Текст книги "Император соло"

Автор книги: Александр Гейман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Гейман Александр
Император соло

Александр Гейман

Император соло

Траурные флаги висели на шестах по всему Некитаю – страна скорбела о пропаже последнего французского святого. А в том, что доблестный аббат Крюшон тоже был святым вестником Шамбалы, ни у кого сомнения не было. Возможно, святость его и не дотягивала до незапятнанного сияния графа Артуа – сей святой граф прошел по юдоли грехов наших даже не заметив их. Он не только ни разу не онанировал – он даже не сознавал этого. За аббатом же водились кое-какие грешки – например, он так и не измазал трон императора соплями, хотя в этом состоял его долг пастыря и христианского вероучителя. Но никакого сомнения, что миссионерский подвиг, сотворенный праведным аббатом, полностью очистил его и искупил все случайные прегрешения, которым все мы, смертные, увы, иногда подпадаем. Ведь сколько аббат прожил в Некитае? Всего ничего – то ли полгода, то ли еще меньше. А сколько праведных трудов совершил? Великое множество. И ведь не остался, чтобы тщеславно насладиться плодами проповеди своей,– нет, аббат сотворил благочестивый посев и, дождавшись первых плодов, скромно удалился, оставив питомцам своим вкусить сладость жатвы. Наставил Сюй Женя и Тяо Бина сигать ради святой истины в купель с поросячьей мочой – и удалился. Чудотворно даровал де Перастини когтеходство по вере его – и ушел. Посадил Пфлюгена и Тапкина распевать в харчевне народную песню "Дрочилка Артуа" – и ушел. Отстегал членом по башке Блудного Беса на Заколдованном перевале – и слинял. Раздавил как клопов резидентуру Бисмарка – и удрал. Пресек отток некитайского семени из родной земли – и сконал. Зашухерил всю малину – и похилял. Поломал кайф кентам – и слинял. Навонял как хорек под нос всей столице – и скололался к хренам... Святой человек, колбаса мой сентябрь!.. килда с ушами!..

Когда император узнал, какой шмон навел в Неннаме аббат Крюшон и как бесследно исчез впоследствии, владыка чрезвычайно расстроился.

– Да что же это такое,– жаловался он супруге и двору,– только завелся один святой – сбежал, второго прикормили – и опять сбежал! Ну почему, почему у нас не задерживаются святые? Хоть бы,– горько вздыхал император,– трон соплями напоследок измазал – так и то побрезговал! Эх!

Почему-то государя это удручало больше всего. Напрасно придворные хором уверяли императора, что его обиды и подозрения беспочвенны. Де Перастини божился, что устав ордена иезуитов строжайше запрещает иезуитам, особенно французским, мазать сопли на трон, особенно некитайский. Но император ничего не хотел слушать. Он усматривал в этом жесте аббата, а вернее – в отсутствии оного, пренебрежение к своему престолу и роптал:

– Вишь, какие мы гордые! Я, дескать на вашу дикую страну и сморкать не хочу! Ну, правильно, он святой, а мы тут додики все... Так ты хоть из вежливости прикинься... Вон граф – только приехал, а сразу же сиденье в столовой обмазал, а небось, он архат еще почище аббата... килда с ушами!..

На самом же деле аббат не обсморкал трон единственно из-за простой рассеянности, а кроме того он еще предполагал вернуться в Некитай и наверстать упущенное. Но, как водится, владыка Некитая приписывал все злому умыслу и продолжал обижаться. Соболезнуя печали обожаемого властелина, Гу Жуй решился сам пробраться ночью в тронный зал и обмазал сиденье трона добрым литром соплевидного гоголя-моголя. Государя уверили, что это сделал лично аббат, якобы тайно вернувшийся в Некитай исключительно с этой целью.

– Ну, а где ж он сам? – спросил император, не осмеливаясь еще поверить благой вести.

– Таинственно скрылся этой же ночью,– солгали императору. – Обсморкал престол – и слинял! Килда с ушами!

– Колбаса мой сентябрь! – возликовал император.

