Текст книги "Поэтические воззрения славян на природу - том 1"
Автор книги: Александр Афанасьев
Жанр:
Культурология
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 39 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]
V. Солнце и богиня весенних гроз
Кругловидная форма солнца заставляла древнего человека видеть в нем огненное колесо, кольцо или щит. Колесо, старин, коло, означает: круг (около – вокруг); уменьшит, кольцо – звено цепи, металлический кружок, носимый на пальце; коло у нас употребляется в значении колеса (в машинах), а у других славян в значении хороводной пляски – точно так же, как слово круг означает в областных наречиях: и колесо и хоровод, почему и хороводные песни называются круговыми;[569]569
Обл. сл., 87,94.
[Закрыть] колесо служит метафорою и для серьги: «под лесом-лесом (= волосами) колёса с повесом». Впечатлительная фантазия первобытного народа быстро схватывала всякое сходство. Колесо, обращающееся вокруг оси, напоминало ему движущееся по небесному своду солнце, которое в одной народной загадке названо птицею-вертеницею,[570]570
Сементов., 5.
[Закрыть] а в другой – шаром вертлянским: «по заре зарянской катится шар вертлянский; никому его не обойти и не объехати».[571]571
Послов. Даля, 1061.
[Закрыть] О наступлении ночи до сих пор выражаются: «солнце закатилося»; в старинном апокрифе сказано, что «триста ангелов солнце воротят».[572]572
Щапов., 8.
[Закрыть] В народных песнях встречаем следующие выражения:
Колесом-колесом
Сонычко в гору йде,
А вже-ж наша Галичка
Из-пид винця йде.
Эти указания тем более заслуживают внимания, что они подтверждаются преда(106)ниями всех индоевропейских народов. Кун указал на ведаическое представление солнца колесом и справедливо заметил, что отсюда, а не обратно возникли сказания о поездах бога Солнца на чудесной колеснице. Демонический змей Ahi, надвигающий на небо сплошные массы облаков и рождающий в воздухе томительный зной (то, что у нас обозначается глаголом: парить), является в Ведах с именем Çyshna (иссушитель): он задерживает дождевые потоки, овладевает колесом солнца и распространяет на поля и леса губительный жар. В гимнах, обращенных к Индре, восхваляют этого громовержца за то, что он поражает своею молниеносною палицею змея, проливает дождь и, срывая с вершины облачного неба солнечное колесо, умиряет зной.[574]574
Кун, 56–58,65.
[Закрыть] Силы природы, в их вредных влияниях, обыкновенно приписывались демоническим чудовищам, тогда как с другой стороны те же самые силы, ради их благодетельных влияний, принимались за действия добрых богов; между демонами и богами шли нескончаемые битвы за владычество. Так в знойную пору песьих дней Индра сражался с змеем-иссушителем, Тор с великаном жаров (mit glutriesen Geirrödhr). Смена годовых времен особенно резко выставляла то благодатные, то разрушительные свойства обоготворенных стихий. Божество, щедрое на дары и дружелюбное в летнюю половину года, в зимний период являлось с другим недоброжелательным (демоническим) характером, и потому в представлениях народной фантазии оно распадалось на два отдельных, враждебных друг другу образа, которые спорили между собою и в известное время осиливали один другого.[575]575
Маннгардг Die Götterwelt, 31–32, 55–56. Датская сага различает летнего Одина от зимнего (Mitódhinn); во время зимы настоящий Один находится в ссылке, а на троне его восседает похититель; с приходом же весны роли их меняются.
[Закрыть] О борьбе летнего солнца с зимним сохранила любопытное свидетельство словацкая сказка. Борьба эта совершается в шуме грозы и происходит между зимним похитителем солнца и весенним его освободителем; представления, принадлежащие солнцу и громовнику, сливаются воедино. Когда соперники поломали свои мечи, весенний герой сказал: «обернемся лучше колесами и покатимся с горы: чье колесо будет разбито, тот и побежден!» Оборотились оба колесами и покатились с горы; колесо избавителя налетело на своего противника и раздробило его; но тот, перекинувшись молодцем, заявил, что враг размозжил ему только пальцы, а не победил. С своей стороны он предложил оборотиться в белое и красное пламя: чье пламя осилит другое, тот и победит. Похититель солнца оборотился белым пламенем, а соперник его красным. Долго они палили друг друга, и ни который не мог одолеть. На ту пору шел мимо старый нищий с длинною белою бородою. «Старик! – воскликнуло белое пламя, – принеси воды и залей красное пламя, я тебе подарю грош». А красное пламя перебило: «старик! я тебе дам червонец, только залей белое пламя». Старик принял сторону последнего, за которым и осталась победа.[576]576
Slov. pohad., 215–229.
[Закрыть] И колесо, и пламя – символы солнца. Удаляясь на зиму, оно утрачивает свой яркий блеск, становится бледным, что и продолжается до тех пор, пока с возвратом весны не искупается оно в дождевой воде: только тогда станет солнце – «красное» и заблестит на небе золотым червонцем.
