Текст книги "Десантный вариант"

Автор книги: Александр Зубов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

«Уезжает мой друг…» [7]7
  Из песни. Автор Б. Вахнюк.


[Закрыть]

Вокзал, видевший миллионы встреч и расставаний, горестных и радостных слез, слышавший вой воздушной сирены и немецких «юнкерсов», был сегодня последним местом встречи юных друзей, которые, как самое драгоценное, пронесли свою дружбу с детских лет.

И Миша Штромберг, и Саша Орлов старались не показать смятения чувств у каждого в душе. Штромберги уезжали. Уезжали туда, куда стремились тысячи евреев, надеясь найти для себя и своих детей землю обетованную – Израиль.

– Слушай, Сань, я писать не буду, так лучше для тебя. Ты ведь решил поступать в военное училище. Ну а мне край – служить в тамошней армии, а там видно будет, чем заниматься. Ведь в Израиле обязательная военная служба для юношей и девушек. Арабы, друзья СССР, наседают со всех сторон. Хотя я и сам полуараб, – Мишка хитро улыбнулся своей неотразимой восточной улыбкой.

– Это понятно. Ты знаешь, Миш, мне почему-то кажется, что мы еще увидимся. Есть во мне такое ощущение, хоть убей. Ведь может же такое случиться?

– Все может быть. Но я вот думаю, Сань, если все знать наперед, то и жить было бы неинтересно. И уж если мы не встретимся здесь, на этой грешной земле, то уж наверняка на небесах эта встреча произойдет, – Штромберг грустно улыбнулся и посмотрел на родителей.

Отец, теперь уже бывший советский инженер, стоял задумчив и строг. Седые виски и морщины говорили о трудно прожитой жизни. «Такой человек просто так не сорвется с обжитого места. Видно, что-то не так в нашей великой державе», – подумал Саша.

Орлов мог только догадываться, что позвало семью Штромбергов в дальнюю дорогу. В отличие от большинства евреев в Союзе, Штромбергу-старшему все в жизни приходилось достигать самому, без какой-либо поддержки. Талантливый инженер, он как через глухую стену пытался пробить свои разработки и идеи. В этом вопросе советская патентная бюрократия была впереди планеты. Работа на постоянное захоронение различных идей стала последней каплей терпения, которая выбила инженера Штромберга из седла. На чаше весов жизненного выбора стрелка качнулась в сторону свободы и надежды на то, что хотя бы часть творений увидит свет при его жизни, – естественное желание человека увидеть результат своего вдохновенного труда и вечного поиска. Инженер Штромберг не был наивен, что его идеи встретят с распростертыми объятиями в Израиле или на Западе, но из двух зол выбирают меньшее – простой человеческий расчет. Жаль было покидать страну и народ, который он любил, несмотря ни на что.

Вокзал гудел как улей. Мать Миши, по-восточному красивая, вытирала платочком заплаканное лицо. Неизвестность пугает всех, но особенно женщин. Они, как создания природы, по призванию своему должны иметь постоянное место обитания, и с возрастом эта жажда постоянства усиливается.

Из вокзального громкоговорителя прохрипело объявление о прибытии поезда. Штромберг-старший взглянул на наручные часы и, обратившись к Орлову, сказал:

– Ну что, Александр, давай на посошок по русскому обычаю. Эх, жизнь-малина, сколько было друзей-приятелей у меня, а только друг сына пришел проводить. Ну так, конечно: Израиль-то не друг Советского Союза. Да и городок наш маленький – все на виду. Проводишь еврея в Израиль – попадешь на заметку. Сынки, мотайте на ус!

Он достал из дерматиновой сумки бутылку «Столичной» и три складных пластмассовых стаканчика. Сунул их сыну и Саше, несмотря на немного ошарашенных ребят, залихватски встряхнул бутылку и, ударив по донышку, выбил пробку. Затем, не пролив ни капли, поровну разлил. Жена по-азиатски равнодушно смотрела на традиционную русскую церемонию «на троих».

– Ну, будем, – сказал Штромберг-старший больше себе, чем ребятам, не чокаясь, одним глотком проглотил водку и засмеялся горьковатым смехом: – Ну, кто теперь на земле обетованной не поверит, что я – русский еврей? Эх, Саша, вырастешь – поймешь, что есть евреи, а есть жиды!

