Текст книги "Сумеречная зона"

Автор книги: Александр Лидин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц)

– А откуда ж им взяться! – хмыкнул довольный Гера. – Европу до сих пор от иприта колбасит. Восточные республики с азиатами воюют, за океаном гражданская…

– Да тут глядишь, как бы Московия халифатом не стала, какие уж тут исследования, – вздохнул Дикой, и не просто вздохнул, а глубоко проникновенно, словно это не он, а я.

И только тут до меня доперло. Он ведь гад все время под меня косил. Нет, Дикой, он, конечно, сам по себе Дикой, и нрава его дикого у него не отнимешь, но местами я и раньше ловил его на том, что он то ли подражать мне пытается, то передразнивает, хотя скорее первое, потому что до клоунады Дикому как до луны, тыщу верст и все лесом. Он сидит себе свой знаменитый ножичек полирует и…

– Так вот все и было… А теперь кто в СПб пойдет и кому повезет, тот сразу себе обрезанье и в халифаты. Там-то и жизнь хороша и жить хорошо… Только вот мало кто чего полезного теперь находит. Вещички что разным богатеям принадлежали, да наверху лежали все наш брат или военные потырили, а если найдешь дверь куда, то ни повод, что в хорошее место та дверь приведет и что не закроется раз и навсегда, пока ты по иному измерению лазишь, сокровища выискиваешь.

– Ну, так кому-то все таки везет, – иначе и нас не было бы, и в СПб никто не ходил бы.

– А то, как же, – согласно кивнул Болтун. – Кому-то везет. Только вот мы неудачники. Ничего не нашли, зато теперь своими же торгуем…

– Эй-ей-ей! – вскочил Гера, схватился за нож, весь трясется. Смотреть жалко. – Ты на кого гнида намекаешь, – он нож вытащил, к Болтуну шагнул, ножичком играет: мол порежу сейчас тебя, гада ползучего. – Ты кого решил защищать? Дружка мутанта или этого чокнутого? – тут он на меня головой качнул. Я тут от злобы так и взвыл. Эй, если б не связанные руки, я б ему показал, кто тут «гнида» и что бывает, когда своих воякам сдаешь.

– Ладно, – неожиданно встрял в разговор Дикой, он даже не стал вставать, а так же сидел и спокойненько клинок свой полировал. – Болтуне прав, а ты, Гера, полегче, а то живо с Угрюмым местами махнешься. За тобой, мил человек тоже делов много числится… А ты, человек Божий, – это он уже к Болтуну повернулся. – Ты поменьше варежку не по делу разевай. Тебя зачем Эдичка попросил лясы точить. Для того, чтоб нас рассказом занять и чтоб мы тут с большой любви друг друга не порешили. А вот рот не по делу открывать и порожняк нести тебя Эдичка не просил. Так что банкуй, но меру знай.

Болтун только кивнул. А потом застыл, сказать ничего толком не может, все на нож Дикого коситься. А потом возьми и ляпни:

– Не праведно оно все таки своих сдавать.

– Хорошо, можешь от своей доли отказаться, болтун хренов.

– Ну а если б кого другого этот Дед окучил?

– Кого окучил, того бы и сдали, – отрезал Дикой. – Хоть меня, хоть Геру.

– Ну раз так…

Я и глазом моргнуть не успел, как Болтун выхватил из костра горящее полено да со всего раза по балде Геру треснул. Тот видно не ждал такого угощения, потому как стоял, как и упал, разве что не мордой в костер. А жаль… Я, конечно, не злой человек… Но жаль, конкретно.

И только дошло почему искатели по одиночке в СПб бродят, потому что искатель искателю не друг, не товарищ и не брат. Тут каждый за себя, каждый свою добычу или выгоду ищет. Каждый готов везунчика к стенке пришпилить.

Встал болтун над телом с дымящимся поленом в руке и уставился на Гвоздя и Дикого, а тем плевать похоже.

