Текст книги "Обвиняются в шпионаже"

Автор книги: Александр Михайлов

Соавторы: Владимир Томаровский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

– Гут! У вас для этого будет возможность. В ближайшее время вы будете доставлены в Псков в распоряжение штурмбаннфюрера Крауса.

Отто Краус, о котором говорил Грейфе, возглавлял филиал разведывательного органа "Цеппелин" ("Русланд-Норд"). Это был опытный разведчик, специализировавшийся на подготовке шпионов и диверсантов, засылаемых в советский тыл. Майор был одним из немногих, посвященных в замысел предстоящей операции: ему поручалась подготовка исполнителя террористической акции.

Спустя несколько дней Таврин прибыл в Псков.

Было в нашем герое что-то такое, что изначально располагало к нему людей. Во-первых, лицо – простое, добродушное. Лучезарный, как у Швейка, взгляд. Добавим к этому радушную улыбку, умение, подобно известному гоголевскому персонажу, «пули отливать» и «узелки завязывать». Вот многие и принимали его «совершенно за главнокомандующего».

Краусу он тоже показался. "Неброская внешность. Общительный, ловкий, изворотливый. Судя по всему, тертый. И что немаловажно, обстрелянный. Как раз то, что требуется", – заключил он после знакомства с агентом.

– Времени у нас с вами, Петр Иванович, в обрез, – предупредил штурбаннфюрер, подчеркнуто уважительно обращаясь к Таврину по имени и отчеству. – Подготовку начнем немедленно. Жить будете на легальном положении в городе на частной квартире. На работу оформим инженером на завод. В ваше пользование предоставляется автомобиль. Адаптируйтесь, вживайтесь в роль… Специальную подготовку пройдете в учебно-тренировочном центре. Под Псковом у нас хорошая база. Ваша обязанность – обрести хорошую форму, научиться стрелять без промаха, стать хорошим взрывником. При этом имейте в виду, что придется осваивать новейшие образцы оружия.

Один из таких образцов вскоре был продемонстрировали Таврину. Это был "панцеркнаке" – портативный гранатомет, специально сконструированный немецкими оружейниками. Аппарат состоял из короткого ствола – примерно 30 сантиметров, ударного механизма, бронебойно-зажигательного снаряда и небольшой электрической батарейки. При помощи кожаного манжета он закреплялся на правом предплечье и мог быть легко замаскирован в рукаве пальто. Снаряд приводился в действие путем нажатия специальной кнопки, соединенной проводком с батареей, спрятанной в кармане одежды.

Таврин буквально рот открыл от изумления, когда из этой "игрушки" на его глазах была пробита бронированная плита толщиной 45 мм.

Продемонстрировали Таврину магнитную мину с дистанционным радиовзрывателем и радиоуправляемый фугас, которые также предусматривалось использовать при осуществлении теракта.

В общем, он окончательно убедился, что его хозяева не шутят и средств на свою затею не жалеют.

А дальше начались регулярные индивидуальные тренировки под руководством опытных инструкторов, а зачастую и самого Отто Крауса. Был задействован весь арсенал морально-боевой подготовки террориста. Таврин показал себя человеком обучаемым. Он терпеливо переносил физические нагрузки, упорно тренировался в стрельбе из автоматического пистолета, закладывал и взрывал различные мины, совершенствовал водительские навыки, прыгал с парашютом…

Успешно адаптировался он и к условиям гражданской жизни. Таврин никогда не был заморышем, а тут, спущенный с поводка, на довольно сытных хлебах, он быстро нагулял жирок и, как следствие, стал приударять за женщинами, а затем завел себе и постоянную подругу. Звали ее Лидия Шилова. Она работала бухгалтером на том же заводе, где с некоторых пор стал появляться "инженер" Таврин. Дело дошло до женитьбы. Немцы не возражали против этого брака, и вскоре Петр Иванович поселился у своей новой жены.

