Текст книги "Падение Тисима-Реттоо"

Автор книги: Александр Грачев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

VIII. СПАСЕНИЕ ЛИ ЭТО?

– Вижу землю! – уверенно объявил майор Грибанов. – Маленький островок…

– Это уже другой, – возразил Борилка. – Первый, смотрите левее, тот побольше.

Очертания островов проступали смутно, и нужно было до предела напрягать зрение, чтобы разглядеть их.

– Спасение ли это? – как бы про себя молвил Стульбицкий.

Ему никто не ответил, а журналист проговорил с тоской в голосе:

– Э-эх, сейчас бы попутного ветра да тумана поплотнее, глядишь, ночью как раз и притопали бы к этим островкам!..

Долго советовались, что делать. Оставаться в бездействии нельзя: течение с каждым часом уносит шлюпку прочь от этих мелких островов. А когда она окажется в районе крупных островов, лежащих отсюда к юго-западу, встречи с японцами не избежать. Было решено идти к мелким островам. За день они пройдут под веслами в лучшем случае половину пути. Вторую половину во что бы то ни стало нужно преодолеть ночью, чтобы с рассветом пристать к какому-нибудь кекуру – камню, возле которого можно будет укрыться.

Курс проложен, компас установлен, и на шлюпке снова заработали весла. На счастье людей с полудня подул легкий, ровный северо-восточный ветер, за ним потянулась мглистая пелена, а скоро привалил и туман. Правда, туман не был плотным, но видимость в океане не превышала одной мили Борилка поставил мачту и прикрепил к ней кусок паруса, который в шторм служил кормовым тентом. От носа к мачте натянули косой парус на правый галс. И хотя ветер дул с правого борта, шлюпка смогла идти прямым курсом к мелким островам.

Воронков и Борилка продолжали грести, помогая парусу. Грибанов рулил. Нужно было использовать до конца благоприятную обстановку – туман и ветер, чтобы незаметно подойти к островам.

Погода не менялась до вечера, а затем и всю ночь. За все это время никто в шлюпке не сомкнул глаз. Ночь показалась людям вечностью. Каждую минуту они были в напряжении, ожидая услышать где-нибудь шум идущего судна или всплески прибоя.

Утро пришло туманное, свинцовое. Ветер стих. Видимости почти никакой: дальше двух-трех десятков метров уже ничего нельзя было рассмотреть. Все строили предположения: подошли к островам или нет? Борилка, потягивая носом, проговорил:

– Пахнет водорослями, чувствуете?

– Значит, рядом земля, товарищи! – с горячностью произнес Воронков.

– Вон она, земля, – майор Грибанов показал на длинную полосу водорослей и мусора, показавшуюся под туманом на отшлифованной глади воды.

Он подрулил шлюпку к водорослям. Это была типичная морская «река» – неширокий поток, извивающийся среди стоячей воды. В ней плыли глянцевитые, зеленовато-бурые ленты морской капусты, пучки анфельции – осоковидной мягкой морской травы, из которой приготовляется агар-агар, попадались циновки или мешки из рисовой соломы, омытые где-то с берегов волнами и теперь растрепанные водой. Сверились по компасу: «река» шла к западу. Это было одно из ответвлений западно-океанского течения, отходящего в этом районе Курил в Охотское море.

Вскоре внимание всех привлек всплеск впереди.

– Кайра…

В тумане по воде убегала буроватая птица величиной с кряковую утку, с белым ошейником и длинным острым клювом. Распустив короткие крылья, распластавшись по воде, кайра убежала в туман.

– Она, кажется, недалеко уходит от берега? – дрожа от холода и возбуждения, спросил Стульбицкий.

– Всяко бывает, – безразлично произнес Борилка. – Но не дальше десяти-пятнадцати километров. А ну, тихо!

Все сразу умолкли и, затаив дыхание, стали слушать.

– Клянусь честью моряка, – вполголоса произнес Борилка, и сумрачные брови его распрямились, – я слышу крики птиц… Не иначе, где-то птичья колония!

– Значит, нет людей, – проговорил в тон боцману военный журналист.

