Текст книги "Ничего святого"
Автор книги: Александр Елин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)
(такие люди)
Ну что за люди на Руси!
Их как ни мучай, ни беси,
да хоть топи их как котят —
всё стерпят-слюбят и простят.
И бесконечно будут ждать,
когда наступит благодать,
когда дела пойдут на лад —
почти святые, просто клад!
И все помочь готовы всем,
и в поле – в пять, на вахте – в семь.
И вера им дана, и страсть!
Ну как таких не обокрасть?
(немного не по Чуковскому)
У меня зазвонил айфон.
– Кто говорит?
– Агафон.
– Откуда?
– Из православного храма.
Высылаем кокаина два килограмма.
Мы поняли из вашей фэйсбучной ленты,
что у вас есть клиенты.
Через час опять дребезжит мобила:
– Хелло, это Хиллари, жена Билла.
Давайте встретимся у Большого, в скверике.
У меня есть печеньки из Америки,
раздайте в Москве ботанам и задротам —
пусть пугают вату оранжевым переворотом!
А ещё вдруг срочный вызов из Кремля:
– Ты чё там лепишь за вирши, мля?
Напиши «Такого как Путин – два».
Заждались уже и менты, и братва!
А то смотри, загоним за Можай,
давай там, на власти не наезжай!
Потом выходили на связь:
лихтейнштейнский князь,
какой-то Хаим из раввината,
викиликс, аналитики НАТО,
не скрывая чеченского акцента,
социологи из Левада-центра,
и Меркель, и Биби, и даже Буш.
И все спрашивают какую-то чушь:
– Не хотите ли остров для солнечных ванн?
– Прикупите от полония антидот!...
Не пошёл бы ты нахуй, пранкер Вован?
Тебе, блять, номер дали не тот.
(день защитника от нападающих)
Весь разум мира скоро станет облаком
и подчинит себе и дух, и плоть,
и, радуя детей мультяшным обликом,
с мешком подарков явится Господь.
Не будет в нём ни корысти, ни ярости,
и, возлюбив и грешных, и святых,
с лекарствами от рака и от старости
пошлёт он в Русь архангелов своих.
И тут начнут Защитники Отечества
по ним из шахт ракетами шмалять —
к большому удивленью человечества...
дебилы, блять
(из-под ёлки)
Несмотря на рожденье Иисуса Христа,
ситуация в мире совсем не проста —
всюду войны, террор, нищета и порок,
и не поровну властью поделен пирог,
и мужчина с мужчиной ни разу не добр,
и их жёны порой ядовитее кобр,
и расстройство сплошное, и чад от их чад,
и похоже, что черви нас скоро схарчат,
хоть входили в контакт мы с Небесным Отцом —
на коленях, и раком, и в книгу лицом,
и вот так и вот эдак...
Но, как ни молись,
Бог не больше, чем инопланетная слизь.
(американ дрим)
Ночь висит над Белым домом,
пуст Овальный кабинет,
мир, привыкший быть ведомым,
в это время как бы нет.
Прислонясь к Мишель Обаме,
проглотив медикамент,
сладко чмокая губами,
дремлет грозный президент.
Отрубились конгрессмены,
и сенаторы храпят.
Кто нагой, раскинув члены,
кто укутавшись до пят.
Адвокат и воротила,
коп и гангстер роковой,
и научное светило —
все давно на боковой.
Лишь слегка скрипят матрасы,
да порой выходит газ.
Трансы, геи, пидорасы —
в общем, всё не как у нас.
Небеса черны, бездонны...
Время близится к шести...
Спят и видят, блять, гандоны,
как Россию извести!
(казнь)
– Ты всё просрал!
– На всех ходил войной!
– Мы шваль и голь! – кричал ему народ.
– Из-за тебя из нас сочится гной!
А он в ответ, всходя на эшафот:
– Когда б не пьянство, воровство и ложь
под звон колоколов и вонь кадил,
когда б не гады из масонских лож,
о, как бы вами я руководил!
(дым отечества)
Гори, гори, моя еда,
еда пленительного вкуса,
жаль, что её везут сюда
не через брата-белоруса.
Уж он бы поменял ярлык
и перекрасил упаковку,
добавил бы белок в балык,
наклеил марки на морковку.
