убедил: без точного адреса не дойдет. Еще чудилой назвал и дал легкий подзатыльник за упрямство.

Нил просто слонялся по улицам, дивился на островерхие крыши, гордился формой российского моряка. Оказалось, что пройти по твердой земле вместо палубы – удовольствие. Еще оказалось, что у него изменилась походка – стал шире расставлять ноги и переваливаться. Моряк!

Но Тот, Кто Располагает, решил поглумиться. В Немецком море заштормило с такой силой, что Нил, прежде не знавший, что такое морская болезнь, и даже начавший гордиться своею крепкой натурой, с великим трудом отстоял одну вахту – а дальше начался кошмар кромешный и казнь египетская.

«Чухонец» жалобно стонал, скрипел и грозил развалиться, волны катались по полубаку, а Нил не боялся, потому что мутило его с такой силой, что бояться было некогда. В конце концов он упал и был снесен в кубрик. За три дня не имел во рту маковой росинки и если думал о пище, то только с ужасом. Чуть не помер.

Однако же не помер и, как чуть полегчало, был выдворен из койки и отправлен помогать делать ремонт. Поскольку мало еще что умел, его роль сводилась к «подай-принеси». Корпус дал течь, но ее удалось заделать. Механики возились с машиной, что-то разбирали, регулировали, смазывали и заново собирали. Наверху чинили такелаж.

Оказалось, буря унесла одного матроса. Отец Пафнутий отслужил заупокойную. Матросы помолчали, повздыхали и по команде «накройсь» разом нахлобучили бескозырки. Вот и все морские похороны. Был человек – и нет человека.

Погода стала налаживаться, и все вокруг повеселели. Посыпались шутки. Выбежавший из трюмных глубин Шкертик, рыча, трепал за шкирку только что умерщвленную им крысу. Встряхивая, проверял: не прикидывается ли? Пса подбадривали: так, мол, ее!

Потом крыса полетела за борт, а Нила заставили лопатить палубу. Ничего, не привыкать.

И вахта-то близилась к концу, рында отбила шесть склянок. Нил с ужасом думал: неужто и сегодня заставят учиться? Поесть бы вместо всей этой науки щец с солониной да в кубрик на боковую…

Идущий впереди «Победослав» вдруг пустил дым из полосатой своей трубы, и капитан Басаргин тоже приказал разводить пары. Нил знал, как это делается: сначала надо разжечь топки, для чего в каждую из них на слой угля кладется щепа, поленья и смоченная керосином либо маслом ветошь. В работе кочегара есть и приятные минуты. У себя в Горелове Нил любил растапливать большую, в четверть избы печь. Есть особенное удовольствие в том, чтобы сунуть в сложенные шалашиком щепки обрывок горящей, извивающейся в огне бересты, притворить дверцу и глядеть через оставленную щель, как оживает веселое пламя, потрескивают угольки, рождается тяга и печь начинает тихонечко гудеть. Волшебство! На корабле оно происходит грубее, но все равно стоит посмотреть. Жаль, нельзя отлучиться – вахта.

Прошло не больше часа, и лопасти гребных колес пришли в движение. «Чухонец» задышал, как кит. Пробило восемь склянок, но Нил, сменившись, не пошел ни спать, ни в кочегарку. На верхней палубе вдруг началась какая-то суета, смысл которой ускользал от юнги. Да что случилось-то?..

Окликнул было дядю Сидора, но тот очень спешил и лишь рукой махнул – отстань, мол, не до тебя. А капитан Басаргин смотрел с мостика в бинокль куда-то назад. Потом стал смотреть вправо. Пробравшись к правому борту, стал смотреть и Нил.

Увидал вдалеке корабли, ничего не понял. Ну корабли, что корабли?.. Чего все забегали? Потом услыхал: «Пираты».

Стало жутко и немного весело. Вспомнились вечерние рассказы в матросском кружке на баке под сонный плеск полн. Неужто оно?

Сыграли боевую тревогу. Хобот гигантского орудия канонерки пришел в движение. Лязгнул механизм подачи, и в разверстое нутро чудовища скользнула пузатая бомба – ни дать ни взять сахарная голова, невесть зачем покрашенная под металл и снабженная свинцовым пояском. Фейерверкер Лука Фомич Медвежко и канонир Вавила Силыч Бубонный, оба богатыри хоть куда, шутя забросили в лоток пудовые полузаряды. Чудо-пушка сглотнула их быстрее, чем щука глотает плотву, и закрылась толстой крышкой.