Саша и Миша выпили, давясь, чувствуя чужой для себя вкус водки.

Лязгая железом, остановился поезд. Толпа отъезжающих-провожающих бросилась к одному из вагонов, в который только и сажали людей из этого городка. Мишка быстро пожал руку другу, в этот миг глаза его блеснули и, не глядя ни на кого, схватив огромный чемодан, втиснулся в толпу спешащих на посадку. В этом чемодане было все имущество семьи: чертежи и разработки Штромберга-старшего, который наивно полагал, что все это можно будет увезти из Советского Союза. Мишка уже поднялся в тамбур вагона, когда его отец крепко пожал Саше руку и, взяв под локоть жену, прикрыл на секунду глаза, как бы прощаясь навсегда с тем, что он оставлял в России…

Через пять минут перрон опустел. Ни толпы, ни поезда – лишь теплый летний ветерок гнал бумажный мусор. Пусто и тоскливо стало на душе у Сани Орлова. Он побрел по привокзальной площади, украшенной выцветшими до белизны транспарантами «СССР – оплот мира» и «Достижения научно-технической революции – в жизнь»… Да и что можно чувствовать, когда провожаешь единственного друга навсегда?

Саня Орлов

Утро было пасмурным, поэтому совсем не чувствовалось, что сегодня выходной день. По воскресеньям Орловы всегда завтракали вместе: отец, мать и Саня, если Орлов-старший не дежурил в больнице. Такая семейная традиция.

– Саш, ты идешь завтракать? – крикнула мать с кухни.

– Иду, иду, – отозвался Саня.

«Ну что ж, – подумал он. – Вот и скажу сегодня о своем решении. Чем раньше узнают, тем лучше».

Незатейливый завтрак из яичницы казался таким же серым и заурядным, как и пасмурное утро. Когда стали пить чай, Саня обратился к родителям издалека:

– Мишку с семьей проводил вчера. Пора и мне к какому-то берегу приставать.

– И что надумал? – спросил отец.

– Буду поступать в военное училище, – выпалил Саня.

– Господи! – воскликнула мать, резко поставив на стол чашку с чаем, едва не расплескав ее. – У всех дети как дети, а наш… Вон Борис Савельев в политехнический будет поступать. Олег этот… высокий, забыла фамилию… в строительный. Ты что, тупее их, что ли, или учишься хуже? Зачем тебе военное училище? Мотаться по стране всю жизнь?.. В какое училище ты собрался?

– В Рязанское десантное, – ответил Саня, ожидая негатива и раздражения родителей.

– Час от часу не легче! – взмахнула мать руками. – Да там одни смертники! Или калекой останешься на всю жизнь. Саша, подумай хорошо. Ладно, пусть военное училище, но только не это. Вот хоть взять Кравцова с нашей улицы. Окончил политическое…

– Лучше уж финансовое, – перебил, усмехнувшись, отец, – там еще спокойнее, сиди в бухгалтерии в мундире, дебет-кредит считай.

– Ты что, отец, говоришь? – возмутилась мать. – Ты о сыне подумай!

– Да не переживай ты так. Ты знаешь, что десантное училище – единственное в стране. И туда такой отбор – и медицинский, и конкурс… Наверняка на экзаменах отсев большой. Туда идут ребята-спортсмены: разрядники, кандидаты в мастера, мастера спорта. А у Сани в этом плане – ноль. Так что он вряд ли поступит. Только время потеряет напрасно. Не распаляйся, мать. С другой стороны, в нашем роду много было военных, и профессия офицера не хуже инженера. Риск стать калекой – так ведь все под богом ходим… Саш, ты это окончательно решил?

– Да. Окончательно, – ответил Саня. Он немного опешил от доводов матери и отца, но вида не подал. С детства Орлов-младший был очень упрям в достижении любой цели, и то, что сказали ему родители, лишь укрепило решение.

– Ты, подумай, сынок, еще, – уже мягче сказала мать, – ведь правильно отец говорит, время только потеряешь.

– Хорошо, мам, я подумаю, – ответил Саша.

– Время пока терпит, – продолжил отец мысль матери.

