Текст книги "Молчание бога"

Автор книги: Александр Золотько

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– И девок! – потребовал молодой голос.

– И девок, – согласился Ловчий, – без их согласия. Последнее замечание вызвало спор. Молодой голос время от времени выкрикивал, что девки дуры, пойдут с кем угодно, голос постарше рассудительно говорил, что дело их такое. А если какая с кем из рыцарей договорится, то на приданое чего-ничего соберет. Молодой голос стих.

– А Милую нашу? – спросил голос старшего.

– Кого? – не сразу понял Ловчий.

– Ведьму, – пояснил голос.

– Она у вас старая? – спросил Ловчий.

– Как сказать.

– Ладно. Слово даю – не тронем. Может, даже и присоветуем чего.

Мужики снова посовещались, на этот раз совсем тихо.

– Ладно, – сказали из-за засеки, – проходи. Отряд ночевал в деревне.

Ловчий отдал свои сапоги и плащ охотникам, приказал, сволочам трусливым, почистить и вымыть. И лошадь почистить. И посты выставить возле овина, где разместились на постой, и на засеке, чтобы храмовник не передумал.

Речки были деревней зажиточной, на проезжем месте, с небольшим рынком и площадкой для ярмарки. Дома были все как один деревянные, добротные. Берега у речек, протекающих с двух сторон деревни, были крутыми, и кроме тех засек, которые видел Ловчий, еще были три такие на противоположной стороне.

Ловчего пригласили переночевать в доме старосты. Историю, случившуюся возле засеки, видимо, быстро пересказали всем обитателям деревни. Все особы женского пола искоса с интересом поглядывали на приезжих, а парни держались подальше, всем видом демонстрируя свою независимость и неодобрение.

Староста всех своих домашних отправил куда-то подальше, оставив только старуху, которая и готовила ужин. Сам староста, крепкий еще мужик лет пятидесяти, стоял возле двери, то ли выказывая почтение, то ли готовясь сбежать, ежели что.

И все как будто прислушивался к происходящему за дверью.

– Не бойся, мужик, – сказал Ловчий. – Все будет путем. Скажешь, что мы вашу ведьму забрали. А сами ее до 1ледующей осени в лесу спрячете. А потом...

Старуха внесла большую миску с похлебкой, поставила перед Ловчим. Ушла в соседнюю комнату, в которой была печь, и принесла доску с нарезанным копченым мясом. Оленина, узнал Ловчий. Веселая деревня. Мясо жрут не по чину. Как же это им все с рук сходит?

– Так это, – спохватился Ловчий. – Ведьма у вас молодая?

Староста продолжал прислушиваться к чему-то за дверью и не сразу понял, что у него спрашивает гость.

– Что?

– Молодая, спрашиваю, или старая? Если молодая, то к осени кто-то из ваших парней на ней вроде как женит-».я. Вроде привез в село жену издалека. Если старая – приблудилась нищенка, пожалели. У вас церковь есть?

– Что?

Можно было подумать, что староста удумал какую-то пакость и теперь напряженно вслушивается, не началось ли избиение пришельцев. Хотя это было невозможно. Ловчий прекрасно видел, разговаривая с ним, что староста не врет. Никто не мог обмануть Ловчего. Никто из людей, поправил себя Ловчий. Староста озабочен чем-то своим, не опасным для Охотников.

Дверь с улицы распахнулась. Староста шарахнулся в угол, из последних сил стараясь не растерять остатки самообладания.

На пороге стояла ведьма.

Какая, к черту... подумал Ловчий. Ведьма? Старое» давно забытое ощущение. В воздухе словно вспыхивали серебристые искорки. Два светильника, скудно освещавшие комнату, вспыхнули ярче, когда женщина вошла в дом.

Ловчий сидел неподвижно.

Старуха вынырнула из другой комнаты, набрасывая на голову платок, пробормотала что-то о постели и вышла из дома, осторожно обойдя гостью. Следом за ней вышел староста. Хлопнула дверь.

– Здравствуй, – сказала гостья.

– Здравствуй, Птица, – сказал Ловчий. – Здравствуй, моя хорошая. Ведьма, говоришь?

– А что, «богиня» звучала бы лучше? Смешнее? – Птица подошла к столу.

