Текст книги "За гранью времени. Курская дуга (СИ)"

Автор книги: Александр Волков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

– Не переживай. Недолго фрицам осталось вам кровь портить, – Везденецкий положил ладонь Мишке на плечо. – Иди домой, Миха. Переулками. Солдатам не попадайся и никому ничего не говори.

– Спасибо, дядь, – сказал Мишка.

И они расстались.

Везденецкий глядел Мишке в след и думал, что мальчику сломали детство. Везденецкий сам рос в Каменске, хорошо помнил этот город. Тут у него были друзья, с которыми он проникал на стройку и исследовал этажи, рискуя свалиться и сломать себе шею. Увы, но немец лишил Мишку возможности быть ребёнком. Немец сделал его рабом.

Везденецкий вернулся в лес, и, пробираясь через буреломы, добрался до маленького лагеря, спрятанного за кольцом деревьев. Километрах в пяти от берега Северского Донца. Под навесом из еловых ветвей разлеглись Катя с Аней, отдыхали после утомительного ночного перехода. Митя достал из ящика с немецкими маркировками банку тушенки, вскрыл ножом и принялся с аппетитом поедать. Привалов и Леха расселись на пнях у небольшого костра, грея руки над слабо трепетавшем пламенем.

Все, как один, с неприязнью носили теплую немецкую форму, отобранную у патрульных во время побега, в лесу.

– Выяснил что-нибудь? – Привалов покосился на Везденецкого.

– Выяснил, – улыбнулся Везденецкий. – Мить, дай пожрать.

Везденецкий не испытывал голода, но была у него большая слабость к еде из сухих пайков. Больно нравилась она ему. Именно вкусом. Еще с детства так повелось, когда батя, военнослужащий, килограммами таскал пайки из войсковой части. Собственно, кроме сухпайков семейство Везденецким ничем не питалось. Отцу платили нормально, но он был экономный, предпочитая лишний раз не напрягать маму готовкой и походами в магазин.

– Ща, – ответил Митя, прожевав кусок мяса и сглотнув. Он достал банку из ящика и бросил Везденецкому, тот ловко её поймал.

Крышку Везденецкий пробил пальцем, открыл, и принялся есть. Не хотелось признавать, но тушенка была вкусная, приятно пахла мясом и жиром.

– Фокусник, мать твою, – удивился Леха. – То головы фрицам сносишь как стебли одуванчиков, то банки вскрываешь как фантики.

– Не томи, – вздохнул Привалов.

– Я узнал, где живет Вагнер. Ну, в теории. Там немецкие пацаны нашего мальчишку утопить решили, я его спас и выудил у них немного информации.

– Прикончил, надеюсь? – злобно спросил Привалов, мрачно зыркнув на Везденецкого.

– Пацана? – Везденецкий изогнул бровь. – Нет. Спас, говорю же.

– Да не нашего. Их, гансов.

– Ты дурак? – нахмурился Везденецкий, проглотив кусок мяса и перестав есть от удивления. – Это же дети. И если я узнаю, что ты детоубийца, то вытащу тебе позвоночник через жопу, понял?

– Ага, – обиженно отвернулся Привалов. – Фрицы что-то наших мальчишек не жалеют. И охотно дают оружие своим детям, зная, что русские в мелких стрелять не любят.

– Ты не фриц. И их методы мы использовать не будем. Лучше, для начала, я найду и пришью Вагнера. Лишу фрицев городского лидера, и Вебберу весточку оставлю. Ты других беглецов нашел?

– Я-то нашел, – вздохнул Привалов. – Но Ане становится хуже. Ей нужны медикаменты, иначе…. Что там у нее, Лех?

– Гангрена будет, – Леха черканул себя пальцем по горлу. – Либо ногу пилить, либо смерть.

– Знаешь, какие лекарства нужны? – Везденецкий обратился к Лехе.

– Такие только в городе могут быть.

– Давай список. Я займусь этим вопросом. А ты, капитан, пока организуй других беглецов в боевую группу. Соберите информацию, узнайте, где можно раздобыть экипировку и вооружение.

– Зачем?

– Каменск брать будем, и "Тихий дон". А я пока сделаю самое сложное. Пролезу в город, и найду лекарства для Ани. Заодно к Вагнеру наведаюсь. Уж у него точно будет чем поживиться.