Государь до того обрадовался, что немедля побежал на батут и прыгал на нем до усрачки, а потом и до полной усрачки. Затем, несколько успокоившись, император прошел во дворцовый сад, забрался на ветку груши и принялся онанировать прямо в форточку окна комнаты, что занимала мадемуазель Куку, вторая фрейлина его супруги. С престарелой девицей случилось от этого нервное расстройство – она бегала и всем рассказывала то про кобру на ветке, которая плюнула ей в окно ядом, то про Шелока Хомса, который якобы пытался проникнуть в ее апартаменты. Хуже того, с этого дня ей стал повсюду мерещиться заколдованный онанист. Над девицей Куку сначала посмеивались, однако, вскоре и другим во время прогулок по саду стал попадаться этот загадочный незнакомец – по примеру неистового короля Луи он сидел, приспустив штаны, где-нибудь на ветке и с диким гиканьем сигал вниз и скрывался в кустах. Доложили императору.

– Уж не святый ли граф Артуа к нам вернулся? – радостно изумилась верней, изумленно обрадовалась царственная чета. – Найдите же, найдите его!

Заколдованного онаниста ловили после этого все кому не лень, и он каждый день попадался, но все время не тот, кто на самом деле. Конечно, все знали, кто на самом деле развлекается в императорском саду, но делали вид, что не узнают и не могут поймать его, желая сделать приятное императору. Государь тоже догадывался о том, что придворные ему подыгрывают, однако продолжал эту мистификацию – уж очень была отрадна мысль, будто к нему вернулся бесценный друг святой граф Артуа.

Как-то раз император стоял, прислонившись к большой яблоне и прикидывал, как ему забраться на ветку, что протянулась к окну апартаментов супруги гов.маршала. "Она выглянет в окно – кто это там трепыхается, а я как засвищу молодецким посвистом! да как рявкну: проснись, мужик! ты серешь!!! небось, обоссытся со страху, дуреха!.. А гов.маршал-то ее, небось, после этого на карачках ко мне приползет, прощения просить будет",– сосредоточенно размышлял государь.

Он не любил гов.маршала – тот не говорил ни на одном европейском языке да и вообще был глухонемым назло своему государю. Дело, над которым сейчас размышлял повелитель Некитая, было, казалось, заурядным, одним из множества тех мелких государственных вопросов, что император каждый день решал в рабочем порядке. Но император не привык предоставлять на волю случая ни одного, самого мелкого вопроса, и теперь обдумывал свой план с той тщательностью и собранностью, что его во всем отличали. Проявляя свойственную ему государственную прозорливость, император проработал каждую деталь своего костюма, наличие или отсутствие при себе альпенштока, мыльницы, а также набора порнографических открыток, подаренных при расставании благочестивым аббатом Крюшоном. Теперь государь размышлял, каким звуком заставить гов.маршальшу выглянуть из окна – поблеять или похрюкать вначале.

Император уже склонялся к тому, чтобы воспользоваться манком птицелова и изобразить соловья, и в этот момент его окликнули.

– Эй, лысый! – громко звал кто-то из кустов.

Император посмотрел и увидел сквозь ветки чью-то руку, настойчиво делающую ему знаки приблизиться.

– Лысый! – свирепо повторился призыв. – Оглох, что ли? А ну, иди сюда, пока тебя не отжали!

Государю стало как-то не по себе и даже просто боязно. Он опасливо подошел ближе, и тут рука, высунувшись из зарослей, втащила его в кусты. Государь увидел перед собой двух подозрительных субъектов, наружности не то что свирепой, но воровской. Урка, втащивший государя за шиворот, строго выговорил ему:

– Ты че, кент, тебе сто раз повторять, в натуре? Щас как вколю моргушник!

И оскалившись, мужик воровского вида согнул кисть и руку, приготовившись покарать ослушника.

– Да ладно тебе, Фубрик,– вступился второй. – Он на правое ухо тугой, я точно знаю. Точно, лысый? – громко спросил напарник Фубрика, кося глазом.

– А? – сам не зная, зачем он это делает, громко переспросил император.

– Ну, я че говорил,– сплюнул второй.

– Тьфу ты,– сморщился Фубрик. – Слушай, Жомка, на хрена нам этот глухарь, ну его, найдем другого фраера.

– Да не, ты че,– возразил Жомка. – Он нам во как поможет, правда, лысый? Поможешь?

