355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Александр Бруссуев » Не от мира сего 2 » Текст книги (страница 2)
Не от мира сего 2
  • Текст добавлен: 20 сентября 2016, 17:16

Текст книги "Не от мира сего 2"


Автор книги: Александр Бруссуев



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

2. Хийси.

Стрела впилась в ствол ближайшей сосны и расщепилась от удара. Стреляли не очень умело, но с предостаточной силой. В овражке, промытом весенними ручьями к озерцу, стояла лошадь и обеспокоенно оглядывалась на людей. Она чувствовала угрозу для себя и своих компаньонов, оттого и тревожилась.

– Тихо, тихо, Зараза, – сказал ей Илейко. – Здесь им нас не достать.

– Огонь пустят, либо начнут камнями бить навесом, – возразил второй человек, неаккуратно одетый, да, к тому же, чья кожа отливала синевой.

– Вот, блин, Миша, – тряхнул волосами лив. – Как же тебя угораздило свалиться на нашу голову?

– Да я и уйти могу, – ответил Хийси, не делая, впрочем, никаких попыток подняться на ноги, или хотя бы уползти.

– И мы тоже – можем, – сказал Илейко. – Да не можем!

Едва ли полдня прошло, как леший напросился к ним в кампанию, а безлюдный и спокойный лес изменился до неузнаваемости. Появились еще люди, и тем самым внесли сумятицу и беспорядок. Дело в том, что пришельцы оказались настроены очень агрессивно и даже воинственно.

Встретившись на стежке-дорожке, они уже были вооружены, чем удивили Илейку, Мишу и даже Заразу. Наткнуться в лесной глуши на обвешанный оружием отряд людей можно только во время войны. Пусть кривые ножи и дубины, рогатины и колья – весь нехитрый арсенал, но и это дает некоторое преимущество перед теми, у кого в руках нет ничего, если не считать прутика и палки. А войны-то поблизости нигде не было. И людей быть не должно.

Удивительно было то, что Хийси, хозяин леса, никаким образом не почувствовал присутствия поблизости лиходеев. Поэтому-то леший при нежданной встрече сплоховал: замер, как столб, только рот открыл во всю ширь, не произнеся, однако, ни единого звука.

Илейко тоже не знал, что делать. Но руки сработали без участия головы. Они подняли притаившийся в муравейнике камень, величиной с сам муравейник, то есть, с хороший деревенский сундук, и бросили в самую гущу лихих людей. Кто-то попытался этот "сундук" словить, причем вполне успешно, остальные расступились. Добра в прилетевшем подарке было немного, разве что приличная часть прилепившегося муравейника. Да и тяжел он оказался, и тем опасен для жизни человеку, решившему встать на пути.

Муравьи же щедро разлетались по всей траектории движения камня и успешно десантировались в головы, бороды и глаза вооруженных людей. Это дало некоторое время Илейке ломануться прочь, едва поспевая за мудрой Заразой, которая бросилась в сторону со всех копыт, едва только хозяин потянулся за валуном. Про лешего никто не вспомнил. Ну его к лешему!

Погоня организовалась достаточно быстро, и по характеру шума за спиной и сопутствующим воинственным крикам лив понял, что преследователи растянулись в цепь и не намерены отпустить случайных встречных с Богом. Илейко догнал лошадь, точнее, та подождала его, потому что так привычнее – повиноваться человеку, и начал искать самые достойные пути отступления.

Их оказалось совсем немного. Местность была незнакомая, поэтому уповать на появление бурной реки с единственным мостом через нее не стоило и пытаться. Вот озеро поблизости какое-то было. Не ламбушка, а что-то покрупнее. По крайней мере, оно хоть с тыла как-то защитит. Приблизительно сориентировавшись, Илейко побежал в сторону берега, где и обнаружился соблазнительный для укрытия овраг.

А в овраге уже сидел, отливая синевой кожи, удрученный Хийси.

Но главное было то, что в досягаемости имелся вполне сформированный сейд, причем сформированный из целой горки булыжников, каждый величиной с два кулака. Илейко, затолкав лошадь в самое укромное место, первым же камнем сбил напор настроенных на нешуточную бойню разбойничков. Они оценили свои потери и затаились поблизости. Посовещаются, почешут в затылках, да и решат, как им сподручнее до преследуемых добраться.