Поначалу Лидия принимала Таврина за того, кем он ей представился – русского инженера, который неплохо ладит с германской администрацией и находится под ее покровительством. А то, что дело обстоит именно так, она могла судить по его автомобилю, дорогому кожаному пальто, по дефицитным продуктам, в обилии попадавшим на их стол. Сам же Таврин раскрываться раньше времени не спешил.

Между тем из Берлина пришла команда: штурмбанфюреру Краусу вместе с агентом Тавриным явиться на Потсдамерштрассе, 29.

В назначенный час оба переступили порог кабинета Грейфе. Вначале оберштурмбанфюрер выслушал доклад Крауса о том, как идет подготовка агента. Затем обратился непосредственно к Таврину:

– Теперь, господин Таврин, я скажу основное. Главной вашей мишенью в Москве должен стать Иосиф Сталин! Надеюсь, вы понимаете, что его устранение окажет решающее воздействие на ход войны. Вам выпала великая миссия. Я призываю вас действовать в высшей мере решительно. Вы можете стать героем.

Что мог ответить на это Таврин? Разве что снова повторить про себя пословицу о птичке, у которой "коготок увяз".

Далее Грейфе сообщил о принятом решении перевести Таврина из Пскова в Ригу, так как, по имевшимся данным, в Пскове много русской агентуры и она может узнать о Таврине и готовящейся переброске его через линию фронта. Туда же, в Ригу, предполагалось передислоцировать в ближайшее время всю команду "Циппелина".

Активность русской контрразведки возрастала с каждым днем. Практически уничтоженная накануне войны, она стремительно набирала силы. Отряды "Смерша" быстро и эффективно уничтожали разрозненные группы диверсантов. Многие не успевали даже приступить к выполнению задания. С помощью имевшейся в гитлеровских разведдиверсионных школах агентуры НКВД проваливались явки, разоблачалась агентура, завязывались радиоигры.

Многие помнят бестселлер конца сороковых годов "Подвиг разведчика". Отважный разведчик, которого играет прекрасный актер Павел Кадочников, дурит головы немцам, добывает секреты, которые добыть почти невозможно, а в конце похищает гитлеровского генерала.

Аналогичной должна была быть операция, задуманная на Лубянке. Там стало известно об одной из школ подготовки диверсантов для проведения акций в Москве и Подмосковье. Ряд перевербованных немецких агентов были возвращены назад. От них русская контрразведка получала самую свежую и полную информацию. Чекисты решили пойти дальше – выкрасть начальника школы. Помимо собственно плана операции был изготовлен макет самой разведшколы, со всеми подъездными путями, площадками для возможной посадки самолета. Дело оставалось за малым – решением Сталина.

Доклад Берии Сталин выслушал с интересом. С интересом осмотрел доставленный макет. Операцию одобрил, но с некоторым уточнением. Хирургическим.

– Мы знаем координаты школы?

– Знаем, товарищ Сталин.

– Поручите воздушной армии, пусть проведут бомбардировку.

Сталин был лишен эстетских изысков, вопросы решал кардинально и по существу. Через некоторое время после авиационного удара школа перестала существовать, как перестал существовать начальник школы, которого хотели выкрасть чекисты. Как перестала существовать агентура, с помощью которой чекисты получали информацию.

Лес рубят – щепки летят.

Помимо беседы с Грейфе, у Таврина в Берлине состоялась еще одна знаковая встреча. Его принял штурмбанфюрер СС Отто Скорцени – «отец немецких коммандос», родоначальник стратегии и тактики диверсионных операций. Несмотря на сравнительно молодой возраст (к моменту описываемых событий ему исполнилось 35 лет), за спиной у этого человека было богатое прошлое и выдающиеся заслуги перед рейхом.

