Текст книги "Десантный вариант"

Автор книги: Александр Зубов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

Паварнист, дус! [54]54
  Все будет в порядке, друг!


[Закрыть]

Фортуна и смерть

Всегда рядом с нами…

Из песни

Александр молнией вскочил со своей лежанки и на выходе обнял друга детства.

– Мишка, ты?! Как ты сюда попал? Ты что, мусульманином заделался?

Штромберг улыбнулся и, похлопав по плечу Орлова, торопливо произнес:

– Все потом объясню. Сейчас некогда сопли жевать пополам с чарсом.

Друзья перешагнули через убитого охранника. Сахебджан лежал в свободной позе, как спящий человек.

– Затащим в камеру! – скомандовал Михаил.

Они занесли труп в пещеру и прикрыли дверь. Выглянув в окно, Штромберг увидел бородатого боевика из своей группы. Он вышел ему навстречу и спросил на иврите:

– Как дела?

На что получил исчерпывающий ответ:

– Аз ох ун вей! [55]55
  Аз ох ун вей ( иврит) – идиома, приблизительный смысл: так хорошо, что хуже некуда.


[Закрыть]

Штромберг кивнул на Орлова и пояснил бородачу:

– Этот саян [56]56
  Саян – добровольный помощник (терминология МОССАДа).


[Закрыть]нам поможет. Он с нами пойдет до конца. Ему терять нечего, кроме жизни. Дай ему нож. Автомат у него уже есть.

Бородатый боевик протянул Александру блестящий в лунном свете обоюдоострый нож. Штромберг спросил Орлова:

– Часовых умеешь снимать бесшумно?

Александр, приходя в себя от неожиданной свободы, ответил:

– Я и без ножа их удушил бы.

Все трое замерли, услышав негромкий топот. Бородач и Штромберг, как по команде, одновременно направили свои автоматические винтовки с накрученными трубками глушителей на стволах в сторону шума. Из-за поворота показались три пары одетых в камуфляж боевиков. Каждая пара несла за ручки по тяжелому деревянному ящику.

– Это наши, – сказал бородач.

– Вижу, – подтвердил Штромберг и скомандовал: – Ты, Ханох, с этим саяном пойдете вперед. Знаешь, что делать?

Боевик кивнул в ответ. Михаил пояснил Александру по-русски:

– Работаешь в паре с Ханохом. Убираете охрану. Ошибки быть не должно, иначе нам всем кранты. Потом заложим взрывчатку и все, уходим. Паварнист, дус!

– Что ты сказал? – переспросил Орлов.

– Это по-афгански, – улыбнулся Михаил. – Ничего, все обойдется, друг.

– Ну, с Богом! – откликнулся Александр.

Мягко ступая по запекшейся земле, Ханох и Александр крались в темноте ночи. Бородач достал из кармана шелковую удавку и держал ее наготове. Часовые в марказе несли караульную службу нехотя, зная, что, добираясь до лагеря, врагу надо пройти до десятка постов и практически непроходимые без проводника горы.

Двое душманов, сидевших у костра, недоуменно глядели, как их бородатый гость ночью ведет пленного шурави.

– Куда ты его ведешь на ночь глядя? – спросил один из них, не вставая от костра.

– Ахмад Шах велел привести. Наверное, будут отправлять его к Аллаху, – подойдя к костру ответил Ханох, поигрывая удавкой. Через секунду он незаметно толкнул Александра локтем: – Действуй! – И набросил удавку на шею любопытного духа.

Орлов, выхватив спрятанный в рукаве нож, молниеносно ударил им в горло его напарника.

Без единого звука оба душмана отошли в иной мир. Ханох достал из внутреннего кармана куртки мини-рацию, доложил:

– Остался последний пост. – И пояснил Орлову, приложив палец к губам и показывая на винтовку с глушителем. – Я буду стрелять из винтовки.

Александр понял напарника и кивнул в ответ. Это единственное, что могли сделать боевики Штромберга, потому что личная охрана Масуда никого к нему не допускала без его личного приказа. В охране Ахмад Шаха служили особо доверенные моджахеды, которые имели право стрелять без предупреждения. Сегодня они охраняли еще и гостей, группу «Хезболлах», с которой до глубокой ночи вел переговоры Масуд.