И стал бы полон рацион,
и всё бы пело и плясало,
а не валило бы в Цион,
где не сжигают даже сало.
(фемида)
И всё-таки собрали трибунал
и быстро зачитали приговор —
что да, виновен, ибо распинал,
сжигал, топил, расстреливал в упор.
Хоть адвокат и стоил стопиццот —
он отступил под натиском улик.
Эксперт проверил каждый эпизод,
и перечень свидетелей велик.
Казнить его! На стул! На эшафот!
И рукоплещет зал – и страшно рад,
что зло теперь исторгнуто, и вот
все смотрят в клетку – как там этот гад?
Ему же в пятницу уже гореть в аду?
Таким, как он, же точно места нет в раю?
А гад встаёт и громко говорит суду —
ещё меня святым объявят, зуб даю!
(социализм с человеческим лицом)
Как известно, работа – не волк,
зря так паришься ради неё ты —
проще деньги выпрашивать в долг
на жратву, на бензин для тойоты.
Что получишь в награду за труд?
Геморрой, депрессняк и подагру.
А бездельник немерено крут
и вином запивает виагру.
Это он лишь для вида тупой,
а на деле, как все паразиты,
протестует опасной толпой —
и попробуй ему возрази ты.
У него так ранима душа!
Так умильно заплаканы чада!
И маманя, окрошку кроша,
заблажит из кухонного чада:
– Справедливость! Свобода! Паёк!
– Все равны перед божеским оком!
И пока ты заводишь станок,
он кайфует в блаженстве глубоком —
Ведь оплатят ему все счета
и простят дармовые кредиты.
Никому не нужна нищета
и голодные злые бандиты.
Так что помни, здоровье губя
и ругаясь, что всё, мол, обрыдло:
ты работаешь не на себя —
а на лживое, наглое быдло.
(некрофобия)
Однообразны как шурупы,
в живое ввинчивая твердь,
меж нами ходят-бродят трупы,
везде устраивая смерть.
Им ненавистны наши шутки,
и дым травы, и вкус жратвы.
Они невыносимо жутки,
неописуемо мертвы.
В их взглядах – ледяная бездна,
да ой ты гой, да степь да степь,
и с ними спорить бесполезно —
их надо в клетку и на цепь.
А как избавимся от мрази,
то как-нибудь, в любой четверг
покурим, выпьем и в экстазе
устроим всепланетный тверк.
(экспедиция)
Идя наитьем, на флюиды,
преодолев ряды преград,
к руинам древней Атлантиды
наш погрузился аппарат.
И видим мы в иллюминатор
каркасы зданий и антенн,
и тэц, и жэк, и генератор,
и входы в метрополитен.
Здесь было всё – и пели звонко,
и сюр, и порно, и гламур,
а нынче – мутная воронка…
Кто, кто поджёг бикфордов шнур?
Мегаломаны? Урки? Орки?
Кто свёл историю на нет?
И вдруг воскликнул юнга зоркий —
смотрите, вон российский* след!
___________________________________
*корейский *еврейский *чеченский
(бином ньютона)
Один не с теми попил чайку,
другой неудачно зашёл на мост,
а третий не знал, как быть начеку,
четвёртый не смог обойти блокпост,
а пятый – за день до речи в суде,
шестой – по дороге платить за газ…
Никто не знает, когда и где —
лишь тот, кто бабки взял под заказ.
(день ВДВ)
Гуляй, купайся, десантура,
в фонтанах праздничной Москвы —
от Пляс-Пигаль до Порт-Артура
известны подвигами вы.
И помнят геи на Таити
и трансвеститы на Бали
непредсказуемость соитий
и огребные звездюли.
Вперёд, вперёд и прочь с дороги
и узкоглазый, и семит —
вы мускулисты, словно боги,
непобедимы, словно СПИД.
На площадях, в аллеях Парка
вас ждут, упруги и туги,
подруги, о которых жарко
мечтают внешние враги.
Но посягнувший будет ранен
не понарошку, а всерьёз.
Дрожи, заморский лютеранин
и тыщеглавый китаёз!
Деды когда-то побеждали,
и вам давно уже пора
уйти в намеченные дали...
Ура, десантники, ура!
