Текст книги "Над полем боя"

Автор книги: Александр Ефимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)

Оказавшись невольными виновниками происшествий, мы с Васильевым не хотели, чтобы даже тень от них упала на нас. Смелыми действиями мы старались поддержать свой боевой авторитет, которым летчики очень дорожили.

С благодарностью думали мы после происшествий о майоре Карякине. "Все-таки толковый пришел к нам командир. Быстро разобрался в обстановке, не отстранил нас от полетов, а послал в бой. Значит, майор Карякин верит в нас..." И это доверие мы старались оправдать в последующих вылетах.

...Наша пара снова в воздухе. Все заботы, не связанные с заданием, как говорят, остались на земле. Ровно гудит мотор. Слежу за ведущим, веду круговую осмотрительность.

С момента пролета линии фронта нас время от времени сопровождает огонь вражеских зениток. Но стреляют фашисты плохо. Мы летим на малой высоте, у нас, естественно, очень большое угловое перемещение, и зенитные снаряды рвутся далеко за килем самолета.

Словно в калейдоскопе, мелькают черные пожарища деревень, лесные опушки, балки, стога соломы на заснеженных полях. Вот и цель – железнодорожная станция. Можно с ходу ударить по эшелонам и зенитным орудиям. Но Васильев осторожничает. Почему никто по нас не стреляет? Может быть, станция уже занята нашими?

Ведущий делает второй заход. И тут гитлеровцы не выдерживают, открывают огонь. Стремительно выполняем противозенитный маневр и пикируем на батарею. Мне нравится летать в бой с моим бывшим командиром звена. Мы хорошо сработались в воздухе. Вот и сейчас пара штурмовиков действует слаженно и напористо. Наши самолеты проносятся над головами гитлеровцев. Мы не даем им возможности вести прицельный огонь, сами же точно поражаем цели. Лейтенант Васильев грамотно оценивает воздушную обстановку, умеет лавировать между клубками зенитных разрывов. Я всегда стремился перенять у него это искусство поражать врага и не подвергать удару себя и своих ведомых.

...В упоении боя как бы отлетает чувство опасности. Заставив замолчать зенитную батарею, мы сбросили бомбы на эшелоны. Не попасть в них с такой высоты невозможно, хотя бомбить узкие цели всегда трудно.

Не случайно же в годы войны можно было услышать такое житейское правило, что если ты находишься на железной дороге во время бомбежки, то никуда не надо бежать спасаться. Просто нужно лечь между рельсами. Наш прошлый опыт бомбежек мостов, переправ, железной дороги тоже в какой-то мере подтверждал это. В ходе наступления мы иногда выезжали на объекты штурмовки, чтобы посмотреть на свою работу. Как правило, вдоль железной дороги, справа и слева от полотна, чернели воронки, но между рельсов их почти не встречалось.

...Мы делаем вид, что уходим от станции, а потом разворачиваемся на 180 градусов и для верности обрушиваем на противника огонь пушек. Включаю фотоаппарат, чтобы запечатлеть пожарища, разбитую станцию, зенитки с уродливо торчащими немыми стволами.

Когда наши еще мокрые фотоснимки положат на стол командиру, он, конечно, скажет:

– Отличная работа!

Да, война это тоже работа. В бою недостаточно только смелости и героизма. Воевать надо уметь. И уже не немцы, а мы начинаем диктовать противнику свои условия. Искусство это мы постигали непосредственно в боевых полетах. Крупица за крупицей приходилось собирать полезное, нужное, целесообразное из боевого опыта. И доставалось нам это дорогой ценой.

...С утра до вечера, пока темнота не закрывала аэродром, один за другим следовали вылеты на боевые задания. В ожидании повторного вылета, пока механики и техники осматривали самолет, заправляли бензином, маслом, водой, а оружейники подвешивали бомбы, эрэсы, укладывали боекомплекты пушек и пулеметов, товарищи по оружию делились впечатлениями.

