Текст книги "Галерея византийских императоров"

Автор книги: Александр Кравчук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)

ЮСТИНИАН ВЕЛИКИЙ

Iustinianus (родовое имя Flavius Petrus abbatius)

Ок. 480 г. – 15 ноября 565 г.

Правил с 1 апреля 527 г. до смерти

ПРОКОПИЙ

Это правление было не только одним из самых длинных в истории Византии, но также – а возможно, и прежде всего – одним из важнейших. Для империи и для всей Европы оно имело переломное значение. Об этом периоде нам известно больше, чем о других – все правление Юстиниана прекрасно документировано, в первую очередь благодаря прекрасному историку Прокопию, который жил, писал и работал именно в это время. Его можно считать последним великим историографом древности, но в то же время именно он открывает ряд выдающихся византийских историков, являясь для них образцом и примером того, как следует представлять историю.

О жизни Прокопия мы знаем очень мало – собственно говоря, лишь то, что он сам рассказывает о себе в своих трудах. Родился он в палестинской Кесарии, в зажиточной семье. Его родным языком был греческий, религией – христианство. Прокопий получил прекрасное образование юриста и ритора.

Еще будучи молодым человеком, он вошел в круг приближенных самого выдающегося полководца своей эпохи – Велизария – и, став членом его штаба (скорее всего, одним из секретарей), мог наблюдать за военными действиями. Сначала – на Востоке против персов, потом – в Африке против вандалов, и наконец – в Италии против готов. Закат своей жизни он провел в Константинополе, работая над своими великими трудами по новейшей истории – той, которой он сам был свидетелем. Умер Прокопий около 560 года.

В наши дни Прокопий, скорее всего, был бы журналистом и публицистом, писал бы эссе и репортажи. Его интересовали как крупные события, имевшие важнейшее военное и политическое значение, так и закулисные интриги, и даже сплетни и анекдоты. И все это он представлял хорошим доступным языком, с незаурядным писательским талантом и темпераментом.

Самый большой труд Прокопия под названием «История войн» насчитывает восемь книг, в которых последовательно представлены театры военных действий. Но кроме этого, в них содержатся отчеты о внутренних событиях, а также множество отступлений и информации о разных странах и людях, в том числе даже о славянах (в основном в предпоследней книге). В каждой строке чувствуется восхищение автора Велизарием, и его отношение к Юстиниану также весьма позитивно.

Более скромным по своим размерам, но исключительно ценным как источник информации из области искусства является труд «О постройках», который представляет собой обозрение всего, что было построено Юстинианом в разных городах и провинциях империи. Некоторые предложения в нем звучат прямо-таки панегириком столь прекрасному и щедрому правителю.

И наконец, последняя из сохранившихся работ, самая небольшая, но зато самая личная, самая яркая, написанная с истинной страстью, носит название Anekdota, что дословно можно перевести с греческого как «Неизданные произведения». Действительно, похоже на то, что в течение довольно длительного времени эта книга не распространялась. В настоящее время ее чаще всего именуют «Тайной историей», поскольку в сущности в ней изложены всяческие неприглядные тайны из жизни и политики императора и его жены Феодоры. Заодно немало досталось и покровителю Прокопия, полководцу Велизарию. Но самое главное – буквально каждая строка этого произведения так и пышет ненавистью автора к венценосной паре.

Здесь сразу следует заметить, что из всех трудов Прокопия лишь этот последний, самый скандальный, но одновременно и самый сомнительный с точки зрения достоверности, дождался полного перевода на польский язык. И этим мы обязаны Анджею Конареку. Книжка эта была издана дважды, второе ее издание вышло в 1977 году. Из остальных произведений – о войнах и строительстве – переводились лишь фрагменты.

И тут возникает проблема: как оценить достоверность изложенных Прокопием фактов? А ведь именно этот автор является основным источником сведений о своей эпохе. И с этим связана вторая проблема, еще более важная с точки зрения истории: как следует оценивать личность и правление Юстиниана? Где Прокопий был честным и объективным летописцем, а где приврал? Там, где он восхвалял императора, или же там, где представил его в самом отвратительном свете?

Можно было бы счесть, что в течение многих лет Прокопий скрывал свои истинные взгляды и мнения, а всю правду написал лишь на склоне лет в брошюрке, не предназначенной для публикации. Или что в нем действительно вдруг произошло какое-то престранное, глубочайшее изменение отношения к происходящему на прямо противоположное. Может быть, сначала он испытывал искреннюю преданность и восхищение Юстинианом, а потом не менее искренно его возненавидел и, взглянув на него совсем иным взглядом, именно такой увиденный образ решил оставить потомкам?

В конце концов, подобные метаморфозы – не такая уж редкость среди историков или писателей. Напротив, они встречаются весьма часто, в том числе и в более близкие нам времена, также и в нашей стране. Вполне возможно, что через несколько столетий, когда наш век станет лишь древней историей, кто-то другой будет так же удивляться: и почему это вдруг тот или иной автор так резко поменял свое отношение, мировоззрение, свою оценку событий и личностей? И откуда в нем вдруг взялось столько ожесточенности, ненависти и фанатизма во взгляде на людей и события, которые он до этого воспевал в своих панегириках? А потомки, как это обычно бывает, будут судить нашу историю куда спокойнее, без эмоций, по возможности объективно – так, как мы сейчас рассматриваем эпоху Юстиниана.

К счастью, в наших суждениях мы можем опираться не только на труды одного Прокопия. Есть и иные исторические труды того времени, хотя, конечно, они не столь подробны и уступают полнотой охвата. Есть и документы, прежде всего юридические, которые являются свидетельством основных направлений внутренней политики императора. Наконец, можно провести критический анализ произведений самого Прокопия, выявив в них нестыковки и недостоверности.

Если верить тому, что пишет автор «Тайной истории», Юстиниан и Феодора просто довели страну до полного упадка. И все потому, что император был воплощением всяческого зла, глупости и подлости.

Если попытаться вкратце изложить выводы Прокопия, то Юстиниан разрушал все, к чему прикасался, во все вносил смуту. Он разбрасывался народными деньгами на бесполезное строительство и на дань варварам, присваивал частную собственность, безосновательно обвиняя законных хозяев в тягчайших преступлениях, а истинные преступники могли жить спокойно и безнаказанно, откупившись от правосудия. Император, глупец и мерзавец, сознательно и охотно творил зло. Он лгал сам, но и его вводили в заблуждение. Юстиниан беззастенчиво нарушал все свои клятвы и обещания, был ненадежен в дружбе и постоянство проявлял, лишь становясь врагом. Могло показаться, что вся человеческая подлость была собрана вместе и воплощена в душе одного этого императора, который своими руками погубил стольких людей, сколько не погибло от рук правителей за все минувшие века.

Лишь в том, что касается внешности Юстиниана, автор, кажется, сохраняет некоторую сдержанность и объективность. Он пишет, что роста император был, скорее, среднего, телосложения полноватого, лицо у него было круглое, довольно красивое, с румянцем даже после поста. Но тут же, как бы специально перебивая слишком уж спокойное повествование, Прокопий добавляет, что Юстиниан был поразительно похож на Домициана – одного из самых преступных правителей Древнего Рима.

А как представлен портрет Юстиниана в труде того же Прокопия «О постройках»? Так вот, там совершенно четко сказано, что он спас государство, преобразовал его, отразил нападения варваров, освободил от заблуждений веру, провел реформу законодательства, укрепил границы, отстроил одни города и заложил новые, всегда и везде заботился о безопасности и благосостоянии жителей, и все его деяния отличались мудростью, благородством и щедростью.

Повторим еще раз вопрос: где же правда в словах Прокопия – там, где он восхваляет императора, или же там, где он осыпает его оскорблениями и проклятиями, интенсивность которых уже сама по себе кажется подозрительной? Так и подмывает сразу сказать, что правду надо искать где-то посередине, как это чаще всего и бывает, но ответить на этот вопрос конкретно можно будет лишь после дальнейшего рассмотрения деятельности Юстиниана или, по крайней мере, основных событий времен его правления. Но, пожалуй, будет весьма поучительно привести здесь характеристику императора, принадлежащую перу одного из выдающихся ученых-византинистов XX века, Георгия Александровича Острогорского, которая содержится в его прекрасном учебнике по истории Византии: «Трудно найти лучший пример цивилизационной миссии Византии, чем личность Юстиниана. Этот крестьянский сын стал одним из образованнейших людей своей эпохи, человеком большой личной культуры. Но прежде всего величие Юстиниана нашло свое отражение в размахе его политических планов, в прямо-таки невероятной разносторонности его начинаний. Его недостатки (а их было немало!) и переменчивость его натуры – все это отступает в тень перед силой его ума. Это правда, что победоносные войны вел не он, а Велизарий и Нарсес, что огромный труд по кодификации законов проделал не он, а Трибониан, что основная тяжесть руководства государственной администрацией лежала не на его плечах, а на плечах Иоанна Каппадокийского. Но все достижения времен этого знаменитого правления были результатом его личной инициативы. Византия никогда не могла смириться с падением Римской империи, и политика Юстиниана, целью которой было восстановление единого универсального государства, была воплощением этой мечты в жизнь. И хотя на длительную перспективу его политика не сработала, а ее последствия оказались для страны роковыми, в памяти потомков это время навсегда осталось эпохой, овеянной славой».

ФЕОДОРА

В повествовании о личности и правлении Юстиниана достойное место необходимо отвести рассказу о той яркой и необычной личности, какой была его жена Феодора. Она была самой известной женщиной в истории Византии и одной из самых известных в мировой истории. И не только из-за того, что сумела сделать сказочную карьеру – упав сначала на самое дно, затем подняться на царский трон, но еще и благодаря ярким и неординарным чертам ее характера и ума (а может быть, именно благодаря им). Люто ненавидевший эту женщину Прокопий косвенно признает ее величие, заявляя, что она была способна потрясти государство до самых его основ.

По словам автора «Тайной истории» Феодора родилась в столице. Отец ее служил в цирке смотрителем диких зверей – на должности, которая находилась в ведении партии «Зеленых». Умер он в правление Анастасия, то есть еще до 518 года, оставив вдову и трех малолетних дочерей. Вдова нашла себе нового мужа, но «Зеленые» не пожелали оставить за ним цирковую должность покойного. В конце концов, ему удалось получить аналогичную должность у «Голубых», и именно этим впоследствии объясняли активную поддержку, которую Феодора оказывала этой цирковой партии.

Подрастая, девочки становились сначала актрисами, а потом и гетерами, что в те времена было вполне типичным явлением. Феодора, как утверждает Прокопий, уже с детских лет предавалась всяческим порокам, была совершенно лишена стыда и ненасытна в разврате. В качестве куртизанки она побывала еще и в Александрии.

Тут надо сразу заметить, что более благосклонные к Феодоре авторы, христианские писатели-монофизиты (а Феодора была ярой монофизиткой), описывают ее юность совершенно иначе: благочестивая девушка прибыла в Константинополь из Пафлагонии и скромно жила в столице, зарабатывая тем, что пряла шерсть, пока не познакомилась с Юстинианом. Однако Феодора родила по крайней мере одного ребенка, отцом которого не был Юстиниан. А тот факт, что она хотя бы в течение какого-то времени была актрисой, косвенно подтверждается одним законом, о котором речь еще впереди. Так может, в чем-то Прокопий и прав?

Юстиниан, фактический правитель империи при своем дяде Юстине, познакомился с Феодорой скорее всего около 525 года. Нам неизвестно, где и при каких обстоятельствах это случилось, но нет никаких сомнений, что девушка произвела на него неизгладимое впечатление. И он твердо решил на ней жениться – любой ценой и несмотря ни на какие препятствия. Наследник престола – и актриса! А может, не только актриса?

К сожалению, у нас нет достоверного изображения Феодоры, поскольку современное ей искусство уже успело далеко отойти от реализма римских портретов. В описании, принадлежащем перу Прокопия, слишком мало характерных деталей: низкий рост, симпатичное личико, стройная фигура, бледная, слегка желтоватая кожа, грозный (а может, просто пронзительный, изучающий?) взгляд, стянутые у переносицы брови. Так выглядела возлюбленная Юстиниана.

Мы, однако, можем предположить, что она покорила его не только – и не столько – своей красотой, сколько очарованием и силой своей личности. Это могло проявляться в жестах и движениях, в звучании голоса, и прежде всего в манере речи. Точно так же за сотни лет до этого околдовала Цезаря Клеопатра, хотя, как в один голос утверждают древние источники, она вовсе не была красавицей, но зато отличалась умом, сообразительностью, чарующим голосом. А этих черт не отразит и не передаст ни один портрет, ни одно изображение.

Препятствием к немедленному заключению брака стали не только обычаи, закон и общественное мнение. Самый решительный протест выразила императрица Евфимия, жена Юстина, простая женщина, обычно державшаяся в стороне от двора и политики, но в этом случае она была непреклонна.

К счастью для влюбленной пары, императрица вскоре умерла, а Юстин, видимо, уже впавший на старости лет в детство, ни в чем не перечил племяннику.

Представителям высших сфер общества законом было запрещено брать в супруги актрис, поскольку все связанные с театром женщины считались особами легкого поведения. И лишь принятый Юстином закон позволил порвавшим со своей профессией и ведущим честную жизнь актрисам выходить замуж за мужчин, принадлежащих к любому классу, – правда, лишь при согласии самого императора, которое требовалось испрашивать персонально. Еще один закон предоставлял такое же право, но без необходимости просить личного согласия правителя, если бывшая актриса получала какой-либо почетный титул. А Феодора как раз только что была возведена в патрикии влюбленным в нее Юстинианом. Так что закон этот касался именно ее, хотя имени в документе и не упоминалось.

Брак был заключен. И при этом, сожалеет Прокопий, не прозвучало ни единого протестующего голоса! Вскоре после этого, 1 апреля 527 года, Юстин короновал своего племянника кесарем, а тот тут же пожаловал свою супругу титулом августы. Через четыре месяца, 1 августа того же года, Юстиниан и Феодора – оба! – стали полновластными и правителями империи.

И это стало очевидно всем, когда по велению именно Феодоры был введен новый способ воздаяния почестей, то есть преклонения перед монархом. До сих пор перед ним лишь опускались на одно колено, а сенаторы запечатлевали поцелуй на правой стороне груди императора. Перед императрицей никакого акта преклонения вообще не совершалось. Теперь же допущенным пред очи монаршей пары – всем, невзирая на должности и титулы! – надлежало падать ниц, вытянув руки перед собой, и покорно целовать ноги обоим.

Впервые в писаной истории Европы подобная честь отдавалась женщине-правительнице. И именно так началось новое царствование: с целования (в том числе и самыми высокими сановниками!) ног женщины, о которой – уже неважно, правда это была или ложь, – говорили, что еще совсем недавно она была проституткой. Ничего подобного не видывал даже старый Рим времен Мессалины!

ЮСТИНИАН, КНЯЗЬ ТЬМЫ

Велизарий, самый знаменитый полководец времен Юстиниана, родился около 500 года в окрестностях нынешнего сербского Ниша, так что он был земляком будущего императора, но на десяток с лишним лет младше его. Это наверняка облегчило ему поступление, еще во времена Юстина, в дворцовую гвардию, тем более что Велизарий был красивым и статным мужчиной, и к тому же оказался хорошим, мужественным воином, так что он быстро продвигался по службе.

Еще при Юстине в качестве офицера высокого ранга он участвовал в боях с персами на восточной границе. Однако настоящая война разгорелась там лишь после прихода к власти Юстиниана. Она с переменным успехом продолжалась с 528 по 531 год на всей границе от подножия Кавказских гор до равнин северной Месопотамии. Каждая из сторон то одерживала великолепные победы, то терпела поражения и несла огромные потери.

Сам Велизарий, сначала в качестве командующего войсками Месопотамии, а затем в ранге комита Востока, одержал над персами победу в 530 году. Тем временем его старший по званию и, по всей видимости, не уступавший ему полководческим талантом коллега Ситта ( Sittas) громил врагов у себя на родине – в Армении. Своей высокой должностью Ситта был в значительной мере обязан женитьбе на старшей сестре императрицы Феодоры, прошлое которой было столь же неясным, как и прошлое самой правительницы.

Однако в 531 году Велизарий потерпел поражение в крупной битве у Калиникума на реке Евфрат и был отозван в Константинополь. И хотя принявшие командование после Велизария полководцы нанесли серьезный урон вражеским войскам, силы императорской армии уже были на исходе, так же как и силы противника. Так что, когда в сентябре 531 года умер Кавад, его сын и наследник Хосров I счел необходимым заключить мир, тем более что у персов каждая смена правителя на троне вызывала серьезное обострение внутренней обстановки в стране. У Юстиниана тоже были свои проблемы и свои планы, поэтому после недолгих колебаний он сначала пошел на перемирие, а в сентябре 532 года окончательно согласился на подписание договора, названного «договором о вечном мире», хотя в действительности он предусматривал прекращение военных действий лишь на семь лет.

Обе стороны должны были отвести свои войска с захваченных ими во время военных действий земель и вернуться на прежние границы. Император также обязывался – в соответствии еще с трактатом от 363 года – выплачивать правителю Персии крупные суммы на совместную оборону Кавказа.

Один из пунктов договора звучал по меньшей мере странно. Юстиниан соглашался принять обратно нескольких философов, выехавших недавно из империи в Персию, а теперь снова пожелавших поселиться на родине Он также брал на себя обязательство обеспечить им возможность свободно исповедовать свою религию.

Эти решения, столь удивительные для договора между двумя державами, имеют символическое значение, поскольку напрямую связаны с политикой, проводимой Юстинианом в вопросах вероисповедания.

С самого начала своего правления, еще с тех времен, когда формально власть принадлежала его предшественнику, Юстиниан проявлял редкое религиозное рвение, переходившее в непреодолимое стремление сурово преследовать любых иноверцев. Так, постепенно язычники, самаритяне и еретики лишались права законной передачи какого-либо имущества, в том числе даже по завещанию, неправославным наследователям. Они не имели права выступать в суде свидетелями и истцами против православных, а также не могли иметь православных рабов, причем все эти запреты распространялись и на иудеев. Естественно, им запрещалось занимать какие-либо посты и должности. Были подтверждены и ранее принятые законы о смертной казни за принадлежность к манихеям. Смертная казнь грозила и христианам, тайно участвовавшим в языческих обрядах. Тем, кто все еще хранил верность старым богам, надлежало ознакомиться с учением господствующей религии и принять крещение – в противном случае они лишались имущества и отправлялись в изгнание. Язычникам также запрещалось учительствовать.

Законы такого типа неоднократно издавались и раньше, но далеко не всегда они точно и последовательно исполнялись. Но на этот раз все было иначе.

Еще до своего вступления на престол Юстиниан приговорил к смерти многих манихеев – мужчин и женщин, в том числе даже знатного рода. Они остались верны своей религии, хотя Юстиниан лично не преминул им указать, что они живут во грехе. И возмущенный император счел своим долгом наказывать упорствующих так, чтобы другим было неповадно.

В 529 году начались процессы над теми, кого подозревали в язычестве. В столице были брошены в тюрьму и осуждены представители высших сфер, а их имущество было конфисковано. Некоторые, доведенные до полного отчаяния, кончали самоубийством, другие, спасая жизнь, вынужденно принимали христианство, но втайне продолжали чтить веру отцов. Во время второй волны преследований, в 546 году, они жестоко за это поплатились, став жертвами доносов. Среди пострадавших было немало сенаторов, врачей, юристов, профессоров и учителей. Они подвергались пыткам и избиениям, лишались всего, что имели. Когда один патрикий, бывший префект претория Фока, человек, пользовавшийся всеобщим уважением, узнал о том, что на него поступил донос (а в 529 году он уже был обвиняемым), он не стал дожидаться неизбежных мук и унижений и добровольно покинул этот мир. Но император все равно нашел способ наказать его, приказав выбросить его тело, как падаль – без погребения.

Язычников водили по улицам, выставляя на поругание городской черни, их книги сжигали – ведь содержание этих книг могло противоречить господствующей религии!

Деяния, достойные Нерона. Но в каком-то смысле, возможно, и более отвратительные. Ведь тот, совершая преступление, каким являются любые гонения, карал свои жертвы не за убеждения – их он не знал и даже ими не интересовался, – а за якобы совершенное уголовное преступление, заявляя (а может, и искренне веря), что именно они подожгли Рим. А Юстиниан даже и не пытался обвинять тех, кого преследовал, в каких-либо злодеяниях. Единственным и вполне достаточным для него поводом для гонений были иные предпочтения в сфере вероисповедания. Более того, Нерон ограничился одноразовой акцией, проведенной лишь в Риме, тогда как Юстиниан разыскивал и карал иноверцев и еретиков по всей империи.

Однако о преступлениях Нерона и его языческих последователей известно каждому, а о злодеяниях Юстиниана – практически никому. Так же, как и о многих миллионах жертв чрезмерного религиозного рвения или же просто религиозного фанатизма, обуревавшего всяческих сверххристианских правителей нашей сверххристианской Европы. И когда листаешь учебники истории и встречаешь в них столь странное замалчивание именно в этой области, вывод напрашивается сам собой.

Если инициатором гонений был христианин – даже если он преследовал таких же христиан! – об этом, как правило, забывают, или даже оправдывают его. Видимо, потому, что убивал он из благих побуждений. Но если ситуация диаметрально противоположна и гонителем был какой-то нехристь, это вызывает бурю негодования – таких преступлений никогда не забывают и никому не прощают. И это правильно – но только в том случае, если точно так же не будут замалчиваться преступления, совершаемые во имя Господа. Нигде и никогда нельзя пользоваться принципами двойной морали – за это всегда приходится слишком жестоко расплачиваться.

Как оценил бы поступки и верования человечества какой-нибудь пришелец из космоса? Разумный и справедливый, оценивающий события объективно и со стороны, руководствуясь при этом не тем, что религии сами о себе гласят и чем они сами себя считают, а лишь тем, что они создали? Превыше других он должен был бы поставить ту из них, которая никогда не замарала себя человеческой кровью, никогда никого не преследовала во имя своих идеалов, никогда никого силой не обращала в свою веру, ту, наконец, которая все живые создания считает равноправными и равно достойными любви, поскольку страдают все одинаково. И он нашел бы такую – религию Будды.

Но вернемся все же к Юстиниану, который подобных рассуждений наверняка бы не понял, хотя в личной жизни и отличался умеренностью, граничившей с аскетизмом. Он почти не спал, скромно ел, часто постился, причем в дни поста пил одну лишь воду, а ел только фрукты и овощи. Он всегда казался доступным, вежливым, снисходительным. Самые жестокие распоряжения, которые лишали жизни тысячи людей, он отдавал с ласковым выражением на лице, слегка склонив набок голову, тихим голосом. Но когда кто-либо осмеливался просить у него милости, если пытался за кого-то вступиться, император впадал в дикую ярость и чуть ли не скрежетал зубами.

Эти черты отмечает язвительный Прокопий. Он вполне мог ненавидеть Юстиниана еще и по той причине, что как раз в начале его правления, в 529 году, в Палестине, откуда Прокопий был родом, случилось крупное восстание самаритян, вызванное уже упомянутым законом, который лишал последователей этой религии почти всех гражданских прав. Многие тогда вынуждены были притвориться, что исповедуют христианство, но все же большинство не отреклись от веры отцов и вместе с другими преследуемыми в Палестине иноверцами взялись за оружие. Они провозгласили своего императора, которым был избран некий Юлиан, и довольно долго отважно сражались с войсками Юстиниана, и даже пытались найти союзника в лице персов. Потом, однако, восстание было потоплено в крови – по сведениям Прокопия, погибло около ста тысяч самаритян – и значительная часть Палестины просто обезлюдела. Столь же трагически закончилось и восстание самаритян и иудеев, вспыхнувшее там же спустя двадцать лет.

Куда большим успехом увенчались попытки обратить в христианство язычников, населявших горные районы Малой Азии. Этим занялся монах Иоанн, монофизит, родом из Амиды. Тут применялось не только насилие, но и денежные вознаграждения тем, кто принимал крещение. Свою приверженность новой религии обращенные доказывали, разрушая свои старые святыни и возводя на их месте церкви и монастыри.

Энтузиазм, с которым Юстиниан боролся с древними культами, сумел добраться даже до отдаленных районов Египта. Там, на далеком нильском островке под названием Филе, находился храм богини Исиды, почитаемый не только местным населением. Поклоняться ей приезжали сюда и из-за пределов империи – с территории современного Судана, где в те времена находилась Нубия. Более двухсот лет назад император Диоклетиан позволил нубийским племенам не только посещать святыню, но и время от времени забирать оттуда деревянную статую Исиды, которая совершала путешествие по городам и весям, а потом возвращалась на место. Так вот, по приказу Юстиниана храм закрыли, жрецов бросили в темницу, а статую отослали в столицу.

Более того, император решил обратить нубийские племена в христианство и собрался отправить туда православную миссию. Однако Феодора, ярая монофизитка, захотела послать туда своих единоверцев. Она отправила наместнику Египта письмо, в котором обещала ему, что он поплатится головой, если не задержит православных миссионеров. Наместник боялся Феодоры куда больше, чем императора, поскольку она широко славилась своей жестокостью и тем, что никому не давала пощады. И таким вот образом жители Нубии стали христианами – но только монофизитского вероучения.

Столь сурово преследуя язычников даже на далеких окраинах империи, император тем более не мог позволить, чтобы они жили и поклонялись своим богам чуть ли не в самом ее сердце – в Греции, в самих Афинах. На основании того самого закона, запрещавшего язычникам учительствовать, в 529 году была закрыта знаменитая Академия.

Основанная еще в 380 году до н. э. Платоном, она просуществовала более девятисот лет. Афинская академия веками поддерживала и развивала великолепные традиции философии, ее профессорами и учениками были знаменитые мыслители, она стала образцовым примером организации, сосредоточенной на научных исследованиях. Без всякого преувеличения можно сказать, что ликвидация Академии стала концом античной культуры в ее организованной форме.

Однако осталось ее духовное наследие. Можно уничтожить организацию, но мысль убить нельзя. Поэтому идея Академии не умерла, она пережила все, даже самые суровые, исторические бури, чтобы вновь возродиться уже в конце Средневековья и так прекрасно развиться в наши дни по всему миру. Так Платон победил Юстиниана.

Но последние профессора Афинской академии пережили очень тяжелые времена. А среди них были люди выдающиеся, такие, к примеру, как последний ее руководитель Дамаский (часть его трудов сохранилась до наших дней), как Симпликий и Прискиан. Они предпочли отправиться в изгнание, но не отрекаться от своих богов. И они выбрали Персию, надеясь на то, что ее новый правитель Хосров, известный своим интересом к наукам, доброжелательностью и веротерпимостью, примет их милостиво. И они не ошиблись, но чуждое окружение скоро начало действовать на них угнетающе. Они попросили облегчить им возвращение на родину – и Хосров снова продемонстрировал свое благородство, включив условия их возвращения особым пунктом в договор о «вечном мире».

Таким образом восточный монарх проявил себя как человек значительно более разумный, толерантный и просто европейский в лучшем современном понимании этого слова, чем император, который все еще именовался римским, и хотя бы по одной этой причине обязан был быть наследником благороднейших традиций империи, а вместо этого оказался бесноватым религиозным фанатиком.

Мы уже говорили о том, что портрет Юстиниана, нарисованный Прокопием в «Тайной истории», выглядит слишком уж односторонним и пропитанным ненавистью. И у нас еще будет возможность остановиться на том, что же в правлении Юстиниана можно признать великим – во всяком случае, на этапе намерений. Но если говорить о вопросах вероисповедания, то здесь, похоже, Прокопий был абсолютно прав. Он сам приводит одну историю, которая – даже если и выдумана автором – звучит очень символично.

Один скромный благочестивый монах прибыл в столицу из далеких пустынных краев, чтобы просить о какой-то милости для жителей этих мест, страждущих под тяжелым гнетом администрации. Он добился аудиенции, но в тот момент, когда уже входил в дворцовый зал, вдруг остановился, а потом отступил в ужасе, повернулся и убежал. Когда же изумленные свидетели этой сцены стали его расспрашивать, почему он так повел себя, монах ответил:

– На троне сидит Князь Тьмы…

И сколько еще раз в истории повторялось все то же – и этот самый Князь в почтенных одеждах нередко оказывался как раз на том месте, где его меньше всего можно было бы ожидать! Потому что именно там он и может действовать наиболее успешно.