Текст книги "Специальный приз"

Автор книги: Александр Ампелонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

– Что вы делаете? – присев на корточки, шепотом спросил Игорек.

– Тембр-блок ставим, – объяснил Саня и кивнул на пластинку, что валялась на кушетке.

Рядом с нею я заметил целлофановый пакетик со струнами. Самая толстая струна была только раза в два тоньше карандаша.

Через час гитара была готова. Отец Сани работал быстро, почти не заглядывая в журнал, и при этом еще успевал шутить с нами.

– Ну вот и все, – сказал дядя Толя, вытирая рукавом рубашки пот со лба. – В следующий раз будешь делать сам.

– Па, а можно ее попробовать?

– У тебя же усилителя нет.

– А мы к телевизору подключим…

– Нет, это не пройдет, – взглянув на часы, покачал головой дядя Толя, – через пять минут хоккей.

– Пошли ко мне, – предложил я. – У меня радиола есть, «Ригонда», и заодно мне дырки просверлим…

В этот момент я совсем не подумал о том, какое впечатление произведет такой визит у меня дома.

– Ты сперва звукосниматель купи, – возразил Игорек. – Они разные бывают. Вдруг дырки не подойдут…

– Просверлим хотя бы сбоку, для провода, – настаивал я. Мне почему-то страшно захотелось начать переделку своей гитары немедленно.

Мы спрятали дрель в Санину сумку, взяли гитару и двинулись ко мне.

– Погоди! – спохватился Игорек, когда мы погрузились в лифт. – А что с Колиной гитарой делать?

– Вы что, ее сломали? – спросил Саня.

– Да нет. Леньке купили гитару, и его мать сказала, чтобы Колину гитару он отдал… А у меня держать ее нельзя.

– Вернемся, я у бати спрошу. Если разрешит – тащи ко мне.

Мы нажали кнопку «Стоп», снова поехали на седьмой этаж.

Дядя Толя уже сидел у телевизора.

– Пап! – крикнул Саня. – Можно, Игорь у нас свою гитару подержит? Мы вместе заниматься будем.

– Пусть висит, мне гвоздя не жалко, – кивнул дядя Толя. – Только, чур, не озорничать, а то я вашу джаз-банду в два счета разгоню!

Вопрос был решен. Сияя от счастья, Игорек выскочил на лестницу.

Ко мне домой мы проникли без особых осложнений. Открыв дверь своим ключом, я быстро прошмыгнул с гитарой в комнату. Саня проскочил следом за мной. И только Игорек замешкался: он зачем-то решил повесить шапку в коридоре. В этот момент из кухни выглянула мама и, заметив в руках Игорька дрель, ахнула:

– Это что такое?

– Дрель, дырки сверлить, – простодушно сообщил Игорек.

Лицо у мамы вытянулось: она решила, что мы будем сверлить стены или мебель.

– Мы гитару хотим переделать, – сказал я.

– Как это – переделать?

– Из простой в электрическую. Это значит… – пустился в объяснения Игорек.

Мама недоверчиво слушала. Она не слишком понимала, о чем идет речь.

– Ма! Это очень просто, – сказал я, – моя гитара будет как Санина.

Мама осмотрела Санину гитару и, вздохнув, ушла.

Мы закрылись в комнате и приступили к работе. Чтобы не намусорить, я постелил на пол газеты. Игорек сел на корточки и, зажав гитару между ног, поднес сверло к новенькой полированной поверхности.

Саня тем временем подбирался к «Ригонде». Он подключил ее в сеть, на шкале вспыхнула подсветка.

– Лень! А куда здесь гитару вставлять?

– Втыкай, где звукосниматель. Там должен быть значок – кружок и палочка, – командовал Игорек.

Саня развернул радиолу боком, но подключить гитару так и не смог.

– Давай я сделаю. – Потеряв терпение, Игорек выхватил у Сани провод с вилкой. Гитара по-прежнему лежала на кушетке.

– Ничего не выйдет. У тебя вилка, а здесь круглое гнездо, для штекера.

– Может, вилку снять? – предложил я.

– А провода намотать на спички, – поддержал меня Игорек.

– Так… А радиола вам зачем понадобилась? – На пороге появилась мама.

– Ма, мы не сломаем! Мы только гитары испытаем, это быстро.

