Текст книги "Дилетант. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Александр Калиничев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

Вот так – 'чем могу быть полезен'. Не 'чем могу служить', не 'чего припёрся', не 'что Вам угодно', наконец, а именно: 'чем могу быть полезен'!

– Нет, Иван Михайлович, это я прошу меня простить, что отнимаю Ваше время. ... Видите ли, у меня есть несколько ... – Как же это сказать? – э-э-э предложений, по ускорению процесса отливки пушек.

Правильно я выразился? Нет?

– Ускорению процесса отливки?

– Иван Михайлович, сейчас, насколько я знаю, у нас применяется метод, при котором форма, в которой отливается пушка, имеет, если можно так сказать, ... э-э-э, то есть, форма применяется только для единичной отливки. Ведь после отливки глиняная модель уничтожается?

– А как иначе? Глиняная рубашка модели от прогрева становилась хрупкой и при разборе сама разрушается.

– Но это же не рационально...

– Гм, ... – Иванов почесал подбородок. – А у Вас, я так понимаю, есть способ сделать этот процесс рациональным? – Опять этот его прищур! Сейчас скажет, что капитан гвардии, ничего не смыслит в артиллерии и лезет туда, куда отец ... – Любопытно..., продолжайте, прошу Вас.

– А если постоянную модель пушки разделить на части, которые формуются отдельно? – Я положил перед Ивановым листы со своими эскизами (вчера на постоялом дворе весь вечер, высунув язык, рисовал).

Иван Михайлович стал их рассматривать. Опять этот прищур! Сейчас саркастически усмехнётся и пошлёт учить матчасть.

– Так, так. Шесть отдельных частей? Гм. ... А это? ... А, ну, понятно. Гм. – он опять почесал подбородок. – Любопытно... А сама форма?...

– Из чугуна, ... впрочем, ... наверное, можно и из латуни... или бронзы, что дешевле будет. Принципиального значение это не имеет.

– Любопытно, ... а где вы учились, Александр Фёдорович?

– В Сухопутном шляхетском кадетском корпусе.

– Вы мне это оставите?

– Иван Михайлович, я же для Вас это и рисовал.

– А Вы не хотели бы опять пойти на службу, ... к нам, например?

М-н-да, ... Этот вариант разговора я и не рассматривал. Думал – либо пошлёт, либо заинтересуется. А вот самому воплощать свои идеи...

Ну, скажем, не свои...

Видя, что я задумался, Иван Михайлович достал из стола какие-то бумаги.

– У меня катастрофически не хватает специалистов. Вот посмотрите, что пришло из Петербурга.

– Что это? – Я взял, протянутый мне, лист бумаги. ... О-го. Канцелярия генерал-фельдцейхместера П.А. Зубова! ... Так. ... Платон Александрович повелел: 'Брянскому литейному двору отлить: 12 фунтовых средней и малой пропорции пушек каждой по 140, всего – 280 орудий', и далее: 'Дабы литье осадной и полевой артиллерии в Брянске...доведено было в такое состояние, в какое оно ныне приведено в Санкт-Петербурге, а именно: чтобы выливаемые орудия были без раковин, послал я нарочно в Брянск для сего артиллерии капитана Федора Апрелева, а с ним двух мастеровых'.

– ???

– Мне не два мастера требуется, а сто пятьдесят два! Двести сорок орудий! ... Они что там ....? ... Ваша идея очень перспективна... Ну, по крайней мере, попробовать можно было бы, но где взять мне людей на этот эксперимент? ... Если только... Тут вот другая проблема, как добиться того, чтобы в стволах раковин не было?

– Ну, как я понимаю, раковины появляются из-за неравномерности остывания заготовки изнутри и снаружи?

– Заготовки? ... Впрочем, можно и так сказать. А как сделать, чтобы и изнутри и снаружи, как Вы изволили сказать, заготовка остывала одинаково?

– А ведь снаружи раковин нет?

– Всякое бывает, но снаружи они не критичны... Гм, вывернуть пушку наизнанку?

– Снаружи подогревать, изнутри охлаждать. ... Можно нарисовать?

Иван Михайлович пододвинул бумагу и достал свинцовый карандаш.

Я набросал схему Родмана. Иванов с любопытством на всё это смотрел, даже его иронический прищур куда-то пропал.

