Текст книги "Поэтические воззрения славян на природу - том 1"
Автор книги: Александр Афанасьев
Жанр:
Культурология
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 39 страниц)
Обожание солнца славянами засвидетельствовано многими преданиями и памятниками. Кирилл Туровский, прославляя принятие христианства, радостно замечает: «уже бо не нарекутся богом стихиа, ни солнце, ни огнь»; другие проповедники увещевали: «не нарицайте собе бога ни в солнци, ни в луне; луце же ли поклонятися лучю мръкнущему, нежь лучю бессмертному?»[68]68
Москв. 1844,1, 243; Памят. XII в., 19; Ж. М. Н. П. 1846, VII, 38.
[Закрыть] Молитвы и заклятия народ произносит, обращаясь на восток.[69]69
Арабский писатель Х в. Масуди, описывая храмы славян (каких? – неизвестно), замечает, что в одном из них были сделаны в кровле отверстия для наблюдения первых лучей восходящего солнца. – Ч. О. И. и Д., год 2-й, III, ст. Срезнев., 45. Германцы, давая присягу, поднимали руку против солнца. – D. Myth., 667.
[Закрыть] В словацкой песне солнцу присвоен эпитет божье: «то боже слнечко по неби си бега»;[70]70
Бодянск. О народи, поэз. слав. племен, 73.
[Закрыть] в малорусской песне оно прямо называется богом: «и к сонечку промовляе: помож, боже, чоловику!»[71]71
Метлинск., 57.
[Закрыть] Польской пословице: «do kogo sfonce, do tego i ludzi» (или: «komu sfonce swieci, temu i gwiazdy Myszcza») соответствует наша: «за кого Бог, за того и добрые люди»; польская клятва: «jak sfonce па nebie» равносильна русской: «как Бог на небе!» Чехи, хорутане и сербы клянутся солнцем,[72]72
У чехов: ne zlob se na slunce (или: па Boha, na swatych), ale па sebe (na Certa); у хорутан: sonce mi in Boga! (как у нас: «ей-Богу!»); у сербов: «тако ми сунца!» («тако ми небеса!»)
[Закрыть] а русские простолюдины светом божиим: «чтоб мне свету божьего невзвидеть!» Такая замена солнца – богом весьма знаменательна. Исчезающее вечером, как бы одолеваемое рукою смерти, оно постоянно каждое утро снова является во всем блеске и торжественном величии, что и возбудило мысль о солнце, как о существе неувядаемом, бессмертном, божественном. Как светило вечно чистое, ослепительное в своем сиянии,[73]73
«На солнце во все глаза не взглянешь!» – говорят русские поселяне, а по сербской пословице: хотя оно и проходит грязными местами (т. е. освещает своими лучами и грязь и лужи), но само не марается. – О.З.1851, VIII, 71.
[Закрыть] пробуждающее земную жизнь, солнце почиталось божеством благим, милосердым; имя его сделалось синонимом счастия. Галицкая поговорка: «и в мое оконце засветить сонце» («колись и на нас сонечко гляне»), русская: «взойдет солнце и к нам на двор» (вар. «прийдет солнышко и к нашим окошечкам»), польская: «bedzie i przed naszemi wrotami sfonce», сербская: «doh'lie сунце и пред наша врата», хорутанские: «razswetii se sonce i na wratich mojich», «sonce moje schaja» имеют значение: будет и на нашей стороне счастье! Напротив: «sonce mi je pomerknelo» (хорутан.), «pomirklo mu je sunce» (хорват.) значит: померкло, закатилось мое счастье.[74]74
Ж. М. Н. П. 1846, VII, 40–45; Послов. Даля, 24; Номис., 95; Срп. н. поел., 69.
[Закрыть] Отсюда объясняется мифическая связь солнца с Судьбою, в руках которой людское счастье. Галицкая поговорка: «перед богом солнцем судице царице» и чешская сказка о златовласом деде-Всеведе, под именем которого выводится солнце, указывают на древнейшее представление его божеством судьбы.[75]75
Эрбен, Л – 9; Архив ист. – юрид. свед., II, ст. Бусл., 3.
[Закрыть] Народ русский дает ему название праведённышко;[76]76
Доп. обл. сл., 209.
[Закрыть] на Украине клянут: «щоб ти не диждав сонечка праведного побачити!» (– на сонечко праведнее дивитись!) «Щоб над тобою свит не свитав и сонце праведне не сходило!»[77]77
Номис., 73.
[Закрыть] Солнце – творец урожаев, податель пищи и потому покровитель всех бедных и сирых; сербские пословицы: (35) «сунце на исток, а Бог на помоћ», «да ниjе сирота, не би ни сунце гриjало»[78]78
Срп. и посл., 53, 296.
[Закрыть] соответствуют нашим: «дё соньце, там и сам Господь», «за сиротою Бог с калитою».[79]79
Ж. М. Н. П. 1846, VII, 39.
[Закрыть] Детское причитанье, обращенное к солнцу, молит:
В литовской песне солнце говорит о себе, что оно оберегает детей-сирот и греет бедных пастухов;[82]82
Черты литов. нар., 128; Лет. рус. лит., к. III, отд. 3, 55: «Солнышко, божья дочь, где так долго замешкалась?» – За морем, под горой оберегала я, обильная дарами, сироток, пригревала пастушков.
