Текст книги "Падение Тисима-Реттоо"

Автор книги: Александр Грачев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

И вот, наконец, команда:

– Пэтээры, огонь! Автоматчикам огонь не открывать! Ждать команды!

Танки ускорили ход, усилили пулеметный и пушечный огонь. Снаряды выли над головами десантников и рвались где-то позади роты. Грохот боя нарастал с каждой минутой. Справа послышались отдельные панические крики. Суздальцев взглянул туда. Несколько человек покинули окопы и быстро поползли назад, к морю. Старший лейтенант разглядел Гришко и Козорезова.

– Назад! – крикнул командир второго взвода лейтенант Вишняков и взмахнул в воздухе пистолетом. – Назад, пристрелю!

Гришко и Козорезов повернули к своим ячейкам и скрылись в них.

– Ура-а-а! – разнеслось в это время над ротой. Суздальцев оглянулся, посмотрел вперед. Там вертелся на месте и густо чадил вражеский танк. Это была работа старшины второй статьи. Задымили еще две машины. Над одной, из них взлетело пламя, и тотчас же грохот покрыл гул перестрелки. Столб пламени вырвался из корпуса, словно из самовара, и новое радостное «ура» покатилось над передним краем.

Но восемнадцать вражеских машин, рыча и лязгая гусеницами, шли вперед.

– Приготовить противотанковые гранаты! – понеслась по цепи команда Суздальцева. – Автоматчики, огонь по пехоте!

…К переднему краю роты прорвались восемь танков. Семь из тех, что дымились на поле, были подбиты безвестным старшиной. Его окоп был метрах в десяти перед ячейкой ротного управления. Два танка, подминая траву и кусты стелющегося ольховника, шли уступом, один за другим на ячейку командира роты. Суздальцев не видел, когда выскочил из окопа Федя Вальков со связкой гранат, он только запомнил, как комсорг, пригнувшись, бросился к одной из вражеских машин и, почти встретившись с ней, бросил под брюхо железного чудовища связку гранат и тотчас, словно подкошенный, упал в траву. Раздался взрыв – и танк замер, умолк. Второй танк тем временем подмял и раздавил старшину с противотанковым ружьем и навалился на бруствер окопа командира роты. Суздальцев нырнул на дно окопа, чувствуя, как на него и матроса Зенкова, оказавшегося рядом, навалилась земля. Вместе они приподняли на спинах слой земли и, выбравшись из-под нее, увидели: позади окопа стоит подбитый танк. Несколько матросов суетятся на его броне, стараясь открыть люк, а четыре танка, окутываясь выхлопным дымом моторов и швыряя в воздух комья земли, мчатся прочь от переднего края. Это все, что осталось от вражеской колонны. Им вслед врассыпную бегут японские солдаты, преследуемые автоматчиками.

Возле одного из подбитых танков Суздальцев увидел дерущихся моряка и японца. Командир роты узнал в моряке Анисимова. Японец наскакивал на него с саблей. Анисимов отбивал его удары автоматов, видимо у него не осталось ни одного патрона. Матрос теснил японца к броне танка и вот поймал врага за шиворот, с размаху ударил его о гусеницу. Японец рухнул замертво, и Матрос выругался:

– Ах, нечистая сила, просчитался! Хотел слегка, а он богу душу отдал!..

– Да на черта он тебе? – закричал Суздальцев.

– Как же, товарищ старший лейтенант, вы поглядите, что за цаца?

– Майор?

– Ну да! Это же какой «язык» был!

– Плюнь! – посоветовал Суздальцев. – Некогда с ними возиться. Вперед!

Отбив атаку танков и пехоты, десантники стали преследовать отступающего врага по пятам. Черные бушлаты, зеленые гимнастерки, развевающиеся плащ-накидки волной катились по зеленому приволью низины.

– Полу-у-ундра-а-а!

– Ура-а!

Рота морских пехотинцев старшего лейтенанта Суздальцева наступала в центре фронта. Сам Суздальцев, как всегда, бежал впереди наступающих, выставив вперед автомат. Рядом с ним мчались матросы Кривцов и Зенков.