– Никаких испытаний! – Мама была непреклонна.

Первую репетицию мы назначили на двадцатое марта. К этому времени в нашем ансамбле уже было три гитары. С первой получки мы купили Игорьку болгарскую гитару за тридцать пять рублей. А со следующей – усилитель для бас-гитары, второй усилитель – старый, с металлической колонкой – мы приобрели с рук.

Звукосниматели мы с Игорьком купили на свои денежки. Игорек открыл дома копилку, там одними медяками набралось почти десять рублей, а я сэкономил деньги на завтраках.

После школы, захватив у Сани инструменты и аппаратуру, мы отправились ко мне домой. По дороге нам попались девчонки из шестого «Б». Завидев нашу процессию, они замерли от удивления. По их физиономиям можно было подумать, что мы – марсиане и только что высадились из летающей тарелки. Открывал шествие Игорек с мотком провода на шее. В одной руке он тащил свою гитару, в другой – Санин кассетник. За ним деловитой походкой следовал Саня с двумя усилителями. Я тащил гитары, а Юрик – пионерский барабан, который пожертвовала нам старшая вожатая.

Репетицию мы решили начать в три. К пяти часам, когда ожидалась с работы мама, надо было ликвидировать все следы пребывания ансамбля в нашем доме.

– А где «Ригонда»? – спросил Игорек, влетев в пальто, шапке и ботинках в мою комнату.

– Она в большой комнате, надо притащить, – объяснил я.

После неудачного испытания Саниной гитары в тот же день вечером родители забрали радиолу в свою комнату.

Саня с Юриком взялись перенести «Ригонду» в мою комнату, чтобы подключить к ней гитару-ритм. Здесь произошло первое ЧП. Саня зацепился за половик, споткнулся и отломил ногой пластмассовую ручку у стенного шкафа.

В моей комнате оказалось тесно: для экономии места Юрик залез с барабаном на письменный стол, но все равно на маленьком пятачке между диваном и стенкой нельзя было повернуться. Тут случилось второе ЧП. Саня подключил в сеть усилитель, а Игорек надумал воткнуть в ту же самую розетку кассетофон. Они звонко стукнулись лбами. Я понял, что еще немного, и репетицию нам придется перенести в больницу.

– Ты что – слепой? – возмущался Игорек, растирая ладонью ушибленный лоб. Он почему-то решил, что в столкновении виноват Саня.

– Тройник у тебя есть? – вздохнув, спросил у меня Юрик.

Я помчался на кухню, открыл шкаф. В нем было все, что угодно: два утюга, термос, гвозди, отвертка, молоток, но тройником здесь не пахло.

– Нашел? – мрачно спросил Игорек, изучая в зеркале шишку.

– Сейчас у соседа спрошу! – сказал я и, выскочив на площадку, позвонил в соседнюю квартиру. Дверь молчала: сосед, летчик дядя Женя, наверное, опять улетел.

– Ничего, обойдемся без тройника, – сообразил Саня. – Можно снять у «Ригонды» вилку.

Мне ничего не оставалось, как уступить.

Наконец все было готово. Бас-гитару и «соло» мы подключили к усилителю, а «ритм» пустили через радиолу. Аппаратура нетерпеливо загудела.

– Включай запись! – крикнул Игорек.

Саня перенес кассетофон на стул. Он оказался рядом с моей гитарой.

– Поехали. Играем «Только ты», – скомандовал Игорек таким тоном, словно мы знали не одну песню, а по крайней мере десять.

– Погоди! – сказал я. – Давай сперва без записи сыграем.

– Ты что, партию не выучил? – Игорек посмотрел на меня подозрительно.

– Кто не выучил? – возмутился я.

– Давайте сделаем так, – предложил Саня. – Каждый сыграет свою партию, а потом все вместе.

Мы ударили по струнам. Каждый старался изо всех сил. Саня, красиво покачивая плечами, терзал свой «бас». Разобрать, врет он или нет, было невозможно. Юрик, вместо того чтобы подождать, пока все будут готовы, зачем-то бил в барабан. Шум поднялся такой, что я с трудом улавливал свою собственную партию.

– Стоп, музыка! – крикнул Игорек. – Ничего не слышно.

– Давайте по очереди, – сказал я. – Только без ударника. А то Юрка всех заглушает.