– Вот сюда подводим воду, здесь она сливается..., а здесь подогреваем. Вы пушки льёте из бронзы?

– Не только. Для флота лили из чугуна.

– Может попробовать сначала на чугуне? Он вроде бы подешевле.

Иванов долго рассматривал мой набросок, зачем-то два раза переворачивал его вверх ногами.

– А у Вас ещё никаких идей не припасено? – Опять этот прищур...

Может рассказать ему о стали? Хантсман – то её уже лет как пятьдесят придумал.

А термин этот существует? Сталь-то слово немецкое, небось от Крупа пошло?

Так Хантсман тоже был обангличившемся немцем, по английски он вроде Гентсман.

Но моё молчание Иван Михайлович понял по своему.

– Не обижайтесь, Александр Фёдорович. Ей, ей, не хотел Вас обидеть. Просто это очень неожиданно и удивительно. Мы здесь головы ломаем, как нам и задание выполнить и качества нужного добиться, а тут приходит человек, можно сказать со стороны и предлагает сразу оба решения. Ну не удивительно ли?

– Если уж говорить откровенно, Иван Михайлович, то заслуги моей здесь никакой нет. Наверное, просто стечение обстоятельств. Я сейчас еду из Петербурга. А в столице мне попался журнал 'Le spectateur français', там я и прочитал про способ, когда формы модели разделяются на части. ... Дорога всегда, знаете ли, располагает к размышлениям, вот я и решил попробовать предложить Вам этот способ. Признаюсь честно, боялся, что Вы меня высмеете, ведь я дилетант в литейном деле. ... А это, – Я показал на схему Родмана. – Так само собой как-то вышло. Ведь это же очевидно. ... Да ещё неизвестно, получится ли.

– Очевидно! Нет, он ещё и скромничает! Да Вы, голубчик, понимаете ли, что вот здесь нарисовали? Это может сделать переворот в литейном деле! На это... – Он показал на эскизы на столе. – На это привилегию надо брать. Непременно привилегию. – И помолчав, добавил, уже спокойнее. – Если получится, а я думаю, получится, помогу Вам с её оформлением.

– Ну, если долго мучиться, что-нибудь получится...

Вот ты зачем это сказал?

Иванов как-то странно на меня посмотрел, а потом, вдруг, разразился громким хохотом.

...

– Только, Иван Михайлович, я Вас очень прошу, если вдруг всё вот это действительно реализуется, не упоминайте моё имя.

Обедать меня Иван Михайлович пригласил к себе домой. Дом его, сравнительно небольшое деревянное строение, находится недалеко от его управления, на Московской улице. Впрочем, здесь всё недалеко.

Брянск сейчас, по моим меркам, просто большое село. По словам Ивана Михайловича здесь всего-то чуть более пятисот дворов, а населения – даже менее четырёх тысяч. В основном всё деревянное. Даже остатки крепости на Покровской горе, и те деревянные. Из кирпичных строений, кроме Литейного двора – Покровский собор, Спасо-Поликарпов монастырь, храм в честь Смоленской иконы Божией Матери и здание таможни. Правда на Красной площади (вот так!) начато строительство здания городского магистратат, думы и управы – значительное сооружение с высокой квадратной башней. Про магистра, думу и управу я у Ивана Михайловича спрашивать постеснялся. Мне казалось, что это всё одно и то же. А вдруг нет? Это же вещи для них элементарные, а я вот не знаю. Оправдывайся потом.

– Иван Михайлович, а железом вы занимаетесь?

– Прошу прощение, Александр Фёдорович, Вы имеете ввиду – выплавляем ли мы крицу? Нет, не выплавляем. Если нам, для каких-то нужд нужно железо, нам его поставляет Андрей Андреевич Гончаров, у него завод в Радице. Домна и шесть молотов.

Гончаров?!!! Кто такой? Никогда про такого заводчика не слышал. Были Мальцевы, Губонины, Никулин был, ... кто ещё? ... Ах, да – Могилевцевы...

Так эти в 19 веке были, а в 18 может это чей-то будущий тесть, ну того же Никулина...

Да нет, Никулин вроде бы уже в 18 веке завод построил.

Надо бы познакомиться.

