Текст книги "Сумеречная зона"

Автор книги: Александр Лекаренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

Глава 23

Воронцов отправился в путь, как в последний, оставив в сейфе запечатанный конверт с детальным описанием своих маршрутов, но зубастая и кривая судьба в очередной раз усмехнулась над ним – белозубой улыбкой девушки.

Умереть красиво – это счастье, даруемое Богом, можно готовиться к этому важному событию всю жизнь и быть застигнутым врасплох, со спущенными штанами. Воронцов был готов ко всему, но не к тому, что увидел в «Плюсе» – судьба ждала, когда он потеряет крепость колен и присядет на корточки.

Девушка вышла, распахнув дверь офиса, с кастрюлей в руках, вылила варево в собачью миску и улыбаясь, направилась навстречу застигнутому врасплох Воронцову, который как раз пробирался мимо ворот к своей дырке.

– Здравствуйте, – первой поздоровалась она. – Вы кого-то ищете? – Из дверного проема за ее спиной доносилась нежная мелодия какой-то итальянской песни.

– Здравствуйте, – ответил Воронцов и механически предъявил удостоверение. – Вы здесь работаете?

– Да, работаю. Сторожем.

– Что-то я вас раньше не видел.

– Я тоже вас не видела, – широко улыбнулась девушка, – да вы заходите, – она открыла калитку в воротах. – Милицию здесь не часто увидишь.

– Собака не тронет? – Воронцов осторожно вошел внутрь.

– Нет. У нее специальная тренировка, – девушка с гордостью оглянулась на черную суку, мирно лакавшую из миски, – меня взяли на эту работу из-за нее.

– А как зовут вашего работодателя?

– Его зовут Федяинов Сергей Владимирович.

– И сколько он вам платит?

– Неплохо для такой работы, пятьсот гривен.

– Из рук в руки?

– Точно.

– А когда он здесь появится?

– Шестнадцатого числа следующего месяца. В этом месяце он уже заплатил.

– Сколько вы здесь работаете?

– Два месяца.

– Как вы нашли эту работу?

– Объявление висело на въезде в промзону, я мимо хожу каждый день.

– Как зовут вашего сменщика?

– А зачем он мне? – усмехнулась девушка. – Меня Герта подменяет. Она бы и без меня справилась.

– А элеватор вы тоже охраняете? – Воронцов, медленно пошел в сторону кирпичной башки.

– Нет. Это просто развалина и не наша.

– Говорят, там горело что-то?

– Ничего такого я не видела, может, пацаны костер жгли. Они здесь лазят, вон дырку в заборе проделали.

– А что вы охраняете в офисе? – Воронцов сменил направление и не спеша пошел в сторону бетонной коробки, девушка спокойно шла рядом с ним.

– Да ничего, – она смешливо потерла нос. – Там пусто. Я прихожу сюда только замки проверять и собаку покормить.

– Можно посмотреть? – Воронцов заглянул в распахнутые двери, черная Герта не двинулась с места.

– Конечно. Проходите. – И Воронцов шагнул в темный дверной проем.

Они прошлись по двум этажам здания, и Воронцов заглянул в каждую комнату, девушка открывала стальные ставни, чтобы впустить свет, здесь были кое-какие остатки безликой канцелярской мебели, в одном из кабинетов на застеленном газетой столе стоял термос, чашка, дешевенький транзистор, лежала какая-то снедь в полиэтиленовом пакете – и все. Не было никаких признаков того, что здесь обитают постоянно, не было запаха, не было запаха медикаментов. И задав еще с десяток малозначительных вопросов, вежливо улыбаясь, Воронцов покинул логово зверя.

Зверь не мог видеть его, зверь не мог подняться с одра своих мучений, но слышал, скрипел зубами и задыхался от ненависти и бессилия в потайной комнате, за стеной из стальных стеллажей.

Глава 24

Июнь начался адской жарой. Риккерт говорил, что не помнит такой жары уже лет десять, но Воронцов, который был младше Риккерта на пять месяцев, не помнил такой жары вообще.

В последнюю пару недель, в его жизни присутствовало странное затишье, как в центре циклона. Как будто время, ускорявшее темп, вдруг ударилось о стеклянную стенку, которой эта пара недель была отделена от предыдущей жизни. Ничего не происходило. Воронцов исправно ходил на работу и выполнял свои функция человека и гражданина, у него даже наладилось нечто вроде быта с его молчаливой насельницей, но чувствовал он себя так, как будто двигался в прозрачном глицерине, как будто долго гнал машину на большой скорости и вдруг остановился. Тишина. Легкий звон в ушах. Ощущение отсутствующего времени.

