Текст книги "Император соло"

Автор книги: Александр Гейман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Императрица злобно огрызнулась:

– Ага, разбежался! Сначала сам напугал бедную девушку, а теперь уйми!..

И вдруг государыня радостно завизжала:

– Пришел! Пришел!..

Взоры обратились туда, куда уже был обращен взор императрицы. Там, действительно, находился некто новоприбывший – бородатый человек, одетый по-европейски – в смокинге и кальс... тьфу ты, прошу прощения – в сюртуке и в очках, седой и с портфелем под мышкой.

– Кто это? – понеслось по залу.

Императрица рукой делала нетерпеливые приглашающие жесты, ободряя незнакомца приблизиться.

– Что за хмырь? – вполголоса осведомился император у супруги.

На это ответил сам незнакомец, поклонившись и сняв котелок:

– Разрешите представиться, ваши императорские величества: профессор Джуси Манго, доктор медицины, психиатр и психотерпевт, действительный член всех европейских и мировых академий.

– Это я его выписала из Америки для фрейлины Куку, тебя и себя! громко объявила государыня, гордо оизраясь. – Доктор Манго – всемирное светило.

– Ну-с, я никогда не похвалялся своими научными заслугами,– промямлил доктор Манго,– но в прессе обо мне отзываются именно так, да-с!..

– Мама, а психиатры какие болезни лечат? – спросил принц. Сексуальные, да? Он тебе нимфоманию будет лечить, да?

– Я, юноша, лечу всякие умственные расстройства,– отвечал вместо императрицы профессор психиатрии. – В том числе и сексуальные. У меня свой метод, да-с... И теория тоже – своя собственная, разумеется...

– А в чем она заключается, доктор? – заинтересовался император, вполне искренне поддержанный хором придворных.

– Ну, если вкратце о самой сути, то я, в результате долгих изысканий, неопровержимо убедился, что,– доктор Манго поправил очки и воздел указательный перст,– убедился, что практически все болезни объясняются исключительно самовнушением. Да-с!

– То есть как это, профессор? – не понял император. – Каждый больной симулянт, получается?

– О нет, все сложней,– объяснило заморское светило. – Болезнь может иметь место в действительности, однако в основе ее лежит самовнушение.

Император на минуту задумался.

– Нет, профессор,– решительно возразил он. – Фигню вы порете. Вот возьмите меня – я пару недель назад залез на грушу – ту, что под окном фрейлины Куку. Дай-ка, думаю, поонанирую на радость старушке – небось, тоже охота, чтобы и в ее форточку это... покапал кто-нибудь. Только начал, а ветка ка-ак треснет! Я так и полетел на землю голым задом, все яйца отшиб. Ну и – распухли, проклятые! Это что же – тоже, по-вашему, от самовнушения?

– Скажите-ка, а что предшествовало этому событию? – осведомился доктор Манго.

Знаменитый медик произвел кое-какие расспросы, выведав разные подробности, включая приезд и исчезновение графа Артуа и аббата Крюшона.

– Ага! – заключил наконец приезжий специалист. – Все теперь совершенно ясно и полностью подтверждает мою теорию. Никакого падения с дерева, разумеется, не было – вы все это себе внушили.

Император разинул рот:

– То есть как это? Что же – мне померещилось?

– Да, можно сказать и так,– согласился доктор Манго.

– Но, доктор,– вмешался министр секретной связи,– а с чего вдруг императору стало бы все это мерещиться, про эту яблоную и мадемуазель Куку? Уж не считаете ли вы, будто император тайно влюблен во фрейлину?

Профессор Манго посмотрел на старушонку не весьма располагающей внешности и отмел предположение министра связи:

– Нет, это было бы слишком поверхностным объяснением. Да и вообще здесь дело не во фрейлине Куку.

– А в чем же? Какого же я, извините меня, члена полез на эту чертову грушу? – заинтересовался император.

– Очень просто,– отвечала заморская знаменитость. – Вы, как явствует из ваших слов и рассказа ваших близких, очень привязались к графу Артуа. Он для вас стал образцом настоящего мужчины и благородного человека. Ну, а когда граф исчез, то это так потрясло вашу ранимую психику, что вы стали искать способ восстановить эту нарушенную связь. Произошло, я бы сказал, бессознательное самоотождествление с вашим кумиром – вы принялись, не давая себе в том отчета, подражать во всем графу.