(в кольце врагов)
Мои соседи – конченые мрази,
у них какой-то неуёмный зуд —
пытаются пробить меня по базе,
не попадал ли раньше я под суд,
Не лапал ли липучих малолеток,
не бычил ли на сбыче наркоты —
прессуют, в общем, суки, так и этак.
И родственники те ещё скоты —
Уж я их и кормил до пробки в горле,
и ставил им отборный самогон,
а после оказалось – ложки спёрли
и накатали жалобу в ООН.
Коллеги тоже подлые иуды —
завалят план, а валят на меня,
начальству лижут зад, живут на ссуды —
везде засада, подлость и грызня,
И если дело вдруг дойдёт до драки —
то у меня такое на уме!!!
что я один останусь в белом фраке,
а вы по горло будете в дерьме.
(бравада)
А перед дракой как кричал!
– Да я таких, как ты, кончал!
Да я дзюдо и тайквондо!
И знаю главных от и до!
Да на кого ты гонишь шлак?
Да ты никто и звать никак...
Но оказался трус и слаб —
подставил чад своих и баб,
никто на помощь не возник...
И после драки как-то сник,
ушёл в леса и одичал...
А перед дракой как кричал!
(последнее слово)
Под пытками расскажешь что угодно,
и вот вам убедительный пример:
вчера ругал я власти принародно,
клеймил, крича, пороки высших сфер,
Что всё украли жулики и воры,
и что страна несётся не туда,
и вместо дел сплошные разговоры,
и дорожают вещи и еда.
И наезжал истошно на Госдуму,
в которой то обида, то запрет,
а кто заплатит кругленькую сумму —
тому, наоборот, запретов нет.
Короче, выступал я негативно,
но как же быть, товарищ прокурор,
когда тебя пытают суггестивно,
когда повсюду мозговой террор?
Когда к глазам подносят зомбоящик,
а там Содом, Помпея и Донбасс!
И больно жмут внутри на важный хрящик,
и в пах попсой, и сериалом в глаз?
Под пытками расскажешь что угодно,
и признаюсь – вчера фигню я нёс.
У нас тут как нигде уже свободно,
и так задорно, что порой до слёз…
(лазутчик)
Я этот план вынашивал сто лет,
всё просчитал до грамма и микрона —
кинжал, граната, яды, пистолет...
И вот стою один напротив трона.
Ну, наконец мы встретились, тиран.
Смотри, как я искусен и опасен!
Я не один из стада, не баран,
и про мораль я знаю не из басен.
Я, если что, в любой пролезу лаз,
и кровь пущу и льву, и голубице.
Теперь, когда я показал свой класс,
возьми меня в какие-нибудь вице-.
(былинное)
Какая радость у холопа
субботней порки опосля,
когда истерзанная жопа
красней и жиже киселя?
Втирать соседям по полатям,
что наш-то барин не суров,
что мы ещё немного платим —
спасибо, есть жратва и кров!
А за морями людоедством
грешат иные господа,
и там бы был вапще звездец вам,
а тут ещё терпимо, да…
(теория за)
Договорились Кузнецов и Смит,
кто будет гей, а кто антисемит.
И в теме Шмидт, и Чжан, и Кац —
тот царь, тот поп, а тот паяц.
Вот либерал, вот консерватор,
а мы все ходим в этот театр,
и, словно дети с леденцом во рту,
кричим – злодей! ату его! ату!
(памяти жирафа Маркуса)
Жираф – не хряк и не индюк,
и не овца мясной породы,
он – невообразимый глюк
раздухарившейся природы.
Многопудов, многометров,
но посмотри – какие ножки!
Таких не встретишь у коров,
широкожопых от кормёжки.
Врасплох гиганта не застичь,
свой облик в горизонт впечатав,
он ходит гордо, как москвич
среди приезжих азиатов.
Да, он съедобен иногда,
когда от гриппа сдохли куры,
и карп уснул среди пруда
от слива вод мануфактуры.
Но и йоруба, и зулус,
и боевые готтентоты
давно его забыли вкус,
а любят чипсы или шпроты.
И вдруг – какой ужасный рок!
Оба́грен кровью Копенгаген!
Один, совсем ещё телок,
убит, как Троцкий, как Корчагин!
