Текст книги "Впереди разведка шла"

Автор книги: Александр Каневский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

Мы уже отчетливо слышали гул танковых моторов и решили, не теряя времени, жать к своим.

За умелые действия в разведке, доставку пленных и документов старшего сержанта Алешина представили к награде – ордену Славы II степени, рядового Аверьянова – к Красной Звезде, а меня – к ордену Красного Знамени.

Бригада дальше не пошла, заняла позиции на северной, северо-западной и западной окраинах Илле.

Пришлось окапываться. Комбриг Каневский, как всегда, подтянутый, в начищенных хромачах, с белым воротничком, обходил боевые порядки, подбадривая людей, которые ворочали лопатами неподатливый грунт. И часто повторял:

– Пот экономит кровь. Остановился на день – заройся на год. Десять метров окопа лучше, чем один метр могилы...

...Главный удар был нанесен по батальону майора Бабича. На узком участке при поддержке орудий и минометов его атаковали пятнадцать «тигров» и несколько рот мотопехоты. Воздух трещал и метался упругой, горячей волной. Снаряды, а особенно мины летели с таким противным визгом, будто из небес кто-то выдергивал клещами ржавые гвозди... Столбы разрывов вырастали вокруг окопов, огневых позиций артиллеристов. Стрелки, пулеметчики, бронебойщики, а также истребители танков, вооруженные гранатами и бутылками с горючей жидкостью «КС», получили приказ подпустить противника поближе. Здесь следовало бить наверняка.

Танки – метрах в двухстах. Этот короткий отрезок стал мерой жизни и смерти как для наступающих, так и для обороняющихся.

Комбат подал команду. Как одержимые насморком, чихнули и зачастили «сорокапятки». Из окопов бронебойщиков выплеснулся заметный в надвигающихся сумерках огонь, и тотчас на броне головного танка вспыхнул короткий синий проблеск. Затем застопорил ход второй, покрытый оранжевыми лоскутьями огня... Но остальные «тигры» продолжали упрямо лезть к нашим окопам.

Командир роты старший лейтенант Евсюков схватил ракетницу, поднялся во весь рост.

– Артиллеристы! Бей сюда!..

Красный лохматый шарик по дуге опустился прямо на башню вражеского танка.

– Теперь сюда! – опять послышался из тьмы голос ротного. И опять ракета точно указала расчетам, куда стрелять.

– Отсечь пехоту от танков! – приказал майор Бабич.

Затрещали автоматы, зло заклокотало пламя в пламягасителях «дегтярей», стали лопаться ручные гранаты. Но гитлеровцы и мадьяры шли и шли по телам своих же мертвецов, падали, уступая место следующей цепи...

Несколько «тигров» все же достигли наших траншей. Бронированными утюгами прошлись по ним, обваливая откосы, оставляя за собой широкие следы разрыхленной земли, в которую были вдавлены пулеметы, противотанковые ружья, пушечные лафеты, ящики от боеприпасов, тела убитых...

Контратака отбита. Но противник не унимается – лезет напролом. За первой контратакой следует вторая, третья... Всего – семь!

Для многих в ту ночь венгерская земля стала могилой. Погиб бесстрашный командир роты старший лейтенант Евсюков Николай Павлович. Посмертно он удостоен звания Героя Советского Союза. Погубив семь вражеских танков, не вышел из боя экипаж самоходки, в которой находился командир 1509-го полка подполковник Лагутин. Он также посмертно удостоен этого высокого звания.

От Илле опять пошла низменная заболоченная местность. Густая сеть каналов, торфяные болота, покрытые толстым слоем песка. Осторожно, как бы на ощупь, двигались наши танки. Их маневренность скована до предела.

Вдоль каналов – хуторки, окруженные холмами, мелколесье. Каждый канал использован как противотанковый ров, каждый хутор представляет собой опорный пункт. Все подступы к ним минированы.

Саперы давно уже забыли об отдыхе – работали сутками. Снимали бесчисленные мины, резали колючую проволоку заграждений, развертывали дороги, стелили гати и наводили переправы. И все это – под адским огнем.

На линии Вечеш – Пештсентьимре – Ракоцилигет противник создал сильный рубеж, насыщенный артиллерией, всевозможными препятствиями. Это были сооружения внешнего обвода обороны Будапешта.

