Текст книги "За гранью времени. Курская дуга (СИ)"

Автор книги: Александр Волков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

За гранью времени. Курская дуга

Глава 1. За гранью времени

2054 год, СССР, окрестности г. Поныри.

Сегодня ветер дул пуще обычного, гоняя волны по траве и делая равнину похожей на море перед штормом. Соловей спикировал на ромашку, поймал клювом жука, и, захлопав крыльями, полетел в лесные заросли. Везденецкий с ухмылкой проводил птицу взглядом, сощурившись от жаркого солнца. Ему недавно исполнилось тридцать. Вроде бы настал момент погрузиться в унылые дебри кризиса среднего возраста, но не получалось. Как можно впадать в тоску, когда кругом такая красота? Было как-то не до размышлений об упущенных возможностях и невыполненных обещаниях, данных себе на новый год. Каждую полночь 31-го декабря, под бой курантов, Везденецкий обещал себе больше не прыгать, и найти нормальную работу. Но у жизни есть привычка смеяться над человеческими планами.

Всегда так. Хочешь одного, а делаешь другое, и получаешь другое. Ну, куда деваться матерому оперативнику ГРУ, который кроме как воевать ничего не умел?

Ныне с Советским союзом никто не осмеливался даже в локальные конфликты вступать, не говоря уже о полномасштабных боевых действиях. Дядя Сэм с окончания второй мировой перестал заглядываться на советские просторы, заметив, насколько яростно и иррационально русский солдат способен защищать родную землю. Фрицы тогда всем рейхом охреневали от поступков наших бойцов и нашего командования, а недоброжелатели советов охреневают до сих пор, не рискуя связываться с СССР открыто. Конечно, регулярная армия существовала, как таковая. Страна постоянно пребывала в состоянии боевой готовности. Но воевать было негде, кроме как за гранью времени.

И куда идти? Охранником? Платят мало. Штабным офицером или в запас? Удовольствие ниже среднего, булки в кабинете просиживать. А тут и квартиру чуть ли не даром дали, и платили за каждый прыжок по полтора миллиона рублей, и операция занимала максимум неделю. В лучшем случае два или три дня.

Везденецкий расселся на обочине, прислонился спиной к одинокой берёзке, достал из нагрудного кармана пачку "Курска", и закурил, с наслаждением выдохнув пахучее облачко табачного дыма. Духота вынудила его расстегнуть верхнюю пуговицу армейского кителя, ветер обдул влажную от пота кожу, по спине пробежались мурашки.

"Поля раскинулись до самого горизонта, а небо было синим и глубоким, будто бы Бог хотел, чтобы люди насладились его творением" – вспомнилась фраза из фильма, но Везденецкий давно забыл его название. В 1943 году по этой равнине железной стеной катились "Тигры" танковых дивизий Моделя, и советским бойцам было как-то не до красот. Сейчас надо на всю катушку пользовался возможностью созерцать, ведь через пару часов дружелюбная природа Курской области не будет иметь значения.

– Всё, – Везденецкий озвучил мысли вслух. Затушил сигарету и затолкал ее в пачку, чтобы не мусорить. – Последний прыжок, и ухожу на пенсию. Куплю себе дачу в под Ленинградом, буду почивать на лаврах. Рыбачить. Харэ уже по пересеченке с автоматом скакать. В этот раз точно всё.

– Саня! – на дороге появился Жорик, лаборант доктора Баумана. Щуплый такой, в очках с широкой оправой. Хоть и тщедушный, но храбрый парень, с которым Везденецкий быстро подружился. – Хватит овец считать! Пойдем. Всё почти готово.

– Иду, – отозвался Везденецкий. – Любишь ты момент портить.

Везденецкий с неохотой поднялся, и направился к Жорику.

В Поныри им было не нужно, хотя поселок с этой точки равнины просматривался неплохо. Даже на дистанции в пять километров виднелись размытые маревом расстояния кубы пятиэтажек. Поселок серьезно вырос, со временем превратившись в город.