По еле заметной в ночи тропе Ханох и Александр пробрались к длинному одноэтажному дому, у двери которого прохаживались навстречу друг другу двое часовых. Напарники залегли за дувалом и вели наблюдение. Бородатый диверсант деловито подогнал к винтовке ночной прицел и зарядил магазин патронами из серебристой бумажной пачки. Сильно прижав приклад к плечу, он слился в одно целое с оружием. Сухой щелчок, как от сломанной ветки, и один из охранников без звука рухнул у двери в дом. Другой душман бросился к нему, но второй выстрел положил и его рядом. Охранники не подавали признаков жизни.

– Все готово, – доложил Ханох, держа дверь на мушке своей винтовки.

Через минуту у двери дома диверсанты сложили ящики один на один. Штромберг открыл крышку верхнего ящика и положил внутрь радиоуправляемый заряд, установив его на неизвлекаемость. Группа держала оружие наготове и ждала команды Михаила. Наконец он махнул рукой, и диверсанты растворились в ночи.

Первыми шли Штромберг и Орлов. Михаил все время держал винтовку с глушителем наготове. За ними на расстоянии пятнадцати-двадцати метров цепочкой двигались остальные. Слышно было, что впереди шумит горный ручей.

На повороте к нему у небольшой скалы Штромберг и Орлов лоб в лоб столкнулись с Джума Ханом. Начальник штаба сразу же заподозрил неладное, увидев командира инструкторов из священной земли Саудовской Аравии, шедшего рядом с пленным кяфиром, вооруженным автоматом. Он потянулся к «стечкину» [57]57
  Пистолет Стечкина – 20-зарядный советский пистолет.


[Закрыть], висевшему в кобуре на поясе, и, отвлекая внимание ночных врагов, спросил:

– Ахмадуддин, куда ты идешь с этим шурави?

Штромберг-Ахмадуддин молниеносно оценил ситуацию. От его внимания не ускользнуло, что рука Джума Хана, как змея, сползала к пистолету. Не отвечая душману, он выстрелил, и Джума Хан упал, схватившись за руку. На рукаве его широкой национальной рубахи расплылось темное пятно крови.

Орлов выхватил нож добить врага. Душман сквозь боль простонал:

– Не убивай меня, кяфир. Я скажу тебе нужную весть.

Штромберг, не отводя винтовку от афганца, произнес:

– Говори, Джума Хан.

Начальник штаба, затравленно переводя взгляд с Орлова на Штромберга, спросил:

– А вы меня потом не убьете?

Михаил раздраженно стукнул в грудь духа стволом:

– Говори, собака, не торгуйся!

Но Джума Хан повалился, теряя сознание. Разозлившийся Штромберг выдавил:

– Ну, сейчас я тебе помогу!

Он достал пластмассовый пенал и вынул из него что-то похожее на шприц. Сильно надавив им на руку духа прямо через одежду, Михаил сделал ему укол. Душманский начальник пришел в себя и, прижимая кровоточащую руку к груди, сказал, кивая на Орлова:

– Этих кяфиров предал свой сайд-шурави из большого штаба. Он не воюет с нами как воин, но командует там, в Кабуле. Он работает на нас. Кто – я не знаю. Знает Амирджан.

Штромберг слушал молча, не переводя Александру. Подошла остальная группа из семи диверсантов. Они окружили лежащего душмана, настороженно глядя по сторонам. Штромберг приказал Ханоху:

– Ты поведешь его на уздечке. Он нам пригодится. Если что, кончай сразу.

Бородач согласно кивнул и накинул на шею душману леску-уздечку. Это приспособление позволяло безопасно вести пленника, потому что при малейшей попытке уйти от ведущего уздечка мгновенно затягивалась стальной петлей, принося резкую боль. Ханох обыскал Джума Хана, ничего не нашел и, отстегнув кобуру со «стечкиным», протянул ее Орлову. Александр с удовольствием принял оружие, которое могло пригодиться в любую минуту.

Штромберг, нагнувшись над сидящим пленником, спросил:

– Джума Хан, ты, конечно, знаешь пароль постов?

Душман, помедлив секунду, ответил:

– Знаю.

– А можешь провести нас в обход их? – снова спросил командир группы.

– Да, смогу, – ответил начальник штаба.

– Если ты обманешь нас, ты сразу умрешь. И я сделаю так, что все моджахеды Чарикарской долины будут знать, кто предатель, и проклянут весь твой род, – предупредил Штромберг и приказал Ханоху: – Перевяжи его! Надо идти.