– А! – сообразил император. – Понимаю! Значит, раз граф был онанавтом, то и я, стало быть, вслед за ним...

– Но, доктор Манго,– вмешался Ли Фань,– граф не лазил на деревья – это раз, а во-вторых, как потом выяснилось, наш святой граф вообще ни разу в жизни не онанировал.

– Это-то и послужило тем ударом, что привел в действие пружину всего императорского невроза,– авторитетно изрек профессор. – В том-то все и дело! Император не мог дождаться, когда объект его подражания, наконец, полностью выявит свое совершенство – свою, так сказать, сверхчеловеческую природу. И вдруг – его герой исчезает так и не поонанировав в назидание всем низшим созданиям – не утвердив, так сказать, своего благородного превосходства. Это, конечно, отложилось в психике государя ощущением некоей болезненной неполноты. Ну, а спустя время это неутоленное стремление к совершенству прорвалось наружу и...

– Я полез онанировать на эту чертову грушу! – радостно закончил император. – Вон оно как! Наконец-то мне все объяснили. Ай да доктор! Теперь я вижу – вы точно гений.

– Да-с, меня так иногда величают,– скромно признал гений психиатрии. Однако, ваше величество, вы все же заблуждаюетесь насчет груши – это было только самовнушение. Все это происшествие с падением разыгралось исключительно в вашем воображении.

Император ошеломленно замигал:

– Ну, а яйца-то почему тогда распухли?

– Это, разумеется, из-за сострадания к другому вашему другу – аббату,спокойно отвечал доктор. – Когда вы узнали о его увечьи – впрочем, также аутосуггестивном – то это наложило рубец на тонкую душевную ткань вашей психики. Ну, а впоследствии... яйца-то и распухли.

– Доктор,– недоверчиво поинтересовался Ли Фань,– неужели из-за сострадания к своему ближнему могут распухнуть собственные яйца?

– Да, если это сострадание сопровождается самовнушением,– заверил корифей психотерапии. – Ничего удивительного – в психиатрии такие случаи известны во множестве. Да вот пример из моей жизни – мой племянник очень дружил с моей дочуркой. Когда ей было двенадцать лет, у ней приключилась одна женская болезнь... ну, неважно какая... Мой племянник не мог видеться с ней добрую неделю, а до этого он проводил с Бетти, можно сказать, дни напролет. И что же? Бедняжка так сочувствовал своей больной кузине, что у него тоже распухли яйца. А ведь сострадательному юноше было всего тринадцать лет!

– Ну, теперь я ни за что не буду никому сострадать,– заметил на это Гу Жуй. – Нет уж, свои яйца дороже – еще распухнут! Куда это годится.

– Знаете, профессор, вы меня все же не убедили,– приставал прилипчивый зануда Ли Фань. – Вот у нас тут когтеходец есть, итальянский посол де Перастини. Он вот когтями серет – это тоже, по-вашему, от самовнушения?

– То есть,– уточнил доктор Манго,– его дефекация протекает с такими затруднениями, что итальянскому послу кажется будто его зад изнутри кто-то царапает когтями? Вы это имеете в виду под выражением "когтеходец"?

– Да нет! – прозвучал в ответ дружный хор голосов, и к психиатру вытолкнули де Перастини. – Говорят же вам, он когтями серет! Сами посмотрите,– де Перастини, да покажите же вы ему!

Итальянский посол осклабился и снял с шеи ожерелье, где в три ряда были нанизаны разные когти.

– Вот это,– горделиво стал демонстрировать итальянец,– это, доктор, медвежьи когти, а это вот крокодильи. А вот весь ряд тигриных когтей, а тут у меня чересполосица: коготь варана, коготь льва, коготь муравьеда, коготь орла...

– О, какая богатая коллекция,– оценил доктор Манго. – А откуда вы это взяли?

– Да серет же он ими, говорят же вам! – вновь загремел хор голосов.

– А! – уяснил наконец доктор. – Ну, так что же... Ничего особенного типичный случай маниакального когтеходства. В моей практике случались весьма похожие случаи. Один известный миллионер, к примеру, извлекал из сжатого кулака предмет собачьего естества, так называемый пэнис канина – причем, это был не фокус, а исключительно морально-волевой акт. Вот так-с!