Глава 11. Дилемма

Луна пробивалась сквозь прорехи в облаках, делая арку входа в парк похожей на ворота в потусторонний мир. Ветви каштанов и абрикос растопорщились над кромкой забора сухими ветвями, и казалось, что это иссохшие руки мертвецов пытались дотянуться до небосвода. Темно было – хоть глаз выколи, но Везденецкий всё прекрасно видел. Отличные условия, чтобы спрятаться от охраны парка, но не факт, что внутри не было Черных штурмовиков. Этим день был не нужен. Ночью они полагались на качественные приборы ночного видения, что существенно усложняло задачу и делало охоту более опасной. Можно, конечно, ворваться очертя голову, всех перебить, но не факт, что Вагнер не сбежит, почуяв опасность. Смерть в этом случае не пугала, автоматные пули Везденецкому ни по чем, но вот потеря цели была непозволительной роскошью.

Времени-то больше не становилось. "ВБ-1" постепенно завладевал телом Везденецкого, и он чувствовал, как день за днем к нему приближалась неминуемая смерть. Но это не самое главное. Главной целью была информация о нескольких вещах: расположении складов с оружием, маршруты поставок боекомплектов, и, в идеале, координаты Веббера. Только в идеале. Вряд ли немецкий хроно-диверсант любезничал со своими предками, рассказывая о планах по захвату мира за бокалом шнапса.

Везденецкий спрятался за углом, в тени одноэтажного жилого дома, и наблюдал за охранниками у парадного входа, принюхивался. Табаком пахло издалека. Один фриц курил, выдыхая облачка дыма и пара, второй топтался на месте и дул в стиснутые ладони, пытаясь согреться. Вроде бы, ничего страшного: два обычных фрица, но с больно странным вооружением, которого Везденецкий раньше не видел. Они держали стандартные "МП-50". Но напрягала одна деталь в ствольной коробке, а именно небольшая ампула с фосфоресцирующей зеленой жидкостью, спаренная со скользящим затвором.

– Холод собачий, – пожаловался второй фриц, поежившись. – Везет Вагнеру. Сидит себе сейчас в кабинете, задницу отогревает.

– Собачий? Это что значит? – не догнал первый фриц.

– Русские жалуются на собак, когда наступают холода, которые и псам не по силам перенести.

– Ты что, проникся пословицами аборигенов? А Вагнер…. Недолго ему греться осталось, – хмыкнул первый, затянувшись. Уголек сигареты раскалился и мелькнул в темноте. – Слышал, сегодня он куда-то уезжает. Так сможем расслабиться.

– Я любопытный, вот и проникся, – ответил второй с дрожью в голосе. – Хорошо, что уедет. Скорее бы смена кончилась. Я пальцев не чувствую. Додумались же придурки в ателье Германии придумать обувь с металлическими штуками. Слышал, некоторые бойцы куски мяса на них оставляли, если вдруг примерзали ноги.

– Потерпи. Пятнадцать минут осталось.

Впрочем, вряд ли новое вооружение представляло угрозу в руках дилетантов. Фрицы эти точно были не стрелянными тыловыми идиотами. Профессионал не будет курить среди ночи, да еще и так, по-дамски, зажав сигарету между средним и указательным пальцами. Сигарета, в первую очередь, отличный маячок для любого снайпера. Если уж решился курить на позиции, то тлеющий уголек нужно прятать в кулак, чтобы не демаскировать себя. Лучше случайно обжечь ладонь, чем схлопотать пулю в башку. Хотя от инфракрасного прицела это не поможет.

Пришлось дожидаться пересменки. Убирать охрану сейчас было нельзя, ведь сменщики могли поднять шум, а шум отпугнет Вагнера.

Ровно через пятнадцать минут пришли другие солдаты, обменялись со сменой парой фраз, и приняли пост. Эти оказались молчаливые, и внимательно глядели по сторонам, реагируя на каждый шорох.

За спиной Везденецкого, в переулке, послышался грохот металлического мусорного бака и кошачий визг. Видимо, коты решили выяснить отношения, но шум не напугал, а напротив, был на руку.

– Пойди, проверь, – велел старший наряда. – Я прикрою.

