Текст книги "Пограничник"

Автор книги: Александр Лаврентьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

Дом обрушился, как будто в него попал снаряд. Иван подошел поближе, посветил фонариком внутрь. В развороченном полу зияла громадная дыра, которая уходила глубоко под землю. Нора была большой, и размеры ее обитателей внушали нехорошие чувства. Кто вырыл ее? Гигантский крот? Червь? Быть может, осы? Или пауки? Бр-р! Проверять Ивану не хотелось. Он еще раз посветил на разрушенные стены дома. Кирпич… Дом Ивана тоже сложен из кирпича… Похоже, дети правы, надо отсюда уходить. Вот только куда? Куда? И тут Иван вспомнил. Когда-то давно, еще в прошлом веке, в пяти километрах к северу был военный завод. Потом завод закрылся, остатки оборудования и коммуникаций растащили местные жители, но рядом с заводом, Иван это точно помнил, находилось бомбоубежище, которое, как говорили, могло выдержать ядерный удар. В детстве Иван с друзьями часто лазил там. Во всяком случае, тогда толстые свинцовые двери работали, да и энергоблоки были в рабочем состоянии. Иван не помнил, есть ли там вода, зато точно помнил, что рядом в лесу из-под земли били ключи. А еще недалеко от бункера находился военный городок, в котором наверняка были магазины, а значит, и пища.

Надо было вести детей туда.

Иван перелез через забор, и опять кто-то метнулось прочь, скрывшись в лопухах за баней. Иван посветил фонарем, но увидел только качающиеся широкие листья. Он закончил обход дома, закрыл ставни на кухне и вошел в дом через черный вход.

… – Кажется, шум стал сильнее! – такими словами встретила Вероника Ивана.

– Поесть успеем? – хмуро спросил Иван.

– Не знаю! – испуганно ответила девочка.

На плите закипала вода. Иван отстранил от плиты детей, осмотрел набор продуктов. Стало ясно, что готовить Ника не умеет.

– Так, ясно. Давайте я закончу с ужином, а вы соберите вещички, если они у вас есть. Брать только самое нужное. Немного воды, немного еды, спички. Поняли?

– Да!.. Да!

Он думал, что собираться они будут долго, но они собрались быстрее, чем солдаты по сигналу тревоги. Он не успел слить воду с макарон, как его тянули за рукав.

– Мы готовы…

Ели молча, быстро глотая горячую пищу. Теперь звуки из-под земли были слышны явственно. Не надо было ложиться на пол и прижиматься ухом к кафельной плитке.

– Все? – Иван посмотрел на детей. Они терпеливо ждали, когда он закончит пить чай. Иван все медлил. Ему не хотелось покидать дом. Его дом. Последний кусочек прежнего мира, последняя надежда на то, что все еще можно исправить…

Ничего не исправишь. Отец, видимо, мертв, да и дом скоро рухнет под напором новых тварей. Да уж! Жизнь продолжается, ничего не скажешь!..

Иван обратил внимание на то, что Вероника одета совсем легко: тонкие брючки, рубашка и ветровка. На Павлике был толстый свитер.

– Замерзнет девчонка! – пожалел Иван Веронику, но понадеялся, что пять километров на мотоцикле она выдержит.

Напоследок Иван приготовил подземным гостям сюрприз: выдернул чеку у гранаты и установил газовый баллон на полу так, что при сильной вибрации пола баллон должен был взорваться. Чтоб неповадно было.

– Стойте здесь! – сказал Иван детям, когда они вышли в прихожую перед парадным входом. – Сейчас я подгоню мотоцикл, ты, Павел, сядешь вперед, а ты, Ника, назад. Держаться будешь за ремни рюкзака. Ничего не бойся. Поедем быстро, поэтому держись крепко.

Дети испуганно молчали.

– Боитесь?

– Я не боюсь, – тихо сказал Павлик. – А куда мы поедем?

– В бомбоубежище. Там стены в полтора метра толщиной, никакие твари нам там будут не страшны. Все поняли?

Они покивали.

– Дверь пока закройте. Выйдете, когда скажу.