[Закрыть] почти у всех славян название бедных напоминает бога: убогий, серб. божjак, хорут. богец, малорус, небога. В народных сказках к солнцу, месяцу и звездам обращаются герои в трудных случаях жизни, и божество дня, сострадая несчастию, помогает им.[83]83
Сказ. Грим., 25, 88; Срп. припов., 10; Zeitsch. für D. М., I, 312. Светила небесные, являясь в сказках живыми, действующими существами, сохраняют свои стихийные свойства: Месяц пальцем своим освещает в щель темную баню; Солнце ставит себе на голову сковороду и поджаривает оладьи. – Н. Р. Ск., III, 1; IV, 39.
[Закрыть] Вместе с этим солнце является и карателем всякого зла, т. е. по первоначальному воззрению – карателем нечистой силы мрака и холода, а потом и нравственного зла – неправды и нечестия. С этою стороною мифического представления слилася мысль о вредоносном влиянии жаров, производящих засуху, истребляющих жатвы и влекущих за собою неурожай и моры. Губительное действие зноя приписывалось гневу раздраженного божества, наказующего смертных своими огненными стрелами = жгучими лучами. Выражение «воспылать гневом» указывает, что чувство это уподоблялось пламени. Самые названия солнца, указывающие на понятия огня, горения, порождали в уме мысль о его разрушительных свойствах: как в разведенном пламени видели пожирание горючих материалов всеистребляющим огнем (слова гореть и жрать мифологически тождественны), так нередко и солнце в народных преданиях представляется готовым пожрать тех сказочных странников, которые приходят к нему с вопросами. Вот почему возникли клятвы, призывающие на голову виновного или супротивника карающую силу солнца: галицкая – «соньце б тя побило!»; украин. – «щоб ти скризь сонце прой-шов!»; болгар. – «да ма изгори слжнце то! (или: Господь)»; серб. – «тако ми оне жраке небеске!», «тако ми што cja!» (т. е. солнце); хорв. – «sunce te oswetilo» (чтоб тебе солнце отомстило!).[84]84
Ж. М. Н. П. 1846, VII, 39, 45; Каравел., 25; Срп. и посл., 303-7; Номис., 72.
[Закрыть] Поэтическое заклятие, обращенное Ярославною к солнцу, дышит этою древнею верою в карающее могущество дневного светила: «светлое и тресветлое Слънце! всем тепло и красно еси; чему, господине, простре горячюю свою лучю на ладе вой, в поле безводно жаждею имь лучи (луки) съпряже, тугою имъ тули затче?»[85]85
«Рус. Дост.,111,219.
[Закрыть] Сходное с этим место находим и в Краледворской рукописи:
В русском простонародье есть любопытное сказание о том, как некогда божество наказало за непочтение к солнцу. Это было давно, у Бога еще не было солнца на небе и люди жили в потемках. Но вот, когда Бог выпустил из-за пазухи солнце, дались все диву; смотрят на солнышко и ума не приложат… А пуще бабы! повынесли они решета, давай набирать света, чтобы внести в хаты да там посветить; хаты еще без окон строились. Поднимут решето к солнцу, оно будто и наберется света полным-полно, через край льется, а только что в хату – и нет ничего! А божье солнышко все выше да выше подымается, уже припекать стало. Вздурели бабы, сильно притомились за работой, хоть света и не добыли, а тут еще солнце жжет – и вышло такое окаянство: начали на солнце плевать! Бог прогневался и превратил нечестивых в камень.[87]87
Русск. Речь, 1861, № 41, стр. 600.
[Закрыть]
Из приведенных свидетельств старинных памятников, называющих солнце господином и Дажьбогом, ясно, что светило это олицетворялось в мужском поле; но рядом с этим встречаем не менее яркие указания, из которых видно, что оно было олицетворяемо и в образе богини. Чрезвычайно важен для мифологии вопрос об образовании мужского и женского рода в языках. Ясный и общепонятный в применении к живым существам, имеющим тот или другой пол, вопрос этот представляет большие трудности для решения относительно предметов неодушевленных, бесполых. Что мужской или женский род известного представления должен был оказать несомненное влияние на его мифическое олицетворение – об этом не может быть спора; но каким путем возникает идея о том или другом роде в применении к предметам неодушевленным – это далеко еще не разъяснено. Тем не менее в основании такого полового различения, выражаемого грамматическими формами, необходимо должна была лежать определенная мысль, вытекавшая из самого воззрения на предмет; по различию этого воззрения, одно и то же понятие могла принимать и форму мужеского рода и форму женского. Обращаясь к солнцу, мы замечаем колебание между тем и другим родом. Наше солнце (от санскр. su – рождать, творить; sur – блистать, разбрасывать лучи; surya – солнце и бог дневного светила[88]88
Ч. О. И. и Д., год 1-й, II, ст. Бодянск., 13; Маннгардт. Die Götterwelt, 60: sunu (sohn, сын), т. е. произведенный, рожденный. Персид. Митра был изображаем двуполым. – Ж. М. Н. П. 1838, XI, 342.
[Закрыть]) в первоначальной форме своей было женского рода; в Остромировом евангелии оно пишется слъньце и сълъньце;[89]89
Первая форма – церковнославянская, вторая – древнерусская.
