Текст книги "Дьявольская карусель (СИ)"

Автор книги: Александр Лекаренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

Ночью они сидели под луной на заднем дворе и пили атомный коктейль с на-стойкой боярышника, – девочки обошли не менее десяти аптек запасаясь ею, муќдро рассудив, что привычная смесь лучше любого другого пойла, включая амеќриканское. – Мы погуляли по городу, очень осторожно, – рассказывала Эвелиќна, – Купили темные очки, посидели в кафе. – Ко мне цеплялись двое, за бабќки, – ухмыльнулась Зебра, – Возле туалета. Я им не дала. – Была мысль выстаќвить кого-нибудь, – заметила Гела, – Но ничего такого не попалось. – Они его обманули дважды, – им очень даже попалось.

Г л а в а 13.

Менты сделали ту же ошибку, что и Алеша, – они их недооценили. Гильза и пуля, пробившая плечо потерпевшему, найдены не были, они не знали, что выќстрел был произведен не из самопала, а из боевого пистолета марки "астра", калибра 5,62мм. И прибыли силами всего лишь четырех человек, рассчитывая, что четверо вооруженных мужчин легко справятся с тремя девчонками, – настоќлько глупыми, чтобы сесть в такси с фирменным номером телефона на борту. Одной извилины на троих, у них хватило, чтобы не выходить поблизости от дома, – но поблизости и не было никаких домов, кроме Алешиного и недолго побродив по окрестностям, менты вышли точно к нему, – хотя и не были уверены на все сто, – что это тот дом.

Особо не скрываясь, они подошли, двое, – к передней двери, один присел под торцовым окном, четвертый, – зашел сзади. Чтобы держать под наблюдением оставшийся неприкрытым торец и заднюю часть дома, он отступил достаточно далеко от нее и оказался спиной к распахнутой двери дровяного сарая, – где присела Эвелина, не желавшая оскорблять свой нос запахами выгребного туалета. Увидев мужчину с пистолетом в руке, она взяла из-за поленницы топор, тихо встала за его спиной и ударила лезвием по голове. Голова лопнула с треском. Опер под окном обернулся. И увидев одиннадцатилетнюю ссыкуху со спущенными трусами и окровавленным топором, – застыл с открытым ртом. Эвелина потянулась к упавшему пистолету. Опер нажал на курок, – но воевать с девчонками оказалось сложнее, чем сидеть в кабаке с бандитской цепью на шее и выпирающей из-под пиджака ручкой пистолета, – он не снял предохранитель. Эвелина выстрелила – и промахнулась, между ними было около двадцати метров. Опер сбросил предохранитель. Эвелина выстрелила еще раз – и пуля, звучно шлепнув мента в середину груди, посадила его на задницу. Он посмотрел на пятно, расплывавшееся на белой рубашке, завалился на бок и умер.

Двое ментов у двери переглянулись, услышав первый выстрел, – они не ожидаќли ничего подобного и заколебались, не зная что делать. После второго выстќрела, один из них бросился на звук, а второй вытянул пистолет в сторону двери и попятился к углу, чтобы видеть, что там происходит.

Увидев человека, выскочившего из-за угла, Энелина сразу выстрелила, зацеќпив его под ухом. Царапина была пустяковой, – но в шею – и веером брызнула кровь. Опер уронил пистолет и обеими руками зажимая артерию, сел на землю. Эвелина приблизилась к нему быстрым шагом и в упор прострелила ему голову.

В это время, голый Алеша, спотыкаясь о метавшуюся Гелу, метался по дому в поисках пистолетов, – он надежно спрятал их вчера, так надежно, что спросонья и с похмелья, не мог вспомнить, – куда. После третьего выстрела за стеной, он вспомнил и пока он, стоя раком, отдирал половицу, Зебра, сиќдевшая на кровати выпучив глаза и вывалив сиськи, вдруг вскочила на ноги и схватив со стола кухонный нож, – с воплем вылетела за дверь.