Дежурный на КПП устало козырнул, и Жорик с Везденецким вошли на территорию небольшой полевой базы, бегло развернутой перед прыжком. Пара грузовиков "УРАЛ" с генераторами питания Портальной установки, палатка с самой установкой непосредственно, ну и скромная оружейная под навесом, который трепало порывами ветра. Благодаря компактности установки не требовалось тратить огромные деньги на строительство секретных лабораторных комплексов. Со стороны все выглядело так, будто небольшая рота солдат приехала на плановые учения, окопы рыть.

Полковник Добронравов вышел из палатки под открытое небо, поправив козырек армейской кепки.

– Здравия жела…. – Везденецкий козырнул по-военному, но закончить не успел.

Добронравов сонно отмахнулся и сказал:

– Саша, хорош. Не первый год вместе работаем. Ну, что ты, срочник какой-нибудь?

– Извините, Алексей Палыч, – Везденецкий пожал плечами. – Привычка.

– Лучше скажи, – Добронравов пристально посмотрел на Везденецкого. – Готов? Бауман закончит отладку через пятнадцать минут.

– Да знаете, всё никак не могу привыкнуть, что перед прыжком нужно умереть, – честно ответил Везденецкий. – Мне под пулями ползать проще, чем цеплять панель ХКМ на запястье и давать ей убивать себя.

– Ясное дело, – улыбнулся Добронравов. – Можешь домой поехать, мы ведь не заставляем.

– Никак нет, товарищ полковник. Но имейте ввиду, что это последний прыжок.

– Ты со времен Сычевско-Вяземского наступления так говоришь. Не зарекайся. Иди, стволы выбирай. Только помни, что боекомплект тебе перебросить не смогут, так что к расходу боеприпасов подходи экономно.

– Есть, – ответил Везденецкий. – Разрешите идти?

– Дуй, – кивнул Добронравов.

Вдруг со стороны Понырей донесся оглушительный каскад раскатов грома. Ветвистая молния ударила в центр города из безоблачного неба, а затем била непрерывно, одной ослепительной вспышкой за другой. Громыхало так, как если бы тысячи танков одновременно лупили из пушек не жалея боекомплекта. Затем стала меняться картина пространства-времени, на месте Понырей, пока что призрачным миражом, проступали полупрозрачные небоскребы, выполненные в монументальном стиле третьего рейха. У меня сердце сжалось, и я подумал: "Началось". Значит, фриц прыгнул раньше меня, значит, фриц уже вносил в Стрелу времени коррективы, но пока не совсем удачно. Добронравов стиснул зубы, и рявкнул:

– Вооружайся и к установке, бегом!

Вот тебе и пятнадцать минут. Везденецкий терпеть не мог собираться в спешке. Заскочил под навес, схватил бронежилет разгрузки и надел его, распихал магазины от Автомата Шпагина по кармашкам. Захватил четыре нейролептические гранаты, повесил на плечо АШ-254, сунул АПС-90 в кобуру и зацепил для него магазина три, больше не влезло бы. Накинул лямки рюкзака с сухими пайками и аптечкой на плечи, штыковую лопату брать не стал, на месте можно разжиться. Поместил в ножны на поясе штык-нож. Надел защитный шлем и попрыгал на месте, чтобы экипировка удобно осела на теле.

Рванул в палатку.

Внутри, около Портальной установки, суетился Бауман. Она чем-то напоминала по форме песочные часы. Сложная на вид, с кучей непонятных индикаторов, сенсорных экранов, и кнопок. Вот Жорик в этом хорошо разбирался, а Везденецкий нет. Но одно стало ясно – в таких условиях Бауман не успеет вовремя настроить координатную сетку и синхронизировать её с нужной точкой выброса.

– Вы успеете координаты вбить? – спросил Везденецкий на всякий случай.

– Нет, – предсказуемо ответил Бауман. Он только внешне напоминал породистого ганса, а на деле был тем еще коммунистом. – Как вы предлагаете мне оперировать вводными широты и долготы в столь неприемлемых условиях? Я, знаете ли, не гений, а простой немецкий ученый! Меня нельзя торопить!

Ага, скромник. Он вместе с профессором Добрышевским изобрел машину времени, чтобы помочь СССР в борьбе с хроно-диверсантами фашистов, а теперь прибеднялся. Хотя, может, Бауман действительно был скромным человеком. Везденецкий не так плотно общался с ним, чтобы это понимать.