– Доктор, расскажите подробнее! – попросила императрица. – Это так интересно!

Все поддержали, и летописи некитайского двора обогатились следующей невероятной историей.

Вы скажете: эка загадка, почему Рогфейеру

никто руки не подает! Да потому, дескать, ПОЧЕМУ РОГФЕЙЕРУ что поди до Рогфейера доберись – сидит себе НИКТО РУКИ в миллионерской недосягаемости и знать НЕ ПОДАЕТ никого не желает. А вот и ни фигошеньки

подобного. Как раз наоборот – Рогфейер очень

даже подает руку, и вообще – пожимать руки его самое любимое занятие. Он даже нарочно ездит туда, где его никто не знает, чтобы пожать руки разным простодушным гражданам. Встанет где-нибудь у порога в ресторане, поставит рядом табличку: "Здесь побивается рекорд по числу пожатия рук" – и знай обменивается с прохожими крепким мужским рукопожатием. Конечно, это больше в выходной – в будни-то некогда, надо бизнес двигать.

Ну, откровенно говоря, таким демократом Рогфейер был не всегда. Не сразу он до демократии докатился. Раньше-то он на работе за руку только со своим главным бухгалтером здоровался. Вот и в этот день, пришел он к себе в офис и поприветствовал главбуха:

– Привет, Арчи! Прекрасно выглядишь,– да и прошел к себе в кабинет.

Только дверь закрыл, а следом Арчибальд и заваливает. Покраснел, лицо пятнами, очки вспотели.

– Арчи, что с вами? – Рогфейер-то его.

А главбуха аж трясет всего:

– Мистер Рогфейер, я вас крепко уважаю, вы мультимиллионер, мой босс и все такое, а токо я этого терпеть не согласен! Увольняться я, понятно, не буду, деньгу вы мне хорошую платите, а токо руки я вам после этого никогда не подам, так и знайте!

Швырнул на стол и убежал. Рогфейер смотрит – что это такое ему главбух кинул. Взял, вертит – да и допер наконец: это же, извините меня, penis canina, по научной латыни выражаясь, а если не по латыни, так вообще собачий член! Рогфейер чуть со стула не свалился, когда расчухал: ну, где это видано в приличной компании, чтобы главбух своему родному президенту на стол член собачий швырял! – Да,– думает Рогфейер,– заездил я главбуха, он, вишь ты, в рассудке повредился, бедняга! А интересно, где же это он собачий-то предмет взял? Неужели какую-нибудь дворнягу специально ловил?

Тут к Рогфейеру в кабинет вошел его главный соратник по бизнесу некто Ворденбийт. Обрадованный встречей Рогфейер распростер ему свои объятия. Они крепко пожали друг другу руки, и Рогфейер принялся делиться новостями:

– Ах, Ворденбийт, как ты кстати! Представляешь, у моего главбуха крыша поех...

И вдруг Ворденбийт оборвал его:

– Рогфейер, ты зачем мне в ладонь собачий член сунул?

У Рогфейера аж челюсть отпала:

– Что сунул?

– А вот то,– ответил Ворденбийт и протянул липкую ладонь под нос Рогфейеру. – Да еще кончил туда! Знаешь, Рогфейер, так благородные люди не поступают, да еще с деловыми своими партнерами.

Осерчал Ворденбийт, кинул собачий отросток Рогфейеру на стол и ушел, и дверью хлопнул.

– Да что же они – сговорились меня разыгрывать? – произнес ошеломленный Рогфейер. – Ведь, кажется, серьезные люди, и вдруг – член собачий на стол кидают.

В этот момент запищал селектор, и секретарша сообщила:

– Босс, к вам тут делегация из Голопузии, звонил Президент всея Америки, очень просил их принять.

Вошла делегация, блеща белозубыми улыбками, впереди король и госдеповец, рядом переводчик, а следом еще десяток голопузцев. Ввиду политического этикета Рогфейер, разумеется, принялся их обихаживать:

– Давно, давно мечтал познакомиться!

И руки всем трясет с сердечной улыбкой. Ну, голопузцы польщенные рты лыбят, а дядя короля голопузского – больше всех и долго, долго руку Рогфейера не выпускал – так приятно было ему с самим Рогфейером здороваться.