[Закрыть] це есть окончание существительных ласкательных и уменьшительных; отбрасывая его, получаем первообразные женские формы слънь и сълънь, или по современному выговору слонь и солонь (сличи: до-лонь, длань), удержавшиеся доселе в выражениях: посолон (по солнцу), солоново-рот (поворот солнца) и чешск. слунь.[90]90
Архив ист. – юрид. свед., I, ст. Бусл., 45–46.
[Закрыть] С этим свидетельством языка вполне согласно народное предание, общее славянам с немцами и литовцами, которое изображает солнце в виде прекрасной богини. Литовск. saule и немецк. die sonne (др. – сев. sol) женского рода, но ср. – вер. – нем. sunne колеблется между обоими родами; а готская форма sauil – мужеского рода, точно так же, как греч. Ђλιος, лат. sol, франц. soleil[91]91
D. Myth., 667.
[Закрыть] Соединяя с понятием солнца плодородящую силу, древний человек или сливал идею творчества с самым актом рождения и потому давал верховному небесному светилу женский пол, или смотрел на него, как на божество, которое не само рождает, но воздействием лучей своих оплодотворяет мать сырую землю, и та уже производит из своих недр, следов., олицетворял солнце в мужском поле. Народная загад(37)ка, означающая солнце, представляет его красною (т. е. блестящею) девою: «красная девушка в окошко глядит» (;= светит на заре: окно = утренний восход, см. гл. IV);[92]92
Варианты: «красна девица по небу ходит»; «барыня на дворе, а рукава в избе», т. е. солнце на небе, а в избе свет (руки = лучи, см. ниже). – Послов. Даля. 1061; Эти. Сб., VI, 111.
[Закрыть] немцы называют его «Fru Sole» (Frau Sonne) и «heilige Frau» (sancta domina), что в средние века повело к смешению этой древней богини с пречистою Девою.[93]93
Маннгардт. Die Götterwelt, 105, 313 – 4; Ск. норв., I, стр. 206.
[Закрыть]
Ночные светила: месяц и звезды, как обитатели небесного свода и представители священной для язычника светоносной стихии, были почитаемы в особенных божественных образах. Галицкая пословица выражается: «месяц наш божок, а кто ж нам будет боговати, як его не стане?»[94]94
Архив ист. – юрид. свед., II, ст. Бусл., 33.
[Закрыть] Увидевши молодой месяц, простолюдины наши до сих пор крестятся и сопровождают этот обряд различными причитаньями на счастье и здоровье;[95]95
Маяк, 1843, VII.
[Закрыть] у германцев же было в обычае преклонять колена и обнажать головы перед новорожденным месяцем.[96]96
D. Myth., 667.
[Закрыть] Наравне с солнцем, в заговорах находим частые обращения и к звездам и к месяцу: «месяц ты красный! звезды вы ясныя! солнышко ты привольное! сойдите и уймите раба божьего (от запоя)»; «месяц, ты месяц! сними мою зубную скорбь» и проч. Обоготворение светил и ожидание от них даров плодородия, ниспосылаемого небом, влекли простодушных пахарей и пастухов древнейшей эпохи к усиленным наблюдениям за ними. По справедливому замечанию Якова Гримма, изменения или фазы месяца уже в глубочайшей древности должны были обратить на себя особенное внимание, и так как по ним гораздо легче, сподручнее было считать время, чем по солнцу, то естественно, что первоначальный год был лунный, состоящий из тринадцати месяцев;[97]97
Ibidem, 671.
[Закрыть] недели и месяцы определялись лунными фазами, и в нашем языке слово «месяц» заключает в себе понятия: и luna, и mensis; самое слово это (санскр. mas и masa от корня та – мерить) убедительно доказывает, что луна служила издревле для измерения времени, была (по выражению М. Мюллера) золотой стрелкою на темном циферблате неба.[98]98
М. Мюллера: Лекции о языке, 4–5.
[Закрыть] Русские поселяне узнают время ночи по течению звезд, преимущественно по Большой Медведице, и создали себе много разных замечаний о погоде и урожаях по сиянию звезд и месяца: яркий свет их сулит плодородие.[99]99
Подобно тому, как в разные дни года выходят крестьяне смотреть на игру восходящего солнца, 5-го июля они наблюдают за игрою месяца, у которого тогда бывает свой праздник: то скрываясь за облака, то выходя из-за них, он меняет свой цвет, и это служит предвестием хорошего урожая. – Сахаров., II, дневн., 43.
[Закрыть] У германцев был обычай: отходя вечером ко сну, посылать прощальный привет звездам, с чем согласно новогреческое обыкновение: исправлять перед сном молитву не прежде, как взойдет вечерняя звезда.[100]100
Моск. Наблюд. 1837, ч. XI, 521; D. Myth., 684 – 5.
[Закрыть] Сербская песня говорит о молитве, обращенной к деннице; рано вставала девица
В одном из русских заговоров читаем: «встахом заутра и помолихсе Господу Богу и дьннице».[102]102
Архив ист. – юрид. свед., II, полов. 2, 50.
[Закрыть]
И у нас, и у немцев простолюдины, завидев падающую звезду, творят молитву, будучи убеждены, что всякое желание, высказанное в то короткое время, пока звезда катится, непременно исполнится. Кометы причислялись также к звездам и назывались хвостатыми звездами или зирками с метлою, у немцев schweifstern, haarstern (волосатая звезда) и pfauenschwanz (павлиний хвост);[103]103
D. Myth., 685.
[Закрыть] литовские песни упоминают о кометах, как о старцах с длинными бородами, появление которых предвещает что-нибудь чрезвычайное.[104]104
Черты литов. нар., 69.