Поэтическое представление солнца огненным колесом вызвало обычай зажигать в известные годовые праздники колеса – обычай, доселе соблюдаемый между немецкими и славянскими племенами. Это бывает: а) в начале весны (на масленице или на Светлой неделе), когда возжжение колеса служит символом возрождения солнца, после зимней его смерти, и b) на Иванов день, когда солнце, достигнувши (107) высшей точки своего течения, поворачивает с лета на зиму.[577]577
По некоторым местам обряд этот совершается и в другие чтимые народом дни, ближайшие к Иванову празднику.
[Закрыть] В разных сторонах Германии приготовляют тогда деревянные кружки со спицами, обкладывают их соломою, обмазывают дегтем и потом зажигают. Зажженный кружок утверждается на такой подставке, что если ударить по ней с другого конца, то он взлетает высоко на воздух, описывая в ночной темноте огненную дугу. В Швабии в день св. Вита берут старое тележное колесо, обвертывают соломою, смазывают дегтем и, установив в землю столб, в двенадцать футов вышины, втыкают на него приготовленное колесо ступицею и зажигают в сумерки. Взирая на яркое пламя, повторяют изречение: «да возведутся горе и взоры и длани, и да сложатся руки для молений!» В стране, орошаемой Мозелем, чествуется Иванов день следующим обрядом: каждая семья доставляет связку соломы на вершину ближайшей горы, куда к вечеру сходятся старики и юноши; этою соломою обвязывают огромное колесо, так что почти совсем не видать дерева; в средину его продевают крепкий шест, фута на три выдающийся с обеих сторон; из остатков соломы делают много небольших факелов, и по данному знаку следует возжжение колеса, которое в ту же минуту, с помощию продетого сквозь него шеста, приводится в движение и скатывается с горы в реку. Тут подымается радостный крик, все махают по воздуху горящими факелами; часть мужчин остается наверху, а другая спешит вниз за пылающим колесом. Часто оно потухает прежде, нежели достигнет Мозеля; но если упадет в воду объятое пламенем – это, по народному мнению, предвещает урожай винограда. Средневековые писатели прямо говорят, что колесо это принималось за священное изображение солнца.[578]578
Кун, 38–51,95-97; D. Myth., 578,586-7,594.
[Закрыть] Подобный обряд опускания с горы огненного колеса (kolo ohnive) свершается у хорутан; о том же обыкновении упоминает Сарторий в путешествии своем в Каринтию; в Галиции еще недавно (в 1844 г.) спускали зажженное колесо в Днестр.[579]579
Гануш, 185-6; D. Myth., 590.
[Закрыть] Русские поселяне, встречая во время масленицы весеннее солнце, возят сани, посредине которых утвержден столб, а на столбе надето вертящееся колесо. В Сибири сажают на это колесо парня, наряженного в женское платье и кокошник, что согласно с нашими народными преданиями, олицетворяющими солнце в женском образе; в Виленском повете, вместо того, привязывают к колесу чучело, которое и вертится на нем. Поезд сопровождается песнями и музыкой; в иных местах славят при этом Коляду, т. е. новорожденное солнце, и палят солому.[580]580
Маяк, XVII, 51; Сахаров., II, 73–74; Рус. прост, праздн., II, 127-8; Вест. Р. Г. О.1851,Ш, 41–43.
[Закрыть] В Воронежской губернии на Троицын день крестьяне Солдатского села, меняясь венками, поют песню:
В некоторых местностях Малороссии существует обычай, который состоит в том, что на праздник Купалы откатывают от зажженного костра колесо, выражая таким символическим знаком поворот солнца на зиму.[582]582
Рус. прост, праздн., IV, 44; Украинск. Вест. 1824, XII, 312–324.
[Закрыть] То же выражалось и сейчас (108) описанным скатыванием огненного колеса в реку: после поворота своего летнее солнце начинало пускаться с вершины небесной горы, и горячие лучи его точно так же погашались в дождевых потоках наступавшей осени, как пламя спущенного с горы колеса умирало в волнах реки. Разводимые на Иванову ночь костры нередко возжигаются пламенем, нарочно добываемым чрез трение сухого дерева о старое колесо.[583]583
Ж. М. Н. П. 1841, т. XXXI, ст. Сабинина, 24.
[Закрыть] Купальские или Ивановы огни слыли у германцев огнями солнечного по-BopoTa.(sunwentsfeuer) и небесными (himmelsfeuer).
Эдда дает солнцу название fagrahvel (прекрасное, блестящее колесо); сканд. hvel (колесо), англос. hveol, исл. hiol, швед. и дат. hjul (oт которого jul, jol = праздник зимнего поворота солнца), англ. wheel, фриз. fial сближаются с готск. hveila, др. – верх. – нем. hujila = вперед идущее, обращающееся время.[584]584
D. Myth., 664; Die Götteiwelt, 104, 235.
[Закрыть] Болгары называют декабрь– коложег,[585]585
Каравел., 270.