Грибанов посмотрел на него.

– Людей? Японцы могут встретиться нам в любую минуту. Ни на один миг нельзя настраиваться благодушно!

– Ну конечно же! – напустился было на журналиста Стульбицкий. Он хотел еще что-то сказать, но его прервал майор Грибанов:

– Разговаривать только вполголоса, на море очень далеко слышно.

Стульбицкий, с покорностью посмотрев на майора, умолк.

Все продолжали прислушиваться. Борилка и Воронков перестали грести. Шлюпка медленно плыла посредине «реки». Постепенно все хорошо стали различать отдаленный шум птичьего базара. Визг, писк, свист, вопли – все сливалось в могучий хор. На пути шлюпки встречалось все больше птиц, вода всплескивалась то там, то тут. Не желая взлететь, кайры бежали по воде врассыпную – уходили в стороны, убегали прямо.

– Пошли на веслах! – приказал майор Грибанов. – Нужно успеть достичь «базара», пока стоит плотный туман.

Старались грести бесшумно. Налегая изо всех сил на весла, Борилка и Воронков не делали ни единого всплеска.

– Земля, смотрите! – прошептал майор Грибанов. Ему от руля хорошо было видно все впереди. Он показал рукой прямо по курсу шлюпки.

Все повернули туда головы, Из-под пласта тумана показалась темная полоса метров на тридцать – подножие острова.

– Кекур?

– Возможно, мыс какого-нибудь острова.

– Приналяжем-ка на весла, товарищи! – проговорил майор. – Нужно быстро проскочить эту полосу видимости.

Шлюпка направилась к каменному обрыву. Нарастал шум птичьего базара. Белогрудые кайры срывались откуда-то из тумана, скрывающего землю, кружились у воды; некоторые садились прямо рядом со шлюпкой на воду, но, испугавшись людей, вновь поднимались.

Вдоль обрыва легонько плескалась и пенилась зыбь, образуя белую полосу у подножия черных мокрых скал. Люди долго искали места, где бы укрыться. Наконец показалась темная расселина в обрыве. К ней и направилась шлюпка. Это была неширокая трещина, образовавшаяся между гранитными глыбами в виде миниатюрного фиорда. Грибанов, Борилка и Воронков искусно завели туда шлюпку, которая едва вместилась в расселине.

– Земля! Боже мой, наконец-то хоть маленький клочок земли! – плачущим голосам зашептал Стульбицкий. На глазах его блестели слезы радости, и он не стеснялся их.

Сойти на берег было почти невозможно: он обрывался в воду отвесно или имел крутой наклон. Но выше, метрах в трех от воды, начинался более пологий наклон каменной громады.

После непродолжительного совета было решено: наверх в разведку отправляются майор Грибанов и капитан Воронков. Они сняли кители, оставшись в полосатых тельняшках, заправили брюки в носки, сбросили парусиновые опорки, повязали головы носовыми платочками, чтобы волосы не падали на глаза, и приготовились штурмовать каменную громаду.

– Из бухты ни в коем случае не высовывайтесь – наказывал майор Грибанов Борилке, оставшемуся хозяином на шлюпке. – Даже если услышите что-нибудь подозрительное, оставайтесь на месте. Шлюпка хорошо укрыта, а трещину трудно заметить на расстоянии. На нас можете положиться.

Первым полез капитан Воронков. Сухощавый, мускулистый, он был и ростом пониже и фигурой потоньше Грибанова. Со школьной скамьи занимался Воронков спортом, и теперь это пригодилось как нельзя кстати. Он встал на плечи Грибанова, уцепился за выступы в камнях и легким рывком очутился на карнизе, за которым начиналась пологая часть расселины. Укрепившись там, Воронков подал руку Грибанову и втянул на карниз его. На четвереньках они быстро стали взбираться вверх. Кончилась трещина, дальше – голая наклонная каменная плита. Внизу теперь все было закрыто туманом, вверху туман был реже, в его разрывах кое-где пробивалась радостная ясная голубизна неба.