– Ага, ага,– закивал император, соглашаясь. Он не знал, о чем ведут речь эти двое, но видел, что Жомка к нему добр и защищает его от грубостей своего товарища. Поэтому император решил всячески угождать и во всем соглашаться с Жомкой – не из выгоды или от страха, а из-за желания сохранить симпатию человека, столь к нему расположенного.

– Ты записку-то получил? – спросил меж тем Фубрик.

– Получил, конечно,– отвечал за него Жомка. – А то чего бы он сюда приперся!

– А, да, да,– подтвердил император.

– Так какого же хрена ты опоздал? – нахмурился Фубрик. – Мы полчаса стоим ждем, в натуре.

– Да я... тут... – начал оправдываться император. – Я хотел сначала на дерево залезть, а тут вы...

– Козел,– заметил на это Фубрик и влепил-таки государю пребольный моргушник. – По дереву не годится, понял?

"Понял" у него получилось как "по-ал". Фубрик продолжал наставление:

– Нас там живо засекут, по-ал? Еще раз увижу, что ты на дерево лезешь, я тебе так вломлю, по-ал? Подземный ход копать надо, придурок.

– А! – сказал император, потирая лоб. – Вон вы как! Здорово придумали!

– Ла, похезали,– оборвал его Фубрик. – Не хрен тут звонить – зашухерят.

Император пошел за этими двумя, решив им ни в чем не перечить. Государь уже "по-ал", что его новые приятели приняли его за кого-то другого, видимо, за какого-то неизвестного им в лицо сообщника. Но он боялся раскрыть Жомке и Фубрику их ошибку. "Еще отожмут тут в кустах или заставят с крыши прыгать как Сюй Женя и Тяо Бина",– испуганно думал император.

Они обошли полдворца, хоронясь за кустами, и наконец Жомка сказал:

– Все, мужика, приехали.

Урка показывал на полузасыпанный вход в один из погребов в дальней части дворца. Эта часть сада посещалась редко, а во флигеле были разные помещения, которые когда-то для чего-то понадобились, но сейчас в них почти не заглядывали. Место было на отшибе, и если Фубрик и Жомка действительно хотели рыть подкоп, то выбрали самый подходящий подвал.

– Ну, мы на разведку сходим,– распорядился Фубрик,– а ты стой тут на стреме. Свистнешь если что. Свистеть-то хоть умеешь?

– Нет,– признался император, похолодев от страха, что вызовет неудовольствие блатного.

– Ну что ты за фраер! – скривился Фубрик.

– Я вот так умею делать,– поторопился похвастать император. Он сунул палец за щеку и звонко чпокнул – звук был такой, будто лопнул бычий пузырь. – А еще я пукаю очень громко,– добавил он и в доказательство стал выпердывать "Мурку".

Одной рукой Фубрик зажал себе ноздри, а другой вкатил в многострадальный лоб государя внушительный моргушник.

– Ты, гондурас! – осерчал урка. – Это наша блатная песня, а ты ее жопой дуешь, сучара!..

– Лысый, у тебя слуха нет,– заметил и Жомка. – Ты уж лучше чпокни два раза, если атас будет, усек?

Двое блатных засветили фонарь и нырнули в ход. Император стоял, прислонившись спиной к стене и с тоской размышлял, как ему поступить. Он хотел уйти, но боялся. "А вдруг,– конил император,– встретят потом в саду да напинают или моргушник влепят! Им это запросто". Государь потер лоб – и вдруг решился бежать прочь. Но в этот самый момент наружу показался Жомка:

– Лысый, ты лопату и лом достать можешь? Нам там разгрести надо.

– А че нет,– небрежно сплюнул император. – Тут у садовника закуток, там всего навалом.

– Сгоняй по-скорому! – велел Жомка. – Я тута потелепаюсь.

Император ушел в кусты и выбрался на аллею. Ему навстречу попался какой-то мелкий придворный, влюбленный в своего императора. Император не знал его имени, но помнил, что тот обожает его, своего государя разумеется, все придворные преклонялись перед владыкой, но этот особенно он даже нарочно выскоблил у себя на голове такую же лысину. "Ну вот, его и пошлю за охраной,– подумал государь. – А сам скорее слиняю подальше во дворец!" Но вместо этого государь неожиданно сам для себя сказал:

– Эй, ты!

– Да, государь! – склонился придворный.