Ему впервые придется совершать прыжок с ненастроенной сеткой координат. Появиться он мог в обусловленное время, но в любом месте. Хоть под немецким танком, что, знаете ли, немного страшно.

– ХКМ на столе, – Бауман рассеянно махнул ладонью влево, бегая пальцами по сенсорному экрану. Портальная установка жутковато взвыла, внутри заработал какой-то генератор, взревели моторы "Уралов" снаружи.

Везденецкий взял ХКМ – прибор, чем-то напоминавший наручные часы от "Apple", и застегнул ремешок на запястье. Хронологическая координатная машина. Именно благодаря ей можно было воспользоваться Портальной установкой, при этом не затерявшись где-нибудь в пространстве-времени и не появившись на орбите черной дыры.

– Синхронизация! – скомандовал Бауман.

Везденецкий ткнул в экран, вспыхнул незатейливый интерфейс, на котором мерцал ярлык клавиши "ВХОД". Скрепя сердце, он нажал на ярлык, и тут началось самое страшное.

Ожидание смерти и переброски.

Нет, сама смерть наступала молниеносно, безболезненно, но от понимания того, что вот-вот умрешь, подкашивались колени.

ХКМ ударил по нервам специальным электрическим разрядом, мозг Везденецкого моментально перестал работать, так что он не почувствовал боли.

Сначала была тьма. Затем перед взором появилось небо, стремительно втянувшее Везденецкого в себя. Сейчас он был в состоянии, названном им "Сиянием чистого разума". Это когда возникало физическое ощущение полного растворения тела, но при этом оставалась возможность визуально воспринимать мир. Его тянуло сначала в небо, потом в космос, мимо звезд и планет, а финишировал он в буйной воронке из раскаленного газа, разогнанного до околосветовой скорости.

Снова тьма. Какие-то звуки: крики, выстрелы, грохоты. Везденецкий будто бы прятался в шкафу, набитом ватой.

"Мля, ну давай скорее" – подумал он. Быстрее появишься, быстрее начнешь реагировать на обстановку и что-то делать.

Получите и распишитесь – Везденецкий возник в воздухе как инопланетянин, в метре над землей, и рухнул на равнину, которой недавно любовался. Она изменилась до неузнаваемости. Травы практически не было. От нее остался лишь пепел да зала. Земля была плотно утрамбована гусеничными траками и дрожала от грохотов тысяч орудий, громогласно разрывавших воздух. В небе гудела авиация, сбрасывая бомбы и оказывая огневую поддержку танковым дивизиям. Воняло гарью и оружейным порохом. Поле боя окружило стеной черного дыма. Новичок сразу бы растерялся в такой ситуации. Непонятно кто стрелял, откуда стрелял, где стрелял.

Гром танковых пушек перемежался с грохотом взрывавшихся снарядов, вздергивавших рядом с "Тиграми" фонтаны чернозема. Честно сказать, "Тигр" внушительная машинка. Эдакий гроб на гусеничном ходу, весом в 57 тонн, с грозным 5-и метровым орудием, уверенно бьющим километра на полтора. Он катился неспешно, величаво, гусеницами дробя иссохшую и опаленную землю. За "Тигром" ковыляла цепочка фрицев с автоматами, немецкий лейтенант что-то кричал, но из-за шума было не разобрать. Казалось, что он гавкал, будто бешенная собака.

Везденецкий заметил, как из кустарников за грунтовой дорогой дерзко отстреливались "Т-34", долбя по "Тиграм". Бухнула пушка тридцать четверки, из лобовой брони "Тигра" выбило яркий веер искр, взвизгнул рикошет, снаряд со свистом улетел в небо. Железо зазвенело так, что мне уши заложило, и я побоялся представить, насколько яркую гамму ощущений испытал экипаж танка. Фрицы струхнули, собрались за "Тигром" в плотный строй. Видать, перестали верить в собственную неуязвимость. Фюрер сидел в бункере в Германии, а они были тут, осознавая, что он им ничем не поможет и они могут умереть.

Перед орудием "Тигра" полыхнула вспышка, прогремел залп, от ударной волны в воздухе завихрился пепел. По ушам тоже ударило знатно. Везденецкий снял АШ с предохранителя и щелкнул затвором, дослав патрон в патронник.