[Закрыть] т. е. месяц возжжения солнечного колеса = время, когда нарождается солнце. Греки, говоря о солнце, допускали выражения: ήλιον χυχλος, σφατρα или σιοχος, а римляне solis rota и orbis. Прометей, славный похищением небесного огня, запалил свой факел от колеса солнце-вой колесницы. Слова χυχλος и orbis прилагались и к полной луне; на языке скальдов месяц – hverfandi hvel (вертящееся колесо), и до сих пор в Оберпфальце о полнолунии говорят: «der mond ist voll, wie ein pflugrad».[586]586
Sonne, Mond u. Steme, 6–9; D. Myth., 664.
[Закрыть]
Кроме описанных нами праздничных обрядов, можно указать и на другие следы суеверного уважения к колесу, как эмблеме солнца. В Ишимском уезде уцелела поговорка: «жили в лесу, молились колесу».[587]587
Послов. Даля, 748.
[Закрыть] Во время скотского падежа немецкие крестьяне, чтобы отвратить беду, зажигают костер и перегоняют через него свои стада; этот целебный огонь (notfeuer) добывается вращением и трением оси, вставленной в ступицу колеса.[588]588
Кун, 45.
[Закрыть] В Тамбовской губ. протаскивают маленьких щенков сквозь жерло колеса для того, чтобы они не могли впоследствии сбеситься; а в Смоленской губ. ни за что не станут жечь в печи старых изломанных колес, чтобы овцы не страдали кружением, вертячкою (известная болезнь у овец).[589]589
Цебриков., 264.
[Закрыть] Заболевших «куриною слепотою» заставляют смотреть в ступницу старого колеса и надеются, что чрез это восстановится утраченная сила зрения: всепросветляющий, колесу подобный глаз-солнце избавит больного от слепоты – так же, как избавляет он мир от ночной тьмы.[590]590
Этн. Сб., V, 91 («Быт курск. кр.»).
[Закрыть] Санскр. aksha, родственное нашему око и лат. oculus, означает: глаз, ось и колесо, а в двойственном числе (akshi) – солнце и месяц.[591]591
Мат. сравн. слов., II, 270,273.
[Закрыть] Как колесо помогает от куриной слепоты, так золотое кольцо охраняет зрение от вредного действия оспы и кори (см. стр. 105). Оба слова: «колесо» и «кольцо» лингвистически тождественны, и в означенном поверье золотое кольцо есть символ солнца. Финны принимают солнце за металлическое кольцо, в средине которого заключена огненная материя. Вот слова финской песни, обращенные к солнцеву сыну: «вознеси огонь на небо в средину золотого кольца, пусть оно светит днем и покоится ночью, восходит поутру и закатывается вечером»!.[592]592
Der Ursprung der Myth., 241.
[Закрыть] На этой метафоре, уподобившей дневное светило золотому кольцу, основаны предания о волшебном кольце (wunschring), которое (109) обладает чудным свойством удовлетворять все желания своего счастливого владельца; так как, сверх того, солнце представлялось драгоценным камнем, то, в замену кольца, народные сказки говорят иногда о волшебном перстне.[593]593
Н. Р. Ск., VI, 67; VIII, стр. 540–553.
[Закрыть] Блестящие небесные светила: солнце, луна и звезды казались поэтической фантазии древнего человека дорогими самоцветными каменьями, украшающими свод небесного чертога. Жилища богов, по мнению язычников, сияли златом, серебром и алмазами. У индийцев солнце – светлый, горящий камень дня: dinamani (= диамант) или aharmani; то же воззрение разделялось и народами классического мира: греками и римлянами, как доказывают свидетельства памятников, собранные Шварцем. Плиний говорит: «solis gemma Candida est et ad speciem sideris in orbem fulgentes sparsit radios». Скандинавские поэты называли солнце – gimsteinn – gemma coeli. О звездах и месяце встречаются подобные же выражения, как о небесных камнях.[594]594
Кун, 251; D. Myth., 665,1168; Sonne, Mond u. Sterne, 1–3.
[Закрыть] Русская народная загадка изображает месяц и солнце двумя яхонтами.[595]595
Послов. Даля, 1060: «поле полеванское… и два яхонта» (небо, луна и солнце).
[Закрыть] В сказочном эпосе, столь богатом древнейшими мифическими представлениями, находим любопытный рассказ о герое, который отправляется в подводное царство (= дождевые облака) и добывает оттуда драгоценный камень, превращающий своим сиянием темную, непроглядную ночь в ясный день.[596]596
H. P. Cк. V,31.
[Закрыть] Камень этот соответствует блестящему карбункулу (karfunkel) немецких саг, о котором рассказывают, что в мрачных пещерах (= облачных горах) карликов он озаряет все ярким дневным светом. Вместе с олицетворением божественных сил природы в человеческих образах, блестящие светила стали рассматриваться, как драгоценные наряды: солнце явилось чудесным перстнем на руке бога, ночное небо – великолепною мантией, усыпанной бриллиантами-звездами и застегнутой на груди запонкою-месяцем (см. стр. 33); богиня Весна, срывая туманные покровы, облекающие мир в зимнюю половину года, убирается в одежды, украшенные золотом, серебром и самоцветными камнями.[597]597
Ibid., VIII, стр. 504.