[Закрыть] Таким образом, на основании различных уподоблений световой полосы, отбрасываемой ядром кометы, язык придает ей хвост, метлу или бороду. Редкое явление комет заставило непривычный к ним народ соединять с этими хвостатыми звездами мысль о божественном предвещании грядущих бед за людские грехи и о призыве смертных к покаянию. Любопытен отзыв, сделанный патриархом Никоном при отъезде в 1664 году в Воскресенский монастырь. Садясь ночью в сани, он начал отрясать прах от своих ног, припоминая известные евангельские слова: «иде же аще не приемлют вас, исходя из града того – и прах, прилипший к ногам вашим, отрясите во свидетельство на ня». Стрелецкий полковник, наряженный провожать Никона, сказал: мы этот прах подметем! – Да разметет Господь Бог вас оною божественною метлою, иже является на дни многи! – возразил ему Никон, указывая на горевшую на небе комету.[105]105
Соловьев. Истор. Росс. XI, 344.
[Закрыть] Гумбольдт в своем «Космосе»[106]106
Второе издан. русского перевода, 1, 91,100.
[Закрыть] указывает на те поэтические представления, которые в древние времена соединялись с кометами: в них видели косматые звезды и горящие мечи.
Солнце и Месяц были представляемы в родственной связи – или как сестра и брат, или как супруги.[107]107
Воззрение это встречаем даже у египтян, мексиканцев, гренландцев и других народов. – D. Myth., 666.
[Закрыть] У Гезиода, Гомера и других писателей "Ηλιος и Σελήυη – брат и сестра;[108]108
Шварц: Sonne, Mond u. Sterne, 160 – 1.
[Закрыть] итальянская сказка выводит Солнце и Луну (Sole и Luna) детьми одной матери.[109]109
Во французской версии этой сказки, вместо этих светил, говорится о Дне и Авроре, т. е. о боге дневного света (= солнце) и заре.
[Закрыть] В Эдде Sonne и Mond (Ŝои Mani) – сестра и брат, дети мифического Mundilfori; немцы до позднейшего времени употребляли выражения frau Sonne и herr Mond. Другое германское сказание представляет их женою и мужем; но Месяц был холодный любовник, что раздражало его пылкую супругу; богиня Солнце побилась однажды об заклад с своим мужем: кто из них раньше проснется, тому достанется право светить днем, а ленивому должна принадлежать ночь. Рано утром Солнце зажгло свет миру и разбудило сонного мужа. С той поры они разлучились и светят порознь: Солнце днем, а Месяц ночью; оба сожалеют о своей разлуке и стараются опять сблизиться. Но сходясь во время солнечного затмения, они шлют друг другу упреки; ни тот, ни другая не соглашаются на уступки и снова расстаются. Преисполненный печали, Месяц иссыхает от тоски – умаляется в своем объеме, до тех пор, пока не оживит его надежда на будущее примирение; тогда он начинает вырастать и потом с новым припадком тоски опять умаляется.[110]110
D. Myth., 666 – 7; Маннгардт. Die Göttewelt, 104 – 5.
[Закрыть] По литовско(39)му преданию Saule (солнце) – «божья дочка» представляется женою Месяца (Menu); звезды – их дети. Когда неверный супруг начал ухаживать за румяной Денницею (Аушрине – утренница, планета Венера), богиня Солнце (по другой вариации это сделал сам громоносец Перкун) выхватила меч и рассекла лик Месяца пополам. Так поет об этом литовская песня: «Месяц женился на Солнце. Тогда была первая весна – Солнце встало очень рано, а Месяц, устыдясь, сокрылся. Он влюбился в Денницу и блуждал один по небу; и разгневался Перкун, разрубил его мечом: зачем ты оставил Солнце? зачем влюбился в Денницу? зачем таскаешься один по ночам?»[111]111
Черты литов. народа, 68,125,128; Ж. М. Н. П. 1844, IV, 13, ст. Боричевск.; Вест. Р. Г. О.1857, IV, 247; Моск. Наблюд. 1837, XI, 521.
[Закрыть] Предание в высшей степени поэтическое! Художественная фантазия передала в нем поразившие ее естественные явления природы: когда восходит поутру солнце – месяц исчезает в его ярком свете; а когда удаляется оно вечером – месяц выступает на небо, и перед самым утренним рассветом он действительно один блуждает по небу с прекрасною денницею. Бледно-матовый свет месяца постоянно возбуждает в поэтах грустные ощущения, и потому с именем луны не разлучен эпитет печальной («печальная луна»). Форма полумесяца невольно наводила фантазию на думу о рассеченном его лике; в наших областных наречиях умаляющийся после полнолуния месяц называется перекрой (от кроить – резать). Беспрестанные изменения, замечаемые в объеме месяца, породили мысль об его изменчивом характере, о непостоянстве и неверности в любви этого обоготворенного светила, так как и нарушение супружеских обетов выражается словом измена. В ярко-багряном диске восходящего солнца видели пламенеющий гневом лик небесной царицы; чистота солнечного блеска возбуждала представление о девственной чистоте богини, выступающей на небо в пурпуровой одежде зари и в сияющем венце лучей, как богато убранная невеста. В славянских преданиях мы находим черты, вполне соответствующие литовскому сказанию. Олицетворяя солнце в женском образе, русское поверье говорит, что в декабре месяце, при повороте на лето, оно наряжается в праздничный сарафан и кокошник и едет в теплые страны; а на Иванов день (24 июня) Солнце выезжает из своего чертога на встречу к своему супругу Месяцу, пляшет и рассыпает по небу огненные лучи: этот день полного развития творческих сил летней природы представляется как бы днем брачного союза между Солнцем и Месяцем.[112]112
Сахаров., II, дневн., 69; Терещ., V, 75. Хорваты уверяют, что в этот день солнце пирует в небесных чертогах и разбрасывает свои лучи стрелами (= играет). – Ж. М. Н. П. 1846, VII, 45.