– Ну-ка, сбегай скорей к садовнику в закуток, принеси мне лом и лопату. Только – никому не слова, по-ал? Ну, живо!

Придворный, кланяясь, попятился и бегом припустил куда было велено. Вскоре он притащил орудия землекопов.

– Ну, стой здесь,– приказал император. – А за мной не ходи, по-ал? А то ка-ак влеплю моргушник!..

Он замахнулся лопатой, и придворный испуганно пригнулся. "Боятся меня",– радостно подумал император. Он снова продрался сквозь кусты и протянул лом с лопатой Жомке.

– Молоток! – похвалил Жомка, и императору приятно было слышать эту похвалу своей расторопности.

Государь снова встал у стены, прислонившись спиной. Неожиданно вдалеке на дорожке показалась парочка фрейлин. Они издали начали кланяться императору. Государь сделал вид, что не замечает их. "Вот принесло кобыл! с досадой подумал он. – Теперь будут гадать, фули я тута стою!" Вдруг его осенило – император присел на корточки и принялся онанировать. Фрейлины, тихохочко похихикивая и перешептываясь, прошли мимо – угадывая желания государя, они тоже сделали вид, будто никого не заметили.

В этот самый миг из лаза выглянул Фубрик и страшно разъярился.

– Лысый! – гаркнул он. – Ты что же это – онанируешь на стреме?!. Вот тебе, козел!

Он больно-пребольно принялся вколачивать в царственный лоб моргушники и при этом приговаривал:

– На стреме не онанировать, по-ал?!. По-ал, придурок? На стреме не онанировать!

– Уйа-уйа-уйа! – возопил император.

– Мужики, что тут у вас? – выбрался к ним Жомка.

– Да вот, козлина,– повел головой в сторону императора Фубрик,онанирует на атасе, пидар!

– Ты чего же это? – строго вопросил Жомка и нахмурился. – У нас, блатных, на стреме никто не онанирует!

– Да я... – стал объяснять император,– я нарочно это! Вижу – бабы какие-то мимо прутся. Думаю, подозрительно же – стоит мужик, ничего не делает. Фули ему надо, верно? Думаю, дай-ка я онанировать начну – вроде уже какое-то занятие – вроде как нарочно отошел в сторонку и... Ну, они и почапали себе... А то как-то шухерно – че, мол, он стоит тут!

– А, ну, это правильно! – одобрил Жомка, удовлетворившись объяснением. – Ты, Фубрик, в натуре, зря шмон поднял. Лысый же это воровскую смекалку проявил, он для конспирации это!

– Ага, ага! – закивал император. – Я всегда для конспирацию онанирую!

– Ну, тогда другое дело,– смягчился и Фубрик. – Хрен с тобой, дрочкай, только как ты потом палец в рот себе совать будешь для чпока – это я уж не знаю.

– Я вытеру! – пообещал император. – Бля буду, вытеру!

– Во, вытери, а то зачушишь себя – мы с зачуханными не водимся,предостерег Фубрик. – Сразу из блатных выгоним, по-ал?

Они снова ушли на раскопки. Император еще час стоял у стены. Как назло, придворные будто сговорились – то одного, то другого несло невесть зачем в заброшенную часть сада. Император уже не отнимал руку от паха, изображая заколдованного онаниста. Он злобным взглядом провожал сановников и придворную мелкоту, недоумевая, чего их сюда сегодня всех тащит. К счастью, у Жомки и Фубрика вышло масло в фонаре, и они выбрались наверх.

– Все, кенты! – провозгласил Фубрик. – Разбегаемся. Лысый! Завтра в это же время здесь. Смотри, чтоб фараонов не притащил – оглядывайся, когда сюда пошлепаешь.

– Я че, вчера родился, в натуре? – оскорбился император. – Да я легашей спиной чую за квартал.

– Я говорил тебе,– вновь вступился Жомка,– клевый фраер!

– Ла, до завтра.

Фубрик и Жомка в ту же секунду будто растворились, только кепка Фубрика мелькнула где-то в кустах. А император выбрался на аллею и обнаружил придворного, которого он посылал за лопатой. Государь нахмурился:

– Ты?.. Какого хрена, в натуре, ты тут тыришься?