Она была такой же молодой и красивой, как тогда, сотни и сотни лет назад, когда они встретились впервые. Странная была встреча. И повод был странный.

Они с Хозяином тогда вернулись из... Так, приказал себе Ловчий, откуда мы тогда вернулись, лучше не вспоминать. Так опоздать! Потерять такой шанс. И ведь всего-то на три месяца. Но этого хватило, чтобы все перевернулось, чтобы вопрос остался без ответа... Нет, чтобы вопрос остался без ответа. Самый важный и самый страшный. Ответ был рядом. Было похоже, что они его нашли, но – только похоже. Через три столетия из-за этого опоздания пришлось заключить Договор, а еще через семь веков началась эта резня... Из-за того, что они тогда глупо опоздали.

Они вернулись к себе злыми и разочарованными. Усталость, накопившаяся за тысячелетия, навалилась в одночасье, и тогда они впервые поссорились.

– Тупой, высокомерный, зажравшийся, – сказал один из них.

– Грязный, завистливый, неблагодарный, – сказал другой.

И вот тогда Ловчему вдруг явилась Дева. Старая, добрая языческая богиня, имя которой в тот момент было как упрек. Как напоминание об ошибке.

– Всё плохо? – спросила Дева, рассматривая тогдашнее его жилище.

Она провела в воздухе рукой, и на стенах пещеры вдруг появились цветы, а воздух под сводом сгустился, собрался в перламутровую каплю, похожую на жемчужину. Жемчужина засветилась ровным серебристым светом.

– Так немного лучше, – улыбнулась Дева.

– Всё? – спросил Ловчий. – Там еще есть объедки под столом. Приберись и сама сваливай отсюда.

– Действительно, – согласилась Дева. – Грязно здесь у тебя.

И словно молния проскочила над каменным полом, тонкая, разветвленная, похожая на паутинку. Запахло свежестью.

– Теперь – чисто.

– Спасибо. Приходи еще лет через пятьсот, – Ловчему действительно очень хотелось, чтобы богиня ушла.

Сгинула, растворилась.

Дева присела на край камня, служившего скамьей, оправила одежду.

– Ты сердишься... – сказала она.

– Да, я не прав! – выкрикнул Ловчий. – Кругом не прав. Я его прозевал! Столько лет искал, столько лет надеялся... Понимаешь? Вот оно, рядом. Просто успеть, пока он был еще жив. Пока его не приколотили ржавыми гвоздями. Пока он не умер. Или пока не исчезло его тело. А теперь что? Что? Снова и снова спрашивать себя, а был ли он? И если был, то кто? Кем он был? Я разговаривал с его матерью. Я разговаривал с его друзьями. Даже друзьями детства. С его врагами. Я прижал этого римского чиновника так, что он рыдал и извинялся, извинялся и рыдал. И клялся, что никогда больше не станет мыть рук. И вообще мыться.

– И это не смешно! – закричал Ловчий, увидев, как улыбнулась Дева. – Да, мать все подтвердила. Да, я видел воскрешенных и излеченных. Но ведь это может сделать и Громовержец, и Охотница, и Самка, – любой из вас.

– Даже я, – снова улыбнулась Дева.

– Даже Мастер, который предпочитает все делать, не используя Силу, своими руками. Я был на берегу озера и видел остаток дорожки, по которой он шел по воде. Ты знаешь, сколько Силы нужно было потратить, чтобы след остался на воде так долго? А откуда он ее мог брать? Это на вас работают сотни аватар и тысячи жрецов, это вам поклоняются сотни и сотни тысяч людей, жертвуя вам силу. Но ему-то никто ничего не жертвовал. Чуть больше десятка спутников и несколько сотен слушателей, которые даже не попытались его тогда спасти. Даже тот римлянин попытался. А они... – Ловчий постучал себя кулаком по лбу. – Просто сообразить, понять, успеть повидаться с ним, заглянуть в глаза. И получить ответ. А так... Снова остались люди, накапливающие Силу и не понимающие этого, жрецы, убеждающие людей эту Силу отдать богам, и ипостаси, они же аватары, за процент от прошедшей через них Силы, изображающие перед людьми богов. И еще два идиота, один – бог без Силы, а второй – человек без смерти, которые продолжают метаться между людьми и богами, и уговаривать – уговаривать – уговаривать богов не сволочиться, а продолжать поддерживать в людях веру в одного Бога, доброго, обещающего спасение. Чтобы не погибло все это. Двое идиотов, которые так хотят, чтобы люди поверили в единого справедливого Бога, что даже придумали единого дьявола. Чтобы люди, оттолкнувшись от него, шли к Богу... И вот, когда на самом деле...