* * *

Подойдя к дому Шарова, Саша постучал в низкое оконце. Никто не отозвался. Постучал громче. Тишина. Саша толкнул дверь, та оказалась не заперта. Когда он вошел в дом, то наконец увидел бывшего майора, отрешенно сидящего за столом. Перед ним покоилась початая бутылка водки и незамысловатая закуска из кильки в томате и зеленого лука. Налитый стограммовый стаканчик накрыт куском хлеба. Второй стаканчик был пуст. «Уже принял на грудь», – подумал Саня, глядя мельком на раскрасневшегося ветерана.

– А, Саша, заходи, заходи, – повернулся к нему Шаров. – Вот видишь, поминки у меня сегодня, – он показал рукой на стол.

– Дядя Вить, кого поминаешь-то?

– Жену. Тридцать пять лет назад получил я бумажку по почте – уведомление о смерти моей Любы, которая отбывала срок в Сиблаге…

– Как – жены?! Ведь вы же служили в НКВД. А жена что, сидела в лагере? – изумился Саша.

– А что ж тут такого? У Молотова и Калинина жены сидели – и ничего. А я кто был в системе – так, винти-чек, – горько усмехнулся майор. – Сначала я с ума чуть не сошел, спасибо – война помешала. Да и кому мстить? Стране? Родине? Большевикам?.. И потом у меня натура такая: если служишь чему-то, так служи до конца. И голова не болит, и душа не ноет. Тут уж не до интеллигентских пассажей типа – я не знал и прозрел, или – что мне сейчас выгодно, то и буду делать.

Шаров взял бутылку «Московской», налил в два стаканчика, один протянул Саше.

– Помянем рабу божью Любовь, – и, увидев замешательство Александра, добавил: – Знаю, что не пьешь, но помянуть – святое дело. До дна.

Водка слегка обожгла небо, и, подавив усилием воли отвращение, Саша дотянул сто грамм до конца, быстро запихав в рот кусок хлеба с луком, зажевал.

Насмешливо глядя на юношу, Виктор Семенович не спеша доел ломтик плавленого сырка и закурил:

– Ведь ты же в разведку хотел идти учиться? Там пить надо уметь, в разведке-то. Да и вообще у нас на Руси особенно ценят людей, кто умеет пить много и не пьянеть.

– Да какая разведка! – Саша махнул рукой обреченно и безнадежно. – Спасибо, отец просветил, а то бы, как слепой котенок ткнулся носом в закрытую дверь и назад.

– А в чем дело? – слегка удивился майор.

– Антинародное происхождение, – ответил юноша и потянулся за вторым куском хлеба, с удивлением фиксируя про себя в сознании, что очень хочет есть после дозы алкоголя.

– Как – антинародное? – не отставал Шаров.

– Ну, в общем, из дворян я родом. Это я, конечно, знал и до разговора с отцом, но дело не только в этом.

– А в чем же?

– Да в том, что есть наверняка родственники за границей, и не все они поддерживали или поддерживают хорошие отношения с Советской Россией.

– Так-так, – задумался Шаров, – тогда конечно. Твой отец прав. Тут еще такой вопрос есть. Ведь в КГБ или ГРУ не идут, туда приглашают, понимаешь? Ну а если родня за границей, то это, конечно, дохлое дело. Ну и что же ты решил?

– Пойду поступать в военное училище, воздушно-десантное.

– Тоже не мягкий хлеб, Саня, я тебе скажу. И когда там экзамены?

– В июле.

– Так это ж совсем скоро. Ты ешь, Саня, ешь, не стесняйся. А я вмажу еще стопарик.

Шаров выпил. Несколько минут сидели молча, каждый думая про свое.

– Да, нелегкую ты себе дорогу выбрал, Саша, нелегкую. Так погоди-ка.

Виктор Семенович встал и начал рыться в ящиках буфета, выгребая и складывая содержимое, что-то перебирая.

– Вот, нашел. Держи на память.

Он протянул Саше медальон на серебряной цепочке.

– Это первая русская монета-копейка. Видишь – Георгий Победоносец на коне с копьем? Отсюда название – «копейка». Я ведь неверующий и креста не носил, а с этим медальоном войну прошел, да и потом до ранения тоже. Так что носи, может, и тебя этот медальон хранить будет, да и меня когда вспомнишь.