– Да я, ваше величество,– отвечал придворный, влюбленный в своего государя,– вы мне наказали стоять здесь, я и стою.

– А,– вспомнил император,– ну, это правильно. Ну, иди, иди покеда...

Придворный кланяясь попятился.

– Будь завтра здесь же в это же время! – внезапно выпалил государь ему вслед.

"На хрена я ему это сказал?" – недоумевал император всю дорогу до дворца.

На следующий день, когда император приближался к месту раскопок, за кустами на соседней дорожке послышались возбужденные, но приглушенные голоса. Это о чем-то спорили Жомка и Фубрик. Император прислушался:

– Да бля буду,– горячо доказывал Фубрик,– не тот это!..

– Он же лысый, в натуре,– возражал Жомка. – Какого же тебе еще хрена надо?

– Жомка, ты гляделки-то куда затырил? Кенты говорили – аббат там будет. А из этого сморчка какой аббат?

– Да хрен ли тебе в аббате,– успокаивал Жомка. – Ну, не святоша – так еще и лучше, если не аббат.

Император пересрался. "Раскрыли! – с тоской подумал он. – Ну, теперь хана!" Государь и сам не мог сказать, чего он соизволил испугаться, но ему было страшно – узнают, что он не тот, и тогда...

На ватных ногах он кое-как дотащился до входа в подвал, и тут как тут из кустов вынырнули Жомка и Фубрик. Они разглядывали его инквизиторским взглядом.

– Слышь, лысый,– заговорил Фубрик,– ты что – не аббат, что ли?

Император скорчил рожу посвирепей, чтобы казаться уркой, и свойски подмигнул:

– Ха, какой я в дупу аббат!

– Лысый, а где аббат? – поинтересовался Жомка.

– Да шухер тут был недавно,– объяснил император. – Аббат пошустрил тут малость да слинял пока не поздно. Обсморкал престол – и сконал! Килда с ушами!

– Во, в натуре! – восхитился Фубрик. – Слышал, Жомка? Ободрал все камни с трона и слинял! Вот бы и нам так.

– Лысый,– спросил меж тем Жомка,– а чего же ты-то к нам мажешься?

– А я че, в натуре, смотрю кенты клевые, бля,– развязно отвечал император. – Чего, в натуре, не скорешиться?

Двое воров переглянулись.

– Смотри, Лысый,– предупредил Фубрик. – Мы не всяких фраеров берем. Ты лучше свали отсюда, если очко играет.

– Че? – храбро сплюнул император и попал себе на грудь. – У меня? Очко? Играет? Ха, кенты! Да и не по такому шухеру бацал!

– Я тебе говорю, Фубрик,– одобрительно произнес Жомка,– не гони волну! Клевый фраер! Он нам во как поможет! Поможешь, Лысый?

Император снова сплюнул и на сей раз попал на свою штанину:

– В натуре, бля! Чтоб век воли не видать!

– Подписываешься, фраер? – хмуро спросил Фубрик – у него, видать, все еще оставались какие-то сомнения.

– Слово!

– Ну, смотри! – опять пригрозил Фубрик, сгибая руку в изображение моргушника. – А то... выгоним из урок как шавку отвязанную, по-ал?!.

Урки вновь скрылись в подвале. Император прошелся взад-вперед и выглянул на соседнюю аллею. Там он обнаружил придворного, которому велел вчера прибыть на место. Государь совсем про него забыл, но теперь обрадовался.

– А, ты!

– Я, ваше величество,– низко поклонился придворный,– как приказано.

– Ну, стой тут на стреме,– милостиво распорядился император. – Ты на стреме-то умеешь стоять?

– Как прикажете, ваше величество! – снова поклонился придворный.

– Ну-ка, что ты должен делать? – строго спросил государь.

– Не знаю, ваше величество!

– Какой же ты урка, в натуре! – скривился император. – У нас, блатных, самое главное – это на стреме стоять, по-ал?

– Так точно, ваше величество! Что я должен делать?

– Во, бля, еще спрашивает! Свистеть, если шухер будет! Свистеть-то умеешь?

– Умею, ваше величество! – и в доказательство придворный свистнул в два пальца.

На этот звук из хода в подвал показался Жомка и окликнул императора:

– Лысый, что за шухер?