[Закрыть] В польском языке месяц – xięzyc (белорус, ксенжич – княжич); в малорусском заговоре от зубной боли делается такое обращение к нему: «Месяцю, молодый княже!»[113]113
Малор. и червон. думы, 100; Вест. Р. Г. О.1853, IV, 9. Белорус, поверья.
[Закрыть] В Черниговской губ. сохранилась песня, намекающая на любовные отношения светил дня и ночи:
Ой, там за лисом – за бором
За синеньким езёром,
Там Солнычко играло,
С Мисяцом размовляло:
«Пытаю цебе, Мисяцу!
Чи рано зходишь, чи позно заходишь?»
– Ясное мое Солнычко!
А что тоби до тово —
До выходу мово?
Я зыйду (взойду) свитаючи,
А зайду змеркаючи. (40)
Далее следует сравнительный разговор парубка с дивчиной, которая допытывается: есть ли у него кони и зачем ее не навещает? По народному поверью, Солнце и Месяц с первых морозных дней (с началом зимы, убивающей земное плодородие, и так сказать, – расторгающей брачный союз солнца) расходятся в разные стороны и с той поры не встречаются друг с другом до самой весны; Солнце не знает, где живет и что делает Месяц, а он ничего не ведает про Солнце. Весною же они встречаются и долго рассказывают друг другу о своем житье-бытье, где были, что видели и что делали. При этой встрече случается, что у них доходит до ссоры, которая всегда оканчивается землетрясением; наши поселяне называют Месяц гордым, задорным и обвиняют его, как зачинщика ссоры. Встречи между Солнцем и Месяцем бывают поэтому и добрые и худые: первые обозначаются ясными, светлыми днями, а последние – туманными и пасмурными.[114]114
Сахаров., II, 21–22.
[Закрыть] Заметим, что в весенних грозах, сопровождающих возврат солнца из дальних странствований в царстве зимы, воображению древнейших народов рисовались: с одной стороны, брачное торжество природы, поливаемой семенем дождя, а с другой – ссоры и битвы враждующих богов; в громовых раскатах, потрясающих землю, слышались то клики свадебного веселья, то воинственные призывы и брань. Брак солнца и месяца, по указанию литовской песни, совершается первою весною, при ударах громовника Перкуна, следов., в грозовой обстановке. Затмение солнца при встрече с месяцем и их взаимной перебранке, о чем говорит немецкое предание, первоначально означало потемнение дневного светила грозовою тучею. Любовь Месяца к Деннице также не позабыта в наших народных сказаниях. Вот свидетельство белорусской песни:
Перебор-Мисячек, перебор!
Всех зирочек[115]115
Зирка – звезда.
[Закрыть] перебрал,
Одну себе зирочку сподобал:
Хоч она и маленька,
Да ясненька,
Меж всех зирочек значненька.[116]116
Нар. белорус, песни Е. П., сличи с малорусскою песнею в сочинении Костомарова «Об истор. знач. нар. рус. поэзии», стр. 164, в которой сказано, что месяц перебирает все звезды, а полюбит навеки одну «зироньку вечирнюю» (Венеру).
[Закрыть]
В сербской песне Месяц укоряет Денницу: «где ты была, звезда Денница? где была, где дни губила?»[117]117
Срп. н. njecMe, II, 626.
Mjeceц кара звиjезду Даницу:
«ћe си била, звиjезда Данице?
«ћe си била, ћe си дангубила,
Дангубила три биjела дана?»
[Закрыть]
Как по литовскому, так и по славянским преданиям от божественной четы Солнца и Месяца родились звезды. Малорусские колядки, изображая небесный свод великим чертогом или храмом, называют видимые на нем светила: месяц – домовладыкою, солнце – его женою, а звезды – их детками.
Следующая песня, изображающая то же родственное отношение звезд к солнцу, особенно любопытна потому, что окрашивает древнее предание христианскими красками и тем самым указывает на существовавшее некогда обожание небесных светил:
Стоял костёл новый, незрубленый,
А в том костили три оконечки;
У першом океньцы ясное сонце,
А в другом океньцы ясен мисяц,
А у третём океньцы ясныя зироньки.
Не есть воно ясное сонце,
Але есть вон сам Господь Бог;
Не есть вон ясный мисяц,
Але есть вон Сын Божий;
Не есть воны ясныя зироньки,
Али есть воны божис дити.[119]119
Калеки Пер., IV, 41; Изв. Ак. Н., I, 165.
[Закрыть]
В Липецком уезде, Тамбовской губ., уцелела замечательная песня о том, как девица просила перевозчика переправить ее на другую сторону:
«Перевощик, добрый молодец!
Первези меня на свою сторону». —
Я первезу тебя – за себя возьму.
