Текст книги "Ничего святого"

Автор книги: Александр Елин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

(плач Ярославича)

Как я горжусь своей страной!

Россия, матушка, царица!

Весь мир – корыстный и дрянной —

тебе завидует и злится.

Какой монетой платит он

за недр твоих густые соки?

Бигмак, хип-хоп, луи виттон,

отрава, мерзость и пороки!

Отцы отцов, деды дедов,

отвергнув прелести соблазна,

растили святость среди льдов,

и вот как стала ты прекрасна —

Что все хотят тебя изве́сть

для куражу и мести ради,

и пух твой превращают в жесть,

а ладан растворяют в смраде.

Не доставайся ж никому,

Русь, неразгаданная тайна...

Всё, мужики, на кнопку жму,

не ссыте, бункер мэйд ин чайна.

(народная медицина)

Я почерпнул из древних книг

рецепт волшебного напитка,

в него я всей душою вник,

чтобы не густо и не жидко

Валил из колб тяжёлый дым,

бурлила, пенилась сивуха —

испивши, станет молодым

старик, а девою старуха.

И шёл людей сплошной поток:

калеки, сирые – и что же?

Из тысяч, сделавших глоток,

увы, никто не стал моложе...

И дали мне за это в глаз,

но жив, и не утратил веру —

наш предок был умнее нас,

мешая грязь, говно и серу.

(кинологика)

Дворняга шёл войной на дога,

рычал и лаял очень много:

– Не посрамим отцовской славы!

– Мы – молодцы, а слуги зла – вы!

С клыков бойца стекала вата,

глаза блестели бесновато...

– Мы – псы! Вы – шавки, кабыздохи!

Но не дошёл. Загрызли блохи.

(элитная мечта)

Рабы, пригодные к труду

на благо богоданной власти,

должны обслуживать трубу

за страх, за совесть и за здрасьте,

Привычек вредных не иметь,

блюсти устав гражданской службы,

есть неизысканную снедь

и не стонать – в кабак бы, в душ бы!

Все развлеченья – в выходной:

советский спорт, концерт паяца,

и можно стыдное с женой —

но больше трёх не собираться!

А те, кто жить не могут без

европ, америк, сингапуров —

пусть валят в лес и валят лес,

и никаких им перекуров.

(противостояние)

У вас фашист зашёлся рыком

и в драку лезет словно псих,

но ведь и мы не шиты лыком —

мы подготовили своих.

Вертели в теле телебашней,

из сквера вывели на плац —

и наши много бесшабашней,

и вашим всем теперь абзац.

(соколы-ястребы)

Мой мир чрезвычайно прост:

налево – вест, направо – ост,

плохой – чужой, хороший – свой,

тут – песня, там – звериный вой,

наш путь – прямой, а их – кривой,

они – толпа, мы – крепкий строй,

и впереди герой горой!

У них всё козни, ложь и зло,

а нам ура и повезло.

А то, что по уши в говне —

так то не мы, а нам извне.

(пролетарки)

На майский праздничный парад

выходят женщины страны.

Косынки алые парят,

и косы крепко сплетены.

Таким не страшен рёв турбин,

и ширь полей, и газ азот —

они поднялись из глубин

до ослепительных высот.

Идут, танцуя и смеясь.

Какой напор, какая стать!

Но это всё не отродясь —

им труд помог такими стать.

И майский ветер-баловник

упруго треплет транспарант...

О, я бы в них во всех проник

до самых недр, до самых гланд!

(сельский клуб)

Приехали очкастые ушлёпки

и привезли спортивный инвентарь —

ну, мы их и отбуцкали в подсобке,

как это много раз бывало встарь.

Для шахмат мы не вышли интеллектом?

А для пинг-понга руки коротки?

идите... в город со своим проектом,

оставьте нам лапту и городки.

(ура, товарищи)

Ликуй, огромная страна,

и становись ещё огромней —

ты вся туда устремлена,

где флаги над каменоломней,

Где на зарядку становись,

и на гора́, и за́ три года,

где шире дали – только высь

и люди не, а для народа,

Где каждый, если что, солдат

и санитарка-звать-Тамарка,

и на войну – как на парад,

одетый скромно и немарко,

Где всё давалось задарма —

советы, пайка, оплеуха,

где вечно горе от ума,

а благодать – от силы духа.

