Текст книги "Гнев"

Автор книги: Александр Хамадан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

* * *

Сегодня состоялось очередное партийное собрание коммунистов моей части. Комиссар сделал доклад о международном положении, сообщил последние политические новости, полученные по радио. Потом резко критиковали работу завхоза коммуниста Лу Чана. Он очень хороший боец, но весьма рассеянный завхоз: он оставил нас без чая. Товарищ Лу Чан признал свою ошибку, обещал исправить ее путем обмена излишних продуктов с другой частью. Он просил после перехода вернуть его обратно в строй, а хозяйственные дела поручить человеку, более подходящему для этого.

Нам предстоит долгий поход в горах; чай – хороший товарищ и утешитель в таком трудном пути. Вот почему мы так распекли Лу Чана.

Дорога пока хорошая, широкая: идем по четыре человека в ряд. Хорошо бы так дойти до конца нашего пути!

* * *

Вчера, рано утром, нас обстреляла группа неизвестных людей, которые мгновенно исчезли в горах. Убиты два товарища: командир третьей роты 119-го полка и боец этой же роты; ранено несколько человек. Послали вперед Тан Чжэна в качестве разведчика и парламентера. Вернулся он только сегодня. Вместе с ним пришли два старика дунгана. Все выяснилось. Реакционные элементы заявили дунганам: «Красные идут вас грабить. Не пропускайте их через горы, истребляйте, как бандитов».

Дунгане поверили им и встретили нас огнем. Тан, очень хорошо говорящий на их наречии, объяснил им с помощью политработников цель нашего похода. Дунгане обещали прекратить нападения. Старики сказали: «Быть свободными должны все. Мы не смеем мешать вам в таком великом деле».

* * *

В горах мы уже больше недели. Дунгане не нападали. За это время ни разу, а наоборот, охотно показывали удобные тропинки. Теперь мы двигаемся гуськом, один за другим, – настолько узки тропинки. С продовольствием у нас опять острый кризис. Бойцы получают в день не больше ста граммов диких овощей и ста граммов жареных зерен пшеницы. Зато в изобилии прекрасная питьевая вода.

Настроение, как всегда, бодрое. За все время похода от Моугуна никто не высказал недовольства, хотя нам приходится преодолевать невероятные трудности.

Тан Чжэн предупреждает всех, что самый опасный участок впереди – путь вдоль гигантских отвесных скал, нависших над пропастью.

Послали вперед разведку. Весь отряд расположился на отдых. Приказано было спать, чтобы люди набрались сил для последнего перехода. Не спят только командиры. Во время отдыха бойцов мы сами несем сторожевое охранение. Поздно ночью вернулся один из разведчиков и сообщил, что дорога свободна, можно итти вперед. Он подтвердил слова Тан Чжэна и сказал, что тропинка ведет через такие высокие скалы, что нельзя смотреть вниз – закружится голова.

* * *

Вот мы и у последнего этапа нашего перехода. Движение колонны началось уже часов семь назад. На тропинке помещается только один человек. Из-под ног все время осыпаются камни. Стука от их падения на дно пропасти не слышно. Мулам завязали глаза, каждого мула ведут два человека: один спереди за узду, другой сзади держит его за круп. Люди идут медленно, крайне осторожно… Как мы ни рассчитывали, а теперь уже видно, что ночь застанет нас на этом дьявольском пути.

Задерживаться нам нельзя. Мы должны, мы обязаны итти быстро вперед. Корпус Сюй Хай-дуна уже опять в Шэньси. Он ждет нас…

* * *

Теперь, когда мы миновали эти страшные скалы, у меня нет слов, чтобы описать наш путь. Это было ужасное испытание нашей смелости и, главное, наших нервов.

Мы шли с полудня до утра следующего дня по узкой тропинке, ширина которой не превышала трех локтей мужчины. Попадались места, где было не больше двух локтей ширины. У всех кружились головы, многих тошнило. Несмотря на строжайший приказ не смотреть в пропасть, она нас сама притягивала, и мы невольно смотрели вниз, хотя и не видели порой ее дна.

Мы двигались молча. Все были в страшном напряжении. Люди вздрагивали от кашля соседа. Оступиться – значило погибнуть. К вечеру пошел легкий дождь, итти уже нельзя было – ноги сами соскальзывали в пропасть. Часть пути пришлось ползти на коленях.