Штромберг-Ахмадуддин вынул из нагрудного кармана мини-рацию радиоуправляемого заряда и произнес на дари, зло ухмыльнувшись:

– Во имя Аллаха милостивого и милосердного!

И нажал кнопку подачи сигнала. Диверсанты улыбнулись, глядя друг на друга. Сильный взрыв в лагере душманов поднял огромное зарево пламени. Эхо понеслось над мрачными горами Панджера.

* * *

До самого рассвета группа диверсантов шла, не делая привала, ведь на карту были поставлены их жизни. Орлов с удивлением отметил очень высокую физическую подготовку израильтян.

Наконец, рассвет солнечными лучами мгновенно окрасил горы. Кругом, сколько видел глаз, лежала дикая природа. Не видно было ни дорог, ни селений, ни дымка хоть какого-нибудь жилья. Тишину утра нарушало лишь журчание горного ручья. Группа расположилась на короткий отдых, ведя наблюдение за окрестностями. В любую минуту боевики ожидали врагов, знающих здесь каждый камень, каждую еле заметную козью тропу.

Александр, с наслаждением потягивая предложенную Шгромбергом «мальборину», усмехнулся:

– А что, Миш, земля обетованная своих сигарет не делает?

– Делает, Саня, делает, – с улыбкой ответил Михаил. – Но, пока Америка нам помогает, пусть помогает. Грех отказываться. Нам самим было бы очень нелегко без американского безвозмездного кредита, – закончил он на полном серьезе.

– И сколько же Америка вам будет помогать? – поинтересовался Александр.

– До потери пульса, пока сама не сдохнет, – ответил Михаил и этой фразой поставил точку в непростом диалоге. Лишь добавил вполголоса: – Об этом даже у нас не говорят, Саша. – Он поспешил перевести разговор в другую плоскость и спросил, улыбаясь: – Ты не очень удивился, когда увидел меня в марказе Масуда?

– Еще бы! Вот где не думал с тобой встретиться! Вообще вы оказались очень кстати, – Орлов подмигнул другу детства и спросил: – Правда, Миш, как ты здесь очутился?

– История эта длинная. Ну, приехали в Израиль, язык я знал плохо и поэтому никуда в первый год даже не пытался поступать, ни учиться, ни работать. Меня призвали в армию. Понравилось. Никогда сам об этом не думал. А потом идея сионизма… – Михаил перевел дух, не зная, как это объяснить Александру, офицеру из Союза. – В общем, большая идея. Я стал в армии усиленно «качаться», заниматься рукопашным боем, налег на языки. После одной жаркой армейской операции меня пригласили в МОССАД. Подучили и приняли уже в «Кидон». Вообще-то полукровок, особенно по отцу, туда неохотно берут. Но, видно, что-то такое во мне нашли.

– А что это – «Кидон»? – спросил Александр.

– Да особенно скрывать нечего. Еще неизвестно, выберемся ли отсюда, – отвечал Штромберг. – «Кидон» – секретное специальное разведдиверсионное подразделение в МОССАДе. «Штык» переводится. Работает по всей планете. Ну а я что видел в жизни? Наш Н-ск? В общем, интересная высокооплачиваемая работа.

– На крови? – подытожил Александр.

– И на ней тоже, – ответил Штромберг, равнодушно пожимая плечами, и заметил с иронией: – Тебя, кстати, тоже учили не трактора ремонтировать.

– Согласен, – подтвердил Орлов и поинтересовался: – А как все же очутились здесь? Это же зона американских интересов.

– Наша зона везде, – сказал как отрезал Штромберг. – Арабы-террористы из «Хезболлах» провели у нас целую серию взрывов. Погибли не только наши солдаты, но и мирные жители: старики, дети. МОССАД приказал провести акцию возмездия. Часть террористов из «Хезболлах» грохнули прямо в Палестине. Потом из разных источников узнали, что группа их активных членов отправилась с дружеским визитом в Афганистан. Чтобы пробраться сюда, нам, – Михаил кивнул на своих парней, – пришлось ликвидировать в Пакистане, в порту Карачи, группу саудовских инструкторов, которые приехали обучать моджахедов. И уже под их видом, с их документами мы прибыли в «гости» к Масуду, чтобы уничтожить террористов.

– Неплохо работаете, – похвалил Александр.

– Как могем! – улыбнулся Михаил.