Шурупом в голову! Пиф-паф —
убит, убит и съеден львами…
Сегодня жертвой пал жираф,
а завтра нас застрелят с вами?
Европа... Что с тобой стряслось?
Словила вирус из Ирана?
Твой символ, твой сохатый лось
не хочет участи барана!
Мы этих трёхнутых датчан,
что о свободе геев мямлят,
самих покрошим, как кочан!
И кстати – будь ты проклят, Гамлет!
(предвзятость)
Любой, а особенно лысый в очках,
а особенно с жиром на мягких бочках,
а ещё постоянно вещающий вздор,
задирающий нос, будто он командор,
будто он симпатичнее даже котов,
должен быть постоянно и жёстко готов,
что какой-нибудь кто-то (а именно – я)
оскорблён просто фактом его бытия.
(братские народы)
Джаз уютно ласкал перепонки...
И тут нас вдруг огорошили:
американцы то, типа, подонки!
Твари гнусные, нехорошие!
А когда угощались галушками —
вкуснятина, мы чуть не спятили —
упс, и хохлы с их хохлушками
оказались жлобы и предатели.
А как ямбы любили с хореями,
упивались стихами шипучими?
А поэты все вышли евреями,
а евреи те Бога замучали.
Как же быть славянину-то русскому?
Чем питать ему душу и мускулы?
Из народов поставить свой плюс кому?
Кто ударом не выбьет ему скулы?
От Суринамов и до Дакот,
через Анголу да во Вьетнам —
так получилось, что пёс да кот
самыми близкими стали нам.
(метатема)
Начитался поэзии в стиле fusion,
обескуражен. Мозг перегружен —
требует перезагрузки,
чтобы не разучиться понимать по-русски.
Из новостей: рифма – дурной тон,
фраза обязана весить шестнадцать тонн,
у любого явления и предмета
есть астральное тело с приставкой «мета»,
а кто не видит астральное тело —
тот не поэт и вообще не брателло
(Блок? А какой он ведёт блог?)
Короче.
Настоящие производители духовных скреп
давно по клубам читают рэп.
И я по старинке начну с куплета —
глядишь, и придумаю scoop лета.
(на страже морали)
И в Русском музее, и в Эрмитаже,
и в Третьяковке, и в Лувре, и даже
во Храме Господнем, невинно юны,
младенцы сидят, обнажив писюны.
И чтобы не вызрело семя разврата,
уже омбудсмен призвала депутата —
ребёнка они завернут в бельецо,
а маме хиджабом закроют лицо.
(под маской злодея)
Нет ничего святого для меня —
я ржу как конь у Вечного огня,
Ловлю айфоном в церкви покемона,
ругаю матерно Вована и Димона,
Оправдываю педо-педагогов,
что портят школьниц, знаньями растрогав,
Я рад пендосам руки пожимать —
и это всё гнетёт старуху-мать.
И уж со мной супруга не близка,
и дети крутят пальцем у виска.
Я – злобный тролль и порожденье ада,
но публика в сети мне очень рада —
Ей повод есть осмысленно и строго
встать на защиту Родины и Бога.
(Цой)
Сначала Цоя убили в аварии.
Но жив был дух его, втёрт в
шершавые камни арбатских стен.
Потом пришли какие-то твари и
написали, что Цой, мол, мёртв —
и правы. Мы не хотим перемен.
(день памяти)
Запрет на убийство – божественный код,
взломавшим обещан ад,
но если клеймить человека как скот,
то это другой расклад.
И типа мычанья тогда их плач,
и типа лая их речь,
и сильных можно в телегу впрячь,
а слабых отправить в печь.
(арт-обстрел)
Я был вчера на вернисаже,
хотел понять про «модерн-арт» —
как различать оттенки сажи?
И как попёр у Ротко фарт?
Средь перепачканных полотен
я брёл конкретным дураком,
ловя искусства дух бесплотен,
к иным вибрациям влеком:
вот пенис – медная головка,
вот орк блевотину исторг.
Я ощущал себя неловко,
но имитировал восторг.
Нас, дураков, был целый клан там,
мы пили, чтоб не выпасть, эль...
И понял я – талант талантом,
а хорошо идёт пастель.