Родился 12 июня 1908 года в Вене. Отец и старший брат были инженерами. После окончания Технического университета специальность инженера получил и Отто Скорцени. С детства самозабвенно занимался спортом и никогда не пропускал занятия на свежем воздухе: считал физические упражнения своего рода необходимостью. После поступления в университет стал членом "Гимнастического союза". "В ходе упорных тренировок мы готовили себя во всеоружии встретить грозовое будущее, – вспоминал он позднее, – учились воевать и побеждать в суровых битвах жизни. Нас учили тому, что физическая сила необходима, чтобы подчас только голыми руками защитить свои слова и дела".

Летом 1932 года под воздействием выступления Йозефа Геббельса на ассамблее сторонников НСДАП в Вене вступил в австрийскую нацистскую партию. Когда год спустя НСДАП была запрещена в Австрии правительством Дольфуса, стал членом тайной организации "Германская гимнастическая ассоциация" и бойцом одного из созданного этой организацией подразделения самообороны.

Впервые отличился, когда во время политического кризиса в феврале—марте 1938 года один отправился в президентский дворец в Вене и предотвратил вооруженное столкновение между старой гвардией и новым формированием – эсэсовцами.

Его военная карьера началась в период польской кампании в одной из инженерных частей "Ваффен СС" (Waffen SS – войска СС были созданы для ведения боевых действий вместе с армейскими соединениями). 30 января 1941 года произведен в офицеры. Боевое крещение получил в Югославии. В составе дивизии "Рейх" участвовал при вторжении в Россию. В числе отличившихся в сражении под Ельней был представлен к Железному кресту II степени.

Интересны воспоминания о русском походе, оставленные Скорцени. Они значительно разнятся с расхожими утверждениями о якобы триумфальном шествии германских войск по советской территории в начальный период войны.

Из воспоминаний:

…На следующий день мы медленно двинулись вперед и по правому берегу реки Буг вышли к Брест-Литовску. Русские, оборонявшие центральную крепость города, оказывали яростное сопротивление. Внешний гарнизон был взят в плен, но я передвигался по городу со всеми предосторожностями – русские снайперы били без промаха! На все предложения капитулировать и прекратить бессмысленное сопротивление русские отвечали решительным отказом. Потерпели неудачу и все попытки незаметно проникнуть в крепость и взять ее приступом. Убедительным доказательством этому были трупы солдат в серой полевой форме, лежавшие на подступах к вражеской цитадели. Прошло еще очень много времени, прежде чем был уничтожен последний солдат гарнизона. Русские сражались до последнего патрона и до последнего человека.

…Мы переправлялись через Березину южнее Божинка. Русские сосредоточили здесь большие силы. Они яростно оборонялись, поэтому форсирование водной преграды заняло у нас три дня.

За две недели русской кампании мы очень хорошо познакомились с "госпожой Саперной Лопаткой!". Мы по-настоящему учились окапываться – рыли маленькие, но глубокие "норы", чтобы разместить командный пункт и узкие окопы для сна.

В воздухе свистели пули, русские стреляли часто и точно, а мы, как кроты, зарывались в землю, чтобы не стать мишенью для русских снайперов.

…Прямой наводкой била по нашим укреплениям тяжелая артиллерия противника. Нам не оставалось ничего другого как глубже и глубже зарываться в землю… Мы зарывались на 2 метра в глубь земли – там были наши гостиные и спальни. Везде мы перекрывали свои "норы" в два—три наката: два-три слоя срубленных деревьев укладывались крест-накрест, а свободное пространство между ними засыпалось землей.

А потом последовал сюрприз! Русские бросили в бой танки такого типа, который до сих пор ими не использовался. Позднее они стали известны как Т-34. Наши противотанковые орудия оказались малоэффективными против этих монстров. С невероятным напряжением нам удавалось отсечь эскортирующую пехоту, а вот танки прорывались. На наше счастье этот танк еще не был запущен русскими в массовое производство, но нам с головой хватало двух или трех десятков русских чудовищ. Обычным явлением для нас стало объявление тревоги по поводу танкового прорыва за линию обороны.