К счастью, дождь скоро прекратился. Но как только уходило от нас одно несчастье, приходило другое. Ночь наступила быстро. Темная, непроглядная ночь. Теперь мы едва передвигали ноги, боясь каждого неосторожного движения. Мы останавливались при звуке малейшего шороха, цеплялись руками за скалы и так ждали, пока сосед спереди не начинал двигаться дальше…

На рассвете мы вдруг услышали далеко впереди частые выстрелы винтовок, потом пулеметные очереди. Нами овладела ярость: враг нападал на нас, беззащитных и беспомощных. Однако вскоре до нас дошел приказ двигаться дальше: перестрелка шла уже внизу, куда спускались наши бойцы. Оказывается, их обстреляли засевшие в одном из заброшенных буддийских монастырей неприятельские части.

Когда мы достигли равнины, все вокруг было тихо. Яркое солнце согревало всех нас своими лучами. Весна была здесь в полном расцвете. От неприятеля не осталось никаких следов. Охваченные бешеной яростью, наши передовые части уничтожили их всех.

* * *

Итак, главную часть пути, самую трудную и опасную, мы прошли благополучно. Теперь мы находимся в провинции Шэньси. Еще немного терпения и упорства – и мы выйдем в те районы, куда направила нас наша партия, интересы нашей великой родины. Дальнейший путь мы совершим с Пионерским корпусом Сюй Хай-дуна, который мужественно отвлекал от нас неприятельские силы. Трудно даже представить себе, каким было бы наше положение, если бы корпус Сюй Хай-дуна не пришел к нам на помощь. Как ни был труден и опасен наш путь, я и друзья мои удивляемся, как мало жертв мы понесли. Память о погибших товарищах мы чтим, как память наших родных братьев.

В Тяньшуне, занятом уже частями Сюй Хай-дуна, нас ожидает прекрасный отдых. Нам нужно набраться сил. Много сил нам нужно. Впереди – жестокая борьба с чужеземными завоевателями, захватившими наш Северо-восток (Манчжурию), провинцию Жэхэ и приготовившимися захватить наш Северный Китай. Впереди нас ждет борьба.

Мы с честью закончили наш Великий поход, продолжавшийся почти восемнадцать месяцев…

4. Ранение

Было жаркое лето 1937 года. Командир полка Красной армии, бывший курсант Военной академии Цин выписался из госпиталя, в котором он провел более полугода.

Цин с удовольствием вдыхал прохладный воздух тенистого сада, окружавшего военный госпиталь в Фугу. Раны зажили, он опять здоров и бодр. Правда, он чувствует некоторую слабость в ногах. Но кто, однажды заболев, не чувствовал потом, после выздоровления, этой легкой дрожи в ногах и сладкого головокружения?

Не избежал этого и командир Цин. Шутка ли сказать: провести полгода на госпитальной койке! Цин сейчас с трудом вспоминает о том, как он попал в госпиталь. Еще бы, ведь это было так давно – шесть месяцев тому назад! Сейчас он, медленно, осторожно ступая, идет к выходу из парка; рядом с ним идет его помощник, наш старый знакомый Тан Чжэн. Он специально прибыл в Фугу, чтобы забрать своего командира обратно в полк.

Окрепнув там на свежем воздухе, Цин через неделю вновь примет командование полком. Тан Чжэн клялся, что так и будет. И сами бойцы неотступно требовали возвращения в полк выздоравливающего командира. Цин вспомнил наконец, как и где его ранили.

Это было последней зимой, на подступах к Баоаню. Противник потребовал присылки парламентеров для переговоров. Пошел Цин и с ним командир седьмой роты Фан Гу. Солдаты противника приветливо встретили красных командиров. Они открыто высказывали всяческие добрые пожелания парламентерам.

– Мы хотим мира между китайцами! – кричали они. – Мы не хотим, чтобы продолжалась война китайцев против китайцев!

Цин проходил мимо солдат, улыбаясь и кивая головой.

Офицеры противника встретили парламентеров недружелюбно. С самого начала переговоров они провоцировали Цина. Бросали ему прямо в лицо оскорбительные реплики:

– Вы собрали по всей стране сброд. У вас босяцкая армия. Мы требуем, чтобы вы немедленно сдали оружие.

Эти высокомерные люди выкрикивали одно гнусное оскорбление за другим. Цин и Фан Гу спокойно слушали их. Наконец Цин встал; он чувствовал, как закипает в нем ярость, и сказал:

– Нас пригласили сюда как парламентеров. И мы честно пришли, без оружия. Вместо переговоров вы оскорбляете нашу армию, которая есть плоть от плоти нашего народа. Нам нечего здесь делать…

Цин и Фан Гу вышли из штаба противника, прошли в ворота городской стены. С их пути убрали солдат. Когда за ними закрылись ворота и они уже вышли на дорогу к своему полку, сзади раздался треск пулемета. Фан Гу сразу повалился на землю. Цин, удивленный таким гнусным предательством офицеров, высоко вскинул белое полотнище – знак парламентера. Дальше он ничего не помнит, как ни силится восстановить это событие в памяти.