В ответ ему говорит красная девица:
«Ты спросил бы меня,
Чьего я роду, чьего племени?
Я роду ни большого, ни малого:
Мне матушка – красна Солнушка,
А батюшка – светел Месяц,
Братцы у меня – часты Звездушки,
А сестрицы – белы Зорюшки».
По одной литовской песне, самая Денница является уже не соперницею Солнца, а его дочерью.[120]120
Черты литов. нар., 125 – 6.
[Закрыть]
Эти родственные отношения не были твердо установлены; они менялись вместе с теми поэтическими воззрениями, под влиянием которых возникали в уме человека и которые в эпоху «созидания мифических представлений были так богато разнообразны и легко подвижны, изменчивы. Названия, придаваемые месяцу и звездам, так же колебались между мужеским и женским родом, как и названия солнца. Наш месяц, санскр. mas, готск. тепа, нем. mond, литовок, menu (meneselis) – мужеского рода, но греч. Μήυή (Σελήυή) женского, и в латинском возле мужеской формы lunus стояла женская форма luna, употребительная и в нашем языке, хотя «месяц» и осиливает ее в народной речи. Едва ли можно утверждать, что слово «луна» занесено к славянам путем чисто литературным; ибо наш простолюдин и поляки доселе соединяют с ним общее значение света, что указывает на сочувственное отношение к его древнейшему коренному значению: польск. Luna, Lona – зарево, отражение света; области, великорус, луниться – светать, белеть (=lucere); лунь – тусклый свет, (42) белизна («сед как лунь»).[121]121
Доп. обл. сл., 104; Толков, слов., I, 873.
[Закрыть] Как месяц представляется мужем богини солнца, так луна, согласно с женскою формою этого слова, есть солнцева супруга – жена Дажьбо-га. «Солнце – князь, луна – княгиня»: такова народная поговорка, усвояющая солнцу тот же эпитет князя, который у нас употребляется для обозначения молодого, новобрачного супруга, а в польском языке перешел в нарицательное имя месяца.[122]122
Послов. Даля, 300,1029; Снегир. Рус. в св. посл., IV, 41.
[Закрыть] Еще у скифов луна была почитаема сестрою и супругою бога солнца (Svalius) и называлась тем же именем, какое придавалось и солнцу, только с женским окончанием – Vaitashura (vaita – охота, пастбище, и shurus – быстрый, то же что народное русское сур;[123]123
Кирша Дан., 271.
[Закрыть] vaitashurus – охотник). Этим названием скифский бог солнца роднится с греческим сребролуким Аполлоном, а богиня луны с его сестрою – Артемидою (Дианою).[124]124
Лет. рус. лит., кн. I, отд. 3,133 – 5.
[Закрыть]
Солнце постоянно совершает свои обороты: озаряя землю днем, оставляет ее ночью во мраке; согревая весною и летом, покидает ее во власть холоду в осенние и зимние месяцы. Где же бывает оно ночью? – спрашивал себя древний человек, куда скрываются его животворные лучи в зимнюю половину года? Фантазия творит для него священное жилище, где божество это успокоивается после дневных трудов и где скрывает свою благодатную силу зимою. По общеславянским преданиям, сходным с литовскими и немецкими, благотворное светило дня, красное Солнце, обитает на востоке – в стране вечного лета и плодородия, откуда разносятся весною семена по всей земле; там высится его золотой дворец, оттуда выезжает оно поутру на своей светозарной колеснице, запряженной белыми, огнедышащими лошадьми, и совершает свой обычный путь по небесному своду. Подобно грекам, сербы представляют Солнце молодым и красивым юнаком; по их сказаниям, царь-Солнце живет в солнечном царстве, восседает на златотканом, пурпуровом престоле, а подле него стоят две девы – Зоря Утренняя и Зоря Вечерняя, семь судей (планеты) и семь вестников, летающих по свету в образе «хвостатых звезд»; тут же и лысый дядя его – старый Месяц. В наших сказках царь-Солнце владеет двенадцатью царствами (указание на двенадцать месяцев в году или на двенадцать знаков зодиака); сам он живет в солнце, а сыновья его в звездах (русск. звезда, зирка, лат. Stella, готск. stairno, др. – сев. stiarna – женского рода; но современное немец, stern, др. – вер. – нем. stemo, англос. steorra, греч. άστηρ – мужеского);[125]125
D. Myth., 838.
[Закрыть] всем им прислуживают солнцевы девы, умывают их, убирают и поют им песни.[126]126
Песня, напечатанная Сахаровым (I, 47–48), которую будто бы поют солнцевы девы при браке огненного змея, очевидно, поддельная.
[Закрыть] Словаки говорят, что Солнцу, как владыке неба и земли, прислуживают двенадцать дев – вечно юные и прекрасные.[127]127
Ж. М. Н. П. 1846, VII, ст. Срезнев., 38–39, 43, 46.
[Закрыть] Упоминаемые сербскими песнями солнцевы сестры, конечно, тождественны с этими девами. О красивых девушках сербы выражаются: «кано да je сунчева сестра» или: «кано да сунцу косе плете, a Mjeceuy дворе мете».[128]128
Jbidem, 47; Срп. н. njecмe, 1,161.
[Закрыть] Согласно с вышеприведенной русскою песнею о перевозчике и солнцевой дочери, сербская песня рассказывает: (43)
Извирала студена водица,
На водицу сребрна столица,
На столицу лиjепа ђевоjка,
Жуте cyjoj ноге до кол(ь)енах,
А злапене руке до раменах,
Koca joj je кита ибришима.