Я начал свою партию сначала. Последнюю неделю я репетировал по три часа в день и выучил ее назубок. Игорек не спускал с меня глаз.

– Погоди, здесь ты врешь! – сказал он, когда я начал припев. – Здесь надо брать «звездочку», потом барэ.

– Я так и играю.

– Разве это барэ?

Я промолчал. Еще вчера после школы, когда я показал Игорьку свою партию, он сказал, что барэ у меня выходит здорово и что Витя будет страшно удивлен, что я так быстро освоил прием, который знают только опытные гитаристы.

Я начал все сначала и на этот раз доиграл мелодию до конца. Игорек не сделал мне ни одного замечания, хотя по его физиономии было понятно, что он мечтает об этом больше всего на свете. Кому не хочется хоть минутку побыть учителем!

– Теперь «бас»! – сказал Игорек и пересел на кушетку поближе к Сане.

Саня сыграл свою партию сносно. К тому же на бас-гитаре ошибки заметны совсем не так, как на гитаре-ритм. Игорек молча кивал головой. Мне показалось, что Саню он проверяет не так дотошно, как меня.

– Теперь все вместе, – скомандовал Игорек. Свою партию он почему-то повторять не стал.

Мы заиграли песню всем ансамблем. Первые такты от волнения вышли коряво, но потом мелодия окрепла, набрала силу, гитары запели в полный голос. Я никогда не думал, что через аппаратуру наш скромный ансамбль может звучать так здорово.

– Припев поем! – едва сдерживая радость, крикнул Игорек.

Мы запели припев:

 
– Только ты, только ты
Подарила мне мечты,
Отдала любовь мне только,
Только ты, только ты.
 

И сразу все сломалось. Оказалось, что играть на гитаре и одновременно петь страшно трудно. Я увлекся пением, не успел вовремя сменить аккорд и потерял ритм, а вступить обратно оказалось не так-то просто.

– Ну ты даешь! – бросив играть, возмутился Игорек. – Не мог выучить свою партию.

– Давайте сперва просто играть, иначе я не могу, – попытался оправдаться я.

– Нет, надо петь, – возразил Игорек. – Иначе никогда не научишься…

Мы начали песню с самого начала. Но дело на лад опять не шло. Ошибок я теперь не делал, но, чтобы не сбиться, почти не пел. Саня почему-то на этот раз тоже едва шевелил губами, словно шептал молитвы. И только Игорек был на высоте. Он и играл, и пел, и еще успевал внимательно следить за тем, что делаем мы с Саней.

На третий раз, когда Саня включил магнитофон, мы затянули песню всем ансамблем. Распелся даже Юрик, который раньше говорил, что на его голос мы можем не рассчитывать.

На середине второго куплета в прихожей раздался звонок. Открыв дверь, я увидел соседку, которая живет на этаж выше. Она смотрела на меня, как на ненормального.

– Леня! Что у вас происходит?

– Репетиция, – не подумав о последствиях, признался я.

– Очень прошу вас потише. У меня спит малыш.

Репетицию пришлось прекратить. Саня перемотал пленку и включил воспроизведение. В записи песня выглядела совсем не так, как в момент исполнения: бас-гитару было совсем не слышно, моя гитара звучала невпопад: то забегала вперед, то отставала от голоса.

– Ничего! – успокоил нас Юрик. – Просто записалось плохо.

– Конечно! – поддержал его Игорек. – У настоящего ансамбля пять микрофонов, а у нас – один.

Я молчал. Мне было совершенно ясно, что тут дело не в микрофонах.

В весенние каникулы мы репетировали у Сани. Каждый день по четыре часа. Сане, как всегда, повезло: его соседи и сверху и снизу с утра до вечера на работе. К тому же играли мы негромко, только с двумя усилителями. Когда к усилителю подключался Саня, Игорек сидел без дела, и наоборот. Без передышки трудился только я: в бит-группе ритм-гитара главный инструмент – она должна играть всегда.

Ошибок с каждой репетицией мы делали все меньше и меньше, пальцы бегали по грифу почти автоматически, и петь можно было в полный голос, без оглядки на гитару. Вот только звук… Без третьего усилителя ансамбль звучал совсем не так, как на кассете, которую мы записали на первой репетиции. Но у меня репетировать было нельзя: в тот же день вечером соседка нажаловалась маме, а вынести «Ригонду» из дома при всем желании было невозможно.

