Текст книги "Бездна"

Автор книги: Александр Авраменко

Соавторы: Александр Афанасьев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

Глава 26
На пути в Париж!

– Убрать перископ!

Взвыли моторы, и густо смазанная тавотом сигара поползла вниз. Лодка шла на смертельный риск, но дело того стоило: только что Фёдор Видяев рассмотрел среди бушующих на поверхности волн медленно ползущий войсковой конвой. Добрых два десятка транспортников. Эсминцы охранения. Густо дымящий прорыватель, на которые шли либо приговорённые к смертной казни преступники, либо полные отморозки. И даже небольшая авиаматка. Впрочем, из шторма она была вполне безопасна – это только русские могли в такую погоду запускать свои самолёты, невзирая на смертельный риск. А цивилизованные французы – никогда. Вопрос атаковать или не атаковать не стоял. Другое дело, что из-за такого волнения торпеда могла либо просто уйти мимо, либо внезапный шквал мог обнажить лодку, и тогда она станет лёгкой добычей для британских эсминцев. Впрочем, в любой момент её и так могли засечь сонарами, и тогда… Видяев даже передёрнул плечами, вспомнив, как они торпедировали нахального англичанина в Белом море. Скрежет рвущихся переборок, хлопки лопающихся ламп, и даже, как ему показалось в гидрофоне, вопли умирающих «Томми»… Но там – новые полки, а то и дивизия нелюдей, рвущихся напиться человеческой крови, стереть с лица земли очередной город, сжечь живьём его жителей, на кону – судьба страны, его семьи, поэтому, невзирая на риск надо атаковать, чуть помедлив, он отдал приказ:

– Приготовиться к атаке!

Мгновенно эти слова разнеслись по лодке, застучали каблуки торопливо разбегающихся по своим местам краснофлотцев, чуть сильнее, казалось, завыли электромоторы. Лодка медленно, крадучись выходила на позицию, акустик, высунувшись из своей кабины крикнул:

– Шум винтов усиливается, проходит к северу.

Видяев молча кивнул. Томительно поползли секунды, пока «щука» маневрировала.

– Глубина – пятнадцать. Старшина, дифферент на нос – два градуса. Поворот семь градусов.

– Есть!

– Так держать!

– Есть так держать!

Фёдор торопливо повернулся к штурманскому столу.

– Что там?

– Торпедный треугольник рассчитан!

– Всплыть на десять метров! Перископ поднять!

Чуть слышно завыли тяговые, и сигара поползла вверх. Он вжался взглядом в линзы и даже отшатнулся – настолько близко оптика приблизила тронутый ржавчиной, крашеный шаровой краской борт, усеянный громадными заклёпками, практически дистанция пистолетного выстрела! С такого расстояния выпускать торпеду опасно. Что делать? решение пришло мгновенно – поднырнуть под эсминец и бить сразу их кормового и носового торпедного аппарата.

– Первый – пятый аппараты к стрельбе изготовить!

– Первый аппарат – готов!

Через мгновение:

– Пятый аппарат – готов!

Фёдор поднёс к глазам часы, отсчитывая секунды.

– Глубина – двадцать пять метров, погружение! перископ убрать!

Бухание и звон винтов стали невыносимыми. Кое кто даже зажал уши.

– Первый, пятый аппараты – пли!

Он словно физически увидел, как рванули рычаги спуска, как замолотили винты воду и хорошо смазанные смертоносные игрушки выскользнули из своих труб, стремительно ввинчиваясь в воду.

– Пятнадцать. Тринадцать… семь…

Штурман монотонно отсчитывал секунды.

– Одна, ноль, минус один, минус…

Неужели промах?! Командир внутри весь сжался, но в этот миг ударил гулкий взрыв, за ним – другой. С треском лопнула лампа от близкого взрыва, обдав всех осколками даже через защитную решётку.

– Срочное погружение. Моторам – стоп. Акустику – слушать!..

– Есть шум погружения. Слышу металлический скрежет, похоже, ломается корпус. Точно так, товарищ командир!

– Штурман, занесите в журнал: потоплены транспорт водоизмещением восемь тысяч тонн и эсминец охраны. Время, координаты.