Эх, подсобить бы своим. На эту свору и половины магазина хватило бы. Броников на них не было, а АШ-254 без проблем дырявил бронепластины высшей категории защиты. Везденецкий заприметил слева глубокую складку местности, и первым делом пополз к ней, чтобы потом пострелять по немцам. Складка оказалась глубже чем он думал, небольшая яма, по сути, а в ней залегло два ошалелых и чумазых от копоти фрица. Один из них с удивленной миной на лице выронил изо рта сигарету. Вид Везденецкого шокировал бедолаг. Непонятная снаряга, непонятное оружие, да еще и шлем причудливый.

Неясно, что они тут делали. Автоматы сиротливо лежали в сторонке, на земле дымилась горстка окурков. Дезертировать собрались, может? Не, точно не дезертировать. На воротниках чернели петлички СС, а СС-овцы – отмороженные твари, способные без колебаний убить ребёнка. Даже солдаты вермахта относились к СС-овцам настороженно, а уж Везденецкий ненавидел их лютой ненавистью.

– Гитлер капут, самки собаки, – с усмешкой сказал Везденецкий, на умышленно ломаном немецком. Его он знал в совершенстве, но хотелось лишний раз поиздеваться над фашистами.

Один фриц бросился за автоматом, второй расстегнул кобуру с пистолетом, но правило шести футов никто не отменял. Ну, собственно, тут дело даже не в дистанции, а в готовности к ведению огня. Эти расслабились, вот и поплатились. Везденецкому не пришлось толком целиться. Первому он прошиб грудь короткой очередью, и фрицу на лицо брызнуло алое, второй схватился за автомат, но тут же почувствовал у виска горячее дуло.

– Ну, и что ты собираешься делать? – язвительно спросил Везденецкий.

– Пощадить, – СС-овец медленно поднял руки вверх, всхлипнул, взмолившись дрожащим голосом на ломанном русском. – Есть ребёнок. Жена. Пощадить, умоляю.

Ладно, это было непрофессионально. По-хорошему, их стоило сразу пристрелить, молча, но хотелось послушать нытье в стиле "у меня дети и у меня жена". Чушь собачья. СС-овцы знали, как давить на психику людей, особенно если речь о добродушных, как они русских называли, Иванах. Не было в рядах СС тех, кто не убил хотя бы одного еврея, кто не относился к Гитлеру фанатично, так что жалеть его не стоило. Геббельс перед крахом Третьего рейха отравил жену и детей, и этот сделает так же.

Спуск легко поддался пальцу, отдача ударила в ладони, пуля прошила голову фрица навылет и вгрызлась в землю. "Туда тебе и дорога" – со злобой подумал он, а потом заметил во внутреннем кармане кителя фотографию, где этот фриц улыбался на фоне горы трупов. Вот тебе и жена с детьми, вот тебе и пощади. А рядом с фотографией небольшой свёрток. Развернув его, Везденецкий увидел бегло нарисованный план всего Курского сражения, от сегодняшнего дня и до скорого контрнаступления. Повезло. Если бы эти черти не решили устроить перекур и дождаться затишья, Германия могла бы победить.

Теперь в складке залег Везденецкий. Он бы с радостью помог своим, оказал бы открытую поддержку, но перед ним стояли другие задачи. Пискнул ХКМ, и у Везденецкого привычно заухало сердце от переизбытка адреналина. Это был сигнал обнаружения. Вражеский хроно-диверсант теперь знал: за ним начали охоту и времени оставалось мало.

У обоих.

– Ну где ты, ирод, – прошептал Везденецкий, вглядываясь в карту местности и ожидая, пока ХКМ закончит анализ с помощью системы подпространственных спутников. Через пару минут на экране появился красный ромб. Километров шесть на север, в сторону Курска. Теперь и Везденецкий знал, где в последний раз засветился враг.

Оставалось только найти его и прихлопнуть, пока он не наворотил дел. Одно непонятно – каким-то образом его занесло за линию Советского фронта. Неужто он замаскировался под наших, и задумал какую-то диверсию?

Необходимо выяснить

Глава 2. Гости из будущего

1943 год, СССР, окрестности п. Поныри.