Предложить ему пудлингование? Ты здесь и так напредлагал, ещё одна новация и начнут коситься. Кто это здесь такой выискался вумный? А не шпиён ли?

Ну, во-первых, ничего инновационного в пудлинговании нет. Во-вторых, почему сразу 'шпиён'?

А здесь все подозрительные – 'шпиёны'. И не забывай – ты вообще-то в опале. Тебе приказано ехать в имение, вот и ехай, и не чирикай!

Дом Ивана Михайловича изнутри мне показался больше чем снаружи. Первый этаж, по-видимому, для прислуги, кухни и подсобных помещений, на втором живут сами хозяева. Лестница на второй этаж крутовата для меня. Поднимался, подтягиваясь за перила. В небольшом холе на втором этаже (или это называется вестибюль? ну, в общем, небольшая комната с цветами в кадках) нас встретила невысокая худенькая женщина, жена Ивана Михайловича – Устинья Михайловна. Меня представили.

– Вот рекомендую Вам, Устинья Михайловна, отставной капитан лейб-гвардии Ржевский Александр Фёдорович, к нам проездом из Петербурга.

Я поцеловал маленькую сухенькую ручку. Женщина явно побаливает.

А какие глаза! Омут, а не глаза, и где-то в самой глубине ...тоска? ... печаль?

Парадная комната большая, светлая, окна выходят на обе стороны. Стены обиты светлой тканью с зеленоватым оттенком, в левом углу изразцовая печь. Красивая! Обеденный стол был накрыт на три персоны.

Перекрестившись, уселись за стол. Суп разливала сама хозяйка, хотя горничная тоже присутствовала.

– Александр Фёдорович, расскажите же нам, пожалуйста, как там, в Петербурге, что нового? Мы здесь в провинции новости узнаём с большим опозданием. Надеюсь, новой войны с османами не намечается? – Хозяйка дома взяла бразды правления в свои руки.

– Новой войны с Османской империей не намечается, по крайней мере, ближайшие лет десять. В Петербурге, когда я уезжал, было ветрено и шёл дождь.– Блин, что рассказывать-то? Стабильности нет, террористы захватили самолёт? Светские сплетни? Да я их просто не знаю. Международную обстановку? Три раза-ха! Раздел Польши её вряд ли интересует. Сейчас спросит, почему я в отставке или видел ли Императрицу. Что-то же надо говорить. Анекдот? А уместно ли? И какой?

– Дорогая, видишь, Александр Фёдорович смущается. Дай ему немного попривыкнуть у нас.– Иван Михайлович пришёл мне на помощь.

– Вы сегодня приехали?

– Нет, вчера. Остановился на постоялом дворе возле Поликарповского монастыря.

– Надолго к нам?

– Завтра собираюсь ехать к себе в имение. У меня от батюшки осталось имение в Карачевском уезде.

И тут Устинья Михайловна закашлялась. Лёгкое покашливание через какое-то время перешло в приступ. Кашель сухой, нехороший! Лицо её покраснело. Она встала из-за стола и, с трудом извинившись, направилась к выходу. Горничная последовала за ней.

Иванов сидел какой-то ссутулившийся, сразу резко постаревший.

– Иван Михайлович, может Вам стоит пойти к супруге?...

– Она меня отправит к Вам. Скажет, что негоже гостя одного оставлять. Вы простите, голубчик, что так....

– Что Вы, что Вы, Иван Михайлович... А, простите, давно этот кашель...

– Да вот с осени, уже с полгода.

– А доктора что говорят?

Иванов вздохнул как-то обречённо.

– А доктора наши брянские говорят, что чахотка... Хочу её вот в Петербург... или в Москву свозить. Показать тамошним докторам, они наверное больше наших понимают... Вот только дороги подсохнут.

Чахотка! Туберкулез! Женщина просто обречена и знает это, вот откуда и тоска в глазах... А до стрептомицина ещё полтора века.

– У меня есть знакомый врач в Петербурге, если надумаете везти Устинью Михайловну в Петербург, я могу написать ему.

– Весьма буду Вам признателен, Александр Фёдорович.

– Скажите, а при кашле кровь не отхаркивается?

– Н-нет... Не замечали.

Ну что ж, пока видимо начальная стадия.

И что? Лечения-то всё равно сейчас никакого нет.

Может рассказать ему о вирусной природе болезни, что он тоже в группе риска?