– Есть, командир!..

…На мгновение солнце затмила яркая вспышка – брызнули в разные стороны обломки самолёта, мимо фонаря пронеслась гигантская плоскость с ещё вращающими винты моторами. Иван не успел даже охнуть, как его «МиГ» пронёсся мимо уродливого облака дыма, оставшегося на месте взорвавшегося на собственных бомбах «Б-17»… Победа была полной. Начал его полк, затем подоспели ещё, нагрянула и невиданная доселе в этих местах эскадрилья «Фокке-Вульфов» из немецкой авиашколы под Казанью. В воздух было поднято всё, что могло летать: от курсантов лётный школ, до практически всех авиационных частей Люфтваффе и СССР. В эфире стоял сплошной гул от мата русских пилотов и коротких отрывистых команд немцев, до завываний горящих в ослепительном пламени авиационного бензина англичан и американцев. Ожесточение боя достигло высшей стадии. Небо было перечёркнуто огненными трассами снарядов и пуль, распорото в клочья винтами и осколками. Землю изрыли шрамы от падающих с неба обломков самолётов. Из дыма и пламени время от времени выныривали купола спасающихся лётчиков. И не раз и не два нос истребителя склонялся в сторону парашютиста и короткая трасса обрывала жизнь неудачливого агрессора. Или того перерезало пополам, или разрывало на части разрывом крупнокалиберного снаряда, а то и вспыхивал купол, и тело камнем летело к земле, чтобы превратиться в окровавленный мешок костей. Их, этих пилотов, никто из своих не осуждал – все знали, ЧТО принёс родной земле враг, а многие из лётчиков потеряли свои семьи ил других близких в той мясорубке уничтожения, которую организовали англичане и французы…

…Винт наконец-то прекратил своё вращение, фонарь кабины послушно скользнул назад, но Иван не смог выбраться из кабины. Просто не было сил. Он выложился без остатка. Топнули по плоскости сапоги, сильные руки ухватили под мышки, вытащили наружу, бережно уложили на расстеленное кем то прямо под крылом одеяло. Иван лежал, просто любуясь небом. Затем синеву заслонило круглое лицо комполка:

– Ну что скажешь, Кожедуб?

– Всё в порядке, товарищ командир полка. Завалили – всех…

– Что всех, я знаю. Наблюдатели с земли передали, а ты сам?

– Пятеро, товарищ Новиков. Пять крепостей.

– Молоток, Ваня! Коли дырку! Я – не я буду, если тебе орден не выбью!..

Командир полка полковник Новиков доверие Ивана Кожедуба не оправдал. Ордена тому не вручили. Вместо этого ему, а так же Адольфу Галланду, Николаю Алелюхину, Петру Волкову, Александру Покрышкину и Гюнтеру Раллю было присвоено высокое звание «Героя Советского Союза»…

– Бамс! Жжжжж…

С воем ушла в сторону болванка тридцати семи миллиметровки «Сомюа». Макс злобно выругался и чуть довернул башню «четвёрки».

– Огонь!