Слышался только гул пламени в подбитых танках. На равнине стало значительно тише, и Везденецкий замер, вслушиваясь. Он точно знал – шумиха в этот момент никак не могла стихнуть естественным образом, а значит что-то пошло не так.

– Жора, ты меня слышишь? – Везденецкий связался с базой по межпространственному каналу радиосообщения. Эта технология стала применяться недавно. Возможность поговорить с кем-то из своего времени успокаивала. – Тут муть какая-то происходит.

– На связи, – отозвался Жора, голос у него был напряженный. – На карте событий появились разорванные звенья. Что там происходит? В справочнике "Мир" пишут, что в 1943 немцы смогли прорвать северный фас Курского фронта и дойти до Курска. Плохо дело, но пока что изменения только в информационном пространстве произошли. У тебя ещё есть время всё исправить.

– Твою-ж, – прошипел Везденецкий сквозь зубы. Он достал из нагрудного кармана зеркальце, высунул руку из укрытия, увидел равнину в отражении.

До ушей доносились обрывки неразборчивых криков немецких лейтенантов, вроде: "отходим!". "Тигры" вдруг остановились, а затем покатились назад, изрыгая дым из выхлопных труб. Даже отстреливаться не стали, пожалели боекомплект.

Так не должно было быть. В этом наступлении немцы преодолели линию фронта и, пусть скромно, но продвинулись в глубь. "Чертовщина какая-то" – подумал Везденецкий, катнув желваками. С трудом удавалось вообразить, каким образом гансы смогли полноценно прорвать Курскую дугу.

У них и техники меньше было, и мотивации, потому что война их измотала. Наверное, именно после этого поражения фюрера впервые посетили суицидальные мысли.

Вдруг в небе страшно зашумело.

Артиллерийские снаряды со свистом обрушились на советские позиции. Прогремела цепочка взрывов, земля под Везденецким дрогнула, и он убрал руку, чтобы не схлопотать в неё осколок. С немецкой стороны эхом доносились едва слышные залпы крупнокалиберных орудий. Артиллерия била кучно, словно бы немцы знали, где именно советы окопались.

Информированность противника стала очевидной, когда на фоне лохматых туч показалось несколько звеньев "Мессершмитов". За ними неспешно летели бомбардировщики, причем в таком количестве, что трудно было сосчитать. Тяжелый и низкий гул пропеллеров пробирал до кончиков ребёр, вызывая желание поглубже зарыться в землю, но прятаться было нельзя. Фрицы прекратили наступление, дав Везденецкому возможность пробраться в советский тыл, ближе к вражескому диверсанту.

Когда немцы сбросили первую бомбу, на щеку Везденецкому упала холодная снежинка. Бахнуло. Потом бахнуло ещё раз, и ещё раз, да так, что камушки на стылой земле подпрыгивали. Сейсмические удары от тяжелых авиационных бомб ощущались Везденецким издали, отголосок каждого взрыва приходилось принимать в локти и грудь.

Очень кстати пошёл снег. Крупные снежинки закружились в воздушных вихрях, подул промозглый ветер, и всё бы хорошо, но на дворе стоял июнь. Снегопад усилился, и снежные хлопья падали, падали с неба белой лавиной. Так мести стало, что разглядеть что-то даже на расстоянии вытянутой руки удавалось с трудом, на ветру зашелестели промерзшие листья, от холода хотелось втянуть голову в плечи.

– Снег идёт, – сказал Везденецкий в ХКМ. – Что за бред?

– Погодная аномалия в результате нарушения естественного хода вещей, – пояснил Жорик. – Всё точно пошло не по сценарию. Поторопись.

– Очень кстати эта твоя аномалия появилась, – ухмыльнулся Везденецкий, стараясь не думать о холоде.

Рачительные немцы вряд ли будут лупить из пушек во время снегопада, и появилась возможность углубиться в советский тыл, подобраться к вражескому диверсанту.

Везденецкий перетянул АШ за спину, спрятал свёрток с информацией во внутренний карман, и осторожно выглянул из укрытия. Странно было видеть снегопад на фоне зелёного леса, странно было ползти по снегу и сминать его локтями.

В заросли танки не попрут. С северной стороны, перед Понырями, через лес пролегала узкая дорога. Советы наверняка догадывались – танки провести можно только по ней, а это значило, что большую часть сил бросили на охрану проезда к поселку.