Тут госдеповец к Рогфейеру подходит и тихонько так спрашивает:

– Рогфейер, вы зачем нашим потенциальным союзникам в руку собачьих членов насовали?

Вот те на! – Да, это уж на дружеский розыгрыш не спишешь,– думает Рогфейер. Но деваться-то некуда, держит мину:

– Все,– говорит,– путем, не обращайте внимания.

И переводчика-то наставляет:

– Переводчик, ты растолкуй им в том духе, будто у нас так принято уважание оказывать. Вроде как знак отличия.

Переводчик перевел, голопузцы полопотали, и переводчик обратно перевел:

– Они спрашивают, а почему тогда в Белом Доме им никто никакого почета не воздал?

Рогфейер и тут нашелся:

– Скажи, подобные знаки выдавать могут только очень богатые люди, вот как.

Переводчик и растолковал – дескать, Рогфейер миллионер, ему для друзей ни члена не жалко, а у правительства на это казны нет. Голопузцы закивали, заулыбались, а переводчик снова переводит:

– Король спрашивает: почему ты моему дяде два знака отличия в руку сунул, а мне один?

– Так он меня вдвое дольше за руку тискал, вот ему больше и досталось,разъясняет Рогфейер.

Вот, ушли они, Рогфейер и думает: – Надо что-то делать,– ну и, срочно звонит своему психоаналитику.

– Билл,– говорит,– я тебе деньгу хорошую плачу?

– Спрашиваешь!

– Тогда срочно гони ко мне!

Потом давай своему главному биохимику звонить в промышленную лабораторию:

– Биохимик, ты чем занят?

– Да вот, многомиллионый эксперимент провожу, дело всей жизни.

– Бросай к хренам, и сию минуту чеши сюда!

Вот, психоаналитик-то приехал, Рогфейер и говорит:

– Билл, давай за руку поздороваемся!

Ну, потрясли они ладошки, психоаналитик смотрит – Рогфейер ему собачий член всучил. Спрашивает, конечно:

– И давно это с тобой?

– Да с самого утра,– отвечает Рогфейер. – Только что голопузскую делегацию проводил – каждый по собачьему отростку унес на память. А дядя королевский на две памяти собачатины унес. А вон на столе видишь? – еще два члена валяется. Это Ворденбийт и мой главбух мне вернули.

– Слушай, Рогфейер, а тебе дворняг не жалко? Поди, сколько их, тварей-то бессловесных, распотрошить пришлось?

– Да ты чо, Билл! – Рогфейер даже руками замахал. – Нешто я Божью животину резать буду! Ты не понял – я ведь не нарочно кобелятину-то людям сую. Это само так выходит – пожму кому-нибудь пятерню, а у него это... penis canina в ладони.

– Да ну, брешешь! – психоаналитик-то не верит, конечно.

– Бля буду! Вот смотри – видишь, чистые руки. Да я хоть пиджак скину видишь, нигде ничего не спрятано? Теперь смотри...

И Рогфейер стал сам себе руки пожимать. И что же? Так на пол члены-то собачьи и посыпались. У психоаналитика глаза на лоб. Тут биохимик подъехал. Глядит – весь кабинет в кобельих прелестях. Ну, интересуется:

– Вы что, мужики, решили своих дамочек порадовать?

– К чему ты это?

– Да вот кино недавно видел – оказывается, в Китае эти штуковины женщины для красоты едят.

– Надо же! – говорит Рогфейер. – Может, мне в Китай это продавать?

В общем, растолковали они биохимику, что к чему,– Рогфейер, озорник, уж конечно, и с гением биохимии за руку не преминул поздороваться,– и сел гений на стул, крепко задумался над научной загадкой.

А тут Президент всея Америки звонит:

– Рогфейер, ты что это себе позволяешь? К нам голопузская делегация приехала денег просить, а ты им – собачий член в зубы.

– Во-первых, не в зубы, а в ладонь, а во-вторых, эко диво,оправдывается Рогфейер. – Мало ли кто у нас денег просит, а мы ему в ответ член собачий. Обычная межгосударственная практика.

Президент так и взвился:

– Дак они же мне нужны для борьбы с коммунизмом! Ты мне не порти политику. Думаешь, деньги гребешь лопатой, так что угодно можешь вытворять?