– Зачем? Обычные животные…. – отлынивал подчиненный фриц. – К чему лишний раз шевелиться?

– Я сказал – проверь. Или по роже захотел?

– Ладно, ладно, – сдался подчиненный, и, взяв автомат на изготовку, зашагал в сторону Везденецкого.

Это вызвало у Везденецкого улыбку, невольно. Вроде бы наряд казался серьезным, но это были идиоты пуще предыдущих. Никогда нельзя нести службу без напарника, и уж тем более в одиночку соваться на темные улицы, где могло поджидать что угодно.

Везденецкий отошел подальше от угла, и, когда в свете луны показалась немецкая морда с каской на голове, даже не шевельнулся. Ганса ничего не напрягло. Он спокойно шагнул в темноту, и услышал хруст собственного позвоночника, когда Везденецкий перебил ему хребет, мощно ударив по шее ребром ладони. Он ловко сунул палец в спусковую скобу "МП-50", чтобы фриц рефлекторно не нажал на спуск, поймал ослабшее тело и аккуратно опустил его на снег.

– Эй, ты где там застрял?

– Тут кошки не поделили дохлую рыбу, – хрипло отозвался Везденецкий. – Проклятие! Кажется, я глотку себе застудил.

– Бегом сюда!

К счастью, форма на Везденецком была такая же, как у убитого фрица. Он взял обновленный "МП-50", надел каску, и снял с пояса убитого врага пару ручных гранат, заранее скрутив крышки с полых деревянных ручек. Опустив голову так, чтобы на лицо падала тень, он зашагал к посту. Фриц сразу почуял: что-то не так, и именно в этот момент нужно было бить тревогу. Но он колебался, слабо доверял интуиции, за что и поплатился жизнью. Везденецкий вырвал из ножен штык-нож и вогнал лезвие фрицу в основание подбородка.

Фриц не успел захрипеть, нож сразу поразил мозг, но на всякий случай надо было зажать противнику рот ладонью. Оставив позади мертвое тело, Везденецкий выглянул из-за арки, оглядев территорию парка. Забавно, но что в будущем, что в прошлом, внутреннее убранство почти не менялось. В будущем растительность была гуще, да зданий с пристройками побольше.

Круглый пятак центральной площади, неподалеку двухэтажный барак, построенный на скорую руку и приходившийся, по всей видимости, жильем герру Вагнеру. Полумертвая рассада редких каштанов с абрикосами на заснеженных лужайках. Парк сам по себе был небольшой, но преодолеть жалкие десятки метров, в данном случае, та еще задачка.

Не сказать, что немцы крепко охраняли Вагнера, но они не скупились на колесный броневик с пулеметной башенкой. Он фарами высвечивал четверть территории парка, рокотал мотором на холостых оборотах, а рядом с ним бдел отряд пехотинцев. Пешие патрули тоже в наличии – немцы парами расхаживали по тропинкам, вдоль двухметрового каменного забора и рядом с бараком. Точно определить численность противника трудно, но на стороне врага однозначный численный перевес. Навскидку человек двадцать, но могло быть больше, в тени и бараке.

Тяжеловооруженных бойцов не было, как и Черных штурмовиков. Видать, не такая большая шишка, этот Вагнер, чтобы выделять ему в помощь элитное спецподразделение. Хорошо, да вот только Везденецкий обнаружил одну проблему. Все пехотинцы были вооружены "МП-50" с ампулами, которые, возможно, как-то странно влияли на патроны. Он спрятался за аркой, извлек магазин из "МП-50", и, коснувшись пули кончиком пальца, обжегся. Обожгло сильно, пришлось крепко стиснуть зубы и вдохнуть, чтобы не вскрикнуть от боли.

"Черт, – думал Везденецкий. – Для меня эта пуля что серебро для оборотня. Хреново дело."

И действительно. Теперь в режиме Бога не повоевать, а значит, малейшая ошибка могла привести к гибели. Может быть такая пуля и не пробьет кожу, но если от скромного прикосновения захотелось взвыть, то что будет в случае попадания на сверхзвуковой скорости? А если очередью по ребрам получить? Это же наверняка ощущения, от которых уписаться недалеко, ну, или умереть от болевого шока, в худшем случае.

