Текст книги "Летящие по струнам"

Автор книги: Александр Абердин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

В доме Викентия меня встретили очень радушно. Дед Максим сразу же сел в сани и укатил обратно, а я пошел осматривать свои апартаменты на третьем этаже, обращённые к лесу. Они мне понравились ужен тем, что были обставлены очень красивой мебелью и в двух шкафах имелось множество книг. Вскоре меня позвали обедать в огромный, красиво обставленный обеденный зал. За столом собралась вся большая, дружная и работящая цыганская семья. Обед начался с того, что глава семьи вознёс хвалу великим славянским богам и Лелю-заступнику. После обеда мы оба, я и Тихон, отправились в колдовскую кухню. По сути дела это была самая настоящая биологическая лаборатория, только исполненная на колдовской манер. В ней на расстоянии метров в пять стояло в два ряда две дюжины больших ванн изготовленных из колдовского хрусталя. Именно в них происходил процесс сращивания между собой коня и медведя. Такое колдовство считалось очень сложным и требовало не только больших знаний о физиологии животных, но огромной колдовской силы. Викентий сразу же принялся рассказывать мне о нём начиная с азов.

Целую неделю мы только тем и занимались, что он учил меня своему колдовскому ремеслу, поражаясь, как быстро я всё схватываю. Удивляться тут было особенно нечему, поскольку в чём-чём, а в биологии я разбирался очень неплохо. Точнее я знал эту науку назубок, вот только знания эти мне никогда не приходилось применять на практике, особенно генную инженерию. Да, это была именно она, только в колдовском исполнении, ведь слияние двух организмов происходило на молекулярном уровне. Точно такими же делами занимались и маги. Они тоже умели создавать магических коней самого разного вида, соединяя с обычными конями разных животных, но всё же лучшими считались именно русские коне-медведи. Мадьярские тоже были великолепны, но в Венгрии медведи давно уже стали большой редкостью и потому Викентий, страстный лошадник, решил перебраться на Светлую Русь. В нашей земле его в первую очередь интересовали огромные русские медведи, а уж лошадей можно было завести любых. В Медвежьем же лесу он нашел то, что искал.

Мне также удалось поразить цыганского колдуна до изумления своим тайным голосом и он пришел в неописуемый восторг от того, что с его помощью я мог колдовать даже очень сложные заклятья. Честно говоря, хотя всю теоретическую базу сотворения магических коней я постиг всего за две недели, без наставника вряд ли отважился бы приступить к творению. Немного подумав, я в конце концов плюнул на условности и, взяв за основу скрипку цыгана, основательно поколдовав над ней, сваял ему особую колдовскую скрипку и принялся учить его играть на ней, причём соорудив для него из воловьей кожи особый костюм, к которому прикреплялись десятки тонких струн и медную конструкцию кубической формы, но всё же не клетку. Она была подвешена к потолку и в ней я подвешивал цыгана-колдуна так, словно тот сидел на табурете, паря в воздухе и играя на скрипке. Поначалу это давалось ему с трудом, но вскоре он освоился и вслед за мной играл неслышимую колдовскую мелодию, так пугающую насекомых, мышей и крыс. Добавив нужные тона, я уже научился ничем не досаждать кошкам, собакам, а также птицам.

На эти концерты приходила посмотреть вся семья Викентия и они того, право же, стоили. Молодой барин Матвей Никитич, издавая горлом неслышимые, тревожные звуки, поднимался в воздух и парил над каменным полом на высоте полутора метров, а старый цыган, поначалу, играл ту же мелодию будучи подвешенным в воздухе. Однако, уже через пять дней Викентий смог и сам воспарить вместе со своей скрипкой, что я считал великой победой. Научил я его также изготавливать скрипки для своих сыновей конеделов. Ну, а его сыновья, тем временем, определились с медведями и перевезли их из леса в колдовскую кухню. Всех мишек пробудили ото сна, выкупали, вычесали, блохи от них разбежались сами тотчас, едва только Викентий коснулся серебряным смычком толстых янтарных струн. И вот настал день, когда в двадцать ванн завели и поставили рядом друг с другом двадцать молодых жеребцов вороной масти и двадцать медведей, проживших не менее четверти века на белом свете. Мы с цыганом-колдуном наполняли колдовскую кухню мощной и властной песней творения, а его сыновья, все опытные и умелые колдуны, соединяли меж собой плоть медведей и жеребцов.

