Текст книги "Ничего святого"
Автор книги: Александр Елин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)
(процесс)
Не трепыхайтесь, как желе,
не громыхайте колымагами.
Начальство занято. В Кремле
они работают с бумагами.
Особой важности полны
листы формата А4 —
в них труд и боль большой страны,
в них думы о войне и мире.
Изящным росчерком пера
немецкой ручки фирмы «Пентель»
они вершат договора
и крутят животворный вентиль.
Весо́м тут каждый документ —
отчёты пафосны и льстивы,
их подготовил референт
по пунктам точной директивы.
Процесс солиден, многотонн —
не разгрести ни нам, ни внукам...
Они ж не офисный планктон,
чтобы работать с ноутбуком.
(Париж – Дакар)
Царь сел в народ и надавил на газ:
вперёд, а то мы что-то поотстали!
Уже на трассе даже папуас!
Возьмём хотя бы медные медали!
Народ затарахтел, и ох... Заглох.
Завален вал, обуглилась проводка,
в коробке передач какой-то мох,
и у мотора вечная чахотка.
Промчались мимо Чад и Гондурас,
Ирландия, Габон и Коста-Рика,
а тут никак не едет тарантас.
Ни от пинка не едет, ни от крика.
А хочется почёта и наград,
а хочется в анналы, а не в блоги.
И царь внутри такой устроил ад,
что мы всей гонке поперёк дороги.
(из летописи)
Идея снова стать державой,
просторной, гордой, моложавой,
прошла в народе на ура.
Царя! – кричали все. – Петра!
И вышел царь. Вальяжен, крут.
Сказал: арбайтен! воркинг! труд!
Толпа присела – ой, жидок...
И пар опять ушёл в гудок.
(пресс-конференция)
Вы задаёте неуместные вопросы,
вы поднимаете неправильные темы —
от них краснеют наши девки русокосы,
от них заводятся враги внутри системы.
Таким, как вы, не будет допуска к секретам —
вы не подписывали нужные бумаги,
чтобы следить за ходом стрельб на пустыре там
и наблюдать за батареями в овраге.
Никто из вас не должен знать конечной цели —
она сложна для тупорылых идиотов,
что от безделья и свободы охамели,
что прозябают, ни черта не заработав.
Многоходовка равноценна древней драме,
полна интриг, деликатес для театралов.
Она расписана виднейшими умами —
под руководством верных долгу генералов.
Вы что, действительно хотите точных данных?
И знать, какие мы затеяли процессы?
Так вот – всеобщий хэппи-энд пока не в планах.
И сгинут многие из вас по ходу пьесы.
(план б)
Я этот план чертил всё лето,
продумал каждую деталь,
качал плагины из инета,
семь раз отмерив, резал сталь,
полсотни чистых химикатов
смешал в неощутимый газ.
И в воду все концы запрятав,
стал ждать, когда настанет час,
и все народы с края бездны
попросят небо дать им знак.
Тут зазвучат хоры помпезны,
и выйдет НЕКТО, наг и благ...
(я много денег скрипачу дам,
чтобы играл как бы извне...)
Они ж спасутся только чудом,
а Б-га нет...
Придётся мне.
(родина)
Люблю, люблю тебя, Россия,
Готов отдать любой налог.
А только что ни попроси я —
ты очень ловко ставишь блок.
Уж как я пел твои просторы!
Как целовал твоих берёз!
Не лез к тебе со свитком Торы
и героин в тебя не вёз.
Я здесь людей не звал лохами
и женщин гладил поутру,
и нет, не продал с потрохами
Моссаду или ЦРУ.
И даже, помню, уезжая,
не сжёг ни одного моста.
А ты со мною как чужая…
Что, напряглась из-за Христа?
(устами младенца)
Мальчик Бога бил лопаткой:
– Ты плохой, противный, гадкий!
Не помог нам, не помог!
Ты – не настоящий Бог!
Папу выгнали со службы,
маме нужен новый муж бы,
Наш – дурак и болен водкой,
что ни съест – выходит рвоткой
С пузырём да сухарём!
Эдак скоро все помрём!
А ведь мы на церковь дали,
деда продали медали,
Не смотрели «Ералаш»,
а молились «Отче наш...»
Бога судят по делам —
я теперь пойду в ислам.
(родина-мать)
Лежу такая томно при луне,
согласна на любые компромиссы.