– Так, – решительно сказала Дева. – Мне надоел этот скулеж. Я не за тем пришла, чтобы слушать твои жалобы. Я хотела тебя познакомить с очень необычной девушкой.

– Сводней подрабатываешь? – спросил Ловчий, потому что злости в тот день у него было больше, чем ума.

– Боюсь, что ты недостаточно хорош для нее, – Дева легким движением руки поправила свою прическу, коснулась пальцем еле заметной морщинки у глаза. – Она хотела увидеть тех, кто смог найти решение. Но твоего приятеля...

– Козла.

– Твоего приятеля сейчас поблизости нет, и остался только ты. И Птица...

– Странное имя для богини.

– Она не совсем богиня, – улыбнулась Дева. – Я не понимаю, кто она. У нее есть Сила. Но Сила эта... Она не может распоряжаться Силой по собственному усмотрению. Или не хочет. Она может заряжать этой Силой все вокруг себя... И знаешь, что самое странное?

– У тебя все странное, – буркнул все еще не способный успокоиться Ловчий.

– У нее – добрая Сила.

– Чушь, – мотнул головой Ловчий. – Сила – она Сила. Она не добрая и не злая. Она...

– Я тоже так думала раньше, – сказала Дева. – Пока не познакомилась с ней. Она не живет на Островах. Она живет среди людей. И я не знаю, сколько времени она среди них живет. Мы ее не видели. Мы о ней даже не догадывались. Слишком много богов, слишком много аватар, слишком много Силы, тратящейся на что попало. А потом она сама пришла ко мне. И я... Она хочет тебя увидеть.

– Хорошо, – сказал Ловчий.

– Здравствуй, я Птица, – сказала Птица.

Целых триста лет Ловчему казалось, что он может любить. Целых триста лет.

– Ты совершенно не изменилась, – сказал Ловчий.

– А ты изменился, – Птица взяла светильник со стола и поднесла его к лицу Ловчего.

Он зажмурился, когда ее пальцы коснулись его лица. Теплое, знакомое прикосновение.

– Для бессмертного ты выглядишь слишком усталым, – сказала Птица. – Ты выглядишь смертельно усталым человеком.

Он погладил ее руку. Птица позволила.

– Когда мы расставались, ты выглядел очень уверенным и сильным. Ты, кажется, тогда уже все придумал? Ты придумал замечательный выход. Ловкий ход. Ты решил выманить отгадку. Вы решили ее выманить. Ты и твой друг.

– Да, – невесело засмеялся Ловчий. – Это была великолепная идея. Гигантская. Нечеловеческая. Очистить эти земли от богов и следов их Силы. Оставить этот мир людям и проверять каждый – каждый – случай чуда. Если Бог есть... Если не мы его придумали, а он был на самом деле... Не мы, собравшись вместе, изображали его деяния, чтобы люди перестали приносить кровавые жертвы, способные взорвать все мироздание, а он. Тот, кто создал этот мир. Кто создал нас. Кто сделал нас орудием своей воли. Когда к нам пришла эта мысль, мы честно пытались искать, но постоянно натыкались на дела наших богов. Аватар, ипостасей. Даже происки дьявола мы не могли выловить из всей этой мешанины из Силы, корысти, зависти и глупости. Мы не успевали, как не успели тогда.

– Бедный, – сказала тихо Птица, и Ловчий почувствовал, что она действительно его жалеет.

У Ловчего запершило в горле.

– Какая ловушка! Какая восхитительная ловушка! Вначале мы стали изображать Бога, который один, который справедлив и всем воздает по заслугам. Это был суровый Бог. Суровый, но справедливый. Потом пришлось придумать дьявола, который очень хорошо оттенял придуманного нами Бога. Чтобы в Бога поверили и те, кто его любят, и те, кто не любит дьявола. Великолепный ход, только нам пришлось изображать еще и дьявола. Бога и дьявола, как ярмарочному жонглеру, нацепившему на каждую руку по кукле.