Подняв голову от только что застреленного ею человека, – Эвелина увидела голову второго, выглядывающую из-за угла и выстрелила. Опер шарахнулся от угла в сторону двери, не успев повернуть к ней лицо – и осел на кухонном ноже, длиной в 20 сантиметров, который Зебра держала в руках. Когда Алеша выскочил на крыльцо, – с тремя голыми пистолетами, – она, визжа, втыкала нож в брызжущее кровью тело, уже в третий или четвертый раз. Из-за его спины вылетела Гела и поскользнувшись в кишках, начала пинать мертвеца пятќкой в лицо.

– Хватит, – сказала Эвелина, выходя из-за угла, – Уходим. – Нет, – сказал Алеша, – Уходить нельзя.-

Г л а в а 14.

Поначалу, им всем удалось преодолеть первый импульс, – бежать, – Алешина рациональность взяла верх. Втечение часа они лихорадочно зачищали место, – потом, уже спокойнее, Алеша продолжал сам, до самого вечера. Трупы были загружены в "Ниву", на которой приехали опера, а "Нива" с приспущенными,– для хода гад речных, – стеклами, утоплена в тихом омуте на реке, за деќсять километров от Алешиной берлоги. Они вымыли, вычистили песком, забросаќли землей все следы крови, собрали гильзы и осмотрели дорогу в поисках слеќдов от протекторов. Затем, загрузив два рюкзака припасами, девки ушли в лес, – разбивать лагерь, как надеялся Алеша.

Истекшие сутки не выявили ничьей озабоченности судьбой пропавшей бригады, а к утру Алеша уже забеспокоился сам, – не годилось уезжать на работу, не встретив гостей. Наконец, они раскачались и безалаберно попетляв по просеќлочным дорогам явились к нему, – с вопросами. Разумеется, Алеша честно рассказал все, что знал. Но чем он мог помочь милиции, которая его берегла? Он угостил их кофе, но он не видел их сотрудников, никаких машин и никаких деќвок, хотя и загорал весь предыдущий день у дома, будучи выходным от забот преподавателя английского языка и литературы. С его разрешения и при всяќческом его содействии, они осмотрели дом и двор, вяло интересуясь, по ходу дела, фактами его безукоризненной биографии, дали расписаќться на "Объяснении", половину которого занимало перечисление регалий их начальника и уехали в поселок, откуда, уныло побродив от двора к двору, – отбыли восвояси. Они не задали никаких вопросов относительно беглянок из "спецухи", – либо они никак не связали их с нападением в городе, либо просто ничего о них не знали, – как и в старые, добрые времена, левая рука в их конторе продолжала крутить дули правой. Это не могло служить поводом для расслабухи, – Алеша хорошо знал, что контора никогда, ничего не забывает, что как ее ни перетряхивай дурными руками, – она продолжает работать по системе и умеет цеплять за шкуру расслабившихся волков. Алеша был хорошо образованным преступником и знал, что никто еще не придумал политической систеќмы, эффективней полицейской, – одинаковой во всем мире со времен римских центурий, – они, черт возьми, сумели поймать даже Сына Божьего и прибить его к кресту, рядом с двумя бандюками попроще. Эта система была, – Понтием Пилаќтом, делающим дело и умывающим руки, она мало зависела от дураков с цепями или орлами на шеях, – время работало на нее, как на Пилата, ставшего вечным. Эта система была страшной, ее следовало бояться, единственным средством не попасть под колесо, было, – спрятаться, не торчать на дороге, не бренчать языком, не звякать цепями, – уйти в тень и там бить, если кто-то сослепу в нее суется. Понимать-то Алеша это понимал, – но некто, каплями половых гормонов в его крови, уже подписал договор с его судьбой.

Когда после работы, вечером того же дня, он попытался найти девок, – их не было. Они ушли.

Они не взяли денег и оружия, фактически, у него не было причин для беспо-койства, – он никого не убивал, а у них были веские причины держать язык за зубами. Что бы теперь ни всплыло, – включая и концы, спрятанные в воду, – дерќжа язык за зубами, а концы в зубах он был недосягаем для привязок, – слова, слова, одни лишь пустые слова, – убивающие, как пули, если разжать зубы.

Но когда он вернулся из лесу домой и посмотрел на постель, – на ней простуќпили зебровые полосы – и у него, как кулак, сжалось сердце.