Длинностволка полностью себя оправдала – донный трассер уткнулся под срез башни и изо всех щелей французского среднего танка рванул жёлтый дым, а через мгновение с резким хлопком гранёная башня, переворачиваясь в воздухе, взлетела вверх, бессильно хлопая кормовыми люками, а вдогонку ей рвануло пламя. Танковая рота «СС» столкнулась с французскими танками, когда пыталась пробиться к Штутгарту. Их пропустили, а потом тяжёлые самоходные орудия перекрыли им проход, а в лоб ударила танковая дивизия под командованием де Голля. Французы не ожидали, что перед таким ошеломляющим превосходством немцы даже не подумают сдаться, а будут сопротивляться до последнего. Фон Шрам быстро рассредоточил свои машины вдоль господствующих высот, затем связался со штабом. Ему обещали помочь, и обещание выполнили – через тридцать минут выстраивающиеся в боевые порядки танки противника были атакованы штурмовиками. Вверх рванули столбы чадного бензинового пламени, так радующие глаз настоящих немцев, поскольку в этом огне сгорали их извечные враги. Впрочем, число противника уменьшилось не настолько, сколько бы хотелось. Но самолёты уже ушли назад. Зато через эфир донеслась весточка от соседей – полк средних танков некоего Петрова спешил им на выручку. Но до них было почти сорок километров по местности, занятой врагом. И Макс особо на них не рассчитывал. Впрочем, сдаваться никто не собирался, поскольку ЧЕМ закончится плен знали все. И желания служить в качестве деликатесной закуски на столе людоедов ни у кого не было… Первая волна «лягушатников» была выбита ещё на дистанции, недоступной их слабым пукалкам, украсив поле чёрными столбами костров и многочисленными потёками горящего бензина. Это немного отрезвило врага, а так же дало немного времени соседям. Но вот во второй атаке уже пришлось туго: пользуясь своим численным преимуществом, целая рота «гочкисов» обошла позиции немцев и ударила с тыла, если бы не предусмотрительность фон Шрама, оставившего в резерве за холмом взвод машин, то им бы пришлось туго. Несмотря на все модернизации броня с кормы была слабовата и вполне по зубам даже французским мелкокалиберным пушкам, особенно – в упор. Но пока уродцы французского танкопрома обходили длинный, но мелкий овражек, ребята, стоящие в резерве успели доложить командиру о любителях лягушачьих лапок. А затем, подождав для приличия, пока французы вытянутся в линию и подставят борта, аккуратно расстреляли их из своих семидесяти пяти миллиметровок. Это отшибло аппетит ещё на полчаса. Затем появился, похоже, сам де Голь. В бинокль было видно, как на поле появилась роскошная штабная машина, из неё выскочила долговязая, крикливо, словно петух, разукрашенная фигура и подбежав к стоящему в тылу «Б-1бис» что-то долго говорила, экспансивно размахивая руками. Макс хорошо это рассмотрел в свой двенадцатикратный морской бинокль. Попасть из пушки по этому галлу не смог бы и лучший в мире наводчик из-за расстояния. Поэтому приходилось только наблюдать. Через полчаса бурной жестикуляции в стане французов наконец наметилось шевеление, и вперёд стали выдвигаться уродливые морды тяжёлых танков. А затем, шевеля плоскими раками и чадя моторами появились настоящие монстры, представляющие неимоверного калибра стволы на гусеничных шасси. Когда пушки загрохотали, пришлось по настоящему туго. Неуклюжие машины били достаточно точно. Маскировка была сбита на раз, и пришлось под огнём перегонять машины на обратный склон холма, оставив только наблюдателей, как только немцы удалились, «лягушатники» ринулись в атаку. Но, как выяснилось, ложную. Едва танки Макса вынырнули из-за склона, как французы ударили из пушек, подбив сразу две машины. Выскочить из них никто не смог, поскольку и спасаться было некому и не из чего. «Четвёрки» просто разнесло на клочки… И тогда фон Шрам понял, что пришёл конец. Французы под прикрытием крупного калибра подберутся поближе, и спокойно расстреляют их из своих орудий. Впрочем, Макс был спокоен, ожидая неизбежного конца с фатальным спокойствием, положенным каждому истинному немцу. И вот этот момент настал… Впрочем, он не стал дожидаться смерти сидя на месте – был один, правда, очень слабенький шанс вырваться: смешаться с атакующими, тогда артиллеристы прекратят огонь, опасаясь подбить своих, а между тем танки врага подползали всё ближе и ближе…

– Дистанция четыреста метров.

Доложил наблюдатель. Фон Шрам пожал плечами и закурил сигарету, выдохнул облачко дыма, посмотрел на солнце, чуть прищурясь. Он – ждал. Может, чуда. Может – случая. Сам не знал, чего. Внезапно он услышал кузнечика. Самое странное! Беспрерывный грохот непрекращающегося обстрела, и стрекотание обычного полевого насекомого… Это же прекратили обстрел тяжёлые пушки, значит, французы уже рядом! Пора! Он щелчком отправил окурок в раскрытый люк, поправил гарнитуру на берете и скомандовал:

– Нибелунги! В атаку!