Тут уж каждый себе герой и искуснейший тактик. И чем моложе рассказчик, тем ярче палитра, смелее подвиги. В самых лучших красках рисуют пилоты свой полет, рассказывают, как обманули гитлеровских зенитчиков, как метко бомбили и обстреливали цели, как в лобовую сошлись с истребителями противника... Только жаль вот, что те быстро смотались...

В таких рассказах трудно отличить правду от домысла, потому что все, о чем говорится, – это быль, может быть, чуть-чуть приукрашенная, не точно сфокусированная, с некоторой долей фантазии. Но такова сущность личного восприятия боя.

В такие моменты, когда рассказчик, как говорят, еще не остыл после вылета, не принимаются никакие замечания или возражения относительно правильности тактики действий над целью, при отражении атак истребителей...

– Захожу на цель, даю залп из пушек, затем сбрасываю бомбы. И, как миленьких, накрыл гадов! – рассказывал один из летчиков нашей эскадрильи.

– Сначала надо было сбросить бомбы, – возразил другой, – а потом уж стрелять. Значит, не так действовал!

– То есть как это не так, если я задачу выполнил и привез отличные контрольные фотоснимки! Это ведь тактика! Творчество!..

Накаляются страсти. И уже в горячем споре о тактике в сердцах с размаху летят на землю перчатки, планшеты, шлемофоны... Каждый стремится доказать, что только он прав и его действия – чуть ли не эталон.

Подобные дискуссии часто возникали из-за того, что еще не было общих тактических установок, как штурмовать тот или иной объект, в какой последовательности применять оружие. Тогда у нас только вырабатывалась тактика на основе обобщения боевого опыта.

Каждый командир обычно учил подчиненных – летчиков и воздушных стрелков тому, что он считал необходимым, что хорошо знал сам. Но при таком подходе к делу многие из так называемых прописных тактических истин, известных в лучших эскадрильях и полках, эффективные способы боевой работы не брались на вооружение всеми летчиками. А противник, еще имевший тогда численное превосходство, иногда использовал наши промахи в тактике.

Чтобы обеспечить внезапность своих действий, фашистские истребители старались атаковать нас со стороны солнца или из-за облаков, пускали в ход другие хитрые приемы. Они часто нападали на наши самолеты, возвращавшиеся с задания, получившие повреждения в бою. Такие штурмовики, что называется, летели на честном слове, и расправиться с ними не составляло большого труда. Случалось и такое, когда летчики, стрелки использовали весь боекомплект над целью, а на обратном пути приходилось отстреливаться от наседавшего врага из... ракетниц.

Само собой понятно, экипаж штурмовика при возвращении с задания был не тот. После многочисленных атак спадало возбуждение, сказывалось утомление от чрезмерного напряжения в бою. Много неприятностей приносила нам потеря бдительности в воздухе при возвращении домой. В таких условиях наши машины иногда становились легкой добычей истребителей противника.

У вражеских зенитчиков тоже была своя, по-прусскп отработанная тактика. Нередко они долго не обнаруживали себя, дожидаясь перехода штурмовиков в пикирование, или открывали кинжальный огонь, когда мы выходили из атаки. В этот момент скорость полета заметно снижалась, и прицеливаться противнику было легче. Иногда гитлеровцы ставили огневой заслон на пути пикирующих штурмовиков, предварительно пристреляв высоты. Следует, однако, сказать, что все эти уловки врага далеко не всегда приносили ему успех.

Тактика фашистов отличалась скорее высокой техникой выполнения приемов и коварством, нежели разнообразием. Ее, конечно, нетрудно было изучить и найти противодействие. Но ведь к нам на фронт в авиационные полки почти ежедневно прибывали летчики, штурманы, воздушные стрелки, не имевшие никакого боевого опыта. И случалось, что, пока они на практике постигали шаблонные действия гитлеровцев, зачастую сами становились мишенью для врага, возвращаясь домой на изрешеченных самолетах.