Палочка Коха – бактерия вроде? ... Он не поймёт. ... А даже если и поймёт, что может сделать? Положить её в диспансер? Изолировать? Чушь.

Может попробовать... Поможет вряд ли..., но чем чёрт не шутит, когда Бог спит.

– Иван Михайлович, есть у меня один рецепт... э-э-э ... поможет, не поможет, не знаю, но вдруг...

В глазах Иванова вспыхнула ма-аленькая такая искорка надежды. Даже плечи чуть расправились.

– Есть у Вас чем записать?

Иванов принёс бумагу и чернила. И собрался записывать сам. Ну, сам, так сам.

– Записывайте, Иван Михайлович. Положите кусок хлеба в закрытую ёмкость, оставьте его лежать, пока на нём не начнут появляться споры плесени, тогда поломайте его на мелкие кусочки, увлажните их. В скобках запишите – слегка спрысните водой. И положите обратно в ту же закрытую ёмкость. Следите за развитием плесени и не снимайте её, пока большая часть культуры не приобретёт характерный зелёный цвет. По мере роста плесень пройдёт белую, голубую и зелёную стадию развития. Именно зелёная плесень содержит необходимый нам продукт. На зелёных участках плесень самая плотная – это высшая стадия развития. Как можно использовать зелёную плесень. Вариант 1, для приёма внутрь. Раскрошите хлеб и наполните крошками большую чашку. Залейте тёплой водой. В скобках запишите – не кипятком. Перемешайте и пейте ежедневно, пока снадобье не подействует. Учтите, что на хлебе вырастет не только плесень. Мало того, что это зелье будет тошнотворным на вкус, оно может запросто вызвать расстройство желудка.

– А вариант второй?

– Вариант второй это для ран. А Вашей жене срочно климат надо менять.

А может это и не туберкулёз... Как местные эскулапы это определили? Может бронхиальная астма?... Или аллергия?...

Ни фига ты не врач, а вот барсучий жир точно вреден не будет!

– Климат? ... Климат...

– Надо ехать туда, где погода потеплее и воздух посуше... И еще... очень полезно будет барсучий жир. Ложку перед едой... съедать натощак по столовой ложке. Запивать теплой водой или несладким чаем, а спустя 30-40 минут употреблять пищу.

– Подождите, сейчас запишу.

– Да, ещё одно. Употреблять 2 недели, после сделать перерыв на 1,5-2 месяца. И,... пожалуй, с первым рецептом повремените... Попробуйте сначала барсучий жир. ... А насчёт переехать куда-нибудь южнее, подумайте.

Всё, вроде больше ничего не помню... В прошлой жизни тёща так тестя лечила от бронхиальной астмы...

– Ещё раз, покорнейше прошу простить меня, Александр Фёдорович, но откуда Вы черпаете такие... знания? Давече Вы, походя, можно сказать, предложили решение двух проблем, над которыми я бьюсь уже десять лет, как сюда приехал. Сейчас Вы даёте рекомендации, ... признаюсь честно, Вы сейчас нам с женой надежду вернули, ведь наши брянские врачи только руками разводили... Кто Вы?

Действительно, чего здесь распелся... Сейчас 'шпиёном' станешь! Эскулап хренов! Парацельс недоделанный!

Я молча вытащил высочайшее предписание и протянул Иванову.

Иван Михайлович также молча развернул его и стал читать.

....

– Понятно... Где-то, что-то, кому-то сказали... – Он не спросил, он констатировал! – А какая должность у Вас была в полку?

Вот, блин! Что ж сказать, чтобы и не соврать, но и в подробности не вдаваться?

– Сказать откровенно, в полку я только числился. Да и назначен-то я был только в январе. Я преподавал механику... младшим цесаревичам.

Вот тут у него глаза, что называется, полезли на лоб.

А что ты хотел? Иван Михайлович, что называется, рабочая лошадка. На таких, с одной стороны, всё держится и такими всё делается, но в высших сферах они никогда не вращаются. Вспомни себя. Ты хоть раз общался, ну хотя бы с представителем канцелярии президента? Вот и он первый раз, может быть, видит 'особу, приближённую к императору'.

– Н-да, чем выше взлетаешь, тем больнее падать. ... А не выпить ли нам ратафии? Устинья Михайловна делает чудную ратафию...