Иван подкатил мотоцикл к крыльцу, вывел детей, сел сам, усадил на мотоцикл Веронику – назад и Павлика – вперед. И выехал на дорогу через задний двор, пинком ноги распахнув шаткую калитку. За ревом двигателя Иван слышал, как кто-то бежит вдоль забора по соседскому саду. Но он только открутил ручку газа, крикнул:

– Ника, держись! – вылетел на дорогу, повернул с юзом и понесся прочь от дома.

Оборачиваться он не стал. Вероника молчала, наверное от страха, и крепко держалась за ремни рюкзака. Она почти ничего не весила, и Иван проверил рукой, на месте ли она.

Доска через траншею была откинута в сторону. Иван останавливаться не стал, развернул мотоцикл, проехал по дороге назад и свернул в проезд между двумя заборами. Краем глаза он видел, как возле траншеи заметались тени. Как бы там ни было, это было его родное село, и догнать его здесь не удастся. Он по бездорожью, прямо через лесок выехал на пустое, темное шоссе, свернул налево и помчался вперед, к цели. И в этот момент далеко позади, в поселке, грохнул взрыв…

– Вовремя мы оттуда удрали! – крикнул Иван и включил последнюю – пятую – передачу.

По шоссе они проехали без происшествий, не считая нападения кандара-одиночки. Да и не нападение это было, скорее, хищник их попугал. Начал их догонять, паря в воздухе над самым асфальтом, а когда Иван с разворотом остановил мотоцикл и вытащил из-за спины дробовик, приготовившись отразить атаку, тот взмыл вверх, несколько раз рассерженно взлаяв. Рядом с мотоциклом на асфальт шлепнулась кучка дерьма.

– М-да, хорошо хоть коровы не летают, – хмыкнул Иван, закидывая дробовик за спину. Вероника помогла его там устроить.

– Как ты там? – поинтересовался Иван. – Не холодно?

– Терпимо… – буркнула она.

– А ты как? – Иван погладил Павлика по светловолосой голове. Мальчик запрокинул голову и посмотрел на Ивана снизу.

– Хорошо, – сказал он. – Нам долго еще ехать?

– Нет, надеюсь, нет, – ответил Иван, и они поехали дальше.

Но, свернув на проселочную дорогу, на которой нельзя было разогнаться из-за колеи, образовавшейся, по-видимому, весной, когда грузовые машины продавили влажную глину, Иван понял, что дело дрянь.

Он явственно различал похрустывание веток вокруг, пофыркивание за спиной. Слышали это и дети: встревоженно завертел головой Павлик, сзади несмело подала голос Вероника:

– Иван…

– Я знаю!.. – ответил Иван.

Ехать быстрее он не мог, боялся упасть, поранить детей. Эх, все-таки надо было постараться и найти исправную машину. Хотя кто ж знал, что Иван обзаведется таким ценным грузом?

Наконец мотоцикл вылетел на пригорок, и Иван едва успел нажать на тормоза. «Ямаха» несколько раз вильнула, но Иван сильной рукой удержал тяжелый мотоцикл.

Они стояли полукругом и ждали его. В свете фары глаза горели фосфоресцирующим голубым огнем. Они были огромными и похожими на медведей-переростков, только с длинными, предназначенными для бега лапами и с тупыми, угрюмыми мордами.

– Вот теперь я боюсь! – пискнул снизу Павлик.

Иван почувствовал, как Вероника вцепилась тонкими ручками в его куртку.

– Не бойся, – сказал Иван. – Никогда ничего не бойся. Лучше помолись.

– Я не умею, – прошептал Павлик.

– Просто скажи: «Господи! Спаси и сохрани!»

Повторил ли Павлик молитву, Иван не слышал, потом что повернул мотоцикл вправо и погнал его прямо через кусты. Конечно, за прошедшие годы и дорога, и лес сильно изменились, но Иван помнил, что неподалеку начиналась асфальтовая дорожка, по которой можно было уйти от хищников. Дорожка пролегала мимо ограды из кованых металлических прутьев, за оградой располагался давно заброшенный сад, а в глубине сада стояло какое-то кирпичное здание с башенками. Кирпич был таким старым и темным, что из красного превратился в темно-бордовый. За ограду Иван с друзьями никогда не лазил, потому что охоту у пацанов отбивали огромные лохматые собаки, свободно бегающие по всей территории.