– Да ты чо в бутылку-то лезешь? – урезонивает Рогфейер. – Все ить в лучшем виде прошло, они все во как довольны, особенно дядя королевский. Спроси хоть госдеповца своего.

– Ладно, я еще позвоню! – пообещал Президент.

А Рогфейер говорит своей науке:

– Вы, господа гении, сидите, решайте научную проблему, а мне надо в одно местечко смотаться. Вот-вот грандиозная премьера нового русского балета начнется, а я – глава общества покровителей. Никак нельзя пропустить, да и тащусь я от балета-то.

– Это у тебя наследственное, тонкий вкус,– говорит психоаналитик.

– Ага,– говорит Рогфейер.

Биохимик с психоаналитиком забинтовали ему руку на всякий случай, наказали беречь себя, и Рогфейер уехал. А наука осталась в кабинете Рогфейера и размышляет – как это все с точки зрения законов природы происходит. Сошлись на том, что ладонь у Рогфейера ловит импульсы подсознания и преобразует их в живое вещество,– так сказать, торжество мысли над мертвой материей! Биохимик говорит:

– Мне вот интересно, а как это у него получается, что эти обрубки еще и в ладонь спускают? Надо анализы сделать – чья это сперма, собачья или Рогфейеровская?

– А мне интересно,– говорит психоаналитик,– по чьей линии это комплекс – от папеньки или от маменьки.

Пока они свои теории выводили, вернулся из балета Рогфейер. Залетел, как ошпаренный, и с порога начал рассказывать:

– Ну, мужики, что со мной приключилось, это волосы дыбом! Сначала, значит, еду, звонит Президент всея Америки: Рогфейер, ты что наделал? В Голопузии из-за тебя переворот вышел. Дядю короля голопузского на трон посадили,– говорят, раз у него два собачьих члена, так он главнее! – Я отвечаю: Я, что ль, виноват, если он мне руку дольше всех жамкал! Бороться-то с коммунизмом, чай, будет? – Будет-то будет,– говорит Президент,– дак ить опять скажут – дескать, Америка во внутренние дела вмешивается. – Ну и хрен ли? – говорю. – Если кто будет шибко выступать, дак пошли ко мне, я и с имя всегда за руку поздороваюсь.

Ну, ладно, приехал, смотрю представление, па-де-де из балета. И такой, понимаете, восторг, такое умиление на сердце – ну, не утерпел, побежал за кулисы.

– Как же тебя пустили? – спросил биохимик.

– Не пускали, да я объяснил – я, говорю, главный балетный попечитель, Рогфейер,– небось, слышали, хочу засвидетельствовать свое восхищение гениальным артистам. Ну, режиссер разрешил – стой, говорит, за кулисами, токо не безобразничай. А они тут как раз па-де-де танцуют, за плечики обнялись и туда-сюда по сцене. А у меня умиление, прямо слезы из глаз, про все забыл, и не знаю, как это вышло, а токо, едва крайняя-то танцорка ко мне приблизилась, я бух! на колено да хвать ее за руку. И ладошку-то грациозную ей жму и губами, значит, жаркий поцелуй почтительного восторга запечатлел. Тут ее товарки, за плечи сцепленные, в другую сторону потащили, она руку-то вырвала и удаляется. А я вижу, в ладошке-то ее сжатой что-то трепыхается. И вот моя прелесть балетная ладошку-то осторожно разжала, глянула, что у ней там, да как запустила им самым в оркестровую яму! Эх, думаю, и как это я забыл. А ее тут снова ко мне пританцевали – и что вы скажете? Как помрачение какое-то, силой искусства, на меня нашло – снова я бух на колено! да хвать за ручку,– и опять она от меня с собачьим обрубком оттанцевала на середину. Косится на меня, глаза злые-злые, а я сам остолбенел весь с раскрытым ртом. А она снова р-раз! – собачий кусок в орестровую яму. Чувствую, разорвать меня готова – а что делать, искусство требует жертв, танцует, как ни в чем не бывало. И вот, она все танцует туда-сюда, а я все ручку-то ей целую, а собачатина все в яму-то валится. И как-то так эта балеринка пристрелялась, что падает вся эта песья гордость прямехонько в большую трубу. А большая труба как дунет, да как снова дунет – члены-то собачьи так в публику и полетели!