Карачевский пристав Андрей Андреевич Колотов внешность имеет самую, можно сказать, выдающуюся. Выдаётся, в первую очередь, живот. Ей-ей – месяцев семь беременности. Нос у него тоже выдающийся – крупный такой нос, весь в синих прожилках. Росту он не большого, но и не маленького. Видно, что человек солидный, обстоятельный, ... но и авантюрная жилка тоже имеется.

Моему приезду удивился.

– Господин поручик, Александр Фёдорович, какими судьбами? Вернулись? А я, грешным делом подумал, что вот уедете в Петербург, да там и останетесь.Надолго в родные пенаты, или только проверить хозяйство?

Пришла ему бумага о надзоре за мной или нет? И придёт ли? Ну что я, государственный преступник что ли? Прямо уж и сразу под надзор полиции. Ведь наверняка, когда Екатерине доложили о моём разговоре с Павлом, я просто попал под её настроение. Было бы хорошее настроение, могла бы ограничиться и mündliche трёпкой, или, даже, просто слегка пожурить.

А тут настроение Императрицы ни при чём. Есть определённая система бюрократии – допустим, если без права въезда в столицы, то автоматически под надзор полиции. Скорее всего, бумаги до Карачева просто не дошли. Что ты, важная персона, что бы торопиться? Куда ты денешься?

Так что делать? Говорить ему о высочайшем предписании? Ведь сразу же его отношение ко мне изменится, потому, как наша с ним авантюра с документами Габриэля в его глазах теперь может выглядеть и не безобидным нарушением закона... А тут ещё и Савва! ... А может никаких бумаг и не будет? И я сейчас сам усугублю ситуацию, рассказав правду о своих питерских похождениях? Он же назвал меня поручиком...

Письмо от Габриэля пришло аккурат после похорон Степана, то есть ровно через две недели, как он уехал. Пришло оно вместе с запросом от калужского коменданта бригадира Кудрявцева, который предлагал подтвердить личность лица, задержанного в городе Калуга без каких-либо документов. По словам задержанного он 'является швейцарской нации и именуется Жан Самуэль Паули из города Берна' и направляется в Карачевский уезд Орловской губернии по приглашению г-на Ржевского Александра Фёдоровича. Письмо от Габриэля, даже не письмо, а коротенькая записка, содержала только несколько слов на немецком: 'Bitte helfen Sie mir. Ich bin in eine schlechte Geschichte geraten'. И подпись: 'Jean Samuel Pauli (Gabriel)'. Задать вопрос, почему швейцарец пишет по немецки, а не по французски, полицейским чинам в голову видимо не пришло. А может для калужских полицейских чинов что француз, что немец, что турок – один чёрт, басурманин?

Сначала была мысль попросить Крылова, съездить в Калугу и выручить нашего общего друга. Тем более, что Иван был в теме. Но потом пришёл к выводу, что если меня в кабинет к обер-полицмейстеру, занесут без протезов, то впечатление это создаст более эффектное. Да и ... если лжесвидетельствовать, так уж лучше одному. Я взял с собой Черняя и Кузяху, и поехал.

Почему Жан Самуэль Паули? Да чистой воды, случайность. Когда мы втроём – я, Крылов и Габриэль, обсуждали возможность смены ему национальности, французы были оптимальным вариантом. Сейчас они из революционной Франции косяком попрут. Но вот беда – Габриэль ни слова не знал по французски. Вот и вспомнилось мне, что я просил Дашкову подыскать какого-нибудь механика-швейцарца для выделки мне протезов. Немецкий язык в Швейцарии, вроде бы, такой же распространённый, как и французский. Ну вот. Сначала был вариант Габриэлю назваться Пьером Жаком-Дро, но, тут вспомнился мне ещё и изобретатель унитарного патрона Жан Самуэль Паули. Ни на каком варианте мы не остановились. Габриэль в конце вообще отверг эту мысль, а после отъезда Крылова и сам уехал. Я дал ему денег и попросил обещать мне, что если вдруг ему понадобится моя помощь, он непременно мне напишет. Как чувствовал! Вот что с ним могло случиться?

Да просто всё – грабанули парня. Небось засветил где-нибудь деньги, подкараулили и ....