Взревел на повышенных оборотах «В-2», выстреливший тяжёлую «четвёрку» словно камень из пращи. Следом рванули с места оставшиеся танки его роты. Их появление на склоне холма было неожиданным для «лягушатников», и в первое мгновение те растерялись. Чем Макс и воспользовался, с ходу влепив бронебойный прямо в лоб «Сомюа». Тот даже осел от удара и медленно покатился назад, похоже, что механика-водителя убило на месте. Неуправляемая машина врезалась кормой в более лёгкий «Рено» и на мгновение замерла на месте, но потом законы физики вступили в действие, и оба танка заскользили по склону вниз. Рядом взорвался ещё один француз, которого подшиб кто-то из товарищей Макса. Распустил гусеницы массивный «В-первый бис», густо зачадил второй… Ударила болванка в маску пушки, но броня выдержала, и механик – водитель с ходу врезался в крошечный по сравнению с «Т-4» «Рено». На мгновение замер, затем гусеницы потащили тяжёлую машину вверх, и она стала наползать на француза. А затем… затем резко осела, раздавив гадину. Что-то рвалось под гусеницами, отчаянно визжал перемалываемый траками металл, рассыпая искры. Но «четвёрка» выдержала, и гулко ударила пушка, снося бортовую передачу «Гочкиса»… Мехвод с размаху ударил бортом второй «Гочкис», сыпанули веером искры, но уральская сталь оказалась крепче французской. Уродец зарылся в землю и безуспешно перебирал плоскими гусеницами, пытаясь вылезти из земли, в которую полностью зарылись его катки. В этот момент по застрявшей машине ударил кто-то из сослуживцев Макса, в суматохе боя было непонятно, и башню француза снесло ко всем чертям… Страшный удар бросил немца лицом в прицел, брызнула кровь из рассечённой брови. Кто-то из «лягушатников» оказался более удачлив, чем его предшественники, и болванка влепила точно в борт «Т-4». Броня вспучилась и покрылась сеткой мелких трещин, но выдержала. Ещё удар! Ещё! Фон Шрам понимал, что его везение не бесконечно. Просто сработает закон больших чисел, и галлы, пользуясь своим преимуществом двадцать к одному просто расстреляют их в конце концов, или у панцеваффе кончаться боеприпасы… Пока спасал механик-водитель, который вертел «четвёркой», словно гигантской игрушкой, бросая из стороны в сторону, прячась за французами, не давая тем возможности стрелять, из опасения подбить друг друга. Ещё выручал надёжный сверхмощный русский дизель, натужно ревя, тем не менее, послушно выволакивал многотонную машину. Но Макс сердцем чувствовал, что осталось немного… Уже горел его сосед справа, Курт Майер, и на его волне нёсся непрерывный вой кого-то из членов экипажа, горящего заживо. Скорчился возле покосившегося на бок танка другой панцерман, зажимая распоротый осколком живот, из которого выскальзывали зеленоватые внутренности. Ещё кто-то, разорванный пополам, торчал из сорванной башни, уткнувшейся стволом в землю, и из её погона, висящего над землёй, свисали какие то жуткие кровавые клочья… Оставалось немного. Десяток снарядов. Литров сорок солярки. Двести патронов к пулемётам… Макс оторвался от прицела и посмотрел на заряжающего, тот спокойно выдержал его взгляд, жестом указав на зияющую первозданной пустотой боеукладку. Командир кивнул в ответ. В этот момент их швырнуло из стороны в сторону – Отто заложил видимо совсем уж невероятный вираж, и Макс вновь прилип к панораме командирской башни. Мгновенный холодок пронёсся по телу с пяток до головы – из дальнего лесочка выползали танки. К французам шло подкрепление… Стоп! К французам ли?! Не может… Не может быть!!! Он не выдержал и заорал во всё горло:

– Наши! Наши идут!!!

Спохватившись, вжал тангенту ротной рации:

– Всем, кто меня слышит! Полный вперёд! Там – НАШИ!