– И чего это они к нам так неровно дышат? – спросил Илейко. Вопрос был обращен ни к кому. Так, фраза вслух.

– За мной пришли, супостаты, – тем не менее, отреагировал леший. – Ох, что в мире творится!

А творилось действительно невесть что.

На Ильин день, еще в прошлом году, был Мишка Торопанишка вполне обычным Хийси. Смотрел за лесом, примыкающим к Ловозеру, изредка наведывался к соседям, чтоб поговорить, чтоб в карты перекинуться, чтоб в деревне к какой-нибудь молодой женщине в гости зайти. У самого-то в угодьях никаких жилых поселений не имелось, а потребность в общении со слабым полом была.

Ильин день тем хорош, что всякое зверье бродит на свободе, волчьи норы открываются, а лешие ночью режутся в карты. И если в ту пору ночью "за околицей не видать белую лошадь, пущенную пастись", то старый народ понимал: такой туман опустился оттого, что разгорячились, разухарились в азарте Хийси. Ставки на кону высоки, остановиться до первых петухов невозможно.

Вот и проигрался Мишка. Всю свою вотчину на год вперед отдал во владение более удачливому игроку, все свои права. Хоть прямо сейчас, не дожидаясь октябрьского Ерофея, в спячку заваливайся. Да и завалился бы, вот только надобно было на Воздвиженье зверью своему последнее "прости" сказать. Пес его знает, как преемник с ними, тварями бессловесными обойдется. Может и погнать зайцев и белок вон из его леса. А за ними и лисы, и волки потянутся, да и прочее зверье. Останутся мыши, а какой с них прок, с мышей-то? Делать из них чучела?

Очень опечалился Торопанишка, но делать нечего. Карточный долг, говорят, долг чести. Пошел в обратный путь, да натолкнулся на попа. Попы, как известно, по лесам не ходят, у них там сей же момент болезнь разыгрывается, именуемая медвежьей. Особенно новые, модные в нынешних правящих кругах, что любят речи говорить о послушании и терпении, а также почитании очередного князя. Слэйвинские попы, что с них взять!

Но этот служитель культа возомнил о себе невесть что. Был он непотребно пьян, да, к тому же, непозволительно говорлив. Заклеймил позором какого-то местного колдуна, который умел лечить людей со всех окрестных деревень. Народ подчинился страстным проповедям, накостыляли по шее удивленному старику, а священник объявил его отлученным и вовсе – анафема. Анафема – это тоже мать порядка. Нельзя позволять каким-то людишкам справлять некие обряды, бормоча молитвы, причем на ребольском языке, или даже пистоярвском. Новые молитвы позволительны на новом языке. По барабану, что никто не понимает, рабы и не должны понимать.

Успех был замечательный, поп не мог себя не похвалить, да что там – нахвалиться не мог. Плевать, что сам своими речами ни одного человека от недуга не избавил, зато теперь никто мимо него не пройдет. Старик-то врачевал, почитай, бесплатно. А к нему, попу, страждущие с подношениями потянутся. Чем больше беда – тем круче плата за возможность донести ее до бога. Посредники, конечно, в этом деле не нужны, но вот усилители – обязательны.

Поп шел по лесу и ругался самыми черными словами. Когда-то можно было себе позволить и душу отвести. Самое место – в лесу, никого нет поблизости. Да вот только мужичок вышел из-за сосны, весь мятый и взлохмаченный. И уха одного нету.

– Ты чего же безобразничаешь? – без лишних слов обратился тот к священнослужителю.

– Как ты смеешь без должного почтения? – заволновался поп.

– Не знаю, – пожал плечами мужичонка. – Как-то смею.

– Поди прочь, отступник! – рассердился поп.

– А ты не ругайся, чай не в лесу живем!

– А где? – поп обвел рукой сосны по сторонам от тропы.

– В обществе, – ответил Мишка Торопанишка, а это был именно он, возвращающийся на север мимо деревни Терямяки.