Попытка преодолеть рубеж оказалась безуспешной. Корпусу пришлось сдать свой участок стрелковому корпусу генерала Григоровича и сосредоточиться юго-западнее Цегледа, чтобы во взаимодействии с 19-й румынской пехотной дивизией прорвать оборону противника на фронте Фештье, Цеглед и развивать удар на север.

Как и в предыдущих боях, наша бригада должна была наступать в первом эшелоне.

Майор Козлов вызвал меня на КП бригады, поставил задачу: взять «языка» севернее Валько, где держали оборону разрозненные части 46-й и 13-й пехотной и танковой дивизий, боевая группа мотодивизии СС «Фельдхернхалле». Входили они в состав 6-й немецкой армии (опять «мстители»!), которой командовал генерал артиллерии Фреттер-Пико.

В поисковую группу я взял Петра Алешина, Николая Попова, Семена Ситникова, Николая Багаева, Ивана Бублия, Леонида Рогова, Николая Гуманюка, Александра Друкарева, Бориса Пензина, Александра Шастина, Александра Ракова и радиста Геннадия Дребезгова.

О выполнении задания «на колесах» не было и речи. Местность – самая что ни на есть прескверная, а поиск предстояло вести в лесу ночью.

...Пробирались сквозь чащобу, петляя между деревьями, с которых свисала лохмотьями морщинистая кора – следы от осколков и пуль. Слышался глухой отзвук взрывов. Казалось, на землю сбрасывают много пудовые бревна. Молодые разведчики опасливо переглядывались. Им чудилось, что за каждым кустом сидит, фриц с пулеметом.

Начало чуть проясняться. Лес поредел. Как только мы остановились, раздались автоматные очереди. Присели, стали прислушиваться. Выстрелы прекратились. Потом выяснили, что это было охранение. Поразмыслив, решили его обойти. Какой из охранника «язык», если он сидит на отшибе и ни черта не знает?

А время поджимало – дело шло к рассвету. И тут открылась поляна и на ней – добротное кирпичное здание с многочисленными пристройками.

Поползли, чтобы разглядеть поближе, что же там делается.

– А немцев здесь до пропасти! – толкнул меня Ситников.

– Да, тут поживиться трудно...

Во дворе стояло несколько крытых машин. Подъехал мотоциклист, соскочил с сиденья и, придерживая рукой полевую сумку, побежал по ступенькам к парадной двери. Изредка негромко окликали часовые. Несколько солдат катили по двору бочку к грузовикам...

На фоне костра отчетливо выделялась походная кухня. Повар, помешивая длинным черпаком в котле, отворачивался от дыма.

Тюкал топор – неторопливо, размеренно...

Алешин потянул носом воздух.

– Чувствую, время к завтраку идет. Может, полоним этот пищеблок?

– Смотри, чтобы тебе здесь розовую юшку из носа не пустили,– тут же откликнулся Бублий.

Раздался лай овчарок. Надо уносить ноги. Обошли господский дом и снова углубились в лес.

Разведчики, вытянувшись ленточкой, шли на север, в сторону Бага. Сколько уже километров отмахали, а «языком» и не пахнет!

Вдруг кто-то зацепился, упал, подмяв куст. Поднялся, держа в руке... провод.

– Товарищ лейтенант, смотрите...

Я сразу определил – это линия связи. По ней и пошли вперед, пока снова не оказались на кромке полянки.

– Багаев! Отведи людей назад и спрячьтесь. А ты, Алексей, возьми «ухо» (трофейный аппарат), подключи его к проводу. Может, удастся что-нибудь подслушать.

Переводчик достал булавку, и при свете моего фонарика начал подключаться. Прошло несколько минут напряженного ожидания.

Алексей, прикрыв рукой микрофон, шепнул:

– Болтовня.

– А, ну их!

Финкой перерезал провод, снял с концов изоляцию. Алексей недоуменно на меня посмотрел.

Стал то соединять, то разъединять провод. Пусть гансы побесятся.

Потом срастил концы, обратился к Алексею:

– А теперь начальственным тоном отбрей болтунов, чтобы у них коленки задрожали.

Переводчик понял, что от него требуется, и разразился такой бранью в адрес невидимых абонентов, что мне самому захотелось стать по стойке «смирно»...

