Текст книги "Бездна"

Автор книги: Александр Авраменко

Соавторы: Александр Афанасьев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

Глава 8
Ленинград. Карельский перешеек

На немногочисленных дорогах, ведущим к Государственной границе СССР, вопреки обыкновению было не протолкнуться. Громыхали траками сотни танков всех видов и типов, начиная от ветерана промышленности «Т-26» всех модификаций и кончая новейшими скоростными «БТ». Ревели моторы многочисленных «ГАЗ-АА» и гораздо более редких московских грузовиков «АМО-3». Степенно плыли тяжёлые пушечные бронемашины, слышалось ржание сотен лошадей, тянувших гружёные припасами повозки, но всё перекрывал топот тысяч сапог двигавшейся в походном строю красноармейцев. Иногда над колоннами взвивались голоса запевал, заводивших самый популярный шлягер сезона «Вспоминай нас, Суоми-красавица», и хор послушно подхватывал слова песни. В тихом зимнем лесу было шумно. Бойцы шли весело. Они ещё не знали, что их ждёт, и поэтому настроение было приподнятым. Да и то, разве может крохотная буржуазная Финляндия противостоять могучему Советскому Союзу с его бескрайними территориями? Или немногочисленное население Суоми надеется одолеть миллионы советских людей, в сердцах которых горит вера в пролетарскую солидарность, вооружённых самой передовой марксистско-ленинско-сталинской идеологией, доказавшей свою истинность в боях с японскими агрессорами и победоносным Освободительным походом? И потом, разве Красная Армия не имеет лучшие в мире танки, самолёты, артиллерию? А её бойцы не самые закалённые и стойкие в мире? Все рассчитывали на то, что война будет скорой и обойдётся «малой кровью», как учили многочисленные агитаторы и пропагандисты. По-простому сказать – «шапками закидаем». И хотя доходили смутные слухи о силе выстроенной финскими буржуями «линии Маннергейма», но вряд ли она сможет послужить преградой могучей и непобедимой Красной Армии!

…Владимир Петров, командир взвода 20-й механизированной дивизии выглянул из башенного люка своего командирского «Т-28». Подмораживало, и обгоняемые танкистами красноармейцы казались окутанными клубами пара, словно сказочные призраки, бредущие по заснеженному лесу. Вот же невезение: соседняя с их танковым полком пехотная часть отправляется на фронт. Они же, по прежнему вынуждены торчать в своём расположении, хотя вроде и поступил приказ об отбытии к месту боевых действий. Но это только по слухам. Впрочем, сейчас, как бы кощунственно это не звучало, то, что дивизия остаётся на старом месте только способствует повышению её боеспособности: поступают новые машины, ремонтируются старые, прибывает приписной состав из запаса. Так что задержка на пользу. Да и с Верой ему удаётся встречаться, пусть редко, но комсоставу увольнения всё-таки позволяют… Он улыбнулся, вспомнив их последнюю встречу, когда им удалось выбраться в кино. Володя даже не помнил, что за фильм они смотрели, поскольку только погас свет, как они занялись более интересным делом, а именно – поцелуями. И когда экран погас, вышли на улицу с распухшими губами… Конечно, жаль, если он так и не попадёт на войну и другие, а не он получат награды. Жаль, если не придётся ему прийти к Вериной бабушке и не сказать:

– Я, лейтенант Петров, орденоносец, прошу руки вашей дочери.

Та вначале ахнет, а потом, очарованная блеском новенького ордена, согласно кивнёт головой, чтобы вечером, сидя на скамейке возле подъезда похвастать товаркам, мол, внучка за героя замуж выходит…