…История не сохранила автора рецепта "коктейля Молотова", одного из самых эффективных противотанковых средств. Солдат заливал горючую смесь в обычную бутылку. Через отверстие в пробке в нее погружался фитиль из пакли, который поджигался перед броском. В случае попадания в цель бутылка разбивалась о раскаленную броню, прикрывавшую мотор танка, жидкость растекалась и моментально воспламенялась. Танки горели как факелы!

…Мы несли огромные потери в ходе непрекращающихся ожесточенных боев с противником.

…Здесь нам довелось на себе испытать русскую тактическую новинку – ночные атаки. Небольшими группами русские просачивались через нашу передовую линию, концентрировались в тылу наших войск. Ночью они снимали боевое охранение и наносили внезапный удар.

До тех пор пока мы не отыскали противоядие, русские наносили нам жесточайший урон своей выматывающей нервы тактикой ночного боя.

…Мы очень многому научились у русских. Так, осматривая одну из захваченных позиций, я впервые в жизни увидел то, что называется у них "индивидуальная стрелковая точка". Это была настоящая "лисья нора" диаметром 80 см и глубиной около 2 метров. Извлеченная земля была тщательно рассыпана вокруг, а сама нора была замаскирована так, что, прежде чем увидеть ее, туда вполне можно было свалиться самому! Та тщательность, с которой "стрелковая точка" была сработана, заставляла задуматься об объеме вложенного труда и времени. Однако позже во время допросов русских пленных я с удивлением узнал, что от начала и до конца вся работа не занимает больше часа. Русские оказались великими мастерами маскировки, они и в самом деле были ближе к природе, чем, например, мы.

…Яростное сражение развернулось вокруг переправы через Десну. Южнее нас, в нижнем течении реки, русские захватили и удерживали сильно укрепленный плацдарм на нашем берегу. Это доставляло нам немало хлопот. И уже совсем таинственно происходило снабжение войск. Мы никак не могли понять, каким образом русские переправляют через реку живую силу, снаряжение, продовольствие и боеприпасы. Самолеты люфтваффе напрасно искали мост. Ответ на загадочный вопрос мы нашли только после форсирования Десны. Русские сконструировали своего рода подводный мост: невидимые с воздуха и суши фермы моста находились на глубине 30–40 см от поверхности воды. Русские использовали его только в ночное время. На меня произвело огромное впечатление безупречное инженерное решение этой гениальной идеи.

…Фатализм и полное безразличие русских к вопросам жизни и смерти ввергали нас порой в весьма близкое к шоку состояние.

Восточный поход Скорцени окончился в районе Истры. Здесь его застало контрнаступление советских войск. И если бы не внезапный приступ желудочных колик, кто знает, не разделил бы он печальную участь многих тысяч германских солдат, павших на заснеженных полях Подмосковья.

Далее началась служба в 6-м управлении РСХА (Главное управление имперской безопасности. 6-е управление – Аусланд-СД (служба внешней разведки), в функции которого входило обеспечение политической разведки). Скорцени было поручено создать школу для подготовки разведывательной агентуры для всего Главного управления. Впоследствии из курсантов этой школы было сформировано специальное подразделение "Фриденталь" для выполнения самых сложных заданий в любой точке земного шара.

Самой известной специальной операцией, осуществленной Скорцени и его людьми, стало вызволение из заточения итальянского диктатора Бенито Муссолини.

Это было персональное поручение фюрера. "У меня есть очень важное задание для вас, гауптштурмфюрер, – сказал Гитлер, обращаясь к Скорцени, когда тот по его приказу был доставлен в ставку "Волчье логово". – Муссолини, мой друг и наш верный товарищ по оружию, был предан вчера своим королем и арестован соотечественниками. Я не могу и не оставлю величайшего сына Италии в беде. Для меня дуче – это воплощение величия древнего Рима. С новым правительством Италия больше не будет нашим союзником. Я сохраню верность своему старому другу. Он должен быть незамедлительно освобожден, иначе они выдадут его союзникам. Я доверяю вам дело его освобождения".