[Закрыть] Так понятия совершенно различные, будучи сближены между собою ради сходства только некоторых признаков, взаимно переплетаются и ведут к сложным и запутанным представлениям в области народных верований.
Древние поэты любили изображать солнце блестящим, небесным щитом; у Овидия оно называется clypeus Phoedi, в Эдде – der schone himmelsschild; то же название дается ему и в санскрите.[598]598
D. Myth., 665; О. 3.1852, XI, 38.
[Закрыть] Глаз Одина (= солнце) уподоблялся то движущемуся колесу, то круглому воинскому щиту; сравнивали со щитом и одинокий глаз циклопа. По скифскому преданию, от Солнца (Targitavus – блестящий диск) родилось три сына, и между ними один назывался князь Щит (Hieipoksais).[599]599
Лет. рус. лит., т. I,127.
[Закрыть] В старинной русской сказке о богатыре Еруслане выведен на сцену вольный царь Огненный Щит, выезжающий на восьминогом коне, подобно скандинавскому Одину, у которого был превосходный конь Слейпнир о восьми ногах. Вот это замечательное предание: во время отсутствия Еруслана пришел в его родную землю враг, разорил города, взял в плен отца Ерусланова и двенадцать других богатырей, выколол им глаза и посадил в темницу. Когда Еруслан узнал о таком несчастии, он поехал за тихие воды, за теплые моря – к вольному царю Огненному Щиту и Пламенному Копию. Царь этот, по свидетельству сказки, ни в огне не горит, ни в воде не тонет; он испу(110)скает из себя пламя и пожигает своих врагов. На картине, оттиснутой в лубочном издании сказки, вольный царь изображен на коне; голова его увенчана короною, в руках – круглый щит, подобно солнцу испускающий во все стороны огненные лучи, и копье, на острие которого горит пламя. На пути Еруслан достал себе славный, богатырский меч, тем мечом рассек вольного царя надвое, вспорол у него могучую грудь и вынул желчь; совершивши подвиг, он возвращается назад, мажет добытою желчью слепые глаза своему отцу и его двенадцати богатырям – и они тотчас же прозревают.[600]600
Н. Р. Ск., II, стр. 397–405; Лет. рус. лит., кн. IV, 100–128; Пам. стар. рус. литер., П, 325–339.
[Закрыть] Все эти сказочные подробности не оставляют ни малейшего сомнения, что под именем вольного царя выведено здесь древнее божество грозового, облачного неба, тождественное с греческим Зевсом и немецким Одином; живет он за теплыми морями = дождевыми тучами, молния – его пламенное копье, а солнце – его огненный щит. Во время грозы, которая обыкновенно уподоблялась битве, солнце, охваченное облаками, казалось бранным снарядом в руках небесного бога. Тем же щитом вооружаются и другие мифические представители грозовых туч; так в одной русской сказке баба-яга, преследуя своих врагов, палит огненным щитом на все на четыре стороны.[601]601
Н. Р. Ск., VII, 30.
[Закрыть] Рядом с указанными представлениями сказка об Ерус-лане воспользовалась и другими поэтическими образами, созданными фантазией под непосредственным влиянием метафорического языка, и сплотила их в одно целое. Сияние солнца и блеск золота производят то же впечатление желтого цвета, как и желчь, и это послужило основанием их лингвистической и мифической связи: желтый, желчь = в Остромировом еванг. злъчь, зълъчь, чешск. zluty и злато; слово же золото (зенд. zara), как указано выше (стр. 100), родственно с речениями: зоря, зреть и зрак.[602]602
В санскр. agni – огонь, желчь и золото (Мат. сравн. слов., II, 242).
[Закрыть] Отсюда «желчь» стала метафорой для солнечного света. Когда дневное светило закрывалось тучами и погружало весь мир в слепоту (= во мрак) – воображению древнего человека оно представлялось желчью, скрытою в недрах могучего царя, владыки облачного неба. Чтобы добыть этой желчи и возвратить миру свет зрения, нужен был несокрушимый меч Перуна, т. е. молния, разбивающая тучи и выводящая из-за них солнце. Такой подвиг сказка приписывает святорусскому богатырю Еруслану, наделяя его сверхъестественною силою бога-громовника. С необыкновенною смелостью и художественным тактом сумела она соединить в одной поэтической картине три различные уподобления солнца – всевидящему глазу, небесному щиту и желчи, и в этом сочетании разнородных представлений особенно ярко заявила ту прихотливую игру творческой фантазии, которой мы обязаны созданием многих мифов. Из одного источника с разобранною нами баснею возникло и народное поверье, признающее желчь за лучшее лекарство в глазных болезнях.[603]603
См. выдержки из старинного лечебника (XVII в.), советующие в этом случае употреблять желчь совы, лебедя, козы или коровы. – Перм. Сб., II, XXXIII.
[Закрыть]
Круглый диск солнца уподобляли еще человеческому лицу. Стих о голубиной книге говорит, что «солнце красное создалось от лица божьего»; согласно с этим и сам белый свет (первоначально свет солнечных лучей, а потом уже – мир, озаряемый небесным светом = вселенная) зачался от лица божьего, т. е. от солнца, и от луны, как сказано в одном варианте того же стиха.[604]604
Калеки Пер., II, 355.