– Спасибо, Виктор Семенович.

– Да чего там. Военному человеку – военный медальон нужен. Уезжать будешь – зайди, кто знает, увидимся ли…

Когда Саша уходил, на улице уже стемнело. Резкий свет из двери в темноту осветил его лицо. Шаров зажмурился и встряхнул головой. Пробормотал тихо: «Вот допился».

– А что такое? – спросил Саша удивленно.

– Да понимаешь, показалось несусветное.

– Что показалось?

– Да так, ерунда. Ну, помнишь, я тебе рассказывал про «Скорпиона», с которым у меня «ничья» на войне вышла?

– Помню, конечно.

– Так вот, когда свет из двери так очертил твой профиль…

– И что?

– Показалось, ты на него похож чем-то. Я ведь его до гробовой доски не забуду. Да, дела… Ну ты иди, Сань, иди.

Таня

Ударил первым я тогда.

Так было надо.

В. Высоцкий

Новости по Нижинке расходились стремительно. Сегодня передали по цепочке, от одного к другому: всем нижинским парням прийти в Дом культуры на танцы – будет драка с ключевскими. И не прийти нельзя. Если ты не умер и здоров, ты должен драться за своих, и никакие твои трудности никем не принимаются. Таков был закон Нижинки.

«Сегодня точно что-то будет, – подумал Саня, глядя на толпы молодежи, что стекались к огромному серому зданию ДК. – Никогда столько не приходило сюда за последние полгода». Он подошел к небольшой группе отдельно стоящих нижинских парней и поочередно обменялся со всеми рукопожатиями, новостями и предположениями.

– Ну что, когда?..

– Да кто его знает…

– Может, после танцев?..

– Что-то наших маловато…

– Ничего, еще не вечер!..

Решили держаться кучкой, никуда не расходиться по одному, а то отхватят ключевские, и некому будет прийти на помощь.

Танцы начались. Из открытых окон ДК неслась популярная в то время песня:

 
Прощай.
Со всех вокзалов поезда
Уходят в дальние края…
 

Девчонки, дружившие с нижинскими ребятами, безнадежно скучали у «своей» стены в углу танцплощадки, поглядывали на вход. Но ребята не шли. Девчонки уже знали, что сегодня будет драка между их парнями и ключевскими. А толпа молодежи в центре зала лихо отплясывала быстрый танец.

 
Прощай!
Ничего не обещай,
Ничего не говори,
А чтоб понять мою печаль,
В ночное небо посмотри…
 

– неслось от фонящих микрофонов самодеятельного ВИА со сцены. Нижинские парни, посовещавшись накоротке, все-таки решили идти на танцплощадку, но так и держаться вместе. Влившись в толпу своих девчонок, они вместе с ними начали танцевать. Обстановка разрядилась. Раздались шутки, смех. Девчонки оживились, повеселели.

Сане Орлову танцевать не хотелось, да и своей девчонки у него не было, поэтому он стал подпирать стену, глядя на веселую толпу танцующих.

Ее он заметил не сразу. Она танцевала в толпе своих подруг и парней с Ключа. Орлов не знал даже, как ее зовут, хотя она училась в параллельном, 10 «Б». На школьном выпускном бале, выпив шампанского пополам с водкой, он так и не решился подойти к ней и хотя бы познакомиться. Орлов и под пыткой не смог бы объяснить, что именно его привлекло. И в то же время – необыкновенная: роскошные каштановые волосы, улыбка с ямочками на щеках, блеск красивых карих глаз. И фигура, что надо, – все при ней.

Внутренне раздражаясь от того, что не хотел идти в ДК, а пришлось, Саня мгновенно решил: «И что я стою как пень? Подойду-ка к этой девчонке. Интересно, как она среагирует?.. А ключевские сразу кинутся драться или потом? А то собираемся целый вечер, как бараны в стадо, а дракой и не пахнет. Чего ждать?..»

Саня шагнул в круг танцующих противников. Ключевские парни поразились неслыханной дерзости нижинского «малого», но продолжали выделывать различные фигуры руками и ногами, стараясь попасть в такт мелодии, хотя музыкой назвать то, что извергалось со сцены, можно было с большой натяжкой. Одна мысль на всех читалась в глазах пораженных ключевских: «Ну совсем оборзел малый!..»