Группа «Кидон» передвигалась цепочкой по окраине пустыни Регистан. Задул сильный ветер-«афганец», забивая глаза и уши пылью и песком. Вода давно кончилась, и Орлов с остервенением жевал ошметки верблюжьей колючки, пытаясь хоть как-то избавиться от жажды.

Дозорный, идущий впереди метров за двести, поднял руку. Группа остановилась. Штромберг передернул затвор винтовки и зашагал к дозорному, утопая в песке.

– Что тут у тебя? – спросил он, глядя по сторонам и не находя ничего подозрительного.

Тот показал в сторону далекой покатой вершины. Михаил вынул бинокль из чехла и посмотрел в указанном направлении. И только тогда в раскаленном мареве воздуха он увидел острый шпиль минарета мечети…

* * *

Гульбеддин Хекматияр любовался обнаженным телом Фирузы. Эта женщина покорила сердце гордого вожака моджахедов своей неземной красотой и, что самое поразительное, ясным умом. Она иногда давала ему такие советы, что ближайшее окружение удивлялось проницательности Хекматияра, когда он выдавал их за свои. «Не зря я отбил ее у каравана Масуда, – подумал Гульбеддин. – Эта женщина стоит такого боя».

Вот и сегодня перед тем, как они начали заниматься любовью, Фируза как бы между прочим сказала:

– Не нравятся мне эти инструкторы из Аравии.

– Чем? – удивился Хекматияр.

– Не знаю, но чую, что они – не те, за кого себя выдают, – в раздумье ответила Фируза.

– Ты что, женщина? Они же мне моего «кровника» привели, Джума Хана. Не сегодня-завтра я из него «тюльпан» [58]58
  «Тюльпан» – казнь-пытка; человека накачивают наркотиками, чтобы не чувствовал боли, и снимают кожу. Когда действие наркотиков кончается, человек умирает от боли.


[Закрыть]сделаю. Это дорогой для меня подарок, – объяснил Гульбеддин.

– Смотри, узнает Масуд. Он тебе такого не простит, – предупредила Фируза.

– Аллах с ним! – засмеялся Хекматияр. – Я тоже воин, а не ягненок. А «кровник» получит свою кару, он того заслужил.

– Можно ведь обойтись и без «тюльпана», – пыталась отговорить его Фируза.

Но Хекматияр, известный на весь Афганистан своей жестокостью, был к тому же и упрям.

– Я сказал – «тюльпан», значит, «тюльпан».

Фируза замолчала, не пытаясь больше перечить мужчине. Гульбеддин тоже не хотел ссоры. Криво усмехнувшись, он сказал:

– А этих аравийцев я сегодня же провожу. Пусть тащат своего сайд-шурави в Пакистан.

Берсерк у супермаркета

«Эх, судьба-судьбинушка», – подумал Орлов, потянувшись на низкой кушетке. Пропитанный водорослями влажный морской воздух проникал и сюда, в маленький номер низкопробного отеля. Днем и ночью вращающиеся лопасти вентилятора, висящего на низком потолке, не создавали прохлады, а лишь размазывали испарения по всему телу. «Где ты, Россия, со снегом, с пронизывающим морозным ветром, с добрыми, ясными лицами работяг, с заиндевевшими от холода автобусами, с роскошными белыми полями, с русским матерком мужиков и женским веселым смехом, неповторимым, как звон колокольцев под дугой мчащейся тройки?» – взгрустнул Саша, глядя в окно на кишащий человеческий муравейник огромного восточного города. Самая опасная русская болезнь – ностальгия…

– Ты – русский, Саша, а ваш главный козырь и слабое место – это терпение. Так что терпи и жди моей весточки или меня, – сказал Штромберг, сажая его в пыльном пешаварском аэропорту на чартерный рейс в Гонконг. – Здесь деньги и документы. – Михаил протянул ему конверт. – В Пакистане нам ловить нечего – люди Ахмад Шаха везде. Неверный шаг и… – Он большим пальцем, как ножом, провел по горлу…

Месяц с лишним прошел уже с тех пор. Деньги таяли, вместе с ними таяли надежды на лучший выход из ситуации. Заканчивалось и терпение, на которое уповал Штромберг. Разные мысли лезли Орлову в голову, непрошено и настойчиво: «А может, Мишка на другом каком задании, в самом далеком уголке планеты? Может, ранен или вообще убит? А я сижу и жду его в этом китайском отеле. А чего жду? И дождусь ли? Работка-то у него рисковая. Может, найти советское консульство или представительство, хоть Рыбфлота, хоть Аэрофлота, да и рассказать все как есть?.. Ну да, так тебе и поверят. Агент МОССАДа вытащил тебя от дýхов. Тут здорово воняет предательством – ведь все ребята полегли, один я остался. Ну и хрен с ним! Поверят – не поверят. Дальше Кушки не пошлют, меньше взвода не дадут…»