В результате получилось два десятка высоченных, два метра в холке, вороных жеребца без единого седого волоса, молодых, могучих красавцев и Викентий признался мне, что таких ладных магических коней у него ещё ни разу не выходило. Двух магических коней мне предстояло забрать с собой, чтобы я стал их другом, а Тихон, как опытный тренер, научил их всем конским премудростям, а из меня сделал лихого кавалериста. Остальными же жеребцами должны были заняться сам Викентий, его сыновья и Марджена, тоже колдунья, умевшая обращаться с магическими конями даже получше мужа. В общем через месяц мы с Тишкой вернулись в имение верхом на огромных жеребцах, ведя в поводу двух таких же. Своим я дал имена Гагат, в честь чёрного камня, и Мрак, пообещав им стать не только другом, но даже и братом, лишь бы они меня не сбрасывали с себя. Очень уж с большой высоты падать придётся, так ведь грохнешься, что и костей не соберёшь. Всё медвежье в магических жеребцах сразу же ушло куда-то вглубь, а вот конское оказалось на поверхности и даже усилилось. Те два жеребца, которые были предтечами моих магических коней, и в своей прежней жизни были ребятами с характером, а переродившись, сделались ещё более норовистыми.

Поэтому я скакал по хорошо наезженной дороге с затаённым страхом, если не ужасом. В общем не скакал, а попросту изо всех сил старался удержаться в седле, а Тишка, как на зло, зразу же пустился на своём Громе в галоп. Гагат немедленно припустил за ним совершенно не обращая на мои робкие попытки хоть немного попридержать его и единственное, что меня спасало, так это мои крепкие ноги. Да, не зря я бегал кроссы в любую погоду на длинные дистанции. Это позволяло мне стискивать бока Гагата и держаться в седле, так как на чисто декоративную уздечку без удил надежды не было никакой. Когда мы доскакали до имения, я был мокрым, словно мышь свалившаяся в ведро с водой, и даже не чаял, что доберусь до дома подобру, поздорову. Дом, милый дом показался впереди, Тишка, гарцуя на Громе, лихо поднял этого красавца на дыбы и тот, сделав пару шагов, стал, как вкопанный. Не слетев с Гагата каким-то чудом, мне удалось заставить его остановиться и только потом лихо соскочить с магического коня, красуясь перед домашними, выбежавшими на широкую веранду с мраморной балюстрадой. Дядя Антоша, радостно улыбаясь, воскликнул весёлым голосом:

– Ай, молодца! Ну, хорош, Матюша! Настоящий русский витязь. Прямо вылитый Викула Никитич.

Глава 11

Западня посреди чиста поля

Близился к концу второй год моего и моей команды нахождения на Земле Магии. Заканчивалась весна и вскоре должно было наступить первое июня. Месяцы эти были прожиты мною нельзя. Пусть и далеко не самым доскональным образом, но я изучил основы колдовства и теперь, как говорит дед Максим, мог изучить всю оставшуюся колдовскую науку по книжкам и колдуя сам, как это делали в Московии очень многие колдуны. Школ колдовства было немного, а оно само было настолько многообразно, что никто даже и не отваживался свести его всё воедино, но даже этого Светлой Руси вполне хватало. Мне, честно говоря, нет. Помимо этого я, наконец, выучился русской кавалерийской езде и мог полностью обходиться без уздечки. Такая скачка давала ощущения полного слияния с конём и наполняла душу восторгом. Мы с Тишкой довольно часто седлали своих магических коней, вскакивали на них и верхи мчались в степь. Бешеная скачка горячила и пьянила нас лучше любого вина и рождала в душе такой восторг, что я даже побоялся бы с чем-то сравнивать его, чтобы не пробудить в душе Матвея вполне закономерные требования. Парню этой весной уже стукнуло двадцать, а он до сих пор так ни разу и не поцеловался с девушкой.

Да, это была самая настоящая проблема. Впрочем, разрешалась она весьма просто, внутренними вирджсёрфингами в глубины моей памяти. Если я не очень-то стремился посвящать Мотю в нашу странную треугольную любовь, которая так бесила Элен, да, и не её одну, то все остальные мои любовные похождения, а их в общем-то набиралось немало, с полсотни штук, сделались для Матвея предметом экскурсов и вот их-то он совершал один, без меня. Хотя надо сказать, дела складывались таким образом, что скорее всего в Кёнигсберге мне точно придётся искать себе новую подругу. Увы но баронесса Симона де-Монфлёр из городка Омаль, что в Пикардии, хотя и была большим другом для меня и Матвея, как к парню, относилась к нам очень прохладно, даже с какой-то ледяной холодностью, но зато была по уши влюблена в молодого боярина Николая Серебряного, стройного, красивого русоволосого, гибкого атлета со скандинавской рожей и до безобразия голубыми глазами, на которого по новому запала Лизка.

В общем две эти девицы, одна ещё вполне юная, а вторая успевшая многое повидать на своём веку, но от этого вовсе не ставшая циничной старой грымзой, воспылали страстью к Николеньке и Гарику в одном флаконе и уже мысленно предавались всем мылимым и немыслимым любовным утехам с ним. Меня, с ангельской физиономией Моти и его чувственными губами Дон Жуана, они дружно вывели в отставку и выставили за скобки. Нет, Лиззи была бы вовсе не прочь отдаться мне со всей своей страстью и пылкостью чувств, но при одном единственном условии, если ей удастся заглушить Симону, а мне Матвея-младшего. Поэтому, поговорив друг с другом наедине, мы решили, что мне будет куда пристойнее найти себе и Мотьке подходящую девушку в Кёнигсберге и пусть если уж не я, так мой носитель втрескается в неё по уши. Лиззи, выслушав меня, вздохнула, обозвала гнусным кобелём и согласилась, что так будет лучше. Она уже успела натворить дел в Омале, раскрыв своим многочисленным подругам, а также своей матери и старшим сёстрам такие таинства любви и наслаждения, что те просто обалдели от услышанного. А потом принялись долбить своих супругов и мечтать о таких мужьях и любовниках, которые смогли бы всё это воплотить в жизнь без каких-либо малейших купюр и изъятий.

Между тем папаша Симоны, барон Шарль де-Монфлёр, минувшей зимой попытался выдать её замуж и из этого вышел полнейший конфуз. На неё положил глаз молодой военный, граф де-Ферре, капитан гвардейского полка тяжелой королевской кавалерии. Симона первым делом потребовала очной ставки в присутствии своей матери и родителей соискателя её руки и сердца. За чашечкой кофе она устроила Пьеру допрос с пристрастием на тему, что такое любовь-морковь и, заявив ему о том, что она девственна, поинтересовалась, как тот будет справляться с такой проблемой. Кавалерист с напускной важностью заявил, что сделает это легко, но быстро запутался в объяснениях и, известив всех о некоторых подробностях своего обращения с женщинами, был сурово высечен и обвинён в мужланстве. Более того, Симона посетовала, что тот сделает калекой любую девственницу и навсегда привьёт ей ненависть к сексу. Молодой граф, мужчина тридцати двух лет от роду, жутко обиделся и тогда Симона выкинула совсем уж неожиданный фортель, предложив ему спуститься в фехтовальный манеж и показать хотя бы то, каков он со шпагою в руках, если мужлан мужланом в постели с девушкой.

Тот, сдуру, согласился и Симона, переодевшись в мужское платье, у неё ведь помимо двух сёстёр было ещё и четыре брата, мало того, что доказала капитану своё тотальное превосходство в искусстве фехтования, так ещё и перейдя к рукопашной схватке, раз десять так приложила того к паркету, что граф не знал, что ему и подумать. Кончилось же всё тем, что очаровательная, довольно рослая, но, тем не менее, стройная и гибкая, словно тростиночка, девушка с пышной, обольстительной грудью и личиком просто редкостной красоты, небрежно метнула в большой камин файербол такой мощности, что выжгла в гранитных глыбах, из которых тот был сложен, кратер диаметром в полметра и глубиной в двадцать сантиметров. Старый граф, осмотрев камин, с недовольным видом сказал, что сыну следовало всё же не пьянствовать все эти годы и не таскаться по шлюхам, а усердно заниматься, и что юная Симона вполне способна одна заменить собой в бою весь их кирасирский полк повес, пьяниц, бабников и ни на что негодных лодырей. Так моя подруга приобрела в городке Омаль ещё одного преданного поклонника и доказала капитану Пьеру де-Ферре, что настоящие француженки это крепкие мужики с яйцами, хотя на самом деле они и являют собой сплошное очарование, умны, но часто имеют стервозный характер.

Да, в Омале Лиззи быстро доказала всем, что в каждой девушке может внезапно вспыхнуть такая тяга к магии, которая её полностью переделает. Иногда она смеясь заявляла, что мечтает о нападении на неё полудюжины вооруженных насильников, чтобы хоть раз в жизни оторваться и врезать мужикам по полной программе. Уже очень скоро слухи об омальской Артемиде достигли Парижа и Симона была приглашена королевой к завтраку. За этим завтраком, после продолжительной беседы Маргарита Саксонская предложила стать ей фрейлиной, но наша Лиззи сразу же сказала, что ни о чём, кроме Высшей академии магии даже и не мечтает. Её величество осталась недовольна таким ответом, но ничего не могла поделать. Королева даже не пообещала ей никакой поддержки, но этого и не требовалось. Хотя семья и не могла оплатить учёбу, Симону это не расстроило. Во-первых, у неё был я с десятью миллионами рублей золотом, а, во-вторых, снова я с довольно нескромными требованиями к государю и пусть он их только попробует не выполнить. Впрочем, шучу, конечно, мне и без угроз было чего предложить не только русскому царю, но и прусскому королю, его наипервейшему другу, собутыльнику и неразлучному спутнику во всех приключениях в Варшаве.

Наш батюшка-царь Михаил Юрьевич и прусский король Фридрих-Вильгельм, были ещё молодыми людьми. Они родились с разницей в три дня в мае месяце и им исполнилось всего по сорок пять лет. Сейчас-то они уже малость угомонились, но в молодости, частенько вдвоём, инкогнито, езживали в Варшаву, чтобы там повеселиться от всей души. Фриц и Михель были друзьями не разлей вода и к тому же один могущественным магом, а второй очень сильным колдуном не говоря уже о том, что оба были атлетами и прекрасными воинами. Теперь они ещё и стали оба семьянинами и в их семьях подрастало по семь душ детей. Да, они хотя и не являлись сродственниками, всё же были братьями, преданными друг другу и оба народа это прекрасно знали, но вот беда, завистников у них в Европе имелось просто немереное количество и все знатные клеветники. Одни говорили, что король Фридрих просто невероятно развратен и содержит по всей Великой Пруссии сотни гаремов с юными девушками, а другие обвиняли царя Михаила в том, что он беспримерно жесток и силой своего колдовства тысячами сжигает людей заживо, да, к тому же ещё и подвержен содомскому греху. В общем хоть бери и объявляй войну тем странам, где распускались такие слухи.

Повелось это, между прочим, ещё издревле, обвинять Светлую Русь во всех смертных грехах, а также приписывать их её союзникам и начали в Европе распускать такие слухи задолго до победы над Чингисханом, после которой Светлая Русь невероятно расширилась, увеличилась в числе народонаселения и пугающе окрепла. Однако, с другой стороны лично я был даже рад, что Русь не следовала ни в каком кем-то заданном ей фарватере и развивалась так, как хотел ее народ. Это радовало, как и то, что нынешний царь был человеком адекватным и вменяемым. Он руководил страной спокойно и с достоинством. Каких-то грандиозных задач ни перед кем не ставил, ни о каких великих свершениях не мечтал и страна при нём жила сытой, размеренной, мирной, тихой и слегка сонной жизнью. В отличии от меня и всей нашей команды. Нас просто распирала от желания, пройдя долгий путь дорогами войны в далёком прошлом, став студиозусами в Кёнигсберге, одном из красивейших городов мира, немедленно начать будоражить если не весь мир, то по крайней мере Великую Пруссию и хотя бы Европейскую часть Светлой Руси.

Именно с такими грешными и беспокойными мыслями я скакал во весь опор на Мраке по зеленеющим лугам в сторону деревни Починино. Тихона со мной не было. Он что-то там наобещал Максиму и как только мы собрались выехать из имения, тот ссадил его с Ворона. Ну, значит не повезло. Будет в следующий раз дав слово, немедленно его исполнять, а не книжками зачитываться. Причем преимущественно рыцарскими романами, а также охмурять девушек. То же мне, Ромео цыганской закваски. Ну, это я из зависти. Хотя на меня и заглядывались дворовые девушки, я не посягал на них. Мне только того и не хватало, чтобы стать отцом внебрачного ребёнка. Их и так у Викулы во всех странах когда-то столько родилось, что и царь иудеев Давид позавидует. Не одна только Гюзель подпала под его чары. Дружок его, Генрих, тоже хорош, как и вся их маленькая, но дружная и боевая рать. Вот так мои мысли и перескакивали с одного, на другое, пока я не доскакал до глубокого Почининского оврага, поросшего ракитами и не стал спускаться по крутому, глинистому склону этого, чуть ли не каньона. Вместе с Тихоном мы объехали окрест множество мест. Бывали и здесь. В седле я уже держался очень уверенно и потому спускался вниз не страшась.

Мрак, присев на задние ноги и ловко суча передними, попросту съезжал по глинистому откосу до тех пор, пока мы вместе с ним не провалились в какую-то огромную яму, которой я до той поры не чуял, и не полетели в сплошной темени вниз. Яркий свет над нашей головой моментально померк, сделалось очень холодно и запахло чем-то неприятным, но не то чтобы очень уж омерзительным. Пахло, похоже, чем-то вроде бензина вкупе с сероводородом. Мы стремительно падали, но к счастью не кувыркались в воздухе и я моментально выпрямился в седле и раскинул руки в стороны. Магические кони обладали просто непревзойдённым чувством равновесия и потому могли спокойно преодолевать узкие ущелья, шагая по бревну шириной в две ладони. Так что Мрак, расставив ноги, спокойно готовился к тому, чтобы приземлиться на все четыре копыта. Глупыш, он ещё не понимал, что мы падаем с очень большой высоты в какую-то бездну. Ещё не осознав, куда это мы с ним угодили, я моментально принялся петь наверное самую жуткую песню ужаса и мне в тот момент мог бы позавидовать даже из рук вон плохо настроенный гравитационный двигатель какого-нибудь гравилёта полуторатысячника. Зато быстрое падение мгновенно замедлилось.

Уже исходя из этого я понял, что мы оказались в какой-то огромной пещере и мне грешным делом подумалось, а не в навье ли подземное царство мы угодили? Если так, то очень мило и за что, хотелось бы мне знать? О русских колдунах, хаживавших в навье царство по самым разным причинам, я читал уже не раз. Дед Максим, который мне подробно расписал, как можно попасть в навье царство, рассказал также и о том, что делать там совершено нечего и прибыли будет от такого хождения на грош, а убытка на рубль. Это поднимаясь наверх навки, оборачиваясь русалками, кикиморами, да, прочими сущностями не от мира сего, хотя и не конченой нежитью, ещё хоть на что-то похожи и не так зловредны, как гласит об этом людская молва. Зато в своём подземном, навьем царстве мёртвых, они становятся существами очень злобными, жестокими и совершенно не разбираются в том, кто заслуживает их кары, а кого следует пощадить и помиловать потому, как он от яви, а не от нави. Ну, у колдунов на навок всегда имелась управа – колдовской огонь, которого они боялись больше всего. Поэтому я сразу же заставил своё лицо и руки слегка светиться. Гонять навок ни с того, ни с сего, не входило в мои планы, да, и навий бог Чернобог-Велес мог обидеться.

Тем временем мои глаза быстро привыкли к темени вокруг и я стал различать хоть кое-что, но потом вспомнил, что у меня ведь лежат в сумке тактические очки. Матвей, в теле которого я находился, как и прежде, поначалу испугался, но быстро пришел в себя и пока что помалкивал. Как и я, он тоже не понимал, каким это ветром нас занесло в подземное измерение. Навье царство это точно такой же мир, как и явь, только покрытый вечным полумраком и наполненный душами грешников и с визгом и хохотом гоняющимися за ними навками. Выйти из навьего царства можно только пройдя через царство пекельное, то есть огненное, ещё одно подземное, но всё же скорее астральное измерение любой Земли. Впрочем, как сказать, если вирджсёрфинг в иные миры многомерной Вселенной на Земле Магии был открыт, то в навье и пекельное царства можно было пробраться только в физическом теле. В нём, кстати, души грешников обретали материальную форму, очень часто весьма неказистую, почти звериную, но всегда человекообразную. Хуже всего было то, что как навье, так и пекельное царство, куда хаживали почти одни только русские колдуны и колдуньи, совершенно бесбашенный народ, до краёв наполнено диким зверьём и иные твари были огромны.

В общем чисто теоретически я был вполне готов к тому, чтобы проскакать несколько сотен вёрст по навьему царству, чтобы найти проход в пекельное, а уже из него найти самую короткую дорогу домой. Плохо было только одно, на всё путешествие у меня отводилось всего восемь дней, это раз, и меня, явно, подловил какой-то очень могущественный и отнюдь не светлый колдун, а какая-то пегая сволочь. Чёрные колдуны боялись что навьего, что пекельного мира, как огня, поскольку однажды войдя в него, оставались в нём навеки. Искать встречи с Велесом я мог до посинения, это же нужно всю Землю обойти, а она здесь без морей, с одними только небольшими озерцами, вокруг которых только и можно было найти, чего поснедать мне и Мраку. Во всех остальных местах даже нечего и пытаться найти хоть что-нибудь съедобное. Хорошо то, что не отравишься. Плохо было и то, что из-за того серого колдуна, который меня сюда спровадил, я мог застрять здесь точно на тот срок, который этот гад мне наколдовал. Вот если он наколдовал мне вечное нахождение в навьем царстве, то я быстро смог бы развеять его чары и в тот же миг вернуться в то место, где он зарыл на моём пути горшочек с дёгтем, в который сунул либо мои ногти, либо волос с головы.

Как только я надел тактические очки, хвала Малышу за то, что тот настоял изготовить их, а вместе с ними ещё и медальоны связи, мрак окрест тотчас раздвинулся и я увидел бледный, безжизненный, сернисто-зеленого цвета с синевой и бурым, невзрачный мир. Падать нам с Мраком предстояло ещё километра полтора. Впрочем, даже и без песни ужаса мы всё равно не разбились бы, но жесткое приземление точно не принесло бы никакой радости ни мне, ни Мраку. Мой магический конь, чутко прядая ушами, плавно спускался вниз не издавая ни звука. Он прекрасно понимал, что несъедобен для всех обитателей навьего царства, кроме самих навок. Ну, съесть нас здесь точно никто не сможет, но постараются основательно искусать, а то и вовсе проглотить из вредности. Правда, я никому не советовал бы с этим спешить. Во-первых, у меня был с собой длинный боевой палаш, а, во-вторых, мои молнии и огнёвки для обитателей навьего мира были куда более опасным оружием, чем все их клыки и зубы. Ну, это в том случае, если я не нарвусь на таких монстров, как волосатые жабы размером грузовой флайер здесь и Змея-Горыныча в пекельном царстве Лада и Трояна. Вот это будет очень неприятная и опасная встреча, так как у меня не было доспехов, а эта летучая тварь, боящаяся стали на землю не опускалась.