(поэзия начала века)
А в далёком 13-м годе
мы сидели с тобою на даче,
говорили о фичах, о моде,
о Мавроди и о Фибоначчи,
И о том, что становится хуже,
и вокруг все – гандоны и бесы,
что готовиться надо бы к стуже,
но от нас не зависят процессы.
И осенне краснела природа,
протекая за край черепицы...
Как уютно вдали от народа,
от зловещей кипящей столицы.
А зимою сожгли даже лыжи,
даже грабли сожгли, даже кегли.
Слава богу, хоть живы. В Париже.
Как арабы и прочие негры.
(молитва)
О боже, как надумаешь опять
менять геном весёлым обезьянам,
не делай это наспех только, блять,
как в прошлый раз – обкуренным и пьяным.
Построй в раю их, перед тем как дать пинка,
и прогони им правильных телег там.
И да, не понял, что – кишка тонка
обезобразить лица интеллектом?
(курьер)
Андрей, работавший курьером,
чужим завидовал карьерам —
везя бумаги в Мосэнерго,
он ненавидел Вексельберга,
Мутко, Собянина, Собчак.
Садясь в уборной на стульчак,
он срал не в радость организму,
а персонально на харизму
Цекало и Ивана Дорна,
и прочих звёзд кино и порно,
чьи гонорары столь объёмны,
что можно съехать из Коломны,
и снять на Патриках этаж,
и драть не выпивших наташ,
а гуттаперчевых танцорок.
Андрею, кстати, было сорок,
когда-то он держал ларёк,
но спасовал. Не уберёг.
(история сегодняшнего дня)
Я брёл отрешённо по Малой Бронной,
и вдруг – суматоха, стрельба, атас!
Семенит по асфальту хромой вороной
известный политолог Белковский Стас.
А вслед за ним пенной волною лютой,
стреляя в воздух – богатыри,
охотники за ходорковской валютой,
со скрепами вместо сердца внутри.
Орут – отдай нам печеньки госдепа!
Счетов номера и пароли отдай!
Иначе выглядим мы нелепо,
как будто мы – мусор, а ты – джедай!
А Стас и есть джедай из джедаев —
он побеждает во всякой вражде —
бабах! тыдыщ! И, в толпе растаяв,
уже через час вещал на «Дожде»,
Насмешлив, весел и очень спокоен.
Улики? А их, как обычно, нет.
Спасибо, господи, за биткоин,
за облачный гугл и за даркнет!
(Калашникову, человеку и монументу)
Изобретатель русского оружия,
простой сержант из бывших батраков,
с твоим крутым стволом служил добру же я —
плохих парней пиф-паф и был таков.
И по заслугам стал ты монументом,
смотрителем Садового кольца,
теперь уж не возьмёт и взятку мент там,
и педофил не соблазнит мальца,
а если б изобрёл ты кофемолку,
электрофен и формочки для льда —
тебя бы закопали втихомолку
и позабыли б завтра навсегда,
а так попал в гербы и на эмблемы
твой лёгкий скорострельный автомат,
с ним наварились в долларе, в рубле мы,
с ним рай легко мы превращали в ад.
Дела великие верша,
как обойтись без «калаша»?
Пусть ропщет оппозиция досужая —
Калашников, тобою горд народ,
изобретатель русского оружия,
философ, гуманист и патриот.
(Таша)
В благородной и великой стране,
где народ живёт не злясь, не хитря,
как-то осенью по русской весне
няша Таша полюбила царя.
Полюбила как никто на земле,
как не могут Цукерберг или Брин...
Только царь живёт в высоком Кремле,
и, по слухам, любит он балерин
и гимнасток. Но не верьте молве.
Царь – галерный раб, ему не до баб,
и мужскую грусть он топит в Неве,
а не шляется в бордель или паб.
Где любовь – там не бывает без драм.
Дура вены перерезала бы.
Няша Таша же отправилась в храм,
в православный храм нелёгкой судьбы.
Там попы ей объяснили, видать,
божий промысел и светский расклад,
и с иконы снизошла благодать,
и разверзся показательный ад.
И уже ей не до слёз и соплей,
не до мерзких эротических снов —
няша Таша учит учителей
основаниям духовных основ.
И отдаст не глядя жизнь за царя,
заведёт любого в топкую глушь,
и боятся её очень не зря
педераст или гуляющий муж.