* * *

Он выделялся среди всех кораблей в порту. Выделялся не размерами и не особенной формой надстроек. Гордо и независимо краснел огромный серп с молотом на трубе сухогруза. «Ленинская гвардия» как бы показывала всем рядом стоящим, что она – судно супердержавы, имя которой – Советский Союз.

Пристально глядел Орлов на знакомую с детства эмблему. Только высокий трап отделял его от Родины, от русских людей. В висках гулко стучало. Он чувствовал, как капли пота катились по спине. «Перед первым прыжком так не волновался, – усмехнулся Орлов своей несмелости. – Да, трудно перешагнуть невидимую границу таких разных миров». Сухогруз казался безлюдным, лишь стаи чаек, крича что-то на птичьем языке, кружились над ним.

И тут увидел, как вниз по трапу спускаются моряки. С веселыми загорелыми лицами, уверенные в себе, с большими капроновыми сумками, парни шагали в глубь порта. «Наверное, пошли в дешевые китайские магазинчики», – догадался Орлов и двинулся вслед за ними, жадно ловя обрывки фраз на родном языке, скрепленные ядреным матерком.

Но он не угадал. Моряки прошли мимо китайских лавчонок и направились к сверкающему витринами огромному супермаркету. Волны прохладного воздуха от кондиционеров приятно освежили тело, когда Орлов вслед за моряками вошел внутрь магазина, отделанного в европейских стандартах.

Было многолюдно. Десятки раскосых азиатов тащили огромные пакеты с одеждой, коробки с кухонными машинами и аппаратурой, телевизоры и магнитофоны. Дешевая сезонная распродажа привлекла в супермаркет сотни людей. Из развешанных повсюду динамиков раздавалась традиционная китайская музыка, изредка прерываемая объявлениями на китайском и английском языках, чтобы потенциальные покупатели не заблудились в лабиринтах огромного здания.

Вдруг через динамики раздалось на ломаном русском:

– Мы рады видеть у нас моряков из Советского Союза. Зал японской аудиотехники находится на третьем этаже, секция номер восемнадцать. Песня для русских моряков!..

Саня поразился: «Вот это сервис!» А из динамиков с первых звуков узнавался хриплый голос Высоцкого:

 
Лошадей 20 тысяч машиной зажаты,
И хрипят табуны, стервенея внизу.
На глазах от натуги худеют канаты,
Из себя на причал выжимая слезу…
 

Моряки заулыбались и потянулись наверх, смотреть аппаратуру. От обилия магнитофонов, магнитол, телевизоров, которыми была забита секция, рябило в глазах. Услужливые продавцы-китайцы постоянно улыбались, заученно повторяя «хао-хао!» – «хорошо-хорошо!». Моряки не могли понять, чем отличаются выставленные в несколько рядов магнитолы кроме цены. Они рассматривали аудиоаппаратуру, советуясь между собой.

Несколько человек европейского типа обвешанные фотокиноаппаратурой обступили русских моряков и начали их фотографировать, освещая вспышками. Среди репортеров выделялся высокий блондин. На животе у него висел объемистый диктофон, а сам он что-то бубнил по-английски в микрофон. Рядом его помощник снимал видеокамерой. Вокруг собралась толпа зевак. Орлов с нетерпением ждал, когда же наконец закончится эта канитель с корреспондентами. Он не решался подойти к соотечественникам на виду у всей толпы.

Покончив с покупками, довольные моряки направились вниз, держа в руках коробки с магнитофонами. Журналисты не отставали от них ни на шаг. Но на выходе из супермаркета моряков ждал неприятный сюрприз. Группа людей самых разных возрастов, от юнцов до стариков, среди которых было и несколько женщин, окружила их, держа в руках транспаранты, на которых по-русски, по-английски и по-китайски было написано:

«Русские – вон из Афганистана!»

«Свободу Афганистану!»

«Советская армия – убийца афганских детей!»

Рядом с этой мини-демонстрацией стояли невозмутимые гонконгские полицейские, ожидая, что будет.