Ловчий вскинул над головой руки, заверещал кукольным голосом:

– А вот, гадкий рогатый, вонючий, я тебя нашел! Закончилось мое терпение, хватит у меня души тырить! – А не тырю я ничего, они сами мне отдают. – А вот я тебя посохом – а я тебя рогами – рога коротки – выходи биться-сражаться, до полной победы.

Правая рука Ловчего, изображавшая, по-видимому, йога, стала колотить левую. Левая рука пыталась уверну м ел, но потом получила два-три сильных шлепка и Рухнула на стол, отбросив в сторону ложку.

– А потом вдруг пришла мысль, – тихо-тихо сказал Ловчий. – Страшная в своей простоте. Мы не создавали этот мир. Кто его создал? А если мы придумали того, кто был на самом деле? И тот, настоящий Бог, СМИ грел на наши ухищрения и... Я даже не знаю – смеялся он или хмурился. И если есть настоящий Бог, может быть, есть и настоящий дьявол? Которому мы невольно помогали? Мы – раскаявшийся бог и зарвавшийся человек. Остальные боги выслушали нас. Остальные боги нам поверили. Не сразу, но поверили, был заключен Договор. И здесь остались только мы вдвоем. Мы так думали. Мы заключили договор. Каждое чудо, совершившееся в этом мире... Один из нас отправлялся туда и смотрел, проверял, тыкал пальцами, в надежде найти Бога, а находил... И каждое выступление дьявола мы также проверяли. Нечисть всякую. Даже придумали вот эти Охотничьи отряды. Так уж получилось, что мне досталась нечисть, след дьявола. Мы думали, что это увеличивает наши шансы. Найти дьявола – это все равно, что найти Бога. Как по тени отыскать свет.

Ловчий заметил, что его правая рука скользит по крышке стола, стряхивая несуществующие крошки. Сжал пальцы в кулак.

– Восемь веков разочарования. Восемьсот лет одиночества. И с каждым годом, с каждым новым разочарованием – мысль. А если нет Его? Если все напрасно? Если мы не просто придумали Бога, а мы придумали обман, который уже стоил миллионов жизней и который будет стоить еще миллионов и миллионов? И мы видим, во что превратился этот мир. Нашими стараниями, в том числе. Мы...

Он замолчал. Трудно говорить, когда твоих губ коснутся другие губы. Да и незачем. Все уходит. Все исчезает. Все вспыхивает и гаснет. Только ты. Только она. Только вы вместе...

– Уезжайте пораньше, – сказала Птица перед самым рассветом.

– Да, – просто ответил он. – А как же ты? -Я?

Он почувствовал, что она смеется, спрятав лицо у него на груди.

– Что такое? – спросил он.

– Будто и не прошла эта прорва лет, – сказала Птица. – Всё как и раньше. Ты так занят судьбами мира, что у тебя нет времени спросить, что я делала все это время.

– Я...

– Ничего интересного, – сказала Птица. – Совершенно ничего. Болячки, сглазы, переломы и вывихи. Еще попытки меня убить или сжечь.

– Мужчины... – сказал Ловчий и тут же пожалел об этом.

Но Птица не обиделась.

– Ты хочешь услышать, сколько у меня было мужчин за тысячу лет? – спросила она.

– Прости, – сказал Ловчий.

– Глупый, – ответила Птица. – Это ведь тысяча лет. Птица встала с постели, зашуршал набитый сеном матрац.

– Птица, прости! – потянулся за ней Ловчий. – Прости...

– Глупости, – сказала Птица. – Глупости. Мне действительно нужно уходить. И вам нужно уходить. Со мной все будет хорошо. Так уже неоднократно бывало.

Птица оделась. Ловчий, вскочив, тоже стал торопливо одеваться.

– Не спеши. Я уйду одна.

– Поехали вместе, – предложил Ловчий.

Это действительно отличная идея, подумал он. Забрать ее и отвезти в замок к Хозяину. Там она будет в безопасности, пока все это перемелется, когда мир снова обретет ясность и логику.

– Поехали!

– Ты сказал, что мир снова находится на грани катастрофы... – Птица провела ладонью по щеке Ловчего.

– Я...

– Не так, конечно, но ты это имел в виду.

– Наверное.