Он продолжал вяло соблюдать меры безопасности, но ему уже было как-то, все равно. Трое суток подряд после посещения «Плюса» он по несколько часов вел наблюдение за территорией, но не отметил ничего необычного, девушка приходила и уходила, кормила собаку, делала какие-то мелкие дела, пела иногда. Он не стал вести ее до дома, потому что в этом случае слежка стала бы неподъемной, тогда следовало устанавливать наблюдение и за ее адресом, и за всеми, кто посещал этот адрес, и за всеми ее передвижениями по городу. Воронцов чувствовал, что где-то допустил прокол. Какое-то звено выпало из цепи рассуждений, он перестал понимать ситуацию. Тогда он принял ее такой, какой она была, – неподъемной для одного человека и опустил руки, не поворачиваясь к ней спиной. Он не знал, что звено не выпало, а добавилось, что цепь разветвилась, и змея стала двухголовой. У него была только одна голова, которая часто болела и нередко бывала пьяной, он плюнул, зарядил оба пистолета патронами с распиленной крестом пулей и перестал без толку размахивать кулаками.

Теперь он сидел, спасаясь от жары, на опорном пункте под вяло гоняющими мух лопастями канцелярского вентилятора и тупо смотрел в зрачок своего «Макарова», на столе стояли две пустые и одна полупустая бутылка пива, под столом – початая бутылка водки. Вдоволь насмотревшись, он засунул пистолет в кобуру и отхлебнул пива. Задушен-но проблеял мобильник в его потном кармане.

– Ты, конечно, забыл, что у меня сегодня день рождения? – сказала Илона.

– Конечно, я помню, – уверенно ответил Воронцов, хотя, конечно, забыл.

– Ты когда кончаешь?

– С самого утра и уже много раз.

– Когда ты заканчиваешь работу, Воронцов?

– Я уже давно не работаю вообще, дорогая.

– Тогда приходи прямо сейчас.

– Будет кто-нибудь еще?

– Кто-нибудь еще уже были вчера. Сегодня я жду тебя.

– Дай мне время купить подарок.

– Вот ты и попался, Воронцов. Не надо подарков, приму деньгами. Только не пей больше, у меня есть настоящий «Гордон».

Через час Воронцов сидел в гостиной у Илоны, на столе стоял букет алых роз, бутылка шампанского «Мом» и бутылка джина, все остальное, обширное, как тротуар, пространство стола было выложено открытыми коробками конфет, шоколада и фруктов в шоколаде, перед Воронцовым был освобожден маленький кусочек, на котором уместилось блюдце с черной икрой и блюдце с лимоном – Илона искренне полагала, что если она любит шоколад, то за ее столом, все должны есть шоколад, а если кто-то хочет колбасы, то пусть идет и ест ее дома.

Работал кондиционер, и было прохладно, солнце, которое, уже закатываясь, посылало косые и злобные удары жара, не проникало сквозь плотные жалюзи с отражающим покрытием.

– Ты выглядишь каким-то вялым, – сказала Илона.

– Я просто старый, – усмехнулся Воронцов.

– Три с половиной недели назад, ты не был старым.

– Эти розы, – Воронцов ткнул пальцем в букет, – сегодня цветут, а завтра ты выкинешь их в мусорное ведро.

– Ты не роза, Воронцов, ты взрослый мужик, который должен поддерживать себя в порядке.

– Ты видела меня когда-нибудь не в порядке?

– Сейчас вижу. Уж не возникли ли у тебя проблемы с девчонкой? Она не беременная?

Воронцов слабо ухмыльнулся.

– У меня нет на это времени.

– А на что у тебя есть время? Сидеть на опорном пункте и наливаться теплой водкой?

– Холодной водкой. Иногда я раскрываю преступления.

– А ты не пробовал их совершать?

– Пробовал, много раз. Но мне не нравится делать из этого профессию, это хобби.

– Я знаю десять мест, где ты мог бы зарабатывать в десять раз больше и делать в десять раз меньше.

– Я знаю эти места лучше тебя. И лучше, чем твои друзья, умею делать эти дела.

– Я в этом не сомневаюсь.

– А ты представляешь, как они будут ухмыляться, отстегивая мне бабки? Я лучше пойду работать грузчиком в пивняк – и при пиве, и при деле.

– Ты мог бы вообще ничего не делать, тебе что, пенсии не хватит?

– Не хватит. У меня множество дорогостоящих пороков. Один из них сидит у меня дома и просит есть.

– Она что, уже прижилась?

– Дело не в том, что она прижилась…

– А в том, что она порок, – усмехнулась Илона. – Ты склонен самоедствовать, вместо того, чтобы зажить с ней здоровой половой жизнью и выправить все ее болячки. Как у нее с головой?

– На вид – нормальная. На мою похожа, – Воронцов погладил себя по лысине.

– Во-во. Я где-то читала, что сексуально-озабоченные подростки стараются быть похожими на объект любви.

– Я не объект, Илона, мне удалось найти такое место в жизни, где я не являюсь ничьим объектом. И я намерен держаться за это место и не пускать туда посторонних.

– Таким местом является могила, – без улыбки сказала Илона.

Воронцов промолчал.

Домой он возвращался не слишком поздно – он чувствовал себя разбитым, и ему не хотелось обременять Илону ни своими потными ласками, ни своим задушенным храпом посреди ночи любви. Путь его пролегал через квартал развлечений и вдруг он, с удивлением, увидел знакомую сторожиху из «Плюса». а ней были эластичные шорты и майка, она выглядела так, как будто приторговывала здесь задницей, в чем не было ничего удивительного, или собиралась пробежать стайерскую дистанцию. Ни до того, ни до другого Воронцову не было никакого дела, но она разговаривала с местным дилером. Она настороженно озиралась и, похоже, готова была в любой момент сорваться с места, а на ее талии был пояс с сумкой вроде тех, в которых базарные торговцы держат деньги, и наметанный глаз Воронцова мгновенно засек там пистолет. Пистолет мог оказаться газовым пугачом, и все обстоятельства но отдельности не вызывали ничего, кроме легкого любопытства, но, собранные в кучу, уже представляли весомый интерес.

Пока Воронцов раздумывал, как реализовать свой интерес, дилер с девушкой скрылись в узкой щели между домами и почти сразу, выйдя оттуда, направились в разные стороны. Воронцов знал, что дилер теперь пуст, а товар находится у девушки. Ну и что? Здесь половина прохожих имела такой товар за пазухой, в трусах или зажатым в кулаке. Грамм героина или «кокса», расфасованный в пакетик из папиросной бумаги, – это очень маленькая и очень легкая вещь. Нет ничего легче, чем пустить по ветру два-три таких пакетика, просто выдернув майку или разжав кулак, а не во всякие трусы можно залезть сразу, и предприимчивая дама успеет сто раз переправить «закрутку» еще дальше, пока ее доведут до конторы. А если отобрать у дамы «закрутку», не руками женщины-оперативника и не в присутствии двух понятых, то это то же самое, что отобрать у нее «тампакс», – много вони и ноль результата. В лучшем случае, Воронцов мог бы поставить девушку на учет, что ничего не давало практически и навсегда перекрывало любые другие возможности. Поэтому он догнал дилера и взял его за плечо.

– Привет, Рафик.

– Здравствуй, начальник.

– Что это за девка, с которой ты разговаривал?

– Не имею понятия. Она спросила, где тут поссать.

– У тебя?

– У меня.

– Предъяви документы, гражданин.

– Какие документы, начальник? Ты что, меня не знаешь?

– Знаю. Ты опасный террорист. Сейчас поедем в контору, и я буду с тобой разбираться.

– Ты что, с ума сошел, начальник?! – Рафик попятился в сторону.

– А если сбежишь, твою кавказскую морду будут искать все менты в городе и пристрелят, как собаку.

– Да что ты хочешь, начальник? Мамой клянусь, не знаю эту девку.

– Что она купила?

– У меня она ничего не покупала. Но я знаю, что у нее есть три грамма «кокса» и три грамма «херняка», она предлагала их мне.

– Чем расплатилась?

– Да ничем она не расплачивалась! У меня есть баксы, но это мои баксы, я могу дать тебе половину, начальник.

– Вали отсюда. Если в следующий раз будешь крутить мне мозги, я тебя депортирую отсюда на хер, понял?

– Понял, начальник. – И Рафик исчез, умело лавируя в толпе, – пошел за следующей партией. (Рафик знал эту девочку-недевочку, но зачем было сообщать об этом тупому менту?)

Бредя по кварталу, Воронцов раздумывал о том, что толковый и энергичный опер, которым он был когда-то, прыгнул бы сейчас в машину и поехал к «Плюсу», чтобы посмотреть, что там делается. Но у него не было ни желания, ни сил на всю эту тягомотину, он устал и хотел спать, однако, годами настраиваемая машинка ума продолжала вычислять и сопоставлять, пока ноги мерили дорогу до дому.

Девушка честно зарабатывала пятьсот гривен, работая сторожем, девушка имела собаку, которая потребовала и продолжает требовать специальной тренировки и специального ухода, девушка располагала серьезными суммами в долларах, она покупала кокаин и героин одновременно, знала, где покупать, и носила при себе пистолет. Все это как-то не укладывалось в образ честной труженицы и в образ конченой наркоманки тоже не укладывалось, опять выпадало какое-то звено.

Уже выпадая из реальности и едва добравшись домой, Воронцов рухнул в постель и пошел на дно глубокого, темного сна, обрывая все цепи, связывающие его с поверхностью.

Глава 25

Другое существо выплыло из сна на поверхность ночи и открыло глаза в глаза звезд. Оно больше не пряталось в душном бункере, ложе было установлено на плоской крыше, обнесенной достаточно высоким парапетом, чтобы защитить его от чужих глаз. Оно больше не пряталось от солнца, погруженное в героиновые грезы, оно целыми днями дремало на солнцепеке, меняя кожу, и его обнаженное тело, некогда привычное к адскому жару, снова обрело смугло-коричневый цвет. У него больше не было проблем с бородой, но волосы на голове отросли и оказались неожиданно пышными, теперь они были завязаны на макушке руками его подруги – ей так нравилось.

Оно потянулось, как кошка, блестя глазами в свете звезд, легко соскочило с ложа и, присев, помочилось на бетон, как животное, втягивая расширенными ноздрями собственный запах. Затем, переходя на бег, кругами пошло по периметру крыши – пришло время ночной активности, ему хотелось двигаться. Его ноги мелькали все быстрее и быстрее, временами оно вспрыгивало на парапет и, исполняя пируэт, как тень, на синем бархате ночи, бежало спиной вперед, ничуть не опасаясь сорваться вниз, и кружилось бесшумно, подобно гигантской летучей мыши, на фоне звезд. Оно порхало, не оставляя ни следа, ни звука, блестя глазами и обоняя запах своего разгоряченного тела, ни мужской, ни женский, ни человеческий, – запах амфибии, научившейся летать.

Оно сбросило с себя человеческую кожу, пропитанную грязным жиром человеческой порочности, и кожа сгорела в адском огне его мучений, оно вышло из огня чистым и непогрешимым, оно больше не было способно ошибаться, потому что потеряло способность ненавидеть, оно было – любовь, – безгрешная, как огонь, и безжалостная, как зазубренная сталь.

Голос выковал сталь, ударами судьбы, Голос был мудр, Он создал совершенное орудие. Он сделал так, что из пепла поднялся Феникс, опираясь на два крыла.

Подруга выскользнула на крышу – в свет звезд, в свет его глаз – его вторая половина, второй полюс генератора, созидающего новый мир. Она больше не была змеей на его груди, она была змеей внутри него, обвившейся вокруг тела огня, которым стал он сам. Они больше не были – «он» и «она», – они стали плюсом и минусом, которые менялись местами в танце пронзающих их энергий.

Под ними простиралась зона, черная и бессветная, – как тень рядом с электрическим заревом города, – эфемерная человеческая надежда сгорала в искусственном свете, неизбывный человеческий ужас копошился в его тени.

Померкли звезды, лучи лазеров, бьющие из квартала развлечений, уткнулись в душное небо между небом и землей, беззвучно проскочила молния, ударил гром.

Двуглавая змея забилась в конвульсиях под горячими черными струями дождя, падающего с небес.

Глава 26

Ночной ливень не принес облегчения, жаждущая земля впитала влагу, и жаркий воздух иссушил последние капли еще до восхода солнца.

Сегодня у Воронцова был выходной, и он решил научить девочку стрелять. Теперь они находились в пригородном лесопарке, было раннее утро, дневная жара еще не придавила пернатых певцов, радующихся жизни в пыльной уже листве.

– Не обращай внимания на мушку, – поучал Воронцов. – Не прищуривай глаз, наводи ствол, как палец, только бери чуть ниже, потом медленно нажимай на курок, вот и все.

Девочка выстрелила – пивная банка закрутилась волчком и осталась на месте. Она выстрелила еще раз – банка взлетела в воздух.

– Хорошо, – одобрительно кивнул Воронцов. – Как видишь, это совсем несложно.

Только две банки из восьми остались стоять, когда девочка отстреляла магазин.

– Из пистолета стреляют в упор, – сказал Воронцов. – Стреляя в человека, целься в низ живота и прижимай локоть к телу, руку не вытягивай.

– А вам приходилось убить человека? – спросила девочка.