Хоть она уже давно депутат,
а ночами всё же зябко одной...
Но когда в Москву придёт халифат —
станет муфтию четвёртой женой.
(Юлии Латыниной)
Жена опять снесла полмозга —
вот-вот наступит безработица,
в Москве уныло и промозгло —
но как тут о себе заботиться?
Когда с утра читаю в прессе и
бурлящих лентах соцсетей,
что по стране идут репрессии,
что власти нашей нет лютей,
и хоть болит с утра под рёбрами,
и ноет пах – а ты не ной!
Смотри – людишками недобрыми
отравлен дом Латыниной.
Ах, Юля, ах ты вечно рыжая —
плюнь, разве ж эта шваль нова?
Пусть диабет и даже грыжа – я
с тобой и за Навального!
(секрет стройности)
Пока мы бились с лишним весом,
считая даже мёд за яд,
Каганов резал оливье сам
и мазал маслом всё подряд.
Я не видал хлыща надменней,
когда он в шапке поварской
метал на стол ковши пельменей —
а там уже пирог с треской,
и пузырится сыром пицца...
И пасту из фасоли тёр!
Но был при этом худ как спица.
А в чём секрет?
А солитёр.
(назад в будущее)
Скоро Ходор отправится в Питер
в опечатанном мягком вагоне,
и наполнится слухами твиттер,
что он, ловко уйдя от погони,
в самом тайном, подпольном гей-клубе
раздаёт либералам банкноты,
и покажут об этом в ютубе,
и увидишь назавтра в окно ты,
как апрельскую серую слякоть,
захмелев от шабли и самбуки,
месят все, кто любил покалякать
о кровавом режиме в фэйсбуке,
и, боясь неонлайных атак, те,
чей пиджак государственно твидов,
призовут через группы вконтакте
православных и прочих шахидов,
и кровавая русская драма
на ближайшее душное лето
станет главным хитом инстаграма,
да чего там – всего интернета.
(Альбина и Андрей)
Андрей уходит от Альбины,
презрев души её глубины,
её изящные манеры,
её округлости Венеры
и утончённый взлёт бедра,
и антикварную квартиру...
Позор козлу и дезертиру!
Была Альбина с ним мудра —
не истерила, не винила,
терпела музыку с винила
и нестандартно громкий храп,
и то, что хам он и сатрап,
не била в лоб сковородой,
не набивалась на подарки,
в Париж и в шхеры на байдарке...
И ведь свалил не к молодой!
А к толстой Ире из Одессы
и объяснял акулам прессы,
что у неё внутри тесней,
и потому он будет с ней.
(приятного аппетита)
Максим Совков любил халяву
как все, кто рос в СССР,
в эпоху лживу и костляву,
в стране, застрявшей между эр.
Ещё он крепок был здоровьем,
ещё жене присунуть мог
и испугать врага надбровьем,
и даже сбить старушку с ног.
И от желудочного тракта
не ждал подвоха и беды,
но вот его позвали как-то
на презентацию еды.
Столы ломились от закусок,
бесплатно всё – бери и жри,
и стал Максиму пояс узок
от овощей и сыра бри,
От шашлыков с тунцом и мясом,
от сала в шницеле свином.
Он запивал всё это квасом
и водку смешивал с вином.
Держитесь, ёбаные почки,
расправьтесь, чёртовы кишки!
Ещё смотри – вон там грибочки,
а там – салат и пирожки,
А вот – чтоб не пропала – булка...
И выпив морс на дижестив,
упал, напрягся, пукнул гулко
и умер, мочеиспустив.
(Султанов и бывшие)
Султанов частенько названивал бывшим.
– Ну, как вы там, сучки, одни без меня?
Всё злимся? В «контактике» гадости пишем,
характер мой и причиндалы кляня?
Как якобы я был жлобом и скотиной
и не опускал за собою стульчак,
как секс был неловкой короткой рутиной,
как срыгивал водку в семейный очаг...
Рабыни диет, косметичек и сплетен!
Я вас презираю, я альфа-самец!
Я не отфутболен, не обезбилетен —
я счастье свободы обрёл наконец!
Хочу – отдыхаю, хочу – митингую,
хочу – и размажу по скатерти крем!
Ещё погуляю недельку-другую —
и быстро найду себе новый гарем.