– Мне трудно об этом судить, – Птица притянула к себе Ловчего и теперь шептала ему на ухо. – Я лечила многих людей. Очень многих. И знаю, что, когда человеку становится тяжелее всего, он либо умирает, либо начинает выздоравливать. И если ты, лекарь, сделал все, что от тебя зависит, то тебе просто остается ждать. Возможно, вы ошиблись, убрав отсюда богов. А, может, дали людям шанс, которым они воспользовались, как смогли. Хорошо ли, плохо ли. Когда женщина, рожая, кричит, исходя влагой и кровью, кажется, что страшнее ничего нет. И ей кажется, и окружающим кажется... А это всего лишь рождается новый человек. Что бы ты ни делал, важно не то, что ты делаешь, а для чего ты делаешь. Если нет Бога, того Бога, что вы придумали... И ты это поймешь... ты это понимаешь... Он что, от этого становится меньше нужен?

– Подожди, – прошептала Птица, крепче прижимая к себе Ловчего. – Это ерунда. Это бред, то что я тебе говорю. И это правда. Я не знаю, есть ли Бог. Кто я, чтобы это знать? Я не знаю, есть ли солнце, потому что вижу только раскаленный диск и чувствую тепло, исходящее от него. А что это? Слепые не видят солнца, но ощущают его жар. Солнце от этого исчезает? Каждый день. Каждый день мир умирает, и каждый день мир возрождается. Как ты до сих пор не понял – валена не цель. Важен путь к ней. Важно то, что ты хотел сделать, о чем мечтал... Я снова не то говорю...

Конечно-конечно-конечно, важна цель... И путь... и... Не знаю. Я знаю, что люди сейчас, не отдавая никому Силу, мечутся, не понимая, что с ними происходит. Ты охотишься на оборотней и упырей... Ты ведь знаешь, что люди часто превращаются в этих чудовищ не потому, что продали душу дьяволу...

– Я пока еще не нашел ни одного такого, – сказал Ловчий. – Никто не смог вывести меня на дьявола. Но души... Ни у кого из этих...

– Из этих несчастных, – сказала Птица.

– Из этих чудовищ, – мотнул головой Ловчий. – Чудовищ. Ни у кого из них не было души.

– А у меня... У меня есть душа?

– Есть, – Ловчему захотелось плакать, такой ненужный и глупый получался разговор. – У тебя есть душа.

– Но меня называют ведьмой. И я тебе открою тайну – я не одна такая. Мне удалось найти и других. Я не участвовала в Договоре и не давала Клятву. Я просто оставалась с людьми. Нас не очень много, но больше, чем богов. Мы живем с людьми вместе, и при этом у нас нет необходимости и желания управлять ими. Или их подстегивать. Не знаю, может быть, я не права, но мир меняется. Меняется настолько, что скоро мы перестанем его узнавать. Его меняешь ты, твой друг, я, люди, даже боги, ушедшие отсюда, его тоже меняют. Капля воды, ударяясь о землю, меняет все мироздание.

В дверь дома кто-то сильно постучал.

– Это за мной. Я еще с вечера попросила, чтобы меня отвезли... Я не знала тогда, что это ты. Если бы знала – уехала бы еще вчера.

В дверь продолжали стучать.

– Я слышу, – крикнула Птица. – Я уже иду. Стук прекратился.

– Вот и все, – улыбнулась Птица. – Поговорили.

– Извини.

– Глупости. Я не сказала самого главного, – Птица вздохнула чуть слышно. – Боги могут умирать.

– Что?

– Боги могут умирать, – повторила Птица. – Бессмертные могут умирать.

– Это невозможно, – Ловчий посмотрел на свои руки. Давно он не видел, чтобы пальцы на них дрожали.

– Боги могут умирать. И бессмертные могут умирать. Я не знаю, как.

В дверь снова принялись колотить.

– Подождите, – крикнула Птица и посмотрела растерянно на Ловчего, словно не в силах выбрать – остаться или уйти. – Когда уходили боги, тут осталось множество аватар, или, если хочешь, ипостасей. Остались бессмертные, которым бессмертие даровали боги. Остались награжденные вечной молодостью. Я видела... И не могла им помочь. Многие из них уходили туда, на восток. На север. Некоторые оставались здесь. Прятались. Или наоборот – пытались сражаться. И с каждым годом их становилось все меньше. Тех, кто был бессмертным. Я была на севере и видела, что происходило там, как те, кто пытался стать богами, бились друг с другом, как умирали. Умирали!