– Вот я на тебя проклятие наложу! – погрозил поп кулаком.

– Ну ладно, – согласился леший. – Только уж сам не обессудь.

Священник долго клеймил позором и отлучением встречного человека, посылал его почему-то в огонь и под конец размашисто перекрестился.

Мишка чуть забеспокоился, да, заметив, какой крест кладет поп на себя, успокоился. По большому счету крестное знамение в присутствии лешего позволяло избежать влияния шалостей и проказ последнего. Ну а тут ничего противоправного, по крайней мере, со стороны Хийси, не совершалось. Да и крестился поп как-то странно, не по-людски. Как-то по-новому.

Повернулся Мишка, намереваясь скрыться в лесу, да не успел.

– Чтоб тебя медведь задрал! – прокричал поп, не в силах сдерживать свой боевой азарт.

Хийси резко развернулся, плюнул себе под ноги, сорвал с лохматой головы мятый картуз и со всего маху хлопнул его оземь.

– Ты сам сказал! – сузив глаза, зловеще пробормотал он. – Пусть karhu решит, пусть он скажет свое слово.

Не прошло и мига, или – несколько мигов, как из леса на тропинку вышел медведь. Был он огромный, словно валун, сутулый и непредсказуемый, как все твари, чьи мысли запутаны инстинктами, а разумы блуждают в полной мгле.

Поп, следует отдать ему должное, не смутился, не запаниковал. Наверно, он просто не поверил в происходящее. Однако он сунул руку за пазуху и вытащил кожаную бляху, на которой была изображена римская цифра 5, пересекающая овал: то ли бублик, то ли раскрытый в крике рот. Лицо его при этом, словно бы, осветилось от внутреннего восторга: вот я вам всем сейчас устрою полную обструкцию!

– Раб, меня не запугать каргой! Подите прочь во славу Церкви Святой Марии Монгольской Богоматери! – закричал он, выставил вперед руку и добавил еще несколько слов про огонь, внутренности и нечистоты.

Мишка удивился: такого развития событий он никак не предвидел. Конечно, Константинопольскую церковь Святой Марии он знал, точнее, не раз про нее слыхивал. Только называли ее не "Монгольской", а "Могольской". Якобы пришла в те края из земли Магога Мария, про кою говорили старики:

Марьятта, красотка дочка,

От нее затяжелела,

Понесла от той брусники,

Полной сделалась утроба (руна 50 Калевалы, примечание автора).

Точнее, пришла-то она гораздо позже того, как сделалась нечаянно беременной от ягоды-брусники. Была праведной, сделалась и вовсе святой. Но чтобы призывали к рабству ("слава" – от слова "slave", примечание автора) во имя Богоматери – это казалось вовсе странным.

Пока Хийси раздумывал над превратностями словес, медведь неуловимым движением оторвал попу руку вместе с ярлыком и рукавом (см также мою книгу "Не от мира сего 1", примечание автора). Ткань сплюнул, а прочее проглотил в один миг. Наверно, всякий karhu не выносит, когда его обзывают каргой.

Мишка Торопанишка озаботился пуще прежнего: леших трудно упрекать в кровожадности, им бы попугать, да покуражиться. А медведя никто упрекнуть не мог, чем бы он там ни занимался, хоть бы в плясовую ударился. Но он выбрал другое дело: ловкие и расчетливые взмахи его лап отправили попа под громадную тушу зверя. Только успел священнослужитель прокричать проклятие и издать прощальный вопль ужаса и боли, как все смолкло, лишь хруст и недовольное ворчание. Впрочем, может быть, ворчание и было как раз довольным, но разбираться в тонкостях медвежьих эмоций Хийси не собирался.

Леший, позабыв картуз, дал деру, только ветер по кустам пошел. Да и не было у него на голове никакой шапки, так, оптический обман – не нужны им, лешим, головные уборы. Лишившись на год, до следующей игры в карты, всего своего имущества, он стал невольной причиной странных поступков безумного в своей храбрости попа. Так вести себя могут только фанатики. Да и пес-то с ним, с этим очарованным священнослужителем, вот только никакие слова, тем более, произнесенные от души, не пропадают втуне. Принимая во внимание факт, что эта душа была черной. Как бы сказал старый друг Уллис, это который – кельт, благословил поп, так благословил. От слова "black" благословил. Вылил свою черноту на белый свет.

