Текст книги "А. Покровский и братья. В море, на суше и выше 2… -"

Автор книги: Александр Покровский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 27 страниц)

ДИЗЕНТЕРИЯ

Шёл февраль 1944 года, кровопролитные бои в Будапеште перемешали линию фронта так, что неясно было, где свои, а где чужие. Лейтенант Парамонов двадцати лет от роду страдал больше чем товарищи по оружию – у него был жестокий приступ дизентерии плюс лёгкая контузия неразорвавшимся снарядом о лафет пушки. В помещении винного магазинчика они торчали уже вторые сутки – кинжальный огонь пулемётов не давал высунуть носа ни на метр вперёд, вторые же сутки они требовали танк – расчистить сектор для прохождения пушек. Было 6 часов утра, когда лейтенант Парамонов почувствовал, что ему пора срочно идти «до ветру». Прихватив вещмешок и винтовку он выбрал полуразрушенное здание неподалёку и широкими скачками «полетел на крыльях дизентерии». Прислонил винтовку к стене, положил вещмешок рядышком, спустил штаны и, прикрыв глаза, задумался о мирной жизни. Слышать он вторые сутки уже ничего не слышал – только постоянный волнообразный гул, поэтому, когда он открыл глаза, то увидел перед собой танк, который аккуратно разрушил часть стены и стоял метрах в пяти, отдавая жаром. Сначала Парамонов сильно обрадовался, решив, что танк наш и пришёл на помощь, потом он, разглядев в танке «Тигр», сильно расстроился. В 6 часов утра, когда тебе двадцать лет, а женщин ты почитай и не щупал, так не хочется умирать, да ещё и «засранцем» со спущенными штанами.

Следующий момент стал звёздным часом лейтенанта Парамонова – он, скорее из отчаяния, чем из осмысленного героизма, потянулся за вещмешком, достал бутылку с зажигательной смесью и прикрученными спичками, чиркнул, трясущимися руками накинув, бросил пониже башни (как учили). Дальнейшее можно объяснить только двумя вещами – либо экипаж тигра состоял из гитлерюгенда, то ли они не ожидали, что находятся в советском секторе. Пламя было для них неожиданностью, и…экипаж повалил из танка, все 5 человек, очень удобно – ведь в винтовке лейтенанта Парамонова было именно 5 патронов и ни одним больше – так решили товарищи Мосин и Наган.

Сказать, чтоб раньше Парамонов стрелял из положения сидя со спущенными штанами, нельзя, снайпером он не был, да и после контузии правым глазом видел неважно, но факт остаётся фактом – заведенный танк с почти потухшей бронёй и пять скрюченных тел вокруг.

P.S. Прошли годы, привычку майора Парамонова читать периодику, сидя в туалете, знали все в части, поэтому, когда молодой боец, обращаясь в сторону бревенчатого домика, прокричал:

– Товарищ майор к вам председатель колхоза «Победа» прибыл – велел доложить.

Ответ никого не удивил: – Мне «Тигр» посрать не мешал – подождёт председатель колхоза.

Юрий Завражный

Рассказы

(из сборника Макароны по-флотски)

Родился в 1960 году в далекой от моря Алма-Ате, в семье молодого лейтенанта, служившего на Камчатке, куда и был перевезен в двухмесячном возрасте. С тех пор всегда живет у пенной полосы прибоя – там прошли и школа, и ЧВВМУ им. П. С. Нахимова, и последующая служба на ставшей родной Камчатке (Бечевинка и Вилючинск). В 1995-м решил, что офицер дважды не присягает, а потому с ощущением легкой печали сменил китель капитана 3 ранга на пиджак и водолазку. Перепробовав несколько гражданских профессий – от художника по свету до программиста – твердо решил, что нет ничего лучше паруса, горных лыж, гитары и русской бани. Любовь к соленым волнам и веселому трепу привела к потребности изливать мысли на бумагу и монитор компьютера – так проще, потому что язык устает. Изредка появлялся в камчатской периодике. Также написан сборник стихов, несколько песен, пьеса-мистерия «Все там будем…» и повесть-хроника «Последний шлаг восьмерки» о переходе яхты «Апостол Андрей» из Петропавловска в Санкт-Петербург через канадскую Арктику, в котором автору посчастливилось принять участие в 2002 году. Автор нескольких сайтов в Интернете. Представленные рассказы – из сборника «Макароны по-флотски». Что дальше? Дальше – мечты, которые, как известно, имеют обыкновение сбываться.