– Аля-я-я-р-м! – со стороны дома, где прятался Везденецкий, загремела автоматная очередь, пущенная в воздух.

Везденецкий стиснул зубы, разглядев пеший патруль рядом с телом убитого в переулке фрица. "Сука! Вот ничего и никогда в жизни не идет по плану!" – пронеслось у него в голове. Теперь, из-за криков и выстрелов, осиное гнездо всполошилось. Броневик тут же взревел мотором, в сторону арки повернулась пулеметная башенка, а немцы вскинули оружие. Ни в коем случае нельзя было упускать Вагнера. Если Везденецкого не прикончат, то Вагнер может скрыться где угодно и на какой угодно срок, а с ним было связано много незаконченных дел.

Сразу по Везденецкому стрелять не стали. Пеший патруль узнал в нем своего, чем Везденецкий и воспользовался, полоснув по двум фрицам в переулке из "МП-50". Кучность стрельбы была убедительной, так что фрицев разворотило как мексиканскую игрушку со сладостями, пиньяту, правда посыпались из них отнюдь не конфеты. В воздухе, над убитыми фрицами, растянулось трехметровое облачко из кровавой пыли.

Стрелок в броневике Везденецкого заметил, и долбанул по нему из пулемета. Пули просвистели перед носом, выбили из арки крупные куски штукатурки, бетонная крошка брызнула в щеки. Уходить нельзя, но и нырять во двор парка тоже. Под перекрестным огнем Везденецкий быстро умрет, потому требовалась другая тактика.

Сердце замолотило в груди будто каблук хореографа, исполнявшего танец фламенко. Везденецкий рванул вдоль забора, но останавливаться и не думал, потому что позади взрывались брошенные немцами ручные гранаты, разбивавшие шрапнелью стены и окна. Осколки били Везденецкого в спину, но не могли свернуть его с ног. Немцы на рожон лезть не спешили. Поумнели немного, поскольку слышали, что был на стороне партизан какой-то уберменш (сверхчеловек), которого пули не брали.

Фриц ожидаемо показал половину лица из-за угла, выглядывал очень осторожно, чтобы проверить, удалось ли подорвать противника. Как он удивился, когда Везденецкий схватил гранату, резко выдернул шнур из рукоятки за фарфоровое кольцо и швырнул к арке. Граната на боевом взводе упала фрицу прямо под ноги, у него было секунды три на бегство, но вместо этого он рухнул на нее грудью, чтобы прикрыть товарищей, толпившихся сзади. Бежать ему всё равно было некуда, и укрываться негде.

Прогремел взрыв, подняв густое облако снега, в котором кружились лоскуты разорванной немецкой формы.

Везденецкий ждать не стал, бросил вторую гранату следом, но уже не к арке, а за забор. Немцы точно не застыли на месте и разбежались по укрытиям. В глубине парка хлопнул взрыв, послышались вопли раненых и убитых, осколки застучали по забору. Везденецкий рванул прочь от периметра, заметив оставленный на повороте дороги армейский внедорожник "ГАЗ".

Стояла машина очень удобно, около обочины, которая была склоном под низким углом.

Везденецкий залег за внедорожником, схватился за рукоятку "МП-50" и оглядел зону прострела. С этой стороны отлично просматривался левый фланг, через который немцы безусловно попытаются прорваться, и главная арка входа.

Организованной группой фрицы вышли из арки, но сразу стрелять по ним не стоило. Везденецкий подождал, пока враги соберутся в кучу, и лишь потом надавил на спуск, прицелившись в немца, собиравшегося швырнуть наступательную связку ручных гранат. Очередью немца швырнуло на снег, он вскрикнул и выронил гранату, упавшую к забору.

С криками немцы рванули кто куда, но укрытий здесь было мало. Кто-то бросался в окна первых этажей жилого дома, кто-то рисковал залечь на месте, а те, что были ближе к арке, скрывались на соседней улице.

Граната взорвалась, да так, что даже Везденецкому не показалось мало. Долбануло до нестерпимого звона в ушах. Ударной волной газику вышибло стекла, стеклянная крошка застучала по каске, посыпалась за шиворот. Веером жужжащих осколков правый борт внедорожника превратило в решето, из пробитых шин с противным свистом вышел воздух. Часть стены обрушилась грудой каменных обломков. Через пробоину, в пелене бетонной пыли, виднелся барак Вагнера.