Ну, где же ты, влияние извне?
Где происки коварной закулисы?
Где Запада проворная рука,
готовая в любые ставить позы?
Ах, никого, кромешная тоска,
всё ивы, да осины, да берёзы...
(совет ми...)
– Земля стоит на трёх слонах,
сказал один. – Да нет, нунах,
сказал другой, – ты что, чудила?
Она – яйцо большого крокодила!
– Вы, пацаны, тупые, глядь, —
вмешался третий, – надо знать!
Земля внутри, а не вовне,
мы снимся Богу в страшном сне...
но тут вошёл премьер-министр —
красава, и умён, и быстр,
орёт: – Всё, кончен выходной,
марш по местам рулить страной!
(Феодосий I Великий)
Тратя сынов и дще́рей,
везде я воздвиг свой флаг,
но, встав во главе империй,
понял, что жил не так.
Дух покоряет высь.
К землям стремится плоть.
Дьявол велит – гордись.
Кайся – велит Господь.
(бззззз)
Кинул брату в хату улей,
загудели сотни жал.
Брат от них помчался пулей —
но не смог, не убежал.
Дети плачут, баба в шоке.
Ну и рожи! Смех и грех...
Будут знать, кто на Востоке
больше и главнее всех.
(99%)
Не за печеньки, а от сердца
мы тут толпимся у дворца —
от инородца до имперца,
от музыканта до борца.
Народ! – великий и могучий,
скреплённый памятью побед,
творец соцветий и созвучий
и всем другим авторитет.
Мы на своей земле взрастали
и крепли от даров ея,
наш меч – из самой крепкой стали,
и всяких всячин дофига.
И если судим мы кого-то —
то это самый честный суд.
Народ – не быдло, не болото,
а коллективно очень крут.
И проголосовав по праву
(а против был один из ста),
решили мы простить Варавву,
а на кресте распять Христа.
(апокалипсинг)
Горячие отважные подростки
и юноши – литые кулаки,
мужчины, что накачанно громоздки,
и всё ещё лихие старики,
Буддисты, мусульмане, христиане,
тупые и великие умы
сошлись на необъятном поле брани —
солдаты света и солдаты тьмы.
Что победит? Вискарь, блэкджек и шлюхи?
Или казарма с плацем и губой?
Детей растят безумные старухи —
а значит, вечно будет длиться бой.
(русская весна)
Встречайте русскую весну!
О ней, о ней поют молодки
и мнут застенчиво пилотки,
бычков цепляя на блесну.
А те становятся всё чётче,
они в своих правах и в теме,
надёжно держатся в системе —
кто на клею, а кто на скотче.
И им такая валит маза —
весь мир целует сапоги.
У них и кризис, и долги,
а тут кишечник полон газа,
И жопой чуют, где проказа,
и саботаж, и аж измена,
и, чтоб отвесить без безмена,
они уже не ждут приказа…
Христос занёс полтос Сваро́гу —
всё не по-детски, всё всерьёз,
ушёл на сервер Дед Мороз...
Весна идёт, весне дорогу!
(счастливое детство)
Народ проснулся, заагукал,
и просит мячиков и кукол,
и сисю с крепким молоком,
и писю треплет кулаком.
И вот бежит к народу Мать —
и мять, и мыть, и обнимать,
и крестит ласковой рукой —
да ты ж у нас один такой,
герой, божественный сосуд —
все, все, прогнувшись, отсосут!
А вот и избранный Отец
вещает про ГЛОНАСС и ТЭЦ,
про окружной газопровод,
про то, что дел невпроворот,
но – победим и рак, и СПИД...
Народ срыгнул – и снова спит.
(патетическая)
Я – человек без страха и упрёка,
и жизнь моя – не святочный рассказ.
Я котиков пушистых бил жестоко
и белочке однажды вырвал глаз.
А уж людей, понятно, ненавижу,
особенно старух и стариков.
Бывало, так кого-нибудь отпижжу,
что прямо кровь идёт из кулаков.
И женщин обижал, срывая тоги,
и малых деток грабил по рублю...
Но Бог меня возьмёт в свои чертоги
за то, что очень Родину люблю!
(красный день календаря)
Не ссыте, Родины сыны,
вот-вот опять пальнёт Аврора,
и будет повод для войны,
и даже круче – для террора.