Я снова разъединил провода. Теперь оставалось только ждать – ведь должен же кто-то выйти на проверку поврежденной линии! Но с какой стороны? От дома или с тыла?.. На всякий случай приказал Алешину и Ситникову скрутить второго «ремонтника» – немцы ходили устранять повреждения парами. Ну, а первого возьмем, как говорили в Одессе, без шума и пыли, аккуратно. В общем предусмотрели все варианты.

«Гости» что-то запаздывали. Посматривая на часы, наливался злостью: где же ваша дисциплина, хваленая пунктуальность, господа?

И вдруг на поляне замаячили две фигуры. Впереди идущий связист поднимал телефонный шнур, светил фонариком, чтобы не прозевать порыв, постоянно оборачивался к своему напарнику, что-то бубнил.

Наступил момент и нам вступить в игру.

Алексей, держа в руках концы провода, набросился на первого гитлеровца с ефрейторскими нашивками. Мол, начальство требует связь, а они дрыхнут в господском доме. (Там, как мы узнали, находилась какая-то особая комендатура.) Ефрейтор Май невнятно оправдывался, вытирая испарину со лба...

В это время кто-то из разведчиков нечаянным движением привлек внимание второго немца. Тот насторожился, обернулся, положил руки на автомат. Не мешкая, я ударил ефрейтора носком сапога по подколенным сухожилиям и повалил наземь. От боли тот раскрыл рот, и Алексей быстро запихнул в него кляп.

В это время Алешин с Ситниковым обезоружили второго немца.

На всякий случай связь гитлеровцам мы дали, а Алексей четко доложил, что кабель случайно разорван артиллерийским тягачом. При этом с противоположного конца мы узнали довольно важное сообщение – «южнее Бага идут вражеские танки».

В данной ситуации пришлось отступить от железного правила: разведчик никогда не возвращается той дорогой, по которой идет в поиск. Время настолько поджимало, что пришлось поневоле идти к тому месту, где засело немецкое охранение. Путь опасней, но короче.

К счастью, все закончилось благополучно – обошли дозоры, парных патрулей. И только у «нейтралки» набрели на двух полусонных немцев, развалившихся на лапнике у погасшего костра...

Разведчики со всех концов стекались к своим штабам, вели туда свою «добычу».

Встретил я при возвращении и группу лейтенанта Виталия Суханова из 5-й мехбригады. Поздоровались, похвалились «трофеями». Он приволок офицера. Не какую-то окопную инфантерию, а штабиста.

– Засели у шоссе,– рассказывал Виталий,– а машины разные туда-сюда снуют. В основном катят к Будапешту. Потом дорога опустела. Смотрим, бежит бронеавтомобиль. Это уже наш! Но при подходе к засаде немцы что-то учуяли, развернулись и кинулись наутек. Коля Черкасов первой очередью из пулемета проткнул броневику шины. Дал еще несколько очередей – водителя и солдата срезал наповал. А этот субчик в кусты. Мы – за ним. И знаете, ребята, убег бы, рядом лесок, всякие бугры. Но, наверное, страх сковал гауптмана. Стрелял, оглядывался, падал... Затем лег за кочками. Огрызается – не подойдешь. Ситуация... Вижу – гитлеровец не бросает портфель, значит там важные документы. Но как их взять? И тут вспомнил рассказ двух заядлых охотников – старшин Василия Суворова и его друга Николая Маланкина о том, как у них на Алтае берут медведя. Зверь прикрывает сердце лапами, и чтобы заставить его поднять их, охотники обычно бросают вверх шапку. Срабатывает инстинкт, и косолапый делает трагическую для себя ошибку, ловя подброшенный предмет. Решил и я применить такой прием. Бросил левой рукой кусок дерна (в правой был пистолет), фашист резко повернулся и выстрелил на шорох. Этого было достаточно, чтобы успеть, рвануться к нему и заломить руку... Тут и ребята подоспели. В общем капитан оказался ценным «языком». Да и портфель дорого стоит...

За этот поиск старшина Маланкин и его командир были награждены орденом Красной Звезды.

Войну разведчик старший лейтенант Виталий Федорович Суханов закончил Героем Советского Союза.