Начинать драку никто не решался. Ключевские настороженно выжидали, что будет дальше. У девчонок как-то сам собой пропал смех. Они понимали, что по-хорошему «борзость» нижинского пацана не кончится. Саня, видя такое замешательство, приблизился к кареглазой, взял ее за руку и, стараясь перекрыть оглушающую музыку, сказал ей почти на ухо:

– Пойдем погуляем?

Он спросил наудачу, не зная, что ответит девушка. Может, просто рассмеется ему в лицо, и на этом все кончится. Кареглазая поглядела на него, на секунду задумалась, а затем согласно кивнула:

– Пойдем.

Не убирая своей руки, Саня вывел ее из круга танцующих и быстро-быстро, как только было возможно на переполненной танцплощадке, повел из ДК. Ключевские недоуменно пожимали плечами, переглядываясь друг с другом. Первый раз они видели свою девчонку с этим борзым нижинским и ничего не могли понять.

– Ты что, сдурел? – негодующе сказала девушка, когда они вышли из здания на воздух.

– Не понял? – Саше стало смешно, он догадывался о том, что она сейчас ему скажет.

– Вот схлопочешь по ушам, тогда поймешь, – буркнула она и утвердительно встряхнула своими роскошными волосами. Внимательно посмотрела на него, как будто видела первый раз, и усмехнулась: – Я не думала, что ТАКИЕ бывшие ученики нашей школы могут ходить на танцы, чтобы подраться.

– Какие – такие? – переспросил Саня.

– Ну почти отличники-медалисты, – пояснила она.

Видно было, что кареглазая хорошо знала его по школе, где новости разлетаются с быстротой, равной скорости света. Он хотя и никогда не «тянул» на медаль, но считался одним из самых сильных учеников в школе. На выпускном балу директор школы вручил ему похвальную грамоту. Орлов же относился и к медалям, и к грамотам очень прохладно, видя, как их раздают «блатным» и приближенным.

– А с чего ты решила, что будет драка? – спросил Саня.

– Все говорят, – ответила девушка и, усмехаясь, добавила: – Ты лучше ко мне не цепляйся. Все равно из этого ничего хорошего не получится. Ты же знаешь, как у нас относятся к чужакам.

Саня знал. Быть в чужом районе – это идти на предельный риск. Риск быть избитым группой только за то, что ты «чужак». Просто, как на войне.

Чем она его привлекла? Невозможно сказать определенно при всем желании. Чем вообще притягиваются друг к другу мужчины и женщины? Это невозможно понять никому. Это от Бога. Есть в человеке много физиологического, но, кроме того, существует и эмоциональная высшая сила, непонятная и неразгаданная никем, которая и влечет мужчин и женщин друг к другу. Та, что называют Любовью.

В кареглазой же проснулась женщина. Она понимала это смутно, в глубине сознания. Когда Орлов взял ее за руку на танцплощадке, ее тело пронзил сильнейший удар: «Это – он!»

Только полные идиоты считают, что привилегия самцов – искать партнершу. Нет, самки выбирают сами. А самец – что ж, пусть думает, что нашел он…

Они завернули за угол Дома культуры, у входа которого стояли стайки молодежи. Быстро смеркалось. Александр, как и подобает мужчине, решил взять ситуацию под контроль. Ему казалось, что с этой кареглазой у него все будет серьезно, а не просто «трали-вали». «С чего-то надо начинать», – подумал Саша.

– Слушай, тебя как зовут? – спросил он.

Девушка засмеялась:

– Ну ты даешь! Это ты мог узнать в школе, когда учились.

– Чего ты так удивляешься? Школу мы ведь заканчивали в разных классах. Как-то не пришлось услышать твое имя.

– Не пришлось, – девушка усмехнулась. – Таня меня зовут. Ты, наверное, боялся ко мне в школе подойти?

– Почему? – удивился Александр.

– Да потому, что я с Ключа, – Таня озорно поглядела на него. – А я вот почему-то знаю, как зовут тебя. Саша Орлов.

Саня посмотрел на нее, как будто она была из космоса.