Каменную плиту преодолеть оказалось нелегко. Она была невысока, метра четыре, но на ней не за что уцепиться – ни единого выступа, только кое-где видны мелкие трещинки. И хотя наклон составлял не больше сорока-сорока пяти градусов, с плиты легко можно было скатиться. Офицеры разработали оригинальный план. Под нижним краем плиты были найдены каменные выступы. Грибанов уперся в них ногами и лег плашмя на плиту. Вытянув вверх руки, он занял почти две трети плиты. По нему с обезьяньей ловкостью полез Воронков. Когда он добрался до головы Грибанова, майор подставил ладони под его ступни. По мере того как Воронков полз вверх, Грибанов подпирал его снизу. Он даже не вытянул рук на всю длину, когда Воронков уже достиг верхнего края плиты, крепко вцепился в него руками. Теперь полез по нему Грибанов и без труда очутился на верхнем краю каменной глыбы.

За плитой начинался неширокий пологий распадок. В нем росла трава. Ни Грибанов, ни Воронков никогда не испытывали такого наслаждения, как теперь, добравшись до травы.

– Отдохнем, – предложил майор.

Они легли, уткнувшись в росистые стебли и листья, жадно вдыхая живые терпкие запахи. Казалось, это от них, от росных запахов, потекла по жилам сладостная истома, сгоняя прежнюю усталость.

– Что-то не видно кайр, – сказал Воронков. – Наверное, есть поудобнее место для гнездовий.

Отдохнув, разведчики живо зашагали вверх. Скоро они вышли на продолговатый гребень – вершину острова. Здесь почти не было тумана, лишь реденькая молочно-белая мгла висела над головой.

Гребень был острым и голым, в длину имел метров двадцать. За ним, к югу, начинались мели, терраски. Там-то и гнездились кайры, оттуда доносился их назойливый многоголосый шум. Внимательнее присмотревшись к террасам, разведчики увидели там множество продолговатых светлых шариков, рассыпанных среди камней.

– Да ведь это яйца кайр! – воскликнул журналист. Они быстро спустились по осыпи на первую же террасу, усеянную яйцами. Яйца кайр изумительно красивы. Больше куриных раза в полтора и тяжелее их раза в два, как камни; они имеют преимущественно голубоватую, реже белую окраску. По толстой и крепкой скорлупе разбросаны то коричневые, то черные веснушки или полоски самых причудливых форм и видов. Чтобы разбить яйцо, нужно с силой ударить его о камень. Понятно, почему природа наделила кайру способностью нести такие крепкие яйца, – эта птица не вьет гнезд. Она несет одно-два яйца прямо на голые камни и здесь же высиживает птенцов.

Разведчики продолжали обследовать островок. К полудню он был изучен досконально. Меньше гектара площадью, он представлял собой как бы вершину затонувшего хребта. Почти весь голый, каменистый, с крутыми берегами, он только в одном месте имел пологий прибрежный выступ – с западной стороны. От вершины острова сюда сбегал овражек – промоина метров пять глубиной. По-видимому, намыв образовался из рыхлых пород острова, заметных в промоине. У берега в этом месте густо разрослась морская капуста.

Как и предполагалось, разведчики не нашли на острове пресной воды. Они спустились к шлюпке тем же путем, каким взбирались наверх. Весть о том, что остров необитаем, вызвала ликование всех, кто оставался в шлюпке.

– А пресной воды я вам наделаю за ночь сколько угодно, – с воодушевлением говорил Борилка. – Две порожние банки, – а они у нас есть, – вот и вся премудрость.

Решили, что на острове долго оставаться нельзя, – быть здесь столько времени, сколько нужно для отдыха и для самого необходимого ремонта шлюпки. Но где укрыть на день шлюпку? Предлагалось загнать ее обратно в расселину. Эта мысль была отвергнута: стоит подняться хоть небольшому шторму, как ее сразу же разобьет прибоем о камни. Затопить возле пологого участка берега – вот самое верное решение. А на ночь поднять и отремонтировать, чтобы следующей ночью уйти на более удобный островок.