Как по команде демонстранты загалдели, зашумели, крича и размахивая плакатами перед советскими моряками, не давая тем пройти. Фотовспышки заработали чаще. Толпа зевак стремительно увеличилась, окружая группу галдящих демонстрантов-провокаторов, в центре которой растерянно стояли русские моряки, не зная, что делать. Здоровый рыжий детина, истерично выкрикивая что-то по-английски, схватил за грудки одного из моряков. Крики демонстрантов перешли на нечеловеческий визг. Держа плакаты наперевес, антисоветчики еще теснее сжали кольцо вокруг русских. Полицейские, поигрывая резиновыми дубинками, расходились по периметру толпы. «Неспроста это, – подумал Орлов. – Специально, суки, здесь ребят ждали».

– Полундра! – крикнул наконец кто-то из моряков. – На прорыв, давай!

Завязалась драка. Но численный перевес демонстрантов не давал русским ни малейшего шанса вырваться из кольца окружения. Захрустела под ногами фотоаппаратура. Рев толпы не мог перекрыть яростный русский мат.

«Хана парням, забьют», – подумал Саня и принял решение. Круша экономно, короткими ударами в лица и солнечные сплетения всех подряд попадавшихся ему навстречу, он проложил коридор из упавших тел. В долю секунды Орлов превратился в берсерка, тело вспомнило секреты русского стиля. Берсерк сминает врага своим напором, во время драки он вводит себя в особое состояние и становится неуязвим для противника. Движения его порывисты и легки, он не чувствует боли, а дикая сила позволяет ему в одиночку расшвыривать десятерых. Ярость бойца высветляет его благородство, чистоту помыслов, свободолюбие и все лучшие качества, присущие русскому человеку.

Трое полицейских как по команде, размахивая дубинками, бросились на Александра. Молниеносным круговым ударом ноги он сбил их на асфальт, а последнему на излете удара перебил кисть руки, держащую дубинку. Злобно сощуря и без того узкие глаза, полицейский начал вытаскивать из открытой кобуры револьвер. Краешком глаза в одно мгновение заметил Орлов это движение. Резкий удар ребром ладони – и перебита левая рука с револьвером. Китаец завопил диким голосом. Но берсерка уже невозможно было остановить. В следующую секунду, работая как автомат, не раздумывая, Орлов добил его ударом пятки ладони в расплюснутый нос.

Предсмертные судороги полицейского привели в ступор дерущуюся толпу. Но уже в следующую секунду вся свора полицейских бросилась к Орлову, прокладывая себе путь дубинками и рукоятками револьверов. Им уже было все равно, кто перед ними: демонстранты, моряки или просто зеваки. Разбивая в кровь лица, сбивая с ног ударами дубинок, они рвались к русскому берсерку. Через несколько секунд Орлов оказался в их кольце.

Как молния двигался Александр на маленьком пятачке, яростно нанося удары на наседавших со всех сторон противников. Но силы были неравны. Толпа зевак с нескрываемым интересом в глазах следила за боем безоружного одиночки с группой полицейских. Казалось, что штормовые волны разбиваются о мощный каменный утес. Но вот крики стихли. Толпа замерла, видя, что, несмотря на яростное сопротивление бойца, его вот-вот сомнут и раздавят разъяренные служители порядка, жаждущие мести. Сквозь разорванную в клочья рубашку у Орлова сочилась кровь.

Взрыв. Сильный взрыв в рядах атакующих полицейских. Секунда, две – и плотный дым ядовитых газов в радиусе тридцати метров накрыл и дерущихся, и зевак. Слезы и сопли текли по их лицам. Все отчаянно кашляли. Полицейским стало не до Орлова. Они пытались покинуть место дымовой завесы. Натыкаясь друг на друга в плотном дыму, люди падали, вставали и опять падали.

Навстречу рвущимся из дыма людям влетели двое в черной рабочей одежде докеров с повязками из белой ткани, закрывающими лицо до глаз. Они отчаянно распихивали кашляющих и задыхающихся людей, добираясь до Орлова. Саня плохо соображал, когда, схватив под плечи, эти «докеры» поволокли его из дыма. В рассеянную газом толпу ворвался мощный джип «тойота». С визгом заскрипели тормоза. Из открытой двери выскочили еще двое «докеров» и, помогая первым двум, забросили полуживого Александра в джип. Взревел мотор, и машина сорвалась с места, унося с собой и Орлова, и четверку «докеров».