(праздник)

Мужчина бегал по квартире,

крича – империя, виват!

Вот наши нам-то подфартили,

Вот, брат, какая тема, брат!

Аж прямо всё клокочет в горле,

и рвётся ввысь благая весть —

вот мы пендосам нос утёрли!

Мы показали, кто мы есть!

Отжали Крым у них, отжали! —

И счастье искрами из глаз...

Вот так прильнуть к своей державе —

да много ль поводов у нас?

(тюремный романс)

Вот перепилим мы решётку

и будем баб, икру и водку —

Сергей, Семён, Тимур, Вован,

Абдурахман, Абрам, Иван —

мы пилим ночью, втихаря,

совместным пламенем горя,

посменно, резво, вжик-вжик-вжик,

свобода ждёт, не спи, мужик!

Но днём пошёл базар про Крым —

и всё, погибель семерым...

Крым наш, не наш, Обама гад!

Не сложишь в хате баррикад,

но есть литые кулаки,

и перья острые легки,

и на побег уж нету сил —

хозяин, правь, ты победил...

(турист)

Ну, видел я их чистенькие штрассе,

их сраные палаццо и Версаль,

и даже пару раз сказал «фигассе»

на ихнем тарабарском – колоссаль!

Ну, старички развратно моложавы,

ну, дети жгут, на нравы положив.

Какой прикол у эдакой державы?

Где миссия? Где пламенный порыв?

У нас не то – у нас как встанем строем,

как всех порвём за свой братанский флаг!

У нас любой становится героем,

а нет войны – так запил и размяк…

(курортный романс)

Кримеа, этот твой язык...

он мой, он был моим всегда,

холмы нежны – я к ним привык,

меж них забуду холода.

В объятьях крепких обретёшь

достаток, счастье и покой.

Тебе другие шепчут ложь,

но я, Кримеа, не такой.

Уже готов, напрягшись весь,

проникнуть в щель, что так узка.

Расслабься и не куролесь,

Кримеа, я ввожу войска.

(жжение глаголом)

Я говорю от имени народа,

я это право честно заслужил,

когда ступал в огонь, не зная брода,

и плавил сыр, и сети плёл из жил,

Когда я брал с ура автобус зимний,

и ел комкастый вязкий серый суп,

и пел наш гимн, что многих гимнов гимней,

и знал, что значат ГЭС, и ГУМ, и ЦУП.

Я пережил и браки, и разводы,

я натурально пил денатурат —

я даже видел, как отходят воды,

когда идёт по улицам парад.

Я здесь впитал все соки и миазмы,

взамен навыделяв своих флюид.

Я – не комок безликой протоплазмы,

я – ветеран, борец и индивид!

И я скажу простым стихом поэта —

никто не поколеблет наших свай!

Не нужно нам вот это и вот это,

а это нам – наоборот – давай.

(территориальная целостность)

Я долго жил, и нынче я велик —

я сам себя из малого воздвиг!

Вот голова, вот жопа, вот живот,

вот ввод еды, а тут вот – вывод вод.

Я прирастал в процессе бытия,

и кое-что снаружи – это я,

и бородавка, и другой нарост —

мой бастион, мой болевой форпост.

И всё, что в недрах, глубоко внутри,

родное всё – огнём оно гори,

или напротив, по́хую мороз —

всё близко мне, всё – милое до слёз!

Я – совершенство, чистый идеал,

в покое бел, а при обиде – ал,

любой поймёт, моё единство мня,

как мне важна любая часть меня,

И только враг, что где-то там, вовне,

стремится к уменьшению во мне.

Уж он и скальпель взял, и дал наркоз…

Аппендикс? Язва? Может быть – фимоз????

Хирурги, отвалите бога ради —

умру, но не отдам себя ни пяди!

(гордость)

Я был особенный ребёнок,

хоть не просился на горшок —

зато был голос очень зво́нок,

зато ядрён был запашок.

Потом, уже в начальных классах,

я удивлял учителей —

мне равных не было в гримасах

и разноцветности соплей.