(Истекала студеная вода, на воде серебряной престол, на престоле красавица-девица – по колено ноги в сиянии,[129]129
собственно: желтые
[Закрыть] по локоть руки в золоте, коса шелками увита.) Прислал паша сватать девицу; отвечала она сватам:
Фала Богу, чуда великога!
Да ни jе паша ломамио?
Кога хойс да узме за л(ь)убу,
Да он узме Сунчеву сестрицу,
Мjесечеву првобратучеду,
Даничину Богом посестриму!
(Хвала Богу – чудо великое! или паша с ума сошел? кого хочет за любу взять – солнцеву сестрицу, месяцеву племянницу, денницыну посестриму!) Вынула три золотых яблока и подбросила их вверх; кинулись сваты ловить яблоки (яблоко у сербов служит эмблемою брачного союза), но ударили с неба три молнии («три муке од неба пукоше») и поразили жениха и сватов.[130]130
Срп. н. njecмe, 1,157 – 9.
[Закрыть] По указанию этой песни, Месяц – дядя Солнца; по свидетельству же другой сербской песни, также мифического содержания, у Бога было чадо – ясное Солнце, а у Солнца братом был – Месяц, сестрою – Звезда-преходница, т. е. планета, подвижная звезда. Спорила девойка с Солнцем: «яркое Солнце! я красивей тебя, и твоего брата ясного Месяца, и твоей сестрицы Звезды-преходницы».[131]131
Japко сунце! лепша сам од тебе.
И од тебе и од брата твога,
Од твог брата, cjajнoгa Месеца,
Од сестрице Звезде-преоднице.
[Закрыть] Солнце шлет жалобу Богу: «Боже! как мне быть с проклятою девицей?» А Бог отвечал ему кротко: «яркое Солнце, мое чадо дорогое![132]132
Japxo сунце, моjе чедо драго!
[Закрыть] будь весело, не сердися; легко сделаться с проклятою девицей: ты засияй, чтоб загорело ее лицо, а я дам ей худую долю».[133]133
Срп. н. njecмe, 1,305.
[Закрыть] Звезда-преходница должна быть Венера, потому что в других песнях сестрою Месяца называется Денница; она устраивает свадьбу своего брата и испрашивает с неба молнию:
Радуе се звиjезда Даница,
Жени брата cjajнoгo Mjeceцa,
Испросила мун(ь)у од облака.
Свадьба, следоват., совершается при весенней грозе, оплодотворяющей землю дождевыми ливнями; свадебные чины при этом брачном торжестве исправляли сам Господь и святые угодники, а свадебными дарами были: Богу – небесная высь, св. Иоанну – зимние холода, св. Николе – воды, апостолу Петру – летние жары, Огненной Марии – живой огонь, Илье-пророку – громовые стрелы.[134]134
Ibid., 155-6.
[Закрыть] Девойка, вступившая в спор о красоте с самим Солнцем, конечно, принадлежит к одному (44) разряду с златорукою девою, так жестоко покаравшею своих сватов. С теми же мифическими девами встречаемся и в литовских песнях: «Под кленом течет студенец; сюда приходят божьи сынки плясать при лунном свете с божьими дочками. Пришла я (девица) к источнику умыться; как вымыла лицо белое – упало мое колечко в воду. И пришли божьи сынки, и выудили мое колечко из глубины вод; приехал добрый молодец на вороном коне с золотыми подковами: поди сюда, девица! поди сюда, молодая! скажем друг другу словечко, подумаем думочку – где речка поглубже, где любовь любовнее?» Выражение «dewo dukteli» (божьи дочки) имеет при себе вариант: «saules dukryte» (солнцевы дочки). «Куда девались божьи кони? – спрашивает песня и отвечает: божие сыны на них поехали. Куда поехали божие сыны? Искать дочерей Солнца». Литовская поговорка так выражается об излишней разборчивости: «ему и солнцева дочь не угодит!»[135]135
Черты литов. нар., 128–134,148; Вест. Р. Г. О.1857, IV, 248.
[Закрыть] Кто эти солнцевы девы – сестры и дочери? Хотя предание и считает звезды детьми солнца, тем не менее мифическая обстановка, в которой являются солнцевы девы, не позволяет считать их за олицетворение этих светил; напротив, все говорит за тождество их с водными нимфами (эльфами, вилами, русалками), в образе которых языческая древность воплотила быстролетучие грозовые облака. Они показываются при студенцах (старинная метафора дождевых туч), низводят с неба молнию, поют песни, танцуют с божьими сынами и вступают с ними в любовные связи. Заметим, что в свисте ветров и вое бури простодушному язычнику слышались песни духов, а в прихотливом полёте облаков и в крутящихся вихрях виделись их пляски и свадебное веселье.[136]136
В одной литовской песне (Черты лит. н., 125 – 6) Перкун рубит зеленый дуб (= тучу) и кровью его (= дождем) марает свадебные уборы солнцевой дочери.
[Закрыть] Солнцевы девы умывают солнце и расчесывают его золотые кудри (лучи), т. е. разгоняя тучи и проливая дождь, они прочищают лик дневного светила, дают ему ясность. Тот же смысл заключается и в предании, что они метут двор месяца, т. е. разметают вихрем потемняющие его облака. Обладая бессмертным напитком (живою водою дождя), солнцевы девы сами представляются вечно прекрасными и никогда не стареющими.