МОНОЛОГ ЛЕТЯЩЕЙ ДУРЫ

У-у-у-у-у!!! Вжж-ж-ж-ж-ж-ж!!! У-у-у-у!!! Это я лечу! Я! Я лечу-у-у-у!!!

Спасайся, кто может! Кто меня не знает? Все меня знают! Все меня боятся. Хотя, чего меня бояться, я – болванка без боевой части, я – учебная, вернее, учебно-боевая.

Я – крылатая ракета. Я – Пэ-тридцать пять! Пока лечу, немного расскажу о себе. Не для того, чтобы боялись, а чтоб уважали. Пока лечу. А лечу я – ох, быстро! У-у-у-у-у-у!!!

Меня пульнули с ракетного крейсера «Грозный». Знаете такой, нет? Их четыре было – «Варяг», «Головко», «Адмирал Фокин» и вот этот, с которого меня пульнули. Тротила и гексогена во мне нету. Я не взорвусь. Я просто врежусь, влеплюсь в мишень на бешеной скорости, только лохмотья полетят. Где-то там она, впереди, я еще не вижу. Я такая умная, я вперед смотрю, а что увижу – передаю туда, на «Грозный». По радио. Там мастера военного дела сидят, удальцы ракетного удара. Ну что, кого будем долбить? Они прикинут и покажут мне – опять же по радио: а вот этого. Хо! Нет проблем! У-у-у-у-у-у! И я включу захват цели. И ка-ак!…

А пока я лечуу-у-у. Ветер меня с курса сносит, а мне что! – меня обратно на курс по радио вернут, так что никуда не денусь. Я умная. Два режима стрельбы у меня есть – морской и береговой, я в разных режимах маленько по-разному на команды реагирую. Сейчас должен быть морской. Правда, эти лопухи сдуру включили береговой, а мне чихать! Они там направляют, а мое дело – лететь, я и лечу. У-у-у-у-у!!! Ой, погодите, команда какая-то! Секундочку…

…А-а… Это мне сказали телепилот включить. Включаю… Так… Ну-с, и кто это у нас там? Кто-то плавает впереди. Кто? А мне не все ли равно? Им на «Грозном» лучше знать, они ж тоже образованные. Что? Захват? Да нет проблем! А теперь смотрите, сейчас я пикировать буду. У-у-уу-у!!! Смешно мне. Мне-то видно четко, что никакая это не мишень. Тральщик это, оцепление полигона! Мишень где-то сбоку осталась… Мне-то что! «Морской, береговой…» Они там все мастера – им лучше знать. А на тральщике только что все пообедали… на палубу повылазили… солнышко… Сейчас будет вам солнышко!

У-у-у-у-у-у!!! Нате вам. Да здравствует Черноморский флот!

БАЦ.

ГЕРОЙ

Физическое тело, обряженное в клешеные суконные брюки и опять же суконный бушлат с пятью желтыми галками на правом рукаве, лежало ничком и не шевелилось. Если бы редкие прохожие могли видеть человеческую ауру, они немедленно пришли бы к выводу, что у данного представителя гомо сапиенс всякая аура отсутствует напрочь. Пугающий натюрморт дополняли революционно-красные момбасовские носки.

Этим прекрасным декабрьским утром произошло довольно редкое для Города-Героя событие, а именно: в Севастополе выпал снег. Тонюсеньким слоем в два сантиметра толщиной, мокренький и хлипкий, он девственно искрился под лучами веселого воскресного солнышка и не знал, что это же самое солнышко уже завтра растопит его в банальные веселые лужицы. А пока… Пока что троица лихих пацанов возраста очень начальной школы отчаянно пыталась покататься на саночках чуть поодаль остановки. И – опять же – тело…

Мимо остановки прошла, ковыляя, закутанная в платок замшелая старушка, помнящая еще свист английских ядер. Оглянувшись на натюрморт, старушка сокрушенно покачала головой, сделала губы дудочкой, сердито прошептала что-то непотребное, истово перекрестилась и побрела дальше. Еще дважды утренние прохожие обращали внимание на контрастирующую с белым снегом черную фигуру, но участием не блеснули, прошли мимо, торопясь по своим делам, хотя – какие дела в воскресенье?