Высадка и выгрузка имущества делались поспешно. И не зря. За полдень, когда шлюпка, загруженная камеями, была уже затоплена в зарослях морской капусты, туман оторвался от моря и скоро рассеялся совершенно.

Несчастные мореплаватели выбрали себе укромное место на одной из террас, перетащили туда самое необходимое имущество и занялись перевязкой раненых. Сверх ожиданий, раны не воспалились и уже начали заживать.

Даже наиболее серьезная рана в плече Андронниковой не вызывала опасений.

– Морской воздух – что твой бальзам, – подбадривал журналист врача. – Не правда ли, Надежда Ильинична?

– Да, я чувствую себя вполне удовлетворительно, – серьезно ответила девушка.

Крупная, плотно сбитая, она, и в самом деле выглядела посвежевшей. На ее смуглых щеках уже начинал проступать румянец. Что-то неуловимо приятное, освещенное как бы изнутри, было в мягких овальных чертах ее губ и подбородка. В больших карих глазах уже светилась воля к жизни. Двое с половиной суток, истекших после гибели парохода, убедили всех, даже раненых, в том, что борьба за жизнь не проиграна, что впереди не только трудности, но и реальная надежда на спасение.

– В позапрошлом столетии, – менторским тоном заговорил Стульбицкий, – наши славные предки прошли всю Курильскую гряду на лодках. Чем мы хуже их? Почему мы не можем этого сделать?

Это было сказано с единственной целью обратить себя внимание Надежды Андронниковой, за, которой он назойливо ухаживал еще на пароходе, а теперь всячески искал ее расположения. Но Андронникова, как всегда, без восторга слушала речь географа.

После обеда, пригретые солнцем, раненые уснули. Остальные, прихватив карту Курил и компас, взобрались на гребень острова, чтобы оттуда определить свое местонахождение. Было безветренно и тепло. Необозримая ширь воды ослепительно сияла под солнцем. К юго-западу, залитые солнцем, темнели громады гор острова Минами. В противоположную сторону, к северо-востоку, уходила туманная полоса, и за ней ничего нельзя было разглядеть. По карте в этой стороне должны находиться мелкие острова. Несколько камней-островков торчало из воды прямо к северу отсюда; они были еще меньше того, на котором находились наши друзья.

Не успели они хорошенько оглядеться, как заметили, что один из черных камней, что к северу, движется.

– Подводная лодка, – почти одновременно высказали догадку все.

Она шла к югу, огибая камни-островки. Долго все молча всматривались в нее.

– Между прочим, идет-то она не прямым курсом, заметил Борилка.

– Осматривает камни.

Хотя до нее было очень далеко, все решили сойти с гребня, чтобы не вырисовываться силуэтами на островке. Долго все молчали, не сводя глаз с подводной лодки. Обойдя камни, она теперь направилась сюда. Все яснее обозначался ее корпус, виден был белый шлейф пены за кормой. Майор Грибанов приказал капитану Воронкову идти к раненым, предупредить об опасности и вместе с ними хорошенько там замаскироваться. Борилку он послал к такелажу, проверить, все ли там хорошо укрыто, а затем возвратиться на вершину. Сам продолжал наблюдать.

Но прежде чем Борилка вернулся с берега, Грибанов обнаружил новую опасность. Сначала ему послышалось сквозь шум птичьих голосов жужжанье, и он подумал, что это гудит подводная лодка. Оказалось, звук доносился с юга, да и подводная лодка была еще слишком далеко, чтобы услышать шум ее моторов. Всмотревшись в небо, майор заметил самолет. Он шел со стороны острова Минами. Приближаясь к островку, самолет стал снижаться. Вот он уже хорошо виден истребитель с красными кругами на плоскостях. Он сделал два круга над островком. Шум его поднял в воздух пернатое население. Птицы сплошной тучей закружились над островком, истошно горланя. Может быть, они и помешали летчику разглядеть на одном из уступов сгрудившихся людей – с воздуха они не были укрыты. Набрав снова высоту, истребитель направился дальше, в сторону северо-востока.

Между тем подводная лодка подходила все ближе к островку. Метрах в пятидесяти от него она остановилась. В это время к Грибанову приполз с берега Борилка. Из-за камней они внимательно наблюдали за каждым движением на палубе судна.