Опасения обездоленного Хийси оказались ненапрасными.

Кто сказал, что леший неуязвим? Любая божья тварь имеет свою ахиллесову пяту. Только до нее, подчас, трудно добраться. Если же не знать, где искать, то и достичь, пожалуй, невозможно. Вот и получается миф, что невозможно изничтожить.

Те, кто отправился за Мишкой Торопанишкой, всеми необходимыми знаниями владели в полном объеме. Не мудрено, ведь поделились с ними те, что сидели с незадачливым игроком за одним столом в игре в карты. Не по своей воле, конечно, но тем не менее.

В лесу живут не только лешие и зверье. Есть еще и разнообразный люд. Точнее, те, кто когда-то был рожден людьми, но в силу некоторых обстоятельств в подобных им не выросли, а сделались "заклятыми". Причины, побуждающие человека обрести статус "заклятого" не ясны никому, даже Хийси. Да что там леший, встреченный около Воттоваары тип, скрыться от которого не удалось, был также не вполне компетентен.

Мишка, почуяв присутствие незнакомца, начал, было, уходить в сторону, отводить глаза, прикидываться пнем и корягой одновременно, но был тщетен в своих попытках. Незнакомец проигнорировал весь богатейший леший арсенал и проговорил:

– Да ладно тебе дурачиться, у меня к тебе разговор, – говорил он на вица-тайпальском языке, причем, достаточно свободно. – Точнее, у тебя ко мне разговор.

Весь облик этого человека говорил о недюжинной силе: длинные толстые руки, доходящие чуть ли не до колен, мощные кривые ноги, широкие плечи. Выражение лица было таким притягательным, что люди, попадавшиеся навстречу, уступали ему дорогу, старательно отворачиваясь в сторону. Собаки – так те просто в обморок падали, даже натасканные на волков. Маленькие глаза, глубоко упрятанные под могучими валиками бровей, не имели никакого выражения при любой ситуации. Кроме одного – смерти. Если находился храбрец, который выдерживал взгляд этих глаз, то он, без всякого сомнения, был слепым. Лоб вообще отсутствовал, жесткие, как щетина, черные волосы начинались сразу же над бровями. Короче говоря, внешность полностью соответствовала тупому сукину сыну, как его мог вообразить любой творческий человек (где-то подобное уже упоминалось – в "Мортен. Охвен. Аунуксесса", примечание автора). Но внешность, как то бывает довольно часто, обманывает.

– Ты что ли – Мишка Торопанишка?

Хийси только вздохнул в ответ. Ему было неспокойно с того самого момента, когда убежал из-под деревни Терямяки, бросив попа на произвол медведя. Ярлык, мелькнувший в руке священнослужителя, изображал острие копья, а terä – тоже "острие" (в переводе, примечание автора). Такие совпадения, если и бывают случайными, то все равно ничего хорошего за собой не влекут.

– За тобой "заклятые" идут.

– Какая жалость, – ответил леший и поморщился.

Бывшие люди по своему облику ничем от людей не отличались: были румяными, аккуратно одетыми и казались вполне нормальными, если бы не тот факт, что их способность улыбаться была равна нулю, или так стремилась к нему, что никто и никогда не мог припомнить "заклятого" улыбающимся. Да, редко, кто мог запамятовать о случайной, либо – не очень, встрече. Мертвые никогда и ничего не забывают, а жизнь после такого общения сохранялась нечасто. Во всяком случае, нормальными людьми.

"Заклятые" болтались по лесу, как правило, в одиночку. Собираться в ватаги им не позволяла гордость, расцвеченная той или иной причастностью к "нечистой силе". В этом и было их главное несчастье, потому что проклятие, принятое человеком в самом раннем детстве, заставляло бедолаг нести свою скорбь только самому, без какой бы то ни было помощи и сострадания, всю свою недолгую жизнь. Мишка подозревал, что "заклятым" делались только те, чья душа принимала это заклятье. Иные умирали.