Везденецкий заметил, что Вагнер вместе с сыном, Германом, покинул барак и засеменил к бронетранспортеру, держа мальчишку за руку. Вышло поймать ноги Вагнера в разрез мушки, один выстрел мог решить все проблемы, но перед прицелом маячил Герман. Пуля могла убить мальчика, пробить его навылет и ранить Вагнера, но вспотевший на спуске палец попросту не сгибался.

В торс стрелять – рискованно. По рукам – то же. "Шилка" могла порвать Вагнера надвое, если неосторожно попасть.

– Ну же! – процедил Везденецкий сквозь зубы. – Открыть огонь!

Но выстрелить он не смог. Как бы не старался Везденецкий заставить себя убить мальчишку, ничего не выходило. Тело перестало ему подчиняться. Убийство мальчика с убийством вооруженного до зубов ганса не шло ни в какое сравнение. Хоть Герман и пытался утопить Мишку, хоть и подражал во всём нацисту-отцу, он оставался ребёнком, оказавшимся не в том государстве, не в тех руках.

На левом фланге послышались крики фрицев и гром автоматной трели. Немцы накрыли позицию Везденецкого шквальным огнем. Пули пробивали газик как картонку, и одна долбанула Везденецкого в торс. Он взвыл от боли, выронил оружие и согнулся в три погибели, схватившись за ребра. Перед взором вспыхнул веер искр, на глаза навернулись слезы, кровь гулко застучала в висках и дыхание перехватило. Огромного волевого усилия стоило возвращение в бой. Одну пулю можно выдержать, но если принять в себя очередь, то пиши "пропало".

Везденецкий, утерев рукавом мокрые глаза, открыл ответный огонь, но уже в автоматном режиме. Руки его были достаточно сильны, чтобы полностью поглотить энергию отдачи и обеспечить "МП-50" максимальную эргономичность. Точность стрельбы снижалась лишь за счет кучности, но ее вполне хватило, чтобы длинной очередью уложить на землю пятерых немцев разом.

Затвор щелкнул, Везденецкий машинально сменил магазин, дослал патрон в патронник и продолжил стрельбу. Неясно, то ли от боли глаза слезились, то ли от вони пороховых газов, но целиться из-за этого было трудно.

Враг стал осторожней. Немцы залегли за машинами, спрятались за углами и коротко огрызались из укрытий очередями. Выжить стало проще, но поразить противника – трудней. Теперь приходилось думать о том, чтобы не получить пулю, так что Везденецкий был вынужден сползти на склон обочины, потеряв из вида арку главного входа.

Послышался рев мотора бронетранспортера. Везденецкий выглянул из укрытия, заметив, что броневик выехал из арки и повернул влево, в противоположную от огневой позиции сторону, и сейчас появился еще один шанс достать Вагнера.

Взять на мушку цель таких габаритов – проще простого. "МП-50" без проблем прошьет броню легкого броневика, но вот только гадко становилось от осознания, что в боевом отделении, вместе с Вагнером, наверняка рыдал и трусился от страха его сын. Стрелять требовалось по нижней части кузова, чтобы ранить и Вагнера, и экипаж, но мальчонка-то низкорослый. Пуля вполне могла убить его. Причем непонятно, где расположился Вагнер, а где Герман.

Увы, сквозь стены видеть не получалось.

Везденецкий крепко сжал рукоятку, целясь в корму броневика, и положил вспотевшую подушечку пальца на спуск. Чтобы успокоить себя, он вспоминал уроки стрелкового инструктора: "на спуск нельзя класть сустав пальца. Только подушечку. Иначе снизится точность стрельбы".

Тело залилось напряжением, Везденецкий весь превратился в зрение, видел цель отчетливо и ясно, оставалось только расстрелять в броневик магазин. Броневик приближался к повороту, и потом его будет не достать. Под таким огнем гнаться за бронетранспортером по улицам смерти подобно, так что стрелять надо было либо сейчас, либо, быть может, никогда.

Глава 12. Стратегические данные

Размышлять времени не было. Везденецкий быстро просчитал все возможные варианты исхода: броситься за броневиком и умереть под обстрелом, отступить, но потерять языка, или вспомнить, что Вагнер навсегда оказался под словесным контролем и теперь лишь ждал, когда ему отдадут голосовую команду.