Только углубившись в лес Везденецкий осмелился встать, прислушавшись и взяв автомат в руки. Кукушки замолчали, соловьи разлетелись, даже мелкого зверья не осталось. Пушечные залпы и взрывы распугали всех.

"Черт бы побрал этот советский тыл" – подумал он, скрепя сердце. В тылу у фрицев лучше, потому что их можно убивать. По своим стрелять рука не поднимется, а вот контрразведка титьки мять не будет. Если возьмут человека без документов, с непонятной формой и неизвестным оружием, пиши пропало. Если не убьют, так диверсант историю переделает, потому попадаться было нельзя.

Шестикилометровая дистанция может показаться скромной – всего-то шестьдесят минут хода. Но это только если опасность не поджитает на каждом шагу. Минута казалась Везденецкому часом, а преодоление сотни метров давалось с трудом. Реальной опасности может не быть, но худшим врагом для уединенного человека становится воображение.

Зашелестела листва кустарника, справа хрустнула сухая ветка, в глубине леса протяжно запела птица. Везденецкий крепче сжал рукоять автомата и упер приклад в плечо, разглядывая холмы с оврагами через разрез мушки. Комар с писком уселся на шею, укусил, зараза, но прихлопнуть гада было нельзя из маскировочных соображений.

Черт его разберет: то ли ветер на кусты подул, а на ветку зверь дикий наступил, то ли где-то притаился разведчик, ожидая удобного момента. Хотя, вряд ли разведчик. Разведчик так нелепо себя не выдал бы. Они способны сутками прятаться на позиции и при этом не шевелиться. Это новичка в засаде легко найти. Ему то кишечные газы стравить надо, то задницу почесать, то чихнуть, что будет моментально поймано острым слухом Везденецкого.

Но никакой засады он не слышал. Тишина была гнетущей. Фрицы из-за снегопада даже бомбить перестали и долбить артиллерией. Ветер усилился, сильней качая разлапистые древесные ветви, острые снежинки царапали Везденецкому покрасневшие щёки.

Сверился с ХКМ – только километр прошел, но казалось, что десять. "Скорее бы чертов лес кончился" – подумал он, аккуратно переступая через крохотный ручеек, и заметив, как вода покраснела от чьей-то крови.

Оп-па.

Теперь стоило быть ещё осторожней. Шагать с пятки на носок, настолько бесшумно, насколько это возможно. Кого-то определенно завалили. Получалось, в лесу работала немчура.

Сквозь гул ветра послышалась длинная автоматная очередь, быстрая такая: "тр-р-р-р-р", и закончилась эхом. Везденецкий тут же залег у ближайшего холма. Не ППШ, но пистолет-пулемёт, современный, судя по скорострельности.

Этого ещё не хватало.

– Быстро! Быстро давай! – кто-то во весь голос кричал на немецком.

– Не торопи меня, Фридрих! – злобно огрызнулся второй. – Мы в одном звании, и ты мне не командир!

Вот идиоты. Не, явно не диверсанты "Мёртвой головы". Дилетанты. Спорят, шумят, раскрывают позицию, думая, что если кого-то убили, значит в лесу больше не осталось врагов. Надо бы их обойти….

– Ал-я-я-я-р-м! – вскрикнул немец.

Затрещали автоматные очереди, послышалась грязная немецкая ругань, из вершины холма выбило фонтанчики земли. Прогремели ружейные выстрелы, прогремела трель ППШ, которую тяжело с чем-то спутать.

– Зараза, – прошипел Везденецкий, намереваясь рысцой броситься прочь.

Советский рядовой возник на вершине холма, перекатился через неё и залёг, рыча сквозь стиснутые зубы, держась за окровавленное плечо. Стрельба не стихала. Рядовой, превозмогая страх и боль, схватился за рукоятку трофейного МП, и палил по фрицам.

– Держитесь, братцы! – приговаривал он сквозь стиснутые зубы, и, матерясь от боли, сменил магазин.

Ну не мог, не мог Везденецкий бросить ребят умирать. Понятно было, что группа пацанят набрела на немчуру, да еще и вооруженную по последнему слову техники.

Везденецкий крикнул:

– Свои, не стреляй!