– Твое дело, – сказал незнакомец, однако уходить не собирался.

У Воттоваары всегда можно встретить нелюдей, уж такая гора, где на вершине покоятся огромные камни прямоугольной формы, кромлехи и сейды, а также "stairway to heaven" (лестница в небо, если полагаться Led Zeppelin, примечание автора) из тринадцати ступеней. По ней, если верить кельтам, подымался Аполлон, дабы совершить путешествие к Стоунхенджу. Причем, это всегда был полет в один конец, обратно из Уэльса он возвращался, как ему заблагорассудится. Кто-то из пращуров, далеких от истины, даже прозвал его Велесом, "Уэллесом", полагаясь на название далеких мест, откуда он и прибыл. А корона Бога-Оленя из ветвистых сверкающих рогов и вовсе вводила в заблуждение полуграмотных и ужасно боязливых людей, наделяя его сомнительным титулом "скотьего" бога. Ну что же, всяк может ошибаться, а отказывающие себе в возможности думать – так вовсе живут во тьме. Поэтому и ночей у них никогда не бывает белых. Поэтому и прикрепилось к ним прозвище peto (обман, предательство, в переводе, примечание автора), выхолощенное в "быдло".

К наделенной своей магической памятью горе всегда стекались нечеловеки со всего континента. Всегда находились существа, застрявшие в земном мире не по своей воле, пытающие случай убраться отсюда восвояси. Даже у них были свои понятия о честности, порядочности, кодексы Веры. Принять зарождающуюся "демократию" могли и жаждали не все. В самом деле, "демократия" – это всего лишь власть демонов. Бог-самозванец ломится в реалию, и его воинство пошло в наступление, обрастая единомышленниками. К несчастью, только люди способны жить во лжи, отравляя весь мир вокруг себя. Поэтому-то и говорили старики, помнящие Истину: "Демократия в аду, а на небесах – царство" (забытая поговорка, обнаруженная аналитиком Юрченко А. В.).

Но ныне слишком мало осталось на Земле врат, способных избавить нелюдей, ставших, вдруг, "нечистью" от сомнительного счастья жить, окруженными неправдой. Даже обладание крупицей истины делалось опасным. Гора Воттоваара, подзабывшая гордую поступь Бога, не могла справиться с возложенными на нее надеждами. Считанные существа убирались прочь из негостеприимного мира. Остальным приходилось и дальше влачить свое существование под безразличным светом звезд Пояса Ориона, или, как их еще помнили в другом наименовании – Пояса Вяйнемёйнена.

Казалось бы, вот удобное место для устройства засады. Организовать людишек в кустах, облагодетельствовать их необходимой для уничтожения "нечисти" толикой знаний, и – дело в шляпе. Сколько бы человек не сгинуло, главное – результат: мир освобождается от памяти предков. Но вот ведь какая незадача – не могут люди находиться в подобных Воттовааре местах. Хоть кандалами к камню пристегивай – пользы никакой.

Вот поэтому сползалась "нечисть" к горе, стараясь не пересекаться, да и расползалась обратно не солоно хлебавши.

Мишка отнюдь не собирался пытать свою удачу – просто его путь проходил поблизости, а вот встреченное создание – явно потерпело фиаско. Внешность, конечно, при внимательном и правильном взгляде у него была совсем нечеловеческая, но Хийси этим не испугать. Делов-то куча – саблезубый тигр. Вон, у него самого тоже вся рожа синяя.

– Спасибо на добром слове, – проговорил, наконец, леший. – Кто ты, если не секрет?

– Нет, не секрет, – зверски ухмыльнулся собеседник. – Ты, вероятно, хотел спросить, откуда я все это знаю?

Мишка кивнул лохматой головой.

– Я в некотором роде Куратор оборотней, как их принято теперь называть, – продолжил незнакомец. – Точнее, один из Кураторов. Нас становится все меньше и меньше (об этом также в моих книгах "Радуга 1,2", "Кайки лоппу", примечание автора). Впрочем, и поголовье Хийси тоже не растет. А узнал я об этом случайно. На Горе много разной информации клубится, вот и твое приближение к ней вызвало реакцию и обросло откровением.