– Факт, ищут кого-то, – прошептал боцман. – Не эта ли долбанула нас? Кислое наше дело, товарищ майор, как вы думаете?

– Хорошо укрыли такелаж? – вместо ответа спросил майор Грибанов, не отрывая глаз от подлодки.

– Если не знать, где он лежит, то и не найдешь, – завалил еще камнями, а сверху посыпал щебенкой и забросал сухими водорослями.

– Не исключена возможность, будут высаживаться, обыскивать остров, – проговорил майор Грибанов. – Они не дадут нам покоя. Ползите к Воронкову и вместе с ним, подберите место, где можно укрыться всем поврозь, да так, чтобы с берега нельзя было заметить ни чего.

Но с подводной лодки не высаживались. Простояв с четверть часа на месте, она медленно двинулась к востоку, обошла вокруг островка, приблизившись к нему метров на сто, и снова повернула на северо-восток, куда улетел самолет. Грибанов провожал ее взглядом до тех пор, пока она не скрылась в морской дали, затянутой полосой тумана.

Солнце уже далеко перевалило за полдень и клонилось к вечеру. Майор Грибанов спустился к друзьям.

– Предлагаю до ночи поспать, – сказал он, когда все вновь собрались на террасе. – Ночью мы подкрепим корму шлюпки, чтобы можно было на ней потом поискать островок покрупнее, а дальше посмотрим.

Хорошо отдохнув за день, Грибанов, Борилка и Воронков всю ночь проработали, не разгибая спины. Ночь была ясная, прохладная. Достать шлюпку со дна и вытянуть ее на сухой берег – дело нелегкое. Чтобы выкинуть камни из шлюпки, нужно было залезть в холодную воду, нырять. Они делали это по очереди. Когда шлюпка всплыла, ее боком подтащили к берегу и при помощи веревок три раза скантовали. Закрепили все шпангоуты на корме, зашпаклевали щели сухой морской травой, собранной еще засветло на берегу. С внешней стороны – с днища – подкрепили килевой брус: прибили вдоль него лопасть весла. А перед утром шлюпку снова затопили.

С утра над океаном некоторое время держалась туманная заволочь, а часам к десяти разошлась и она. С вершины гребня увидели к северо-востоку несколько островков. Один из них отличался тем, что был выше и шире, чем другие, хотя тоже имел гористый рельеф. На карте он носил название Сивучьего. Он был самым крупным из всех мелких островков.

– За одну ночь не успеем дойти, – раздумчиво проговорил боцман.

– Ну что ж, передохнем вон на том островке, – возразил капитан Воронков. – Он почти на полпути.

Так и было решено.

Выставив наблюдательный пост, люди занимались весь этот день охотой на кайр, отдыхали. Незадолго до вечера наблюдавший за морем капитан Воронков подал знак тревоги, – он заметил подводную лодку, идущую с северо-востока. Судно прошло Охотским морем, к юго-западу, не завернув ни к одному островку, и скрылось в направлении острова Минами. Незадолго до захода солнца над районом мелких островов второй раз за этот день пролетели два истребителя.

В сумерки шлюпка отошла под парусами и веслами от гостеприимного островка и взяла курс на северо-восток. Ее провожал синий серп молодого месяца. Дул прохладный океанский ветер, небольшие волны бились под бортом и у носа шлюпки. Ее слегка кидало. Без приключений шли всю ночь. На заре справа вырисовался темный силуэт небольшого островка. Судя по времени, которое они находились в плавании, шлюпка подходила к тому островку, что лежал где-то на полпути до Сивучьего. Подошли. Островок имел пологие берега, покатые склоны. Вершина его была плоско срезанной. У берега глухо и размеренно шумели волны.

– Будем высаживаться? – спросил Борилка Грибанова.

– Да, выбирай место с подветренной стороны, – распорядился майор.

Шлюпка благополучно пристала к галечному берегу. Но прежде чем вытаскивать ее, майор Грибанов и капитан Воронков отправились в разведку. Вернулись они через полчаса.