В борьбе с сильным и коварным противником требовались высочайший порядок и организованность. Наши вышестоящие командиры понимали это. В полк часто поступали указания, требующие улучшить методику проведения занятий с летным составом и особенно методику занятий по тактической подготовке. Но среди наших товарищей тогда еще стойко держалось мнение, что все возможные варианты боя, все его неповторимые в своем разнообразии моменты разобрать и запомнить нельзя. Поэтому многие в общем-то неплохие летчики, но еще незрелые тактики, не желая утруждать себя упорной работой на земле, не привыкшие тщательно готовиться к каждому боевому вылету, полагались на какое-то шестое чувство интуицию. Дескать, эта самая интуиция в нужный момент подскажет летчику правильное решение. Скажу прямо, ошибались эти товарищи. Интуиция часто подводила их.

На первую в дивизии конференцию по обобщению боевого опыта мы шли с большим недоверием. Казалось, ну зачем она? Есть у нас командир, систематически проводятся разборы полетов. Старший начальник всегда скажет, кто как действовал при выполнении задания, у кого какие были ошибки, похвалит отличившихся. А тут вдруг – конференция...

В назначенный час мы собрались в случайно уцелевшем здании деревенского клуба. Рядом были отрыты щели на случай воздушной тревоги. А на крыше клуба два солдата вели наблюдение.

Над покосившейся сценой – кумачовый плакат: "Привет творцам боевого опыта!"

За столом президиума – командир дивизии полковник В. Смоловик, начальник политотдела полковник М. Лозинцев, начальник штаба дивизии подполковник А. Епанчин, командиры полков. Каждый из них провел большую работу по подготовке выступающих, чтобы первая в нашем соединении конференция по обобщению боевого опыта принесла пользу. Вероятно, поэтому наши руководители и чувствовали себя именинниками. Все сидели в наглаженных гимнастерках, при орденах и медалях.

Много орденоносцев было и в переполненном зале. Здесь собрался цвет нашего авиационного соединения – лучшие летчики и воздушные стрелки из трех штурмовых полков. Открыл конференцию полковник Смоловик. На озабоченном лице нашего строгого комдива редко появлялась улыбка. Но в тот день он был в каком-то особом настроении. С большой теплотой рассказывал Валентин Иванович о наших героях.

Речь командира была яркой, образной.

– Маленькие ручейки, – говорил полковник, – образуют речки. Они, в свою очередь, вливаются в реки и несут свои могучие воды в моря и океаны. И Волга наша начинается с ручейка.

Все присутствующие сразу поняли, куда клонит комдив. А он, заканчивая свое выступление, сказал, что боевая мощь наших полков складывается из мастерства отдельных летчиков, экипажей, их смелости, героизма, воли и стойкости...

Образное сравнение понравилось. Теперь и те, кто сетовал на созыв конференции, поняли, что они – это и есть тe самые ручейки, что из отлично подготовленных экипажей и звеньев складывается боевая мощь сражающейся армии. И надо сделать все возможное, чтобы передовой опыт лучших летчиков и воздушных стрелков каждому взять на вооружение.

Один из наших лучших летчиков капитан Евграф Селиванов рассказал собравшимся, как он ведет детальную ориентировку в полете по новым, неизученным маршрутам, как восстанавливает ее после воздушного боя с истребителями противника.

По совету командира полка выступил и я. Говорил о том, как мы строим боевой порядок штурмовиков при нанесении ударов по хорошо защищенным зенитками вражеским объектам. Экипажи обеспечения всей своей огневой мощью подавляют зенитки, а основная, ударная группа тем временем штурмует цель. Этот вроде бы нехитрый прием давал хороший эффект. Забегая вперед, скажу, что этот способ действий взяли на вооружение все летчики нашей дивизии.