"Точно! – вспомнил Везденецкий. – Я ведь заразил его вирусом Баумана!"

Но в данном случае Вагнер ничего бы не услышал. Вирус в теле Вагнера мог реагировать исключительно на речь Везденецкого, потому требовалось срочно остановить бронетранспортер с минимальным ущербом для кузова.

Этот выстрел точно можно назвать выстрелом на удачу. Броневик двигался стремительно, но пуля в любом случае быстрее. Прицелиться как следует не получилось, пришлось стрелять, что называется, чуть ли не от бедра.

Везденецкий нажал на спуск, громыхнула пронзительная автоматная очередь, и ветер унес от ствола облачко порохового газа. Одна пуля коснулась брони по касательной траектории, а вот три других вонзились в колеса. Шины оглушительно лопнули, затрепетав на колесных дисках подобно рваным тряпкам. Броневик занесло, протащило по снегу и впечатало в стену левым бортом.

"Есть!" – обрадовался Везденецкий, не сдержав улыбку. Теперь-то Вагнеру некуда было деваться, разве что пешком уходить, а в таких условиях, по льду и снегу, далеко не уползти. Тем более с ребенком.

Но вряд ли напуганный Вагнер понимал это. Оставалось только воспользоваться ситуацией.

Везденецкий стрельнул по фрицам, загнав их в укрытие, а сам скатился по склону и со всех ног рванул к ближайшему переулку. Оставалось надеяться на трусость Вагнера. Он же не дурак бежать туда, где во всю колошматили из автоматов.

Или дурак?

Если дурак, то плохо, и действовать придется по плану более сложному.

Однако, в этот раз, удача оказалась благосклонной. В проеме переулка Везденецкий увидел улицу, трупы фрицев, прикрытые тенью, и Вагнера, который споткнулся на телах вместе с сыном из-за ужасной видимости.

Тут-то Везденецкий его и подловил. Выскочил наперерез, как чертик из табакерки, схватил за грудки и утянул в переулок.

– Папа! – закричал Герман, вцепившись отцу в ногу. – Стойте! Куда вы его тащите?!

– Ты сейчас прикажешь своим прекратить огонь, – мрачно произнес Везденецкий в лицо Вагнеру. – И мы с тобой мило побеседуем.

– Х-хорошо, – стушевался Вагнер.

– Молодец.

Везденецкий ткнул Вагнера автоматом в спину, и они зашагали прочь из переулка, оказавшись на улице. Тут же стрелок броневика повернул башенку на Везденецкого, но, завидев командира, стрелять не стал.

– Всем прекратить огонь! Мы будем вести переговоры!

А тут и немцы подоспели с автоматами наперевес, но единственное, что им оставалось, так это бросать на Везденецкого взгляды полные ненависти.

– Не стрелять, – Вагнер выставил перед собой ладони, успокаивая людей.

– Но господин Вагнер…. Он перебил кучу наших людей. Неужели вы дадите ему уйти? – воскликнул немецкий Лейтенант. – Он убил Генриха, убил Альруса и Арна! Он убил наших друзей!

Если заварушка продолжится – отбиваться будет нечем. Везденецкий еще за газиком расстрелял последний магазин.

– Да мне плевать! – рявкнул Вагнер. – Я сказал – прекратить огонь!

– Яволь, – помрачнел Лейтенант, но приказ Вагнера ему точно не понравился. Показалось даже, что он вскинет автомат и пристрелит собственного коменданта, но этого не произошло.

– Мы уходим, – велел Везденецкий. – Нас не преследовать. Или я уничтожу герра Вагнера вместе с сыном.

Лейтенант только блеснул гневливым взглядом, шумно и злобно выдохнув через нос.

Они скрылись в переулке, и Везденецкий спросил:

– Где живет твоя прислуга? Знаешь?

Вагнер кивнул.

– Идем туда, – сказал Везденецкий.

Только сейчас Везденецкий заметил, что Герман сжимал в ладонях деревянную лошадку Кати. Они остановились в тусклом свете уличного фонаря, и Герман удивленно глядел на руку, протянутую русским диверсантом.