Только в госпитале он узнал о дальнейших событиях. Красные бойцы, услышав пулеметную стрельбу и увидев, как упали на землю их командиры, стремительно бросились вперед. Они закидали городские ворота гранатами и ворвались в город. Баоань был взят красными. Неприятельские солдаты сложили оружие и не оказали сопротивления. Они сами вылавливали своих офицеров-предателей.

Фан Гу был мертв, когда его подобрали, а Цин подавал еще признаки жизни. У него оказались две раны в голове, одна пуля попала в грудь, а другая прострелила кисть левой руки. Вот почему командир полка Цин почти полгода пролежал в военном госпитале в Фугу.

У калитки госпитального сада Цина ожидал маленький легковой автомобиль.

– Прислали из штаба корпуса. Специально за тобой, – улыбаясь, сказал Тан Чжэн.

Автомобиль мягко покатил по пыльной улице.

– Мы здесь недалеко: всего пятьдесят-шестьдесят ли, – начал рассказывать Тан Чжэн. – В полку все в полном порядке. Бойцы и командиры ждут тебя с нетерпением. Недавно получили четыре станковых и двенадцать ручных пулеметов. Теперь у нас около ста автоматических ружей. Как видишь, без тебя мы не дремали. Лу Чана теперь просто боятся в штабе. Если его послать за каким-нибудь снаряжением, можно не сомневаться – все добудет.

Цин вдруг вспомнил один вечер Великого похода, когда на партийном собрании распекали Лу Чана за рассеянность.

«Хороший командир, – подумал он. – Настоящий коммунист».

– Как обстановка? – вдруг перебил он Тан Чжэна.

– Уже пять месяцев, как мы не воюем. Ни одной стычки. Бойцы отдыхают. Сейчас идут важные переговоры между компартией и гоминданом. Наша партия потребовала объединения всей нации, вооружения всего народа для священной войны с японскими захватчиками.

Цин слушал Тан Чжэна с горящими глазами. Бледное лицо его покраснело от прилива крови.

– Ну, и как? – волнуясь, спросил он.

– Ты очень тороплив. Такие вещи не делаются сразу. Но говорят, что переговоры идут успешно.

Цин откинул голову на спинку сиденья, закрыл глаза. Лицо его опять стало бледным. Он молчал всю дорогу до лагеря полка. Автомобиль шел медленно, выбирая удобный путь. В полк прибыли только вечером.

5. За нашу Великую Родину

( Записки командира бригады Восьмой народно-революционной армии Китая товарища Цина)

С каждым днем я чувствую себя лучше, крепче. Хорошо отдыхаю. Меня окружили заботами, ухаживают за мной, словно я беспомощный ребенок. Как сильно изменились люди в полку! Многих я с трудом узнаю. Особенно меня поражает Тан Чжэн. Простой крестьянин-охотник за один только год превратился в отличного, грамотного командира. У него природные способности. В мое отсутствие он командовал полком не хуже меня. Дисциплина великолепная. Бойцы хорошо знают свое дело. В полку тесная, товарищеская дружба. Молодец Тан Чжэн! Надо будет уговорить его пойти учиться.

Радуют меня сердечные отношения между бойцами и населением окрестных деревень. Мы должны еще больше сближаться с народом. Очень беспокоят нас затянувшиеся переговоры между нашей партией и гоминданом о создании единого национального антияпонского фронта. Сейчас это самое главное! Только объединившись, мы сумеем разбить и выбросить с нашей территории наглых японских интервентов! Весь народ ждет результатов этих переговоров с величайшим напряжением.

Утром радио сообщило, что японцы передвигают свои войска из Манчжурии и Кореи в сторону Северного Китая. Больше нельзя ждать. Каждый день промедления только ослабляет наше сопротивление…

* * *

То, что мы, коммунистическая партия, предсказывали, произошло. Японцы, использовав очередную провокацию, неожиданно напали на китайский гарнизон около Люкоуцзяо [18]18
  Люкоуцзяо – пункт в районе Бэпина (провинция Хэбэй, Северный Китай). 7 июля 1937 года японские войска, неожиданно спровоцировав китайцев, начали военные действия возле Люкоуцзяо.