– Что ж, Геру тоже вояки не жалуют.

– И то верно, – согласился Гвоздь. – А потом автомат свой хвать. На Дикого наставил. – Пойду я, пожалуй, – говорит.

– А что так? – Дикой аж привстал от удивления.

– Пойду я, – повторил Гвоздь. – Мне за товарищей своих деньги получать не с руки будет. А что они гадами оказались и перегрызлись, так за то им военные серебряников насыпят. А мне такие деньги не нужны, тем более, что я тоже в этой компании окажусь, стоит только зазеваться, – тут он в нашу сторону дулом повел.

Зря повел. Дикой не зря со своим ножичком не расставался. Метнул он его. Точно метнул.

Гвоздь задохнулся, автомат выронил, за ручку торчащую из груди ухватился. Рот его широко открылся, будто хотел он большое «о» сказать, только не сказал ничего, а так в огонь и рухнул. И сразу мясом паленым потянуло, а Дикой к Болтуну повернулся.

– Сколько мы милок с тобой нынче заработали…

– Я… я… я… – со своего место я отлично видел, что болтуна дрожь била, потому как и он и я поняли, что Дикой это все заранее подстроил. Когда собираются вместе герои, вроде нас, грех на них не заработать. То – то я думал, с чего это он с такой легкостью меня Гере отдал? Ведь хоть волк волку волк, но под пули хачиков вместе шли. А так… Если кто его спросит, так он все на Хасима спишет. Эдичка свою долю получит и молчать будет. Только вот Болтун… Не даром он Болтуном зовется. И понял я тогда, что Болтун не жилец, и Болтун сам это понял. Испугался. На Дикого смотрит, а у самого от страха поджилки трясутся, и не бежать, ни шагнуть в сторону не может.

Я уж хотел было крикнуть предупредить, только вот не стал. Уж лучше в плен к военным, чем на нож Дикого. Стою, смотрю. Дикой встал, подошел к трупу Гвоздя, присел над ним.

– И как ты думаешь Болтун сколько они за труп Гвоздя дадут. Нет, конечно за живого больше бы отсыпали. Но за труп… Две сотни монет дадут, как думаешь?

И рывком ножик из груди мертвеца он вынул. Да ты чего брат молчишь, и, шагнув к Болтуну, он его свободной рукой по плечу похлопал. Вдруг Болтун странно дернулся, всем телом, и начал медленно на землю оседать, а Дикой отступил и пару раз провел плоскостью ножа по камуфляжу Дикого. Нож вытирал гадина, а потом Болтуна оттолкнул, так что тот на землю грохнулся, причем у самых моих ног грохнулся. Дикой на свое место у костра вернулся и вновь давай свой нож полировать.

Я взгляд опустил, а Болтун еще жив. Он мой взгляд поймал и замер со ртом приоткрытым, и вид у него такой словно о чем попросить меня, только вот сил нет. Так, наверно поросенок на хозяина смотрит, когда ему горло режут. А лицо у него жалостливое, жалостливое и удивленное.

Я не мог ему в глаза смотреть, взгляд отвел, а когда снова посмотрел, он уже был мертв.

Глава 4
Крылатая кавалерия

Вояки сажали свою вертушку на шоссе – оно и понятно, у лагеря бандитов садиться было негде. Кроме той площадки, где уже один вертолет догорал, места не было. Хотя, конечно, они хитрые, с них станется. Могли какую гадость придумать, только в этот раз они хорошо подготовились. Да и вертолет был не простым, а десантным, в нем человек сто поместиться, а то и больше.