Птица шагнула к двери. Остановилась. Снова шагнула. Оглянулась.

– Иногда... Иногда я говорю правду о том, что должно случиться. Я не могу знать, когда скажу пророчество, но когда оно звучит, я знаю, что это правда. Что это будет. И... Ты не помнишь, когда я уходила. Тогда... Давно... Я сказала... Ты еще смеялся. Это было действительно похоже на шутку, а я тогда еще не могла отличить просто слова от правды. Помнишь?

Ловчий покачал головой.

– Вспомни, – сказала Птица. – И прости меня.

Она вышла так быстро, что Ловчий не успел ее задержать. Остался стоять перед захлопнувшейся дверью. Закрыл глаза. Зажмурился изо всех сил. Остановить. Броситься следом, упасть перед ней и просить... Чего? Чтобы простила? За что? Что он может ей предложить? Он, называющий упырей чудовищами, и она, именующая их несчастными. Он, закованный в свое бессмертие, и она, знающая, что и бессмертные умирают.

Она была на севере. Он тоже был, пытаясь разобраться, что же там произошло. Он видел взорванные скалы и глыбы льда, покрывающие равнины. Он видел кровь. Он видел руины того, что строилось навечно. И он не видел никого. Пустота. Ушли, подумал тогда. Погибли, сказала она. И ему никогда не понять, кто из них прав. Или правы они оба?

Он оделся в выстиранное, принесенное, видимо, вчера вечером, вышел из дома, поднял окриком свой отряд. И, даже не позавтракав, они тронулись в путь.

Накрапывал дождь. Охотники молчали, чувствуя настроение командира. Он ехал с закрытыми глазами, сгорбившись, будто под непосильной ношей.

Что она тогда, уходя, сказала? Что могло показаться тогда ему смешным? Что-то смешное, сказанное ею на прощание. На тысячу лет. Он не помнил. Он совершенно не помнил. Произошла пустячная размолвка, он что-то сказал, она ответила, он вспылил... Попыталась вмешаться Дева, Хозяин полез со своими советами... даже Самка, кажется, что-то бормотала на тему любви. Самка! О верности и любви! Он засмеялся ей в глаза. Назвал шлюхой, но Самка не обиделась, а продолжала уговаривать. Мастер стоял у нее за спиной и молчал.

Ловчий что-то сказал Птице на прощание. И что-то сказала она. Что-то, отчего он захохотал. Что...

Ловчий вздрогнул и оглянулся. Она сказала... Глупости. Даже сейчас захотелось засмеяться. Этого не может быть, потому что... Или все-таки... Он не ошибся? Сегодняшний разговор мог заставить вспомнить и не такой бред. Или она и вправду...

Ловчий снова оглянулся через плечо, туда, где осталась деревня с названием Речки. Просто – Речки. И в которой жила ведьма, которую звали Птица. И которая на самом деле была богиней. Самой необычной богиней, которую он знал.

Она знает, когда произносит пророчество. И те слова, сказанные на прощание, теперь стали пророчеством. И все то, что она ему говорила этой ночью, было лишь попыткой обмануть саму себя. Она боялась сказать ему о пророчестве. И сказала, на прощание.

Ловчий пришпорил коня.

Быстрее. Еще быстрее. Он гнал коня, будто встречный ветер мог подхватить темные мысли и унести их назад, в лес, запутать в дубовых ветвях, утопить в болоте. До замка Хозяина осталось совсем чуть-чуть. Самую малость. К вечеру они могут уже въехать по вечно опущенному мосту в замок. И Ловчий сможет поговорить с Хозяином. Пусть он подскажет. Пусть успокоит. Или наоборот.

– Наоборот, – сказал посол. – Совсем даже наоборот. Мы не приказываем, мы не можем вам приказать. Мы просим. Напоминаем о Договоре.

Посол покрутил в руке пергаментный свиток с копией текста Договора.

– Мир стоит на самом краю пропасти, – сказал Хозяин. – А вы предлагаете подтолкнуть его.

– Наоборот, – похоже, это слово стало любимым словом посла. – Наоборот. Мы должны спасти мир. Установить порядок. Вернуть порядок.