Скорцени выполнил приказ фюрера. В короткие сроки ему удалось установить место, где под охраной содержался дуче. Это был высокогорный отель "Кампо Императоре" в горах Абруцци (Италия). Команда эсэсовцев во главе со Скорцени на планерах приземлилась на крохотном пятачке у самого отеля на высоте 1500 метров и, без единого выстрела справившись с охраной, на самолете эвакуировала дуче в безопасное место, откуда он был переправлен в Берлин. Скорцени буквально из рук в руки передал его Гитлеру.

Фюрер был на седьмом небе. "Скорцени, вы и ваши люди совершили настоящий подвиг. Он займет достойное место в истории германской нации. Вы освободили моего друга Муссолини. Я вручаю вам Рыцарский крест и присваиваю звание штурмбанфюрера СС".

Отныне Скорцени окружал ореол славы, его авторитет как мастера спецопераций стал непререкаем.

«Удача улыбается только смелому, – наставлял Скорцени Таврина. – Если вы хотите выполнить задание и при этом остаться живым, то должны действовать решительно и смело, и не бояться смерти, так как малейшее колебание и трусость могут погубить». Для примера Скорцени рассказал эпизод из операции по освобождению Муссолини. «Наш планер приземлился всего в каких-то 15 метрах от отеля. При ударе о землю задвижку люка вырвало с корнем. Выскочив наружу, я увидел в трех шагах от себя стоявшего на посту карабинера. Если бы я тогда хоть на секунду замешкался, то погиб бы. Я действовал без колебаний…»

Проект физического устранения советского лидера, как, впрочем, и его похищения, Скорцени рассматривал как вполне реальный. Если удалось выкрасть плотно охраняемого Муссолини в окрестностях Рима, то почему не попытаться решить аналогичную задачу в Москве? Подобную операцию он и его головорезы готовились осуществить в Югославии против Тито. Югославские партизаны стали источником серьезного беспокойства для немецкого Верховного главнокомандования начиная с 1943 года. Как полагали германские руководители, обнаружение и уничтожение штаб-квартиры Тито способствовало бы стабилизации в этом районе.

По характеру вопросов, которые задавал Скорцени, у Таврина сложилось впечатление, что тот еще полностью находится под впечатлением успешного вызволения Муссолини и теперь вынашивает план похищения кого-то из советских руководителей. В частности, его интересовало, кто из членов Политбюро живет в Кремле, где расположены их квартиры, дачи и тому подобное.

Надо сказать, что если Скорцени и вынашивал подобную идею, то она не была столь бредовой, как это могло показаться на первый взгляд. Взять хотя бы один из особо охраняемых объектов в Москве – ближнюю, Кунцевскую, дачу Сталина.

Из воспоминаний бывшего телохранителя вождя А. Рыбина:

«Забор был обыкновенный – из досок. Без всякой колючей проволоки сверху. Правда, высотой в пять метров. А в 1938 году появился второй – внутренний. Трехметровой высоты, с прорезями смотровых глазков. Заставили это сделать явные угрозы оппозиции. Диверсанты могли легко преодолеть единственную преграду и захватить Сталина. Особенно трудно было их заметить в ночной тьме. Ведь в лесу на расстоянии двух-трех метров уже совершенно ничего не видно. Вся надежда лишь на возможный шорох лазутчика. А если ветер? Жуткое состояние! Сам переживал его много раз».