Дробный, булькающий треск винтовочных и пулеметных выстрелов с вражеской стороны сначала был реденьким, но с каждой, минутой становился гуще и вот уже слился в сплошной гул. Цепи наступающих все чаще стали припадать к земле. Теперь продвигались вперед только отдельные группы. Суздальцев увидел, как слева, из-под бугорка, среди травы полыхнуло пламя. Воздух дрогнул от оглушительного выстрела орудия. Рядом редким перебором затарахтел японский пулемет «гочкис».

– Ложись! – махнул рукой Суздальцев. – Командиру третьего взвода блокировать дот!

Видно было, как там закачались метелки пырея, в траве замелькали черные бушлаты. Умолкнувший было пулемет снова затрещал. Пули косили траву, швыряя и воздух куски стеблей, срывая головки отцветающих маргариток и лютиков. Но бушлаты уже чернели на бугорке. Откуда-то справа, совсем близко, захлопали винтовочные выстрелы. Это японцы били по матросам, взобравшимся на дот. Привстав на колено, Суздальцев разглядел впереди себя траншею, изрытую воронками снарядов, и зеленеющие над ней колпаки касок уцелевших японских солдат.

– Первый и второй взводы, по-пластунски за мной! – скомандовал Суздальцев. – Огонь только по моей команде!

Ползли быстро и почти бесшумно. Винтовочные вы стрелы слышались уже совсем рядом. Увлекшись обстрелом блокировочной группы, японцы были застигнуты врасплох цепью морских пехотинцев. – Полу-у-ндра-а-а!

По всей траншее, по скатам воронок началась свалка. В воздухе мелькали приклады автоматов, штыки японских «арисак», каски, которыми некоторые моряки дрались, как кистенями. Японцы защищались с отчаянием обреченных. Суздальцев, действовал об руку с Кривцовым и Зенковым. В середине толпы размахивал саблей узколицый японский офицер – бледный, даже позеленевший от страха. Суздальцеву хотелось прорваться к нему, но его опередил Зенков. Он выскочил на бруствер я оттуда метким ударом приклада стукнул офицера по каске, и тот осел на дно траншеи. Японский солдат попытался длинным выпадом штыка поразить матроса, но Зенков успел увернуться, ухватился за винтовку японца, вырвал ее и теперь размахивал ею, словно дубиной. Зажатая со всех сторон подоспевшими на подмогу Суздальцеву моряками, толпа японских солдат подняла руки вверх.

В руках роты Суздальцева оказалось двадцать восемь пленных. Около ста японцев валялось по дну траншей и на брустверах.

Отправив пленных в тыл, Суздальцев, ни минуты не задерживаясь, повел роту вперед.

Под вечер начался штурм высоты 171. К этому времени на плацдарме накопилось достаточно наших сил, чтобы блокировать артиллерийские позиции врага на мысах Кокутан и Вакамура, и высадка десанта шла уже почти беспрепятственно. Части, штурмующие высоту 171, поддерживались не только корабельной артиллерией, но и орудиями артиллерийского полка, высадившегося в полном своем составе.

Незадолго до заката солнца на вершину высоты 171 сразу с трех сторон ворвалось несколько подразделений десантников. Среди них была и рота старшего лейтенанта Суздальцева. Почти от самого берега моря было видно в огненных лучах заходящего солнца, как на высоте затрепетали полотнища красных знамен. Это видели не только наши войска, находящиеся к северу и западу от высоты, но и японцы, потрепанные части которых окопались к югу, неподалеку от главной высоты Северного плато.

XXI. ПРОВОКАЦИЯ

На следующий день с утра дул пронизывающий ветер, моросил мелкий дождь. Но часам к десяти дождь прекратился, и небо стало проясняться. В траншеях, вырытых советскими десантниками у южного подножия высоты ночью, было сыро и холодно. Японцы с утра вяло постреливали, наши почти не отвечали. Около десяти часов утра японцы прекратили стрельбу, а вскоре над их траншеями появился белый флаг. Зная о коварном характере японской военщины, советские десантники посмеивались, наблюдая за болтающейся на ветру белой тряпицей.

Полчаса спустя на дороге, ведущей с оконечности Северного плато, показался бронированный вездеход под белым флагом. Вездеход остановился примерно на середине нейтральной зоны, и из него вышли трое. Размахивая белым флагом, они вызывали советских парламентеров.

От переднего края советских войск отделились тоже трое с белыми флажками. Впереди, в длинной шинели, высокий майор, командир отряда пограничников, за ним в плащ-накидке майор Грибанов и в такой же накидке старший лейтенант Суздальцев.

– Товарищ майор, а вдруг среди них окажется ваш знакомый подполковник Кувахара? – подтрунивал Суздальцев над Грибановым. – Что вы с ним будете делать?

– Едва ли, – усмехнулся Грибанов. – Он, наверное, все еще ловит меня где-нибудь на юге острова. Или сам сбежал в Японию. Постой, постой, да это он, кажется, и ждет нас! – изумился Грибанов. – Товарищ майор, – обратился он к пограничнику, – кажется, там мой «приятель», о котором я вам рассказывал.

Парламентеров разделяло расстояние метров в двести, и Грибанов пожалел, что у него не было бинокля.

– Может, мне повернуть назад? – спросил Грибанов, замедляя шаг.

– Это почему же?

– Сбежит, стервец, после переговоров!

– Неудобно, Иннокентий Петрович, – возразил майор-пограничник. – Вдруг ни с того, ни с сего один парламентер повернул назад. Это может показаться подозрительным. К тому же вы наш переводчик.

До японских парламентеров оставалось метров пятьдесят, когда майор Грибанов вполголоса решительно проговорил:

– Он, стервец! Вон средний. Кажется, уже присматривается ко мне.

Подполковник Кувахара, конечно, узнал майора Грибанова. Он что-то сказал своим спутникам.

Не дойдя метров пяти до японцев, советские парламентеры взяли под козырек.

– Советские парламентеры явились, – доложил майор Грибанов по-японски. – Чем можем быть полезны?

Лицо подполковника Кувахара было очень бледным – майор Грибанов никогда еще не видел его таким. Подполковник Кувахара не мог даже как следует улыбнуться.

– О, ха! – воскликнул Кувахара. – Господин Грибанов? – сказал он по-русски. – Очень рада, очень рада увидеть вас.

– Благодарю за любезность, – ответил майор Грибанов по-японски. – С чем изводили пожаловать?

– По поручению господина командующего гарнизоном острова Минами, – взяв под козырек, напыщенно отрапортовал подполковник Кувахара по-японски, – честь имею передать советскому командованию глубокое почтение японского командования. На основании приказа свыше нам поручено начать переговоры с советским командованием о перемирии. Просим доставить нас к вашему главнокомандующему.

– Сейчас я переведу старшему начальнику вашу просьбу, – козырнул майор Грибанов и стал объяснять майору-пограничнику причину появления японцев.

Тот, выслушав, усмехнулся, потом сказал:

– Я думаю, нужно послать старшего лейтенанта, чтобы он связался с нашим командованием.

– Так и сделаем, – согласился Грибанов. – Сейчас я спрошу, согласны ли они ждать.

– Мы сограсны с вашим усоровием, – ответил по-русски Кувахара, не дожидаясь перевода.

Пока старший лейтенант Суздальцев бегал в роту, чтобы позвонить командованию, между майором Грибановым и подполковником Кувахара происходил следующий неофициальный разговор:

– Господин подполковник, как там чувствуют себя мои товарищи? Или их уже нет в живых?

– К сожалению, господин Грибанов, я не в состоянии ответить вам на этот вопрос, так как уже давно переведен на другую должность.

Грибанов недоверчиво покосился на Кувахара. Их глаза встретились. Теперь японец уже улыбался с подкупающей искренностью.

– Но вы, как заместитель командующего, – сказал Грибанов, – не можете не знать, живы они или нет?

– О да, живы.

– Что же, они в жандармерии сидят?

– Видите ли, господин Грибанов, я давно уже не заместитель командующего, с тех пор как отпустил вас.

– Кто же вы теперь? Переводчик?

– Я командующий укрепрайона, – гордо ответил Кувахара и чуть поклонился.

– Так вы, господин подполковник, утверждаете, что отпустили меня?

– Разве вы тогда не заметили, господин Грибанов? Вы вели себя, как помните, слишком гордо, и я решил вас припугнуть, как говорят русские, – Кувахара говорил убежденно и вполне искренне улыбался. – Я видел, что вас плохо вяжут, но не вмешивался… Оба весело рассмеялись.

– Теперь мы почти друзья, господин Грибанов, – заговорил подполковник Кувахара. – Скажите, как у вас тогда все получилось?

– Это не важно. Вы лучше скажите, получили ли мое письмо?

– Вы мне писали? – Кувахара в удивлении вскинул брови. – К сожалению, не получал. О, я бы немедленно ответил вам!

– У вас плохо работает почта, господин подполковник. В письме я напоминал вам о вашей ответственности за судьбу моих товарищей. Пользуюсь удобным случаем, чтобы повторить вам это. Надеюсь, вы правильно меня поняли?

– О да, о да! Как жаль, что я тогда не получил вашего письма! Я бы принял необходимые меры. Но я обещаю вам, господин Грибанов, по возвращении к себе сделать все от меня зависящее, чтобы жизни ваших товарищей ничто не угрожало.

На этом их разговор прервался. Парламентеры молча прохаживались, ожидая возвращения Суздальцева. Наконец на зеленом поле в стороне наших траншей показалась фигура в плащ-палатке и каске. Старший, лейтенант Суздальцев шел не торопясь, небрежно размахивая палкой с белым флажком. Не дойдя метров пять до майора-пограничника, он вытянулся в струнку и откозырял:

– Товарищ майор, советское командование готово принять представителей японского командования. Для встречи японских парламентеров вышла бронемашина.

Майор Грибанов повернулся к японским парламентерам и, тоже откозыряв, перевел сказанное Суздальцевым.

Вскоре на дороге, огибающей высоту с восточной стороны, показалась бронемашина с белым флажком над башней. Машина остановилась метрах в десяти от парламентеров, и из нее легко выскочил невысокий подвижный полковник. Он поздоровался за, руку с Грибановым и его спутниками и равнодушно откозырял японцам.

– Переведите им, – сказал полковник Грибанову, – пусть следуют за нами. Вы поедете со мной. Майор и старший лейтенант отправляются на свои места.

Сказав все это, полковник вернулся к бронемашине и исчез в ней.

На командном пункте советских десантных войск, под обрывчиком у берега, в наскоро сооруженной землянке японцев ожидали представители штаба, в том числе советский, генерал-майор. Грибанов с интересом наблюдал за подполковником Кувахара: его будто подменили! Едва переступив порог землянки, японец утратил спесь, и слащавая улыбка не сходила с его красивого лица. Два передних зуба в золотых коронках не переставали поблескивать.

Разговор был недолгим. Миссия японцев состояла лишь в том, чтобы уведомить советское командование о желании японского командования установить перемирие между войсками. Японские войска готовы сложить оружие на условиях, о которых договорятся сами командующие. Для личных переговоров командующих японские представители предложили устроить встречу неподалеку от главной военно-морской базы японцев на Минами – к югу от Северного плато. Туда должно подойти судно с советским командующим, к которому прибудет на своем корабле японский командующий.

– Ну что ж, перемирие так перемирие, – сказал советский генерал, пряча улыбку. – Сегодня к вечеру вы получите ответ.

Когда Грибанов перевел эти слова, генерал добавил:

– И еще переведите господину подполковнику: ответственность за безопасность судна, на котором будет находиться наш командующий, и безопасность четырех советских граждан, находящихся у японцев, возлагается на господина подполковника.

Подполковник Кувахара, выслушав Грибанова, раскланялся и дал слово чести японскою офицера, что все будет выполнено. С тем парламентеры отбыли.

Весь день на острове было тихо. Вечером наши парламентеры передали ответ японцам относительно встречи командующих. Встреча назначалась на завтра в десять часов утра в траверзе главной базы, в миле от берега. Японцы были поставлены в известность, что нашего флагмана будут охранять четыре мелких судна.

На следующий день утром советские корабли снялись с рейда. День выдался ясный, солнечный. Лишь редкие белогрудые облака вереницами тянулись по небу. На море было тихо. Впереди шли два сторожевика, за ними – эсминец под флагманским вымпелом. Колонну замыкали два торпедных катера. Командование, однако, находилось не на эсминце, а на втором сторожевике. Слева вставала цепь высоких обрывов и утесов острова. Их серые глыбы были испещрены черными дырками амбразур. Артиллерийские позиции были видны и на самой вершине обрывов; никакого японского судна на море не было видно.

– Слева по курсу на обрыве вижу движение у артиллерийских орудий! – докладывали наблюдатели на всех судах.

Последовала немедленная команда:

– Всем по-боевому! Орудия к бою!