О находчивости, дерзости летчика, о необходимости чувствовать себя хозяином неба говорил на конференции старший лейтенант А. Васильев. Для этого надо творчески относиться к полету, задолго до вылета всесторонне обдумывать свои действия. Творчество в воздухе начинается с работы на земле.

Летчик привел пример, как в одном из полетов он и его ведомые заметили некоторое оживление на дороге, ведущей в лес. Решили проверить. Оказалось, что у гитлеровцев там крупный склад горючего. И тотчас командир группы принял решение уничтожить этот склад. Штурмовики отлично выполнили задачу.

В другой раз, возвращаясь с задания, летчик увидел в небе транспортный самолет. Анатолий приблизился к нему и дал длинную очередь из пушек. Фашистский "юнкерс" развалился в воздухе. Таким образом, Васильев как бы между делом прибавил к своему боевому счету, так сказать, попутно сбитый вражеский самолет.

Интересным было выступление начальника штаба дивизии подполковника Епанчина. Он говорил об истребителях прикрытия. Некоторые из них без нужды вступали в бой с намеренно отвлекавшим их воздушным противником, в то время как другая группа "мессеров" или "фокке-вульфов" беспрепятственно нападала на наши штурмовики.

Истребители прикрытия, безусловно, хорошо помогали нам в боевой работе. Если мы видели, что они патрулируют в районе боевых действий, то смело шли к цели. А когда истребители прикрывали нас в течение всего боевого полета, то мы испытывали большое облегчение, ощущая их огневую и моральную поддержку.

Нас, например, часто прикрывали истребители полка, которым командовал майор Н. И. Алабин. Сам Николай Иванович – общий любимец штурмовиков. В полете он зорко смотрел за противником, напористо отражал его атаки, не давая спуску ни "мессерам", ни "фокке-вульфам". Это был мастер воздушного боя. И подчиненные майора Алабина никогда не отставали от штурмовиков. Вместе с нами они смело атаковали наземные цели и помогали подавлять огонь зенитной артиллерии. С такими асами штурмовики всегда чувствовали себя уверенно.

Вот об этом товариществе, о взаимной выручке и тактическом мастерстве в совместных действиях говорил подполковник Епанчин.

Начальник штаба критиковал за нерасторопность некоторых командиров звеньев и эскадрилий, тех, кто слабо внедрял передовой опыт. Рекомендовался предложенный летчиками нашего полка метод: выделять из состава ударной группы один-два штурмовика для полета на некотором удалении от общего строя.

Естественно, противник скорее замечал ударную группу и набрасывался на нее. Вот тогда и приходили на выручку товарищам те штурмовики. Искусно маскируясь под фон местности, они внезапно атаковали истребители. При полете по маршруту растянутый пеленг – наиболее целесообразный в тактическом отношении боевой порядок штурмовиков. Пользуясь им, только наша эскадрилья за короткий срок уничтожила в воздухе три вражеских истребителя. Этот опыт был обобщен, о нем сообщили в другие полки дивизии, но там почему-то долго не мог найти распространения.

Медленно внедрялось и другое наше новшество: маневр внутри группы. Раньше от летчиков строго требовали при любых обстоятельствах держать свое место в боевом порядке. Мы же у себя в эскадрилье дали возможность каждому пилоту маневрировать в определенных пределах: лететь выше или ниже ведущего, изменять дистанцию между самолетами. Все это улучшало осмотрительность, затрудняло атаки фашистским истребителям, мешало их зенитчикам вести точный огонь по штурмовикам...

Вопросы, разбиравшиеся на конференции по обобщению передового опыта, были настолько важны для ее участников, так близки их помыслам и стремлениям, что в ходе обсуждения временами было очень шумно. В гуле всеобщего одобрения или в негодующих возгласах порой нельзя было расслышать, о чем дальше говорит выступающий. И тогда долго звенел председательский колокольчик, прежде чем зал успокаивался.