Вы представляете, господа ученые, какой тут ажиотаж в публике поднялся? Одни возмущаются, другие от восторга визжат, а два наших национальных балетмейстера сидят оба зеленые от зависти – дескать, опять их русские обскакали. И то сказать – когда еще такой авангард видали? Чтобы артистов всякой дрянью заваливать – это бывало, а чтоб сами артисты публику собачьими членами закидали – это, сами понимаете, революционная трактовка бессмертной классики.

А тут Лоэнгрин побежал на сцену арию петь. Я и ему руку пожал напутствовал, значит. Только он рот раскрыл, да тут же поперхнулся, стоит, уставился в свою ладонь. Ему арию петь надо, а он, бессовестный, собачий член разглядывает – в общем, непрофессионально к делу подошел. Ну, а тут на меня как навалились все эти танцоры, а я им руки жму, а они...

Короче, очнулся я в своем ролс-ройсе. Шофер перепуганный на газ знай жмет, кабина вся членами завалена, под глазом – видите? – синяк, зуб шатается, жопа болит – чувствуете? – а тут снова Президент всея Америки звонит: Рогфейер, гад, ты чего это наделал? – Я говорю: ты про гастроли русского балета, что ли? – А он мне: какие, к хренам, гастроли балета! Тут у меня новый король голопузский на аудиенции был, и ты даже представить не можешь, чем он со мной поздоровался! Вы, говорит, при личной встрече для меня знака отличия пожалели, а мне для друзей нашей Голопузии собачьего члена никогда не жалко! – И орет на меня: Гад ты, Рогфейер, гад, гад!

Рогфейер налил себе виски и, допив бокал, обнаружил там собачий член. Он спросил:

– Биохимик, это ты кинул?

– Ничего не я,– обиделся биохимик. – Ты же правой рукой бокал-то жамкал,– ну, вот и получил плод рукопожатия своего.

– И то верно,– признал Рогфейер. – Ну, а вы выяснили, господа гении, как это я чудотворцем-то заделался?

– Да кое-что разузнали,– говорит биохимик. – Члены-то, Рогфейер, эти не настоящие!

– Как так? – спрашивает Рогфейер.

– Да так – муляжи это пластмассовые, оказывается.

– Эка жалость! – расстроился Рогфейер. – А я-то хотел их в Китай продавать модницам тамошним. И почему это из нас с Родшидом настоящих чудотворцев не выходит, а, мужики? У Родшида, слышь, из промежности монеты валятся, да токо фальшивые, у меня из ладони собачатина поддельная сыпется... А я-то уж планы строил – пойду, думаю, в цирк, в его номер, да как сзади схвачу Родшида за пизденку! То-то, поди, скривится, когда из своей скважины собачий член достанет!

– Ну, дак иди да сделай! – говорит психоаналитик. – Отличная идея!

– Не,– отказался Рогфейер. – Кабы член был собачий натуральный, другое дело. А раз поддельный, уже неинтересно.

Вздохнул Рогфейер сокрушенно и говорит:

– Ну, видать, не судьба. Ладно, психоаналитик, давай исследуй срочно мое подсознание. В чем это там подоплека?

И что вы думаете? Не сплоховал ведь психоаналитик, докопался до подоплеки. Оказывается месяц тому назад у Рогфейера один великий писатель, Ли Фань его фамилия, домогался деньжатами до получки разжиться по причине бедности. А Рогфейер-то неосторожно его собачьим членом и угостил – дескать, много тут всякой шантрапы шляется. Ну, и обиделся великий писатель, сел да в момент сатиру накатал.

Так что вот, господа, имейте в виду – не надо художников слова penis canina угощать. Не любят они этого, великие-то писатели. Бережней с ними надо, любовнее. А то обидится корифей словесности – и пожалуйста, в момент Бидермайеру начнет дурной сон сниться – будто он не Бидермайер, а вовсе Рогфейер, да еще с собачьим рукопожатием.

– Профессор,– спросила императрица, сияя глазами,– признайтесь – это ведь вы были тем психоаналитиком, что раскрыл причину болезни Рогфейера, да?

– Ну, я вообще-то не хвастась своими заслугами,– замямлил доктор Манго,– да и врачебная тайна, знаете ли... Ну, я!