Так и оказалось. Только хуже – там был ещё и труп. Грабанули не только Габриэля, но и его соседа на постоялом дворе. Залезли под утро. Когда Габриэль проснулся от шума в комнате, первое что увидел – нож перед лицом. Его быстренько обчистили, связали, затолкали кляп в рот и исчезли. Таким и нашли его полицейские утром. А вот в соседней комнате купец попытался оказать сопротивление, и его зарезали.

Назваться швейцарцем Паули Габриэль решил, когда из разговора полицейских понял, что они его могут сделать не свидетелем, а соучастником убийства. А что? Еврей? Еврей. Очень удобно. Кто за него заступится? Сейчас выбьют признание, что он наводчик, а потом, что глава банды, и – привет каторга. И Ржевский здесь не поможет. А вот к всякого рода немцам и французам здесь отношение другое... Как имя второго швейцарца он не вспомнил, ... да и не вспоминал, сказал первое, что на ум пришло.

Освобождение Габриэля прошло, можно сказать, в штатном режиме, только ни к какому бригадиру Кудрявцеву меня не заносили – достаточно оказалось пристава по уголовным делам. Габриэлю выписали временную справку, и мы отъехали обратно.

В этом деле наложилось друг на друга несколько случайных моментов. Случайно, доставая документы, Габриэль засветил и пачку денег. Случайно его не зарегистрировали на постоялом дворе. Приехал он поздно, и документы его никто смотреть не стал, сунули ключи от комнаты и махнули рукой – мол потом, утром. Откуда он приехал проверять не стали. Забот у полиции и без него хватало – смертоубийство надо расследовать, а людей, как во все времена, нет. Риск, что поймают грабителей, а с ними найдутся и документы был, но на момент моего приезда не поймали же. А там уже никто и не вспомнит, чьи это бумаги, да и как их привяжешь к швейцарцу – фотографии то ещё нет. Вот приблизительно так я рассуждал тогда.

Позже в Карачеве по выданной бумажке были выправлены настоящие документы. А чтобы пристав, Андрей Андреевич Колотов, не тянул с этим вопросом, да не беспокоил вышестоящее начальство и других достойных и очень занятых людей своими запросами, ему была сунута в кармашек ма-алая денежка. В конце концов, есть в России коррупция или нет?

Это было восемь месяцев назад. А если узнает сейчас Колотов о моей опале, да начнёт одно место прикрывать, запросы там слать в разные инстанции по поводу: а пересекал ли границу Российской империи такой-то и такой-то, а подавал ли он документы на российское подданство, к примеру?

– А как там Ваш французик поживает?

Ну вот, началось. Значит и бумаги обо мне пришли и, вероятно, запросы послал.

– Так он не француз, он швейцарец, Андрей Андреевич.

– Да по мне все они немцы. Так я чего спрашиваю. Вы там одного пристроили, живёт у Вас, премудрости разные выделывает. Слышал перо придумал, само по бумаге пишет. Управляющий Ваш, Карл Иванович не нахвалится, такой, говорит, этот Иван Семёнович головастый.

Почему Иван Семёнович?... А, Жан Самуэль – Иван Семёнович...гм, надо же, перекрестили.

– А что это Вы меня о нём спрашиваете, Андрей Андреевич, коль сами всё знаете?

А чего это он смутился?

– Дык, Александр Фёдорович, мне вот подумалось, может Вам ещё одного французика надобно? Тут такое дело... Вы же про скандал у Скарятиных слышали? ... Как нет? А, ну да, Вас же не было почти полгода... Так вот, Яков Фёдорович известный англоман. На мой взгляд, по секрету, он на англоманстве совсем свихнулся. Надо же, приказал у себя в имении конюхов одеть как... как этих ... аглицких ....

– Жокеев?

– Вот. ... Ну, это ещё полбеды. Решил он младшего сына по аглицки учить. Выписал ему учителя из ... – Колотов стал копаться в бумагах на столе. Вытащил одну, близоруко прищурился. – Аж из графства Хант... Хантин... Хантингдоншир. Вот. – Наконец одолел он.

– И что? Это личное дело Якова Фёдоровича.

– Это было его личным делом до тех пор, пока он не застукал свою старшую дочь в его объятиях... По-умному бы, надо было не поднимать скандала, а высечь этого хлыща, да отвезти куда-нибудь в Москву или Петербург и отправить восвояси в этот, как его...?