Договорить они не успели. В двух десятках шагов от них в разросшихся до гигантских размеров кустах сирени послышался ясный негромкий разговор. Голосов было несколько:

– Ну что, Визирь, допрыгался?

– Ты еще сам у меня попрыгаешь!

– Глянь-ка, он еще огрызается! Юноша, тебе кранты. Чего ты дергаешься?

– Да видал я вас знаешь где?

Саня в секунду сообразил, что происходит. Он узнал голос Визиря, который «огрызался». Ключевские отхватили их нижинского вожака и сейчас решили с ним расправиться. Из-за темноты было непонятно, сколько их и как стоят, но можно было предположить, что Визирь наверняка в кольце. Саня понимал, что звать на подмогу некогда. Было лишь одно преимущество: ключевские здесь явно никого не ждали и не могли даже подумать, что им кто-то помешает «поговорить» с Визирем.

– Хорош, Валет. Кончай с ним базарить! – раздался голос из темноты.

– Иди к выходу аллеи, – шепнул Орлов Тане, – я сейчас.

Она согласно кивнула. В ее глазах промелькнула тревога. За него? Что ж… это было приятно. «Уйдет совсем или дождется?» – подумал он, продираясь сквозь кусты и стараясь как можно меньше шуметь.

Послышался глухой удар и возглас:

– У-у, сука!

Саня бросился в темноту. Маскироваться было уже ни к чему. Выскочив из кустов на небольшую лужайку, он увидел то, что и предполагал. Пятеро парней окружили одного. Град ударов со всех сторон сыпался на него. Визирь уже не отвечал на них, а только бессознательно прикрывал голову руками. Саня успел подумать одно: «Вырубать сразу и наверняка».

Его появления здесь никто, конечно, не ожидал. Врезал двойным ударом: сильным подъемом нога в пах одному, повернувшемуся на звук, и другому, который только-только замахнулся кулаком на Визиря, – ребром ладони по кадыку. Как нельзя кстати у Александра отлично получился еще один удар, третий. Он уклонился «нырком» вниз от прямого маха здорового амбала кулаком в лицо, и через долю секунды сам нанес ему удар пяткой ладони снизу-вверх по белеющему в темноте лицу. Громкое «о-о-о!» падающего лицом вниз подтвердило Сане, что он его «достал».

Четвертый и пятый из этой группы «смелых», несколько секунд назад азартно избивающих Визиря, опешив, пятились, видя, как трое их товарищей корчатся на земле. Уловив их растерянность, Саня решительно бросился на одного, не упуская другого из вида. Но те оба не стали защищаться, видя, какой сильный и ловкий боец перед ними, а отступили назад, причем один из них, споткнувшись, упал. Последний оставшийся на ногах парень трусливо бросился в темноту кустов. Орлов наугад поставил ему подножку, и… тот с маху полетел кувырком. Саша носком ноги ударил его еще на лету в солнечное сплетение. Тело грузно ударилось о землю. И только четвертый не получил ни одного удара и успел скрыться в кустах, не вставая на ноги, на четвереньках. Саня не стал его догонять.

Он подошел к Визирю, пытавшемуся в темноте стереть кровь с лица. Вымученно улыбаясь, нижинский вожак поблагодарил:

– Ну, дружбан, выручил ты меня. Я думал, мне кранты.

– Ничего, бывает. – С Сани еще не сошел азарт драки. Он настороженно огляделся вокруг и прислушался. Везде было тихо.

– Глянь, до сих пор не встают, значит, здорово ты их достал, – Визирь с интересом глядел на скрюченных от боли парней. – И где ты так драться научился?

– На физкультуре, – усмехнулся в ответ Саня.

Визирь, принимавший участие в уличных драках не один десяток раз, скомандовал:

– Давай дергать отсюда, пока их кодла не прибежала, – и, не дожидаясь Сани, зашагал по направлению к Дому культуры.

– Не, Визирь, мне в другую сторону. Меня девчонка ждет, – остановил его Орлов.

– Тогда бывай, – Визирь пожал Сане руку. – Будь осторожен. Теперь они будут тебя отлавливать. Если что, сам знаешь, ищи меня. Отобьемся.

Таня ждала, как и сказал ей Орлов, у входа аллеи.