Он продолжил жизнь, не разжимая зубов и не теряя улыбки, он продолжал раќботу, которая не была ему в тягость и даже выбился в передовики учительского труда. С удивлением, он обнаружил, что эмоциональная отстраненность способќствует успеху. Ему плевать было на учительскую карьеру – и он успешно ее деќлал, он холодно презирал дебилов, с которыми имел дело, – а они любили его и делали успехи под его руководством. У него получалось лучше, чем у многих горящих на работе преподавателей, издерганных горением, он мог двести раз объяснять что-нибудь дебилу, не испытывая раздражения от его дебильности – и у дебила начинало получаться. Не осознавая этого сам, – он мог бы быть очень хорошим опером, намного лучше чем те, которых походя слизали с лица земли тринадцатилетние девчонки, он мог бы достичь успеха в любом деле, – если бы не эликсиры Сатаны, сжигавшие его кровь.

Каждый вечер, возвращаясь домой, – он ожидал Зебру, которая выскочит ему навстречу, с ухмылкой на красивой морде, ожидал услышать голоса Эвелины и Гелы. Но их не было.

Он начал больше пить и проявлять склонность к фетишизму. Он нашел запачканные кровью трусы Зебры, которые она, со свойственным ей хамством, не стирая забросила под кровать – и до изнеможения мастурбировал в них, – пока они не превратились в покрытый морозными узорами, скомканный кусок жести. Наступил момент, когда он сказал себе, – Хватит. Надо идти к блядям. И пошел и нашел, – но что это было, по сравнению с фейерверком, который он испытал? Это были даже не трусы Зебры, – это даже не было звуком хлопка одной ладонью по задниќце Гелы. Он читал кое-что про Ромео и Джульетту, про Дафниса и Хлою, про Лейлу и Меджнуна. Но что значила любовь Ромео, по сравнению с Джульеттой, умноженной на три? Когда одна лишь Зебра стоила Лейлы, Хлои и Меджнуна, вмеќсте взятых? Он смотрел в зеркало на свое бледное лицо, мял в руках замороженную розу, обсыпая колени прахом сгоревших любовей и сходил с ума.

Г л а в а 15.

Вдруг на телевидении проскочил криминальный сюжет, – он увидел его совер-шенно случайно. В Мариополе, на оживленной улице, была ограблена ростовщиќческая контора, скромно называвшаяся "Ссуды и Кредит". Судный день для росќтовщиков начался в 9-00 утра. В помещение, низко опустив головы в черных бейсболках, вошли двое юношей в мешковатой униформе охранников. Третий, саќмый рослый и в темных очках, сразу повернул табличку с надписью "open" и застыл лицом к стеклянной двери, заложив руки за спину. Система аудио-видео-контроля, установленная у ростовщиков, явственно зафиксировала надпись "ОХРАНА" на его спине и пистолет на бедре.

Двое юношей подняли головы, опустив на лица черные чулки, скатанные под бейсболками. После чего, один из них сразу застрелил сидевшего в углу охранника – и поднял гильзу. Второй, быстрым шагом прошел к барьеру, наглухо заќкрытому стеклянной стенкой, по виду, – пуленепробиваемой, – но с окошком для руки. Он и просунул туда руку, – с пистолетом и вторую, – с запиской. Показаќли увеличенное изображение,– разборчивыми, печатными буквами на ней было на писано: ДЕНЬГИ ИЛИ СМЕРТЬ. Юноша, застреливший охранника, прошел к двери в барьере и произвел два выстрела в замок. Дверь распахнулась. Одновременно, распахнулась дверь в стене за барьером. Оттуда выскочил человек в белой руќбашке с галстуком и пистолетом в руке – и тут же получил пулю в грудь. Граќбитель переступил через труп и скрылся за дверью.

В это время, кассирша перекладывала в пластиковый мешок деньги, как только закончила, – тут же была убита выстрелом в голову. После чего трое налетчиков покинули помещение. Налет длился 2м.17сек., за все время преступники не произнесли ни слова. В помещении осталось четыре трупа, – двое в кассовом зале, двое, – в кабинете за ним.

У ростовщиков были неплохие обороты, – грабители взяли 70тыс.долларов, 47тыс.евро и 400тыс. в национальной валюте.

Милиция доверительно просила сообщить и обещала вознаграждение. Все.

Он отлепился от телевизора и перевел дух. Ничего не было сказано о спосоќбах отхода грабителей, о типе примененного оружия. Судя по всему, – менты не выявили свидетелей, не имели даже приблизительных данных или сомнений отноќсительно скрытого под мешковатой униформой, а с пулями могли и не разобраться. Он вспомнил, что рассказывал Эвелине, как сделать пулю для нарезного оружия непригодной к идентификации. Но когда нечего было сообщить, репортеры обычќно цеплялись к деталям и об оружии должны были упомянуть. То, что он увидел на экране, было очень похоже на "пээмы" и при достаточном увеличении, – что наверняка сделали, – это можно было установить точно. Если не сообщили, – значит были на то причины.

На следующее утро он позвонил в школу и сказал, что приболел. Он нарабоќтал уже достаточный авторитет, чтобы ему вежливо пожелали выздоравливать, не задав никаких вопросов. И разыскав в кладовке свои старые ласты, маску, и дыхательную трубку, он отправился к тихому омуту, чтобы подтвердить или развеять свои подозрения.

У него заложило уши, когда он достиг дна, машина провалилась на большую глубину и загрузла в иле выше колес. С первого раза он не смог открыть дверь и выскочил наверх, глотая воздух и таращась на солнце, – то, что зафиксироќвала сетчатка его глаз, с трудом укладывалось в голове. Четыре трупа раздуло так, что они едва умещались в салоне машины, одежда на них полопалась. Вода была теплой и прошло уже два месяца. Четыре белых лица, как бледные луны, обкусанные придонными гадами, проступали в зеленоватой мгле, из приќоткрытого окна торчала рука с растопыренными пальцами, – будто перчатка, надетая на обмотанную тряпьем бутыль с играющей брагой.

Со второго захода он открыл дверь. Он даже до половины влез внутрь и обќшарил пол салона. Пистолетов, которые он сам туда бросил, не было.

Г л а в а 16.

Солнце клонилось к вечеру, он сидел на веранде за чашкой чаю и размышлял над ситуацией. У него не было сомнений, что малышки потрепали ростовщиков. Грамотно и хладнокровно. И преступление имело все шансы остаться без накаќзания. Перед его внутренним взором встало холодное лицо Эвелины, – лицо анќгела смерти. Он усмехнулся, – это вам не Раскольников. Если они нигде не просеклись втечение двух месяцев, подготовили акцию, молниеносно провели ее – и ушли, не оставив следов,– у них были все шансы продолжать в том же духе и тем более успешно, что они были теперь состоятельными дамами. Серьезные мужчины из милиции ищут не дам, а трех квалифицированных бандитов, не связываясь и не связывая их с тремя ссыкухами, сбежавшими из школы. Теперь стало понятно, почему не сообщили о пистолетах. Независимо от того, разобрались ли с пулями или не разобрались, – связь между табельными пистолетами ПМ, исчезнувшими вместе с владельцами и пистолетами ПМ, засветившимися при налете, – была очевидной, а если разобрались, – то и доказанной. Никакое следствие не заинтересовано афишировать такую связь между двумя криминальными событиями и нельзя было публично признать, что четыре работника милиции бесследно исчезли два месяќца назад и если не подались в бандиты, то наверняка убиты, причем убийцы до сих пор не найдены, – но продолжают убивать. Это было глупо и стыдно. Менќты перестраховались, – они исключили упоминание об оружии вообще. Но мудрые головы из отдела внутренней безопасности, уже наверняка просчитывали какие-то варианты.

Он вздохнул и почесал за ухом, – откуда у девок такая сноровка? И усмехќнулся, подумав о наставнике, – с холодной, серой спермой.

Мяукнул мобильник в доме, как кошка под колесом и он удивленно поспешил на зов с мыслью о настоятельнице, взволнованной состоянием его здоровья,– кто еще мог слать ему сообщения? Но то, что выскочило в окне, не имело ничего общего с ведьмой старой, там было написано, :У нас праздник в час 0. Приходи в карьер. Гела.

Он попытался надеть улыбку клоуна, но получился оскал. То, чего он ждал много недель, пронзаемый жгучей похотью, – свершилось, – но теперь его пронзила жгуќчая обида. Они бросили его, плюнули на него, – а теперь пишут письма мелким почерком! Не удостаивая даже телефонного звонка. Деньги экономят, суки? Наконец, он усмехнулся. Или ждут, что он как сумасшедший заяц на бегу, наќчнет выжимать из мобильника подачку, поливая его соплями радости? И почему, – Гела? Он застыл, с трубкой в руке.

Алеша хорошо понимал, что в милиции работают не только фраера с бандитскими цепями на шеях, уже не говоря о том, что к такому делу могли подключитьќся и СБ и министерство юстиции, со всеми своими возможностями. Он вполне допускал, что за его домом могло быть установлено наблюдение и хотя он постоќянно проверялся, но мог и пропустить отслеживающую его передвижения "наружку" из одной, а то и двух контор, – особенно, если они сумели договориться и меняют друг друга. Он не давал девкам свой номер, но они нашли его и если они, черт их возьми, выпотрошили его тайник, то могли выпотрошить и все соќдержимое мобильника, находясь в его доме. А первое, что они сделали, выбравшись в город с его деньгами, – это накупили всяких цацок и телефоны в том числе. Если телефон Гелы случайно, – а возможно и вместе с Гелой, – попал в чужие руки, то по ту сторону эфира его ожидал большой сюрприз. Попал ли он в число подозреваемых или не попал, но телефонная связь была единственным, что привязывало его к девкам в любой их ипостаси, – все остальное можно бы отрицать. Тот, кто затаился по ту сторону, мог пробивать все номера просто наобум, ничего не подозревая о связи между Алешей, беглянками из "спецухи", нападением в городе и грабежом ростовщиков. Но Алешины установочные данные уже в любом случае были зафиксированы в материалах дела о пропавших ментах и связанного с ним нападения в городе. А если принадлежность пистолетов уже установлена и все три события собраны в кучу, – то Алешины данные торчали в ней, как гвоздь в дерьме. Они могли доброкачественно торчать там, пока деќрьмо не окаменеет, – если он не будет делать лишних движений. Но стоило шевельнуться, рассупониться в ответ на SMS – и он окажется в дерьме по уши. Если другой конец эфирной нити был в руках у ловца, то он посылал сообщение потому, что не мог засветиться со своим ментовским голосом, но по характеру ответного сообщения мог оценить характер отношений между адресатом и владеќлицей телефона, а на звонок он просто не ответит. Снова возникла ситуация, когда лучшей защитой было исчезнуть, притвориться несуществующим, выкинуть телефон и перевернуться кверху злобно скрюченными лапками. Интеллект говорил ему, – замри, не двигайся, – но сердце рвалось из груди, как пушечное ядро. Oн увидел Ингу, Гелу и Эвелину, лежащих голыми на белоснежном песке, он посмотрел на маленький, таящий жало телефончик, поблескиваќющий черной хитиновой скорлупой в его кулаке и отбросил прочь, – как ядовиќтого скорпиона, – чтобы на вдавить кнопку, чтобы не завыть в микрофон, полиќвая его своей волчьей слюной, – Где вы?! Где вы?! Где вы?! -

Оскалившись, он оглянулся через плечо, – кто мог видеть его? Из-за какого дерева на него направлены желтые линзы бинокуляров? Его охватывала привычќная паранойа – и это было приятно, – вокруг одни враги. А на войне, как на войне и можно убивать, не так ли?

Он съехал спиной по стене и сел на пол, сжавшись в комок, огонь в его сердце становился холоднее и ярче, по телу продолжали ходить волны энергии, смывая чувство самохранения, выжимая из мозга обоюдоострые мысли, – он наќчал обдумывать акцию.

Г л а в а 17.

Во второй половине дня он вышел из дому и посвистывая, направился в лес. На нем были камуфляжные штаны, простые кеды с брезентовым верхом, черная майка и зеленая бейсболка, за плечами, – небольшой рюкзак. Он шел неспешно, разгребая палкой сухие листья, нагибаясь, чтобы поднять гриб, часто присаживаясь для ненужного ему отдыха – и медленно, по широкой дуге приближался к карьеру.

Карьер располагался посреди редкого леса, километрах в двенадцати от Алеќшиной берлоги, – это было то самое место, где планировалось устроить лагерь два месяца назад. Он был давно заброшен, сквозь песок, как в колодце, проќступила кристаллъно-чистая вода. Рыбы там почти не было, зато водились гиќгантские, шипастые и зеленые как рептилии раки, неизвестно чем питавшиеся на белоснежном песке, – если только их не подкармливали любители глубоких колодцев. Центр озера был очень глубок, Алеша нырял там, но ни разу не доќстиг дна, – оно воронкой уходило в зеленые сумерки. Чаша карьера кое-где обвалилась, к озеру протянулись щупальца барханов, поросшие соснами, но несмотря на живописность, песок там был нашпигован ржавым железом и место не пользовалось особой популярностью, – рядом протекала рыбная река, с намноќго более удобными для туризма берегами. К карьеру имелась дорога, но сильно раздолбанная и уже поросшая деревьями, – любители красивого отдыха и красиќвых машин туда не ездили, а у любителей попроще, джипов не было.

Последние два километра Алеша скрытно двигался лесом вдоль дороги, но ни-каких приготовлений к встрече не заметил и в сумерках вышел к краю песчаноќго обрыва, расположенного напротив въезда в карьер. Здесь он снял рюкзак и приготовился ждать, отсюда хорошо просматривалось пространство внизу и вверќху, Никаких признаков человека не наблюдалось. Из карьера можно было выбќраться на своих двоих в нескольких местах, по осыпавшимся склонам, но съехать на машине было возможно только по дороге. Вряд ли кто-то располагал силами чтобы проконтролировать все заросшее редким лесом пространство, вокруг здоровенной дыры в земле, такие силы невозможно было скрыть и хотя до полуночи было еще далеко, но сейчас, в сумерках, следовало располагать засаду, – на дороге – или являться к месту встречи, чтобы осмотреться вокруг – и он приготовился к любому развитию событий, когда увидел лучи фар, пляќшущие среди деревьев.

Даже с учетом пересеченной местности, машина двигалась странно, – рывкам как будто за рулем сидел смертельно пьяный или больной человек. Уже почти стемнело, когда зацепив сосну на краю дороги, она боком сползла на дно каќрьера. Хлопнули дверцы. На дне сгустился мрак, луна еще не взошла и он с трудом различил какие-то тени, услышал плеск воды и вдруг, – зазвенел смех, вспыхнуло огненное колесо, закружилось со свистом, разбрасывая искры, броќсая алые блики на стены карьера и голые Гела, Зебра и Эвелина закружились вокруг него, задирая к небу смеющиеся лица, испещренные полосами фейерверка.

Они убили таксиста прямо в машине на пустой и темнеющей дороге к карьеру. Гела выстрелила ему в печень и минуты полторы они с любопытством наблюдали как несчастный мужик, нашедший в себе силы вывалиться из салона, умирает на песке. Затем, они засыпали следы крови и засунули труп в багажник. О вождении машины все трое имели самое приблизительное представление, но до места черти их донесли, не дав завязнуть в песке и захлебнуться от смеха, когда они рвали руль друг у друга из рук, – торговый Мариополь был известной столицей наркоперебора, а богатые дамы могли позволить себе все. Все могло бы понестись и дальше на волне успеха, но донеся до карьера, черти оставили их надоумив напоследок опустить на середине озера, вплавь отбуксированный труп неудачливого водителя – и радиомаяк не захлебнулся в багажнике, поскольку удачницам хотелось покататься еще. Диспетчер, не получив никаких сообщений и не увидев в конце смены в воду канувшего водителя, – связался с милицией.

Леопо-о-о-льд, подлый трус, выходи-и! – завизжала Гела, разметывая черные кудри по голым плечам. – Дура! – Зебра хлестко влепила ей по заду подъемом ноги, – Его здесь нет! – Он здесь, – тихо сказала Эвелина. И путаясь в собственных ногах и планах, он съехал вниз по крутому песчаному склону, – в алый круг кружащегося огня.

Машина дорожно-патрульной службы осторожно въехала в корявую просеку, которая когда-то была дорогой в карьер. Патрульные двигались медленно, хотя и не ожидали увидеть ничего особенного, кроме обычной картины, – машины брошенной в посадке. Они понимающе переглянулись, заметив впереди багровые отблески огня, – машина горела, – что было вполне обычным делом. И слегка увеличив скорость, они наклонились к ветровому стеклу, всматриваясь в багровую тьму, что ожидала их впереди.

Эвелина сидела на крыше машины, положив подбородок на голые колени и смотрела вверх, туда где дорога прорезала песчаный обрыв, – как прорезь прицела. Она еще ничего не видела и не слышала, – но она чувствовала. Под рукой ее лежало помповое ружье.

Последние полкилометра патрульные проползли на подфарниках, вышли из машины метров за сто и пешком, осторожно приблизились к въезду в карьер. Машины стоящей в тени обрыва, они не увидели, но то, что увидели, – мигом вывело их из состояния рабочей алертности, они чуть не расхохотались. Какой-то сильно загорелый бык, елозя коленями по песку и мелькая белыми ягодицами, пилил сзади здоровенную телку, вторая, свесив патлы, ползала раком вокруг и заглядывала им между ног. Рядом, замирая, докручивалось колесo фейерверка. Сдерживая смех и подталкивая друг друга плечами, патрульные наќчали тихо спускаться вниз, держа наготове мощные фонари.

Время. Где оно? Сколько его? В мгновение между мельканием чьих-то ягодиц, вмешается жизнь и смерть.

Когда грохнул выстрел, вспышкой осветив стены карьера и сметя наземь чуть поотставшего патрульного, – опередивший его лишь на миг жизни рефлекторно пригнулся. Один лишь миг он полагал, что это, – грохот и вспышка фейерверка, – следующий миг ударом дроби разворотил ему верхнюю часть груди, пара дроќбин прошибла бровь и глаз.

Алеша с Зеброй расцепились и ошарашено упали на песок, Гела метнулась на четвереньках к вороху одежды, в котором лежал пистолет, чертово колесо остановилось, испустив последнюю струйку дыма. Вдруг, ожил фонарь в руке мертќвого патрульного и вдоль земли ударил луч света. Грянул еще один выстрел, тело вздрогнуло, фонарь откатился в сторону, но не погас. Эвелина вышла из темноты.

– Кто-то мог остаться в машине! – хрипло сказал Алеша и вырвав у нее ружье, бросился к дороге. Сверху хлопнул пистолетный выстрел. Пуля пролетела высоко над их головами. Но третий патрульный продолжал стрелять. Алеша выстрелил в ответ и стрельба прекратилась. Через несколько секунд наверху взревел двигатель и между деревьями мелькнули огни быстро удалявшегося автомоќбиля.

– Валим отсюда! – крикнула Гела, приплясывая на одной ноге, а второй не попадая в штанину шортов. Молча выкрутив из ее руки пистолет, Алеша расшвыќрял ворох одежды в стороны владелиц, извлек из него второй и заменил этим оружием то, что лежало в кобурах у патрульных. – Зачем это? – спросила Эвелина, следуя за ним к машине, – Неужели номера их пистолетов нигде не заќписаны? – Записаны,– кивнул Алеша, – В дежурной части их отделения. Но кроме их отделения, есть еще отдел внутренней безопасности УВД и такой же, – в министерстве. А над ними есть прокуратура. А рядом есть СБ. А с другой стороны, – министерство юстиции. Вот пусть и попутаются друг у друга под ногами, – он бросил пистолеты на сиденье через открытое окно, Эвелина внимательно следила за его движениями, когда он вытаскивал из багажника "маяк" и забрасывал его в озеро. – Никто не любит земляных ментов и никто не может без них обойтись. Даже если они будут точќно знать, что пистолеты подбросил я, все равно найдут причину дать кому-то по башке и выкинуть с работы, – он распахнул дверцу и ухмыльнулся, – Наверняка, самого лучшего. Быстро в машину, одеваться потом будем. -

Наверху дороги Алеша притормозил и бросил там третий ствол из первоначального комплекта, – Грызите, собаки. -

Г л а в а 18.