Александр Ковальчук, бывший пограничник, старшина, лежал под елью в глубоком снегу и тщательно осматривал лежащую перед ним местность. Где-то здесь начиналась оборона финнов. Два километра от границы. Кажется, что это такое – всего два километра? Можно и без бинокля всё рассмотреть даже с сопредельной стороны. Но как это сделать, если вокруг вековой лес, а верхушки гигантских сосен и елей уходят на головокружительную высоту? И ничей любопытный взгляд не пробьётся через сплошную стену бронзовых стволов? Лежащий рядом с ним артиллерийский разведчик протянул руку и отвёл мешающую смотреть в бинокль ветку. Старшина не успел даже выругаться, как вдруг что-то треснуло, и его щеку забрызгало кровью из пробитой тяжёлой пулей головы пушкаря. «Кукушка»! Обожгла мысль… Сразу стало невыносимо холодно… А через мгновение донёсся далёкий звук выстрела. Ковальчук попытался сориентироваться по нему, но бесполезно – отражаясь от деревьев, тот словно кружил по кругу. Оставалось только положиться на интуицию и выработанное годами службы звериное чутьё… Александр закрыл глаза, и мир исчез. Всё вокруг потемнело…

– Где же ты, сволочь, где?!

Вдруг словно кольнуло – там! До рези в глазах он всматривался в высоченную сосну с густой кроной, забыв про всё на свете. Точно! На мгновение сверкнул зайчик оптики. Потом вроде как что-то замелькало вдоль ствола… Хитёр финн! Верёвка в цвет коры. Специально красил! А вот напарники твои не очень осторожны – термос то белый, алюминиевый, видать… Очень медленно, чтобы ненароком не выдать себя резким движением, Ковальчук снял с предохранителя свой полуавтомат и прищурил глаз. Напрягся на спусковом крючке палец. Ну! Нет… Не разглядеть. Промажу. Уйдёт, сволочь. Или меня завалит… Ждать. Ещё ждать… Невыносимо медленно текли минуты, складываясь в часы. Начало быстро смеркаться. Зимой темнота наступает быстро… Не может быть! Приспичило, видать, финну всерьёз! По уже неразличимого цвета стволу скользило белое пятно. Старшина мгновенно рассчитал упреждение, передвинул шпенёк прицела… Вот снайпер достиг земли, вернее, снега. Выпрямился… И опрокинулся на спину – пуля из «АВС» оказалась точной и пробив лоб, снесла половину черепа…

– Головастый шюцкоровец попался, ишь, как мозгами вокруг раскинул…

Привлечённые звуком выстрела из-за бугра показались ещё двое белофиннов, и очередной патрон послушно скользнул в ствол. Выстрел! Есть! Враг рухнул на землю лицом вперёд. Следующий резко извернулся, пытаясь залечь, и пуля попала не в грудь, а в плечо, пройдя практически до пятки. Жуткая рана! Фактически, врага пронзило вдоль всего тела… Его истошный крик далеко разнёсся по лесу. Прислушавшись к нему, Александр удовлетворённо кивнул и ещё сильнее налёг на лыжные палки, отталкиваясь от плотного снега. Он спешил обратно к своим, поделиться с ними удачей…

… Командир 42-ой дивизии комбриг Панин был очень доволен. Удобно развалившись на расстеленном в санях полушубке, он вспоминал состоявшийся недавно разговор с новым командующим седьмой армии. Сидя за богато накрытым столом они долго беседовали, пытаясь прощупать друг друга, а потом Мерецков предложил ему примкнуть к тайной организации советских командиров. На вопрос Ильи Васильевича, чем же занимается это общество, тот прямо заявил, что речь идёт о том, чтобы заменить власть Сталина в стране военной диктатурой. Тогда Запад признает СССР и они, участники заговора, будут жить наподобие сатрапов древней Персии, ни в чём не зная отказа… Перспективы, развёрнутые перед подстёгнутым водкой мозгом казались очень заманчивыми, и недолго думая комбриг согласился. Первой задачей, поставленной перед новоиспечённым заговорщиком, было достичь максимальных успехов в командовании дивизией. Чтобы потом, когда победа над Финляндией будет достигнута, высокопоставленным изменникам было легче выдвинуть его на другую, гораздо более значимую должность…