Кончились каникулы, а с ними и наша счастливая жизнь. Репетировать опять было негде. Уроки мы кончаем в два, Санина мать возвращается домой в три. Разучивать песни, не подключаясь к аппаратуре, на простых гитарах при ней можно сколько угодно. Но демонстрировать ей, как выглядит наш ансамбль, когда играет через усилители, Саня пока не хотел, чтобы не испугать. Обижаться на него было глупо. Достаточно того, что у Сани лежала вся наша аппаратура, в том числе гитара Игорька, который так и не решился объявить дома, что мы купили ему инструмент.

– Давайте репетировать в школе, – предложил Игорек.

Мы сидели после уроков в кабинете географии. Все форточки были открыты настежь, по классу разгуливал весенний ветерок.

– Где? В актовом зале? – спросил я.

– Нет, прямо здесь…

– Так Маргарита тебе и разрешит! – махнул рукой Саня.

– Она не узнает. У нее сегодня выходной, – заметил Юрик.

Мы переглянулись: упустить такой случай было бы непростительной глупостью.

– А как же инструменты? – все еще сомневаясь, спросил я.

– За инструментами сбегаем. Сперва мы с Саней, а потом вы, – выпалил Игорек. Он наверняка продумал весь этот план заранее.

В ту же минуту Саня с Игорьком для экономии времени выпрыгнули в окно и помчались по домам.

Через полчаса все было готово к репетиции. Гитары мы передали в окно, а усилители Саня совершенно спокойно пронес через главный вход. Не было Игорька: он побежал домой за медиатором и пропал.

– Давайте играть без «соло», – предложил Юрик. Он уже привязал свой барабан ремнями к стулу и просто сгорал от нетерпения.

Мы подключили инструменты. Усилители Саня определил на учительский стол, магнитофон – на первую парту. Юрик сыграл дробь и громким голосом объявил:

– Выступает вокально-инструментальный ансамбль «Визит».

Мы сыграли «Только ты», потом песню о Москве, которую выучили за последнюю неделю.

Пока не было Игорька, все шло как по нотам. Гитары играли не очень громко, а ударник издалека можно было принять за репетицию барабанщиков.

– Смотри, кто идет! – оборвав мелодию, крикнул Юрик.

Мы бросились к окну. По сухой асфальтовой дорожке вдоль девятиэтажки вышагивал Игорек, грязный, как бульдозер. Домой он побежал коротким путем – через стадион – и, наверно, провалился в лужу. А рядом с ним шел Витя. Они тащили какой-то продолговатый предмет непонятного назначения…

– Это колонка, – догадался Саня, – ватт на двадцать, не меньше.

– Зачем? – спросил я.

Ребята молчали. Ни один из наших усилителей потянуть такую мощную колонку не мог.

Витя с Игорьком повернули к школьному крыльцу. В руках у них, кроме колонки, ничего не было.

Загадка объяснилась просто. Усилитель, как и у нас, был спрятан в колонку.

Когда Саня подключил свой бас через новую аппаратуру, я понял, что сегодня наша репетиция добром не кончится. Зрители не заставили себя ждать. Как только мы начали играть, в коридоре собралась толпа: мальчишки из шестых, седьмых и даже старших классов. Нам пришлось запереть дверь ножкой стула. Под напором публики засов отчаянно скрипел, и оставалось гадать, что случится раньше: развалится стул или отлетит дверная ручка.

– А почему вы без микрофона поете? – поинтересовался Витя, когда мы сыграли весь наш скромный репертуар из трех с половиной песен.

Мы с Саней переглянулись. Я понял, что Игорек не предупредил Витю о том, что репетиция у нас нелегальная.

Витя ждал, не понимая, почему вышла заминка. Чтобы не огорчать гостя, нам пришлось пойти на риск.

– Играем «Любовь нельзя купить», – объявил Игорек.

– Ты что? Я слов не знаю, – возразил Саня.

– Ничего, я один спою, – настаивал Игорек.

Я пожал плечами. В исполнении битлов эта песня была всем нам хорошо знакома, но партии-то Игорек показал всего три дня назад. Твердо я успел выучить только куплет, а припев, где сложные минорные переходы, мне освоить так и не удалось.