Прозвучал хор похвал медицинскому гению, а доктор Манго подытожил, обращаясь к де Перастини:

– Так что, голубчик, у вас все приключилось на почве самовнушения. Вы, должно быть, чересчур увлеклись индейской этнографией.

– Да не! – опять раздался хор придворных. – Это, доктор, он из-за аббата Крюшона хворает!

– Ну, историю болезни я установлю позднее,– самолюбиво отвечал доктор,после обследования, да-с... Тогда мы и подумаем, какой курс лечения применить, вот так-с...

Де Перастини в раздумьи осклабил рот – он уже привык быть когтеходцем и теперь сам не знал – а стоит ли ему от этого лечиться? Но императрица ухватилась за слова доктора Манго:

– Да, да, профессор! Кстати о лечении! Как бы нам вылечить моего мужа, чтобы он не лазил дрочкать на дерево?

– Полагаю, это будет не так уж трудно,– заверил психиатр. – А вы сами, ваше величество, хотели бы покончить с вашим расстройством?

– А что у меня? – заинтересовался император.

– У вас, по-видимому, аутосуггестивный невроз на почве компульсивной депрессии сексопатологического характера,– пролил свет научной истины доктор Манго.

Император испугался:

– Доктор, а это очень опасно? Я могу умереть, да?

– Ну, почему же, мы за вас поборемся... Будем лечить... вплоть до летального исхода, да-с...

– Профессор! – простонала императрица. – Умоляю вас! Приступите к лечению немедленно!

– Ну, если супруга настаивает... – развел руками психиатр. – Ответьте, ваше величество, пожалуйста, мне на один вопрос: вы по-прежнему утверждаете, будто лазили на грушу и так далее?

– Ясное дело, лазил,– отвечал император, ухмыляясь. – Да это весь двор видел.

– Та-а-ак-с, а как, по-вашему,– императоры лазят на деревья, чтобы онанировать в форточки своим фрейлинам?

– Фигню вы спрашиваете, доктор. Ясное дело, что не лазят,– удивленно отвечал государь. – Им это не полагается. На что король Луи додик, и тот не лазит!..

– А! – воскликнул доктор Манго. – Я вижу, мой метод уже дает эффект... Итак, рассудите сами, ваше величество. Императоры, как вы признали, не лазят на деревья и не онанируют в форточки к фрейлинам.

– Само собой,– подтвердил император.

– А вы, как утверждаете, на дерево лазили и так далее.

– Что было, то было!

– Значит, вы не... не... – произнес доктор, глядя на государя ободряющим взором школьного учителя, подталкивающего двоечника к верному ответу.

– Что не? – не понял император. – Яйца не расшиб, что ли?

– Начнем сначала,– терпеливо предложил психиатр Манго. – Ни один император не лазит на грушу, чтобы онанировать в форточку фрейлине. Ни один и никогда, так?

– Ну!

– А вы полезли. Значит, вы не... не...

– Я не...

– Не им...

– Кому не им?

– Не им... пе... ра... – доктор Манго, сияя глазами, ободряюще кивал императору, призывая закончить фразу.

– Я им не пера никому,– повторил владыка Некитая. – Точно! – воскликнул он. – Во вам, по-ал?!. – император показал придворным большой кукиш. Молоток, доктор! Правильно ты мне подсказал!

– Так,– протянул нахмурясь, доктор Манго. – Похоже, без курса усиленной терапии все же не обойтись.

В это вермя позади трона послышался скрип потайной двери и свистящий голос Фубрика окликнул императора:

– Лысый! Лысый! А ну, подь сюда!..

Император втянул голову в плечи и поспешно оглянулся. Внимание всех в этот момент сосредоточилось, однако, на докторе Манго: он с важным видом что-то растолковывал придворным, которые стеснились вокруг него поближе к трону. Пользуясь этим, император потихоньку сполз с кресла и юркнул за его спинку. Фубрик делал ему рукой нетерпеливые знаки, высунув голову из-за двери.

– Че за шухер, Фубрик? – как можно развязней спросил 63 император, в душе прозорливо приготовясь уже отведать моргушника.

Предчувствие не обмануло государя – моргушник Фубрика был болезнен и свиреп, а его выволочка справедлива:

– Лысый,– злобно выговорил урка,– ты нам какого гов.маршала прислал, падла?