Рядовой с перепугу взял Везденецкого на мушку, блеснул испуганными глазами, будто загнанный зверь.

– Кто такой?! Що тут делаешь?!

– Я помогу! – Везденецкий примирительно поднял руки. – Я был у тебя за спиной, и мог давно тебя прихлопнуть!

– Подсоби, хлопец! Подсоби! Один не сдюжу! – рядовой снова стал долбить по немцам. – Эти фрицы чудные! Их пули не берут!

Везденецкий лег рядом. Увидел шесть немцев на дне высохшего озера, через которое протекал ручей, перекрытый телом убитого разведчика. Немцы были действительно, как рядовой выразился, "чудные". Одетые в безликую военную форму чёрного цвета, в брониках с разгрузкой, и с пистолетами-пулемётами МП-50. В народе МП-50 называли "шилками", как зенитную установку, потому что таким оружием вполне можно сбить вертолёт.

Фрицы из будущего, мать его. Причем смертники. ХКМ ни у кого не было, а без этой машинки назад в будущее не вернуться. Поэтому радар их не засёк. Видать, пришли помогать диверсанту.

АШ это вам не ППШ. Ни ППШ, ни МП броню немчуры не брали. У них ещё и сверхпрочные шлемы были, как у китайских спецназовцев, полностью закрытые, с тяжелой защитной маской. Везденецкий своими глазами увидел, как советский боец пальнул фрицу в лоб из винтовки, так пуля с визгом срикошетила в землю. Голова фрица дернулась, он вскинул руки и упал, уронив оружие. Пробития-то не было, но инерции пули хватило, чтобы сломать врагу шею.

Везденецкий тоже подключился к перестрелке. Одного немца срезал длинной очередью, отдачей ударило в плечо. Бронебойные патроны АШ без труда брали и шлемы, и бронелисты. Прострелил навылет; в метре от фрица вздыбились фонтанчики грязи.

Ответочка прилетела сразу – тр-р-р-р! Только успевай голову прятать, пока над макушкой пронзительно свистят пули и кора деревьев взрывается щепками. Плечо Везденецкого вспыхнуло жгучей болью, но он понял, что пуля прошла по касательной.

Советы огрызались очередями, и, благодаря АШ, ход боя переломился. Последнего противника Везденецкий добил одиночным выстрелом голову, и всё стихло. Никто пока не рисковал шуметь или высовываться, но рядовой ворвался в воцарившуюся тишину:

– Хлопцы, вы там как?! – он приподнял каску, утер ладонью вспотевший лоб. – Живые?!

– Леха ранен! – отозвались с другого берега. – Но несерьезно! Жить будет! Сейчас подойдем к тебе, Мить!

– Ну, ты дал…. Ай, – Митя неловко двинул рукой и потревожил рану. – Зараза! Митя меня зовут. Митя Шпагин! Как автомат прям! – он протянул мне руку. Говорил Митя на адском суржике, не стесняясь знаменитого южного "гэ".

– Саша, – он принял рукопожатие. – Везденецкий.

– Ну, будем знакомы! Авось, войну вместе пройдем, – он добродушно улыбнулся. – Странное у тебя оружие. Вон как немцев изрешетил. Где взял?

– На земле валялось, – неловко соврал Везденецкий.

– Не умеешь ты брехать, – усмехнулся Митя. – И мова у тебя странная…. ладно, твое дело. Немца бьешь, и хорошо.

Благими намерениями можно вымостить себе дорогу в место, неприличное для упоминания. Пока Митя забалтывал Везденецкого, тот собрался уходить, но тут под керзовым сапогом подоспевшего сержанта хрустнула сухая ветка. Он выскочил как чёртик из табакерки, с винтовкой наперевес, хмурый и посеревший от пыли.

– Стой, стрелять буду! – предупредил сержант. – Бросай оружие! Быстро!

– Да ладно тебе, Сеня, – заступился Митя. – Хлопец же шкуры нам спас!

– В доверие лезет! – грубо возразил Сеня. – Особисту его сдадим. Пусть НКВД и командиры разбираются. Вдруг он шпион?

Приехали.