Сыр-бор разгорелся во время обсуждения способа штурмовки с малых высот. В начале войны при действиях штурмовиков по колоннам войск противника вне тактической и огневой связи со своими войсками атака с малых высот обеспечивала внезапность удара и оправдала себя.

При относительной стабилизации линии фронта, все более частых ударах по объектам на поле боя, когда приходилось действовать в зоне сильного зенитного огня и плотного прикрытия истребителями, в тесной связи со своими сухопутными войсками и по близко расположенным к ним малоразмерным объектам, атака с бреющего полета в какой-то мере теряла свою эффективность.

Удар с малых высот не позволял летчикам полностью использовать боевые возможности штурмовика. Бомбы при этом приходилось сбрасывать с замедленным взрывом, чтобы но поразить осколками свой самолет. Существенно снижалась точность бомбометания и от рикошетирования бомб. Стрельба из пушек и пулеметов тоже была затруднена, и это эффективное оружие зачастую не использовалось. При атаке с бреющего полета почти невозможно поражать цели в окопах, траншеях, обвалованиях и за складками местности.

Резко ухудшались в бреющем полете условия ведения ориентировки и войска цели. Штурмовики вынуждены были летать вдоль какого-то линейного ориентира или привязываться к хорошо заметным площадным, чтобы точно выйти в район расположения цели.

Для выхода на объект с бреющего полета кое-где даже стали применяться лидеры – истребители или пикирующие бомбардировщики, летавшие на больших высотах. Они выводили штурмовики на цель, но при этом терялась внезапность, лежавшая в основе атаки с бреющего полета. В свою очередь, и истребители прикрытия, выделенные для сопровождения штурмовиков, вынуждены были ходить с превышением и тем самым тоже демаскировали ударную группу. В какой-то мере тактика штурмовой авиации нуждалась в пересмотре.

Лучшие результаты достигались штурмовиками при атаке целей с пикирования под углом 25-35 градусов. Выход на цель при этом осуществлялся на высоте 8001200 метров для бомбометания и 400-600 метров – для стрельбы. Это облегчало ведение ориентировки, наблюдение за обстановкой и отыскание цели. Бомбовые удары, стрельба из пушек, пулеметов и эрэсами обеспечивались с наивыгоднейших дистанций. Огонь штурмовиков стал более точным, эффективным. Появилась возможность применения бомб со взрывателями мгновенного действия.

Если требовалось длительное воздействие на цель, штурмовики становились в круг и последовательно атаковали вражеский объект.

Нашлись, конечно, и скептики, которые подвергли сомнению преимущества атак с пикирования. Лейтенант Н. Киселев, например, заявил, что он всегда предпочитает полет к цели и обратно на малой высоте, особенно если в воздухе много истребителей. Его поддержал старший лейтенант А. Вентоменко. Правда, он отметил, что нельзя применять пикирование при низкой облачности.

Всех "помирил" капитан Сергеев. Он правильно сказал, что тактика не отвергает, а предполагает творчество летчика. А творчество должно соответствовать сложившейся обстановке. Использовать и совершенствовать бреющий полет безусловно, надо каждому, однако сводить всю тактику штурмовой авиации только к атакам с бреющего полета не следует.

Капитан Сергеев привел пример успешного бомбометания по стоянке вражеских самолетов с высоты 200 – 300 метров бомбами со взрывателями мгновенного действия. Нижняя кромка облачности не позволила тогда нанести удар другим способом. Чтобы самолеты группы не получили повреждений от своих бомб, после их сбрасывания был выполнен маневр с набором высоты. Пришлось при этом даже залететь в облака. Такая атака, конечно, требует хорошей слетанности и четкого выполнения всех ее элементов.

Капитана Сергеева хорошо знали летчики дивизии, беззаветно верили ему и внимательно слушали. Василий Павлович никогда слов на ветер не бросал.