Затем я сделался подросток —

и начались прыщи и храп,

и становился перец жёсток

при виде даже страшных баб.

И пусть я не учился в вузах,

зато я встретился с судьбой

в больших фланелевых рейтузах

и в майке бледно-голубой...

Болел ветрянкою и корью...

Да, я не гений и не лорд,

но помню я свою исторью,

и очень ею, очень горд!

(прекрасной даме)

И что Вы прётесь от Бродского?

По-моему, он химера,

такой же, как Быков – вот с кого

я бы не брал примера!

Или ещё Пелевин —

как балалайка трёхструнен!

За бабки он злободневен —

попса, почти как Акунин.

И чёрный квадрат Малевича —

вообще тупая разводка,

да Вы пораскиньте маленечко,

Вы же не идиотка...

И страшная муть – Аквариум,

мутнее только Земфира,

и был бы у этой твари ум —

пела б внутри сортира...

Мудак этот Вуди Аллен,

и Спилберга – на помойку!

Ну, как я – оригинален?

Пойдёте со мною в койку?

(скульптур-мультур)

Толпа, рыча и гогоча,

на землю цвета серо-бурого

свалила образ Ильича

работы мастера Меркурова.

Пусти таких сюда в Москву —

они б немного попотели

и уронили б на траву

Петра Зураба Церетели.

А ворвались бы в Эрмитаж

как стая дикая мартышкина —

порвали бы, впадая в раж,

полотна живописца Шишкина.

Такие пляшут средь икон,

храпят в кино и планетарии,

бросают мусор из окон,

короче – быдло, пролетарии.

Им всё макдональдс бы, да кич...

Но я – я фальши не приемлю.

Я не предам тебя, Ильич,

не дам зарыть в сырую землю.

(российский план «Барбаросса»)

Выше всех летает наш пилот.

Глубже всех копает наш шахтёр.

Мы – цивилизации оплот,

но и враг наш дерзок и хитёр —

Он пилоту оторвал крыло,

у шахтёра отобрал кирку.

Только драться нам с ним западло —

слишком много чести пидорку.

Мы его сломаем изнутри:

для начала – скупим на корню.

Виллы на Майами? Дайте три,

и тот дом на пятой авеню.

(там-там-тарам)

Всего в какой-то капле яда,

в одном нажатии курка

нежнейших тёлок бродит стадо,

течёт коньячная река.

Там в золотом дворце икорном

Кобейну подпевает Цой,

Мэрлин Монро хрустит попкорном,

а Трахтенберг хрустит мацой.

Там бегемот парит как птица,

и рядом с тигром спит олень…

– а что ж тогда вам тут сидится?

– а лень

(диалектика)

Один народ проник в другой —

где кулаками, где деньгой.

Споил, скурил царёвых слуг,

девицам упростил досуг,

и в души, склонные к добру,

посеял немочь и хандру.

Народец мал, но не убог:

одних сгубил, другим помог.

Везде совал свой длинный нос,

умел и чары, и гипноз.

И вот где он – краса красот,

а нет его – растёт осот.

И через пару сотен лет

исчез хозяев прошлых след...

А к новым прёт ещё народ,

такой – не сунешь палец в рот:

коварен, остроумен, брав…

И победит, и будет прав.

(канун)

На столе у нас не пусто —

вот ржаные сухари,

вот мочёная капуста.

Ешь, да слёзы оботри.

Не рыдай давай, дурища,

а благодари Отца —

от него и кров, и пища.

Что ж ты бесишься, овца?

Что в твоём мозгу овечном?

Хоть по праздникам не блей —

кто в раздумиях о вечном,

тот не ведает рублей.

(новая эра)

Уходите из избы-то,

из обычая, из быта —

всё, простая жизнь избыта,

не вернуть былых чудес.

Генерит процессор биты,

спутник щёлкает с орбиты,

всюду ботоксы, сорбиты,

и эспрессо, и экспресс.

(прощальная песня)

Собирайтесь, ребята, домой,

под родимые отчие кровли,

и растите орехи с хурмой,

и пасите – овец ли, коров ли…

Там привычны и воздух, и дух,

там покоятся гордые предки,

там не встретишь разнузданных шлюх,

пьющих пиво на лестничной клетке.