– Хантингдоншир.

– Вот. А Яков Фёдорович, что сделал? Гнал его кнутом до самого Карачева, а это пять вёрст, и потребовал, чтобы я отправил бедного малого в Сибирь!

– Так что, он у Вас в холодной сидит?

– Да Господь с Вами! На постоялом дворе. Денег у него нет, так он хозяину бухгалтерию ведёт. А пока ждёт, что из... этого... Как его?

– Хантингдоншира.

– Да. Деньги на дорогу вышлют.

– Ну, а я тут причём? Вышлют ему деньги, и поедет он в свой Хантингдоншир.

– Дык, когда эти деньги придут? Да и придут ли? А мне морока – Скарятин уже два раза людей подсылал прибить англичянишку. Ей-ей, прибили бы, да народ вступился, не дал смертоубийство совершить. Может, заберёте к себе, а? ... По старой дружбе. – Колотов хитро улыбнулся. – К Вам-то скарятинские не сунутся. А придут деньги ему на дорогу, так пусть и едет, коль Вам не надобен будет.

Вот хитрый гусь. ... Вряд ли таким образом он хочет установить за мной слежку, хотя... ... Кто знает, кто знает...

Видя, что я задумался, Колотов решил форсировать события.

– Так я пошлю за ним? Ну, Вы хоть поговорите с человеком...

Пока ратман бегал за любвеобильном гувернёром, я постарался узнать поподробнее о конфликте. Со слов Колотова, малый был вовсе и не виноват.

Перезревшая дочка Скарятина сама повисла на шее молодого красивого гувернёра. Влюбилась в него как кошка. И решила разыграть сцену пылкой любви, наверняка зная, что папенька это увидит. Увидит, сочтёт её соблазнённой и заставит предмет её воздыхания на ней жениться. Только папенька не понял игры дочери и сгоряча устроил скандал, в результате которого и сам стал, если ничего другого в уезде не произойдёт, то почитай на год причиной сплетен, да и дочку ославил.

– А сколько лет-то дочери Якова Фёдоровича?

– Да восемнадцатый уже пошёл.

!!!

Вошедший молодой человек сейчас вряд ли тянул на звание красавца. Ростом, да, высокий. Неплохо сложен. Но вот лицо, с начавшими желтеть синяками, красивым назвать было сложно – его как пчёлы покусали.

– Hello, young man. Have a seat, please. ... Please introduce yourself. – От моего произношения англичанин поморщился. Ну, терпи. Посмотрим, каков твой русский?

– Hello, sir. My name is Benjamin Becker. I come from Huntingdon, in Huntingdonshire, in the North of my country.

– Excuse my curiosity, Mr. Becker, where did you get your education?

Замялся!

– I graduated from the University of Cambridge.

Кембридж! А что ты тут тогда делаешь?

Либо врёт, либо был такой скандал, что пришлось бежать подальше от туманного Альбиона. Спросить у него диплом, или что там выдают по окончании?

Бумаги могут быть и поддельные. Поди, проверь.

– Your countryman, sir Isaac Newton, was also graduated from the University of Cambridge. Would you remind me which College he went to?

– Are you testing me? Sir Isaac Newton studied at Trinity College.

Н-да. Больше про Кембридж я ничего не помню.

– Parlez-vous français?

– Oui, je sais bien français, allemand et espagnol. Et je parle assez couramment.

Да? А я вот нет.

– А как вы говорите на русском?

– По русски я говорю и понимаю несколько хуже.

Сразу же, не перестраиваясь!

Рэкает конечно, акцент чувствуется, но так быстро с английского на французский, потом практически сразу, на русский!

А Колотов-то как доволен, как будто это он сам полиглот. Ведь явно же сам ничего не понял.

– Вы тоже учились в колледж Святой Троицы, как и сэр Ньютон?

– Нет, я закончил Куинз-колледж. Он расположен на обоих берегах реки Кам. Это если Вы хотите меня проверить. И ещё... позвольте поправить, надо говорить 'сэр Исаак', или 'мистер Ньютон'.