Как всегда, аргументированным было выступление нашего начальника штаба майора Полякова, который небезуспешно попытался проанализировать боевые действия 198-го полка. Сергей Васильевич подсчитал, что 75 процентов всех наших боевых вылетов за год войны мы сделали на уничтожение живой силы и боевой техники противника непосредственно на поле боя. На штурмовку подходящих резервов по шоссейным и железным дорогам, разрушение мостов приходилось 15 процентов, на удары по вражеским аэродромам – 5. Им были учтены даже полеты на транспортировку боеприпасов и других важных грузов в тыл противника. По его данным, они составили всего 0,6 процента от общего боевого налета.

После тщательного исследования капитан Поляков установил, что от огня зенитной артиллерии противника мы потеряли 63 процента самолетов, а от атак истребителей – 36 процентов. И далее Сергей Васильевич комментировал:

– К возможной встрече с истребителями противника наши экипажи более или менее готовятся, а залпы зениток для штурмовиков часто бывают внезапными. Почему? Потому что летчики не изучают средства ПВО противника на подходах к цели. Далеко не в каждом вылете назначается группа подавления зениток. Отсюда неоправданные потери от их огня...

Начальник штаба раскрывал причину за причиной неудач экипажей штурмовиков в борьбе с зенитками, пока, как говорится, по ниточке не размотал весь клубок так называемых скрытых причин.

Конечно, не сразу сказались итоги конференции на качестве наших боевых полетов. Но, несомненно, в сердцах и умах воздушных бойцов она оставила свой след. Заметно это было прежде всего потому, что тактикой штурмовых ударов, воздушных боев стали заниматься не только на разборах полетов, в часы занятий, но и в любое другое свободное время.

Так суровые будни нашей борьбы диктовали нам свои требования, наполняя новым содержанием боевую жизнь фронтовиков.

...И снова под крыло моего штурмовика несутся перелески, поляны, мелькают еще не освободившиеся от льда речушки, селения, разоренные фашистами. Такой нам открылась Смоленщина ранней весной 1943 года. По раскисшим дорогам и целине шли в наступление советские танки, неся на броне десанты автоматчиков. Взаимодействуя с наземными частями, наш полк наносил штурмовые удары по отходящему противнику.

Моральный дух войск был очень высок. Мы наступали, освобождая от врага родные города и села, вызволяя советских людей из рабства. Сознавая это, люди испытывали ни с чем не сравнимое чувство – чувство гордости воинов-освободителей, совершающих свой ратный подвиг. Наконец-то и на нашу улицу пришел праздник! И хотя предстояли тяжелые бои, а война была в самом разгаре, никто не сомневался в нашей окончательной победе. Советское информбюро передало, что третьего марта наши войска освободили Ржев. Была взята и станция Осуга. Это на ее путях я бомбил эшелоны в первом боевом вылете.

Восьмого марта наши танкисты освободили город и железнодорожную станцию Сычевка. Только убитыми фашисты потеряли здесь до 8 тысяч солдат и офицеров. Советские войска захватили на платформах 8 самолетов. Нашими трофеями стали также 22 паровоза, 310 вагонов и 215 железнодорожных цистерн с горючим.

Двенадцатого марта была освобождена Вязьма. В боях за город и станцию убито 8 тысяч гитлеровцев. Несколькими днями раньше в результате двукратного штурма наши войска овладели Гжатском. Наконец-то самый близкий к Москве гжатско-вяземский плацдарм врага был ликвидирован.

Нам очень хотелось взглянуть на результаты своих штурмовок на железнодорожных станциях Осуга и Сычевка. К командиру была направлена делегация. Пошли Васильев, Селиванов и я. Командир вместе с замполитом майором Зайцевым и начальником штаба майором Поляковым изучали обстановку. Вид у всех был настолько озабоченный, что никто из нас не решился обратиться к командиру с просьбой.

– По какому вопросу, товарищи? – первым нарушил молчание Карякин.

– Разрешите посмотреть на свою работу на станциях Осуга и Сычевка, высказал общую просьбу никогда не терявшийся Анатолий Васильев.