...После незначительной перегруппировки корпус перешел в наступление. Наша бригада снова в первом эшелоне.

Несмотря на отчаянное сопротивление вражеских 13-й танковой и 46-й пехотной дивизий, напор гвардейцев оказался настолько сильным, что фашистам пришлось отойти к лесному массиву западнее Валько. И все же полностью преодолеть их сопротивление корпус не смог.

Стало очевидно – фронтальные удары к успеху не приведут. Тогда генерал Свиридов решил основными силами обойти противника, переправившись через канал Гальга. Гитлеровцы, оборонявшиеся на его южном берегу, опасаясь окружения, стали пятиться к Багу. Но навстречу им шла уже наша бригада. Разведчики первыми ворвались в Баг.

А обстановка менялась с калейдоскопической быстротой. Командование получило указание: передать занимаемые участки 25-му стрелковому корпусу и в срочном порядке ударить по окруженной хатванской группировке противника.

Вражескую оборону приходилось взламывать по частям. Преодолевая всевозможные препятствия, отражая одну за другой контратаки, сбивая отряды прикрытия – около батальона пехоты с танками, штурмовыми орудиями, легкими противотанковыми пушками,– гвардейцы выполняли трудную часть общего плана командования: измотать, окружить и уничтожить хатванскую группировку.

За шестнадцать дней боев корпус не только разгромил 46-ю пехотную дивизию, но и нанес большой урон 13-й и 23-й танковым дивизиям, дивизии «Фельдхерн-халле», окружил Хатван, вышел к первому оборонительному обводу Будапешта с северо-востока.

Заплатили мы за это красной ценой. Такого потрясения я не испытывал за всю войну – не стало любимца всего корпуса, комбрига полковника Каневского.

Под Хатваном в самый критический момент боя Василий Антонович сел в головную машину и поднял в атаку своих гвардейцев. «Фердинанд», спрятавшись за углом дома, выстрелил в упор по «тридцатьчетверке». Экипажу спастись не удалось...

Потеряли мы и мужественного комбата, много раз раненного и контуженного майора Бабича. Мертвого принесли с задания и командира саперного отделения, Героя Советского Союза старшину Николая Ивановича Полещикова. Похоронен он в городе Николаеве.

...Осень шла на убыль, а зима и носа не казала. Все так же висело над головой серое ватное одеяло туч, плыли космы тумана, сутками хлестал густой, мерзкий дождь, от которого никуда не спрячешься. Холод пронизывал до костей... Единственное, что согревало душу,– это письма от Любы. Доставал из нагрудного кармана треугольники и перечитывал по нескольку раз строчки, написанные круглым девичьим почерком. Представлял, сколько же пришлось лететь этим голубкам, чтобы попасть сюда, на далекую передовую?..

Получаем приказ – сосредоточиться в районе Киш-кунлацхазы. Ребята шутили: дойти до него легче, чем выговорить.

А легко ли! Восемьдесят километров по разбухшим от влаги полям, по размытым проселочным дорогам, по мелколесью, вдоль и поперек изжеванным траками танков и колесами машин лесным чащобам...

Так вышли к Чепелю и оказались на большом песчаном острове.

Городок Рацкеве, у которого саперы навели мост, по-видимому, был когда-то людным, веселым местом. Теперь же по заливу плавали полузатопленные изящные яхты, в маслянистой воде отражались разрушенные ресторанчики, беседки. Красная черепица, сорванная с покатых крыш взрывной волной, хрустела под гусеницами танков, на замусоренном асфальте лоснились лужи. Метался по ветру вылущенный из перин пух...

С острова началась переправа через Дунай.

Если бы реки умели говорить!.. Он, Дунай, был вовсе не голубой, когда по нему плыли трупы людей и лошадей, изуродованные лодки, продырявленные баркасы, обломки досок. Он, Дунай, обязательно рассказал бы об отчаянных парнях, которые на левом, распахнутом настежь берегу, пошли на штурм водной крепости.

Временами появлялись «хейнкели», но особого вреда не наносили – химики постоянно жгли шашки, расположившись на каменной балюстраде причала, и вокруг все тонуло в плотных облаках дыма. Слышался зычный голос коменданта, отчаянно переругивались шоферы. Охрипшие регулировщики с флажками рассасывали пробки. Все спешат, все нетерпеливы, у всех маршрут – на плацдарм.