И плевать, что скошенные обтекаемые борта выходящих навстречу танков ничем не напоминали гранёные прямые линии тех, кто уже два часа дрался не на жизнь, а на смерть. Плевать! Это – СВОИ! РУССКИЕ – ПРИШЛИ! Как и обещали…

Глава 27
Тыл – Фронту

На обычном русском поле под Кубинкой сегодня было необычно многолюдно. И не только от множества тщательно замаскировавшихся от постороннего глаза охранников в камуфляжной пятнистой форме. Не только от одетой в тщательно отутюженную парадную форму дополнительной цепи почётного караула. Тесно было от необычно большого количества роскошных лимузинов всех видов и марок. Тут стояли «ЗиС-101» и «Паккарды», «Майбахи» и «Мерседесы». Блистали чёрным лаком роскошные «Опель-Адмиралы», доставившие на полигон большое количество людей в самой разнообразной форме, среди которых выделялась голубая, с отделанными серебряным кантом лацканами форма Геринга. Впрочем, его расплывшуюся фигуру трудно было с кем перепутать. Шевелил своими усами Гудериан. Поминутно вытирал бритый череп невысокий, но почти квадратный Катуков, быстро выдвинувшийся благодаря прирождённому таланту полководца во время боёв на первые роли. Ему пророчили должность командира первой танковой армии, вновь организуемой союзными войсками. Рядом с невысоким Роммелем стоял Бирюков, и ожесточённо размахивая руками что-то пытался доказать германскому полководцу. Чуть в стороне сгруппировалась кучка штатских, лысые и с короткими стрижками, в очках и без. В костюмах и толстовках, впрочем, мода на последние уходила с той же скоростью, с какой сыны Израилевы покидали ряды Партии. Все ждали. Чего?

Наконец часовые у большой отдельно стоящей палатки взяли свои винтовки «на караул». Причём абсолютно синхронно: что высокий красноармеец в голубой фуражке, стоящий слева, что примерно такой же тевтон в стальном шлеме, чёрной форме и повязкой на правом рукаве. Из – за тонкого брезента показались оба вождя, советский, и германский. Они шли, непринуждённо о чём то беседуя и улыбаясь встречным. Словно ветер облегчения пронёсся по собравшимся – и Вождь, и Фюрер были в отличном настроении. Вот они рука об руку проследовали к блестевшей свежей краской трибуне и уселись в центре на лучших местах. Следом заспешили члены свит, торопясь усесться поудобнее. Командовавший показом начальник кубинского Полигона Артамонов скомандовал начало показа.

Через минуту из скрытой за кустами балки вырвался необычный танк. Его скошенные борта выдавали русскую школу танкостроения, но торсионная подвеска и дульный тормоз непривычно длинной пушки – германскую. Выдохнув облако сизого дыма, враз обозначившего дизельный двигатель, танк почти мгновенно набрал скорость, и понёсся по целине, совершая резкие повороты, остановки, и даже развороты на месте, загребая широкими гусеницами навстречу друг другу. Из установленных на мачтах динамиках разнёсся голос диктора:

– Уважаемые товарищи! Перед вами образец единого тяжёлого танка «Т-41». Вес – 38 тонн, орудие – восемьдесят восемь миллиметров. Максимальная скорость – пятьдесят километров в час, лобовая броня – сто миллиметров, броня башни – сто миллиметров. Экипаж – четыре человека.

Бурные аплодисменты раздались со всех сторон – перед собравшимися демонстрировались первые опытные экземпляры военной техники, созданной в содружестве конструкторами обеих стран. Вежливые японцы в круглых очках, присутствовавшие по настоянию Адольфа Гитлера в качестве почётных гостей, пытались сдержать свои эмоции, но это удавалось им с трудом. Между тем танк, покрутившись ещё немного, исчез за кустами, и на сцене появился новый артист. Перед собравшимися появился полугусеничный транспортёр. Шлёпая гусеницами и поблёскивая свежей краской на ещё не просохших бортах он вышел на площадку прямо по центру трибуны, раскрылись стальные борта, и оттуда поднялась сборка трубчатых направляющих…

– Перед вами реактивная ствольная установка «Катюша БМ-8-48» на шасси полугусеничного транспортёра, сорок восемь направляющих, калибром сто тридцать два миллиметра. Мины – вращающиеся в полёте, максимальная дальность…

Показ продолжался долго, перед высокими гостями показывали пушки, миномёты, противотанковое оружие. Всех впечатлил солдат с трубой, увенчанной набалдашником. Его кумулятивная мина прошила почти двухсотмиллиметровый стальной лист насквозь. Гитлер склонился к Сталину и прошептал:

– Хотя ни у французов, ни у англичан нет танков с такой бронёй, но зато у них есть доты.