– Заткни уши и отвернись,– приказал император влюбленному в него придворному. Придворный исполнил сказанное, меж тем как император прошел через кусты и успокоил Жомку:

– Ништяк, все путем. Это я свистеть пробую.

– Во, чудак,– удивился Жомка,– а говорил, не умеешь!

– Умею, да не всегда получается,– перданул император.

– Ну, хорошо, стой тут,– наказал Жомка и снова исчез.

Император вернулся к заткнувшему уши придворному и милостиво продолжил наставления:

– Ты, кент, вот чего,– если кто из фрейлин или придворных сюды попрется, ты их тута гулять не пускай. По-ал?

– Так точно, ваше величество,– поклонился влюбленный в императора придворный.

– Скажи им, чтобы не хиляли тута, по-ал?

– Ваше величество! – робко спросил безымянный придворный. – А если спросят, в чем причина?

– Скажи, что тута засада, по-ал? Скажи, что тута онанавта заколдованного ловят. В натуре! А если шухер подымется, свистнешь. Свистеть-то умеешь?

Придворный снова засвистел.

– Лысый, подь сюда! – грозно позвал из подвала Фубрик.

Он влепил императору крепкий моргушник:

– Для понта не свистеть, по-ал? В натуре, мы что, в свистульки пришли сюда играть!

Строгий урка еще раз вкатил моргушник и скрылся в подвале. Император потер лоб, продрался через кусты к влюбленному в него придворному и попытался влепить тому моргушник, но у него не получилось.

– Ты, кент! – свирепо сказал император. – Еще раз свистнешь для понта, я тебе ка-ак дам по кумполу! Без шухера не свисти, по-ал? У нас, блатных, если кто свистит для понта, тех сразу выгоняют, как суку отвязанную!

– Понял, так точно, государь,– виновато отвечал придворный, низко кланяясь.

– Ну, стой тута, а я пока одним государственным вопросом займусь. Мы, блатные, когда на толковище сходимся, всегда кого-нибудь на стрему ставим.

Император отошел к стене. Он хотел было поонанировать от нечего делать, но услышал за кустами умоляющий голос безымянного придворного. Государь осторожно пробрался через кусты и увидел, как его стремянной горячо умоляет толпу вельмож, маша руками:

– Господа, господа! Нельзя!!! Государь не велел сюда ходить! У него толковище с блатными, ему моргушники ставят! Государственная тайна, господа! Никого не велено пускать!

– Ой, как интересно! – звенели голоса фрейлин. – Ну, пожалуйста, хоть одним глазком!..

Исполнительный придворный отчаянно отражал все атаки.

– Лысый,– послышался шепот Жомки прямо под августейшим ухом,– Лысый, это что за шмон?

– Да это я, бля, шестерку одну на стрему поставил,– небрежно отвечал император.

– Кой хрен – шестерку? – злобным шепотом возмутился у другого царственного уха Фубрик. – Тебе было велено стоять, ты и стой.

– Да че ты, Фубрик,– вступился Жомка. – Кент же по делу сбацал – он теперь нам копать яму поможет.

– А если его ложкомойник нас заложит? А? – зловещим голосом просипел Фубрик.

– Чего вдруг заложит? – отверг Жомка. – Лысый его вторым гов.маршалом назначит, точно, Лысый? Небось после этого он хошь ты что вытерпит – хоть водку носками твоими занюхает! В натуре, Фубрик!

– В натуре, бля! – подтвердил император. – Я его и сам уже думал гов.маршалом поставить, да... Кенты! – вдруг сообразил государь. – А вы как знаете, что я это... ну, то есть...

– Че не знать-то,– сплюнул Фубрик. – Мы, урки, все знаем. Ла, кенты, разбегаемся.

Двое воров приказали императору быть здесь завтра на следующий день и снова будто растворились в воздухе. Император так и не понял – то ли эти двое знают, кто он, то ли... Он не стал гадать, а попросту смирился с судьбой. Безымянного придворного государь, действительно, назначил гов.маршалом. Однако имени его император так и не запомнил. Теперь ему уже было не так страшно своих таинственных новых друзей. Государь даже как-то вошел во вкус всего предприятия. Вечером он несколько раз щегольнул блатными словечками, а за ужином обмолвился:

– Ха, кенты, вы тут, в натуре, не знаете настоящей жизни! А мы, блатные, мы такие дела делаем... Мы все знаем!