[Закрыть] Это представление солнца ликом божества, созерцающего с небесной высоты землю, известно было и классическим народам, и немецким племенам. Полная луна возбуждала в уме подобную же (111) мысль, что подтверждается немецким выражением vollmondsgesicht (или antlitz) и литовским преданием о Перкуне, разрубившем лик месяца пополам (см. стр. 39). Календарное обозначение солнца и луны человеческими лицами коренится в преданиях глубочайшей древности.[605]605
D. Myth., 666; Sonne, Mond u. Steme, 139–140.
[Закрыть] Яркие лучи, испускаемые солнцем, породили представление о светлом нимбе, которым окружен его прекрасный лик, или о блестящей короне, которая венчает голову небесного бога. Так как в солнце с одной стороны видели драгоценный камень, украшающий небо, а с другой – верховного властелина мировой жизни, царя вселенной, то ничего не было проще и естественнее, как дать ему золотой царский венец, убранный дорогими, самоцветными камнями. Обращаясь к солнцу, греки называли его:«δ ηλιος εβασιλευε!»; рано поутру оно надевало на голову светозарный венец, и как герой выезжало на небо в колеснице.[606]606
Сравни псал. Давида XVIII, 6: «и той (солнце) яко жених исходяй от чертога своего, возрадуется яко исполин (в немец, переводе: герой) тещи путь».
[Закрыть] Когда Фаэтон испросил позволение выехать на солнцевой колеснице, Гелиос прежде, чем возложил на него свой венец, намазал голову юноши чудесным соком, чтобы он мог снести жгучее пламя блестящего убора. У Овидия встречается выражение nitidum caput solis; солнечное сияние римляне обозначали словом jubar, которое равно прилагалось и к металлам и к драгоценным каменьям (jubar solis, lunae, argenti, gemmanun).[607]607
Sonne, Mond u. Steme, 140-2,215.
[Закрыть] Литовский миф о небесной богине Каралуни называет солнце-ее венцом (см. стр. 33). В одной из сербских песен выражения: «од злата коруна» и «cjajno сунце» употреблены как синонимы;[608]608
Срп. н. njecме, II, 83.
[Закрыть] другая песня обращается к царю с этими словами:
что напоминает нашего князя Владимира Красное Солнышко. Так как святой собственно означает: светлый, блестящий, то у Кирилла Туровского и других старинных проповедников говорится, что в день Страшного суда телеса праведников просветятся. Народный стих о Страшном суде высказывает ту же мысль: «у праведных лице просветится солнцем праведным, а у грешников лице будет помрачено, как тьма ночная».[610]610
Калеки Пер., V, 127.
[Закрыть] В скопческом пророчестве о кончине мира читаем: «по правой руке идут души праведные – в лицах все светлеют, по левой идут души грешные – в лицах все темнеют».[611]611
Надеждина: Исслед. о сконч. ереси, 115.
[Закрыть] Небесные светила: солнце, луна и звезды явились символами нравственной чистоты и духовного света;[612]612
Патерик Печерский о св. Антонии говорит: «радуйся, солнце! аки от востока – от святыя горы», св. Феодосия называет вторым светилом (луною) русского неба, а учеников его – звездами, просветившими ночь неверия.
[Закрыть] опираясь на это, средневековое христианское искусство стало изображать святых и ангелов с сиянием или золотым венчиком вокруг головы. Такое сияние в северной Германии называлось rodha (ruota).[613]613
D. Myth., 300.
[Закрыть]
Смотря по различным уподоблениям солнца, менялись и поэтические представления, соединяемые с его лучами: в солнце-колесе лучи казались блестящими спицами (лат. radius – луч и спица у колеса), а в применении к солнцу божьему ли(112)ку – не только светлым нимбом, но и золотыми волосами (jubar и jubatus – имеющий гриву). Почти у всех индоевропейских народов солнцу дается эпитет златокудрого. Темное воспоминание о кудрях солнца сохранила сербская песня:
В сказаниях народного эпоса[615]615
Н. Р. Ск., VII, стр. 599–613.
[Закрыть] часто встречаются герои и героини с золотыми и серебряными волосами. Русская сказочная царевна Золотая коса, Непокрытая краса, подымающаяся из волн океана, есть златокудрый Гелиос. Эпическое выражение: «золотая коса, непокрытая краса» весьма знаменательно. Выше объяснено (стр. 51), что слово краса первоначально означало: свет («красное солнце»), и уже впоследствии получило то эстетическое значение, какое мы теперь с ним соединяем, так как для младенческого народа не было в природе ничего прекраснее дневного светила, дающего всему жизнь и краски. Потому-то сказочная царевна-Солнце в преданиях всегда является ненаглядной и неописанной красавицей. «Непокрытая краса», т. е. не затемненная туманами и тучами, которые принимались за покровы, и потому именно блистающая своею золотою косою. Соответственно колебаниям в древнейших представлениях солнца то юношею, то девою, – и в народных сказках оно является не только царевною-золотые кудри, но и златовласым добрым молодцем. Общераспространенный миф, что Солнце, рожденное поутру прекрасным ребенком, ввечеру погружается в океан дряхлым старцем, выразился в русском народном эпосе созданием Дедушки-золотой головушки, серебряной бородушки;[616]616
Ibid., VII, 40; VIII, 2.