Вылезайте из душных квартир,

где вода так и хлещет из крана:

ждут вас сакля, арык и тандыр,

и приятное чтенье Корана.

И джигит, и седой аксакал —

нахуя вам чужой этот морок?

Там, меж древних незыблемых скал,

место ваших и свадьб, и разборок.

Здесь навряд ли найдёте друзей —

только злобу и стрелы насмешек,

вы ведь ходите в шапках ферзей

среди женственных офисных пешек.

Что вам делать в больших городах

с вашим богом ущелий и пиков?

Тут мы сами с собой не в ладах,

тут своих предостаточно бзиков.

Собирайтесь, ребята, домой

под родимые отчие кровли,

и растите орехи с хурмой,

и пасите – овец ли, коров ли…

(мой народ)

Я обожаю мой народ,

на свете лучше нет народа —

он мир один ведёт вперёд,

уж такова его природа.

Он первым палкой сбил кокос,

и насадил на ось колёса,

и от богов огонь принёс,

и чертежи бензонасоса.

Он изобрёл двоичный код,

и буквы слов, и ноты песен,

и старых правил длинный свод

ему необычайно тесен.

Он напрягает на разрыв

и ум, и нервы, и соседей,

и нет ему альтернатив

ни на земле, ни меж созвездий...

Его портреты есть везде:

вот тут – Стив Джобс, а там – Спиноза,

и Галилео на суде,

и Брайан Джонс до передоза.

А это – Вильям Теккерей,

а здесь – Никулин, Гафт и Глузский...

Никто ни разу не еврей,

и уж тем более – не русский.

(научно-патриотическое)

Учёные наши таланты

охотно клюют на валюту,

на разные фонды и гранты

и тянутся к свету, к уюту.

Без них заблудились во тьме мы,

разбились на банды и секты.

Просрали глобальные мемы

и слили втихую проекты.

А тут ещё комп замели твой

за вброс в социальные сети,

велели спасаться молитвой

и понюхом травки в кисете,

и слушать поповские враки,

что глобус не кругл, а плоск...

Мозги растворились во мраке.

А то, что осталось – не мозг.

 

(а у нас во дворе)

Пацанчик был на распальцовке.

Гулял с одной из подтанцовки

на кэш с разводок и фарцовки.

Хоть был подъезд его обоссан,

а в кухне будто сдох опоссум —

считал себя вселенским боссом.

Мог просто так подать старушке,

а мог дитю сломать игрушки.

Любил прослушки и наружки.

Ментам цедил сквозь зубы «здрасьте».

И строил козни и напасти

с отребьем непонятной масти,

где людоед на людоеде...

Гонял на старенькой победе.

И даже крепкие соседи

Хоть и кивали в доме, но

Не приглашали в домино.

(урок демократии)

В восьмом А классе референдум —

все возбудились и галдят.

Вопрос согласно модным трендам:

кто будет «классным» у ребят?

Физрук весёлый, круглолицый?

Биолог, хилый бородач?

У одного в руках таблицы,

а у другого – круглый мяч.

Один приёмчикам научит —

как, если что, прислать в пятак,

другой канючит и канючит,

и двойки ставит только так.

Но вот подведены итоги —

и счёт, понятно, сорок : ноль…

Давай, ботан, вали с дороги,

глаза спортсменам не мозоль!

(карго-культ)

На первый взгляд тут камень и металлы,

а тронешь – муляжи всё, да макеты:

едва стоят картонные кварталы,

летят не ввысь бумажные ракеты.

Фанерных слитков полные резервы,

и вождь какой-то липовый у пульта,

но ждём: с небес посыпятся консервы...

Россия. Эра карго-культа.

(русские и война)

Хотят ли русские войны?

У них мужик – орёл, не цаца,

они традициям верны

и прошлым бережно гордятся.

Герои – все до одного,

и слава им дороже денег,

по средствам средства ПВО,

а кто не служит – тот изменник.

И любят выйти на парад —

какой десант! какие танки!

И истребители парят,

чтоб за бугром зассали янки.

Хотят ли русские войны?

А что им мир, где всюду говны?