– Отдай, пацан. Это не твое. Это то, что твой папаша забрал у ребенка, которого потом отправил умирать в концлагерь.

– Хорошо, – печально ответил Герман, и отдал игрушку. Везденецкий сунул ее в подсумок.

– Ты же говорил, что тебя раздражают глупые детские фантазии, – с усмешкой спросил Везденецкий. – Зачем твоему сыну игрушки?

– Это…. – замялся Вагнер. – Это мой сын. У него должно быть детство.

– А русские дети чем хуже? – провоцировал Везденецкий. – Молчишь? Немецкую политповесточку боишься озвучивать? Ссышь, когда страшно?

– Герр, прошу вас….

– Идем, – Везденецкий грубо потянул Вагнера за воротник.

– Пожалуйста, не обижайте его! – слезно попросил Герман, и поплелся следом.

Они прошли по короткой аллее, преодолели несколько дворов и оказались на месте.

Прислугу Вагнера поселили на краю города, в скромном частном домике. Свет керосиновой лампы слабо трепетал в небольшом оконце, из трубы поднимался едва заметный черный дым, во дворе залаяла собака, почуяв незнакомцев. Ничего удивительного в жилище не было, кроме одного. У невысокого каменного заборчика был припаркован немецкий армейский внедорожник, а на проржавевшей зеленой калитке висела табличка с немецкой надписью: "Я здорова!".

Двор был под навесом, так что не получалось разглядеть, что там внутри. Слышался только лай собаки, но затем хлопнула входная дверь и кто-то грохнулся на землю. Встал, отряхиваясь и изрыгая забористую немецкую ругань.

– Открывай! – разозленный немец ломился в дверь, стучал по ней кулаками. Пьян он был в усмерть. – Я убью тебя, тварь! Я заплатил тебе деньги! Заплатил!

– Уходите! – это Мишка кричал, в доме. Так громко, что даже через стены было слышно. – Пожалуйста, не трогайте маму!

У Везденецкого дыхание перехватило. Он понял, что это за табличка, и понял, чем занималась хозяйка дома. Он знал, какой страх за себя и ребенка ощущала беззащитная женщина. Знал, что Мишка боялся за жизнь матери. Знал, каково ребенку чувствовать удушающее бессилие перед злобой разъяренного пьяницы, и не собирался отпускать немца просто так.

Калитка легко поддалась, замок без проблем сорвался. Напротив, пришлось прилагать усилия, чтобы не вырвать ее с петлями. Во дворе не было ничего, кроме полуразобранного мотоцикла да ящика, на котором стояли банки с закваской и консервами. Разгоряченный немец на грохот и металлический скрежет не отвлекся, а упорно пинал дверь, изрыгал проклятия, брызгая слюной. Пинками из ветхой облицовки двери выбивало щепки, дверная ручка едва не вываливалась из замка, со стены, около дверной рамы, откалывалась штукатурка.

– Эй, шакал, – хмуро изрек Везденецкий, глядя на немца.

Тот расширил от удивления глаза, гневно засопел ноздрями, и медленно обратил на Везденецкого взгляд.

– Да как ты смеешь…. – он трясущимися руками пытался расстегнуть кобуру с пистолетом. – Расстрел на месте!

Но не успел он и за рукоятку взяться, как Везденецкий схватил с коробки консервную банку и с такой силой швырнул ее в морду немцу, что тот взвизгнул и повалиться навзничь. Он схватился за лицо, ворочался из стороны сторону, жутко стонал от боли.

Герман не мог на это смотреть. Он отвернулся, зажмурился и зажал уши ладонями, поскуливая от страха.

– Пистолет, – Везденецкий протянул руку Вагнеру.

Тот послушно отдал ему офицерский люггер.

Чтобы фриц не брыкался, Везденецкий поставил стопу ему на грудь. Конечно, существовала масса занимательных способов добить врага. Раздавить голову, свернуть шею, вырвать глотку. Но в данном случае, в присутствии детей, хотелось быстрой и гуманной расправы. Он щелкнул затвором и прострелил фрицу голову, от грохота выстрела стекла в окнах задребезжали. Везденецкому не хотелось так поступать, но это было необходимо.

– Зачем вы так, герр…. Зачем вы так при ребенке? – осторожно недоумевал Вагнер, боязливо глядя в землю.