– Вы хотите обмануть всех. Обманом вернуть людей к Богу...

– А какая разница, каким путем человек придет к Богу? – отмахнулся посол. – Все равно, каким путем человек придет к храму, по ровной, вымощенной дороге или путаной, заросшей тропой. Важно, чтобы он вошел в храм. Или даже крещение силой... Даже здесь, в этих местах, людей заставляли принять крест, угрожая мечом. И что? Люди верят в Бога. Они...

– А вы попытайтесь спросить, как их зовут, – сказал тихо Хозяин. – Подойдите к любому из них и спросите. Вы думаете, они вам скажут свое имя? Вы услышите Ухореза, Мордоворота, Крысеныша, Бродягу и Сквалыгу. Можете поиграть этими прозвищами, как морскими камешками. Они просто стучат, пересыпаясь, не производя ничего, кроме шума. И потому к священникам здешние люди относятся с подозрением. Священник записывает в книги имена всех. Настоящие имена. И, значит, имеет над всеми власть. Это христианство?

– Это страх, за которым может последовать любовь.

– Это изнасилование, за которым может последовать брак, – возразил Хозяин.

Они стояли на вершине башни, на той самой площадке, на которой барон, прежний хозяин замка, разжигал огонь. В центре площадки все еще было видно черное пятно, дожди и ветер все еще не смыли старую гарь.

Моросил дождь, посол кутался в плащ, набросив капюшон поверх шапки. Руки в шерстяных перчатках, пальцы унизаны кольцами, прямо поверх перчаток. И ведь не врет, когда говорит, что хочет действовать из лучших побуждений. Хозяина он обмануть бы не смог. Не врет. Верит в то, что говорит. Хотя это и не означает, что все, сказанное им, правда. Он – верит. А что задумал тот, кто его послал? Тот, кто присылает инструкции несчастному Хорьку и требует ежемесячных отчетов? Тот, кто с завидным постоянством отзывает отсюда священников и присылает новых, обладающих не тонким умом, но отличной памятью. Просмотрев как-то такой отчет, Хозяин понял, что видит слово в слово записанную свою двухчасовую беседу со священником.

II куда потом исчезают отозванные священники? Почему ни один из них потом не прислал ни строчки, хотя договаривались об этом, хотя каждому из них Хозяин при прощании обещал неплохое вознаграждение.

– Вам легко говорить об этом с высоты своего бессмертия, – сказал посол.

– Вы считаете, что это очень здорово – жить тысячи и тысячи лет? – Хозяин не обернулся, опершись на парапет башни и рассматривая то, что происходило внизу.

– Наверное, – сглотнув слюну, ответил посол.

– И вы бы, наверное, отдали бы многое, чтобы стать бессмертным? – таким же безразличным тоном спросил Хозяин.

– Не знаю... возможно... Нет... Наверное.

Хозяин не смотрел на посла, но чувствовал, как тот волнуется, как меняется выражение его на его лице, как заполоняет это лицо самое страшное из выражений – выражение надежды.

– Дайте руку, – сказал Хозяин.

– Простите?

– Протяните руку, – сказал Хозяин.

Посол подошел к парапету. Положил на камень руку. Камни в перстнях попытались сверкнуть, но лишь влажно заблестели.

– Я хочу сделать вам подарок, – сказал Хозяин. – Небольшой.

Своей левой рукой он прижал правую руку посла к камню. Правой, не торопясь, вытащил кинжал. Медленно поднял его.

– Послушайте, – пробормотал посол, облизнув губы, – что вы...

Кинжал опустился, пробив руку.

Посол взвизгнул, дернулся, но Хозяин держал крепко. Кровь пропитала зеленую перчатку, превращая ее в коричневую. Потекла по парапету. Посол кричал во весь голос. От боли и страха. Со двора послышались голоса охраны.

Хозяин медленно вынул из раны кинжал, медленно положил его на парапет. Капля крови повисла на кончике, качнулась и упала вниз, во двор.

– Что вы наделали! Вы обезумели! Вы... Будьте вы...

Правой рукой Хозяин снял с пояса флягу, специально захваченную сегодня из тайника. Зубами вытащил пробку. Посол теперь просто рыдал, даже не пытаясь высвободить руку. Он еще что-то попытался сказать, но капля из фляги медленно переползла через край горлышка и упала на рану.