Дальше дорожка выходила на укатанную гравийку, по которой надо было проехать всего с километр, чтобы оказаться рядом с бункером. Но в тот момент, когда Иван выехал на заросший асфальт, огромное животное поравнялось с мотоциклом. Медлить было нельзя.

– Держись за руль! – крикнул он Павлику, цепляющемуся за рукава его форменной куртки.

Иван ударил по тормозам, вытащил из кобуры громадный пистолет «Рюгер», заряженный разрывными пулями, – подарок Андрея и несколько раз выстрелил в «медведя». Мутант споткнулся и покатился громадным шерстяным клубком, ломая черемуховую поросль. Вероника тоненько закричала. Впереди из кустов появился еще один зверь, он тяжело дышал. Иван отстраненно смотрел, как в свете фары поднимаются и опадают покрытые клочковатой шерстью худые бока. Иван в упор выстрелил в покрытую пеной морду, еле успел объехать упавшего зверя – одной рукой управлять мотоциклом было неудобно. Иван оглянулся. Дорожка опустела. Иван сунул «Рюгер» за пояс, схватил руль двумя руками и, поддав газу, помчался вдоль ограды. На какое-то мгновение ему показалось, что он все-таки оторвался от преследования, но из кустов слева на дорогу выкатился еще один громадный мохнатый ком, и Иван понял, что вытащить пистолет не успеет. Мутант бросился прямо под мотоцикл, подставляя переднему колесу свой огромный, словно шкаф, бок. Иван изо всех сил нажал на оба тормоза, но остановить мотоцикл не смог. С отчаянием смотрел он на приближающегося зверя, на его оскаленную морду и понимал, что сделать ничего не успеет. В последний момент почти инстинктивно он подхватил на руки маленького Павлика. Мотоцикл налетел на мутанта, и Ивана подбросило в воздух. Он сгруппировался так, чтобы при падении мальчик остался цел. Легкая Вероника перелетела через Ивана и покатилась кубарем – рук на всех у Ивана не хватило. Он только с облегчением успел заметить, что упала она не на асфальт, а на обочину, на землю, а значит, должна была уцелеть. Сам Иван задохнулся от боли – ударился как раз той стороной, где были сломаны ребра. Ударился плечом и проехался по асфальту боком, прижимая мальчишку к себе.

– Ты жив? – спросил он Павлика.

Тот в ответ мотнул головой.

Иван кое-как встал, поставил мальчика на ноги, отодвинул его себе за спину, перекинул «Сайгу» вперед и, как только «медведь» зашевелился, выбираясь из-под мотоцикла, выстрелил ему в голову. Зверь упал.

Иван схватил Павлика за руку, и они подбежали к Веронике. Девчушка лежала поодаль в зарослях бурьяна. Услышав Ивана, она с ужасом обернулась, думая, что это звери.

– Ты как, цела? – спросил Иван, бесцеремонно ощупывая Веронику.

Она покивала. Иван заметил, что ее бьет крупная дрожь – от страха.

– Идти можешь? – спросил Иван и поставил ее на ноги. Вероника вскрикнула, видимо, она все-таки слишком сильно ушибла ногу.

– Ладно! – Иван подхватил ее на руки, обернулся, чтобы вернуться к мотоциклу, и замер.

Над «Ямахой» стояли три громадных мутанта. Они обнюхивали убитого зверя и рычали, не решаясь приблизится к Ивану. Осторожничали. Потом они разделились и двинулись вперед, стараясь окружить Ивана и прижать его к ограде. Иван перекинул Веронику через плечо, чтобы было удобнее стрелять.

– Павел! Медленно отходим! Слышишь? Медленно! Если побежим, они догонят. Понял? – Иван несколько раз выстрелил по животным и стал отступать.

Мутанты выжидали. По-видимому, они знали, – откуда? – что их жертвы не могут быстро передвигаться, а значит, никуда не денутся. Теперь главное для них было – не упустить добычу и уцелеть.

Внезапно где-то совсем рядом, так уж показалось Ивану в тот момент, ударил колокол. Иван посветил вперед и обрадовался: впереди в ограде показалась фигурная калитка. Они, то и дело оглядываясь, добрались до нее. Вросшая в землю калитка была приоткрыта – ровно настолько, чтобы в нее протиснулся человек. Иван всмотрелся в темноту сада и с удивлением увидел на башнях малинового здания кресты.

«Храм!» – догадался он. Там, в гуще заброшенного, заросшего сада все эти годы был маленький православный храм. Быть может, именно здесь крестили и его? Но не это поразило Ивана и даже не звон колокола, – кто знает, быть может, это случайность? – а то, что в окошке церквушки горел свет. Там жгли свечи. Там были люди. Иван прикинул расстояние от калитки до крыльца. Успеют они добежать? Нет, не успеют.

Он снял Веронику с плеча, поставил на ноги. Он потерял Марию и совсем не хотел потерять этих двух маленьких, покинутых всеми детишек.

– Паша, Ника, кажется, там люди. Ника, постарайся. Бегите к крыльцу, я задержу тварей. Все! – он протолкнул детей внутрь, увидел, как они сначала неуверенно, а потом все быстрее бегут к крыльцу, и обернулся, чтобы встретить врага. Что ж, он был солдатом. Ему не привыкать.

Магазина «Сайги» хватило ненадолго. Иван заметил, что он слишком нервничает и много патронов тратит зря. Чтобы выиграть время, он бросил в кусты одну за другой две гранаты, перезарядил «Сайгу». Хищники отступили. Кусты шевелились, но на дорожку никто не выходил. А потом они бросились на Ивана все сразу, с трех сторон. Сколько их было, Иван не определил, наверное, не меньше десяти. Он успел выстрелить четыре раза, и четыре мутанта упали на потрескавшийся асфальт, но из кустов прыгнул здоровенный вожак, бывший раза в два крупнее остальных, и Иван разглядел, что перед ним совсем другое животное. Этот медведь был не просто больше, он выглядел иначе – морда вытянутей, клыки длиннее, лапы – мощнее. Иван выстрелил ему в грудь, но мутант только на мгновение остановился, а потом зарычал и бросился на Ивана.

Иван успел выстрелить еще раз, и это не остановило зверя. Как будто со стороны, Иван отстраненно видел, как выбитая из его рук «Сайга» отлетела далеко в сторону, как исчезли кусты черемухи, земля опрокинулась на него, а небо стало таким далеким, что Иван понял: ему до него никогда не достать. Удара когтей он не почувствовал. Просто чем-то горячим залило лицо. Ивана кто-то дергал, но ему было уже все равно. А потом на него навалилась темнота, и он понял, что куда-то проваливается. Иван еще пытался открыть глаза, чтобы в последний раз взглянуть на небо, но это у него не получилось… Его окружала тьма. На этот раз окончательная. И в последнее мгновение перед тем, как тьма сомкнулась над ним, видел ли Иван или ему это только померещилось, но навстречу Павлику и Веронике распахнулись тяжелые врата храма, крыльцо осветилось теплым, живым светом и чьи-то надежные, заботливые, человеческие руки подхватили их. Это было последнее, что он успел увидеть…

Добив человека несколькими ударами, вожак обнюхал его, а потом завыл, подняв морду к черному небу и прыжками скрылся в темноте. За ним, недоуменно постояв над телом поверженного врага, последовали и остальные члены стаи…

…Иван обнаружил, что сидит на низенькой резной скамеечке в маленькой, закопченной комнатке у небольшого жарко растопленного камина. Ивану было холодно, и он придвинулся поближе к огню, протянул руки, чтобы согреться. Напротив, на маленьком стульчике на бархатной фиолетовой подушке, расшитой серебром, сидела белая кошка и с любопытством рассматривала Ивана желтыми умными глазами. Он был готов поклясться, что где-то ее видел. За спиной кошки на побеленной стене висели полки с толстыми старинными книгами. Комната была обставлена по-спартански: кроме скамеечки и стула имелись еще табурет, грубо сколоченный стол, громадный старинный сундук в углу и узкая кровать, застланная солдатским суконным одеялом. Даже подушки не было. На стене висело деревянное распятие.

– Господи!.. – шевельнулись губы Ивана, когда он взглянул на распятие.

– Нет, – услышал он рядом старческий, но полный энергии голос. – Еще не Господь, нет. Всего лишь я, его верный раб! – в комнату, наклонившись, чтобы не задеть головой низкую притолоку, вошел старец в черной рясе, перепоясанной обычной веревкой.

– Где я? – спросил Иван.

– Где? Ты умер, Иван.

Иван осмотрел себя. Он был здоров и невредим. И не ощущал недавних ран. Шрамы от старых, впрочем, остались, на месте же свежих были розовые, недавно затянувшиеся рубцы. Куртка и штаны на нем были не новыми, потрепанными, но целыми. Похоже, его все-таки убили… Кто? Он почему-то не помнил.

– Но где же ангелы? Где мытарства? – спросил он с надеждой, что старик шутит.

– Ангелы, друг мой, все время были с тобой, только ты их не видел.

– А… Кто вы? Как вас зовут? – почему-то очень смущаясь, спросил Иван.

– Тезки, мой юный друг, – ответил старец, – Иоанном крестили. Так что, принимая во внимание значительную разницу в возрасте, можешь называть меня отец Иоанн.

– А где дети? – спросил Иван, он был отчего-то уверен, что отец Иоанн совершенно точно знает ответ. – Где Пашка и Ника?

– Павел и Вероника в безопасности, – ответил отец Иоанн. – Не беспокойся, твоя жертва не была напрасной. Они согреты, одеты, накормлены, умыты. Наверное, сейчас они спят, – отец Иоанн поглядел на странные часы со множеством циферблатов, висевшие напротив распятия.

– А что, – помедлив, спросил Иван, – прошло так много времени?

– Два дня! – ответил отец Иоанн, с какой-то хитрецой поглядывая на Ивана.

Иван растерянно промолчал.

– Ну что ты, не хмурься! – ласково сказал отец Иоанн. – У каждого своя дорога. Твоя дорога привела тебя в храм. Пойдем, солдат, ты честно отслужил свою службу. Пора и отдохнуть.

Старец неторопливо прошел через комнату, взял старинный керосиновый фонарь, поднял стекло, зажег его, посмотрел, как разгорается пламя. Подкрутил фитиль, чтобы не коптило, поднял фонарь повыше, осветив комнату.

– Ну что? – спросил он. – Согрелся? Пойдем!

Иван, ничего не понимая, встал.

Старец вышел в дверь сбоку от камина, придержал ее, приглашая Ивана следовать за ним. Ивану пришлось наклониться, чтобы не задеть притолоку.

Они оказались на узкой, крутой каменной лестнице. Старец, не обращая внимания на Ивана, начал подниматься. Резкие тени ложились на белый камень, пахло ладаном и воском. Иван то смотрел вниз, себе под ноги, чтобы не споткнуться на крутой лестнице – ступени почему-то были разновеликими, то вглядывался вверх, туда, где бесконечной спиралью закручивалась лестница. Несмотря на тесноту вокруг, звуки эхом отражались от стен, словно они находились в просторном зале. За их спинами смыкалась темнота. Ивану было непривычно с пустыми руками. Впервые за долгое время он был совершенно безоружным.

Старец остановился, словно угадав его мысли, повернулся, посмотрел на Ивана сверху вниз. Лестница озарилась неярким светом.

– Не бойся, Иван, ты почти дома, опасаться некого.

Иван думал, что идти вверх еще очень и очень долго, но неожиданно лестница закончилась, и они оказались на крохотной площадке перед маленькой, низенькой дверью. На площадке с трудом помещались два взрослых человека. Старец перекрестился и толкнул дверцу, посторонился.

– Ну иди, Иван-воин. Тебя там ждут!

Иван замер. Неужели? Неужели он снова увидит Марию? Сможет обнять ее, молить о прощении? Гладить ее короткие волосы, которые топорщатся под рукой? Смотреть в зеленые глаза? Неужели? Иван заглянул старцу в лицо, надеясь найти там подтверждение своей догадки. Глаза старца смеялись. Иван толкнул дверь, она отворилась, и все вокруг залило ослепительным светом. Он шагнул вперед, через порог, но в последний момент остановился, придержал дверь за большое кованое кольцо. Обернулся к старцу.

– А остальные?

– Кто? – живо спросил старец.

– Да все! Все, кто остался там? В мире, которого почти нет?

– А какое тебе дело до них, Иван-воин?

Иван упрямо мотнул головой, вернул занесенную через порог ногу назад, на площадку, выпрямился.

– Как это какое? Я, значит, в высшие сферы? А остальные? Что? По-прежнему выживать среди мутантов? Что там, кстати, осталось? Шеол? Нирвана? Или, может быть, ад? Все спаслись, а грешники остались? А как же они? Как Андрей Дикорос, например? Да наверняка там есть еще куча народу, которая не знает, что делать, куда идти! В кого верить! Как быть им? Сидеть и ждать, пока эти адские твари их сожрут?

Старец улыбнулся.

– Я не ошибся в тебе, Иван! Пойдем! – старец прикрыл дверь и стал спускаться по лестнице. Озадаченный Иван последовал за ним.

И они оказались в тесной комнате с низким потолком. Кошка, увидев Ивана, фыркнула. Почему-то Ивану показалось, что она стала немного больше, чем была. Но может быть, ему померещилось?

Повинуясь жесту, Иван сел на ту же самую скамеечку. Он поймал себя на мысли, что все время пытается нащупать рядом дробовик. Но старец положил ему на плечо руку, и Иван успокоился, расслабился, ушла тревога, которая грызла его последнее время изо дня в день, из минуты в минуту.

– Как ты думаешь, для чего был сотворен мир? И почему он перестал быть?

Иван пожал плечами, понимая, что любой ответ будет ошибочным.

– Я верю, что была цель, – сказал он отцу Иоанну, – но смысл ее от меня ускользнул. У меня было слишком мало времени.

– Это ничего… – успокаивающе сказал отец Иоанн. – Ты все сделал правильно. Так… Теперь о цели. Видишь ли, мир был создан, чтобы люди спаслись. Обрели совершенство. Обрели рай. Смысл мира – в вере в Бога. Не просто в какого-то там бога, а в Творца. Мария тебе говорила, но ты пропустил это мимо ушей. Люди окончательно забыли Бога, уступив гордыне, тщеславию и любви к золоту, они перестали спасаться. Как только они перестали спасаться, мир потерял смысл. Он закончился. Ты хочешь спросить, почему же тогда остались ты, Андрей, Мария и другие люди? Потому что конец мира произвел на людей такое сильное впечатление, что многие из них только теперь могут спастись. Золото обесценилось, идолы больше не могут помочь. И у оставшихся есть возможность вскочить на подножку уходящего поезда, быть самыми последними из спасенных, ибо, как сказал в своей притче Господь: «Я хочу дать этому последнему то же, что и тебе…» или «…и последние станут первыми…» Только теперь, после великих потрясений, душа людей открылась для Бога. Ты отдал свою жизнь за других, и награда твоя. Но многажды увеличится она, если ты приведешь к Нему остальных. Их надо спасти.

– Но я не знаю, где они находятся, – сказал Иван.

– Я покажу, – сказал отец Иоанн. – Но будь готов: не все пойдут за тобой, а из тех, кто пойдет, не все дойдут. Будь терпелив.

– Но куда вести мне их, если везде разруха и кругом бродят голодные твари?

– Веди их в храм, куда ты привел Веронику и Павла. И не бойся атомных станций. То, что взорвалось, взорвалось, а остальные прежде времени не взорвутся.

Но Иван задумался. Ему в голову пришел новый вопрос. Кто сидел сейчас перед ним? Кто ему обещал награду? И за что?

Кошка опять чихнула и, кажется, снова подросла.

Отец Иоанн тихо улыбнулся в бороду.

– Твое сомнение понятно. Верно, не всегда тот, кто кем-то называется, является таковым. Всегда лучше проверить. А чтобы не оставалось сомнений, поднимись еще раз наверх, открой дверь и посмотри.

Иван нерешительно встал и пошел наверх.

Вернулся он потрясенный.

– Я все понял, – сказал он. – Я еще подожду. Я приведу людей.

– Молодец, солдат, – сказал отец Иоанн Ивану. – Молодец. Впрочем, какой ты теперь солдат, ты – Пограничник. Будешь работать на границе – на границе этого мира и того. Переводить людей от зла к добру.

Иван твердо взглянул в мудрые глаза старца.

– Я готов!

И в тот же миг, словно только и ожидая его слов, белая кошка выгнулась дугой, фыркнула и превратилась в огромного сияющего льва. Тесно стало в коморке отца Иоанна от света, исходившего от ослепительного животного. От удивления Иван едва не свалился со скамейки. За спиной льва колыхались шесть прозрачных блистающих крыльев. Лев потянулся, цепляя мощными алмазными когтями плетеную дорожку, покрывающую пол, потерся, словно малый котенок, о ноги отца Иоанна.

Отец Иоанн подошел к высокому, под потолок, окошку, открыл его с легким стуком, и сияющий лев одним прыжком вылетел наружу, сверкая крылами, оставившими за собой легкий звон серебряных колокольчиков.

Иван не сразу пришел в себя. Отец Иоанн, увидев его замешательство, подмигнул ему и ободряюще улыбнулся.

– Мне пора? – спросил Иван.

– Сейчас! – старец поднял вверх палец. – Подожди еще минуту.

Он прошел в угол, к старому сундуку, приоткрыл его и извлек какой-то предмет, завернутый в чистую холстину.

– Кажется, ты его неосторожно потерял. Впредь будь осторожней… – и он протянул Ивану наконечник копья Святого Георгия. Иван благоговейно принял святыню из рук отца Иоанна, даже не спросив, как наконечник оказался у него.

Старец положил обе руки на плечи Ивана, заглянул в лицо.

– Иди, друг мой, иди!

А когда Иван повернулся, чтобы выйти в низенький проем, отец Иоанн спросил его:

– Скажи мне, что ты там видел? Марию?

Иван улыбнулся.

– Ее тоже зовут Мария… – тихо сказал он. И вышел.

На крыльце стоял его дробовик и лежали сумки со снаряжением. А может, это был другой дробовик и другие, просто похожие, сумки. Ивану было все равно. Он и сам был сейчас другим, только похожим на прежнего.

Он вышел в осенний пронзительно-солнечный день. Лучи косо падали в сад из-за белых облаков, золотая листва трепетала на ветру. Иван в блаженстве смотрел, как ветер отрывает от веток клена невесомые листья и медленно кружит их в чистом голубом воздухе. Он ощущал все ароматы – запах листвы, можжевельника, теплой пыли на подметенной дорожке у храма, запах сосновой коры и прелой хвои, запах дождя и еле слышный аромат подвядших хризантем, отцветающих у крылечка. Иван надел разгрузку, подтянул ремни, проверил дробовик, помедлил еще немного и сошел с крыльца на землю. Только сейчас он понял, что каунтера на руке больше нет. Иван был свободен от прошлого. Он не обернулся и поэтому не прочитал вытертой золоченой таблички у дверей. На ней еще можно было разобрать буквы: «Храмъ во имя святаго апостола Иоанна Богослова». И сразу же на него навалилась тьма…

– Ива-а-ан! – тонкий детский крик разрезал плотную тишину ночи. Послышались торопливые шаги, дверь распахнулась, и на крыльце появился маленький золотоволосый мальчик. Сияние волос в свете, который хлынул из распахнутых дверей, можно было принять за нимб святого.

– Ива-ан! Ты где?

– Нет его, Павлик, нет! Ты чего? – тоненькая высокая девочка вышла на крыльцо, зябко передернула плечами, а потом потянула мальчика внутрь храма. – Тут холодно, пойдем…

– Но, Ника, я видел его.

– Тебе показалось, – мягко ответила Вероника, – просто тебе хочется, чтобы он был с нами. Знаешь, мне тоже иногда этого хочется…

– Но тело так и не нашли, – возразил сестре Павлик.

– Не нашли… – вздохнула Вероника.

– Он спас нас, – серьезно сказал Павлик, глядя в темноту.

– Да, спас, – согласилась Вероника. Она погладила брата по голове, утешая.

– Спасибо тебе, Иван, – прошептал мальчик, оборачиваясь назад, в темноту, – спасибо…

Вероника обернулась на темный лес, помедлила, словно ждала кого-то.

А потом увела Павлика внутрь.