Только лучше обо всем по порядку…

Значит Дикой Болтуна кончил, а я в тот миг больше всего о веревках думал, потому как нужно было от них избавляться и ноги делать. В свете последних разговоров я понял только одно, никто с нами церемониться не собирается, и все случившееся не плохая шутка а реальность, хуже некуда. Подергался я еще, пытаясь руки освободить. Нет, не судьба. Тогда я стал о другом думать. Давно еще один человек, славный был старик: сгинул где-то возле Петропавловки. То ли мир себе подходящий нашел и решил больше не возвращаться в наш гадюшник, тио ли убил его кто… Так вот в свое время он научил меня двум вещам: если мерзнешь, начинай медленно, ноги напрягая, с пятки на носок перекатывать вес своего тела. Греет, не то слово. А вот если тебе выждать надо, то лучше чем стихи про себя повторять, не спеша, с выражением. Так глядишь, то ли успеешь, то ли время скоротаешь. Тут как получиться.

Только вот в сложившейся ситуации стихи мне в голову не шли. Ну, никак не шли. Все, что угодно в голове вертится, кроме стихов. Вот так я все время и промучился, и хотя тянулось оно как резина. Однако всему даже самому неприятному ожиданию конец приходит. Точно так и в этот раз вышло. Но всему даже напряженному ожиданию приходит конец.

Вот ветви расступились, и из зарослей лесных к костру высыпалось с десяток вояк в камуфляже, а с ними офицер и Эдичка. Ну, у вояк выправка стандартная всем нам автоматы в носы понатыкали. Только дернись. А куда дергаться-то? Я привязанный, Дед – тоже, Гера до сих пор в отключке. Вот только Дикий, при виде нацеленных на него автоматов дернулся было – привычка она привычка и есть, но в последний момент себя в руки взял нож положил, застыл словно истукан каменный.

В офицере я сразу полковника Мамаева признал. На Пулковских личность известная. Туповат он и жаден, а посему на заставе и уцелел, и в тот раз когда мутанты прорвались, всех на заставе перебили, и когда у военных между своими конфликт вышел. Я-то с ним лоб в лоб не сталкивался, но кто сталкивался утверждал, что гнилой он, потому всех других офицеров на Пулковских и пересидел. Кому сам взятку даст, у кого возьмет, где подмажет. Думаю, именно из-за таких горе-вояк наша армия сидит в глубокой просрации и все считают военных, ну если лучше полицейских, то самую малость.

Сам-то Мамай внешне личность заметная: высок, только вот лыс, как яйцо и глаза у него большие, навыкате. Словно кто-то по затылку его веслом треснул вот глаза-то и повылезли. А может это от того, что любит он новобранцев гонять. Я сам как-то видел. Построит он их в исподнем, сам перед строем в парадной форме щеголяет, потом неожиданно остановится, да как заорет «Лечь!», а у самого глаза аж навыкате от натуги…

Ну и Эдичка, конечно при Мамае этом вьется как рыба прилипала вокруг акулы. И куда делся тот вальяжный хозяин южных пригородных земель? Он этой перемены в Эдичке меня скособочило больше даже, чем от его предательства.

– Вот тут мы и устроились, Андрей Павлович, – а глаза хитрые, хитрые, так и бегают. – Все как я вам и обещал. Вот они все красавцы.

Подошли они к нам. Мамаев руку вперед вытянул, фонарик включил и ну меня слепить, а сам в лицо вглядывается, словно боится, что ему Эдичка кого-то другого подсунет.

– Да вы не сомневайтесь, Андрей Павлович, – Это не безизвестный в Царском себе Угрюмый. Рядом с ним Дед, к нему у вас много вопросов было…

Полковник движением руки попросил Эдичку замолкнуть и стоял, долго вглядываясь в лицо старика. Наконец задумчиво протянул:

– Вот и свиделись…

– Сегодня твоя взяла, – зло так сказал Дед и кивнул.

Так они и стояли пожирая друг друга взглядами. Только первым сдался полковник. Он голову опустил, потом пнул ногой Геру.

– А это кто?

– Кличка у него Гера, – подобострастно сообщил Эдичка. – У вас на нем куча подвигов числится.

– Что-то не припомню…

– Гвоздь вон у костра, скопытился вас не дождавшись.

– Сам вижу. А где Волчара?

Эдичка сдулся, словно проколотый воздушный шарик. Только руками развел.

– Он и остальные парни сразу ушли. Я их хотел соблазнить наградой, но они ждать не стали, словно почуяли чего.

Полковник какое-то время молчал, потом печально покачал головой.

– Волчара он такой, всегда опасность за версту чует. Ну, да ладно, улов итак не плох.

Это что же выходит? Выходит, что Эдичка заранее все продумал, загодя с вояками договорился, чтобы всех нас им разом сдать. Тогда может и касса Хасана была, только он ее вовремя под себя под греб. Нет, если бы тогда Дед меня не приложил, я бы сразу как все закончилось с Волчарой смысля бы, а деньги я потом с Эдички всегда стребовать мог, только когда никого рядом не будет. Ну, ничего, икнется это ему, отольются ему заячьи слезы.

– А мутант? – продолжал расспросы Мамай.

– Он в сарае остался, так где ребята Хасана его приковали. Негоже чудище такое… – Эдичка и Мамаев от нас отвернулись, так что конец фразы я не слышал.

Только прежде чем уйти, Мамаев повернулся и приказал:

– Пакуйте их всех!

Вот думаю, и пришла хана. Ну что ж, за последние часа полтора я с происходящим смирился, что на роду написано, того не избежать. Только вот Дикой, когда ему, как и нам, наручники одевать стали, забился.

– Да я не с ними! Оставьте меня! – глазками засверкал, ножонками затопал. Только кто ж его, родимого слушать будет? А ведь не даром его Бешенным прозвали! Орал благим матом, так что, наверное, в ГДР [1]1
  ГДР – Гражданка дальше Ручья (петербургское жаргонное)


[Закрыть]слышно было. – Позовите Эдичку, он вам все объяснит! Я же с вами! Я за вас!..

Хорошо, что Гера в отрубе был. Представляю, как они бы вдвоем голосили!

Однако вояки скрутили болезного, да еще напинали, не сильно зато больно. Это они умеют, врезать так чтоб синяка не было, а потом ты неделю мучался. Я даже как-то подозревать стал, что их этому специально учат. И курс называется «Как сделать больно надолго».

Нас тоже отвязали, скрутили, но мы с Дедом не сопротивлялись. Какой смысл? Все равно не уйдешь, только потом с месяц кровью харкать будешь.

Что для себя, то я решил: утро вечера мудренее. Все равно сначала на Блокпост отвезут, а оттуда уже в тюрьму в Царское село. Из тюрьмы-то не удрать, а вот что касается Блокпоста…

В общем, как только все окольцевали, потащили нас через лес, сначала к дороге, а по ней к шоссе. Всего идти ничего, только вот дорога так разбита, словно по ней год минометами били. А ведь нас еще заставили Геру тащить. Ну, мы с дедом сразу согласились, а куда деваться. Правда, в наручниках нести эти сволочь оказалось очень неудобно. Так случайно он выскользнул у нас из рук пару раз. Первый раз мы его в грязь макнули. Глубокая такая промоина. Я лично думал, что он после такой ванны в себя придет. Нет, не пришел. Вытащили мы его, всего в грязи, мокрого насквозь. Как не утопили сам удивляюсь. Наверное, удержались лишь потому, что вокруг спецназа было слишком много. А так если б они чуток внимание ослабили, то не всплыл бы Гера из той лужи. Дальше потащили грязным потащили. Я все коровьи лепешки высматривал. Под Питером много бездомных коров развелось. Молоко у них ядовитое, мясо противное и никому они не нужны, но порою по дороге не идешь, а прыгаешь, как по полю минному, это если стадо прошло. А тут как назло никаких стад не попалось. Жаль…

Вышли мы на шоссе, а там и в самом деле большая вертушка стоит – десантная с двумя пропеллерами. Нас туда наши провожатые и препроводили. Устроились мы в уголке на жестких скамейках. Геру на пол кинули. У меня все-таки было подозрение, что он давно уже в чувства пришел, только вида не хотел подавать – другими словами дурковал, ждал момента ноги сделать. Только такого момента ему не представилось, потому как мы с него глаз не спускали, а нас солдаты пасли.