– Остров необитаем, – сообщил Грибанов. – Имеется даже кедровый стланик. Но шлюпку прятать негде, Опять придется топить.

Уже светало, когда закончилась выгрузка и шлюпку затопили. На этот раз все имущество и даже такелаж перетаскали на косогор, попрятав все это в непролазной чаще кедрового стланика. Там же, под ветками, разостлали на хвойной подстилке парусину. Получилась прекрасная постель. Утром, когда окончательно развиднелось, на море по-прежнему не было тумана. С плоской вершины острова, усеянной галечником и поросшей травой, увидели остров Сивучий. Он был километрах в двадцати отсюда и хорошо выступал над горизонтом.

День на безвестном островке прошел спокойно. На море не появлялось ни одного судна. Только в воздухе дважды, как и вчера, – утром и вечером, – пролетели патрульные самолеты. В ночь наши друзья вновь подняли шлюпку и взяли курс на Сивучий.

IX. НА ОСТРОВЕ СИВУЧЬЕМ

К Сивучьему подошли незадолго до рассвета. В поредевшей темноте округлые очертания острова выступали огромной солдатской каской, высунувшейся из моря.

Ветер дул с Тихого океана, у берегов острова шумел прибой. Поэтому решили подходить с подветренной стороны: здесь пологий берег и почти нет прибоя.

До берега оставалось два-три десятка метров, когда в темноте, почти рядом, вдруг раздался могучий львиный рык. Ему отозвалось по берегу еще несколько таких: же устрашающих голосов, слившихся в мощный грозный хор. Все в шлюпке на минуту оцепенели от страха и неожиданности.

– Сивучи, черт бы их побрал! – первым догадался Борилка. – На сивучье лежбище наскочили!

Впереди, на берегу, загремели камни, забулькала вода – сивучи ринулись в воду. То там, то тут на поверхности моря стали появляться темные пни – головы сивучей. Отовсюду доносилось злое фырканье морских зверей. Приставали у самого северного края пляжа, чтобы завтра не тревожить, не пугать сивучей с лежбища. Пляж был довольно длинным – метров на сто вдоль крутого западного склона острова. На севере и юге он упирался в отвесные утесы, похожие на сторожевые башни. Возле подножия северного утеса темнело углубление, уходящее в обрыв. Там, по-видимому, была расселина или овраг. Туда и направилась шлюпка.

Место для высадки оказалось удобным. Шлюпка ткнулась в пологий галечный берег, упиравшийся в подножие каменной стены северного утеса. Первыми спрыгнули на берег Грибанов и Воронков. Обследовав темное углубление, они обнаружили там довольно длинный овраг. Он врезался в западный склон острова, делал несколько крутых поворотов и имел отвесные стены.

Измучившись вконец, люди к рассвету затащили шлюпку на катках в овраг. Там устроили для нее углубление, перевернули ее, а сверху укрыли камнями. Теперь ее нельзя было заметить ни с моря, ни с воздуха. Проделав все это, друзья по несчастью укрылись в какой-то сухой нише под обрывом на отдых. В это утро тумана не было.

Изумительно прозрачным, чистым и синим был воздух, слившийся с морем и небом! Солнечный свет растворялся в синеве, менял ее тона и делал как бы физически ощутимой: она была прохладной, пахла морской сыростью и водорослями, была упругой и звучной, как натянутая струна.