Между тем, можно попробовать напрячь свои умственные способности и методом дедукции вычислить, каким образом фигура сия оказалась в данное время на данном месте. Не нужно быть Шерлоком Холмсом, чтобы довольно быстро прийти к заключению, что троллейбус номер шесть просто остановился на конечной, после чего из открывшейся задней двери выпало как раз вот это. То, что в других условиях могло бы называться курсантом пятого выпускного курса. Часы показывали пол-одиннадцатого, то есть все уволенные на ночь курсанты уже давнехонько вернулись «в родные пенаты» славного Краснозвездного училища имени П.С.Нахимова, в просторечии именуемого «системой». Этот же по непонятной причине задержался. Хотя – почему «по непонятной»?

Любопытные мальчишки вдруг перестали кататься на саночках и робко подошли к остановке, видимо, также привлеченные натюрмортом. Один из них явно был будущим флотоводцем – на курчавой голове лихо топорщилась детская бескозырка с надписью на ленточке: «Герой». Пацаны, цокая языками, склонились над мумией.

Между тем, тело, вопреки закону о клинической смерти, таки подавало признаки жизни. В том месте, где лиловый нос уткнулся в свежий снежок, уже основательно подтаяло, и из этого района веером расплывались томные волны тяжелого перегара номер три семерки. Как в переделанной песенке: «принесли его домой – оказался он живой… да смертельно пьяный…»

Старший из пацанов озабоченно почесал в затылке, по-взрослому вздохнул и что-то сказал своим друзьям. Те немедленно принялись за дело. С превеликим трудом, напрягаясь и кряхтя, пацаны погрузили беднягу на двое саночек, предварительно связав их вместе веревкой. Фуражки от тела поблизости видно не было – скорее всего, уехала на Центральный рынок вместе с троллейбусом. Поэтому семилетний моряк, не задумываясь, пожертвовал свою игрушечную бескозырку «Герой», нахлобучив ее на огромную лохматую голову без пяти минут дяди-офицера. Понятно: для севастопольского мальчишки честь флота – прежде всего. Мальчишки впряглись в саночки, и автопоезд двинулся в сторону КПП училища, благо его местонахождение им, вездесущим пронырам, было хорошо известно. В морской практике это называется – «сложная буксировка».

Вот так, в таком виде – саночки, брюки-клеш, расстегнутый бушлат с пятью галками и дурацкая бескозырочка «Герой» – вспотевшие пацаны и сдали незадачливого пятака седому дяде-мичману, дежурному по КПП, который тут же выпал в осадок и ржал до потери сознания вместе со старшим помощником дежурного по училищу, гулявшим неподалеку и прибежавшим на дикий сумасшедший хохот…

Помнится, еще Юлиус Фучик задавался вопросами: что такое подвиг? кто же такой герой?

Да он просто не видал эту сцену!…

У ВСЕХ ГРЫЖА!

Ай-яй-яй! Нашего командира роты в госпиталь уложили. Грыжа. Не приведи Господь, хотя – что такое грыжа? Ерунда, чик – и гуляй.

Кэп наш тогда был капитан третьего ранга, полгода как пришел с бпк «Керчь», где браво изображал командира БЧ-2. Мы его знали еще по корабельной практике после третьего курса, и когда нам его представили, строй чуть не запищал. Ур-ра! Звали его – Владлен (это имя такое), а фамилия была – Коваленко.