Двор стал хором упрашивать:

– Ваше величество, расскажите, расскажите нам про блатных, умоляем вас!

Императрица с завистью смотрела на своего супруга, божественный светоч Азии. Этот человек, как уже единогласно решили ее фрейлины, заткнул за пояс Харун-ар-Рашида, предаваясь неслыханной дотоле двойной жизни. Теперь всем тоже хотелось окунуться в ее стремнину вслед за своим государем. "Вот им, мужчинам, все можно,– с негодованием размышляла императрица,– а нам, женщинам, ничего нельзя! А может, я тоже хочу ночью бандершей быть в Монте-Карло! В натуре!"

Император меж тем снисходительно улыбался и уклонялся от расспросов:

– Мы, урки, шухер зря не подымаем... знаем чего, да не звоним зазря... точно, гов.маршал? – и он подмигнул новоиспеченному гов.маршалу.

– В натуре, бля! Так точно, ваше величество! – закивал стремянной придворный.

– Гавкать не буду,– продолжил император,– одно скажу: у меня авторитет знаете какой? Меня братва во как уважает!..

– В натуре, бля! – подтвердил гов.маршал. – На стрему кого попало не поставят.

– Во, бля! – поднял палец император.

Он уже чувствовал себя вполне уверенно в новой роли.

Опасность, однако, нагрянула с совсем неожиданной стороны. С утра к императору явился с экстренным докладом министр внутренних дел или, как еще его называли, обер-полицай. Звали его Кули-ака. Он наклонил коротко стриженную голову и сообщил, глядя маленькими глазками из-под дымчатых очков:

– У меня есть сведения о готовящемся ограблении, ваше величество.

– Что? – изумился император. – Кого-то хотят ограбить? У нас?.. в Некитае?!. Не может быть!..

– Увы,– возразил Кули-ака. – Сведения совершенно точные.

– Во, ништяк! – возликовал император. – Ну, наконец-то! А то везде есть преступность, а у нас нету. Бисмарк, правда, завел ее было в Неннаме, да после аббата Крюшона и там все повывелось.

– Святой человек,– почтительно нагнул голову министр.

– Килда с ушами! – подтвердил император. – Ну, а кого будут грабить-то?

– Вас, ваше величество,– отвечал Кули-ака. – Точнее, ваш дворец. Есть агентурные данные, что цель грабителей – большой императорский сейф со всеми императорскими драгоценностями – короной, скипетром и всем прочим.

– Да ну? А кто же грабители? – продолжал расспросы обрадованный император.

– Точно пока не установлено,– из-под очков глянул Кули-ака. – Но согласно некоторым данным это двое заезжих иностранцев.

– Неужели барон Пфлю и лорд Тапкин? – удивился император.

Обер-полицай покачал головой.

– Это не исключено, однако маловероятно. Внешность послов не соответствует имеющемуся у нас описанию.

– Ну, а каково же описание?

– Один косоглазый, чернявый, другой повыше,– зачитал министр ориентировку и снова исподлобья взглянул на императора,– тот, что повыше,светловолосый, оба американца, кличка одного – Жомка, другого – Фубрик, хотя это еще точно не установлено.

Только после этого император сообразил, что речь велась о его новых друзьях. Он перепугался – а вдруг что-нибудь известно о его участии в деле? "Надо выведать, что легавым обо всем известно",– мудро рассудил государь. Он поинтересовался:

– А еще что-нибудь известно? О сообщниках, например? Кто у них на шухере стоит?

– Да, ваше величество,– кивнул обер-полицай,– кое-что известно. Есть сведения, что у них есть сообщник среди высокопоставленных лиц нашего двора.

Император и вовсе перетрухал. Сердце его так и екнуло: "Конец! Сейчас выволокут из-за стола да потащат на допрос! И в колодки!.. В тюрягу!.. А потом по этапу!.. Эт-то было во вторник!.." Из последних сил сохраняя самообладание, он постарался придать своему лицо невинное выражение и спросил, изображая государственную озабоченность:

– Его личность установлена? Этого... фраера во дворце?

Кули-ака остро глянул из-под очков и развел руками:

– Пока еще нет, сир... Но мы уверены, что сумеем выявить его и задержать с поличным в самое ближайшее время.