Первым в это утро дежурил капитан Воронков. Он сидел у подножия утеса, на берегу, упершись спиной в каменную стену. Время от времени осматривая море, он в промежутках любовался сивучами. Звери давно уме повылезли на берег и теперь ползали, дрались, беспокойно фыркали. По-видимому, они чувствовали близость человека и вели себя настороженно. Помня предупреждение Борилки о том, чтобы не беспокоить животных, иначе они уйдут и на это обстоятельство могут обратить внимание японцы, Воронков старался не делать даже малейших движений. Журналист впервые наблюдал так близко сивучей. На лежбище их было сотни две. Среди них, как глыбы, поднимались рыжевато-бурые громадные секачи, как бы обточенные, с усатыми злыми мордами. Где-нибудь в сторонке, сгрудившись отдельными колониями, беспомощно барахтались «младенцы» – темные, кургузые, короткие, с какими-то старческими складками кожи на шее. Сплошным кольцом их заботливо окружали беспокойные и малоподвижные мамаши. Потому, как неуклюже горбились и грузно поднимались на ластах звери, стараясь переползти с места на место, можно было подумать, что они настолько же неповоротливы, сколь тяжелы и неуклюжи. Но вот перед восходом солнца Воронков увидел, как два молодых сивуча стали драться. Куда девалась их неповоротливость! Проворно прыгая и грозно изгибая шеи, они ловко налетали друг на друга грудью и ластами, впивались друг в друга зубами, и, когда один, поменьше, стал слабеть в битве, с какой расторопностью добежал он!

С восходом солнца капитан Воронков ушел в овраг и по расселине взобрался на северный обрыв, а с него – на утес, похожий на сторожевую башню крепости. С утеса хорошо просматривались северный и западный склоны острова. На севере Сивучий имел отвесные скалистые берега и был неприступен. Вершина острова, – а он поднимался над водой метров на сто, – была срезана, и там имелась довольно обширная площадка. Над нею кружились кайры – неизменные жители необитаемых островов. Что же касается западного склона, то он выглядел очень живописно. От вершины к западу вела каменная осыпь. Затем шла терраса площадью около гектара. Она была как бы порогом от вершины к берегу и была покрыта густым кедровым стлаником. Пологий глинистый откос вел от верхнего края террасы к сивучьему лежбищу. Овраг врезался в уступ почти до каменной осыпи. Вдоль подножия осыпи, отрезая ее от террасы, к югу шел овраг поменьше. Он был извилист и, очевидно, спускался к морю по южному склону острова.

Едва капитан Воронков огляделся, как его внимание привлек реденький дымок, стелющийся по кедрачу. Журналист прильнул к камням и, не веря своим глазам, долго вглядывался в заросли стланика, пока не заметил, что дымок поднимается из овражка, уходящего к югу. Может быть, это пар от горячего источника? Или клочок тумана?

Пока капитан Воронков строил свои предположения, дымок становился все реже и реже. Но это не успокоило журналиста. Нужно было выяснить, что это. Он решил пока не будить товарищей и самостоятельно обследовать подозрительное место, план созрел моментально: перебраться на террасу и подползти по зарослям кедрача к овражку. Так он и сделал. Каждый, кому доводилось видеть кедровый или ольховый стланик, может без труда вообразить, что за карликовые дебри оказались перед Воронковым.

Искривленные толстые прутья, словно гадюки, переплетаются между собой, образуя на земле сплошной настил высотой почти в человеческий рост. Поверх настила – густые кроны коротких пушистых ветвей. К счастью журналиста, стланик состоял тут из отдельных кущ. Через проходы между ними Воронков быстро добрался до овражка, и тут в носу защекотало от запаха дыма.

Укрываясь в зарослях, Воронков бесшумно подполз к краю овражка и замер: неподалеку – голоса. Говорили по-английски. Воронков плохо владел английским, но смысл разговора понял. Грубоватый голос недовольно говорил:

– Черт побери, они все тухлые. Слышите, Эрвин, вы принесли тухлые яйца!

– Вероятно, они теперь все такие, господин капитан, – отозвался почти юношеский ломающийся басок. – Прошло полмесяца, как мы их собрали.

– А сейчас птички не несутся?

– Нет, начали высиживать птенцов, господин капитан. Мы допустили оплошность, когда собирали яйца, – их надо бы складывать в соленую воду. Мой отец так хранил куриные яйца.

– Почему же вы не сделали этого?

– Не подумал тогда, господин капитан.

– Эти вонючие птички есть еще у нас в запасе?

– Целы все три…

– Но теперь мы уже не успеем поджарить их, тумана сегодня нет, с моря могут заметить дым.

Молчание. И снова молодой голос:

– Давайте положим их в угли, господин капитан, они еще успеют поджариться.