Панин сделал очередной глоток из фляги с настоящим армянским «Двином» и недовольно выругался сквозь зубы. Быть недовольным приходилось по нескольким причинам: во-первых, дивизия двигалась вперёд, по его мнению, слишком медленно. Проклятые финны непрерывно устраивали завалы на дорогах. Тысячи мин подстерегали каждого, пытающегося разобрать их или свернуть с проторенного пути. Их снайперы непрерывно обстреливали колонны войск, диверсионные группы обходили красноармейцев с флангов и открывали неожиданный огонь в упор из автоматического оружия или миномётов. Забрасывали гранатами повозки и автомобили. В приданному дивизии танковом полку потеряли уже почти двадцать процентов машин из-за поломок, да и движение оставшихся было под угрозой из-за проблем с доставкой бензина. Словом, радоваться особо было нечему… И он сделал очередной глоток коньяка…

В воздухе с рёвом прошёл самолёт. Наш. «И-15». Низко, над самыми макушками. Блеснув лакированными крыльями на неярком декабрьском солнце, он снизился над самыми верхушками деревьев и, промчавшись над вытянувшейся колонной, сбросил вымпел.

– Стой! Стой, тебе говорят!

Комбриг ткнул своего возницу палкой, которую специально имел при себе на такой случай.

– Немедленно доставить донесение ко мне.

– Слушаюсь, товарищ командир!

Красноармеец отдал честь и бегом бросился через снежную целину к краснеющей на белом снегу алой ленте. Поскольку радиосвязью пользоваться Илья Васильевич не умел, то вынужден был отдавать команды либо по телефону, либо через делегатов связи. Изредка вышестоящие командиры прибегали и к такому способу передачи указаний и донесений, как авиапочта. Самолёт разведчик сбрасывал добытые сведения в специальном контейнере с привязанной к нему длинной цветной лентой для лучшего обнаружения, и на земле, достав документ, уже использовали его по назначению, либо передавали дальше по инстанциям… Комбриг следил за пробивающимся через глубокие сугробы вестовым. Вот тот уже почти добрался до вымпела, нагнулся, берёт в руки. Поворачивается, радостно машет рукой, подавая знак… Делает шаг и… В мгновение ока вырвавшийся из снега столб огня и чёрного дыма скрыл из глаз красноармейца. Гулкий грохот ударил по ушам… Когда разрыв опал, и облако дыма унеслось прочь стала видна огромная воронка и куски чего красного, разбросанного вокруг неё… Илья Васильевич выругался. Потерять донесение было очень плохо… Если бы командир дивизии знал, что было на карте, сброшенной авиаразведчиком, то несомненно, что его проклятия и ругательства удесятерились, поскольку пилот сообщал, что дивизия втягивается в ловушку. Два финских полка уже заняли позиции вдоль обочины единственной дороги. Ещё один – заканчивал обход, перекрывая пути отступления. Ну, а впереди красноармейцев ждали железобетонные доты той самой «Линии Маннергейма…»

Через два часа командиру дивизии доложили, что передовые части попали под неожиданно мощный огонь укреплений противника и залегли. Полупьяный комбриг приказал выдвинуть артиллерию для подавления «проклятых финских империалистов», и слабосильные «С-100» и «Ворошиловцы» застряли в глубоком снегу, поскольку перепуганные красноармейцы категорически, невзирая на все приказы командиров и комиссаров отказывались сходить с дороги, опасаясь вездесущих финских мин… А потом с холмиков и пригорков, окружающих вьющуюся между ними дорогу полетели гранаты, ударили пулемёты, автоматы и винтовки шюцкоровцев…

Анти Сорвинен наклонился над широко раскинувшим руки убитым красным и попытался выдернуть придавленную массивным телом винтовку. Оружие русских было лучше, чем у финнов. Оно не клинило на морозе, было проще по конструкции и выше по надёжности. Да и патроны к нему теперь куда как легче достать… Ремень захлестнул запястье, и финн наклонился, распутывая брезентовую ленту. Русский. Он ведь, в принципе и не виноват, что его погнали на войну Сталин и комиссары. Разве хотелось ему умирать, этому русскому? Но он, Анти, защищает свою страну, свою Суоми. И если ему приходится убивать таких вот русских крестьян и рабочих, то он будет это делать…