Только расположились мы поудобнее, как над головой загудело, засвистело. Тут и мутант наш появился. Его два спецназовца на цепи приволокли, словно тварь дикую. Ну и видок у него был, скажу я вам: весь избитый, аж смотреть страшно. Его видно ребята Хасима отрехтовали, потом наши прошлись, а в финали вояки натюрморт завершили. Так-то они якобы слуги закона, в как нормальных людей гнобить, это они завсегда. Порой я даже задавался вопросом, где Московии таких уродов берут? Ведь ни один нормальный человек ни в полицию, ни в армию добровольно не пойдет. Все же знают и про дедовщину, и про скотские выходки военных и полицаев. Для них любой человек потенциальный козел отпущения, с которого надо или капусты содрать или отделать его под орех, выместив на нем все свое недовольство этой жизнью: и то, что зарплата с гнулькин нос, и то что жена и теща – стервы, и то, что до пенсии еще лет двадцать трубить, и то что дети – шпана с ранних лет наркотой и таблетками балуются… Ведь перспектив-то нет.

Так вот только мутанта погрузили вертолет стартанул. Только не было в нем ни полковника Мамая, ни Эдички. Остались они где-то там, на земле, то ли дела у них там еще какие были, то ли брезговали они нашим присутствием.

Лететь тут было всего ничего. Минут пять не больше – дольше снижаться и опускаться, зато Свалку минуем. А Свалка место неприятное и для искателей и вояк. Раньше там городская свалка была. Дерьмо со всего огромного города свозили, ну и собак конечно диких там развелось. А потом свалка осталось, только за популяцией собак следить перестали вот они и расплодились не в меру. Все заполонили. А что с ними делать? Их бы пострелять, да военным все равно, а из искателей кто за такое дело возьмется? Да и ни к чему оно. А так своего рода природный барьер для того чтобы народ с южных подходов в СПб не шастал, а с другой стороны, чтобы военные поменьше пеших рейдов устраивали. Да и твари, что из чудиков Свалку не жалуют.

Так вот миновали мы Свалку, а там и Блокпост. Раньше был просто пост ПИДРов в плохом значении этого слова. А для, кто не знает, поясню ПИДРы – Полицейские Инспектора Дорожного Регулирования. Только тут название в самую точку, потому как пидры они пидры и есть. За сто рублей родную маму продадут… В общем пост у них тут был. Потом к ним военные прибавились – не намного лучше. Пост расширили. Пару бараков возвели, гараж, каталажку для таких как мы, чтобы значит на месте все выведать у искателя и только потом его в Царское тащить для полных и окончательных разборок. В Царском-то особо не лютуешь. Там тебе и адвокаты, и правозащитники, и ё-мое всякое. А тут, прикладом по ребрам сунут, зубы об батарею пересчитают и скажут, что и было, а потом доказывай, что это тебя не какие-то чудики в СПб разукрасили, а свои же защитники отечества приложили не по-детски.

В общем, когда снижаться через пять минут начали, я понял, что в расчетах своих не ошибся. Остановка первая Блокпост.

Ну мы опять Геру подхватили, вынесли и быстренько до каталажки. А там каталажка хитрая, каждому своя камера метр на два. Уложили мы в одну клетку Геру, в другую Деда запихнули. Я уж хотел в следующую залезть, но один из конвоиров меня тормознул. С нами, мол, пойдешь. Ну я плечами пожал, а чего делать… Пошел. Меня прямо в комендатуру местную и отвели.

Сначала обшмонали по полному. Карманы все, даже потайные вывернули, все мое барахло выгребли, хотя чего там грести-то было? Я ж ушлый, я, прежде чем на встречу с Эдичкой отправиться, все самое ценное в одном из парников припрятал. Там же по левую сторону от шоссе как в СПб идешь, сначала остатки аэропортов, потом несколько брошенных центров торговых. Мужики говорили там до сих пор поживиться можно, а потом парники идут. Без конца и края. Так вот теперь-то от парников одни каркасы стоят, и то не все, ни стекол, ни пленки не осталось, а внутри какая-то нечисть развелась. Заросли там, лучше не лезть, если конечно тропинки не знаешь. Мне-то те тропинки еще лет пять назад один искатель показал. Знатный был ходок Философом звали. В общем есть там один закуток, без поллитра не найдешь, там я все свои сокровища и оставил. А то, что по карманам так – мелочь всякая.

Тем не менее, дежурный лейтинантик всю эту мелочь выгреб, переписал, в отдельный мешочек сложил, а потом бланки достал и начал вопросы задавать.

– Имя, фамилия, отчество? – спрашивает.

– Да вы и сами знаете, – отвечаю я ему. – Чего дурить-то если у вас вон над головой мой портрет висит на стенде «разыскивается». Там про меня все подробно написано. Чего диктовать-то. Перепишите и дело с концом будет.

Тут он как разойдется. Схватил дубинку, приложил меня. Ну, а у меня даром что наручники. Руки-то спереди скованы, не сзади. Это для того, чтобы я Геру тащить мог. Только лейтинантик-то этот забыл наверное с кем дело имеет, или подпись под моей фото плохо читал. Вырвал я у него дубинку и сам его саданул хорошенько. Ну, чтобы помнил, что связанных бить не хорошо. А он хлипким оказался, взвыл как белуга, на пол повалился, ножками дергает, ждет, когда его полярный пушной зверек посетит. Ну, я не стал вояку разочаровывать. Приложил ему сапогами, благо у меня сорок пятый разношенный, да еще с подковками на носиках, ну, чтоб меньше подошва стиралась. Сплясал на костях лезгинку – пару ребер ему сломал, к гадалке не ходи, да пальцы на правой руке подробил, чтобы он гад к дубинке следующий раз не тянулся. Я б ему чего еще тогда разворотил бы, уж больно я злой был на Эдичку, на Волчару, который слинял во время, на Дикого… только тут вояки понабежали. Дубинку у меня отобрали, мне же напихали, за лейтенантика и просто так, ради удовольствия.

Как меня в камеру отволокли не помню. В себя я пришел, когда меня водой холодной из ведра обдали, наверное, чтобы взглянуть: живой я, али как.

Пришел я в себя почти сразу. Не умеют вояки бить, гуманисты. Если бы я к полицейским попал, те бы из меня душу вынули, а это так – семечки для острастки. Тем более, что я сразу жмуром прикинулся. Не стал голой жопой на амбразуру лезть. Только отдышался, меня снова хвать, руки за спиной сковали и снова в допросную. А прошло то минут десять. И не лень им меня туда-сюда таскать? Хотя с другой стороны… Валандаться со мной у них нет резона, чем быстрее сдадут полицаям в Царском, тем быстрее свои наградные получат и гуляй рванина… Только в этот раз в кабинете меня седой такой товарищ встретил в штатском. Лицо словно маска невозмутимости.

– Что ж, это вы, Николай Иванович озоруете? – спрашивает, а в уголках глаз морщинки, издевается надо мной. Только уж не повыеживаешься. Руки за спиной, да и не плюгавый передо мной лейтенант. Такого нахрапом не возьмешь. Такому лучше, как отцу родному в жилетку поплакаться, всю правду рассказать.

– А чего, – отвечаю, ваш сотрудник глупости спрашивает и хамит.