[Закрыть] у чехов он известен под именем златовласого Деда-Всеведа (см. стр. 93). О косе королевны Златовласки сказка выражается так когда она сняла покров, то «zlate vlasy plynuly ji hustymi prameny s hiavy az na zem, a bylo od nich tak jasno, jako kdyя rano slunecko vyjde».[617]617
Эрбен, 18.
[Закрыть] До чего ни дотронется она рукою – тотчас все превращает в золото, т. е. все золотит яркими солнечными лучами.[618]618
Slov. pohad., стр. 370-8,573–582.
[Закрыть] Немцы в хвосте кометы видели блестящие волоса (см. стр. 39).[619]619
Созвездие Плеяд в простонародье называют Волосожары, т. е. горящие = светлые волоса (Доп. Обл. сл., 25); у лужичан Косы – имя, придаваемое то Большой Медведице, то созвездию, известному под названием «Волос Вероники» (Volkslieder der Wenden, П, 271).
[Закрыть]
В древнейшую эпоху создания языка лучи солнечные, в которых фантазия видела роскошные волоса, должны были уподобляться и золотым нитям; ибо оба понятия: и волоса, и нити язык обозначал тождественными названиями. Сравни: кудель (кужель, куделя) – моток льна, приготовленный для пряжи, и кудеря – кудря, кудло – длинная шерсть, кудлатый – человек с всклокоченными волосами, кужлявый – курчавый, волосёнь – шерстяная пряжа, овечья шерсть;[620]620
Обл. сл., 93; Доп. обл. сл., 25,94, 97,317.
[Закрыть] в Томск, губ. пучок льну – почесок (от чесать; очески – волоса, остающиеся на гребне);[621]621
Этн. Сб., VI, 31.
[Закрыть] пряди волос – выражение доселе общеупотребительное. Смелой фантазии первобытных народов солнце, восходящее поутру из волн воздушного океана и погружающееся ту(113)да вечером, представлялось рассыпающим свои светлые кудри или прядущим из себя золотые нити, – такое представление отозвалось и в языке: пряжа и пряжити – поджаривать на сковороде (пряженый, пряженец).[622]622
Старосв. Банд., 494.
[Закрыть] Древле названное вертящимся колесом, солнце в этой новой обстановке принято за колесо прялки (spinn-rad), а лучи его– за нити, наматываемые на веретено. Народная загадка прямо уподобляет солнечный луч веретену: «из окна в окно готово веретено».[623]623
Послов. Даля, 1062.
[Закрыть] У финнов – та же метафора: «явись ты, о божье солнце! освети, веретено Творца, бедных пастушков!»[624]624
Sonne, Mond u. Stcme, 12.
[Закрыть] В славянских сказках сохранились воспоминания о чудесной самопрялке, прядущей чистое золото, о золотых и серебряных нитях, спускающихся с неба.[625]625
Эрбен, 69; Нар. сл. раз., 78–81.
[Закрыть] Из этих-то солнечных нитей и приготовлялась та чудная розовая ткань, застилающая небо, которую называем мы зорею. Одна из сербских сказок говорит о деве, светлой как самое солнце, которая, сидя над озером, вдевала в иглу солнечные лучи и вышивала ими по основе, сделанной из юнацких волос; а в другой упоминается про бердо с нитями из солнечных лучей и про уток – звезды да месяц («су жице жраке сунчане а потка звиjезде и мjесец»).[626]626
Спр. припов., 23,31.
[Закрыть] На пути на свою родину Вейнемейнен, как рассказывает Калевала, услыхал вверху над своей головою стук колеса самопрялки; взглянул, а на облаках, озаренных солнцем, сияла великолепная радуга; на той радуге, словно на скамейке, сидела красавица; одежда ее блистала яркими звездами, а руки работали над пряжею: быстро кружилось золотое веретено и, то подымаясь, то опускаясь, – обматывалось тонкой серебряной ниткою. Это была дочь вещей Лоухи – та самая, что обещалась вставать вместе с Солнцем, но всякое утро его Предупреждала: Солнце еще только выглядывает глазком из-за лесу, а она уже встала и оделась в свои дорогие уборы. В таком поэтическом образе рисовало воображение финнов утреннюю зорю, каждый день являющуюся перед самым восходом солнца. В наших заговорах на унятие крови находим следующие любопытные обращения к богине Зоре: «на море на океане (море = небо) сидит красная девица, швея-мастерица, держит иглу булатную, вдевает нитку шелковую, рудо-желтую, зашивает раны кровавые». – «На море на океане, на острове на Буяне лежит бел-горюч камень; на сем камне… стоит стол престольный, на сем столе сидит красна девица. Не девица сие есть, а мать пресвятая Богородица; шьет она – вышивает золотой иглой, ниткой шелковою. Нитка оборвись, кровь запекись!» – «На море на океане… мать пресвятая Богородица шелковые нитки (вар. самоцветные шелки) мотает, кровавые раны зашивает; нитка оторвалась – руда унялась!» или: «на море на океане, на острове на Буяне девица красным шелком шила; шить не стала – руда перестала». Одинаковое впечатление, производимое цветом крови и зори (Слово о полку: «вельми рано кровавые зори свет поведают»[627]627
Рус. Дост., Ill, 56; сличи в гимнах Ригведы – Orient und Occid., год 2, в. II, 257.