Но Игорек был неумолим. Ему во что бы то ни стало хотелось показать Вите именно эту песню. Юрик затопал ногой, задавая всей группе ритм, и песня понеслась, легкая, быстрая, как белоснежный катер на голубой глади. Войдя в азарт, Игорек выкрикивал английские слова все громче и громче, песня разлетелась по всей школе.

Стул, пошатываясь, начал медленно скользить вниз, освобождая ручку. Я кинулся спасать «плотину», но было уже поздно.

Дверь распахнулась.

Заметив Витю, публика остыла: все считали, что мы заперлись в классе без взрослых.

– Куда ломитесь! Не видите, репетиция! – крикнул Игорек и попытался закрыть дверь.

– Потише толкайся! – возмутился наш старый знакомый – долговязый.

– Вы нас на репетицию не пускали, и мы вас не пустим, – твердо заявил Игорек, выталкивая долговязого в коридор. Тот почти не оказывал сопротивления.

– Что здесь происходит? – вдруг послышался в коридоре голос ботаника.

Толпа моментально растаяла.

Евгений Васильевич окинул взглядом класс.

– У нас репетиция, – виноватым голосом объяснил Игорек. – А ваши ребята чуть дверь не сломали.

– А кто вам разрешил здесь репетировать? – строго спросил Евгений Васильевич.

Мы молча очистили помещение. Витя покраснел, как девчонка. Мне было до ужаса неловко, что по нашей вине он оказался в таком глупом положении. Мы вышли на улицу. Заливая двор нежным розовым светом, клонилось к закату солнце.

– Ну как, вам понравилось, как наш ансамбль поет? – спросил Игорек.

– Вернее, кричит, – усмехнувшись, уточнил Витя. – Голос у тебя неплохой, а ты рычишь, как лев. Петь нужно в раскладку на голоса.

– Что же нам, совсем играть не стоит? – огорчился Саня.

– Все зависит от вас.

– Мы научимся, вы только нам покажите, как на два голоса петь, – с мольбой в голосе попросил Игорек.

– Показать-то покажу, – с некоторым сомнением согласился Витя. – Только это непросто. Вы в хоре когда-нибудь пели?

– Пели, – кивнул Игорек. – А Ленька даже по телевизору с Локтевским хором выступал.

– Ну, тогда вам полегче будет. При раскладке голоса идут в терцию. Если основная партия начинается с «до», то второй солист поет с «ми»…

– А вы нам на какой-нибудь песне объясните. Так легче, – попросил Игорек. – Например, «Любовь нельзя купить».

Мы сели на скамейку возле первого попавшегося подъезда. Витя задумался, взял на гитаре несколько аккордов.

– Здесь припев разложить можно. Вот смотрите, это первый голос: «Ля-ля-ля-ляй ля-ля-ля», а вот теперь – второй…

Витя напел нам обе партии. И Игорек без труда повторил их.

– А теперь споем вместе, – улыбнувшись, предложил Витя. – Ты – первый голос, я – второй.

Тронув струны, Витя запел припев. Игорек все смелее и смелее стал ему подпевать. Их голоса звучали в унисон, точно и нежно, потом они полились рядом, красиво сочетаясь, удивительно гармонируя друг с другом. Позабыв обо всем на свете, сияя от счастья, Игорек пел все громче и громче…

В этот момент дверь подъезда распахнулась. На крыльцо выскочила пышная блондинка в розовом халате.

– Вы чего орете как оглашенные? А ну-ка марш отсюда!

– Не орем, а поем. Вам что, слон на ухо наступил? – оборвав песню, сердито спросил Игорек.

– Ты еще у меня поговори, поговори! – возмутилась тетка и набросилась на Витю. – А вам не совестно? Взрослый мужчина, а мальчишек хулиганить учите. А еще в очках!..

Витя побледнел, резко встал со скамейки и пошел прочь. Мы потянулись следом за ним.

– Что вы кричите? – срывающимся от обиды голосом спросил Игорек. – Что мы вам, стекло разбили?

На следующий день в воздухе запахло неприятностями. До начала урока Маргарита Ивановна ничего нам не сказала, но когда Юрик не смог показать на обычной физической карте, где в СССР находится зона субтропиков, она огорченно заметила:

– Ну что ж, придется призвать на помощь твой ансамбль.

Это могло означать только одно: о репетиции ей уже доложили.

Вечером состоялось родительское собрание. На нем было объявлено, что в нашем классе создан ансамбль. Маргарита Ивановна спросила у наших родителей, кому об этом известно. Оказалось, что в курсе дела моя мама и Санин отец. Мать Игорька знала только о гитаре, об ансамбле не имела никакого понятия и ужасно перепугалась, решив, по-видимому, что речь идет о шайке малолетних преступников.

– Где ты был? – строго спросила мама, когда я вернулся домой. – Ну, что же ты молчишь?

– На почте, Сане помогал…

Мама всплеснула руками:

– Ничего не понимаю! Ты мне говорил, что Саша работает на почте для того, чтобы собрать деньги на гитару, а его отец сказал на собрании, что гитара у него давным-давно есть…

– Правильно. Но деньги нам нужны на аппаратуру.

– Какую еще аппаратуру? – недовольно осведомилась мама.

– Два усилителя у нас есть, нужно купить еще один, потом колонки, «чарлик» и барабан…

Мама вздохнула:

– Вместо учебы у тебя на уме одни барабаны! И учителя вами недовольны. Вчера, оказывается, вы подняли на ноги всю школу.

– Никто не поднимал. Мы просто репетировали.

– А почему не спросили разрешения?

– В следующий раз спросим.

– Следующего раза не будет. Маргарита Ивановна считает, что вы должны репетировать дома.

– А почему тогда девятиклассники в актовом зале играют?

– У них настоящий ансамбль, а у вас только баловство.

– Что-что? – обиженно переспросил я.

– Игра, – поправилась мама. – На собрании учитель ботаники так и сказал.

– Если хочешь знать, эти девятиклассники играть не умеют! – возмутился я.

Из ванной вышел отец:

– Тише! Тише!

– Представляешь, сегодня меня вызывали в школу по поводу его ансамбля, – сообщила мама.

– На родительское собрание, – уточнил я (терпеть не могу, когда сгущают краски).

– Да, – подтвердила мама. – Но там говорили в основном об ансамбле, о том, что эта затея вредно отражается на вашей успеваемости.

– Отметки у меня нормальные, – твердо сказал я.

– Как же, нормальные! – возмутилась мама и швырнула на стол мой дневник; оказывается, в мое отсутствие его извлекли из сумки.

– За последнюю неделю ни одной пятерки, – сообщил отец, перелистав дневник.

– И по дому совсем не помогаешь, – добавила мама. – Почему картошки вчера не купил? Я же оставляла тебе записку.

– Вчера не мог, я сейчас схожу, – вздохнув, сказал я.

Я взял сетку и отправился за картошкой. На улице было уже совсем темно, но фонари вдоль шоссе почему-то не горели. Только на площади было светло: из огромных окон «Универсама» лился холодный дневной свет.

У входа в магазин я налетел на Игорька. В руке он держал сетку с батоном.

– Влетело? – с ходу выпалил я.

– За что?

– Сегодня родительское собрание было. Твоя мать там была.

Игорек побледнел, но тут же нашелся:

– Ну и пусть, я скажу, что это враки, что ни в каком ансамбле я не играю.

– Подожди меня, я сейчас картошку возьму, и зайдем к Сане, – попросил я и нырнул в магазин.

В магазине я занял очередь в кассу с табличкой «1–2 предмета», потом сбегал за картошкой и через пять минут уже был на улице. Но Игорек исчез, как сквозь землю провалился. Я бросился налево, за угол, подумав, что Игорек меня разыгрывает и спрятался где-то поблизости.

Около телефонных будок никого не было. Я повернул обратно и тут же увидел Игорька. Он прятался за палаткой «Овощи и фрукты». Подбежав к палатке, я спросил:

– Ты чего?

Вместо ответа Игорек показал пальцем на автобусную остановку. Там стоял его отец и разговаривал с каким-то мужчиной в очках.

– Все, – в ужасе пролепетал Игорек. – Это мой учитель из музыкальной школы. Я уже две недели там не был.

Неделю мы не репетировали. Игорек каждый день до посинения бренчал на пианино, наверстывая упущенное. На почте мы крутились вдвоем с Саней, для которого собрание прошло без последствий. Я демонстрировал свои достижения, а Игорек отмечал в записной книжке, какие песни ему следует учить в первую очередь.

– Ну, как идут дела у ансамбля? – спросил отец, войдя в мою комнату: ему понадобилась стремянка с балкона.

– Плохо, – вздохнув, признался Игорек.

– Репетировать негде, – уточнил я.

Я не терял надежды, что родители рано или поздно разрешат мне репетировать дома.

Как-никак за последнюю неделю я не получил ни одной тройки, каждый день выносил мусорное ведро и один раз по собственному желанию помыл посуду.

– В жилом доме репетировать неудобно, – согласился отец. – Ты последнюю «вечерку» читал?

Я помотал головой.

– Здесь вот написано кое-что забавное.

Отец прочитал вслух заметку, в которой говорилось, что ученые замерили громкость звучания бит-группы «Слэйд». Приборы показали 140 децибел, а ракетный самолет производит при взлете шум в 145 децибел.

– Но мы же не «Слэйд»! – сказал я.

– Подожди, я не кончил, – остановил меня отец. – «После концерта у некоторых зрителей наблюдается временная потеря слуха».

Читая эту фразу, отец показал пальцем на нас, как будто виноваты в потере слуха у зрителей мы с Игорьком.

– Наш усилитель дает всего семь ватт, – заметил я.

– На старой квартире у нас был ансамбль. Он всегда репетировал дома, – подхватил Игорек.

– Значит, там стены были потолще, – сказал отец.

Я понял, что моим надеждам не суждено сбыться.

– А почему бы вам не репетировать в школе? – предложил отец.

– Не разрешат, – уверенно сказал я.

– Почему? – спросил отец.

– В школе уже есть один ансамбль, – объяснил Игорек.

– Что же, боятся конкуренции? – улыбнулся отец.

Я пожал плечами: нам было не до смеха.

Через три дня я понял, что отец ходил в школу и разговаривал об ансамбле. На большой перемене Маргарита Ивановна вдруг ни с того ни с сего подошла к нашей компании.

– А ну-ка расскажите мне про ваш ансамбль.

Слово «ансамбль» она произнесла вполне спокойно, без всякой иронии.

– Мы только учимся, – объяснил Саня.

– А кто вас учит?

Я хотел рассказать про Витю, но Саня незаметно толкнул меня локтем.

– Сами, у нас самоучитель есть.

– А что вы играете?

– Разные песни, – сказал Игорек.

– Например?

– Вы «Песенку студентов» знаете?

– Кажется, нет.

– Ее девятиклассники на Новый год исполняли, – напомнил Игорек. – Только они петь не умеют, а мы поем.

– Очень хотелось бы вас послушать, – сказала географичка.

Сообразив, что под это дело можно запросто выпросить разрешение на репетиции в школе, мы согласились.

– А на «Огоньке» вы сможете выступить? – вдруг предложила классная.

– На «Огоньке»?! – переспросили мы хором.

– Да, на «Огоньке». Я думаю, мы проведем его на следующей неделе.

Мы с Саней переглянулись. Пока мы размышляли, соглашаться или нет, Игорек солидно произнес:

– Конечно, можем!

– Вот и отлично, – обрадовалась классная.

Когда Маргарита Ивановна отошла, я мрачно спросил, что будем делать.

– Как что? – не понял Игорек. – Играть.

– Что играть? – спросил Саня.

– «Песенку студентов», – бодро начал Игорек. – Потом «Только ты…», «Песню о Москве».

Я пожал плечами. Выходить на «Огонек» с тремя песнями было бы неслыханным нахальством.

После пятого урока мы сидели на лавочке в раздевалке. Шестым уроком в расписании стоял труд, но трудовик заболел, и все ребята разошлись по домам.

– К «Огоньку» нужно обязательно достать микрофоны, – сказал Игорек. Он был на сто процентов уверен, что наше выступление состоится.

– Нам одного хватит, – предложил Саня.

– Нет, не хватит. Я не Шаляпин и без микрофона петь не буду, – возразил я.

В раздевалку вошла Альбина, в плаще и расклешенных фиолетовых брюках. Я вспомнил, что сегодня у девятиклассников, как обычно по средам, репетиция.

Снимая плащ, Альбина спросила:

– Я слышала, вы на «Огоньке» выступаете?

– Выступаем, – не очень уверенно подтвердил Игорек.

– А я с вами «Арлекино» спеть не смогу? Витя вам партии покажет, – вдруг предложила Альбина.

Все молчали. Даже Игорьку было ясно: самое большее, что мы успеем за неделю, – это повторить старые вещи. Альбина вопросительно глядела на нас.

– У нас все равно микрофонов нет, – сказал Игорек. – И усилителей тоже.

– Микрофоны я могу одолжить у «Спектра», – предложила Альбина.

В вестибюль стремительно влетел долговязый. По случаю наступающей весны он был без пальто.

– Алик, – обратилась к нему Альбина, – мне нужен на один день микрофон.

– Два, – уточнил Игорек.

Долговязый подозрительно взглянул на нас.

– Я хочу петь на «Огоньке» с ансамблем нашего класса.

– Для них – ни за что в жизни! – сказал долговязый и пошел по коридору.

– Тогда я с вами репетировать не буду, – твердо сказала Альбина и сняла с вешалки плащ.

Увидев, что Альбина действительно собирается уходить, долговязый промямлил:

– Ладно. Там посмотрим. Надо у Евгеши спросить.

Целую неделю класс жил «Огоньком». «Огоньки» у нас бывали и раньше: танцы под пластинки, самодеятельность, игры, чай. Иногда они проходили весело, иногда скучно, но еще ни разу не было так, чтобы по рублю сдали все. Чтобы никто в день «Огонька» не заболел, не уехал к родственникам, не откололся от коллектива по какой-либо другой «уважительной» причине.

После уроков все мальчики остались в школе, чтобы вытащить парты из кабинета географии в коридор, расставить столы и развесить оформление. Только мы помчались по домам, чтобы взять аппаратуру» инструменты, а главное – переодеться. Мы решили, что будем выступать в джинсах. Саня надел шикарные «Ли», а мне уступил свои старые «Супер Райфл». Юрик сказал, что придет в обычных брюках. Но зато «верх» у нас был намечен одинаковый: белые рубашки с длинными рукавами. Рубашку я вчера одолжил у отца. Шея у него раза в полтора толще моей, но если не застегивать верхнюю пуговицу, то это не так заметно.

Вернувшись в школу, я заметил в углу у окна проигрыватель с пачкой пластинок в цветных конвертах.

– А проигрыватель зачем?

Игорек развел руками: Ритка принесла.

– А пластинки Герасим достал, – сказал Саня.

– Пластинки не трогать! – В класс ворвалась Ритка, за нею следовала Петрова.

– Никто их не трогает, – сказал я. – Кому они нужны? Если вы не хотите слушать ансамбль – так и скажите.

– Что же, мы должны целый вечер всякую дрянь слушать?

– Что-что? – спросил Юрик. Он появился вместе с барабаном в середине разговора.

– Что слышал! – с вызовом ответила Ритка.

– Ну что вы спорите? – неожиданно вмешалась в разговор Петрова. – Пусть играет ансамбль, а если что-нибудь сломается, пластинки заведем.

Ритка обиженно надула губки. Она никак не ожидала, что ее лучшая подруга станет заступаться за наш ансамбль.

Игорек решил, что исполнителей лучше всего разместить под портретами. Вдоль окон буквой «Г» располагался стол с угощением: яблоки, печенье, конфеты. На самом конце его возвышался блестящий электрический самовар, который принесла из дома Маргарита Ивановна.

– Смотри, Полякова идет, – сказал Игорек.

Я бросился к окну и увидел Альбину. Она пыталась переправиться через огромную лужу у телефонной будки. Рядом неожиданно возник долговязый, он протянул Альбине руку и помог ей пройти по доске, брошенной на кирпичи, а сам, сияя от удовольствия, пошел прямо по луже.

– Ты что, оглох? – окликнул меня Игорек. – Подключай усилитель.

Я взял шнур, потащил его к розетке возле раковины. Настроение у меня упало.

В класс заглянул долговязый. Он был в отличном расположении духа.

– Привет артистам! Держите микрофоны, но учтите: если сломаете – будете покупать. Одна штука сто рублей.

Игорек бережно взял микрофоны. Я подумал, что цифра наверняка увеличена раз в пять, но промолчал. Альбина так и не появилась.

Микрофоны оказались с длинными-предлинными шнурами, чтобы солист во время исполнения мог свободно ходить по сцене.