– А что? – упавшим голосом спросил государь.

– Да ни хрена же не слышит, дятел! Хотели его на стрему поставить, а он, гондурас, не понимает!..

– А,– признал император,– это я перепутал, точно. У меня тут два гов.маршала – один глухонемой, а другой у воров на стреме стоит.

– Так какого же Нельсона? – вскинулся Фубрик.

– Уй-а-а... – отступив на шаг, император потер лоб. – Фули ты, Фубрик, ну, перепутал я... В натуре, я сейчас другого гов.маршала вам пошлю!

– Да ладно уж,– махнул рукой Фубрик, смягчаясь. – Мы уж пошабашили на сегодня.

– Ну? А много выкопали?

– Да ништяк. Эти копали твои пособили,– снисходительно похвалил вор.

– А фараон этот как? Принес карту?

– Куда он денется,– ухмыльнулся Фубрик. – Маета мне с ним, Лысый.

– Пошто?

– Да... – махнул рукой Фубрик. – Чмокать, зараза, приладился. Пока карту отдал, пять раз почмокал. Отдаст лист, покажет где что – и чмокает. Потом еще лист отдаст – и опять чмокать ему надо. Так вот всю карту и разобрали – через чмок. У меня конец весь распух.

– Ну,– покрутил головой император. – Это, Фубрик, у тебя от сострадания к своему ближнему. Мне вон только что наука разъяснила – от того всегда что-нибудь распухает, яйца или... А слышь, Фубрик, может, мне его на гауптвахту посадить за это?

– Да хрен с ним,– скривился вор. – Он мне теперь без надобности. Если что – сам с ним потолкуешь. Слышь, Лысый,– и урка кивнул в сторону зала,– а что у тебя там за толковище?

– А, это... Это у меня прием тута,– стеснительно разъяснил император. Тут к нам доктор научный приехал, психозы будет лечить, у кого крыша едет.

– Ты смотри,– сплюнул Фубрик,– психозы им лечить, фраерам... Ну, а что за шмон-то был? Фараоны тут чего шманались?

– А, это... лысого пидара искали,– отвечал император вору, оглядываясь назад – не видит ли кто затянувшейся беседы. – Да токо не нашли никого!

– А чего его искать,– заржал Фубрик,– когда вот он – передо мной!

Император помрачнел.

– Да ладно, Лысый,– похлопал блатной императорское плечо.– Не вешайся покамест, шуткую я. Мы с пидарами не водимся, сам знаешь! Ну, до завтра!

Император вернулся на трон. Он кинул опасливый взгляд на МВД – не заметил ли Кули-ака его отсутствие. Но министр внутренних дел о чем-то разговаривал с министром секретной связи и газетчиками и, вроде бы, ничего не замечал.

Меж тем императрица отозвала профессора Манго от толпы придворных и вполголоса расспрашивала его:

– Доктор, не щадите меня – сообщите, что с моим мужем? Он ведь болен? Чем?

– Увы, государыня,– вздохнул суперпсихиатр,– я не могу скрыть от вас болезнь вашего супруга очень серьезна. У него мания величия – он считает себя императором Некитая.

– Да?!. – ахнула государыня. – Скажите, это очень опасно? Вы сможете что-то сделать? Он будет жить?.. О, ну, скажите же мне!

– Я сделаю все, что в моих силах,– успокоил доктор Манго. – Но, однако, на быстрые результаты, увы, рассчитывать не приходится. Его мания чрезвычайно запущена.

– О чем вы толкуете? – поинтересовался император. – Обо мне, что ль?

– Лысый! – в этот самый момент снова послышался голос Фубрика. Лыс-сый!..

Государь, перегнувшись назад через спинку трона, взмолился свитсящим шепотом:

– Фубрик, в натуре! Засекут же!..

– Не ссы, Лысый!.. – таким же шепотом отвечал Фубрик. – Я тебе сказать забыл: завтра на час раньше приходи, по-ал?

– Фубрик! – вдруг вспомнил император и, соскочив с трона, поспешил к своему пахану. – Слышь, подмогни, а? Тут такое дело – кент весточку прислал, а мои, понимаешь, шифровальщики, ни хрена понять не могут. Во, читай,– и государь протянул вору святое письмом от графа Артуа.