Император покачнулся и чуть не упал со стула. "Накроет! Загремим под фанфары! Каюк!" – загудело у него в голове. Срочно надо было что-то предпринять, что-то очень государственное – такое, что было бы достойно его высокого звания и признанной мудрости во всех общественных вопросах. И государь показал себя достойным этого ответственного момента. Он прищурился, нагнулся из-за стола ближе к министру и заговорил, заговорщицки понизив голос:

– Слышь, министр,– и государь подмигнул,– ты этого дела шибко не шевели, я сам им займусь.

– Вы? – удивился Кули-ака. – Но...

– Я, блин,– и государь снова подмигнул,– я про это все уже до хрена знаю, по-ал?

– Из каких же источников, ваше величество?

– Из самых секретных, каких же еще,– ухмыльнулся император. – У тебя свои сексоты, у меня – свои. Ты, главное, не спугни никого, по-ал?

– Понял, ваше величество,– наклонил лысеющюю голову обер-полицай. Будем действовать аккуратно.

– Во-во, на цирлах чтобы вокруг, по-ал? Я тут сам со всем разберусь... И главное, ты этого... высокопоставленного не спугни... Обходи его, по-ал?

– Слушаюсь, ваше величество.

– Если выяснишь, кто он – ну, или там еще чего узнаешь – немедля мне брякни, по-ал? А сам поодаль ховайся, поодаль... Нишкни, по-ал?

– Слушаюсь, ваше величество,– сверкнул лысиной министр. Он вновь посмотрел исподлобья. – Ваше величество, а как быть с прессой?

– А что с прессой?

– Ну,– уклончиво качнул головой Кули-ака. – Эти газетчики, их ведь хлебом не корми, дай какую-нибудь пакость тиснуть... Сочинят утку про то, например, что во дворце пособник грабителей окопался. Представляете заголовок, ваше величество? – "Вор на троне". Это я к примеру, конечно...

Император снова струхнул, но снова же овладел собой.

– Ну, это ты волну не гони,– возразил он министру. – Я этих газетчиков к себе вызову и обломаю в момент, чтобы шухер не подымали до срока, по-ал? А слышь, Кули-ака, сбегай-ка прямо сейчас до них, пошуми, чтоб ко мне срочно забежали, я с ними сегодня и побазарю малехо. Лады?

– Слушаюсь, ваше величество,– и министр, распрямившись, попятился к выходу – и даже дымчатые очки не могли скрыть глубокого министерского разочарования – судя по всему, обер-полицай рассчитывал на какие-то другие последствия беседы.

А у императора возник вдруг один план – он решил нейтрализовать полицию и сделать это не как-нибудь, а с помощью своих новых корешков. "Кентов пора подключать",– думал император всю дорогу до места раскопок.

Он сказал Фубрику:

– Слышь, Фубрик, тут такое дело – фараон один в долю просится.

– Да ну? – изумился урка. – Вот падла, уже пронюхал. Я, знаешь, лягашам не верю... козлам поганым...

– А он, может, штемп,– возразил Жомка. – Нам такой пригодится, в натуре!

Но Фубрик не уступал:

– А чего это мы будем бабки с лягашом делить, пусть он хоть трижды штемп?

Жомка задумался. Испугавшись, что его замысел сорвется, император стал срочно выкручиваться:

– Да он, кажись, не из-за бабок... Он где-то тебя видел, Фубрик, я так просекаю...

– И фули, что видел?

– Да, по-моему, понравился ты ему... Так ко мне и пристал – сведи-де меня с этим кентом да сведи...

– А хрен ли ему надо? – удивился Фубрик.

– Да я хрен его не знаю... Он все просится да просится... Плакал даже... На колени встал, ревет: Он мне, грит, ночью, ночью снится!.. Ты бы с ним побазарил, а, Фубрик?

– Да че ты, Фубрик, в натуре,– заступился Жомка. – Жалко что ли? Токо, конечно, пусть он без фараонов своих приходит, мы проследим, чтобы без шухера было.

– Ага, конечно, без фараонов,– обрадовался император. – У меня тут квартирка есть, самое подходящее место, братки... Я, Фубрик, что в натуре думаю – он это... ну, понравился ты ему... Почмокать хочет...