– Все путем, – успокоил он, взяв ее под руку.

Через минуту они вышли на освещенную улицу.

– Ну, куда пойдем? – весело спросила Таня.

Саня не знал, что ответить, и промолчал, раздумывая: «А действительно, куда?»…

* * *

Они целовались, сидя на диване у нее дома. Его рука непроизвольно, по непонятному для него импульсу скользнула к ней под юбку. Он ожидал встретить отчаянное сопротивление, но его не было. Ей хотелось ласк еще и еще. Нежное девичье тело стало необычайно податливым, как глина под руками скульптора…

Расставались они на рассвете. Таня стояла у калитки в наброшенной на плечи кофте. Заря была холодной. Саша нежно поцеловал ее в губы. Таня спросила:

– Когда увидимся?

Саня помедлил с ответом, ему не хотелось обещать невыполнимое. Он чувствовал себя ответственным перед ней. Мужчина всегда должен держать слово, как бы тяжело ему не приходилось.

– Не знаю, может, через неделю или две, – нерешительно, с большим сомнением ответил он.

– А что так долго? – тревога прозвучала в голосе Тани.

– Да так получается. Еду поступать в военное училище. Не знаю только, что из этого выйдет, – глядя в омраченное лицо девушки, ответил Александр.

– Так значит, поматросил и бросил? – с горькой усмешкой спросила Таня.

– Да нет, – Саня немного обиделся за себя и поспешил ее заверить: – Что ты несешь? Если поступлю, напишу. А там, в отпуск приеду. А может, я еще и не поступлю. Что гадать? Ты ведь тоже будешь поступать?

– Буду, конечно. Ну, бывай, Саша. Пиши письма. Не поминай лихом, – Таня быстро поцеловала его в щеку и стремительно пошла в дом мимо разросшихся в человеческий рост пионов.

Саня хотел ее окликнуть, сказать что-нибудь утешительное. Но что-то остановило его. Может быть, это была та неопределенность в будущем, что ждет через день, два, неделю. А может, эта неожиданная ночь первой любви спутала все четкие жизненные ориентиры. Кто знает? Саше хотелось разобраться в себе самом, а уж после в чем-то убедить Таню.

Когда Орлов подходил к своему дому, уже совсем рассвело, но улицы городка были еще совершенно пусты. Первыми, как обычно, до рассвета, в темноте прошли заядлые рыбаки, а сейчас трудовой народ только просыпался. Александр подумал, не хватились ли его отсутствия дома. Он этого не боялся – в семье не принято было читать нотаций, – но не хотел доставлять хлопот.

Саня крайне удивился, увидев сидевшего у его дома на лавочке Визиря. Нижинский заводила явно с нетерпением поджидал Александра. Парень был очень возбужден.

– Плохие новости. Те, которых ты вчера уделал, базарили с блатными. Они решили тебя подловить и порезать. Зуб у них на тебя. Мне один из блатных, мой двоюродный брат, рассказал. Я ему сказал, что это из-за меня ты влез. Может, смотаешься из города, пока все стихнет? А я тоже кое с кем перебазарю и дам тебе знать. Все будет нормалек.

Саня понимал всю серьезность своего положения. Но не в милицию же ему бежать? Орлов не нервничал, потому что дома уже был собран скромный рюкзак с вещами, а в кармане вельветовой куртки лежали документы из военкомата на проезд в военное училище. Он поспешил успокоить Визиря:

– Так, я сегодня уезжаю. Поступать в военное училище.

Визирь уточнил:

– А во сколько едешь? Надолго?

Саня поглядел на часы:

– Теперь уже часа через четыре. Надолго ли, не знаю, там же экзамены сдавать. Может, на неделю, может, на две. Если поступлю, раньше чем через полгода не приеду.

Визирь облегченно вздохнул и прикурил новую сигарету от окурка.

– Тогда нормалек. Я все равно на всякий случай возьму пацанов и проводим тебя. Мало ли что. А куда поступаешь?

Орлов в глубине души был рад за такую заботу о нем, но вида не подал.

– Да ладно. Чего меня провожать, как барышню? А поступать еду в Рязань, в десантное училище.

Визирь восхищенно повел головой:

– Ну ты даешь! Здорово!