В госпитале, ясное дело – дисциплина. Госпиталь военный, врачи военные. От капитана до полковника. Это врачи. А вот медсестры…

Медсестры – они всегда медсестры. Добрые, милые, на любой возраст и на любой вкус. Блондинки, шатенки, брюнетки. И практикантки из медучилища – еще не медсестры, а потому не имеющие доброго чувства юмора и на все обижающиеся. Чуть что – губки надули, бе-бе-бе…

В палате, где обитал Владлен, имелось еще трое обитателей. Со всеми ними веселый и озорной наш кэп махом нашел общий язык – и пошло: анекдоты, преферанс, портвейн (в умеренных дозах)… Особенно сошлись с одним майором, морским летуном-бомбардировщиком. Шалили на славу, а объектом легких и веселых проказ, как правило, были две насупленные и мстительные практиканточки. Как положено – блондинка и брюнетка, симпатичные – ни дать ни взять, «Баккара» в молодости, но с чувством юмора у обеих были серьезные проблемы. Проще говоря, добрых и безобидных шуток Владлена они упорно не понимали. А потому мстили всеми доступными им способами – старались укол вколотить побольнее, лекарства на тумбочку не клали, а швыряли, презрительно отворачивались и гордо уходили, не отвечая на призывы, громко хлопнув дверью, а если и отвечали, то яду во фразах – как от ста гадюк. Шипели и извивались, глазки сузив и сквозь зубки белоснежные гадости цедя. Девчонки молодые, что и говорить.

Хоть и молодые, да четко знали, когда час реванша. Терпели, огрызались, но твердо верили, что победа за ними. А беззаботные майоры – летун да моряк-ракетчик – понятия не имели, а потому развлекались вовсю, щипали практиканток за филейные места, пускали слюни, изображали состояние, близкое к оргазму, делали предложения выйти замуж сразу за обеих и жить вчетвером (это в те-то годы!), сдавали в баночках анализы пота из-под мышек, капризничали, отказывались от лекарств, хватались за сердце и все такое. Опять же – лето на дворе… И зрителей навалом, все вояки, всем радостно, все счастливы. Кроме, «Баккары», в деталях разработавшей план вендетты.

И час наступил! В день операции по вырезанию. Сперва для бомбардировщика.

– Спирохетов! На выход! – сияющая блондинка Лена облокотилась на дверь палаты. Вообще-то фамилия летуна была Шпирагетов. Ничего не подозревающий сокол пожал плечами и отправился в процедурную, проблеяв:

– Уй-юй-юй! Щас опять больно сделают, садистки юные! Опять я плакать буду и маму звать…

– Будете, будете, – успокоила его брюнетка Наташа (руки в боки, ножка на отлет – ух!).

В процедурной с летуна игривое настроение как ветром сдуло. Стройные девочки в коротеньких белоснежных халатиках сбросили свои колпаки, разбросали пышные волосы по восхитительным плечикам, расстегнули по пуговичке сверху и пуговичке снизу (летуна просто в пот бросило), кокетливо напыжили губки и вручили ему древний ржавый станок с тупым-претупым лезвием «Нева», после чего приказали брить густо заросший черным мхом лобок. А сами уселись напротив, сексуально забросив ногу на ногу, и принялись упоенно наблюдать за ходом процесса. С комментариями друг дружке на ушко. Бедный майор совсем духом упал – а куда денешься? Снял штаны от пижамы, трусы, горестно посмотрел на ТУДА.

– А это… хоть намылить дайте, сестры… милосердия, матерь вашу! – последние два слова шепотом.

– Нету у нас! Быстрее, быстрее давайте, через пятнадцать минут уже клистир и на стол! – а сами чуть не пищат от счастья.

Тьфу ты! Клистир еще какой-то… Тоскливо глянул на лезвие, чертыхнулся и начал царапать. Тупым лезвием. На сухую. А эти что – триумф долгожданный.

Ноги широко расставляя, кое-как приземлился в палате – только для того, чтобы плюхнуться на край койки к Владлену и горестно промямлить:

– Ну, с-сучки же!… – и далее в двух словах. Владлен нахмурился, а потом просиял.

– Фигня. Иди давай на стол, все будет нормально. Если я правильно понял, следующий в стволе я, да? А раз так – гы-гы! – боевая тревога, ракетная атака.