И всяк, кто гордо держит флаг,
кого не поколеблешь стоном,
умрёт героем древних саг,
а не отравленным планктоном.
(Байконур)
У ракеты ходит поп.
Мах кадилом, ножкой топ —
«Сатана, изыди, брысь!
Ты лети, ракета, ввысь,
покори предел небес.
Свят, свят, свят! Аминь, прогресс!»
Но Господь к мирским игрушкам
не являет интерес.
(букет)
Не надо, чтобы ты была цветком.
Цветы, увы, неделя – и завяли.
Хотя всё то, что видел я тайком,
цвело как роза в трепетной вуали.
Не надо, чтобы ты была звездой.
Звезду нельзя достать для поцелуя,
она летит в туманности седой
не к нам. И слава богу, аллилуйя!
А будь, пожалуйста, такой, какая есть,
в метафоры особо не вникая —
мечтаю спать с тобой, и сплетничать, и есть,
пока фортуна добрая такая.
(послесловие)
Я думал, не будет страшно,
когда ты меня отдашь, но
то, что я стал вчерашним —
это поди вкури!
Ты не потёрла контакты,
но сделала всё не так ты,
и сердце считает такты,
и каждый удар – за три.
Теперь на другом витке ты —
там ни звезды, ни ракеты,
зарыты все и отпеты,
и муторно, и озноб.
А так мы жили друг в друге,
искрили, гнулись как дуги,
податливы и упруги…
Зачем ты нажала «стоп»?
Подумаешь, стала свободной,
и к новым порывам годной,
в какой-то хламиде модной
порхаешь, и все дела…
Последний – трудней, чем первый.
Вложения непомерны.
Наверно, спасала нервы…
И как ты теперь? Спасла?
(мэйк лав)
На окна не вешаем штор мы,
не прячем за ширмой кровать —
на ней у нас бури и штормы.
Зачем же такое скрывать?
Соседи, хватайте бинокли —
секретов никто не таит,
мы всюду, где надо, намокли,
и то, чем богаты, стоит.
И будут спонтанными позы,
вне правил, сюжетов и схем.
Достойны изысканной прозы,
и песен они, и поэм.
Поддай же метафор, оратор!
Так пар разрывает трубу,
так стену долбит перфоратор,
так вертится Пушкин в гробу.
Вы скажете – ну хорошо, у
японцев порнуха смешней,
к чему это громкое шоу
цилиндров, осей и поршней?
Наивный, – отвечу не в масть я, —
пусть граждане выключат комп!
И смотрят за взрывами счастья,
а не за шахидов и бомб.
(зачем стихи)
Бывало, встречу даму не худую,
уставшую от спорта и диет.
Она такая – ах, да он поэт!
И после ужина я ей, конечно, вдую.
Часок-другой – и всё, и за порог.
И что плохого в этаком досуге?
Ей есть о чём похвастаться подруге,
и мне какой-то прок со стройных строк.
(голод)
Когда-то жарила ты пылко,
и рвал я мясо на куски.
Туда-сюда мелькала вилка,
и брюки делались узки.
Но что-то сглючило в духовке,
искрило, а потом щелчок.
И руки стали вдруг неловки —
не трут, как надо, кабачок.
И соус больше твой не сладок,
и пирожки не горячи.
А раньше было без накладок,
сказал «давай» – и вот харчи.
А нынче – два яйца вкрутую
и заунывная лапша.
Уже внутри себя лютую,
уже готов для гуляша.
Мужчине даже из Тюмени
разнообразно надо есть,
и ежедневные пельмени
реально могут надоесть.
Предупредить хочу заране —
твоей стряпне я изменю
в любом ближайшем ресторане,
с любою строчкой из меню.
(на прощанье)
Мы разбежались. Повод ясен —
ты хочешь замуж, я женат
и автор неликвидных басен,
а не финансовый магнат.
Ну не пошло, не покатило.
Но всё же при харизме я —
не подзаборный чикатило.
И ты не подлая змея.
И секс был сказочно хорошим —
такой, что ух! Поди забудь!
Давай когда-нибудь взъерошим
Ещё друг другу что-нибудь?
(ещё раз про)
У любого негодяя,
хама или скупердяя,
у убийцы и подонка
где-то жилка бьётся тонко.
Или вдруг проскочит нотка,
или стройная спина —
и какая-нибудь тётка
раз,
и сильно влюблена.