– Приходилось, – кивнул Воронцов. – Нет ничего легче и глупее, чем убивать людей, это не решает проблем. Но украсть велосипед намного опаснее, чем убить человека. Потому что раскрыть убийство намного сложнее, чем кражу велосипеда. Люди не убивают за велосипед не потому, что боятся закона, а потому, что у них есть совесть.

– У людей есть совесть? – удивилась девочка.

– Есть. Если бы у людей не было совести, на земле не осталось бы уже ни одного человека.

– Она есть не у всех, – сказала девочка.

– Не у всех, – согласился Воронцов. – Очень мало людей рождается без совести, уродами с детства. Но если человек много страдает от других людей, его совесть может умереть. Такой человек мертв. Ты знаешь, что такое «крысоед»?

– Нет, не знаю.

– В железную бочку бросают десяток крыс. Крысы начинают драться и жрать друг друга с голодухи. В конце концов, остается одна крыса, если такую крысу выпустить на волю, она будет убивать других крыс, пока не очистит всю территорию. С людьми это тоже случается. Раньше, случалось в зонах, теперь уже нет. Теперь вся страна превратилась в зону, держи пистолет крепче, девочка, вокруг полно человекоедов. Наверное, кто-то хочет очистить землю от нас и разводит их специально.

– А зачем вы распиливаете пулю крестом? – спросила девочка.

– Такая пуля при ударе о препятствие разворачивается, как цветок. Если препятствие – человеческое тело, то цветок превращается в нож мясорубки и прогрызает в нем дыру, потому что пуля вращается. Если препятствие – бронежилет, то цветок застрянет в нем, а стальной сердечник, который находится внутри цветка, от удара приобретает дополнительную инерцию и прошибает бронежилет насквозь вместе с тем, кто в нем сидит. Поэтому патроны, снаряженные пулей со стальным сердечником, не продаются в магазинах, это очень опасная вещь.

– А такие пистолеты продаются? – девочка кивнула на «люгер».

– Нет, это подарок от Готтлиба.

Спасаясь от жары, они вернулись домой до того, как солнце поднялось к зениту, и сели пить чай.

– Ну, вот, – сказал Воронцов, отхлебывая из стакана. Теперь у нас нет приличных чашек. Зачем ты их все перебила?

– Я не била их, – девочка густо покраснела.

– А кто же, по-твоему, это сделал? Я?

– Они сами разбились.

– А шкаф? Книжный шкаф? Он тоже передвинулся сам?

– Да, – девочка опустила голову.

– Ну, что ж, – Воронцов задумчиво почесал небритую по случаю выходного шею, – все может быть.

После чая Воронцов решил пройтись с девочкой на базар, чтобы купить ей кое-какие вещи. Перед выходом он напялил ей на голову свою старую бейсболку, чтобы не отсвечивала лысиной.

Дядык уже слонялся по базару, у него тоже был выходной, но он не терял времени даром.

– Я уже взял, – сообщил он Воронцову, как только они встретились между рядами и пожали друг другу руки. – А это что? То есть, кто? – Он кивнул на девчонку, которая стояла рядом с Воронцовым, прижимая к животу набитый пакет.

– Ты, Толян, не заговаривайся, – строго сказал Воронцов. – Это моя племянница, приехала из Ростова и будет у меня жить.

– Ну и хороню, – ухмыльнулся Дядык. – Может, ты теперь перестанешь ночевать на опорном и дашь мне спокойно поработать с агентурой.

– Может, ты теперь научишься сам выносить за собой презервативы и бутылки, – заметил Воронцов. – Пиво холодное?

– По сезону. И…

– И хватит. Сегодня выходной, ты собираешься когда-нибудь отдыхать?

– Ну, как хочешь, – Дядык индифферентно пожал плечами, – а я думал, ты поделишься со мной своим тормозком.

– Каким тормозком?

– Тормозищем. Девка какая-то принесла.

– Как выглядела девка?

– Здоровенная, как ее тормоз. Во, – Дядык показал на полметра выше своей головы. – Но красивая. И черная, как у негра в дупе.

– Что сказала?

– Просила передать «спасибо» за науку. Чем ты ее учил, Воронцов?

– А ну, идем, покажешь.

На столе стояла большая квадратная коробка, в которую упаковывают торты, расписанная яркими цветами и плотно перетянутая красной лентой.

– Во, затянула, – заметил Дядык. – Это, чтоб я не залез.

В упаковке находился почти обычный тормозковый набор, – литр «шнапсу», копченая свиная нога, дыня. А под всем этим добром лежала клетчатая коробка для шахмат. Воронцов открыл коробку и увидел свое лицо в сияющем, как зеркало, металле пилы, скалящей остро отточенные зубья с обеих сторон лезвия.