– Что это за откровение такое? – нахмурился леший, предположив, что весь его позорный проигрыш в картах выплывет наружу. Про инцидент у Терямяки он уже не думал.

– Поп, которого ты убил, что-то там набормотал перед смертью, – пожал плечами Куратор.

– Я никого не убивал! – возмутился, было, Мишка.

– Да мне-то все равно, – прервал его собеседник. – Просто другие попы дело-то расследовали и обнаружили то, что им самим хотелось обнаружить. Да еще какой-то urho (богатырь, в переводе, примечание автора) медведя этого завалил (см "Не от мира сего 1", примечание автора), а люди во внутренностях бляху, точнее – ярлык обнаружили.

– Ну а я тут причем? – озадачился Хийси. – Тот поп сам на медведя полез, вот он его и задрал.

– Да пес с ними, с медведями и немедведями, – махнул рукой Куратор. – Договорился главный их, не знаю уж, как его там зовут, с кем-то из Хийси. Тебя сдали, да еще и всех болтающихся в лесу "заклятых" вычленили. Попам нужна жертва. И эта жертва – ты. Изловят и сожгут при стечении народа. Чтоб укрепить свое право на Веру.

– Вот блин, что за Вера у них такая? – сказал Мишка. – Если "заклятых" в стаю смогли сбить, то и меня, гады, вычислят. Только я живым не дамся.

– Живым, неживым – какая тебе разница? Главное – не даться. У тебя выход один – выиграть время.

– Сколько, интересно? – почесал в затылке Хийси.

– Год, два, может – пять лет.

– Круто, – вздохнул леший. – Или десять.

Показалось, что Куратор улыбнулся. Только глазами.

– Мой тебе совет: найди того человека, что с твоим медведем справился, – сказал он. – Вместе – вы сила. А будет вас тринадцать человек, да еще пять – тогда вы огромная сила. Тогда вы – Орден.

Мишка не стал спрашивать, как найти, да где. Ему, вдруг, стало совсем неуютно в этом чужом, скатывающемся в бездну лжи мире. Мелькнула шальная мысль, попытать счастья на Горе, но Vahtia Vaara (сторожить опасность, в переводе, примечание автора) не помогает убежать от опасности, она ее только караулит. Пять лет, или одиннадцать на вершине не просидеть. Да и за день там с ума сойдешь.

– Слушай, Куратор, – уже намереваясь уходить, спросил Хийси. – Тебе это зачем-то нужно?

Тот ответил не сразу, чуть покачал своей головой, словно перебирая мысленно какие-то свои аргументы, и, наконец, произнес:

– Пожалуй, что нужно. Я уже так давно здесь заперт, что и сам начинаю мутировать. Не внешне, – он усмехнулся. – Внутренне. Будучи в грязи, даже в поисках алмаза, нельзя самому не испачкаться. Мне не хочется лгать и злобствовать, я еще помню Бога, истинного Бога. Но, боюсь, что эти нынешние правила "с ног на голову" будут усвоены и мной. Не сразу и незаметно. Вот пока я в состоянии соучаствовать, я буду пробовать. Счастье и соучастие – одно без другого не бывает. Понял, шченок?

Они разошлись, каждый пошел своей дорогой, а гора Воттоваара осталась на месте нагонять страхи на случающихся людей и хранить великую тайну. В самом деле, горы-то не ходят, это магометы идут к горам.

Информация Куратора помогла лешему. Ему удалось справиться с погоней. Однако никак не получалось найти неизвестного богатыря, пока весь "нечистый" мир не содрогнулся от известия о гибели гиганта Змея Горыныча. Хийси со всех ног бросился к Ловозеру.

Да и "заклятые" устремились тем же маршрутом. Совсем голову потеряли, бедняги.

Мишка поведал Илейке свою печальную повесть, добавив, что исчерпал все силы, прячась от "заклятых", обходя козырные места, где его могут выявить другие Хийси. Однако встретился давеча с одним, что в его лесу самоуправством занимался. Побил, подлец, и погнал. Насилу удалось ноги унести. Зайцы и белки – и то почти перестали повиноваться. А что такое леший без зверья? На Илейку вся надежда.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю