Текст книги "Бездна"

Автор книги: Александр Авраменко

Соавторы: Александр Афанасьев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

Глава 10
Москва. Лондон. Стамбул

– Что скажете на это, товарищ Мерецков?!

Вся в пятнах рука Сталина бросила стопку фотографий прямо перед красным от напряжения командующим.

– С какими успехами ми встречаем Новый год? С какими, я вас спрашиваю, товарищ Мерецков?! Мы потеряли пять, поймите – пять дивизий! Тысячи советских людей погибли! Сотни – попали в плен, где терпят неслыханные издевательства и лишения, десятки единиц бронетехники оказались уничтожены! А ви знаете, товарищ Мерецков, что, к примеру, один броневик «БА-10» стоит 36900 рублей! Ви посчитайте, сколько народных денег ви пустили на ветер?! Почти двести машин, которые ми строили, считая каждую копейку, отрывая наши скудные средства от образования, строительства, медицины! И что взамен?! Я скажу, что ми получили от вас, от ваших молодих и умних командиров! НИЧЕГО! Только смерть, горе и позор! Да-да! Позор на весь мир! Красноармеец храбр, умён, вынослив! Если у него хорошие командиры, то нет такого, что бы было ему не по плечу! Таких храбрых бойцов нет ни в одной капиталистической армии мира! А вы их кладёте тысячами! Их убивают в плену, зверски замучивают из-за того, что такие, как ви в погоне за карьерой, за сытним и вкусним куском забыли, что бойцы тоже люди, а не ступенька к вашему взлёту! Что ви намереваетесь предпринять, товарищ Мерецков?

Тигровые глаза Сталина напряжённо впились в потеющего командарма. Тот сгрёб фотографии и лихорадочно соображая, начал:

– Мы хотим провести наступление в честь Новогоднего Праздника социалистической Родины…

– Идиот! Никаких наступлений! Ви – вредитель и провокатор! Вы не красный командир! Вон отсюда! Идите и подумайте, и если ничего действительно умного ви завтра не предложите на заседании Политбюро – мы найдём место для применения ваших талантов! Вон!

…Выгнав трясущегося от страха и унижения Мерецкова, Иосиф Виссарионович долго курил трубку, не в силах успокоиться. Затем, придя немного в себя, выбил пепел в хрустальную пепельницу и нажал на кнопку звонка. Появившемуся Поскрёбышеву кивнул:

– Вызови ко мне Лаврентия. Срочно.

Тот молча кивнул и исчез за массивными створками…

Нарком Госбезопасности прибыл через тридцать минут. Сталин принял его, сидя на прежнем месте. Единственное, что изменилось, это только то, что фотографии были аккуратно разложены на столе.

– Заходи, Лаврентий. Видел?

Седая голова кивком указала на снимки, где были запечатлены сгоревшие и разбитые снарядами танки и броневики, сваленные в кучи тела убитых красноармейцем. Берия бросил взгляд на карточки и кивнул.

– Видел, Иосиф Виссарионович. Мои ребята их и доставили. Но это не всё…

Он полез в щегольский жёлтый кожаный портфель и вытащил оттуда ещё одну стопку, потоньше. С красиво обрезанными краями.

– Вот. Голиков передал. По своей линии.

Коба неохотно взял, предчувствуя новую неприятность, и при первом же взгляде на изображение его руки заходили ходуном. С трудом он смог спросить:

– Это что?!!

– Изъято у финских наёмников. Сбили тут самолёт, а в нём экипаж – французы. Вот у них в сумках и нашли…

…Сталин видел всякое за свою долгую жизнь. И тюрьмы, и ссылки, и кровавый разгул Гражданской… Но здесь он словно вновь провалился в прошлое. Словно вновь побывал там, где прошли заградотряды Троцкого… расчлененные тела, обугленные конечности трупов, насаженные на колья красноармейцы…

– К сожалению, в плен эти сволочи попали уже мёртвыми…

– Завтра же я подниму на заседании вопрос о том, чтобы в плен больше финнов не брать!

– Не горячись, товарищ Сталин. Финны тут не причём. Я больше скажу – они НЕДОВОЛЬНЫ ТАКОЙ ПОМОЩЬЮ… Лучше сделать по другому – наёмников и добровольцев из других стран в плен – не брать. А ещё – выйти на Лигу Наций, а, чёрт! Нас же оттуда исключили из-за этого, Литвинова…

Сталин замер, осенённый мыслью:

– Слушай, Лаврентий… Сдаётся мне, нечисто дело. Что-то Вячеслав темнит! Я помню, мне докладывали, что он с немцами встречаться не захотел, якобы болен, а его супруга через месяц аборт в Кремлёвской клинике делала. Помнишь? Почему это больной человек на встречу вдруг не смог выйти, а ребёнка супруге сделал? Что-то тут нечисто… И почему идут постоянные жалобы на этих, журналистов? Разберись, Лаврентий. Найдутся у тебя УМНЫЕ люди?

Берия сверкнул стёклами пенсне, повернув голову к зашторенному окну.

– Найдутся. Пусть не у меня, но найду НУЖНЫХ людей. Остались связи ещё по делу Тухачевского…

– Вот ещё что, Лаврентий, хорошо, что напомнил! Подними дела ВСЕХ, кто проходил по его делу. Кто жив, кого под горячую руку расстреляли. Словом – ВСЕХ до единого. И ко мне на стол. Сдаётся мне, что не тех посадили, и не тех расстреляли. Кроме верхушки, естественно…

– Понял, Иосиф Виссарионович. Займусь немедленно.

– И главное – в тайне, Лаврентий. Чтобы ни одна живая душа непосредственно кроме нас с тобой и прямых исполнителей об этом НЕ ЗНАЛА. И особенно – МИДовцы.

– Есть, товарищ Сталин…

После долгого заседания Политбюро единогласно постановило – никаких наступательных мероприятий в ближайшее время не предпринимать. Начать накопление сил и техники для проведения большой операции по прорыву «Линии Маннергейма» в конце января – начале февраля 1940 года. До того времени войскам обустроиться на занимаемых позициях, вести тщательную разведку вражеских укреплений. В том числе и воздушную. Особое внимание уделить новым средствам ведения войны: самолётам, танкам, артиллерии. Дать конструкторским бюро страны задания на разработку образцов истребителей, бомбардировщиков и тяжёлых танков, а так же орудий крупного калибра…

…Вечером Сталин долго сидел у горящего камина на своей даче. Языки огня всегда его успокаивали. Он думал. Ещё никогда положение Советского Союза не было таким сложным. Нет, внутри страны всё нормально. С успехом выполняют пятилетний план, строятся новые заводы и фабрики, разрыв между капиталистами и первым в мире социалистическим государством рабочих и крестьян сокращается. И быстрыми темпами. Эх, нам бы ещё три – четыре года, и ни один враг не осмелиться покуситься на нашу землю. Но этого времени нет. Есть страшный враг – Гитлер. Который открыто заявляет, что цель германской экспансии – Восток. И Рейх предпринимает прямые шаги в продвижении Германии. Уже есть общая граница. Хотя пограничники и докладывают, что немцы ведут себя смирно. Но это – пока. Только до тех пор, пока идёт война с Францией и Британией. «Странная война». Разведчики докладывают, что целыми неделями ни с той, ни с другой стороны нет выстрелов. Ни одного. Французы вынуждены организовать вытрезвители для своих солдат. Пьянство в окопах просто гигантское! Такое ощущение, что немцам открыто говорят: ваша цель – СССР! И если вы нападёте на большевиков – плевать нам на всё. Вы будете лучшими друзьями…

Сталин передёрнул плечами, когда бесшумно вошёл офицер охраны.

– Иосиф Виссарионович, к вам товарищ Берия.

– Пусть войдёт.

Лейтенант отдал честь и вышел. Через мгновение появился Лаврентий с неизменным жёлтым портфелем. Сталин устало обратился к нему:

– Что у тебя?

Тот протянул ему папку:

– Вот список всех, кто проходил по делу Тухачевского. Комбриги, комполка. Остальные – в отдельном списке. И ещё – я послал людей. Куда было сказано.

– Молодец, Лаврентий. Всё правильно сделал. Сколько нужно ждать?

– Я думаю, не меньше двух недель. Пока доберутся. Пока наладят контакт. Словом, до конца января – точно.

– Ладно. Это время того стоит. И пока оно у нас есть. Ты в курсе, что постановили насчёт военных действий?

– Правильно постановили, товарищ Сталин! Ни к чему нам сейчас на рожон лезть, пока не разберёмся.

– Вот и я так думаю. Ладно. Иди, отдыхай. Скажи охране, чтобы постелили в гостином домике. Утром ты мне будешь нужен…

Новый, 1940 год СССР встречал весело! Народ гулял, несмотря на войну. Впрочем, она гремела где-то далеко, и казалась такой… ненастоящей… А между тем уже во всю крутились шестерёнки новой мировой войны…

…В небольшом уютном здании, окружённом пирамидами могучих платанов, сегодня принимали гостей. Несмотря на зимний январский день ярко светило солнце, выдался погожий день. В большом кабинете за круглым столом собрались только военные. Мундиры разных стран и народов, из Европы и Азии. Все были заняты важным делом – планировалось нападение на нефтепромыслы Баку и Грозного…

– Господа, вот ответ на запрос Комитета объединённого Штаба нашего военного атташе в Москве генерала Палласа. Он пишет следующее: …изучение нашим Генеральным Штабом вопроса… возможности уничтожения нефтяных источников, могло бы оказаться очень эффективным источником устрашения. Если уничтожить русские нефтепромыслы (а все они представляют собой разработки фонтанирующего типа и поэтому могут быть очень легко разрушены), нефти лишиться не только Россия, но и любой союзник России, который надеется получить её у этой страны…

– Согласен, господин Вюйемэн. Мой коллега генерал Айронсайд так же рассматривал данный вопрос в конце прошлого года, и пришёл к аналогичным выводам.

– О, господин Батлер! Пожалуй, впервые с начала войны наши страны проявляют столь трогательное единодушие!

– Да, господин генерал. А что скажут наши союзники? Предоставят ли Турция и Персия нужные нам базы для бомбардировщиков? Что скажет?

Невысокий полный турок в пышном мундире нехотя покрутил головой, затем решился:

– Я, маршал Чакмак, от лица турецкой армии согласен выделить союзным силам всё необходимое.

– Я военный министр Ирана Нахаджаван, готов предоставить все необходимые базы и материалы при условии…

За столом воцарилась тишина:

– что Британская Империя продаст нам ещё дополнительно 60 бомбардировщиков и 20 истребителей.

Британец и француз переглянулись, затем англичанин кивком выразил согласие.

– Тогда не видим препятствий к началу действий.

– Господин Вюйемэн, когда французский флот сможет преодолеть Босфор?

Тот на мгновение задумался, затем коротко бросил:

– Думаю, что через две недели. Максимум – три. А вы?

– Три эскадрильи «Бленхеймов» перебазируются на аэродромы в Иране через неделю. Насколько понимаю я – ваши «фарманы» будут под Стамбулом?

– Да.

– Великолепно. Тогда, думаю, что к середине февраля мы сможем нанести удар!..

…Потом был кофе. Пышные многоцветные ничего не значащие речи, обещания, пустые слова… Когда азиаты удалились француз и англичанин вновь склонились над картой.

– А теперь поговорим серьёзно, генерал.

– Да, думаю – можно. САСШ предоставила нам сто самолётов «Б-17». Их прибытие ожидается не позднее, чем через неделю.

– Великолепно. Наши самолёты УЖЕ в Египте…

– Вы будете удивлены, господин генерал, но наш флот прибудет в Стамбул через четыре дня.

– О! Тогда, в свою очередь, могу сообщить, что не позднее 15 февраля в Нарвике будет высажен стотысячный экспедиционный корпус.

– А что скажут норвежцы на это действие?

Британец надменно скривил седые усы:

– Империя не намерена учитывать чьё то мнение, кроме своего собственного, а так же нашего верного союзника – Французской Республики…

Оба генерала учтиво раскланялись…

Примерно в это же время в Лондоне очень полный джентельмен положил трубку телефона и пыхнул сигарой. Затем позвонил в колокольчик и сказал вошедшему слуге:

– Вызовите ко мне Дженкинса. Он в гостиной.

Когда тот вошёл в кабинет, Черчилль дописывал какую то бумагу. Диверсант терпеливо дождался, пока военный министр закончит своё дело и запечатает конверт.

– Это письмо должно быть вручено лично Канарису. Вам ясно, мистер Дженкинс?

– Да, сэр.

– Тогда – действуйте. И как можно быстрее. Промедление – смертельно…

Глава 11
Берлин. Карелия. Турция. Иран

Майор Дженкинс, резидент британской разведки, прищурился на ярко освещённую витрину берлинского ресторана «Адлер». Приятно всё-таки выполнять такие задания. Никакого риска, цивилизованная страна, пусть у власти в ней и этот сумасшедший… Впрочем, пора. Он сбросил швейцару на руки добротное американское пальто и вошёл внутрь зала. Тот был полон. Тот час к британцу подлетел метрдотель.

– Чего изволите?

– Для меня заказан столик. Мистер Смит. Гарольд Смит.

– Прошу вас следовать за мной…

Прислуга ресторана щеголяла выправкой, не уступающей офицерской. Через мгновение они оказались за уютным столиком, расположенным в углу, под раскидистой пальмой. Дженкинс лениво пробежал глазами меню, карту вин и небрежно развалясь на стуле сделал заказ. Официант исчез, чтобы буквально через мгновение подать салфетки, прибор, пепельницу. Майор бросил взгляд на наручный «Лонжин» – до встречи оставалось ещё пятнадцать минут… Он усмехнулся своим мыслям – дежурные филеры, которых гестапо прикрепляло к каждому иностранцу сейчас топтались на промозглом зимнем ветру, прячась где-нибудь в подворотне. Их жалованье уж точно не позволяло посещать подобные заведения. Ничего, этим немцам только на пользу. Пускай приучаются заранее к мысли, что ТОЛЬКО БРИТАНЕЦ может быть господином… Впрочем, пора. В это время официант поставил перед ним тарелку с дымящимся жарким, и англичанин небрежно потянулся за столовыми принадлежностями, не забыв поставить перед собой золотую зажигалку, украдкой бросив взгляд на висящие над выходом большие часы. Две минуты…

– Не даст ли господин турист даме огня? Я забыла дома зажигалку.

Дженкинс вскинул глаза, оторвавшись от еды – перед ним стояла пышная блондинка в вечернем платье, и, как было заметно, слегка навеселе. В её руке покачивалась тонкая дамская сигарета марки «Житан». Всё сходилось. Пароль, опознавательные знаки, в том числе и массивный золотой перстень с алым камнем, совпадали…

– Вы очень красивы, а я – не курю. Но зажигалка у меня есть. Вы позволите подарить её столь прекрасной даме?

– Какой вы галантный кавалер… И как прекрасно говорите по-немецки… Что же, я сочту ваш подарок за комплимент!

– Конечно!

Британец протянул ей свой «Ронсон», и связная без колебаний, нисколько не смущаясь спрятала зажигалку в своей сумочке.

– К сожалению, курить здесь можно только в дамской комнате, поэтому я вас оставлю ненадолго.

– К вашим услугам, фройлян…

Дама появилась возле столика через десять минут и не спрашивая разрешения присела напротив. Затем вернула ему зажигалку и поправила локон волос возле левого глаза, давая понять, что шифровка изъята, а взамен вложен ответ… Потом был ужин. Дженкинс проводил связную до такси и сам поехал в гостиницу при американском посольстве. Он не знал, кто дал команду янки оказывать ему всю возможную и невозможную помощь, но этот кто-то был очень влиятельным лицом, и все сотрудники посольства буквально лебезили перед скромным британским майором…

Лейтенант Петров, комбат один 20-ого танкового полка сидел в землянке возле жарко растопленной печки и молча смотрел на огонь. Повышение в должности его не радовало, поскольку он занял место сгоревшего накануне капитана Гоцеридзе. Шумного весёлого грузина… Тяжело говорить – был. Особенно, когда речь идёт о смерти друга. Вахтанг, или Ваха, как его называли между своими, был горячим парнем, как и все кавказцы. И эта горячность его сгубила. Получив приказ поддержать пехоту в атаке на дот-миллионник, он пошёл первым, и когда его машина получила тяжёлый снаряд, не стал эвакуироваться из горящего танка, а вытащив раненого механика-водителя и убитого заряжающего сам сел за рычаги «Т-26» и повёл машину дальше. Прямо через минное поле, как выяснилось… Заложенный финнами фугас оказался такой силы, что танк просто испарился. Даже малейших останков командира не удалось найти. И вот теперь ему нужно было сообщить семье погибшего, что Вахи больше нет… Впрочем, это не единственное письмо. Ещё восемнадцать таких же похоронок ждали своей очереди. От роты осталось всего две машины. Одна, Гоцеридзе, налетела на мину. Четверых расстреляли артиллеристы дота. Да два танка сожгли финские пехотинцы, забросав уже прорвавшиеся к окопам машины бутылками с зажигательной смесью… Ещё на той неделе Владимира назначили командиром роты, а сегодня он уже командир батальона… Петров невесело улыбнулся, вспомнив, как он обрадовался началу войны. Полный, самый настоящий идиот! Насмотрелся агиток, начитался Шпанова. Думал, что сейчас финские рабочие и крестьяне встретят Красную Армию с распростёртыми объятиями, откажутся воевать против своих братьев! Что война будет одним названием, такой же поход, как в Польшу, а после взятия Хельсинки он получит орден и сможет жениться на своей Верочке… Чёрт! Каким же дураком он был! Каким! Ему до самой смерти не забыть крики горящего заживо экипажа, у которого от невыносимого жара заклинило люки. А все попытки других красноармейцев потушить пламя вражеские снайперы пресекали в зародыше, расстреливая всех, кто поднимал голову… Не сможет он и забыть, как взорвалась цистерна с бензином, проезжающая мимо санитарной колонны, которую расстрелял лётчик на «Бристоле» с английской розеткой на хвосте… И до конца своих дней перед его глазами будут стоять те красноармейцы, которые попали в плен к финнам… Их разорванные пополам тела болтались на окровавленных верёвках, привязанных к могучим соснам, стоящим вдоль узкой дороги, ведущей на Запад. Попавший в засаду передовой отряд пехотинцев…

Пляшущие языки огня за приоткрытой дверкой завораживали, погружали в небытие, давая возможность хоть на секунду отрешиться от всего…

– Товарищ лейтенант, вас «Первый» вызывает!

– Понял. Сейчас буду.

Петров набросил полушубок на плечи, поплотнее нахлобучил суконный шлем и быстрым шагом направился к штабной землянке, где стоял телефонный аппарат.

– Слушаю, «Седьмой».

Он внутренне приготовился к тому, что сейчас им поставят очередную задачу атаковать, но… Знакомый рокочущий бас комполка сказал совсем не то, что он ожидал услышать:

– «Седьмой», приказываю: больше НИКАКИХ атак. Окопать всю технику, подготовиться к отражению возможных атак белофиннов. Организовать боевое дежурство. Все оставшиеся боевые машины тщательно замаскировать, к утру приготовить и отправить с нарочным донесение в штаб о потерях, потребностях в пополнении до штата в личном составе и технике. Да, чуть не забыл, Коля – поздравляю тебя «старшим лейтенантом»!

– Служу Трудовому Народу!

– Ладно, ладно. Командир дивизии утвердил твоё назначение, так что цепляй кубики в петлицы и радуйся – теперь ты не временно исполняющий, а постоянный командир части. Понял?

– Так точно, товарищ «Первый»!

– Ну всё. Будь. Приказ, кстати, с самого верха пришёл. А вообще, «седьмой», прибудь ко мне завтра после обеда. Понял?

– Есть, товарищ «Первый»!

Всё. Конец связи.

Старший лейтенант машинально крутанул ручку индуктора, давая обратный сигнал и опустился на ящик, служащий сиденьем.

… Наступать пока не будем… Это хорошо. Неужели наверху поняли, что штурмовать линию Маннергейма сейчас, без разведки, без тяжёлого вооружения, значит класть тысячи и тысячи жизней в надежде, что у врага кончаться патроны и снаряды раньше, чем у нас бойцы? Ладно. Поживём – увидим…

И спохватился – о чём он думает?! Как может он, красный командир, танкист, позволять себе мелкие трусливые мыслишки о том, чтобы выжить?! Позор… Позор! Но…

Он вновь уселся на чурбак возле чугунной печки и посмотрел на пламя… Жить всё-таки стоит. И умирать стоит. Только не так глупо, как погибли те, кто до него… А послезавтра – Новый Год. Новый, одна тысяча девятьсот сороковой…

Начальник Генерального Штаба турецкой армии маршал Чакмак стоял на пирсе стамбульской гавани, наблюдая за торжественным входом французской эскадры на рейд. Пронзительно, раз за разом вскрикивал ревун на флагманском линкоре, суматошно мельтешили матросы на палубах. На его свиту внезапно наполз вонючий выхлоп из трубы корабля, и офицеры закашляли, стали тереть сразу заслезившиеся глаза. Кто-то вполголоса выругался, желая этим проклятым ференги адских костров пожарче. Но Чакмак вдруг поёжился – ему стало страшно. Отчего? Турция воевала с русским испокон века, насколько он помнил, но вот поражений было НАМНОГО больше, чем побед. Это он знал точно…

– О, Аллах, сделай так, чтобы мою страну не коснулась рука неверных. Сделай так, чтобы эта война была ПОСЛЕДНЕЙ и ОКОНЧАТЕЛЬНОЙ…

Он резко повернулся и махнул рукой, подзывая автомобиль. Кто-то из свиты недоумённо спросил, глядя на него:

– Эфенди маршал, разве вы не будете ждать их командование для приветствия?

– Слишком много для них чести. Скажите их адмиралу, что у меня сердечный приступ.

Затем сел в машину, адъютант захлопнул дверцу и быстро уселся на переднее сиденье рядом с водителем. Обернулся, глядя собачьими преданными глазами, спросил:

– Куда прикажете ехать, эфенди?

– В госпиталь. Мне – плохо…

…Моррисон, сколько осталось?

– Ещё пять минут, господин уинг-капитан. Затем снижаемся до тысячи футов и идём ещё три минуты. Потом – посадка.

– Понял.

Уинг-капитан Олбрайт вновь посмотрел на приборы. Проклятые янки всё-таки научились делать самолёты лучше, чем в метрополии… Он щёлкнул тумблером, вызывая бортмеханика.

– Что там Леннон?

– Всё в порядке, сэр. Машина работает просто отлично!

Командир передёрнул плечами от неудовольствия. Проклятый недоумок ДОЛЖЕН ЗНАТЬ, что только англичане умеют делать настоящие добротные вещи. Только БРИТАНСКИЕ товары – лучшие в мире! И НЕ СТОИТ хвалить при нём что-то, сделанное янки. Надо будет наказать этого идиота по прибытии. А повод? Ха! Повод всегда найдётся… От приятных размышлений по поводу предстоящего наказания проштрафившегося нижнего чина его отвлёк сигнал штурмана:

– Точка «эйч», сэр. Пора начинать снижение!

– Понял. Выполняю.

Руки уже автоматически делали нужные движения: выключили автопилот, убавили обороты четырёх моторов, изменили положение элеронов. Огромная многотонная махина плавно пошла вниз. Вслед за ведущим этот же манёвр повторили и остальные пятьдесят машин эскадрильи. Олбрайт краем глаза взглянул в боковую форточку, и его сердце преисполнилось гордости – лучшие в мире пилоты! На самых лучших на данный момент машинах! Они устроят большевикам кровавую баню!

– Вижу сигнальные огни аэродрома, сэр! Всё в порядке! Приводной маяк включён, можно садиться!

– Держись, ребята! Приземляемся!

… «Б-17» послушно лёг на крыло и заскользил вниз, повинуясь рукам Уилбура Олбрайта…

…В это же самое время в кабинет Фюрера Германии Адольфа Гитлера вошёл начальник разведки Рейха адмирал Канарис. Выбросил руку в приветствии:

– Хайль!

– Хайль. Садитесь, адмирал. Докладывайте.

Вильгельм сел на жёсткий, ужасно неудобный стул с высокой спинкой.

– Мой фюрер! Мы получили точные данные, что англо-британцы в ближайшее время не будут предпринимать на «линии Зигфрида» активных действий.

– Откуда?

– Источник из близких кругов Черчилля сообщил, что в настоящее время союзники усиленно заняты подготовкой удара по Советам, чтобы помочь Финляндии.

– Вы УВЕРЕНЫ, Канарис?

– Да, мой фюрер! Документы неопровержимые. Более того, все сведения подтверждены нашими агентами в Стамбуле и Тегеране. Французская эскадра стоит в Босфоре. Полученные от американцев сверхдальние тяжёлые бомбардировщики «Б-17» почти все переброшены на иранские аэродромы.

– Так… И куда будет нанесён удар, как вы считаете, адмирал?

– Учитывая, что нефть, это кровь войны, мой фюрер – только два места: нефтепромыслы Грозного и Баку.

– Некстати… Русские поставляют нам нефть. Не скажется ли это на их поставках?

– Это уже ИХ проблемы, мой фюрер. Договор есть договор. Зато у нас есть гарантия, что неприятель не будет предпринимать ничего на нашем фронте, давая возможность нам подготовиться к грядущей войне уже ПО НАШИМ правилам.

– Это – хорошо. Очень хорошо.

Канарис решился:

– Мой фюрер, из нашего посольства в Берне получено письмо от британского военного министра лично вам. Вот оно.

Он извлёк запечатанный конверт из папки и положил его на стол.

– Наши лучшие специалисты его тщательно проверили – внутри нет ничего, кроме бумаги. Мы можем гарантировать, что письмо не отравлено и не содержит ничего. Для полной безопасности мы скопировали текст. Вот он…

Гитлер взял отпечатанный на специальной машинке перевод и одел очки. Он жутко не любил этого делать, несмотря на плохое зрение. Но в этот раз дело того стоило. Быстро пробежал глазами текст и удивлённо взглянул на адмирала:

– Вы… уверены, Вильгельм?

– Да, мой фюрер. Абсолютно.

– Но это же… Они обещают прекратить войну с имеющимся на данный момент политическим и географическим положением. Более того – они готовы предоставить нам необходимые припасы и вооружение! И всё это в том случае, если мы начнём военные действия против России не позднее десятого мая нынешнего года! И как они это себе представляют?!

– Через Северо-Американские Соединённые Штаты, мой фюрер. Америка – нейтральная страна. И может делать всё, что ей захочется. Все поставки пойдут оттуда…

– Так, а это что?! Взамен они просят не препятствовать оккупации Норвегии?! Но тогда они будут угрожать поставкам руды из Швеции!

– Не волнуйтесь, мой фюрер. Господин Даладье просил лично заверить, что нашим торговым отношениям со Стокгольмом НИЧЕГО не повредит. Более того, они готовы поставлять нам никель из Петсамо. Так же через Стокгольм…

– Хорошо, Вильгельм. Идите. Я должен подумать.

Адмирал поднялся со стула и, отдав партийное приветствие, вышел их кабинета. По дороге домой он всё время думал, получилось ли? В принципе он не сомневался, что Гитлер заглотит наживку. Уж слишком тот ненавидел большевиков…