Через иллюминаторы боевой рубки командующий и сопровождавшие его офицеры следили за морем и берегом.

– Провокация! – крикнул офицер, следивший за берегом. – Стреляют!

По краю обрыва замелькали языки пламени: сразу открыли огонь несколько орудий. Тяжелый грохот прокатился над морем. Фонтаны воды с глухим гулом поднялись вокруг кораблей. Один снаряд ударил в стрелу мачты головного эсминца, и стрела разлетелась вдребезги; другой снаряд разорвался на палубе сторожевика, ударившись в носовую лебедку. За первым залпом последовали второй и третий. С обрыва сорвались два самолета-торпедоносца и стали заходить на колонну советских кораблей. Эсминец и сторожевики открыли огонь из всех калибров. Тем временем торпедные катера круто развернулись и на всей скорости стали огибать колонну, оставляя позади плотные белые клубы дымовой завесы. Под прикрытием дыма суда зигзагами стали отходить в море. Вражеские снаряды падали то там, то тут. Позади послышался гул моторов – это торпедоносец лег на боевой курс и шел на флагманское судно. Вот от его фюзеляжа оторвалась длинная торпеда и черной сигарой полетела к кораблю. Эсминец успел сделать маневр вправо, и торпеда прошла в нескольких метрах в стороне. За первым торпедоносцем последовал второй, но его еще на расстоянии встретил сильный заградительный огонь зенитных орудий и пулеметов. Японец взмыл вверх, бросил торпеду как попало и направился к острову. Торпеда упала далеко в стороне от советских судов.

Артиллерийская дуэль продолжалась до тех пор, пока корабли, скрывшись за дымовой завесой, не ушли в море. А четверть часа спустя над позициями японцев по Северному плато загремела наша артиллерия. Столбы дыма и огня поднялись там, где находились вражеские траншеи. Это был достойный ответ на вероломство.

Советские суда вернулись к месту стоянки флота с обгорелой краской на стволах орудий, с массой осколков вражеских снарядов на палубах, с вмятинами от осколков на броневых частях, с убитыми и ранеными на палубах.

Весть о злодеянии моментально облетела все подразделения десантных войск. Десантники с нетерпением ждали приказа о штурме последних рубежей вражеской обороны. Но советское командование не торопилось: в штабе разрабатывался план всеобщего наступления с задачей очистить весь остров от вражеских войск и овладеть военно-морской базой, расположенной на западном берегу острова, в бухте Мисима.

В эту ночь Грибанов находился на флагманском корабле. Он участвовал в обсуждении плана наступления. Около двенадцати ночи командующий отпустил его отдыхать. Укладываясь в чистую постель, Грибанов перебирал в памяти детали встречи с подполковником Кувахара, вспоминал подробности провокационного обстрела советских кораблей, думал о судьбе четверых друзей, томящихся на острове Минами. Теперь он не верил, что они живы. Не встретит он больше Надю.

Утром в штабе стало известно, что на острове, в тылу наших войск, активизировались японские смертники. Ночью было зарезано несколько патрулей, с рассветом вражеские снайперы стреляли в каждого офицера, появлявшегося на берегу или на дороге, ведущей на юг. Десантники рассвирепели. В траншеях, на переднем крае, собирались группы смельчаков по пять-шесть человек и под покровом темноты подползали к вражеским траншеям, забрасывали их гранатами, а затем врывались туда. Японские солдаты, как правило, в панике оставляли позиции. На одном из участков десантники продвинулись таким способом более чем на два километра.

Подготовка к решающему штурму длилась трое суток. За это время на остров было доставлено много военной техники. Подошли новые транспорты с войсками, был создан крупный, резерв боеприпасов. Несколько раз за это время появлялись японские парламентеры. Сначала они принесли пачку листовок и просили раздать их советским солдатам на переднем крае. В листовках содержался любопытный текст, написанный от руки по-русски и отпечатанный на стеклографе:

«Сводка. Наши войска уже прекратили военные действия и для прекращения войны теперь с Главнокомандующим Вашего Войска наша комиссия продолжает договор. Поэтому прошу от души временно возвращаться в Ваш баз. Конец».

Парламентер, принесший эти листовки на командный пункт, заявил, что ему приказано дождаться ответа советского командования. Его бесцеремонно выпроводили.

Было ясно, что японцы неспроста затягивают переговоры.