– И на Ржев не мешало бы взглянуть, – добавил Евграф Селиванов, – сколько бились за этот город!

Майор Карякин задумчиво побарабанил пальцами по

самодельному столу. Видно, и ему хотелось взглянуть на эту "работу".

Но командир сказал совсем не то, чего мы от него ждали. Он повернулся к начальнику штаба и твердо произнес:

– Соберите, пожалуйста, весь летный состав!

Вместе с офицерами штаба и начальниками служб мы собрались в столовой, где уже висела карта с нанесенной обстановкой. Все внимательно разглядывали синие и красные стрелы, обозначавшие направление ударов, разграничительные линии и с нетерпением ждали, что скажет командир.

Майор Карякин предоставил слово начальнику штаба:

– Доложите обстановку на нашем участке фронта!

Взяв указку, майор Поляков показывал передний край, называл части, которые мы поддерживаем, соседей справа и слева, изложил действия войск.

Утром после сильной артиллерийской подготовки противник из района севернее Жиздры контратаковал наши позиции. Немцы ввели в бой крупные силы пехоты, танков и авиации. Завязались ожесточенные встречные бои. В первые же часы нашими артиллеристами-иптаповцами был разгромлен авангард 9-й немецкой танковой дивизии. Но, несмотря на большие потери, фашисты вводят в бой новые силы.

Нашему авиационному полку поставлена задача ударами с воздуха поддержать действия своих войск.

Командир полка посмотрел на часы и сказал:

– Первый вылет – в двенадцать часов. Указания по выполнению задания получат ведущие групп.

О конкретных задачах он умолчал, потому что сам еще, по-видимому, не представлял, на каком участке должен действовать полк и какую задачу поставит перед нами общевойсковой начальник.

За последнее время значительно улучшилось наше взаимодействие с наземными войсками. Общевойсковые командиры на деле убедились, как много значит для них наша поддержка с воздуха.

Чтобы выполнять боевые задания в непосредственной близости от своих войск, нам приходилось тщательно готовиться к каждому вылету. При полете над полем боя надо было буквально с одного взгляда уяснить, что творится на земле, где проходит передний край, каким целям отдать "предпочтение", как сманеврировать, чтобы в горячке боя не ударить по своим. Правда, наши пехотинцы быстро научились обозначать себя белыми полотнищами, давать целеуказания серией ракет.

Нашей группе было приказано нанести удар по танкам противника. Мы догадывались, что получим именно такое задание, так как с утра в бомбоотсеки наших самолетов были загружены противотанковые бомбы – примерно по 200-250 штук на каждый штурмовик. Долго нам ждать не пришлешь.

– Васильев – взлет!

– Ефимов – взлет!

– Правдивцев – взлет! – выкрикивал на командном пункте начальник штаба, не отрывая телефонной трубки от уха.

Майор Поляков успевал держать связь с дивизией, наблюдать за взлетом заранее составленных им групп и докладывать об этом наверх. Уже в полете мы входили в радиосвязь с нашими авиационными представителями, находившимися на НП общевойскового командира. У них мы и уточняли задачу.

– "Букет", "Букет", – вызвал своего наведенца летевший первым Анатолий Васильев. – Я – "Фиалка". Дайте цель!

Более неподходящих позывных для нас трудно было придумать. Но, видно, у начальника связи дивизии и его помощников уже не хватало фантазии каждый день придумывать для нас новые позывные.

Несмотря на всю серьезность обстановки, я не мог удержаться от улыбки, представляя, как названный нежным цветком Толя Васильев введет сейчас группу штурмовиков в пикирование и ахнет ПТАБами по фашистским танкам. Будут им фиалки!

– "Фиалка-два!"-вызвал уже меня наш наведенец. – Ваша цель – на опушке леса! Смотрите за первой группой.