Из воспоминаний переводчика Сталина В. Бережкова:

«Некоторые авторы сейчас утверждают, что всех посетителей, даже Молотова, перед кабинетом вождя обыскивали, что под креслами находились электронные приборы для проверки, не спрятал ли кто оружие. Ничего подобного не было. Во-первых, тогда еще не существовало электронных систем, а во-вторых, за все четыре года, что я приходил к Сталину, меня ни разу не обыскивали и вообще не подвергали каким-либо специальным проверкам. Между тем в наиболее тревожные последние месяцы 1941 года, когда опасались заброшенных в столицу немецких агентов, каждому из нас выдали пистолет. У меня, например, был маленький вальтер, который легко можно было спрятать в кармане. Когда около шести утра заканчивалась работа, я, взяв его из сейфа, отправлялся в здание Наркоминдела на Кузнецком, где в подвале можно было немного отдохнуть, не реагируя на частые воздушные тревоги. В осенние и зимние месяцы светало поздно, и улицы были погружены во мрак. Правда, часто попадался комендантский патруль, проверял документы. Но ведь мог встретиться и немецкий диверсант. Вот на сей случай и полагалось оружие. По приходе в Кремль на работу следовало спрятать пистолет в сейф. Но никто не проверял, сделал ли я это и не взял ли оружие, отправляясь к Сталину».

Да что уж говорить о тех днях. Вспомним событие недавнее – беспосадочный перелет через всю советскую территорию немецкого хулигана Руста на спортивном самолете, его посадку на Красной площади, на Васильевском спуске. Только и остается, что затылок почесать.

В Пскове Таврин больше не появился. Из Берлина его прямиком направили в Ригу. А там положили в госпиталь.

Как уже отмечалось, к проведению операции немцы готовились в высшей степени тщательно. По первоначальной легенде предполагалось отправить Таврина за линию фронта под видом инвалида. Хирургами рижского военного госпиталя была разработана методика проведения операции, в результате которой агент должен был стать хромым. Была разработана и методика операции по ликвидации этой хромоты – после войны.

Таврин решительно воспротивился. В чудеса он не верил и калекой оставаться не желал. После длительных уговоров согласился лишь на проведение нескольких косметических операций на теле. Под наркозом Таврину сделали большую рану на правой части живота и две небольшие на руках. Через четырнадцать дней их было невозможно отличить от настоящих.

К тому времени туда же, в Ригу, передислоцировалась и вся команда "Цеппелина" и вместе с нею Лидия Шилова, которую Краус зачислил себе в штат секретарем-машинисткой. Картотека агентуры "Русланд-Норд" пополнилась еще одним формуляром – на агента "Адамчик". "А что мне оставалось делать, – оправдывалась позже перед следователями на Лубянке Шилова-Адамчик. – Я последовала вслед за мужем. Куда иголка – туда и нитка".

После внимания, которое было уделено Таврину в Берлине, более доверительным стало отношение к нему и Крауса. Теперь штурмбаннфюрер стал регулярно приглашать Таврина на "комрадабенд" – товарищеские ужины, в которых участвовала только доверенная агентура. На этих ужинах обсуждались очередные операции "Цеппелина" и определялись конкретные исполнители заданий. Одной из таких операций была выброска типографского оборудования для издания подпольной газеты "Новое слово" в Вологодскую область. 32 тюка уже были приспособлены к грузовым парашютам, был подобран редактор. В Вологодской области работала диверсионная группа. Она и должна была обеспечить плацдарм, организовать выпуск газеты. Но задерживала авиация. Не хватало транспортных самолетов: дела на фронте были не так хороши, как хотелось бы.

Именно на этих "комрадабендах" Таврин узнал, что разведслужбы Германии переходят к новой тактике массированной диверсионной деятельности. К заброске предполагалось готовить не маленькие, численностью 7–8 человек, группы, а приличные, прекрасно обученные группы по 100 и более человек с задачей проведения крупных диверсий, таких, как разрушение коммуникаций, проведение массовых террористических акций, уничтожение партийного и советского актива в русском тылу. Было решено включать в такие группы по нескольку особо подготовленных агентов для выполнения наиболее ответственных задач.