Посол замолчал. Рванул со своей руки перчатку, не обращая внимания на разлетающиеся в стороны перстни. Один полетел с башни вниз. Остальные упали на пол.

Зачарованным взглядом смотрел посол на то, как края раны быстро сходятся, смыкаются, срастаются без следа.

Из люка на площадку башни выскочили охранники. Четверо. Оружие было у них в руках.

– Вон отсюда! – закричал, срываясь на визг, посол. – Идиоты. Кто вас сюда звал?

Охранники остановились в нерешительности.

– Вон-вон-вон! – кричал посол, пока удивленные охранники не убрались с площадки, закрыв за собой крышку люка.

– Раны нет, – сказал посол, рассматривая руку. – Нету раны...

– И еще вы приобрели лет десять дополнительной жизни, – Хозяин пробкой заткнул флягу и повесил ее себе на пояс под плащ.

Посол проводил флягу жадным взглядом.

– Вы хотите жить вечно? – спросил Хозяин.

– Да, – не задумываясь, ответил посол.

Как всегда, подумал Хозяин. Вечно жить. И вечно стареть. Старая уловка. Но люди с годами не умнеют. С другой стороны, он и не собирался делать посла бессмертным. Он только мог предложить ему эликсир. Амброзию, пищу богов. Сому. Люди называли ее по-разному.

Солнце, появившись в прорехе между тучами, медленно опускалось за холмы.

– Вы хотите мою душу, – хрипло прошептал посол.

– Странно слышать такое от священника, – ответил Хозяин и внимательно посмотрел в глаза собеседнику.

– Наплевать, – сказал посол. – Что вы от меня хотите? Хозяин молчал. Солнце улеглось в ложбину между холмами, словно тесто стекало по ним.

– Что я должен сделать? – спросил посол. – Что? Говорите!

Из-за холмов, из-под солнца, появилась группа всадников. Снизу, от ворот послышался мальчишечий крик. Идут чужие. Хозяин присмотрелся. Одиннадцать. Похоже, Ловчий.

– Переспите с этой мыслью, – сказал Хозяин. – До завтра. Завтра поговорим. Обо всем.

Хозяин подошел к люку, легко поднял окованную железом дубовую крышку.

Посол стоял возле парапета, зачарованно рассматривая свою руку.

– Кольца свои подберите, – посоветовал Хозяин, спускаясь по ступеням.

Ловчий ждал его в каминном зале. На лице его застыло тревожное выражение.

– Здравствуй, Ловчий, – сказал Хозяин.

– Не умничай, – отмахнулся Ловчий. Прошел по залу, снеся по дороге табурет.

– Зачем же мебель ломать? – Хозяин прошел к своему креслу, поправил подушку, сел.

– Ты Птицу помнишь? – Ловчий сел на табурет, вскочил и снова прошел по залу.

– Птицу?

– Мою Птицу, тогда.

– А... – Хозяин кивнул. – Ты из-за нее меня назвал тогда, если не ошибаюсь...

– Да какая разница! – отмахнулся Ловчий. – Я пошел ее провожать... К ручью. Вы же тогда меня подслушивали? Подслушивали наш разговор? Ты, Дева, Мастер...

– ...и Самка, – закончил Хозяин. – А ты как думал? До последнего мгновения надеялись, что у тебя хватит мозгов ее остановить.

– Ты помнишь, что она сказала? Помнишь? – Ловчий схватил Хозяина за плечо.

Ткань затрещала.

– Помню, – сказал Хозяин, высвобождая плечо. – Она сказала, что когда ты встретишься с ней в следующий раз...

Ловчий подхватил с пола табурет и швырнул им в стену. Щепа полетела в стороны.

– Это да, – кивнул Хозяин. – Это – по-нашему. Узнаю старого друга. Дубовый табурет – в клочья развалил движением руки. Теперь, когда табурет почил, можешь спокойно говорить?

– Она сказала, что боги могут умирать. Что бессмертные могут умирать, – Ловчий схватил со стола графин и осушил его одним глотком.

Хозяин перестал улыбаться.

– И она сказала, чтобы я вспомнил те ее последние слова. Я правильно вспомнил? Она тогда сказала, что когда мы встретимся в следующий раз, то...

– Вскоре после того, как вы встретитесь в последний раз. – поправил Хозяин.