(сублимация)
Меня не обнимая пылко,
и губ не пробуя на вкус,
не гладя гладкого затылка
и горячо не дуя в ус,
И не касаясь нервных точек,
и без смешенья протоплазм
вдруг похвалила пару строчек —
и вот он, бешеный оргазм!
(слова)
Мужчины лгать такие мастера!
Я начал это с раннего утра —
писал в вотсапе, как ты мне нужна,
как ты неотразима и нежна.
И днём потом звонил из туалета,
что ты – моё оранжевое лето,
и я перед судьбой в большом долгу...
Ещё в фэйсбуке вечером долгу.
(новая искренность)
Я до тебя и притворялась, и лгала,
оргазм изображала без стыда я,
тупила в телек в ожидании гола́,
всем бывшим через силу угождая.
И слушала их байки не дыша,
и у плиты шуршала оголтело —
а ведь иного жаждала душа,
и сердце, и другие части тела.
Но ты пришёл – мой рыцарь, мой ковбой,
мой первый, хоть уже и двадцать первый,
с кем счастлива я быть сама собой —
ленивой, глупой и фригидной стервой.
(поздравление от всего сердца)
Тебе сегодня вновь слегка за тридцать,
и ты такая кошечка и цаца,
и можно беззаботно ламца-дрицать,
и в шалопаев искренне влюбляться,
И радоваться пожеланьям в ленте —
в них столько счастья и ни грамма фальши!
А годы – просто цифры в документе.
Идут, идут. И пусть идут подальше!
(дежа вю)
Из глубины извилистого мозга
твоё лицо вдруг всплыло как родное,
как будто что-то ценное на дно я
припрятал до поры, до перекрёстка.
А что? – легко мы были в прошлой жизни
соседями по бартерной кровати,
и в нашем неонлайновом привате
шёл спор о детях и дороговизне.
А может, брат и милая сестрёнка?
Секреты, сигареты, неувязки,
твои подружки строили мне глазки,
а я их шлёпал нарочито звонко...
А если так – ты Шакти, а я Шива?
И мы создали мир, как нам удобно?
Давай начнём и вспомним всё подробно —
от наших дней и до Большого взрыва.
(кавалер)
Не смотри, что я плешив
и приземист ростом.
Я – душою индпошив,
неподвластный гостам.
Весь от шрамов кособок,
с дохлым содержимым.
Но не вата, не совок —
а борец с режимом.
В этой немощной груди
страсть искрится плазмой,
и желаний – пруд пруди,
и пылает глаз мой,
И когда к тебе я льну,
замыслами ясен,
нежен я подобно льну,
и красив как ясень,
И могуч как царь Давид...
И учти к тому же —
что и ты сама на вид
многих сильно хуже.
(бабье лето)
Вот наступило бабье лето.
Ну что ж вы, бабы, на нуле-то?
Где ваши топики и мини,
что так идут любой фемине?
Где темперамент ваш и страсть?
Где жажда миг любви украсть,
разлёгшись где-нибудь на травке,
просекко выпив для затравки,
пока ещё тепло снаружи,
пока везде не грязь и лужи,
и я пока развязно храбр,
и гормонально без ума?
А то вот-вот уже декабрь,
и всё – старушечья зима.
(ещё раз про любовь)
Мы эти присказки знаем оба:
– Душа возвышенней, чем утроба...
– Нельзя, чтоб счастье было без свадьбы...
– Клянёмся верность хранить до гроба...
Ну а по мне – так лучше не лгать бы,
не конкурировать, кто блаженней,
из чики-поки не делать храма.
Любовь – комедия положений,
а не слезливая мелодрама.
(эротическое эссе)
Со мною ты без умысла жестока.
В любой одежде словно бы раздета.
Я от любого жеста жду намёка,
скрывая страсть под маскою эстета,
глазами предвкушая вкус и запах,
скользя воображением по коже…
Я говорю о фильмах и стартапах,
а в голове – ещё! о да! о боже!...
И вечные моральные дилеммы,
таких не пожелал я и врагу бы...
Ты отвечай, но я не слышу темы,
а лишь смотрю, как двигаются губы.
(русский Казанова)
В Рязани, Курске и Тамбове
крутил я разные любови,
и, каждый раз влезая на,
я верил: вот же, вот она —
предмет мечтаний, сбыча грёз,
и всё надолго, и всерьёз…
Но вот одну я трахнул в Туле
и до сих пор не знаю – ту ли?