Действия диверсионных групп предполагалось осуществлять под видом вооруженных формирований Красной Армии. Портняжные мастерские СД задыхались от работы. Им предстояло изготовить много сотен комплектов обмундирования военнослужащих Красной Армии. Не меньшая работа ждала специалистов по изготовлению фальшивых документов. Новые образцы таких документов доставлялись в мастерские еще тепленькими: военные книжки, справки воинских частей и гражданских организаций. Изготавливалось большое количество фальшивых орденов и медалей СССР.

В январе 1944 года случилось ЧП. Оберштурмбанфюрер СС доктор Грейфе попал в автомобильную катастрофу и погиб. Вместо него должность начальника восточного отдела СД занял штурмбанфюрер СС Хенгельгаупт. В январе же ему был представлен Таврин.

"Меня поразило то, – вспоминал позже Таврин, – что Хенгельгаупт принял меня не в своем служебном кабинете, а повел в ресторан. А в следующий раз пригласил меня к себе на квартиру, где мы ужинали вместе с его женой, русской, рожденной в Германии. Из разговоров я понял, что он хорошо обо мне осведомлен и глубоко вник в замысел операции".

По мнению Хенгельгаупта, на советскую территорию Таврин должен быть заброшен под видом Героя Советского Союза. Он согласился с Краусом, который считал, что проникнуть в Москву легче всего по документам "Смерш". Но при этом подчеркнул, что документы "Смерш" хотя и очень надежны, но пользоваться ими следует лишь до Москвы, а в Москве их надо сменить на другие и на учет в комендатуре стать под видом майора Красной Армии.

"По прибытии в Москву, – показывал на допросе чекистам Таврин, – я должен был установить знакомство с лицами, преимущественно женщинами, работающими в правительственных учреждениях. При этом Хенгельгаупт рекомендовал мне устанавливать с женщинами интимные отношения, с тем чтобы расположить их больше к себе и исключить подозрения. Он лично снабдил меня возбуждающими средствами, которые при подмешивании их в вино вызывают у женщин сильно половое возбуждение.

Через своих знакомых я должен был в осторожной форме выяснить место и время тожественных заседаний с участием членов Советского правительства, а также маршруты движения правительственных машин.

Узнав точно, где происходит торжественное заседание с участием членов правительства, я должен был проникнуть в помещение, приблизиться к Сталину и стрелять в него из автоматического пистолета отравленными пулями. Если бы я не смог приблизиться к Сталину, я должен был стрелять в Молотова, Берия или Кагановича…"

Нелепость задания и организация его исполнения сегодня выглядят наивными, но характеризуют истинное представление о возможностях гитлеровской разведки и в определенной степени о поверхностности их информации.

Понимал ли это Таврин? Пожалуй, да. Думал ли это задание исполнять? Вопрос остается открытым…

В отличие от прочих агентов, сотнями отправленных в русский тыл, Таврин получил наиболее надежные документы, вместо фальшивых орденов, которые, как правило, использовались, он был обеспечен настоящими. Два ордена Красного Знамени, орден Ленина, орден Александра Невского, орден Красной Звезды, две медали "За отвагу".

Настоящая Золотая Звезда Героя Советского Союза дополняла иконостас. Были изготовлены не только орденские книжки, но и специально сфабрикованные вырезки из газет с текстами указов о награждении Таврина этими наградами. Для оперативного изготовления фальшивых документов его снабдили 116 различными печатями на все случаи жизни. Для приобретения и изготовления всех этих вещей Краус и Таврин вместе выезжали в Кенигсберг и Марецфельд в разведывательные органы абвера. Позже в Берлине сотрудники Хенгельгаупта проверяли качество этих поделок.

Продумана была и система связи. Несколько явок в Москве ждали Таврина.

К весне 44-го года подготовка Таврина была почти завершена. Первая попытка перебросить Шило-Таврина через линию фронта была предпринята в июне. Но она оказалась неудачной. Самолет, вылетевший с аэродрома, в воздухе был обстрелян, получил повреждения и вынужден был вернуться обратно.