Утро застало их далеко от места событий. Понимая, что на дорогах появляќться нельзя, а окрестности карьера очень скоро начнут прочесывать, Алеша стремился уйти как можно дальше, всю ночь двигаясь запутанными проселќками, то лесом, то степью, то руслом высохшей речки, – на север, к русской границе. Он больше не рационализировал свою судьбу, он просто действовал, как на воин. Бег начался. Лесостепь перешла в сплошной, матерый сосняк, который выглядел дремучим, но проехать по нему было можно. В этих лесах быќло полно танковых и артиллерийских полигонов, объектов ПВО, ракетных точек и ЗКП, – замаскированных командных пунктов. Когда-то, все это без экономии средств, надолго сделанное имущество, принадлежало великой и непобедимой Советской Армии, а сам укрепрайон прикрывал Москву с юго-запада, – теперь все было брошено и разграблено. Когда-то, эти леса были нашпигованы желеќзом военного качества и не так давно Алеша сам рыскал здесь, грызясь с друќгими волками и хватая все, что можно было ухватить, – от танков до арматуры ракетных шахт, – он хорошо знал эти места. Теперь укрепрайон уже не прикрыќвал импотентности нового государства, продавшего броню на фольгу для "сникерсов" и снявшего штаны перед своими новыми голубыми друзьями, железа не осталось или осталось так глубоко в этой, умевшей его хранить земле, что достать его было себе дороже для халявщиков, – но дороги остались. По одной из таких дорог, – зажатой меж высоких сосен, которые специально не рубили и узкой для незаметности сверху, – Алеша провел машину к известному ему месту. Черт его знает, что там было раньше – но там была вода, а среди покрытых лесом завалов бетона и колючей проволоки, легко было спрятаться и защищатьќся. От кого? Зачем? Таких вопросов больше не возникало в Алешиной голоќве, он больше не думал о том, что он, – киллер, не обвиняемый ни в одном из известных убийств. Он больше не хотел быть волком, издыхающим от тоски в своей берлоге, он больше не хотел посыпать свои колени собственным прахом и выть на луну, бросающую зебровые полосы на его холодную постель. Он будет защищаться и защищать своих девок от всего мира, он пойдет с ними до конца. Все. Война началась.

Они загнали машину в какую-то бетонную коробку без крыши, а сами расположились на дневную ночевку в кустах ежевики, тесно прижавшись друг к другу и держа под рукой оружие.

Как только во тьме за закрытыми веками Алеши перестали мельтешить стволы сосен, выхватываемые лучами фар, – из нее всплыло лицо чабана. – Да. Недолго она продержалась, – сказал он, покачивая каменной головой, – Улыбка клоуна.

Теперь ты выглядишь совсем как череп, сынок. – Я скоро умру? – спросил Алеша, не разжимая губ. – И не надейся, – хмыкнул чабан, – Смерть, – это раќдость и поцелуи звезд. А ты в аду. И будешь страдать долго, ожидая смерть, как невесту. – Почему? – спросил Алеша, – За что? – За желание, – чабан пожал серыми плечами, – Быть животным и не желать, – это рай. Пожелать стать человеком, – это ад. Ты, – демон с телом обезьяны и черепом ангела, – без лица, мост между животным и Богом. Все, кого ты принесешь в жертву, пройдутся копытами и когтями по твоей спине, – на ту сторону. – Я устал уже сейчас, – тихо сказало что-то, в ничуть не уставшем Алеше, – Я хочу спрятаться, заќбиться куда-нибудь с Эвелиной, Ингой и Гелой. Я просто хочу любви, – неужели это так много? – Каменный истукан расхохотался, – Он хочет любви – его смех расќкатывался во тьме, как камни, – Любви!!!-