(мачизма стих)
Хватит умничать, пелотки!
Рвать в прямом эфире глотки,
хватит бегать с бизнес-планом,
управлять аэропланом,
фондом, фирмой или трестом!
Это что ж за интерес там?
Зарабатывая бабки,
вы уже почти что бабки.
Наливайте лучше щи нам,
обаятельным мущщинам.
(лавстори № ?)
Вы посмотрите, как я бледен —
а был румян, и даже весел,
я целиком желаньем съеден,
вся кровь моя – внизу, меж чресел.
......
Я ненавижу суп на ужин
и детворы лихой мажор.
Я не могу быть Вашим мужем.
Я ухожу. Я ухажёр.
(маргаритка)
И погода не ахти,
и мужчины измельчали.
Сколько счастья ни хоти —
а везде одни печали.
Но не вечно же страдать —
если выбрала веселье,
не за снедь должна ты дать,
а за зелье азазелле.
(Оксана)
Оксана – девочка за сорок.
Уже со всех каталась горок,
и знает и восторг, и морок,
и как и чем полезен творог,
и Бог простил, и чёрт попутал,
и лайнер вёз, и чёлн утл,
и даст любой совет, и даст
в жилетку выплакать балласт,
и хороша – хоть с’час на сцену,
и комплиментам видит цену...
Но вдруг поманит белокурый —
и снова баба дура дурой.
(валентинка, типа)
Он есть у Маши, и у Светы,
да и у Нади – что скрывать…
И есть им с кем делить секреты,
и поздний ужин, и кровать.
Да, жить одной намного хуже…
Одной – такая маета...
Вы что, подумали о муже?
Нет!!! Я имел в виду кота.
(Фаина)
Была Фаина прямо киса —
и мур-мур-мур, и бла-бла-бла,
и всё прощала – и нарцисса,
и разгильдяя, и козла.
С высот мужского интеллекта
казалось – вот он, парадиз,
ведь человеку человек-то
не клещ, чтоб впился и загрыз.
И вдруг одним броском мгновенным
на горло прыг! И, вой – не вой,
а начинаешь думать членом,
а напрягаться – головой.
(вечерний эрос)
Сошла с небес, и сразу же с порога
сказала нежно – я теперь твоя,
и посмотрела томно и нестрого,
и выползла из кожи, как змея,
И оказалась в шёлке с кружевами,
в каком-то очень искреннем белье,
красива так, что не сказать словами,
но песнями Мориса Шевалье.
Ещё об этом тоже Коля Басков...
И в поцелуй сложив бутончик губ,
дала понять, что я могу быть ласков,
но и не против, если буду груб.
А я стоял, не чувствуя прилива,
да что и ждать от старого брюзги…
Да, я умею долго и красиво —
но не вот эту роскошь, а мозги!
(оргазм)
Оргазм бывает яростным и звонким,
и быстрым, и по многу раз подряд,
и нежным, и мучительным, и тонким,
и освежающим, как мятный лимонад,
Таким, что пробирает до печёнок,
таким, что стоны, крики – караул!...
Не веришь? Так иди спроси девчонок.
У нас всё проще – кончил и уснул...
(цель творения)
Семь быстрых дней трудился Господь,
и создал и свет, и мрак,
и воду, и твердь, и живую плоть,
и код, и для кода баг,
И бросил ввысь мириады звёзд,
а в землю – запасы руд,
и всяк закон его ох не прост,
и замысел всякий крут,
И тварей божьих не перечесть,
и нет конца чудесам,
и даже камень какой-то есть,
что он не поднимет сам...
И сел, Созданием поражён,
и стал наблюдать за тем,
как я чужих соблазняю жён
и как некошерно ем.
(всё своё ношу с собой)
«Омни’ меа мекум порто».
В том числе дано ума нам,
чтоб для полного комфорта
всё лежало по карманам —
У страдальца – фото ножек,
у врача – пурген и справки,
у бандита – острый ножик,
у торчка – пакетик травки,
У кого-то – ключ и деньги,
и кондом на всякий случай,
у кого-то – мульки, феньки,
и поп-корн шуршащей кучей,
Плеер, скотч, билеты в Таллин,
флэшка на четыре ги́га,
только я оригинален —
у меня в кармане фига.