Тот довольно ухмыльнулся в ответ.

– А если у господ французов есть хитрая броня, на линии Мажино, то у наших солдат найдётся хороший консервный нож, чтобы вскрыть их, словно банку килек в томате.

И оба рассмеялись… Наконец показ техники закончился. Промаршировали солдаты тяжёлого сапёрного батальона. Все в тяжёлых защитных кирасах, массивных касках, похожих на шлемы с прорезями для глаз. В руках они несли длинные шесты со свинчивающимися зарядами и шестовые мины. Оживился Геринг – наступал его черёд. Точнее – теперь приступала к показу авиация, рядом с ним так же закопошился генерал Копец, командующий авиацией с Советской стороны. Первым показалась необычная машина, чем то напоминающая давно известные автожиры, но в отличие от них не имеющая винта спереди, на широко разнесённых балках вращались два винта навстречу друг другу. Поблёскивала на солнце широкая полукруглая кабина, из которой торчали стволы двух спаренных «МГ», приблизившись к собравшимся на фигуре необычная машина застыла в воздухе, а затем стала медленно поворачиваться, демонстрируя себя со всех сторон. Народ просто ахнул, увидев по бортам двадцати трёх миллиметровые «ВЯ» на турелях, имеющие впечатляющий радиус обстрела. ТАКИХ машин ещё никто из собравшихся не видел. Восторг усилился ещё больше, когда из люка в днище машины спустился канат с крюком на конце и аккуратно подцепив ведро с водой, поставил его на столик, стоящий чуть в стороне:

…– Данная машина обладает невероятной манёвренностью, как вы видите. Она способна зависать на месте, двигаться со скоростью двести тридцать километров в час и обладает радиусом действия тысяча километров…

Чуть меньше впечатлили поршневые машины, наверное, что в них никто не видел ничего особо нового. А зря! Модернизированный до неузнаваемости «ЛаГГ», превратившийся в «ЛАФВ», с двигателем в 4000 лошадиных сил и ракетной батареей под плоскостями. Массивный, но грациозный «Туполев», наконец то обретший второе дыхание после установки на нём немецких моторов. Бывший советский бомбардировщик «Пе-2» перестал им быть, превратившись в сверхмощный истребитель танков, вооружённый ракетами с кумулятивными боеголовками. И всё – благодаря новым двигателям. Каким чудом удалось немцам вытащить остнастку для их производства, как спасали квалифицированных рабочих и гениальных конструкторов, не волновало никого. Всем был нужен результат. И они его увидели. Когда из-за низких туч с непривычным уху воем прошли четыре машины, не имеющие винтов, но тем не менее идущие с колоссальной скоростью, недоступной обычным истребителям. Первые реактивные самолёты. А завершила показ громадная сигара, с гулом и пламенем вырвавшаяся из под земли, и через мгновение растаявшая далеко в небе…

Майор Петров закончил обозревать окрестности и молча спустился в башню. Было над чем подумать. Впереди – густой, почти непроходимый лес, горные склоны. Заросшие просеки, по которым едва могут пролезть его «тридцать четвёрки» и «Т-4» немецких геноссен. Но задача поставлена, и от её выполнения зависит многое в судьбе их стран, если не всё. Штурмовать могучую линию Мажино будут после того, как их танковый кулак, на острие которого он со своей отдельной бригадой, прорвётся через Арденны и выйдет в долины Арраса, обходя долговременные укрепления с тыла. Англичане и французы наводнили Францию, Бельгию и Голландию пятью тысячами танков, сотнями тысяч солдат, почти тремя тысячами самолётов. И это не считая гигантской оборонительной линии, врытой в землю на десятки и сотни метров, с многометровой бронёй, с подземными заводами, железными дорогами, гигантскими минными полями… Сколько людей потеряют СССР и Германия при атаке в лоб? Стоит ли оно человеческой крови? Нет. Значит – надо…

– Механик – вперёд!