Вскоре был назначен новый срок, но он несколько раз переносился из-за неготовности самолета. Таврин стал нервничать. По свидетельству его жены Шиловой-Адамчик, однажды, вернувшись домой в особо подавленном состоянии, он сказал: "Не знаю, чего дождешься от этих немцев – то ли самолета, то ли пули…"

Именно в это время Таврин поставил перед Краусом условие, чтобы в советский тыл в качестве радистки вместе с ним летела жена.

Из показаний Шиловой-Адамчик:

«Спешно стали меня обучать радио. И в 16 дней сделали радисткой, проверили меня, как я могу держать связь. В последний момент перед отъездом (за 2 часа) устроили мне связь с Берлином. Но связаться-то я связалась и телеграммой обменялась, а принять – половину не приняла. Какой-то страх нашел, руки совершенно не повиновались. Не смущаясь этим, они сами (то есть по приказу Крауса) ответили за меня Берлину. Сказали, что я настоящий радист, работала раньше. И Берлин дал тоже разрешение на мой отъезд с мужем…»

Вечером 5 сентября 1944 года на рижском военном аэродроме стоял в готовности к вылету четырехмоторный военно-транспортный самолет специальной конструкции. Как заключили позже советские авиационные специалисты, самолет подобной конструкции являлся новым на театре военных действий, ни в советской, ни в зарубежной печати описан не был. Самолет обладал способностью покрывать значительные расстояния, имел весьма малую посадочную скорость. Специальное вездеходное шасси, состоящее из 20 колес, помимо основного трехколесного шасси, позволяло пользоваться для взлета и посадки любым полем или лугом. Глушители на моторах, деревянные лопасти винтов, пламегасители, матово-черная защитная окраска всех нижних и боковых поверхностей делали самолет малозаметным во время ночных полетов. Специальный трап, а также лебедки, передвигавшиеся по потолку кабины, обеспечивали быструю погрузку и разгрузку судна. К этому следует добавить, что самолет имел хорошее вооружение и запас кислорода для высотных полетов.

Вокруг самолета суетились солдаты. По металлическому настилу они вкатили в салон мотоцикл с коляской, забитой чемоданами, грузили тюки и коробки.

Вскоре на аэродром прибыли Таврин с Шиловой. Их сопровождал Отто Краус. Для него было ясно, что Таврина он видит в последний раз, но он ободряюще похлопывал Таврина по плечу, пытался шутить.

Но вот последние слова сказаны, люк закрыт, загудели моторы, короткий разбег, и самолет взял курс на восток…

Из показаний Шиловой-Адамчик:

"К месту посадки мы прибыли где-то около часу ночи. Перед посадкой самолет сделал несколько кругов и начал снижаться. Но пилот, видимо, не рассчитал площади посадки, да и для четырехмоторного самолета место было выбрано неудачно.

Казавшийся сверху ровным луг на самом деле был весь в глубоких канавах, поросших высокой травой. Когда самолет приземлился и побежал, то нас несколько раз подбросило вверх, потом что-то затрещало. Я подумала, что полопались колеса, но нет, самолет бежал. На пути стояли ели – он их поломал и продолжал катиться дальше.

Летчик дал полный газ, намереваясь взлететь, но поздно – впереди совсем рядом был лес. Видя нашу гибель, я ухватилась за мужа и опустилась на дно кабины. Раздался сильный треск, посыпались стекла и машина остановилась…

Прошла, видимо, одна секунда, когда все молчали. Потом я услышала: "Прыгай!" Я выскочила, муж, состав экипажа, а их было 6 человек. Все ожидали взрыва, но нет, бензинный бак выскочил раньше и отлетел в сторону, это нас спасло.

Немцы помогли вытащить мотоцикл, потом стали бросать свои документы в огонь. По радио они не смогли сообщить о произошедшей катастрофе.

Как только мы немного отъехали от самолета, муж выбросил в кусты радиостанцию, потому что она лежала сверху и была тяжелая, а дороги не было и темно…"

Из показаний Шило-Таврина: