Текст книги "Галерея византийских императоров"

Автор книги: Александр Кравчук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

МАВРИКИЙ

Mauricius Tiberius

539 г. – 27 ноября 602 г.

Правил с 13 августа 582 г. по 23 ноября 602 г.

Начиная с Юстина I и до Тиберия включительно все сменявшие друг друга императоры были родом с Балканского полуострова. Лишь приход к власти Маврикия нарушил эту традицию. Его семья была родом из Каппадокии (ныне это Восточная Турция), куда, как утверждали, она за несколько поколений до этого переселилась из Италии.

Отца Маврикия звали Павлом. Сын относился к нему с величайшим уважением. Он пригласил отца в столицу принять участие в его коронации и в церемонии обручения с дочерью Тиберия, Константиной. Уже став правителем, Маврикий продолжал почитать отца, проявляя в этом даже некую нарочитость. Об этом знали во всем тогдашнем мире, и даже в весьма отдаленных странах. Например, король франков слал Павлу письма с просьбами помочь ему в разборе его дела императором. Когда в 593 году старик умер, его похоронили в церкви Святых Апостолов, рядом с саркофагами императоров и членов их семей.

Политическая карьера Маврикия почти полностью повторяла карьеру его предшественника. Он пользовался полным доверием императора Тиберия и при его поддержке сначала получил должность комита дворцовой стражи, а затем – командование армией на Востоке, где одержал две победы в битвах с персами. В последние дни жизни Тиберия Маврикий был официально объявлен его преемником и обручился с Константиной. Таким образом, и в этом случае передача власти прошла гладко и беспрепятственно. Торжественное бракосочетание состоялось сразу же после похорон Тиберия.

Очень скоро стало очевидно, что брак, заключенный по политическим соображениям, оказался весьма удачным и даже, можно сказать, образцовым. У супругов родилось пятеро сыновей и три или четыре дочери. Самый старший сын, Феодосий, по воле отца был коронован в 590 году, когда мальчику было всего пять лет, и с этого момента у империи официально было два равноправных правителя. И кто бы мог предположить, что именно эта семья внезапно падет жертвой одного из самых страшных в истории Византии переворотов? И такой финал двадцатилетнего правления Маврикия был тем более неожиданным и ужасающим, что император этот управлял государством разумно и мягко. Он вообще был одной из наиболее привлекательных личностей в длинной галерее византийских императоров, и одновременно – одной из самых трагичных. Маврикий был опытным полководцем, талантливым государственным деятелем, он непрестанно пекся и об армии, и об администрации, и о казне, предельно ответственно относился к своим обязанностям правителя, стараясь в то же время быть милостивым к своим подданным. Конечно, он совершал ошибки, но ни одна из них не выходила за рамки того риска, который неизбежен при принятии политических решений.

На поприще внешней политики Маврикий достиг определенных успехов. В Италии в первые годы своего правления он сумел не только сдержать напор лангобардов, но и вернуть Византии несколько городов. Это стало возможным благодаря щедро оплаченной помощи короля франков Хильдеберта, а также удачному разжиганию розни внутри правящей верхушки захватчиков с помощью подкупа и дипломатии. Однако позже лангобарды вновь перешли в наступление, захватили значительные территории в разных местах полуострова, и по меньшей мере дважды угрожали самому Риму.

Для укрепления обороноспособности того, что еще оставалось в Италии под властью империи, Маврикий учредил для этих территорий должность экзарха – иначе говоря, военачальника, которому подчинялись также и гражданские власти. Резиденцией экзарха стала Равенна, поэтому традиционно принято говорить о равеннском экзархате. Экзарх стал кем-то вроде заместителя византийского императора на землях полуострова. При Маврикии эту должность поочередно исполняли Смарагд, Роман и Каллиник. Отдельный экзархат был создан и в Северной Африке, где все еще продолжали вспыхивать мятежи и беспорядки.

Однако ни один из экзархов тогдашней Италии, ни один из быстро сменявшихся лангобардских королей не обладал теми личными качествами, которые могли бы превратить их в выдающихся, властных правителей. И все взоры обращались на представителя духовенства, римского епископа Григория, которому потомки дали прозвище Великого (Святитель Григорий Великий Двоеслов). Этот сын сенатора сначала был высокопоставленным чиновником на службе императора, затем монахом, в течение нескольких лет был папским легатом при дворе в Константинополе, а в 590 году стал понтификом и оставался им до самой смерти, наступившей в 604 году. Эти четырнадцать лет его понтификата вошли в историю как важнейшее событие, оказавшее влияние на формирование средневековой Европы.

Одной из основных своих обязанностей Григорий считал оказание материальной помощи населению – измученному беспрерывными войнами, обнищавшему, страдавшему от голода и эпидемий, волны которых уносили огромное количество народа. И у него была реальная возможность оказывать такую помощь, поскольку церковь располагала огромными средствами, на которые в западных землях не покушались даже чужеземные захватчики, а Григорий к тому же оказался прекрасным хозяйственником и администратором. И именно по его инициативе церковные власти многих городов Италии помогали слабой и не справлявшейся со своими функциями императорской администрации, а порой и просто подменяли ее. И наконец, мужество и решительность Григория дважды спасали Рим от вторжения в его стены лангобардов, и в довершение всего ему удалось самостоятельно заключить с ними сепаратный мир.

Конечно, список заслуг и деяний Григория на этом далеко не заканчивается, но иные из них в большей степени относятся к истории Западной церкви, и вряд ли стоит упоминать о них, рассматривая историю Византии. Достаточно вспомнить лишь о таких его достижениях, как христианизация Англии, изменения в литургии, укрепление внутрицерковной дисциплины. Огромное влияние в период Средневековья оказали его многочисленные труды, и прежде всего толкования библейских книг. Но три его произведения отличаются своей оригинальной тематикой. Это «Пастырское правило» – свод обязанностей епископа, «Диалоги» – прекрасный пример религиозных представлений той эпохи, которые нам могут показаться крайне наивными и даже просто суеверными. И наконец, «Письма», в которых содержатся красноречивые свидетельства того, в каком отчаянном состоянии была Италия в конце VI века.

Григорий всегда считал себя лояльным подданным императора в том, что касается земных дел, хотя в сущности уже строил здание церковного государства и светской власти пап в период Средневековья. Его отношения с Маврикием складывались не лучшим образом. Причиной этого, с одной стороны, была слишком самостоятельная политика Григория, особенно в отношениях с лангобардами, а с другой – амбициозные претензии на первенство епископов обеих столиц, Рима и Константинополя. Это были давние обиды, но с годами они не сглаживались, а лишь усиливались.

На восточных границах империи все еще продолжалась тянувшаяся уже много лет война с персами. Успех сопутствовал то одной, то другой стороне. Но все же удача чаще была на стороне византийцев, и величайшим их достижением стал я разгром противника в 586 году в битве в долине Солах в Армении. Армией в этом сражении командовал зять Маврикия, Филиппик. Но вскоре все изменилось к худшему, и повинен в этом оказался в том числе и сам император.

Почти пустая казна заставила его на четверть снизить солдатское жалованье, и это привело к бунту в восточной армии, тем более что новый командующий вел себя весьма грубо. Солдаты сами выбрали себе нового военачальника и даже провозгласили его кесарем – этим человеком, вопреки своей воле и даже несмотря на оказанное им сопротивление, оказался Герман, который до этого был представителем военной власти в провинции Ливанской Финикии. Во многих военных лагерях и городах свергали статуи Маврикия, а это всегда являлось символом отказа в повиновении.

Герман оказался человеком ответственным и преданным как лично императору, так и интересам государства. Он повел свою армию на борьбу с персами, – которые, разумеется, попытались воспользоваться беспорядками в империи и вновь вторглись в ее границы, – и разгромил их, а добытые в сражениях вражеские знамена и часть трофеев отослал императору в столицу, и это было весьма красноречивым жестом с его стороны.

Затянувшиеся переговоры и попытки как-то уладить разногласия между властью и взбунтовавшимися солдатами продолжались до весны 590 года. И лишь тогда благодаря посредничеству патриарха Антиохии солдаты снова признали над собой власть императора и назначенных им офицеров. Германа и его приближенных официально приговорили к смерти, но вскоре освободили и наградили.

Тем временем в самой Персии происходили драматические события, оказавшие серьезное влияние на Византию. Шах Хормизд, ярый враг империи, был убит одним из своих сатрапов, который совершил переворот и взял власть в свои руки. Однако сын Хормизда, юный Хосров II, успел бежать в Византию и обратился с просьбой о помощи к Маврикию. По этому вопросу возникли разногласия: сенат противился вмешательству во внутренние дела Персии, но сам император решил, что такого исключительного случая больше не представится, и им просто необходимо воспользоваться. Хосров получил армию, разгромил бунтовщика и вернул себе трон предков. Он честно выполнил все обязательства, которые дал византийцам, обращаясь к ним за помощью – вернул империи все пограничные земли Месопотамии и Армении, занятые персами за время многолетних войн. И на восточной границе воцарился мир.

Это позволило Маврикию в 592 году перебросить войска на Дунай. А это давно уже пора было сделать. За предшествующие годы авары, которым император отказался платить дань в повышенном размере, чего они давно уже добивались, неожиданным приступом захватили Сингидун (современный Белград), и пришлось выкупать у них город за огромную сумму. Потом переправились через Дунай славяне (впрочем, подбитые на это аварами), которые разорили все на своем пути – а они добрались даже до окрестностей Константинополя. Вслед за ними в набег отправились и сами авары и сумели вторгнуться далеко в глубь страны, но под Адрианополем были разбиты.

Теперь император хотел дать им решительный отпор: у него даже были намерения перенести военные действия на территорию противника. Его полководцы – Приск, Коментиол и Петр – сражались с варварами с переменным успехом, не все они обладали достаточным опытом и талантом для выполнения поставленных перед ними задач. И что еще хуже, в армии то и дело вспыхивали волнения, вызванные в основном недовольством воинов вполне разумной экономией, которая проводилась в жизнь императором. Распоряжение выдавать солдатам оружие и обмундирование со складов вместо денег на самостоятельную покупку всего необходимого вызвало такую бурю протеста, что для усмирения недовольных пришлось издать указ об обязательных пенсиях ветеранам и сыновьям павших в бою воинов.

Был момент, когда авары угрожали самому Константинополю, и спасло его от осады лишь то, что в лагере противника вспыхнула эпидемия, унесшая жизни семерых сыновей кагана. В 600 году была достигнута окончательная договоренность о заключении мира, и обе стороны условились считать Дунай границей между своими землями. Но императору пришлось согласиться на ежегодную выплату аварам дани в 100 000 золотых монет.

Несмотря на заключенный мир, бои продолжались и в следующем году – удача в них сопутствовала византийцам, и осенью 602 года Маврикий распорядился, чтобы его войска на зиму встали лагерем на землях противника, за Дунаем. Конечно, непременным следствием этого были бы определенные неудобства для расположившихся на территории врага воинов, а тут как раз обрушились проливные дожди, а после них сильно похолодало. Все это усилило и без того давно уже царившее в армии недовольство, и дело дошло до открытого неповиновения. Взбунтовавшиеся солдаты провозгласили своим вождем простого офицера из низшего командного состава по имени Фока. И он повел войска вовсе не за Дунай, а прямиком на столицу.

У Маврикия под рукой не оказалось почти никаких воинских соединений, и он обратился за помощью к цирковым партиям «Зеленых» и «Голубых». И те, и другие отправили на городские стены своих людей. Император все еще не отдавал себе отчета в том, насколько он стал непопулярен благодаря своей разумной, но жесткой финансовой политике. В столице стало шириться мнение, что надо передать власть старшему сыну Маврикия, Феодосию, тем более что он был уже коронован. Другие предлагали кандидатуру его тестя, Германа. Оба они в это время развлекались охотой в окрестностях Константинополя. Их тут же вызвали обратно в столицу. Но Герман опасался, что его могут обвинить в предательстве, и попросил убежища в кафедральном соборе. Маврикий действительно пытался силой извлечь его оттуда, и это вызвало настоящий бунт. Все вооруженные люди покинули городские стены, чтобы принять участие в беспорядках, и город остался совершенно беззащитным.

Маврикий попытался спастись бегством. 22 ноября он, переодетый простым горожанином, вместе с женой и детьми переправился на азиатский берег Босфора и укрылся в соборе Святого мученика Автонома неподалеку от Никомедии, а Феодосия отправил с письмами к Хосрову, прося у него помощи.

Тем временем в столице партия «Зеленых» перешла на сторону Фоки, поскольку Герман был известным приверженцем партии «Голубых». Народ, сенат и армия собрались в загородном дворце в Евдоме, и там 23 ноября состоялась коронация нового императора. На следующий день он вступил в столицу, обрушив на головы горожан настоящий дождь золотых монет.

Четыре дня спустя, 27 числа того же месяца, по приказу Фоки был казнен и сам Маврикий, и его сыновья. Все это произошло на самом берегу моря. Сначала по очереди отрубали головы сыновьям на глазах у их отца, который лишь повторял: «Справедлив Господь наш, и суд его справедлив!» Его самого обезглавили последним. Тела были брошены в море, а головы привезены в столицу и выставлены на поругание черни.

Позже был пойман и Феодосий, который имел неосторожность свернуть с прямой дороги в Персию. Его тоже казнили.

Несчастную мать и вдову вместе с дочерьми и юной женой Феодосия заперли в монастырь. Три года спустя их всех тоже лишили жизни.

Даже во времена давних римских императоров и языческих богов, которых так поносили христиане, трудно найти примеры столь чудовищной жестокости – но это всего лишь грустное размышление на тему.

ФОКА

Phokas

Ок. 570 г. – умер 5 октября 610 г.

Правил с 23 ноября 602 г. до смерти

На протяжении многих поколений, до правления Маврикия включительно, в Византийской империи не было никаких серьезных гражданских войн, а авторитет всех правителей был почти непоколебим. И внезапно все это изменилось – в тот момент, когда взбунтовавшаяся придунайская армия на волне мятежа вынесла на трон простого солдафона, человека примитивного и жестокого, а именно таким был Фока. Его восьмилетнее правление с самого начала представляло собой непрерывную полосу террора, который, в свою очередь, порождал заговоры и попытки переворотов, подавлявшиеся с беспримерной жестокостью. Была полностью сломана и система охраны границ. Так что правление Фоки можно считать неким пробелом, отделяющим ранневизантийский период от средневизантийского.

В течение какого-то времени в народе упорно ходили слухи о том, что старшему сыну Маврикия, Феодосию, в последний момент отправленному отцом с просьбой о помощи к персидскому правителю Хосрову, удалось избежать смерти, и он вот-вот вернется как мститель. Эти слухи были далеки от истины, поскольку молодой человек неосторожно свернул с пути, был пойман людьми Фоки и обезглавлен, разделив таким образом трагическую судьбу отца и братьев. Но без мстителя Маврикий не остался – обязательство покарать злодея взял на себя Хосров. Впрочем, он имел на это полное право – ведь своим собственным троном он был обязан именно Маврикию. И когда весной 603 года Фока отправил к нему посольство, чтобы официально сообщить о своем приходе к власти, персидский правитель ответил тем, что бросил посла в темницу и объявил императору войну.

В то же самое время мятеж против Фоки поднял Нарсес – командующий войсками в Сирии. (Разумеется, не надо путать его с тем Нарсесом, который играл важнейшую роль во времена Юстиниана.) И Хосров воспользовался создавшейся ситуацией. Часть его армии осадила пограничную крепость Дара в северной Месопотамии, а сам правитель направился к Эдессе, под стенами которой стояли императорские войска. Все эти события происходили в 603–604 годах. В следующем году крепость Дара пала, а после этого захватчики, не встречая практически никакого сопротивления, разорили Армению, Сирию и Палестину. В конце концов, дело дошло до того, что в 609 году один из персидских отрядов добрался через всю Малую Азию до самого Халкидона, и лишь пролив отделял его от столицы. Это был весьма символичный факт, свидетельствовший прежде всего о полном упадке державы, которой еще каких-то несколько лет назад не составило труда вернуть корону свергнутому Хосрову.

Ничуть не лучше дело обстояло и на Балканах. Здесь нападали то славяне, то авары. И хотя с 604 года Фока возобновил уплату дани их кагану, это не остановило аваров от разорения придунайских провинций, а славян – от массового заселения опустошенных земель.

И в довершение ко всем этим несчастьям внутри государства, и прежде всего в самой столице, с неслыханной силой разгорелась борьба цирковых партий – в основном, разумеется, «Зеленых» с «Голубыми». Первые из них поначалу поддерживали Фоку, но потом превратились в его непримиримых противников. Император ответил на это тем, что запретил всем, связанным с этой партией, занимать какие-либо государственные должности, что, естественно, лишь усугубило ситуацию. Один из источников того времени так описывает происходившие события:

«Партии не довольствовались лишь кровавыми уличными стычками, они врывались в дома своих противников и безжалостно проливали братскую кровь, убивая тех, кого там находили. Они, подобно варварам, грабили и поджигали дома своих сограждан, друзей и родственников их противников, во время этих нападений выкидывая с верхних этажей прямо на улицу всех, кто не мог спастись бегством – женщин, детей, стариков».

Может быть, этот отчет, дошедший до нас из глубины веков, будет нам полезен и сегодня, если мы отнесемся к нему как к голосу, предостерегающему нас от разжигания спортивных (а скорее, псевдоспортивных) страстей и от смешивания политики с происходящим на стадионах. Ведь судя по всему, человеческая природа, и в особенности психология толпы, времени неподвластна, а всяческие партии «Зеленых» и «Голубых» здравствуют и ныне во всех странах мира, хотя и под другими названиями.

Враждебность «Зеленых» к Фоке, по всей вероятности, была в какой-то мере связана с проводимой им религиозной политикой. Император развернул кровавые преследования иудеев и монофизитов и в то же время демонстративно выражал высочайшую благосклонность папе римскому, нанося этим болезненные удары по гордости и честолюбию епископов Востока. Пропапские настроения Фоки объяснялись очень простой причиной: политикой его предшественника Маврикия. Раз тот был настроен к римскому епископу недоброжелательно, значит, Фока обязан был его поддерживать. И прежде всего эта поддержка касалась одной, на первый взгляд лишь незначительной, почетно-титулярной проблемы, но для церкви это был вопрос крайне существенный.

Речь шла о том, что епископы Константинополя уже около ста лет именовались «вселенскими патриархами». Папы всегда против этого возражали, не без оснований считая, что подобный титул означает верховенство над всем христианским миром, а по их мнению, такое верховенство причиталось лишь епископам старой столицы – как старшей и годами, и авторитетом. Императоры Востока относились к этому спору по-разному, но в основном более или менее явно склонялись – хотя бы из политических соображений – на сторону епископов Константинополя. Именно так, причем совершенно открыто, поступал Маврикий.

И это в какой-то мере позволяет понять, почему папа Григорий Великий принял известие о свержении этого императора без особой печали. Но все же трудно, с нашей точки зрения, оправдать то, что он незамедлительно отправил Фоке поздравительное послание, полное достойных панегирика восторгов и восхвалений:

«Да возрадуются небеса, да запоет от радости земля! Да возрадуются твоим благочестивым деяниям народы всей империи, доселе погруженные в великой грусти! Пусть каждый насладится той свободой, какую, наконец, получит под властью благочестивого императора. Ибо в том и состоит различие между правителями иных народов и императорами, что первые повелевают рабами, тогда как римские императоры повелевают свободными гражданами».