И майор уполз в операционную, кряхтя. А Владлен, напевая под нос «Yellow submarine», начал что-то собирать в целлофановый пакетик. Потом выудил из тумбочки бинт и попросил второго соседа, подводника-торпедиста, забинтовать ему кисти обеих рук. Дверь открывается:

– Коваленко!

– Я, мои солнушки!

– В процедурную шагом марш! – Сияют, красавицы. Хоть бы пуговички-то застегнули, лолитки, тудыть-растудыть…

– А заче-ем? (это кокетливо так)

– Там узнаете. Марш! Ой… что это у вас с руками?

– Пустяки, девчата. Баночку с анализом раскокал… нечаянно. Вот, лапки себе порезал маленько… пройдет…

Девки переглянулись, чувствуя подвох. А время идет. Владлен встал и твердым шагом – в процедурную. Пакетик кончиком мизинца держит, что из-под бинтов торчит. Практиканточки – следом, и даже забыли спросить, что за пакетик-то.

Вошел, осмотрелся деловито. Кончиками пальцев не спеша начал разворачивать пакет. Девки-гадюки в ту же позу напротив уселись, глядят, усмехаются. Владлен на них исподлобья щурится, серьезный такой. И на свет появляется импортный станочек «Шик», пенка для бритья «Флорена» и шикарный помазок, тоже «Флорена». У девок глаза – как дырки в стволах главного калибра.

– Эх, девчата… руки же… что делать-то будем?

Короче, через полминуты – картина: лежит наш Владлен на белой медицинской тахте, а две практиканточки, «Баккара» то есть, лобочек кучерявый пенкой мылят, шипя сквозь зубки змеиные, и импортным станочком тщательно бреют это самое то место, кое сам Владлен никогда не брил – ни до, ни после. А кэп наш руки за голову сложил, наблюдает внимательно и еще советы подает, как лучше. Девки чуть не плачут от досады, но работают споро, невзирая на удалую эрекцию.

– От, спасибо, сестрички! Так здорово вышло все… Я так себя хорошо сейчас чувствую! Спасибо, родные. На операцию-то кликните? – и вышел вразвалочку, не забыв пакетик обратно сложить.

– Ы-ы-ы! – вслед ему из процедурной.

Привозят летуна в палату, уже без грыжи, а он снова чуть не плачет. Что еще такое? Оказывается, перед самой операцией клизму ставят, и не клизму даже, а настоящий старомодный клистир, когда сверху бутыль с марганцовкой или чем там, а от нее вниз трубка прозрачная с краником, и пипка на конце, и вот эту пипку прямо туда, в бомбардировочный зад воткнули и издевались по этому поводу вовсю… Кто издевался? «Кто, кто»… Баккара, кто ж еще…

– Ну-у! – Владлен нахмурился, сразу видно – закусил. Подумал малость… – Держись, соски. Ракетная атака!

Набрал полный рот марганцовки, штаны подтянул и лег на боевой курс.

– Ага! – это «Баккара», сладкая парочка. Владлен молчит, словно воды в рот набрал. Вернее, марганцовки. – Ну, ложись, мор-ряк! Мужайся. Чего молчишь, а?

Ни фига ж себе! Уже и на «ты»? Ладно, поглядим… пум! вставили… крантик открыли… та-ак…

– Ой! А чего это она не идет?

И не пойдет. Владлен – спортсмен, и пресс имеет что надо.

– Ой…

Тут Владлен тоненькой струйкой из рта марганцовку пустил – псссссссь! И страдальчески:

– Что ж вы делаете, а, негодницы малолетние?! Насквозь же продавили, ну! – но пресс не отпускает пока.

Девки – ладошки ко ртам… сейчас и у них брызнет… бледные стоят, коленки девственные трясутся. То на крантик, то на Владлена. А Владлен еще пуще напрягся, да еще маленько, да еще… и пошло ОНО обратно в бутыль… еще!., плямс! – и пипка лихо из задницы вылетела со звуком специфическим, и давай летать, поскольку сила реактивная, а марганцовка из пипки брызжет, и все на «Баккару», и вот тут они не выдержали и такие струи пустили, что аж рассказывать неудобно. Вот так – за одни сутки две ракеты – и обе в цель! Ай да Владлен! Мастер ракетного удара.