Дизель послушно прибавил обороты, взвизгнуло ферродо сцепления включаемой передачи, и танк послушно, едва перебирая траками, стал спускаться по крутому склону…

Ковальчук поправил ужасно неудобную винтовку поудобнее. Да ещё идиотские ботинки с обмотками жали немилосердно. Оглянулся – его ребята, изображающие немецких дезертиров послушно шлёпали, изображая внешним видом облегчение, рядом с ним шагали другие ряженые под голландских солдат. Их целью был единственный мост через широкое ущелье, который давал возможность войскам группы «С» вырваться на оперативный простор. План захвата был дерзок: поскольку сооружение было подготовлено к взрыву, то решено было пустить вперёд диверсантов, изображающих голландских солдат, конвоирующих немецких дезертиров. Лейтенант изображал одного из голландских солдат, а командиром был средних лет майор из «бывших», говорящих на сложном языке ничуть не хуже природных голландцев. Он единственный вызывал беспокойство Ковальчука, поскольку прибыл в подразделение буквально за два часа до начала операции… Шаг, другой, третий… Вот из будки вышел один из врагов, махнул рукой, что-то заорал. Александр натужно улыбнулся, а вот их «командир» просто расцвёл улыбкой и бойко залопотал на протяжном, со множеством переливов языке. Настороженность часового исчезла, тот махнул рукой – мол, проходи скорее, небольшая колонна поравнялась со сложенным из мешков дотом, миновала будку охраны. Ковальчук чуть заметным кивком головы указал идущему позади сержанту тянущийся змейкой провод, убегающий под опоры. Гулко забухали под ногами металлические плиты моста. Уже немного до конца. Там – второй пост. Вот он. Часовой улыбается. В ответ? Чёрт, улыбка застыла на неестественно стянутом лице. Вот голландец подходит совсем близко, лезет в карман… Сигарета! Александр остановился. Послушно встала и вся колонна. Извлёк из кармана зажигалку, услужливо щёлкнул кремнем, часовой потянулся к огню и вздрогнув, замер на месте, затем рухнул на землю. Плоский ножевой штык пробил череп под челюстью и пронзив мозг, уткнулся в плоскую нелепую каску английского образца. Мгновенно из под длинных шинелей извлечены короткие диверсантские «ППС», все прыскают в стороны, словно тараканы от кипятка. Но это на только на первый взгляд. Каждый в его группе знает, что должен делать, и какая задача перед ним стоит. Валяться, словно скошенные охранники на люксембургской стороне моста. Бухает за дощатыми стенами караулки граната. Со звоном летят в разные стороны стёкла, выдавленные взрывной волной. Мгновенно рубятся провода, тянущиеся к взрывчатке, и вот уже двое сапёров, зацепив тросы, спускаются под каменные опоры, чтобы обезвредить заряды, две минуты – мост захвачен!

«Бывший» останавливается рядом и вытирает нож о шинель валяющегося мёртвого часового. Замечает тесак Ковальчука и заинтересованно приподнимает сползшую на лицо убитого каску. Чуть взблёскивает в утреннем солнце торчащее из черепа жало острия. Уважительный кивок. Но Александру неприятно. Наверняка бывший белогвардеец, который воевал с его родителями, пусть сейчас они и на одной стороне, но всё равно… Немцы ему и ближе, и понятнее. Между тем радист уже связался со штабом и передаёт короткую шифрограмму. Ковальчук зримо представляет, как где-то там раскручиваются винты самолётов, грохочут могучие танковые дизели, суетятся командиры пехоты, надсаживая горла. Армия вторжения начинает МЕСТЬ…

– Все занять позиции! Приготовиться к обороне!

Томительно тянутся минуты. Утренний туман стремительно исчезает в ущелье, и вскоре видна весёлая горная речка, ярко плещущая волнами. Какое ей дело, текущей здесь уже сотни, а то и тысячи лет до короткой человеческой жизни, которая для неё – один миг? Одно движение волны? Её воды текут в цветущие долины, крутят мельницы и генераторы. Поят жаждущие влаги поля. Начало же жизни, которую даёт эта река – в горных ледниках. Вечных и неискоренимых. Смотрящих на суету крошечных существ внизу со спокойствием бессмертных…