[Закрыть] сблизило эти понятия в языке: рудый – рыжий («рыже золото»), руда – кровь и металлы в подземных жилах, ру-деть = рдети, рдяной; санск. rudhira, гр. έρννρος, гот. rauds, сканд. raudr, др. – вер. – нем. rot, литов. rudas, raudonas имеют значение красного цвета;[628]628
Пикте, 1,175.
[Закрыть] у немцев зоря – morgen (abend)-rothe. Эпитет красный равно прилагается к солнцу, зоре, золоту и крови; на облает, говоре кровь называется – краска.[629]629
Обл. сл., 92.
[Закрыть] Потому «кровь» стала метафо(114)рою ярко рдеющих лучей солнца. Розоперстая богиня Зоря тянет «рудо-желтую» нитку и своей золотою иглою вышивает по небу розовую, кровавую пелену; испрашивая у ней помощи от разных недугов и вражьих замыслов, заговоры выражаются так: «Зоря-Зоряница, красная девица, полуночница! покрой мои скорбные зубы своею фатою; за твоим покровом уцелеют мои зубы»; «покрой ты, девица, меня своею фатою от силы вражией, от пищалей и стрел; твоя фата крепка, как горюч камень-алатырь!» Этой фате даются эпитеты: вечной, чистой и нетленной.[630]630
Сахаров., 18, 22–27; О. 3. 1848, т. LVI, 206; Щапов, 56; Рус. Веет» 1859, М, 120; Ворон, лит. сб., 383.
[Закрыть] Потухающая зоря заканчивает свою работу, обрывает рудо-желтую нитку, и вместе с тем исчезает с неба ее кровавая пелена, почему народное поверье и присвоило ей силу останавливать текущую кровь и зашивать действительные раны: «нитка оборвись – кровь запекись!» или по другому выражению: «как вечерняя и утренняя зоря станет потухать, так бы у моего друга милого всем недугам потухать». Из приведенных заговоров видно суеверное усвоение древнеязыческих представлений о богине Зоре – пречистой Деве Бгородице; такое смешение, очень обыкновенное в народных сказаниях, возникло само собою, под влиянием тех тождественных названий, избежать которые не было никакой возможности. Дева (от санскр. div, по закону поднятия звука i в долгое е или ъ) означает: светлая, блистающая, чистая, а позднее непорочная = девственная; в санскрите Dewa (=Дива наших старинных памятников) – небесное божество. Древнейшее значение этого слова, затемнившееся с течением времени, было подновлено постоянным эпитетом: красная. Согласно женскому олицетворению Зори и ее чистейшему блеску, она называется в заговорах «красною девицей», нередко даже без указания на ее нарицательное имя. Нетленная пелена девы-Солнца (= утренней или вечерней зори), спасающая от всяких бед и недугов, в понятиях двоеверного народа отождествилась с покровом пресв. Богородицы. Праздник Покрова (1 октября) установлен в царствование императора Льва, в память видения Богородицы, которая явилась на воздухе и распростерла над Царь-градом свой покров, как знамение небесной защиты города от сарацын (сравни: покров и покровительство). Этому церковному преданию новообращенные славяне придали свои народные краски. У болгар существует такая легенда: в давнее время, когда Богородица ходила еще по земле, случилось зайти ей в одну деревню, где жили люди безбожные, немилостивые. Просит она ночлега и отовсюду слышит отказ: «мы не пускаем к себе странников». Такое жестокосердие раздражило Илью-пророка: он явился с громом и молнией, стал бросать копья, стрелы и град «като глави» (величиной с голову) и пустил сильный дождь, чтобы потопить нечестивых. Но «света Богородичка», по неизреченной ее благости, развернула свое богатое платье и покрыла им деревню. С той поры, говорит легенда, жители сделались добрыми и гостеприимными, а Пречистую Деву стали писать на иконах покрывающею люд божий своею одеждою.[631]631
Каравел., 257.
[Закрыть] В такой христианской обстановке передают болгары древний миф о прекрасной богине летнего солнца: вслед за грозою, рассеявшею темные тучи, надвинутые Перуном, она покрывает небо своею светозарною пеленою, т. е. озаряет его своими ясными лучами, точно так же, как утренняя зоря показывается всегда вслед за ночным мраком.
Весна на поэтическом языке есть утро года; подобно зоре, выводящей ясное солнце из темных затворов ночи, она выводит его из-за туманов зимы.[632]632
Название зори, утра и весны произошли от одного корня (см. ниже – в главе о народных праздниках).