[Закрыть]

Мои бойцы охвачены негодованием, они горят нетерпением начать освободительную войну. Повсюду проходят массовые народные митинги протеста; к нам приходят молодежь и старики и требуют зачисления в армию. Повсюду говорят только об одном: больше нельзя ждать! Армия вместе с народом должна выступить против японцев! Это стало уже лозунгом…

* * *

От волнения мне трудно писать. Великое свершилось. Заключено соглашение между компартией и гоминданом о едином национальном антияпонском фронте. Создается единое командование национальной армии. Наша Красная армия реорганизуется в Восьмую народно-революционную армию. Соглашение это – результат борьбы коммунистов за создание единого национального антияпонского фронта. Объединившись, великий китайский народ сумеет освободить свою родину от японских захватчиков.

Сегодня опубликован приказ о реорганизации нашей армии и о назначении товарища Чжу Дэ командующим Восьмой армией. Территории, занятые нами, преобразуются в особые демократические районы северо-западного Китая.

Сегодня вечером созывается специальная конференция командиров и комиссаров Красной армии. На повестке дня – большие доклады наших руководителей – Мао Цзе-дуна, Чжу Дэ и Чжоу Энь-лая. На время конференции полком будет командовать товарищ Тан Чжэн…

* * *

Конференция продолжалась три дня. Это важнейшая конференция в истории нашей партии и нашей армии. Не только намечены задачи, стоящие перед коммунистами и Красной армией, но и указаны методы их разрешения. Специально обсуждены тактика и стратегия войны с японцами. Нам подробно доложили о состоянии и вооружении японской армии, о ее тактике и стратегии.

Конференция приняла специальные решения о характере военных действий нашей армии против японцев. Главная наша задача – всемерно и повсюду развивать партизанское движение, обучать военному делу и вовлекать в борьбу широчайшие народные массы. Это действительно будет всенародная война с поработителями.

Пока работала конференция, в нашу армию вступили новые десятки тысяч антияпонских бойцов. Мой полк развертывается в бригаду. Теперь я каждый день жду приказа командования о выступлении.

Между прочим, на конференции с энтузиазмом принят текст присяги бойца Восьмой народно-революционной армии. Вся наша армия будет скоро присягать на верность родине и народу, поклянется словами этой присяги вести войну до последних сил, пока мы не победим и не прогоним из Китая наших врагов. Я привез текст присяги, и сейчас бойцы и командиры разучивают его. Присяга вдохнула в меня могучие силы. Я готов до конца вести борьбу с фашистскими самураями.

* * *

Не успеваю записывать даже главные события нашей жизни. Нет ни одной минуты свободного времени. Боюсь, что скоро наступит боевая пора и мне придется оставить эти записки. Я назначен командиром бригады, развернутой из моего полка, куда в последнее время прибыло около четырех тысяч добровольцев. Всего в моей бригаде уже более шести тысяч бойцов. Но с каждым днем она все больше увеличивается. Ежедневно прибывают со всех концов страны новые добровольцы – антияпонские бойцы: рабочие, крестьяне, студенты, учителя, торговцы, много женщин.

Завтра вместе со всем корпусом, которым командует товарищ Пэн Дэ-хуай, моя бригада произнесет слова великой клятвы – присяги. Все бойцы с волнением ожидают завтрашнего дня. Он действительно велик для нас: после присяги корпус уходит на фронт. Тан Чжэн, мой старый боевой друг, и Лу Чан назначены командирами полков в моей бригаде. Участники Великого похода составляют костяк реорганизованной армии. Это закаленные и проверенные люди, обладающие огромным военным, политическим и житейским опытом.

Я чувствую себя отлично. Раны зажили и лишь в дурную погоду дают о себе знать. Настроение в бригаде приподнятое, боевое, все горят энтузиазмом борьбы. Многие вслух повторяют слова присяги.

* * *

Войска построились на огромном ровном поле. Точно в восемь часов утра к войскам подъехали: товарищ Мао Цзе-дун, командарм Чжу Дэ, его заместитель, командир нашего корпуса товарищ Пэн Дэ-хуай и много других известных командиров и политработников.

Все время прибывали один за другим десятки автомобилей с представителями центрального правительства, главного военного совета и различных общественных организаций страны. На поле, кроме войск, было не меньше двадцати тысяч гражданского населения.

После небольшой речи Мао Цзе-дуна командарм Чжу Дэ в торжественной тишине медленно, слово за словом, громко читал слова присяги бойца Восьмой народно-революционной армии Китая. Дружно, хором повторяли за ним бойцы каждое слово присяги. Земля дрожала, когда бойцы подхватывали отдельные слова этой великой клятвы. Я привожу ее текст:

«Японский империализм – смертельный враг китайской нации. Империалисты стремятся поработить нашу страну и уничтожить нашу нацию, они убивают наших родных, близких, они насилуют наших матерей, жен и сестер, сжигают жилища, уничтожают наше хозяйство, инвентарь и скот. Во имя нашей нации, нашей страны, наших соотечественников, во имя наших детей и внуков мы клянемся сопротивляться до конца японским захватчикам.