Глава 9
Норвегия. Швеция. Финляндия

Под крики вездесущих чаек караван судов швартовался к пирсу. Летели на берег сизалевые и пеньковые концы с красной нитью, вплетённой в волокна. Суетились швартовые команды на дощатом настиле причалов, обматывая толстенные тросы вокруг массивных кнехтов. Взвизгивали время от времени кранцы, притираемые железными бортами, качающимися на волнах залива. Вот он, Тромсё! Виктор Бешановски жадно вглядывался в невысокие дощатые домики, крашеные коричневой и бордовой краской, с белыми наличниками на небольших окнах. И снег. Повсюду громадные сугробы, между которыми прокопаны проходы. Внезапно ему стало холодно, и он потёр застывшие вдруг руки. Сзади послышался немного гнусавый, как у всех французов голос:

– Эй, друг, пошевели костями, нам тоже хочется ощутить под ногами не эту, трижды проклятую скользкую палубу, а настоящую твёрдую землю!

Поляк обернулся – перед ним стоял невысокий офицер в английской шинели, украшенной птичками флаинг-офицера. Пилот? Точно. Что же, хорошо! Значит, большевики не смогут безнаказанно бомбить их наземные позиции. Есть кому прикрыть голову! Виктор улыбнулся и, сняв перчатку протянул руку пилоту:

– Поручик Бешановски. Приятно познакомится.

Но, неожиданно для поручика, украшенный щегольскими, под вновь вошедшего в моду Фантомаса, француз вдруг презрительно сплюнул ему под ноги и процедил сквозь зубы:

– Ты, славянское быдло! Как ты СМЕЕШЬ обращаться к ФРАНЦУЗСКОМУ офицеру?! Прочь отсюда, дерьмо!

Этого унижения горячая кровь шляхтича вытерпеть не могла, и он швырнул под ноги галлу стянутую ранее перчатку:

– Я вызываю вас на дуэль.

Пилот усмехнулся, но вместо того, чтобы принять вызов, вдруг с размаху влепил массивной бутсой прямо между ног поляка. Раздался короткий вскрик. А потом – вой… Эжен де Блюе вновь улыбнулся – это научит вшивого поляка подобающему поведению! Подумать только: он ПОСМЕЛ вообразить себя, представьте себе – АРИСТОКРАТОМ! Он расстегнул ширинку форменных брюк и оросил струёй мочи наглеца, затем перешагнул через скорчившегося от невыносимой боли в тестикулах поручика и шагнул на ступени трапа…

… Товарищи помогли подняться Виктору из лужи мочи и блевотины, старательно маскируя злорадство на лицах. Он с трудом передвигая ногами спустился на землю, затем двинулся по стрелке указателя к месту сбора… Его губы дрожали, а в голове вертелись самые страшные способы возмездия надменному французишке…

Кэптен Олбрайт едва удержался от смеха, увидев мокрого, распространяющего непередаваемый аромат поляка. Тот выпил немало крови и нервов у флегматичного англичанина в пути, требуя невесть чего и корча из себя лорда. Когда участь всех этих эмигрантов – стать пушечным мясом на защите интересов Империи. И вот кто-то указал вонючему на данный момент не в переносном, а буквальном смысле туземцу подобающее место.

– Бешановски! Десять минут на приведение себя в порядок! В противном случае поедете в кузове грузовика!

Виктор побледнел: если остальные наёмники грузились в тёплые салоны автобусов, то ему придётся трястись без всяких удобств, в продуваемом всеми ветрами дощатом кузове старенького «ситроена»? И что же тогда станет с ним в конце пути?! Но что делать? Что?! Между тем подгоняемые морскими пехотинцами поляки торопливо влезали в автобусы, занимая лучшие места, а драгоценное время шло, и выхода поручик не видел…

– Вы не выполнили приказ, Бешановски! По прибытии трое суток ареста. А сейчас – марш в кузов! Олбрайт указал на машину, должную послужить транспортным средством для Виктора, и тот попросту взвыл. Правда, про себя, поскольку везти его должна была ассенизационная цистерна… не смея возразить, он послушно влез на транспорт и оседлал пузатую бочку, словно лошадь, треснул ледок, покрывающий его брюки. Зарычали моторы, и колонна двинулась к станции…

Только через час, уже в поезде, ему удалось выменять часы, последнее, что оставалось у него из дома, на комплект новой формы у англичанина интенданта и переодеться у горячей чугунной печки. И ещё через два часа он окончательно пришёл в себя. Какое унижение! Эти англичане и французы обращаются с нами словно… словно… и вдруг его обожгла мысль: словно с русскими!..