– Так уж и хамит? – удивился штатский и ко мне так бочком подходит.

– Хамит, обижает, я может соблазну поддался, решил в СПб пробраться, может ценного чего отыщу, а он как шакал на падаль…

Но договорить я не успел, этот штатский как с разворота мне по почкам врежет. Я от боли аж к потолку подскочил. Ну, думаю, попал, теперь точно месяца два кровью ссать буду.

– Ну, как помять проясняется, Николай Иванович?

– Конечно, конечно, – пробормотал я, потому как память моя изначально на месте была, а вот боль была сильная. – Это я шакал, набросился на стража закона и порядка, как…

Еще один удар заставил меня снова подскочить. Только в этот раз подскочил я более удачно, на стол завалился, опрокинул пенал с карандашами, в котором стоял и ножичек для резки бумаг. Так я этот ножичек… раз, два… и в рукав, а сам стоны испускаю, завываю, в общем, готов признаться по полной. В общем этот экзекутор в штатском увидел, что я вроде как созрел, усадил меня назад, собрал карандаши в пенал, достал бланк и начал так не торопясь заполнять его.

– Фамилия, имя, отчество?

– Ну, вы же сами знаете!

У штатского от такой борзости брови вверх пошли.

– Вам что повторить урок?

– Нет… Нет… Нет… – тут же откликнулся я. Даром меня Угрюмым зовут, забыл я тогда о своей угрюмости. Ножик для бумаги буквально кожу жег, и больше всего хотелось мне поскорее выбраться с Блокпоста, а посему я решил прикинуться испуганным. Пусть пишет, что хочет, меня оттого не убудет.

– Значит так: фамилия, имя, отчество, – повторил он.

– Павлов, Николай Иванович.

Он записал.

– Вот видите. Можете, когда захотите, – а потом продолжил. – Родились?

– В октябре 2101.

– Образование.

– Высшее техническое.

– Когда прибыли на запретные территории?

– А какая разница?

Штатский встал, обошел вокруг меня, изучая, словно видел впервые, а потом неожиданно схватил меня за ногу, прижал лицом к гладкой поверхности стола.

– Когда я спрашиваю ты отвечать должен…

Он, конечно, все учел, вот только про нож для бумаг в рукаве не знал. И хотя руки у меня были в наручниках за спиной, я ножичек из рукава в руку выпустил. Его рукоять легла в ладонь, а потом резкое движение рук вверх. Нож по рукоять вошел в пах штатского. Тот замер, какое-то время простоял, ловя ртом воздух, а потом повалился на пол в луже крови.

Терять мне было не чего, за свои десять лет исканий по окрестностям СПб я себе на вышку хоть так, хоть этак заработал, так что терять мне было нечего, а посему руки у меня были развязаны, тем более что военных я ненавидел ну разве чуть меньше полицейских.

Теперь промедление было смерти подобно. Я рухнул на пол по другую сторону от корчащегося на полу штатского. Дальше пришлось напрячься. Продеть ноги через кольцо скованных рук – упражнение для тренированных. Как говориться, нервных просят не смотреть. Через несколько секунд хоть руки у меня были и не свободны, я обшарил карманы извивающегося на полу штатского и добыл ключ от наручников. Раз, два, три… Наручники я одел на штатского, а ключик в окно выкинул: чтобы не повадно было.

Еще в одном из карманов раненного я нашел магнитный пропуск и пистолет – и то и другое пригодиться. Ну, а теперь нужно было сматываться. Рот штатского я забил его же галстуком. Почки у меня до сих пор болели, так что действовал я жестко. Пусть, гад на себе все прочувствует.

Теперь часовой за дверью.

Я нажал кнопку на столе. Дверь открылся. Конвойный вошел не подозревая подвох и тут же получил от меня рукоятью пистолета по оснбовению черепа. Он осел на пол, а я обзавелся калашом со складным прикладом.

Вот теперь повоюем.