Зоря олицетворялась у славян в образе богини и называлась сестрою Солнца, как это видно из песенного к ней обращения:
Зоря ль, моя Зоринька,
Зоря, солнцева сестрица!
В заговорах, которые обыкновенно произносятся на восток – при восходе солнца, ее называют красною девицею: «Зоря-Зоряница, красная девица, полунощница» (т. е. рано пробуждающаяся, предшествующая дневному рассвету). Подобно богине-Солнцу, она восседает на золотом стуле, расстилает по небу свою нетленную розовую фату или ризу,[137]137
У греков Зоря также восседала на золотом троне и облекалась в багряную, золотистую одежду (Гомер).
[Закрыть] и в заговорах доселе сохраняются обращенные к ней мольбы, чтоб она покрыла своею фатою от волшебных чар и враждебных покушений (см. гл. V). Как утренние солнечные лучи прогоняют нечистую силу мрака, ночи; так верили, что богиня Зоря может прогнать всякое зло, и наделяли ее тем же победоносным оружием (огненными стрелами), с каким выступает на небо светило дня; вместе с этим ей приписывается и та творческая, плодородящая сила, какая разливается на природу восходящим солнцем. Крестьяне выставляют семена (хлеб, (45) назначенный для посева) на три утренние зори, чтобы они дали хороший урожай.[138]138
Сахаров., II, 14.
[Закрыть] Согласно с наглядным, ежедневно повторяющимся указанием природы, миф знает двух божественных сестер – Зорю Утреннюю и Зорю Вечернюю; одна предшествует восходу солнца, другая провожает его вечером на покой и обе таким образом постоянно находятся при светлом божестве дня и прислуживают ему. Утренняя Зоря выводит на небесный свод его белых коней, а Вечерняя принимает их, когда оно, совершивши свой дневной поезд, скрывается на западе. В Каринтии утреннюю зорю называют дъжница[139]139
Ж. М. Н. П. 1846, VII, ст. Срезнев., 52. У различных славянских племен угренка означает то утреннюю зорю, то звезду денницу (k rasopani).
[Закрыть] – слово, тождественное с именем звезды денницы или утренницы и родственное с древним названием солнца Дажьбогом (от dah – гореть). В сербских песнях звезда Денница слывет сестрою Солнца, как у нас Зоря; в областных наречиях деннице дают название зарница (в малорос. зоря означает вообще звезду), а у литовцев она носит имя Auszrine (= прилагательное «утренняя», заставляющее предполагать при себе существительное «звезда») – одного происхождения с санскр. Ushas (зоря, бессмертная и блаженная дочь неба), греч. `Ηώς и латин. Aurora,[140]140
Звук г образовался из s.
[Закрыть] от ush – гореть, светить, блистать.[141]141
Die Götterwelt, 60; Лет. рус. лит., кн. III, отд. 3, 56; Пикте, II, 672 – 3: ush – сжатая форма корня vas, от которого произошло название весны.
[Закрыть] Итак, названия зори образовались от тех же корней, от которых произошли слова, означающие день и утро. Немцы говорят: der Morgen tagt (tagen) – рассветать: сравни санскр. ahan – день и ahana – заря. Соответственно метафорическому представлению солнца горящим светильником, Аушрине разводила ранним утром богине-Солнцу огонь, в Вакарине (вечерняя звезда – другое название Венеры) гасила его и стлала для утомленной богини постель: поэтическая картина, совпадающая по содержанию с славянским преданием о выводе солнцевых коней Утренней Зорею и уводе их Вечернею Зорею. У эстонцев возжением и погашением солнцева светильника заведуют Зори. Верховный бог-прадед, по сотворении мира, поручил своей дочери принимать заходящее Солнце, отводить его на покой и хранить его светильник в продолжение ночи, а сыну своему – снова возжигать этот светильник при наступлении утра и отпускать Солнце в дневное его странствование. Весною, когда на севере дни бывают самые долгие и утро почти сливается с вечером, сестра, принимая светильник солнца, должна тотчас же передавать его из рук в руки своему брату. При одной из этих встреч они пристально взглянули друг другу в очи, пожали взаимно руки и коснулись устами. «Будьте счастливыми супругами!» – сказал им отец; но дети просили не нарушать радости стыдливой любви и оставить их вечно женихом и невестою. С тех пор, когда они встречаются весною и сливают свои уста в сладком поцелуе – румянец покрывает щеки невесты и отражается по небу розовым блеском, пока жених не зажжет дневного светильника. Время этой встречи празднует вся природа; земля убирается в зелень и роскошные цветы, а рощи оглашаются песнями соловьев.[142]142
Сказ. Грим., I, стр. XXXVI–VII; Ж. М. Н. П. 1849, V, 57–58.
[Закрыть] Итак, миф отождествляет зорю с звездой денницею, по сходству издревле присвоенных им названий, или правильнее – переносит на планету Венеру представления, созданные поэтическою фантазией о зоре.
![Книга Рукописи, которых не было [Подделки в области славянского фольклора] автора авторов Коллектив](http://itexts.net/files/books/110/oblozhka-knigi-rukopisi-kotoryh-ne-bylo-poddelki-v-oblasti-slavyanskogo-folklora-172063.jpg)