[Закрыть] Ночь, тучи и (115) зима постоянно отождествляются в языке и в мифических сказаниях, и потому та же богиня, которая лучами восходящего солнца прогоняет ночную тьму, являлась народной фантазии и в битве весенних гроз, дарующих победу солнечному свету над зимними сумерками. Только искупавшись в утренней росе или в дождевых потоках, солнце обретало утраченный блеск и восходило на небо несказанной красавицей. Под влиянием таких воззрений дева Зоря, или весеннее Солнце, получила характер богини-громовницы, разящей тучи и проливающей дожди, как это очевидно из преданий о Фрее и других родственных мифов. По немецким сказаниям, супруга Одина Фригга работала на золотой прялке, которую усматривали в созвездии Ориона; народ называл это созвездие– Friggerock (Friggs rocken), позднее: Mariarock; та же замена древней богини Богородицею допускается и в названиях трав: Freyjuhar, Fruehaar, Venusgras (capillus Veneris; травы = волоса Фреи, как богини весны) и Mariengras. С именем Freyja (Frea, Frija, Fria, Frigg, Frikk) соединяются понятия любви, брачного союза и плодородия: freyen (frijen, friggen) – сватать, женить, freyer– любимый, жених, готск. frijon– любить, frijonds (freund) – друг, сканд. fri – procus (сватающийся), maritus, freia, шв. frija, дат. frie; сканд. frekr – бесстыдный, impudens, friof – семя, friofr – плодовитый, foecundus. Фрее соответствует славянская богиня Прия от санскр. pri (зенд. fri) – любить, prijas – любимый человек, супруг, откуда наше приятель (приятный), чешск. prjtel, пол. przyiaciel.[633]633
D. Myth., 193,199, 276–283,1212; Die Götterwelt, 271-2,307; Пикте, II, 340-1.
[Закрыть] В Mater verborum Прия названа Афродитою, а Венера переводится именем Лады. В народных песнях ладо до сих пор означает нежно любимого друга, любовника, жениха, мужа, а в женской форме (лада) – любовницу, невесту и жену;[634]634
В свадебной песне «молодая» просится погулять, а свекровь отвечает: «хоть я пущу, ладо не пустит!» В других песнях: «Ищу ль я, ищу ласкова ладу (жениха)… Доброй молодчик, будь моим ладой». – «Ищу себе ладу милую… Будь ты мне лада невестой, а я тебе женихом» (Сарат. Г. В. 1844, 7; Зам. о Сибири, 97; Ж. М. Н. П. 1851, X, Обзор, губ. вед., 4; Примечай, на Слово о полку И. Г.).
[Закрыть] с тем же значением слово это встречается и в известном причитании Ярославны и в другом месте сказания о походе северских князей: «жены русские всплакашась, аркучи: уже нам своих милых лад (мужей) ни мыслью смыслити, ни думою сдумати, ни очима сглядати».[635]635
Рус. Дост., III. 100.
[Закрыть] В областных говорах: ладить – жить с кем согласно, любовно, «в ладу»; лад – супружеское согласие, любовь, в музыке: гармония;[636]636
Пословицы: «коли у мужа с женой лад, не нужен и клад» – «где у мужа с женой лад, там и божья благодать»; белорусы говорят «не з ладом муж или жена», когда брак состоялся не по любви. – Приб. к Ж. М. Н. П. 1846,15.
[Закрыть] ладковать – сватать и примирять, лады – помолвка, ладило – сват, ладинки – уговор о приданом, ладканя (галицк.) – свадебная песня, ладный – хороший, польс. fadny – красивый, пригожий, fadnosc – красота.[637]637
Обл. Сл., 100.
[Закрыть] Чехи так же соединяют с ладою идею красоты, а у словаков слово это обратилось в название распутной женщины.[638]638
Гануш, 173.
[Закрыть] Приведенные свидетельства языка убеждают в тождестве Фреи, Прии и Лады (в мужском олицетворении Фрейр, Лад или Ладо): это была богиня весны, в образе которой слились вместе представления девы ясного солнца и облачной нимфы. С одной стороны, наряд Фреи сияет ослепительным блеском солнечных лучей, красота ее очаровательна, а капли утренней росы называются ее слезами; с другой – она выступает воинственной героинею, носится в бурях и грозе по небесным пространствам и гонит дождевые тучи.[639]639
Die Götterwelt, 70,270.
[Закрыть] Те же черты приписывают наши предания сказочной Царь-девице. В ве(116)сеннюю пору прекрасная богиня вступала в брачный союз с могучим громовником, слала на землю благодатное семя дождей и оживляла природу. В этом смысле, как Фрея у немцев, так Лада у славян и литовцев[640]640
Ж. М. Н. П. 1844, IV, ст. Боричевск., 9.
[Закрыть] почиталась покровительницею любви и браков, богинею юности, красоты и плодородия, всещедрою матерью. Закликая красную весну, обращались к ней с таким приветом:
![Книга Рукописи, которых не было [Подделки в области славянского фольклора] автора авторов Коллектив](http://itexts.net/files/books/110/oblozhka-knigi-rukopisi-kotoryh-ne-bylo-poddelki-v-oblasti-slavyanskogo-folklora-172063.jpg)