И операция успешно прошла. Вырезали и одному, и второму. Без патологий.

А за сутки до того вырезания открывается дверь, и в палату новенький заходит. Рожа холеная, брезгливая. Оказалось, тоже майор. Владлен уже приготовился его не уважать, потому что майор явно смахивал на политработника, а не уважать политработника – святое дело для боевого офицера, признак хорошего тона. Но майор оказался вовсе не политработником, а начальником строевой части ракетного полка. И тоже с грыжей.

– Ну что, пулечку распишем? – это Владлен.

– В карты не играю.

– Н-да? А козлика забьем?

– В «козла» играют только козлы и дебилы.

Ух ты, какой герой попался! Дебилы, да? Хорошо…

– А как насчет по портвейнчику?

– В госпитале установлен определенный порядок, и нарушать его нельзя. Все.

Во дает! Расстелил койку, разделся и лег. Достал книгу, напялил очки и углубился. Глянули на обложку и совсем опупели: Кафка, «Процесс». Ах так, да? Ну, свинья культурная… А он еще и шуток с девчонками не понимает – пару раз осуждающе высказался на эту тему, причем все без матов и с деепричастными оборотами. Вот же интеллигент попался! Все, хана. Ракетная атака.

Так вот про этого пошлого начальника строевой части и вспомнили сразу после операции; девочкам срочно преподнесли шампанское и конфетки в знак благодарности и примирения, и заодно указали на потенциальную жертву – на майора на этого. «Ой, девчата, если б вы слышали, что он про вас сказал!… Он про вас такое сказал, такое сказал… ну я прям не знаю!…» Девки угрюмо насупились и пошли готовить самое ржавое лезвие «Нева».

А когда с позором «обшкребанный» майор отправился на клистир, Владлен и говорит:

– Так, мужики, все на перекур, все в гальюн. Щас цирк будет.

А в гальюне всего две кабинки, и обе оккупированы – в одной летун сидит с журналом «Советский воин», в другой – Владлен с сигареткой «Золотой пляж». Ждут. Ждет и остальной народ, полный гальюн зрителей набился. И вот он, герой кавказской легенды, летит, родной, чуть ли не разбрызгивает. «Баккара» постаралась на славу, полный жбан в беднягу влила.

Врывается в гальюн. Народ немного расступается. Майор с выпученными глазищами дергает первую кабинку. Оттуда: «Занято!» Дергает вторую – эффект аналогичный. Выпучивается еще больше, и его сильно кривит на рожу.

– Ы-ы-ы!!! – он принимает характерную взлетную позу, держась одновременно за холеное пузо и за место, где форсаж.

Кабинки хранят ледяное молчание. Как, впрочем, и зрители, хотя их уже прет вовсю.

– М-м-м!… – майору с трудом дается непривычное доселе слово «мужики». – У меня ж!… это!… клиззззьма!

– Везет, приятель! – это летун из крайней кабинки, завистливо так. – А вот у нас, блин, – наоборот…

И Владлен тоже старательно кряхтит. Высокорафинированный майор беспомощно оглядывается вокруг. А что вокруг – безмятежные рожи с бычками. У него уже булькает. Ну что, ЧТО ДЕЛАТЬ?!?!?!

– Ну вон же раковина, – участливо бросает кто-то.

Нет! НЕ-ЕТ!!! В раковину, в умывальник, при зрителях – как же это? Воспитание не пускает… А куда деваться? Взвыл, еще взвыл… О, САНТА РОЗАЛИЯ!… страдая… и полез, кряхтя… Тррррррраххх-буллллль!!! – вылетело, забрызгало белоснежный фаянс, зажурчало… ох!… легко… сполз на кафель сконфуженно… не глядя ни на кого, попку сполоснул, напялил штаны и – бочком, бочком – на выход… народ посторонился вежливо… пли-из!

Вечером к майору в палату жена приволокла пива, портвейна и закуски. Позвонил, наверно.

– Ну, что… это… м-мужики… у меня вот тут колода новая есть… в трыньку играет кто-нить?