Где все – жульё и болтуны,

и лишь они одни духовны?

И если едут в Мармарис,

то тем, кто шпрехает на дойче,

таких отвешают реприз —

что станет ясно, кто тут бойче,

И кто опять возьмёт рейхстаг,

когда прикажет маршал Жуков...

В их обещаниях атак —

немного слов, но много БУКов.

Хотят ли русские войны?

Вопрос, увы, не прост, но вечен.

Им это дело хоть бы хны —

и Путин, и Шойгу, и Сечин,

И адмирал, и генерал

указкой тычут в карту мира —

не отдадим родной Урал!

И Куба наша, и Пальмира!

Повсюду есть их интерес

и страсть к немыслимым замесам.

И если на пути прогресс —

то, значит, хрен бы с ним, с прогрессом.

(матрица)

Он создан из бессмысленных цитат

внутри клубка необъяснимых связей,

фантомно беден, призрачно богат,

и фантазёр, и плод пустых фантазий.

Его воображаемым друзьям

принадлежат Пальмира и полмира.

Ему поднимут рейтинги из ям,

лишь только он прикажет жёстко – «вира!»

Он мил с воображаемой женой,

он ей партнёр, любовник и коллега.

Такую пару взял бы даже Ной,

лишь их одних бы выбрал для ковчега.

Его воображаемая мощь,

его смеющиеся дерзко «Искандеры» —

как выскочат из липовых из рощ,

так врассыпную бросятся бандеры.

Его воображаемой стране,

где всё святое бережно хранится,

где все дружны как Коза Ностра, не

нужна какая бы то ни было граница.

(мой демон)

От Аль-Аксы до Аляски

в тихом сумраке ночей

ходит демон, ищет ласки —

одинокий и ничей.

Непорочен как Бин Ладен,

вездесущ как муравей,

то почти дыша на ладан,

то иных живых живей.

Он устал от грязных денег,

от визгливых визави.

Неуёмной страсти пленник

в вечном поиске любви.

Тыры-пыры во все дыры…

Наугад и невпопад...

Сзади – мокрые сортиры,

впереди – кромешный ад.

(поздравление)

Сегодня день рожденья беса.

Его ровесник уж давно

на иждивении собеса,

да и ровесница – бревно.

А он как будто Калиостро —

нечеловечески упруг,

и говорит в накале остро,

и гибкой женщине супруг.

И постепенно правит миром,

прельщая друга и врага,

и только магам и сатирам

видны на лбу его рога…

(национальная идея)

Вчера мы испытали новый лук —

пока такого нету у врагов.

Насквозь пробил он двух никчёмных слуг

стрелой за триста сорок пять шагов.

А у соседей – колья да ножи.

Мы скоро заберём их скот и жён.

Давай-ка нам, шаман, поворожи,

и жертвенник да будет возожжён...

Ещё нам показали новый плуг —

неясно, кто и что им отожмёт.

У нас же есть тугой смертельный лук,

а завтра будут танк и огнемёт.

Когда-а-а там уродится урожай...

Когда-а-а там станут статными стада...

Работа для убогих.

Угрожай,

и будет всё – и слава, и еда!

(открытка)

Прими, начальничек, подарок

на праздник вежливых людей —

пацанский, чёткий, без помарок,

и нам в ответку порадей.

Мы не из тех, кто ждёт приказа.

Нам дашь намёк движеньем глаз —

и друганам покатит маза,

а пулю словит пидорас.

Никто не видел наши лица,

врагу всегда заходим в тыл,

и, чтобы долго не светиться,

пиф-паф, в авто – и след простыл.

Нам за работу платят налом

и не скупятся на нули.

Доверься профессионалам,

а сам отчизною рули.

Веди её крутой дорогой

в неописуемую даль,

казну дели рукою строгой

и плетью умножай мораль.

А кто попрёт на власть, окрысясь,

а кто поднять посмеет крик

про Крым, Донбасс или про кризис —

тот будет наш, прости, старик.

Пробьём сначала по прослушке,

потом начертим путь стрелка...

Ты, кстати, сам у нас на мушке —

но ты не ссы,

не ссы пока…

(бояре)

Наш – самый первый меж владык,

и всем его врагам кирдык,

и может править кораблём,

и самолётом, и рублём,

И держит шар земной за ось,

и видит всех людей насквозь...