Пришлось выполнить команду Сени, иначе пристрелил бы, будто дикого пса. Увы, как ниндзя, с помощью дымовой шашки, Везденецкий уйти не мог. За сержантом ещё пара бойцов подтянулась. Теоретически их можно было перебить, по дороге, но от этой мысли гадко щемило в груди.

– Спокойно, – Везденецкий медленно уложил АШ на землю, вытащил АПС-90 из кобуры, вытянул всё из кармашков разгрузки, расстегнул пояс с нейролептическими гранатами. – Я вам не враг.

– Все вы так говорите. Пшёл, – Сеня дернул стволом в сторону тропинки. – Особисты разберутся, кто ты. Культяпки за головой сложи, и смотри мне, без глупостей. Митя, барахло его собери.

– Есть, та-ащ сержант, – уныло подчинился Митя, виновато взглянув на Везденецкого. – Прости, Саша. Служба.

И Везденецкого повели через лес, протоптанными тропинками. Митя с интересом изучал АПС-90, то с предохранителем балуясь, то с крышкой затвора. Оттянул затвор, глянул в патронник, и изумился:

– Иж ты! Та-ащ сержант, а занятные у него игрушки! А главное, просто и ладно слеплены. Я бы в жизни до такого не додумался!

– Не лапай ничего, а? – раздраженно произнес сержант, поправив ремень винтовки. – В глаз себе попадешь.

– Сплюньте, та-ащ сержант! – суеверно попросил Митя.

– Ещё чего, – Сеня замахнулся на Митю, чтобы дать затрещину, а Митя вжал голову в плечи. – Мистику он мне тут разводит! Ты только при капитане Привалове эту дурь не ляпни.

– Виноват, та-ащ сержант, – расстроился Митя. – Не ляпну.

– Ну-ка, – Сеня сощурился на ХКМ. – Это у тебя на руке что за приспособление?

"Твою налево! Только не это!" – мысленно сокрушился Везденецкий.

– Изъято, – по-милицейски произнес Сеня, расстегнув ремешок и сунув ХКМ в карман. – В законном порядке.

Отлично. Теперь и диверсанта нереально отыскать будет, и домой не вернуться после операции. Везденецкий уже продумывал, как будет освобождаться и выкрадывать отобранный девайс. Он не винил ребят. Служба у них была такая, и тем более в военное время каждая собака должна вызывать подозрение.

– Я думаю, – это Леха, с перебинтованным запястьем, – что он немцам наши позиции выдал. Видел, как точно лупили? Знали, знали куда бить! И вот он за новыми данными вернулся. Прав ты, Сеня! Язык это, и лазутчик!

– Выясним, – отмахнулся Сеня. – Не зуди. Голова уже болит от твоей болтовни.

Остаток пути группа провела в молчании. Они прошли через бурелом, и вышли на открытое поле, к первому оборонительному рубежу. Надо сказать, фрицы работали действительно точно. В окопах дымились подбитые танки, а некоторые так вообще разнесло в клочья авиационными бомбами. Противотанковые орудия тоже раскурочило, так что если Жуков с Рокоссовским не подсуетятся с обеспечением фронта военными резервами, то дело дрянь. Рядом с уничтоженной техникой суетились солдаты, перетаскивая ящики с боеприпасами и укрепляя позиции.

Тигры без проблем здесь пробьются, а единственные, кто их может встретить – пехота, которая без танкового прикрытия способна сделать гораздо меньше.

– Скотина, – произнес вслух Везденецкий, разозлившись на вражеского диверсанта.

– Это кто ещё скотина? – нахмурился Сеня.

– Да причем тут ты, – ответил Везденецкий. – Не о тебе мысль.

Сеня вопросов задавать не стал. Да и Везденецкий не особо хотел разговаривать. Что говорить-то? Здрасте, я из будущего? Расстреляют сразу же. Прикинуться дурачком, может, или контуженным? Не прокатит. Разве что можно наплести байку о каких-нибудь спецвойсках, и тогда Привалов дернет особистов, чтобы они всё выяснили. Это поможет выиграть немного времени.

Везденецкого затолкнули в блиндаж, уцелевший наверное чудом. Тикали настенные часы, пахло потом и травяным чаем. Капитан Привалов повел мощным плечом, изучая разложенную на столе карту, а затем взглянул на Везденецкого исподлобья.