Границу Шведского Королевства состав с добровольцами миновал ночью, без всякого досмотра. Только шведские пограничники заперли все вагоны на замки и повесили пломбы везде, где только можно. Поскольку французы и англичане ехали в обычных пассажирских вагонах, им было, в принципе всё равно, так как называемые «удобства» присутствовали в них изначально. Куда хуже пришлось полякам, грекам, чехам и словакам, едущим в теплушках для перевозки скота. Огромная параша на сорок человек создавала в воздухе вагона непередаваемый аромат, а когда к тому же закончилось топливо для установленных в теплушках печках, то внутренности теплушек превратились в нечто особенное, с жутким холодом и вонью. И сбившись в кучу, чтобы хоть чуть-чуть согреться, пассажиры проклинали на все голоса тот день и час, когда они вызвались «добровольцами», чтобы заработать немного денег…

…Бешановски с трудом открыл глаза – вагон стоял, двери были нараспашку, и свежий воздух немного привёл его в себя. Поляк попытался пошевелиться, и несмотря на его удивление, суставы ему подчинились… Он подполз к выходу и осторожно выглянул наружу: перед теплушкой стояло двое солдат в незнакомой форме. Завидев его, они вдруг оживились, а потом подскочили к поручику и ухватив за руки выволокли из вагона… А потом было разогретое до невозможности нутро финской бани, сауны. И новая форма. И доброжелательность финнов, а ещё – осознание того, что из всей теплушки их выжило только четверо. Остальные замёрзли насмерть…

Лейтенант Эжен де Блюе выругался в очередной раз. Ему, настоящему французу, истинному патриоту, приехавшему браться против грязных славян дают какую-то развалину! Старый голландский «С-10»! Тем более, что господин лейтенант был пилотом бомбардировочной авиации, а ему предстояло летать на каракатице, которую финны использовали как штурмовик! Слава Богу, хоть не в одиночку! Стрелок размещался в задней открытой кабине. И лейтенант лелеял надежду, что тот, как все финны окажется метким стрелком и не даст русским азиатам сбить его машину… А аэродром? Обычная лесная поляна, правда, расчищенная и выровнянная этими чёртовыми финнами, но жить предстояло в ЗЕМЛЯНКАХ! Никаких удобств! Господин лейтенант привык к горячей воде, собственному писсуару, отдельному туалету со специальной бумагой. А вместо этого он должен был ходить грязным, поскольку денщика ему тоже не выделили! Он должен был САМ заботиться о своей одежде, САМ ходить в столовую, и самое страшное – в радиусе почти пятидесяти километров невозможно было найти ни одной мало-мальски симпатичной, и тем паче, доступной женской физиономии! Это выводило де Блюэ из себя больше всего! А ещё оказалось, что механики у финнов ни слова не понимают по-французски! Никакой цивилизации! Дикая страна! Эжен уже начинал жалеть о том, что согласился поехать на край света добровольцем… Тьфу! Он изящно высморкался на белый, ещё нетронутый ничьими следами снег, выпавший сегодня ночью… Внезапно он заметил бегущего к нему и размахивавшего руками капитана из соседней эскадрильи:

– Лейтенант! Лейтенант! Вы слышали новости? Русским вчера всыпали! Разгромлено две дивизии! Взяты тысячи пленных, множество имущества, им нанесён непоправимый ущерб! Медведь получил по морде, и азиаты теперь крепко подумают, прежде чем лезть на маленькую, но гордую страну! Тем более, что за спиной финнов стоит вся цивилизованная Европа!..