Но вот его ближайший круг —

то жук, то крыса, то паук...

Вот с ними вот не задалось.

(физика)

Все эти люди возле трона

имеют свойства электрона:

когда велит хозяин биться,

они – частица,

а если ветрен с бодуна,

они – волна,

и в напряжении жестоком

идут по проволоке током,

на клеммах яростно искря —

до фонаря...

А с точки зрения асбеста

они – ничто, пустое место.

(день рождения в тайге)

Как страшен этот новый мир —

как он убийственно нелеп.

Я потерял ориентир.

Я ем чужой невкусный хлеб.

Я в центре судеб и страстей,

но нет азарта – только страх.

Пространство, слышишь? Опустей,

дурных проблем развейся прах,

Уйдите все! Тошнит от лиц,

от ваших выкладок и схем,

счетов, раскладов и таблиц.

За что, Господь? Куда? Зачем?

Я – всё, я больше не могу...

В тайгу, хоть на денёк в тайгу!

(поучение)

Ты царь. Ты должен быть жесток!

Вращай глазами, дуй в свисток,

заставь визжать детей и баб,

нагни того, кто духом слаб,

изобличи врага внутри

и в порошок его сотри,

пари портретом над толпой,

проникновенно гимны пой.

Запомни, люди – не зверьё,

они – твоих побед сырьё.

Им нужен дух, а не еда,

борьба, истерика, нужда —

тогда они остры как меч.

А меч нельзя в бою беречь.

(кнопка)

Осталась мне в наследство кнопка

от древних пламенных вождей,

её сначала трогал робко

и гладил, как соски грудей.

Потом лобзал, не зная меры,

не в силах выпустить из рук,

и думал – вот он, символ веры,

итог и смысл всех наук.

Она с ума сводила властью,

мной безгранично овладев.

Её приладил я к запястью

и спал с ней, отвергая дев.

И хоть я с виду не был страшен —

любой ломался как стручок,

ведь всё – от бункеров до башен —

я мог бы сжечь в один тычок.

И, этой кнопкою играя,

я понял вдруг, что аз воздам,

раз тут никто не хочет рая —

так пусть его получат там!

Не состоялось царство света —

шагнём всем племенем во тьму.

Прощай, дурацкая планета,

не доставайся никому!

(неблагодарность)

Ивановы, Ивановы,

нет в вас нравственной основы.

Коган вам придумал слоган,

Чжаном ваш костюм простёган,

Мюллер сделал чертежи,

Смит проводит платежи —

ну, живи же! Не тужи!

Нет, все гады, все чужи.

(дацзыбао)

Когда не гарантирует гарант

и патриот воюет с патриотом,

приходит корсиканский лейтенант

и делает подъём переворотом.

А нет такого – что ж, тогда, увы,

не будет нам ни славы, ни жратвы.

(фатализм)

Теперь – великая эпоха,

а значит, есть мы будем плохо.

Зато полюбим, что с утра

у нас молитва и муштра.

И пусть покорно обнищали

трудолюбивые мещане,

и, в средний класс не перейдя,

по новой учат курс вождя,

И пусть вчерашние бандиты

светло и праведно сердиты —

пока что хер кладут на нас,

но видно, что положат глаз,

И пусть понятно нам из книг,

что вечный вождь – всегда мясник,

мы входим, входим в резонанс...

А ведь ещё вчера был шанс.

(джихад)

Когда бы я был мусульманин,

я точно был бы исламист —

мой ум бы не был затуманен,

наоборот – кристально чист.

Я понимал бы смысл жизни,

и были б все вы для меня

противны, как клопы и слизни —

пустая, лишняя фигня.

И я бы обожал Аллаха —

покорно, как феллаха мул,

не зная ни стыда, ни страха,

к восторгу аятолл и мулл.

Но нет во мне старинной веры,

не суру я пою, а хит.

Я – цифровой прекрасной эры

бесстрашный, искренний шахид.

Мой ум ничем не затуманен,

наоборот – кристально чист...

А если б я был мусульманин,

то был бы точно исламист.