Уже шесть лет боремся мы за спасение родины от японских захватчиков. Уже создан единый национальный фронт. Переименовав нашу армию в народно-революционную армию, мы отправляемся на передовые позиции для уничтожения врага.

Мы искренне поддерживаем национальное правительство и председателя военного совета Чан Кай-ши, возглавляющих оборону всей страны против японских захватчиков. Мы обязуемся подчиняться единому командованию военного совета, строго соблюдать дисциплину и не возвращаться домой до тех пор, пока из нашей страны не будут изгнаны японские захватчики, пока все предатели нации не будут стерты с лица нашей земли.

Мы, сыны рабочих и крестьян, клянемся не брать ни одной нитки у населения, клянемся всегда служить интересам народа, по-братски относиться к воинским частям, сражающимся плечо к плечу с нами против нашего общего врага, мы клянемся быть преданными революции. Мы готовы принимать критику товарищей, отвечать по всей строгости революционной дисциплины в случае нарушения нами интересов нации».

Когда присяга была вся повторена войсками, громовые раскаты приветствий прокатились по полю. И войска и народ единодушно кричали: «Ван-суй свободный великий Китай! Бей японцев! Ван-суй Мао Цзе-дун, Чжу Дэ! Ван-суй беспощадная борьба с японскими интервентами!»

Завтра моя бригада уходит в поход, навстречу японским войскам. Сегодня все бойцы отдыхают. В наших частях гостят сегодня рабочие и крестьянские делегации. Они привезли бойцам много хороших подарков. Вечером делегация шанхайских артистов устраивает большой концерт для бойцов и командиров бригады.

* * *

…Третий месяц воюем с японцами. Даже такой короткий срок позволил нам изучить врага. Он превосходит нас своей военной техникой. Зато мы нащупали его слабые места: медлителен, малоподвижен, в ближнем, рукопашном бою слаб, предпочитает позиционную войну.

За эти три месяца мы имели несколько столкновении с японцами. Первое сражение мы проиграли. Но это вполне естественно: противник развил бешеный орудийный огонь. Ему удалось, прикрываясь огневой завесой, сбить нас с позиции. В целях сохранения живой силы мы отступили.

Второе столкновение наше закончилось так же. Но эти временные отступления лишь укрепили нас, обогатили опытом боевых действий против империалистической армии, вооруженной до зубов.

О третьем столкновении в районе Лиши (провинция Шаньси) скажу кратко: мы начисто уничтожили полк противника. По одним только трофеям можно судить о значении этой первой нашей победы: семнадцать станковых пулеметов, двадцать два ручных, сто семнадцать автоматических ружей, четыре легких орудия, восемь грузовиков с патронами, снарядами, медикаментами и продовольствием, большой запас обуви, одежды и прочего снаряжения!

Стоило два раза отступить, чтобы в третий раз нанести врагу сокрушительный удар! Моя бригада сейчас вооружена в значительной степени оружием, захваченным у японцев…

В Лиши у меня произошла поразительная встреча. Там сейчас установлена основная база снабжения нашего корпуса. И среди наших интендантов я встретил… торговца Чжан У из Моугуна! Кто бы мог подумать об этом! Вот что значит, когда весь наш народ объединился в едином порыве борьбы с чужеземными поработителями!

Он очень похудел, этот Чжан У, против прежнего. Но в военной форме, несмотря на солидный возраст, он выглядит даже молодцевато. Увидев меня, он сказал:

– Сейчас надо защищать родину. Остальные дела потом. Я прежде всего сознательный китаец…

* * *

Моя бригада переходит в дивизию товарища Хо Луна. Наша новая задача – прорваться в японский тыл, в северную часть провинции Шаньси. Это большой, трудный и опасный поход. Но разве мы однажды уже не прошли более двадцати тысяч ли неслыханно тяжелого пути? Мои бойцы уверенно идут вперед. Огненные слова клятвы, которую мы дали нашему народу, приведут нас к победе над врагами родины. Мы помним эти слова:

«Мы обязуемся… не возвращаться домой до тех пор, пока из нашей страны не будут изгнаны японские захватчики, пока все предатели нации не будут стерты с лица нашей земли».

Эту клятву мы выполним, даже если нам придется сложить свои головы на полях сражения за нашу великую родину!