– Мистер Бекер, мне рассказали Вашу печальную историю. Мне жаль, что у нас в России Ваша карьера началась так неудачно. Но поверьте, в жизни бывают и большие огорчения. Господин Колотов просил меня принять участие в Вашем положении, и на некоторое время... чтобы Вы пожили у меня в имении некоторое время. Да... и извините меня, я не представился. Ржевский Александр Фёдорович, тоже здешний помещик.

– Я слышал о Вас, господин Ржевский. Скажу более – мне лестно знакомство с Вами. Но хочу сразу предупредить. У меня нет денег, чтобы заплатить Вам за приют и доброту. У меня сейчас ничего нет, даже документы остались у господина Скарятина.

Я вопросительно посмотрел на Колотова. Тот только руками развёл.

– Доброта, мистер Бекер, должна быть бескорыстной, иначе она уже и не доброта. А насчёт денег не волнуйтесь. Мы поступим таким образом. ... Сколько Вам должен был платить господин Скарятин?

– Сто восемьдесят рублей в год.

– А если я Вас найму за эти же деньги обучать моих детей? Вы не будете возражать?

– В моём положении трудно возражать. ... Но ведь у Вас, мне говорили, нет детей.

– Ну, вот и договорились. – Колотов решил взять бразды правления в свои руки и ковать железо пока горячо. – Документики Ваши, господин Бекер, я попытаюсь у Скарятина забрать, и пришлю Александру Фёдоровичу. ... А нет, так мы и временные можем выписать. – И выразительно посмотрел на меня.

И, уже когда мы уходили, почему-то шёпотом мне на ухо: – Александр Фёдорович, а нельзя и мне такое перо, что само пишет? Бумагами завалили...

Вот, зараза!

Я так и не понял – есть у Колотова на меня какие-нибудь указания сверху, или нет. А делать какие-то телодвижения в этом направлении посчитал лишним. Если уж не знаешь, что делать, лучше не делать.

Теперь едем домой. Дорога подсохла и уже не так кишковыматывает. Погода по-весеннему тёплая. Солнышко, птички поют. Ляпота!

История Бенджамина Бекера оказалась достаточно прозаичной и в то же время драматичной.

Отец Бенджамина, отставной полковник британской армии Уильям Бекер, был вначале удачливым, как потом скажут, предпринимателем. Имел три мануфактуры – в самом Хантингдоне, Бедфорде и Летчворте. Дела шли вначале успешно, мануфактуры приносили вполне приличный доход. Такой, что отставной полковник смог позволить себе учить единственного сына в одном из самых престижных университетов Англии. Но, как говорится, за белой полосой всегда приходит чёрная. Для того чтобы соответствовать новым веяниям начинающегося промышленного бума и увеличить объёмы производства Бекер купил на мануфактуру в Бедфорде новое оборудование. Естественно деньги были взяты под вексель в банке. А в одну не прекрасную ночь мануфактура вместе с новым оборудованием сгорела. Был ли это поджог или роковое стечение обстоятельств выяснить так и не удалось. Дальше неприятности увеличивались как снежный ком. Упали продажи. А тут ещё и умирает жена, мать Бенджамина. Когда пришло время платить по векселю, оказалось, что платить нечем. Банк отсрочки не дал. Уильям Бекер раздавленный бедами, свалившимися на него, придя в банк и услышав отказ об отсрочке, просто взял и застрелил директора отделения. На суде, опомнившийся Бекер, не признал себя виновным в убийстве. Его защита предприняла попытку доказать, что всё что случилось, результат временного помешательства и... попытка самоубийства. Именно об этом сказал отец Бенджамина в своей речи, которую, скорей всего, написал для него адвокат. Однако судью выступление обвиняемого не впечатлило. Жюри присяжных признало Уильяма Бекера виновным, и приговорили его к смертной казни через повешенье. Естественно, перед сыном висельника сразу же закрылись все двери. Только что закончивший университет Бенджамин Бекер столкнулся с глухой стеной. Понимая, что на родине максимум, что ему могут предложить, это место разнорабочего, Бенджамин решил попытать счастье за океаном – в Канаде. Но тут в одном из номеров Таймс на глаза ему попалось объявление о том, что в Россию требуется гувернёр для обучения английскому языку. Канада, может и была журавлём, но маячившие там перспективы были не ясными, а вот Россия, хоть и синица, но с уже обозначенными путями выхода from impasse.