Очень долго не стреляли. Нил даже усомнился про себя: и впрямь ли пираты преследуют корвет и канонерку? Спросить было не у кого – на него только шикали, чтобы не вертелся под ногами, или молча убирали с дороги. Как жаль, что барин путешествует на корвете, а не на канонерке! Он бы объяснил.

Стих ветер, убрали паруса. «Чухонец» сразу как будто уменьшился. Пыхтела машина, звучно шлепали по воде плицы, награждая море оплеушинами.

Внезапно борта тех чужих судов, что шли справа, окутались дымом, и Нил услышал чутким ухом приближающийся посторонний звук. Встали и рассыпались столбы воды.

«Стреляют, – удивился Нил. – По нам стреляют!»

Только теперь он окончательно уверился: да, это пираты. Те самые, с кем война не на жизнь, а на смерть. Но не испугался. Пиратские корабли были далеко и вовсе не казались страшными.

Снова и снова вставали водяные столбы – сначала далеко от «Чухонца», потом все ближе. Один столб вырос прямо под носом, обрызгало бак. И сейчас же орудие канонерки оглушительно выпалило.

Нилу почудилось, что на него падает небо. Палуба на мгновение ушла из-под ног. Носовая часть судна присела от отдачи, но сейчас же вернулась, как вынырнувший поплавок, и наподдала по пяткам. Завоняло порохом. Уши заложило; Нил не слышал, что кричит, потрясая кулаками, сердитый Басаргин с мостика, но понимал: ругается. Понял и почему: выстрел был произведен случайно, без приказа. Подумал: а что во флоте разрешается делать без приказа? Тонуть – и то вряд ли.

Грохнуло еще, но в стороне и гораздо слабее. «Победослав заговорил!» – громко прокомментировал кто-то, и Нил услышал. «Открыть огонь по противнику! – прокричал в рупор сориентировавшийся Басаргин. – Наводи в головной барк! Хорошенько его, братцы!»

И началось.

Каждые три минуты раздавалось «товьсь!», и прислуга отскакивала от орудия. «Пли!» – и Нил, затыкая уши, разевал по-рыбьи рот, потому что иначе можно было оглохнуть. Следовал ощущаемый всем телом удар, и еще одна бомба, сверля воздух, уносилась в небо. Так продолжалось довольно долго.

– Попадание! – загомонили вдруг сразу несколько матросов. – Братцы, ура! Угостили пирата!

В первый момент Нил не заметил на головном барке никаких повреждений. Потом разглядел: от его бизань-мачты осталась половина, и та какая-то скособоченная.

– Это не мы, – с сожалением сказал один матрос. – Это восьмидюймовка с корвета. Если бы мы им залепили, пирата бы небось пополам перервало…

– Все равно ура! Так их!..

– Фомич, не подгадь! Наводи ихнему адмиралу прямо в…

– Отставить разговоры! – кричал лейтенант. – Прицел… Целик… Товьсь! Пли!

Не сразу Нил вспомнил, где ему надлежит быть по боевому расписанию, а вспомнив, успокоился: в противопожарной команде. Значит, он почти на месте. Вот и щит с развешенными на нем баграми, топориками и ведрами. Стало быть, все в порядке. Покуда пожара нет, пожарные могут отдыхать.

А за что хвататься в случае пожара? Нил с трудом приподнял железный багор – тяжел! Взял топорик с клювом на обухе, попробовал: по руке ли? «О, абордажная команда! – рассмеялся, пробегая мимо, молодой веселый мичман. – Не дрейфь, нос выше!»

Нил старался не дрейфить. Близких падений снарядов больше не было – пираты сосредоточили огонь на «Победославе». Вот на него было жутковато смотреть. Весь окруженный водяными столбами, иные из которых взлетали, казалось, выше мачт, корвет продолжал вести огонь. Потом что-то вспыхнуло на его правом борту, и Нила вновь ударило по барабанным перепонкам – не так, как при пушечном выстреле, иначе. По борту корвета поползло облачко.

– Братцы, нашим попало! – заголосил кто-то.

Охнув, Нил вытянул шею. «Победослав» все так же резал море и тонуть, по-видимому, не намеревался. Никаких повреждений на нем не замечалось.

– Броневой пояс, – с неприкрытой завистью прокомментировал щуплый матрос. – Нам бы такой, да винт вместо колес, да…

Договорить он не успел. На корме «Чухонца» внезапно расцвел огненный цветок, и матрос, громко ойкнув, повалился на палубу. Что-то со свистом пролетело над головой Нила и ударилось в щит с баграми. Едко запахло сгоревшей взрывчаткой.