… Анти Сорвинен выругался. После памятного разгрома русских он уже думал, что всё, скоро попадёт домой, но нет. Никого из резервистов не отпустили даже в отпуск. Правда, стали кормить получше, так как домашние продукты уже у всех закончились, и им выделили полевую кухню с разбитным поваром, добровольцем из Норвегии. Тот оказался неплохим парнем, правда, с ветром в голове, но дело своё знал крепко. Вот и сейчас, после наваристого супчика из британской тушёнки с индийским горохом Анти выскочил из землянки до ветра и вдруг замер – навстречу ему по дороге молча надвигались русские. Он не сразу сообразил, что те идут без оружия, что это пленные… Длинную колонну конвоировали всего десяток солдат, правда, с автоматами «суоми», но всё равно, пленных красноармейцев было на глаз человек пятьсот.

– Это что же, целый полк русских в плен взяли?

Послышался голос сзади, это на свежий воздух вышли остальные обитатели землянок, заслышав монотонный гул на дороге от множества ног. Но никто не ответил задавшему вопрос… Русские шли молча, уткнув взгляды в землю. Только шарканье сотен подошв по земле разрывало воцарившуюся тишину.

– Проклятые русские! Сидели бы дома на своей печи, да дразнили тараканов!

– Странно, почему они без лаптей?

– Ха! Жалко баб с ними не было, глядишь, согрела бы какая!

Но любителя сладкого быстро оборвали.

– Заткнись! Они тоже люди!

Внезапно фон шагов разорвал новый звук. Где-то за лесом затарахтел мотор автомобиля. Между тем колонна прошла мимо расположения роты Сорвинена и исчезла дальше в лесу, уходя в тыл… Люди вновь разбрелись по землянкам, спрятавшись от холода поближе к печкам… А в обед приехал повар. Только в этот раз он был почему то бледен и необычно молчалив. А когда раздавал еду, то с трудом удерживался от рвоты. Анти, получив свою порцию, хлопнул норвежца по плечу:

– Что приуныл, парень? У нас утром русских пленных мимо гнали! Повезло им, отсидятся в тылу теперь. Ни пули ни снаряды им больше не страшны!

Внезапно тот затрясся и каким то рыдающим голосом ответил:

– Правду говоришь, Анти. Правду! Им теперь НИЧЕГО не страшно! Все там, за лесом, сидят.

Сорвинен не понял:

– Что значит – сидят? Лагерь что-ли для них там устроили?

И тут повар расхохотался. Причём дико, взахлёб, пока кто-то не сообразив, что у норвежца поехала крыша, просто не вырубил его ударом тяжёлого кулака по темечку.

– Чего с ним, ребята?

– А кто его знает. Сорвинен, о чём он с тобой говорил?

– Сказал, что русские за лесом сидят.

– За лесом наши союзники, поляки стоят. Это что получается, москалей на их место посадили?

Вмешался в разговор лейтенант.

– Сорвинен, возьми свой взвод и проведай как поляков, что за ерунду повар несёт? Мне никто об изменении диспозиции не докладывал и не сообщал…

Недовольный Анти встал на лыжи и вместе с пятью бойцами заскользил параллельно дороге… Вернулся, впрочем, он через два часа, весь не похожий на себя. Сопровождающих его солдат пришлось вести под руки, а бледный, как смерть Сорвинен глухим голосом докладывал своему лейтенанту, что русских отобрали у конвоя и всех замучили… Кого-то из пленных насадили на специально вытесанные колы вдоль дороги. Кого-то облили водой и заморозили. Многих просто распилили пополам большими пилами, а части подвесили на ели, словно новогодние игрушки. Тем, кого разрубили на части топором, можно сказать, повезло. Поскольку некоторых привязывали к деревьям, обливали бензином и поджигали. Во всяком случае, из пленных не осталось в живых ни одного человека… Лейтенант вспылил, и обвинил Анти во лжи, но его рассказ подтвердили все пошедшие с ним солдаты. Тогда Антикайнен связался со штабом полка по телефону, но там ему заявили, что это не его дело и посоветовали заткнуться и молчать… Но зато разрешили роте передвинуться на другое место стоянки. Повар в себя так и не пришёл, и его сдали явившемуся за ним на лошади санитару. Тот долго смотрел на норвежца, потом молча натянул ему на голову мешок и уложил в сено, которым было выстлано дно санок. Сам долго молча курил, потом, видно собравшись с духом щёлкнул кнутом и медленно тронулся обратно…