И третья "Фиалка" получила ту же задачу. Не трудно было догадаться, что нам приказано штурмовать скопление фашистских танков. Догадку эту подтвердил плотный зенитный огонь гитлеровцев на подступах к цели. Вначале они били по группе Васильева, но скоро заметили и нас. Инстинктивно вжался в кабину, но продолжаю внимательно следить за обстановкой. На опушке леса заметил замаскированные танки противника. Вот куда запрятались!

– Сейчас получите, гады! – произношу я вслух и выполняю противозенитный маневр.

– Что говоришь, командир? – беспокоится мой ведомый Бабкин, опасаясь пропустить нужную команду. Видно, раньше времени я нажал кнопку радиостанции.

– Атакуем! – кричу вместо ответа и ввожу самолет в пикирование.

Послушный штурмовик энергично опускает нос. Доворачиваю его в нужном направлении и накладываю перекрестье прицела на цель. Где-то позади и выше рвутся зенитные снаряды. Стрелок следит за разрывами и самолетами ведомых.

– Хорошо идем!

Пока опасности нет. Все внимание – земле.

С каждой секундой нарастает скорость сближения с целью. Едва заметные "жуки" превращаются в хорошо различимые железные коробки. Рядом с ними и чуть в стороне развернулись серые пушистые коврики. Это разрывы бомб. ПТАБы Васильева легли не совсем точно. Нужно внести поправку. Быстро определяю ее и выношу прицел. Хочется ударить так, чтобы накрыть скопление вражеских машин.

Видно, что гитлеровские танки изготовились для атаки, но мы упредили их. Васильев заставил немцев остановиться, расстроил их ряды. Теперь наш черед. Сбрасываем бомбы...

Вывожу самолет из пикирования. Чувствую, как он дрожит, словно в лихорадке. Это мой воздушный стрелок пулеметной строчкой гасит огонь гитлеровских зенитчиков.

– Накрыли хорошо! – докладывает он. – Сзади все в порядке!

Выполняю разворот, готовлюсь ко второму заходу. Впереди, выше – группа Васильева. Он уже подходит к объекту для повторной атаки. Оборачиваюсь, смотрю, что делается в районе цели. Кажется, действительно накрыли ее. Среди серых разрывов-ковриков кое-где появились темно-красные языки пламени и столбы белесого дыма. Горят фашистские танки!

На цель заходит "Фиалка-три". Эта группа тоже несет ПТАБы. Смотрю за ведомыми – все на месте. Готовимся к повторной атаке. Завожу группу на цель. Пускаем в ход эрэсы, а затем пушки. Бьем по тому же лесочку, но разобрать что-либо на земле уже невозможно. Сплошной дым и пыль от разрывов и пожаров. Нам этого мало. На борту еще изрядный запас снарядов. Вслед за Васильевым выполняю третий заход.

Остервенело бьют зенитки. Командую двум своим ведомым: "Атаковать!" Сам с напарником опять начинаю долбить цель. Пушки и пулеметы не очень-то эффективны против танков. По там ведь и живая сила. Заканчиваем атаку. Последние очереди стрелка по цели. И как раз вовремя слышим команду с земли:

– Уходите, горбатые!

Мы уходим. А навстречу нам – новые группы штурмовиков. Приземляемся на опустевшем аэродроме. Возбужденно обмеливаемся впечатлениями.

– Подходяще долбанули! – затягиваясь дымком от самокрутки, говорит мой неизменный ведомый Михаил Бабкин.

...Самолеты подготовлены к повторному вылету. На этот раз они загружены осколочными бомбами малого калибра. Значит, нас пошлют штурмовать либо артиллерийские и минометные батареи, либо живую силу противника на поле боя.

Неожиданно на нашей стоянке появился помощник начальника политотдела дивизии по комсомолу капитан Василий Копейкин.

– Возьмите за воздушного стрелка, – обращается он ко всем, но поглядывает больше на Бабкина. Копейкин близок с Михаилом по комсомольским делам.

– Как, командир? – кивнул тот в мою сторону.