– Пусть твой сын увидит, что такое смерть. Он ведь только по рассказам знает, да? Ты ведь хотел, чтобы он вырос животным, вроде тебя. Способным обречь человека на мучительную смерть в газовой камере.

– Д-да, – заикнулся Вагнер. – Он знает только то, что я цитировал ему из "Моей борьбы" и учебников.

– Задай ему три вопроса, – Везденецкий бросил пистолет на крыльцо. – Согласен ли он с Гитлером теперь? Считает ли он, что хороший русский – мертвый русский? И хочет ли он снова утопить мальчика в проруби?

– Т-ты слышал герра Везденецкого, Герман? – Вагнер обратился к сыну. – Что ответишь?

– Нет, – Герман энергично покачал головой, утирая кулаком слезы. – Я не хочу, чтобы кому-то было больно. Не хочу. Папа, мне страшно. Давай уйдем отсюда.

– Через пулю доходит лучше, чем через голову, – мрачно сказал Везденецкий. – Теперь у мальчика есть шансы стать нормальным человеком. И у тебя они тоже есть. Ты подчиняешься мне. Ты – убежденный коммунист, и ты не принимаешь фашизма, но, разумеется, никому не говоришь об этом.

Конечно, Вагнер оказывал ментальное сопротивление. Но по лицу было видно, что противиться он не мог. Каждое слово Везденецкого отпечатывалось на его подсознании и сознании будто раскаленным клеймом.

– Вы не представляете, кого убили…. – вздохнул Вагнер. – Теперь для русских всё станет только хуже.

– Нет, не станет. И ты поможешь мне бороться с последствиями. Открывайте, – Везденецкий постучал в дверь. – Свои.

Дверь приоткрылась, совсем немного. Через щель на Везденецкого испуганно глядела заплаканная женщина. Она вообразить себе не могла, что ее спасет немец, а тут воочию увидела рослого фрица, со вполне арийскими чертами лица, рядом с телом убитого обидчика.

– Кто вы? – поинтересовалась она дрожащим голосом.

– Друг, – односложно отозвался Везденецкий. – Откройте, пожалуйста. Тут холодно.

Женщина послушно открыла. Казалось, с момента оккупации Каменска прошло немного времени, но она выглядела бледно. Тощие руки, платьице не по размеру, и лицо, в котором навсегда останутся испуг и отчаяние.

В крохотной прихожей было тесно, и заходили по очереди. Потолки низкие, облезлые, места оказалось настолько мало, что Мишку и Германа пришлось загнать на кухню. В гостиной стоял старый обеденный столик с тремя стульями, в углу потрескивала раскаленными углями печка буржуйка, за окном выла поднявшаяся метель.

– Барышня, будьте добры, накормите детей, – попросил Везденецкий. – Не бойтесь. Вас никто не тронет. Нам с герром Вагнером нужно обсудить важные деловые вопросы.

– Но….

– Еда за его счет, – Везденецкий кивнул на Вагнера. – Я видел во дворе ящик с закваской и консервами. Дань для оккупантов?

Женщина кивнула.

– Этот ящик принадлежит вам. Герр Вагнер оплатит. Берите, ешьте досыта. Это ваша еда.

– Спасибо, – на глаза женщины навернулись слезы. Она засеменила на улицу, и больше Везденецкий не обращал на нее внимания.

– Итак, – Везденецкий снял каску, положил на пол в подле себя. – Мне от тебя нужно немного. Во-первых, точные сведения о том, какими маршрутами в Каменск поставляют вооружение, где находятся склады и как они охраняются. Во-вторых, мне нужны лекарства вот из этого списка, – Везденецкий достал из кармана листочек, на котором Леха записал нужные Ане медикаменты, положил на стол. – Да и вообще, медикаменты нам не помешают. В-третьих, где сейчас находится Веббер?

Вагнер продрог всем телом и передернул плечами. Ответил он не сразу. Хоть вопросов мало, Везденецкий знал о стрессовом состоянии немца, и не торопил его.

Сложно соображать, когда страшно.

– Всё на вокзале, – ответил Вагнер после небольшой паузы. – Вооружение поставляется на бывшую линию фронта грузовиками и самолетами, затем поездом развозится по оккупированным городам.