Они не видели, как из темноты огромными желтыми сияющими глазами на них смотрит белый шестикрылый лев. Он подождал, когда стихнут за дверями детские шаги, и взмыл в воздух…

* * *

В почерневшей эмалированной кружке на маслянистой поверхности крепкого чая плавали чаинки. Федор посмотрел в кружку, наклонив ее к подвешенной к потолку керосиновой лампе, любуясь и предвкушая удовольствие от хорошего чая, – от чая! – не от мерзкого чафе, потом отхлебнул и расслабленно откинулся на спинку венского стула. Этот стул он притащил сюда из здания управы в первый же день после Катастрофы. Ничего больше не взял, ничего больше не приглянулось, кроме ажурного орехового стула с тонкими изогнутыми ножками и причудливой спинкой. Для Федора этот стул олицетворял все то роскошное, дорогое и недоступное, что только было в том, прежнем, мире. Изящная вещица, совсем не предназначенная для работяг. Плевать. Теперь нет ни бедных, ни богатых, теперь он, Федор Сипатый, он же Федор Косоротов, отпахавший двадцать лет проходчиком на шахтах «Уралэнергокомплекса», может выбирать любую мебель. Вот только она ему не нужна. Никакая не нужна, кроме этого стула.

Нет, Федор был бы не против пожить там, в управе, но теперь в ней было небезопасно – большие окна было сложно защищать, а уж что говорить о стеклянных стенах вестибюля! Нет, там, если бы они остались на третьем этаже и забаррикадировали лестницы, они бы не продержались и двух дней. Не то что в бытовках, с низким входом и маленькими окнами, которые ничего не стоило заколотить. Черный вход они завалили диванами, шкафами и металлическими кабинками из раздевалок. Перетаскали сюда продукты из столовой и все, что могли найти полезного в управе. Они могли бы продержаться здесь очень долго, если бы не одно «но»: за водой приходилось ходить на родник. Вчера с родника не вернулся Петро – двадцатипятилетний электромонтер, работавший в другой смене. Хватились его через час, и взрывник Витек вызвался сходить посмотреть, что случилось. Петруху он так и не нашел. Видать, сгинул парень в лесу, в пасти «суперволков». Сожрали. Жаль. Людей и так осталось совсем мало – каждый человек на счету. С другой стороны, одним голодным ртом меньше. Федор допил крепкий чай из трофейной заварки, найденной в управе, в столе одного из замов гендиректора, поставил кружку на стол, с неожиданной брезгливостью посмотрел на него.

Стол был заставлен грязной посудой, пустыми бутылками из-под дорогого алкоголя – это мужики приволокли запасы из бара генерального, вонючими окурками, которые гасили кто в тарелке, а кто прямо о столешницу. В комнате пахло подпортившимся съестным, кислым, тяжелым запахом дешевого табака и немытых человеческих тел.

– Эй ты, малахольная! Иди-ка со стола убери! Хоть какой-то толк от тебя будет… – крикнул он в сторону раздевалки. За дверью раздался шорох, потом она тихо отворилась, и в комнату вошла Олечка Пататова – дочка одного из замов.

Федор поморщился. Почему из всех особей женского пола, которые работали или жили при руднике, уцелела именно она? Не женщина, а недоразумение: в свои тридцать два года выглядит на четырнадцать, худа как беспризорник, волосы как солома, очки, ни кожи ни рожи, и все время что-то рисует. Художница, блин.

Она вышла, встала у стола, почему-то медлила.

– Ну, что еще? – невольно спросил Федор.

– Я думаю, – неуверенно начала Оленька, – что за нами скоро кто-то придет.

– Надо же! – язвительно сказал Федор. – И кто же это?

– Я не знаю, кто это, но его зовут Пограничник… – она смотрела в сторону.

– Это тебе приснилось, что ли? – фыркнул Федор.

Оленька промолчала. Не глядя в сторону Федора, принялась убирать со стола. Движения ее были суетливыми, наверное, руки у нее тряслись или, может быть, она была слишком неуклюжей даже для такой простой работы. Она то и дело роняла чашки и ложки, опрокидывала посуду. Вот и сейчас она толкнула пустую бутылку. Бутылка упала, покатилась по столу. Возле края ее поймал Федор, снова поставил подальше от себя.

В углу на матрасах заворочались. Федор глянул туда. С пола поднимался Витек: волосы всклокочены, взгляд безумный. После вчерашнего – а после исчезновения Петьки мужики накатили как следует – он держался за голову.

– О-о, – простонал Витек, – опять эта дура меня разбудила! Что ж такое-то? Почему у нас баба есть, а у меня – месяц воздержания?.. – в который раз воззвал он в пространство.