– Хорошо, я сам займусь ими, а вы, Эрвин, поднимитесь вверх и понаблюдайте за морем.

Вскоре послышался топот ног, и капитан Воронков увидел сквозь ветви, как вверх по овражку пробежал невысокий коренастый солдат в сильно поношенной одежде и смятой пилотке. Журналист успел запомнить его скуластое бронзовое лицо, заросшее русой курчавившейся бородкой. Солдат расторопно вылез из овражка на противоположную от Воронкова сторону и стал карабкаться по каменной осыпи к верхней площадке острова.

Прячась среди зарослей, Воронков быстро дополз до края оврага, где отдыхали его друзья, и почти кубарем скатился к ним. Укрытые парусом, они спали, прижавшись друг к другу. Парусина хорошо маскировала их: она была такая же светло-серая, как и камни. Со стороны вершины острова их и без того прикрывал обрыв оврага.

Воронков долго будил майора Грибанова, до того устал прошедшей ночью этот человек. Проснувшись, тот сразу же вскочил. Офицеры отошли в сторону, чтобы разговором не разбудить остальных. Обдумав все детально, решили разбудить пока Борилку и оставить его караульным в овраге, а самим подползти к овражку и попытаться подслушать разговор неизвестных.

Вскоре они лежали там, где уже побывал перед тем капитан Воронков. Им недолго пришлось ожидать: на осыпи загремели камни – это вместе с потоком щебня и глины скатывался в овраг русобородый солдат. Он пробежал почти перед носом Грибанова. Майор шепнул на ухо журналисту.

– Форма американская. Сержант.

– На море нет ничего, – послышался молодой голос из овражка. – Как ваше жаркое, господин капитан?

– Еще немножко подождем. Угли не очень жарки. Знаете, Эрвин, я дома чертовски любил мясо индейки, когда его хорошо прожарят. Моя кухарка, старая негритоска, умела отлично готовить это мясо. Сейчас приходится только вспоминать об этом да глотать слюнки, – вздохнул невидимый капитан.

– Мой отец разводил индеек, господин капитан, и я тоже очень любил их мясо. В кризис перед войной пришлось всех уничтожить, – скупщики не брали, и нам не на что стало покупать корм. Как-то теперь там дела у отца?

– Припомните мои слова, Эрвин: война надолго оздоровит нашу экономику. Разве уже в первые годы лендлиза не стали поправляться дела у вашего отца?

– Тогда поправились.

– Если нам удастся унести отсюда кости, Эрвин, я непременно побываю у вас в Техасе, навещу вашу ферму. Меня всегда привлекала поэзия этих знойных и суровых мест.

Майор Грибанов шепнул на ухо Воронкову:

– Дело ясное: они, как и мы, спасаются от японцев. Нам нечего их остерегаться. Пошли.

Они встали, отряхнули с одежды сухую кедровую хвою и молча стали спускаться по глинистому скату на дно овражка. Овражек круто повернул вправо, и двое русских лицом к лицу очутились перед двумя американцами. Те сидели у дотлевающего костра, поджав под себя ноги. Овражек здесь сужался, над ним висли кущи кедрача, образуя тенистый шатер. Американцы даже не встали, так они были ошеломлены внезапным появлением неизвестных.

– Пресвятая дева Мария, привидения это или живые люди? – проговорил рыжебородый с веснушчатым совиным лицом. Он был в изорванном офицерском френче, с портупеей через плечо. Как и сержант, он не сводил широко открытых желтых глаз с Грибанова и Воронкова.

– Прошу не пугаться, мы с добрыми намерениями, – сказал по-английски майор Грибанов. – Доброе утро!

– Кто вы?

– Мы русские офицеры, как и вы – спасаемся от японцев.

– Рашен?

При этих словах капитан встал – длинный, сухопарый, оборванный, он пристально и жадно разглядывал русских. За ним поднялся и сержант с курчавящейся бородой.

Не сразу американцы пришли в себя. Убедившись наконец, что перед ними не привидения, а живые люди, русские офицеры, рыжебородый поднял обе руки и восторженно прокричал изо всех сил: