Текст книги "Специальный приз"

Автор книги: Александр Ампелонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

– А где подставки? – спросил я.

Саня почесал в затылке и с надеждой посмотрел на портрет Христофора Колумба, словно хотел попросить его подержать микрофон.

– Не бойтесь, все предусмотрено! – загадочно сказал Игорек.

Я пожал плечами. Было ясно, что без микрофона главный номер «Огонька» не состоится. Мы договорились с Игорьком, что если Альбина будет петь с ансамблем, то мы сыграем сопровождение, а если получится, то и… подпоем.

– Ты что темнишь? – набросился я на Игорька. – Скажи сразу, будут подставки или нет?

– Сейчас Коля придет и все сделает, – неохотно признался Игорек.

Он хотел, чтобы Колино появление было для нас сюрпризом.

В коридоре нарастало оживление. В класс то и дело заглядывали незнакомые ребята. Я понял, что о нашем «Огоньке» уже известно всей школе. Чтобы отвадить посторонних, Игорек закрыл дверь ножкой стула.

Саня подключил гитары. Колонки мы поставили впереди ансамбля, отгородившись ими от зрителей. За колонками Игорек зачем-то поставил пюпитры, хотя никаких нот сегодня нам не требовалось.

Микрофоны по-прежнему лежали на стуле.

– Между прочим, кто-то обещал подставки… – напомнил я Игорьку, хотя в душе уже не сомневался, что петь нам сегодня не придется.

В этот момент в дверь постучали условным стуком – три раза. Игорек впустил Колю: в правой руке у него была сумка с инструментами, в левой – три никелированных металлических стержня, которых нам так не хватало. Игорек снял с первого пюпитра верхушку и закрепил вместо нее стержень, а Коля с помощью специального зажима прицепил к нему микрофон. Чудо свершилось: теперь у нас было целых три микрофона на настоящих подставках, с регулировкой по высоте.

За дверьми уже шумели. Потом раздался негромкий, но требовательный стук, как обычно стучат учителя.

– Ребята, откройте! – послышался голос Маргариты Ивановны.

Саня убрал стул, в класс хлынула публика. Ярким потоком проплыли девчонки. Мелькали разноцветные юбки, платья, блузки. В классе запахло духами. Потом прошли ребята – почти все в школьной форме. Шествие замыкала Маргарита Ивановна. Она остановилась в дверях, сдерживая напор зрителей, не имеющих отношения к нашему классу.

Мы тихонько тренькали на гитарах, чтобы убедиться, что аппаратура подключена и никаких неожиданностей со стороны техники не предвидится.

Когда зрители расселись по местам и смолкли, я взглянул на Саню. Еще вчера мы условились, что концерт откроет он, но все случилось по-другому.

К микрофону неожиданно вышла Альбина. Она держала в руках букетик красных гвоздик. Когда и как принесли их в класс, никто из нас не заметил.

– Сегодня у нас особенный день, – улыбнувшись, сказала Альбина. – В нашем классе родился вокально-инструментальный ансамбль. Мы желаем ему счастья и удачи.

Цветы получил Игорек – он стоял у микрофона ближе всех.

Саня кивнул головой, и мы заиграли нашу любимую – «Песенку студентов». Класс наполнился музыкой. С новыми колонками ансамбль звучал чисто, мощно, почти как настоящая группа.

Первый куплет Игорек исполнил вполголоса. Он боялся, что не вытянет свою партию на гитаре и смотрел не на зрителей, а на гриф и только с припева запел по-настоящему. Мы с Саней подхватили песню. Она понеслась легко и звонко. Нас, наверное, было слышно на первом этаже, в учительской, в коридорах и даже на улице.

Вспыхнули аплодисменты. Все вдруг поняли, что мы не трепачи и ансамбль у нас в классе существует на самом деле.

Мы долго раскланивались. Саня рассчитал, что, если тянуть время между номерами, мы сможем запросто продержаться полчаса, а потом сделать перерыв и повторить все скачала. Так, чтобы никто не заметил, что у нас в репертуаре всего четыре песни.

Класс был до отказа наполнен зрителями. Дверь в коридор уже не закрывалась. Мы сыграли еще две песни, затем к микрофону вышла Альбина. Лицо у долговязого вытянулось. Я страшно волновался: партии, которые показал нам Витя, мы с Игорьком выучили, но на репетицию с солисткой времени не хватило.

Альбина запела. Сегодня она была просто в ударе. Голос ее звенел, как колокольчик. Ее плечо совсем-совсем близко от меня. Когда начался припев: «Арлекино, Арлекино…», мы с Игорьком подхватили песню. Альбина быстро взглянула на нас, озорно улыбнулась, и песня полетела дальше. Никто так и не догадался, что песня исполняется без единой репетиции.

Долговязый был сражен наповал: он протиснулся в класс и теперь, растерянно улыбаясь, возвышался за спиной Маргариты Ивановны.

Песню пришлось повторить три раза. Девчонки пустились в пляс: взявшись за руки, они прыгали в кружке, потом вытащили на середину Сашку Яшина и даже Маргариту Ивановну. Не танцевала только Ритка, но на нее никто не обращал внимания.

Объявили перерыв. Девчонки завели радиолу, а мы вышли передохнуть в коридор. Зрители обступили нас плотным кольцом. Никто не рассчитывал, что мы способны на такое.

Вопросы сыпались со всех сторон. Пока мы отвечали на них, Маргарита Ивановна решила очистить класс от посторонних. Сперва она вывела в коридор долговязого – он как банный лист прилип к Альбине. Затем дошла очередь до Коли, хотя к девчонкам он не приближался и спокойненько сидел на стуле возле усилителя. Заметив опасность, Игорек быстро нырнул в класс. Коля, чуть заикаясь от волнения, пытался объяснить классной, с какой стати он здесь оказался.

– Это мой брат! – крикнул Игорек. – Он нам аппаратуру настраивает.

– Родной? – недоверчиво переспросила Маргарита Ивановна.

– Двоюродный, – не моргнув глазом, вывернулся Игорек.

Перерыв кончился. Зрители зааплодировали, приглашая ансамбль в класс. Мы взяли гитары, и вдруг Саня, неожиданно побледнев, спросил:

– Сколько сейчас времени?

Коля показал ему часы. Маленькая стрелка приближалась к семи. Саня положил гитару на стул.

– Ты что? – удивился Игорек.

– Почта! – сказал Саня, и мы поняли, что произошло. Закрутившись с «Огоньком», мы совсем забыли про почту. Про то, что сегодня, как и обычно, нам надо разносить газеты. Газеты!

– А может, завтра разнесем? – предложил Игорек.

– Завтра нельзя, – покачал головой Саня.

Я молчал. Последнюю неделю мы помогали Сане по очереди. Я уже носил почту в понедельник и в среду, а сегодня была очередь Игорька.

Зрители зашумели: они никак не могли понять, почему вышла заминка. Саня молча вышел в коридор.

– Между прочим, твоя очередь, – напомнил я Игорьку.

– Без соло все равно играть нельзя, – отмахнулся Игорек. Он во что бы то ни стало решил остаться на «Огоньке».

Я подошел к микрофону и объявил перерыв по техническим причинам. Зрители засвистели.

– Ты что – дурак? – разозлился Игорек. Такого хода он, судя по всему, не предвидел.

Мы побежали с Саней на почту. Возле ЖЭКа нас догнал Игорек, который вдруг «вспомнил», что сегодня его очередь. Мы быстро рассортировали газеты, журналы и письма и решили взять почту с собой на «Огонек», чтобы вечером, когда все разойдутся, разнести ее по адресам.

Когда мы вернулись обратно, в классе из пяти плафонов горели только два и полным ходом шли танцы. Саня поставил сумку с почтой в угол, и мы подсели к столу.

Танцевали одни девчонки. Радиола чуть слышно напевала томную мелодию. Ритка в коротеньком пестром платье, зажмурив глаза от удовольствия, вела по залу Петрову. Альбина болтала с Маргаритой Ивановной. Посторонних в классе не было. Коля после первого перерыва куда-то исчез.

– Мы еще играть будем? – спросил я.

– Лучше потанцуем, – предложил Саня.

Я промолчал. Когда намечали программу «Огонька», мне думалось, что ансамбль будет играть целый вечер. К тому же в школе с девчонками я никогда не танцевал, только летом в пионерлагере.

Объявили белый танец. Я почувствовал, как бешено забилось сердце. Альбина глянула в нашу сторону и медленно поднялась со стула. Тем временем к доске направились еще две особы. Две Ольги – Завьялова и Дугинец. Я отвернулся. Девчонки наверняка хотели пригласить кого-то из ансамбля, скорее всего Игорька – он сидел у самого окна. Вторым, наверное, должен быть Саня. И вдруг Завьялова остановилась напротив меня.

– Тебя можно?

Саня стукнул меня по спине.

Я нехотя поднялся со стула. Следом за девчонками шла Альбина, но, увидев, что я уже занят, она пригласила Игорька.

Я вздохнул и осторожно взял Ольгу за талию. Танцевать с ней у меня не было ни малейшего желания.

– Что это ты такой серьезный? – загадочно спросила Ольга.

Танцевала она великолепно, с ней почему-то совсем не надо было думать о том, какое па предложить в следующую секунду. Рисунок танца складывался сам собой.

– Как это «серьезный»? – переспросил я, чтобы собраться с мыслями.

– Ты что, русского языка не понимаешь? – хихикнула Ольга.

– Ни капельки не остроумно, – сказал я, стараясь через Ольгино плечо поймать взгляд Альбины, которая танцевала с Игорьком совсем близко от нас.

– Тебе какая-нибудь девчонка в нашем классе нравится? – продолжала расспросы Ольга. Она, видимо, догадалась, за кем я так упорно слежу.

– А тебе какой интерес? – отрезал я.

– Просто так, – объяснила Ольга.

Я понял, что у нее опыт таких разговоров куда больше моего, и, чтобы не сболтнуть лишнего, лучше всего молчать. Когда танец кончился, я сел поближе к Альбине. Теперь нас разделяло всего пять метров, и никто из мальчишек опередить меня не мог.

Как только завели новую пластинку, я вскочил и подошел к Альбине. Это вышло ужасно глупо. Во-первых, мой финт заметили девчонки, а во-вторых, Юрик опять что-то напутал и поставил фокстрот, который я танцую, как слон летку-енку.

– Тебе ансамбль понравился? – спросил я, пытаясь вести Альбину чуть медленнее, чем заставлял меня ритм.

– Очень, – кивнула Альбина.

– А кто лучше играет – мы или девятиклассники?

– Они же больше репетируют, – немного смутившись, сказала Альбина.

Мы сделали поворот, и я увидел ехидную улыбочку Ольги. Она танцевала с Риткой и не спускала с нас глаз. Я сделал еще один поворот и повел Альбину к доске.

– А что ты делаешь в воскресенье? – спросил я. Когда начались танцы, я решил пригласить Альбину в кино, но как это сделать – не знал.

– Когда как. Читаю, хожу в театр или в бассейн, – сказала Альбина. Она решила, что меня интересует воскресенье вообще.

– А в это воскресенье?

– Пока не знаю. А что?

– Пойдем в кино. У меня лишний билет есть. – Разговор я вел таким тоном, словно приглашаю девчонок в кино каждый день.

– А какой фильм? – улыбнувшись, спросила Альбина.

Мне показалось, что приглашение ее обрадовало.

– «Дорогая Луиза».

– Ой, а я уже его посмотрела. Ужасно скучный фильм.

Я растерялся. Если бы я не соврал, что у меня есть билеты, я мог бы предложить другой фильм, а как поступить теперь…

После «Огонька» девчонки сразу спустились в вестибюль. Альбина немного задержалась, но подходить к ней при ребятах было неловко. Саня распределял обязанности: нам предстояло отнести домой инструменты, убрать класс, а главное – разнести по адресам почту.

– Девчонки ушли? – спохватился Игорек. – Мы что, одни пол мыть будем?

– Маргарита Ивановна сказала, что убрать можно завтра, – объяснила Альбина, – но, если хотите, я их позову.

– Не надо, мы сами, – сказал я.

Альбина улыбнулась и тихонько вышла из класса. Переждав минуту, я выскользнул следом за ней.

В вестибюле никого из наших уже не было. У входа с красной повязкой на рукаве возвышался долговязый. Кто и зачем поставил его дежурить, было непонятно. Еще час назад, когда мы выходили на второй перерыв, здесь никаких дежурных не было.

Альбина взяла с вешалки плащ и подошла к зеркалу. Я спрятался за колонку: приблизиться к Альбине при долговязом я не решился. Секунды тянулись ужасно долго. Альбина надела шапочку, потом сняла ее вновь, причесалась… Я незаметно подошел поближе, чтобы, как только Альбина минует долговязого, выскочить на улицу. Но в этот момент долговязый вдруг сорвался с места, подбежал к зеркалу, помог Альбине надеть плащ, потом, ни на секунду не закрывая рта, повел ее к двери, спустился с крыльца и… пошел с нею рядом, все дальше и дальше удаляясь от школы.

Назавтра нас с самого утра преследовали неприятности. Кто-то случайно или нарочно испортил колонку, воткнув ее вместо усилителя в обыкновенную электрическую розетку. Вдобавок в самом конце «Огонька», когда весь класс играл в «ручеек», Игорек умудрился уронить на пол микрофон.

На зоологии мы делали письменную работу на тему «Скелет и кровообращение собаки». На доске висел цветной плакат – дворняжка в разрезе. Наша задача заключалась в том, чтобы, глядя на эту схему и пользуясь учебником, изложить письменно все, что мы знаем о собачьих внутренностях.

Ботаник, как обычно, накручивал на палец ус и циркулировал по классу, время от времени поглядывая на нашу компанию. Я никак не мог прочесть по его лицу: знает он про микрофон или нет.

– Не заметил, – угадав мои мысли, шепнул Игорек.

Микрофон на следующий день после «Огонька» мы передали долговязому. Как следует он проверил только один, который был цел и невредим, а на второй взглянул мельком и вмятины не заметил, но…

Лишь только прозвенел звонок, Юрик схватил портфель и как сумасшедший выскочил в коридор.

– Наливайко! – строго окликнул его ботаник.

Юрик остановился, ожидая новых указаний. Ребята потихоньку шевелились, складывая учебники и тетрадки в сумки и портфели.

– Артистов попрошу остаться, – громко сказал Евгений Васильевич.

По классу пролетел смешок. Мы подошли к кафедре. Саня опустил голову, Игорек улыбался, надеясь, по-видимому, задобрить ботаника.

– Что случилось с микрофоном? – спросил ботаник.

– Понимаете, Евгений Васильевич, мы не виноваты, – пустился в объяснения Игорек.

– Я, по-моему, не спрашиваю, кто виноват, – сказал ботаник.

– Мы оставили инструменты в кабинете географии, – объяснил я. – А ночью туда кто-то залез.

– «Кто-то», «что-то»… – поморщился ботаник. – Я распорядился дать микрофоны вам, под вашу ответственность. К тому же, если уж так случилось, надо было честно признаться.

– Мы купим новый микрофон, – твердо сказал Саня.

Ботаник махнул рукой. Он не верил, что мы способны на такой подвиг.

На следующий день после геометрии наш ансамбль в полном составе вызвали к директору. В кабинет нас привела классная. В маленькой комнате, где стучала на машинке секретарша, мы причесались и проследовали гуськом в обитую дерматином дверь, за которой я не был ни разу в жизни.

Директор сидела за столом и что-то писала. Мы построились в шеренгу возле окна. Маргарита Ивановна устроилась на кончике стула, поглядывая придирчиво на нас и уважительно – на директрису.

Директор отложила писание и пододвинула к себе толстую папку, в которой лежал какой-то список.

– Наливайко! – прочла она первую фамилию.

– Здесь, – отозвался Юрик.

Директриса стала читать список дальше. У нее были седые волосы и приятное загорелое лицо. Моей фамилии в списке почему-то не оказалось. Я решил, что это не так уж плохо, и промолчал, но Маргарита Ивановна тут же исправила ошибку.

– Вы пропустили Нечаева, – сказала она, заглянув через стол в список.

– Здесь, – уныло отозвался я.

– Я пригласила вас, – заговорила директор, подняв взгляд от бумаги, – чтобы серьезно поговорить о вашей успеваемости. Вот, например, Ярославцев.

Вслед за фамилией последовали Санины отметки: в отличие от прошлой четверти это были в основном четверки с тройками.

– Безрадостная картина у Наливайко и Чижова. Заметно ухудшилась успеваемость у Нечаева. Мне кажется, что здесь отрицательную роль играет ваш оркестр.

– Ансамбль, – обиженно поправил Юрик.

– Меня, откровенно говоря, удивляет ваше увлечение, – продолжала директриса. – Мне кажется, что к музыке оно не имеет никакого отношения.

– Как не имеет? – воскликнул я и осекся: спорить в такой ситуации означало погубить ансамбль бесповоротно и окончательно.

– Репертуар у них, Анна Зиновьевна, в общем, не плохой, – неожиданно поддержала нас классная. – В основном советские песни.

– Достаточно того, что вы испортили микрофон.

– Мы новый купим, – сказал Игорек. – Для нас самое главное – усилитель для голоса. Он все равно без дела в актовом зале стоит.

– В актовом зале вам делать нечего.

– Тогда мы его в наш кабинет брать будем, – предложил Игорек.

– Нет, это невозможно. Я очень жалею, что о репетициях в кабинете географии я узнала только сегодня.

– А почему тогда девятиклассники играют? Им и зал и инструменты… как на блюдечке. Чем мы хуже их? – не удержавшись, спросил я.

– Это школьный оркестр, – сухо отпарировала директриса. – Когда его нынешний состав кончит школу, на этих инструментах будете играть вы, а пока вам не мешало бы привести в порядок прически…

Маргарита Ивановна быстро поднялась со стула и подошла поближе к нам.

– Леня! – ахнула она, взяв меня за мою «гриву». – Ты же обещал мне подстричься!

Я понял, что на этот раз парикмахерской уже не избежать.

– Ну объясните, зачем вам длинные волосы? – всплеснула руками классная.

– Для красоты, – сообщил Игорек.

– Красота – прежде всего аккуратность! – строго заметила директриса. – Согласно школьному уставу волосы не должны доставать до воротника.

– Даю вам два дня на парикмахерскую! – сказала Маргарита Ивановна.

– А с репетициями придется подождать, – подвела итог директриса. – Прежде всего надо подтянуть дисциплину и успеваемость.

И полетели дни, недели. Каждый день мы ходили на почту зарабатывать деньги на аппаратуру, не зная толком, пригодится ли она нам когда-нибудь или нет. Репетировать нам по-прежнему было негде.

Однажды после уроков к нам подошел Гарик Фомин, маленький веснушчатый тип из параллельного класса.

– Эй, «Визит», когда у вас репетиция?

– Никогда. Нам репетировать негде, – мрачно сообщил Игорек. – В школе директор запрещает, а дома – родители.

– А мы теперь в клубе играем. Три раза в неделю. Лафа! И инструменты там настоящие – не то что у вас.

– Врешь! – воскликнул Игорек. Ему, как и всем нам, новость показалась невероятной.

Мы знали, что Гарик пытается сделать в своем классе такой же ансамбль, как у нас, что у него есть настоящая тарелка на подставке из старой лыжной палки, и вдруг репетиции, клуб…

– Не хотите – не верьте, – Гарик пожал плечами, стараясь показать, что его меньше всего на свете волнует, как мы относимся к его ансамблю.

– А что вы играете? «Чижик-пыжик»? – усмехнулся Игорек.

– Что надо, то и играем. Когда нам экзамен устроили, мы шесть вещей играли – побольше некоторых…

– Не бойся. Если бы мы туда пошли, нас бы вперед вас взяли, – Игорек махнул рукой.

Гарик покраснел. Нахальство Игорька начинало его злить. Мне стало казаться, что Гарик говорит правду, хотя второго такого выдумщика и вруна не сыскать во всем городе. В прошлом году он преспокойненько встал возле физкультурного зала и сорвал у десятиклассников урок физкультуры, объявив, что физрук заболел, в то время как тот, с журналом наедине, без толку ждал учеников в спортзале.

– А к вам на репетицию можно прийти? – осторожно спросил я, пытаясь уяснить, врет Гарик про клуб или нет.

– Пожалуйста, – ни капельки не смутившись, согласился Гарик. – Если вы хотите, можете заниматься там вместе с нами. Мы – в одни дни, а вы – в другие.

– И нас возьмут? – вдруг загорелся Игорек. Теперь и он вдруг поверил, что Гарик говорит правду.

– Возьмут. Только сперва прослушают…

– Что, попробуем? – сказал Саня.

– А когда? – спросил Юрик. Эта идея и ему пришлась по душе.

– Наверное, в воскресенье. Приезжайте в десять на «Павелецкую», я договорюсь, – предложил Гарик. Его зеленые хитренькие глазки бегали быстро-быстро, как ртуть. Тут, конечно же, ничего не стоило заподозрить подвох, но мы уже видели себя на сцене с настоящими электрогитарами в руках.

В воскресенье, как и было условлено, мы поехали на «Павелецкую». Весна стремительно наступала. Незаметно пропали лужи, высох и асфальт, возле домов откуда-то появилось множество легковых машин.

Ехали мы с пустыми руками, взяли только медиаторы. Это означало, что в клубе нам предстоит без всякой подготовки играть на незнакомых гитарах. От одной мысли об этом по спине бегали мурашки. Но отступать было уже поздно: вместе с нами были девчонки: Альбина, две Ольги и еще одна особа – Петрова, присутствие которой означало, что в РИТОЛО произошел окончательный раскол. Я был против того, чтобы приглашать девчонок, но Саня сказал, что, если не взять свидетелей, никто и никогда не поверит, что мы играли на настоящих инструментах.

На место встречи мы прибыли точно в назначенный срок. Вернее, без пяти пять. Гарика и его дружков нигде не было видно.

Девчонки остановились в центре зала. Юрик с Игорьком остались их развлекать, а мы с Саней встали у эскалатора, чтобы Гарик, выйдя из вагона, не проскочил мимо.

Поезда прибывали один за другим с интервалом в полторы минуты. Мимо нас прошло множество людей, а Гарик по-прежнему не появлялся. Девчонки начали волноваться.

Вдруг кто-то больно стукнул меня по плечу. Это был мальчишка в лыжной шапочке и телогрейке – Женька Сытин, один из приятелей Гарика.

– А где Фомин?

– Он уже в клубе, – сказал Женя и опустил глаза.

Мне опять показалось, что здесь что-то нечисто.

Оставив Саню караулить Сытина, я побежал за девчонками. Через десять минут мы подошли к клубу. Здесь собралась огромная, как за билетами на футбол, толпа. На ступеньках, которые вели к главному входу, стояли дежурные с красными повязками на рукаве. Мы переглянулись: трудно было поверить, что все эти приготовления сделаны ради нашего ансамбля.

– Куда тут идти? – срывающимся от волнения голосом спросил Игорек.

– Вот сюда, – Сытин показал на главный вход и хотел улизнуть, но Саня крепко схватил его за руку.

– Где Фомин? – строго спросил я.

– Я же сказал – в зале, – объяснил Сытин.

– А как нам туда пройти? – спросил Юрик, с опаской посмотрев на дежурных.

– Скажите название группы, и вас пропустят, – уверял Женька, пытаясь вырваться из Санькиных клещей.

Мы поднялись по ступенькам.

– Вам куда? – спросил парень в очках.

– Мы играть должны, – вылез вперед Игорек.

– Группа «Визит», – уточнил я.

– «Визит»? – переспросил парень, окунув нос в какие-то бумаги. – у меня в списке такой группы нет.

– А где ваши инструменты? – спросил дежурный.

– Нам сказали, что здесь все будет, – пожав плечами, объяснил Юрик.

– Ну ладно, проходите, – махнул рукой дежурный. – Жюри на втором этаже.

Мы прошмыгнули в вестибюль. Здесь толпились зрители, работал буфет, шныряли какие-то парни с настоящими электрогитарами.

Я окончательно потерял представление, куда мы попали и зачем надо искать жюри.

– Что будем делать? – спросил Юрик. Только сейчас мы заметили, что, пока шли переговоры на крыльце, Сытин куда-то исчез.

– Пошли наверх! – предложил Игорек. Он старался не терять присутствия духа.

Мы поднялись на второй этаж. Здесь оказалось большое, украшенное белыми мраморными колоннами фойе, из которого широкие стеклянные двери вели в зрительный зал, наполовину заполненный зрителями. Занавес был плотно закрыт. Через него в зал проникали звуки электрогитар: музыканты настраивали инструменты. У окна на длинных столах стояли усилители. Какие-то ребята в черных костюмах циркулировали между усилителями и сценой, то скрываясь за занавесом, то сбегая по ступенькам в зал.

В центре зрительного зала, там, где кончались первые пятнадцать рядов, стоял стол, покрытый синей бархатной скатертью, с табличкой: «Жюри».

– Вот здесь жюри, – растерянно сказал Игорек.

Девчонки радостно улыбались. Им страшно нравился зал, публика. Они еще не догадались, что мы попали в ловушку, что никто нас здесь не ждет и даже не знает о нашем существовании.

Я отвел в сторону Саню и Юрика.

– Что будем делать? – мрачно спросил Юрик. Он тоже смекнул, что к чему.

– Придется уходить, – вздохнул я. – Здесь какой-то конкурс. Гарик не обманул.

– А может, и нам дадут сыграть? – чуть не плача от досады, спросил Саня. Ему было страшно обидно, что он так легко поверил Гарику.

– Пошли! – решительно сказал Юрик.

Мы оставили девчонок с Игорьком, а сами отправились на поиски организаторов. Рядом с буфетом мы нашли дверь, на которой была точно такая же табличка, как на столе, – «Жюри».

Юрик легонько толкнул дверь. Она бесшумно открылась, и мы оказались в длинной, украшенной лозунгами и плакатами комнате. Везде – на столах, на стульях, на подоконнике – лежали великолепные электрогитары: желтые, красные, синие – всех цветов и моделей. По углам небольшими группами толпились музыканты, значительно старше нас.

– Что вам, ребята? – сухо спросил высокий парень с красной повязкой на рукаве.

Мы растерянно молчали. Единственное, что мне хотелось сделать, – это развернуться на сто восемьдесят градусов и бежать отсюда без оглядки. Эх, если бы не девчонки!

Парень в очках, с которым мы разговаривали у входа, узнал нас.

– Повторите, как ваш ансамбль называется?

– «Визит», – сказал Юрик.

– А кому вы сдавали заявку? – удивился парень с повязкой, на которой я разобрал надпись: «Член жюри».

– Кто вам сказал, что здесь будет конкурс? – пытался выручить нас из беды очкарик.

Сбиваясь и перескакивая с пятого на десятое, мы объяснили, как попали в клуб.

На лицах организаторов было написано полное недоумение.

– Ну, у нас просто так играть нельзя, – развел руками парень из жюри. – Здесь конкурс молодежных ансамблей нашего района, а вы живете за тридевять земель. Да и школьников у нас нет.

– Одна группа из техникума, – уточнила рыжая девица, сочувственно поглядывая на нас.

– А может, все же дадим им сыграть? Вне конкурса? – вдруг предложил парень в очках.

– Это надо согласовать, – покачал головой главный, с повязкой на рукаве. Он еще сомневался, стоит пускать нас на сцену или нет.

– А что вы играете? – спросила девица.

Мы перечислили весь наш репертуар.

– Хорошо. Посидите в зале, мы этот вопрос сейчас решим, – сказал старший. Ему понравилось то, что у нас в репертуаре оказалась песня о Москве.

– Ну, как дела? – взволнованно спросили девчонки, когда мы вернулись в зал.

– Выступаем вне конкурса, – уточнил Юрик.

– А почему вне конкурса? – огорчилась Альбина. Она и не подозревала, что минуту назад нас могли запросто вышвырнуть на улицу.

Почти все места в зале были уже заняты, а народ все прибывал и прибывал. Опоздавшие тащили по лестнице стулья, кресла, скамейки с первого этажа. Жюри заняло место за синим столом. Ведущий – им оказался тот самый парень с повязкой, которого в комнате жюри мы приняли за главного, – объявил в микрофон условия конкурса. Каждой группе разрешалось исполнить три песни: одну – патриотическую, одну – лирическую, а третью по желанию.

Начался концерт. Группы сменяли друг друга, все они играли намного лучше нас. Не было только солистов. Вернее, солисты пели в сопровождении ансамбля, а из музыкантов редко кто даже подпевал. Зато гитаристы выделывали чудеса. Их пальцы легко бегали по грифу, исполняя самые невероятные вариации. Ритмовщики почти все аккорды брали с барэ.

К тому же все ансамбли были до зубов вооружены разными квакерами и прочими приборами для украшения звука, пользоваться которыми никто из нас не умел.

Когда объявили перерыв, Игорек тяжело вздохнул. Единственно, в чем мы могли бы поспорить с другими группами, – это в пении.

– Может, домой поедем? – шепнул мне на ухо Саня.

К нам подошел парень в очках и, улыбнувшись, сообщил:

– Ну, все в порядке. Вы закрываете второе отделение. Займете публику, пока жюри подводит итоги. Сейчас можно опробовать инструменты.

Мы помчались за кулисы. Здесь нам выдали настоящие электрогитары. Для тренировки их разрешили подключить к маленькому усилителю. Дрожащими руками я воткнул штекер в гнездо, которое находилось на деке, и провел медиатором по струнам.

– А что, нормально! – воскликнул Игорек, проделав ту же самую операцию.

– Здесь только гриф длиннее, – заметил Саня.

Я взял первый аккорд и понял, что ничего страшного нет: на новой гитаре струны прижимались даже немного легче, чем на моей.

– Сейчас петь не будем, – предупредил Игорек, с опаской взглянув на занавес.

Мы тихонько сыграли весь наш репертуар. Чтобы репетицию не услышали зрители, Саня настроил усилитель на самую маленькую громкость.

– Ну как? – с тревогой в голосе спросил ведущий, когда пришло время открывать второе отделение.

– Все в порядке! – солидно доложил Игорек.

Мы сложили гитары на место и, осторожно отодвинув занавес, заглянули в зал. От сцены уходили в темноту до отказа заполненные зрителями ряды. Зал оказался бесконечным. Я почувствовал, как сердце сжалось от страха.

Второе отделение мы почти не слушали. От волнения у меня дрожали руки, а Игорек прикусил зубами нижнюю губу и выглядел как игрок в настольный теннис при счете 20:20.

Наше волнение передалось девчонкам. Альбина побледнела, а Ольга Завьялова, наоборот, залилась краской до самых ушей. Даже Петрова без остановки что-то нашептывала на ухо Юрику, и только Дугинец, поглядывая на Игорька, сияла от счастья.

Объявляя последнюю группу, ведущий незаметно для публики подал нам знак рукой: пора на сцену. Мы вскочили со своих мест и, пригнувшись, чтобы не мешать зрителям, выбежали в фойе.

Когда мы появились на сцене, по рядам пронесся смешок. Зрители решили, что организаторы потеряли бдительность и какие-то малолетки забрались на сцену без разрешения. По сравнению с группами, которые играли до нас, мы и в самом деле выглядели несерьезно.

Но в этот момент к микрофону подошел ведущий и объявил, что, пока жюри определяет победителей, вне конкурса выступит вокально-инструментальный ансамбль «Визит». Зал молчал. По-видимому, зрители никак не могли поверить, что такие пацаны способны исполнить что-нибудь без посторонней помощи.

Саня кивнул головой, мы ударили по струнам, и Игорек запел «Песенку студентов». Сегодня он ни капельки не волновался и пел так задушевно, словно перед ним не было никакого зрительного зала, девчонок – никого-никого, кроме нас и песни.

Когда начался припев, я заметил, что дверь в комнату, где заседало жюри, распахнулась. На пороге появился человек с пышной шевелюрой, в дымчатых очках. Он весь вечер сидел за столиком жюри на самом видном месте.

От неожиданности я чуть не взял два раза подряд один и тот же аккорд, но Игорек, к счастью, ничего не заметил.

Когда песня кончилась, зрительный зал взорвался аплодисментами. Сегодня так не встречали ни одну группу, хотя все они пришли на конкурс с болельщиками, а нас здесь никто не знал.

Вторую песню – о Москве – нам пришлось два раза повторять на «бис», потом третью…

Прожекторы били прямо в глаза, но мне все же удалось рассмотреть в зале девчонок. Подняв руки, они громко хлопали в ладоши и что-то кричали.

Потом мы вернулись в зал, жюри заняло свое место за столом, а человек в очках – оказывается, это был известный композитор – вышел к микрофону, чтобы подвести итоги конкурса. Сперва он перечислял призы и подробно разобрал игру победителей, а потом вдруг заговорил про нас.