Тут надо очень хорошо понимать, что слова эти адресованы были одному из самых страшных тиранов и злодеев, каких только знала история империи. Они были адресованы человеку, который взошел на трон в самом прямом смысле слова по трупу своего предшественника, убитого крайне зверским образом – ведь его сначала заставили смотреть, как убивают его сыновей. И папа не мог не знать об этом – весь тогдашний мир вздрогнул от ужаса свершившихся событий. Но даже такие факты, оказывается, не имели никакого значения, если вдруг подвернулся случай расположить к себе нового правителя.

И надо признать, что этот жест папы дал ожидаемый результат. Правда, сам Григорий Великий этого уже не дождался, поскольку в 604 году умер, но его второй преемник, папа Бонифаций III, собрал богатые плоды папского приветствия. В 607 году Фока направил ему письмо, в котором было недвусмысленно заявлено, что «апостольский престол св. Петра является главой всех христианских церквей». Одновременно император запретил патриарху Константинополя пользоваться титулом «вселенского».

Материальное и реально осязаемое доказательство великолепных отношений, царивших между апостольской столицей и именно этим византийским императором, широко известно – это колонна Фоки, которая и сегодня стоит на римском форуме. На вершине мраморной колонны в коринфском стиле некогда была еще и позолоченная статуя императора. Основой колонны является мраморная база на пьедестале из кирпичных ступеней. В 1813 году была найдена закрытая ранее надпись на этой базе. Вот ее содержание:

«Наилучшему наиблагочестивейшему правителю, императору нашему Фоке, Смарагд, патрикий и экзарх Италии, безраздельно преданный его милости за бесчисленные благодеяния, дарованным Италии мир и защиту ее свободы, ради вечной славы его поставил сию златосияющую статую на высокой колонне и посвятил ее Его Величеству в день 1 августа 608 года».

Эта надпись является весьма достойным ответом на поздравительное письмо, написанное папой за четыре года до этого, и вызывает ничуть не меньшее удивление, поскольку практически все в ней – ложь. Даже то, что поставил колонну Смарагд, поскольку в тогдашнем Риме, отрезанном лангобардами от резиденции экзарха в Равенне, без ведома, согласия и поддержки папы не делалось абсолютно ничего.

Из всей этой истории взаимоотношений Рима и Константинополя времен правления Фоки (истории не слишком широко известной: по вполне понятным причинам о ней чаще всего стыдливо умалчивают) следует один вывод, о котором весьма охотно забывают, хотя он подтверждается множеством иных исторических примеров: в конфликте между моралью и политикой (или даже простым честолюбием) побеждает всегда последнее. По крайней мере напрямую. А обязанность историка – напоминать о том, как все было в действительности, даже если с тех пор прошли столетия.

Однако эти слишком уж хорошие взаимоотношения с Римом и папами стали основной причиной, как мы уже говорили, серьезного ухудшения отношения к императору на Востоке. Партия «Зеленых» была решительно настроена против него. Везде только и ждали сигнала и удобного случая, чтобы, наконец, сбросить с трона «наилучшего и наиблагочестивейшего».

В том же году, когда папа и экзарх Смарагд воздвигали в Риме колонну в честь императора Фоки со столь вопиюще противоречащей истине надписью, мятеж против тирана поднял экзарх Африки Ираклий. Он задержал в портах все груженные зерном суда с ежегодными поставками для Константинополя и сразу же стал надеждой всех отчаявшихся. Отовсюду почти в открытую к нему взывали о помощи и требовали, чтобы он двинулся со своими силами на столицу.

Путей к отступлению уже не было, и Ираклий приступил к действиям. Один корпус его армии двинулся сухопутным путем в Египет и в конце 609 года занял Александрию, сломив сопротивление полководцев Фоки. А сын Ираклия, носивший то же имя, что и отец, тем временем во главе своей эскадры отплыл из порта Карфагена на восток. В сентябре 610 года он вошел в узкий пролив Геллеспонта, а 3 октября его корабли уже встали на якорь в порту столицы.

Фоку бросили все. Его самого и его приспешников схватили и доставили к Ираклию, а тот выдал их народу. Всех их сожгли живьем 5 октября на одной из рыночных площадей.