(smm)
Мой блог был раньше полон сись,
и я на власть ругался матом,
и – кто в друзья ни попросись —
всех брал не глядя, автоматом.
Пять тысяч – ватники, шпана,
планктон – невежда на невежде,
но изменились времена,
я стал совсем не тот, что прежде.
И как философ я не прост,
и как поэт заметно вырос.
И тот, кто мой не лайкнет пост —
зависнет и подцепит вирус.
(откровения)
От кое-каких напитков и трав
неспокойно мне, словно я не я.
Вхожу, из быта трусливо удрав,
в пограничные состояния,
где зори, сиянье и перламутр,
где явлены ангелы, бестии.
И кто-то, кто неимоверно мудр,
взыскует меня в благочестии.
И эльфы поют в золотой листве,
и единорога топот...
Игра с тараканами в голове
и есть «мистический опыт».
(ода для народа)
Как не любить простой народ?
Всех этих гопников и тёток?
Я втянут в их круговорот
и там внутри предельно кроток.
Ведь я и бицепсами слаб,
и всё ещё на женщин падок,
и закусить люблю кебаб
капустой из дубовых кадок.
Да, не обсудишь с ними арт,
и косность их давно обрыдла,
они – отстой и арьергард,
но, упаси господь, не быдло.
Кто я без них? Пустая хрень —
«поэт, фрилансер и продюсер».
Они же трудятся весь день —
несут еды, вывозят мусор.
Их польза всякому видна,
а я что дам взамен народу?
Что, кроме воя и говна?
Ну разве что вот эту оду...
(непапа)
Я расту вдали у сына,
не толкаюсь с ним в прихожей.
У него уже усы на
морде, на мою похожей.
Он тащил меня из комы,
я с ним даже нажил грыжу,
хоть пока мы не знакомы.
И порой во сне я вижу,
как бегу к нему по трапу,
обнимаю и мутузю...
Хорошо, что мальчик в папу.
Плохо то, что папа в зюзю...
(дресс-код)
На мне костюм не деловой,
и нет под ним мускулатуры.
Иду пешком, шурша листвой,
а не купюрой о купюры.
При дележе постов, знамён,
торговых точек или скважин,
пусть даже очень ты умён —
без мазы, если не вальяжен.
(эпитафия Бенциону)
Семейный британский кот Бенцион
зарыт под покровом тьмы,
и плотью вскормит саженцы он,
а душу впитали мы.
Он плюшев был и широколиц,
кастрирован с юных лет,
не слыл грозою мышей и птиц —
лежал на софе, как плед.
Ко всем домашним благоволя,
не гадил вне нужных мест,
любил мотыльков – а то и шмеля —
собьёт, да и с хрустом съест.
А в общем всё это – так, трепотня,
жил кот, а намедни сдох...
Его глазами смотрел на меня
несуществующий Бог.
(с Новым годом)
Наступает Новый год,
отступает старый,
скачет ошалевший кот
по пакетам с тарой.
Ёлка вся стоит в шарах,
Дед Мороз протопал,
прямо хочется – шарах!
И бокалом об пол.
Прямо счастье, прямо зуд —
расколбас не слабый!
Кстати, вот и баба тут —
что бы сделать с бабой?
То ли вые... То ли вье...
По филям, по роже ли...
Где мой тазик с оливье?
Слава богу, дожили!
(ощущение момента)
Я правду скажу вам про русский народ,
на теле которого я произрос,
никто мне платок не накинет на рот.
Я сильно рискую, но пофиг мороз.
Вот, скажем, типичный из них, Иванов:
в нём главные качества – сила и дух,
могуч он, как витязь из сказочных снов,
и в ратном бою стоит трёх или двух.
А Таня? За морем таких не ищи —
везде они жабы, и норов их лют.
А к русским не липнут ни грусть, ни прыщи —
румяные, ладные, пляшут, поют.
И старец Никифор стоически мудр
и шепчет старухе Аксинье «люблю».
И внучек его Филимон златокудр
и деду послушен, как лодка рулю.
И нет ему равных, народу Руси —
то башню построит, то шахту, то мост,
ракеты его, как в пруду караси,
сверкают литыми боками меж звёзд...
И пусть на меня всем кагалом вопят,
и пусть меня выпрут из всех синагог —
да, я русофил, русоман, русопят!
Неловко прогнулся? Простите, как мог...