Кроме палаша у меня имелась с собой войлочная скатка, будет на чём спать ничего не страшась, всяческие мелкие навьи твари смертельно боятся овечьей шерсти, шерстяной плед, чтобы укрыться, а также съестные припасы на двоих сроком дня на три, а то и все четыре. Перед выездом именно я зашел на кухню, пока Тишка седлал коней. Ну, с едой особых проблем возникнуть не должно. Её я точно смогу найти возле небольших озёр. Плохо было то, что из навьего царства я не мог ни с кем связаться и даже канал связи с Землёй Прима сделался чисто условным. Связь хотя и имелась, а всё-таки не работала и я полагаю, что Дон уже забил тревогу, да, только что они смогут сделать, если скорее всего на том месте, где я провалился в навий мир, а точнее просто вошел в него через колдовской пролом, скорее всего уже не осталось никаких следов километра за три. Увы, но я отлично знал и сам, как спровадить кого-нибудь в навий мир, но никогда не собирался этого делать потому, что потом вовек не отмоешься. Да, хотелось бы мне найти того колдуна, который подстроил мне такую каверзу. Что ни говори, а я попал в ужасный и жутко враждебный мир и только потому, что не хотел пугать Матвея, не думал о возможной гибели и изо всех сил храбрился.

На самом же деле мне было очень страшно и я просто загнал свой страх глубоко в душу. Тут бойся, не бойся, а полагаться придётся только на свои собственные силы по одной только причине – навий мир, как и мир пекельный, огненный, принадлежит полностью старшим богам – Чернобогу, карающему грешников, и Ладу, богу войны, но занимающемуся тем же самым вместе со своим помощником и правой рукой Трояном. Ну, с этими хоть можно было договориться при встрече, сославшись на близкое знакомство с Лелем и другими Светлыми богами. К Чернобогу-Велесу же, даже на пьяной козе не подъедешь. Хотя с другой стороны его, как и всех остальных его богов и богинь, совершенно не волновало, кто шастает по навьему миру и с какой целью. Лишь бы этот кто-то не заявлялся к нему с какими-нибудь требованиями. Вот этого он очень не любил и мог запросто оскорбиться и превратить тебя в такое чудище, что в зеркало смотреть не захочешь. Единственным приятным собеседником в навьем мире были только двое – Кощей и Макоша-Яга. Последняя, если верить Синеусу, ещё и отличалась своей любовью к колдунам, отважившимся спуститься в навий мир, но в её объятьях любой мужчина, как и Одиссей в объятьях нимфы Калипсо, забывал о времени.

Хуже всего было повстречаться в навьем мире, а попросту набрести на его пещеру, с Вием-Касьяном. Не дай бог этот мрачный дядька откроет свои тяжелые свинцовые веки и всё, быть тебе тогда вечным пленником навьего царства. Однако, и тут не всё было плохо. Достаточно закрыть глаза и врезать ему хорошенько в глаз, а лучше в оба, и тот быстро забудет о своих зловредных намерениях. Да, это хорошо, что дед Максим, в числе всего прочего дерьма, в которое может сдуру и по неопытности вляпаться молодой, но излишне прыткий колдун, очень подробно рассказал мне о навьем мире, в котором побывал семь раз и даже полгода кувыркался на прохладных шелковых простынях с Макошей. Как только я подумал об этой красивой богине с прохладным белым телом и точёными юными грудями, так её описывал Максим, как Мотя сразу же поинтересовался:

– Матвей, а может быть позовём Макошу?

– Ну, ты и нахал, Мотя, – ворчливо отозвался я, – тебе сразу же подай даже не королеву в постель, а саму богиню и не простую, а ту, которая покровительствует достатку. Нам нужно самим отсюда выбираться и как можно скорее. Надеюсь ты не забыл, что на первое июня у нас назначено крупное ограбление, после которого Чингисхан переломает кучу хребтов, а Игорь Юрьевич решит все свои финансовые проблемы?

Мотя хоть и мысленно, но очень тягостно вздохнул и поинтересовался у меня с мрачной издёвкой в голосе:

– Ну, и как ты себе это представляешь? Вспомни лучше, о чём рассказывал дед Максим. Если собрать все силы в кулак и заниматься с Макошей любовь больше суток подряд, то она сама снесёт тебя на землю прямо к твоему дому вместе со всем твоим добром и магическим конём.

Да, это был неплохой вариант, особенно если учесть то обстоятельство, что тело Матвея имело для этого все предпосылки, но всё же рискованный. Она ведь могла обидеться, если проделать с ней это ранее, чем через месячишко, другой и занести тебя куда-нибудь на необитаемый остров. Был и другой вариант, свистнуть по скорому Кощея о чём я сразу же спросил друга:

– А как ты настроен на бой с Кощеем? Если я его хорошенько отметелю, а Кощей очень любит как рубиться, так и на кулачках драться, то тот нас мигом чем-нибудь одарит и тоже прямо к дому вынесет. Лично я сторонник этого потому, что нет Мотя, врага более лютого и свирепого, чем неудовлетворённая мужчиной женщина, а именно к этому ты меня и призываешь.

Матвей тут же взвыл во весь голос:

– Ты что, с ума сошел? Кощей же на моём теле живого места не оставит и хотя мигом исцелит все раны, я из навьего царства весь в шрамах выйду и их уже потом ни один колдун не сведёт.

Да, это была чистая правда. Как-то раз, когда мы по весне были с дядей Антошей в Туле, я видел в трактире одного колдуна с лицом, украшенным доброй дюжиной шрамов. Уродливым от украшений, навешанных Кощеем, тот не стал, женщины и девушки на него наоборот, так все и заглядывались, ещё бы, колдун отважился пройти в навье царство и вызвать на честный бой самого Кощея, но я прекрасно понимал Мотю. Ехать с такой рожей в Кёнигсберг мне и самому не очень-то хотелось. Поэтому, усмехнувшись, я вздохнул и сказал:

– Раз так, Матвей Никитич, то никаких амурных приключений и поединков. Приземляемся и сразу же скачем туда, куда Мрак глянет. Он конь умный и потому быстро найдёт дорогу к чёрному пламени, бьющему из-под земли, а через него мы мигом проскочим в пекельное царство. Ну, а там, как ты сам понимаешь, нам уже ничто не помешает попросить Лада вывести нас прямо к дому. Ему наше присутствие с таким длинным палашом булатной стали вовсе не в радость. Особенно если учесть то обстоятельство, что это ещё не факт, что я не смогу заставить приземлиться шипением дракона какого-нибудь Змея Горыныча.

Мотя снова вздохнул, очень уж ему, по всей видимости, хотелось испытать блаженство в объятьях Макоши, и сказал:

– Ладно, поскакали.

В навьем царстве от палаша не было почти никакого проку кроме того, что тот и здесь оставался рубящим оружием. Тут если чем и можно эффективно гонять местное зверьё, то только колдовскими огнёвками, а сильнее них молниями. Зато в пекельном мире булат становился ледяным и потому особенно разящим, а то, что у меня не было доспехов, так это не беда, ведь я мог создавать призрачные колдовские доспехи на своём теле. Они, конечно, не были разящим насмерть оружием, распространявшим вокруг себя волну лютого холода, как это делали обычные булатные доспехи, но очень даже неплохо защищали тело от огня, искр и молний. К тому же и получались они у меня просто замечательными и я умел их наколдовывать и на себя, и на своего магического коня на целую неделю. Попробуй возьми нас, таких, мигом зубы себе обломаешь. За время нашего разговора мы спустились на километр с лишни и внизу стало кое-что видно. Правда, то, что я увидел – большую поляну посреди совершенно дурного леса, все деревья и ветви которого извивались, словно змеи, да, ещё и оканчивались тёмно-бордовыми цветами-пастями с длинными синими клыками, меня совсем не обрадовало. Прямо посередине поляны сидел громадный толстенный мужичище противного, сине-зелёного цвета, весь покрытый слизью.