Танки, машины, орудия, ящики с боеприпасами погрузили на тяжелые паромы, и катера медленно потащили их за собой. Все туда – на плацдарм!

Первым же паромом на правый берег доставили наши бронетранспортеры.

Подъем от уреза воды крутой, скользкий, словно смазанный жиром. Броневики, напрягая все свои «лошадиные» силы, медленно тянулись вверх, но, буксуя, сползали обратно. В дело пошло все, что попадало под руки,– доски, жерди, связанные пучки веток. Пришлось бросать под колеса и шинели, телогрейки, плащ-палатки...

Не успели дух перевести, как от майора Козлова получили задание – произвести разведку в направлении Мартонвашара, куда гитлеровцы, по предварительным данным, стягивали танки, тяжелую артиллерию. Это главное, но не все. Для командования Мартонвашар представлял особый интерес в том смысле, что около него проходила так называемая линия «Маргарита», состоящая из трех оборонительных полос. А начало она брала от самых Альп, перегораживая коридор между двумя озерами – Веленце и Балатон, дальше тянулась к востоку, упираясь в Дунай. Стоило нашим войскам прорвать «Маргариту», и дороги, по которым могли отойти на запад немецко-венгерские войска, находившиеся в Будапеште, оказались бы перерезанными. А из этой западни выбраться можно лишь чудом.

А мы, выбирая выгодные места для наблюдения, гнали броневики от одного укрытия к другому. Карта буквально пестрела пометками.

Самое пристальное внимание обращали на сосредоточение танков, постоянно докладывали по рации об их движении к плацдарму в направлении Рацкерестура, где находились корпусные части.

Возвращаясь уже назад, скрытно подъехали к какому-то вытянувшемуся зданию с широким двором. Оказалось – кирпичный завод.

Во дворе на полном ходу развернулись два мотоцикла, в них немцы в черных клеенчатых плащах. Петр Алешин схватился за пулемет.

– Разрешите, товарищ лейтенант?..

– Не спеши! Дай разобраться, что к чему...

Мотоциклисты дали газ и умчались со двора, скрылись за забором.

– Эх, таких фазанов упустили, – поскреб затылок Алешин.– А то бы только перышки полетели.

Он потянул носом воздух.

– Никак дымом пахнет. Смотрите...

Сбоку, от заводской стены, где прилепился старый склад, несло теплой гарью, огонь подлизывал снизу край крыши.

Теперь уж и я услышал отчаянные крики. Они нарастали.

– Люди там... – сдавленно произнес Иван Бублий.

Забыв о всякой опасности, мы бегом бросились к складу.

Не раздумывая, стали отодвигать засов на мощной, обитой железом двери. Створки под напором множества тел буквально разлетелись в разные стороны. Из черного проема повалили молодые девчата. Их было много – изможденных, грязных, в лагерной полосатой одежде. Немецкая форма сначала загипнотизировала их, но когда разобрались, повисли на шеях, плакали, что-то несвязно рассказывали...

Чем им помочь? Собрали весь свой провиант, отдали бинты, медикаменты.

Эта неожиданная встреча на чужой земле болью обожгла сердце. Сразу вспомнил Любу, ее рассказ о том, как гитлеровцы угнали сестру Лену в Германию, как издевались...

Всего я насмотрелся за войну – смертей, страданий, слез, привык ко всему, как привыкают к жестокой необходимости, когда ничего нельзя изменить или переделать. А тут девчушки, дети еще...

12 декабря 1944 года 46-ю армию генерала И. Т. Шлемина, в том числе и наш гвардейский корпус, передали в распоряжение 3-го Украинского фронта, которым командовал Маршал Советского Союза Ф. И. Толбухин.

Войска готовились к завершению окружения Будапешта и будапештской группировки с запада. Корпусу надлежало завершить разгром 20-й пехотной дивизии, в дальнейшем овладеть районом Етьек, Жамбек, Бич-ке, быть в готовности наступать на Будапешт.

Подготовка к вводу в прорыв велась в строжайшей тайне. Генерал Свиридов часами просиживал на наблюдательных пунктах мотострелковых частей, все танкисты! вызываемые на рекогносцировку, носили только пехотную форму. На направлении главного удара имитировались оборонительные работы: рылись траншеи, огневые позиции для артиллерии, устанавливались проволочные заграждения, минные поля. За несколько дней до атаки у исходного рубежа загудели моторы. Гитлеровцы всполошились. Советские танки?! Нет, танков здесь и в помине не было. Вблизи переднего края, на участке Эрд, озеро Веленце, работали... гусеничные тягачи и тракторы. Они гудели час, два, сутки, вторые сутки... Скоро немцы перестали обращать внимание на этот шум, успокоились. Именно этого и добивался комкор: шум позволил замаскировать ночные переходы частей в выжидательный район.

Коротки декабрьские сумерки: не успел оглянуться – и уже черная, глубокая, как омут, фронтовая ночь. Без фар и огней, под привычное для вражеского уха гудение тягачей и тракторов вышли танки, притаились, замаскировались. Радисты неотлучно находились около своей аппаратуры. Скоро ли начнется?

Наконец, по сигналу «Смерч» началось движение головных бригад.

Вражеская оборона забагровела разрывами. Танки на полном ходу обгоняли пехоту, пошли по лесам, крутым подъемам и спускам, достигли линии «Маргари-та», где уже пробили большие бреши стрелковые корпуса 46-й армии. По левую руку осталось озеро Веленце, по правую – Мартонвашар.

Разведчики, используя разрывы в боевых порядках 20-й пехотной дивизии, углубились в ее оборону и стали оперативно докладывать обстановку.

Особо ценные сведения доставили в штаб корпуса разведчики-мотоциклисты майора Бабанина. Они точно определили: в районе Вереба изготовилась для контратаки 7-я немецкая танковая дивизия. Это дало возможность генералу Свиридову достойно «встретить» врага. Здорово тогда поработала корпусная артиллерия полковника Самохина!

Отбив контратаку, бригады повернули на северо-восток и стали брать в стальные клещи небольшой городок Валь. Одного удара хватило, чтобы деморализовать здесь гитлеровцев и заставить их искать спасения у переправы через канал Ласло. Перебраться на противоположную сторону посчастливилось немногим.

А у моста лихорадочно копошились немецкие автоматчики – готовили мост к взрыву. Но не успели. Разведчики из отделения ефрейтора Алексея Солохова помешали.

Лавируя между густыми разрывами, к переправе устремились танки, мотопехота, орудия. В Вале еще догорали мертвенно-синим огнем «тигры» и «фердинанды», бились в предсмертных судорогах лошади разгромленных обозов, а майор Козлов на моей карте жирным кружком обвел Етьек.

На этот раз на задание нас отправлял новый командир бригады полковник Сафиулин Нуртдин Сафиуллович.

Сведения собрали богатые. Установили, что в районе Етьека расположено около тридцати танков и трех дивизионов артиллерии 6-й танковой армии, а один пехотный батальон спешно переходит к обороне. Комбриг, приняв доклад, решил не ввязываться в бой, а обойти Етьек с запада, сковав гитлеровцев с фронта силами мотострелкового батальона капитана Шмулевича.

Появление гвардейцев в тылу противника было подобно обвалу: гитлеровцы, побросав заправленные танки, пушки, горы ящиков со снарядами, в панике улепетывали на северо-восток...

Не давая передышки противнику, мы уже подходили к станции Херцегхалом.

С усиленным взводом бронетранспортеров я первым подошел к станции. Вначале показалось, что ее обитатели давно смотали удочки, а за ними сбежали и немцы. Но что это? По мере приближения к железнодорожному вокзалу услышали пыхтенье и гудки маневрового паровоза, свистки сцепщиков и стрелочников, лязг буферов. Минуя мерцавший тоскливо глазок семафора, подходил еще один товарняк. По перрону прохаживались офицеры...

Быстро связался с танкистами. В наушниках – знакомый голос Володи Иванова. Он уже носил майорские погоны.

– Я в районе станции. Бери на абордаж!..

Развернули бронетранспортеры – и закрутилась карусель. Неистовой дрожью бились в руках сержанта Алешина и старшего сержанта Роя «дегтяри». Автоматчики Михаил Харитонов, Георгий Радовинчик, Иван Пиманкин, Артемий Фиц, Иван Киман, Петр Щадилов короткими прицельными очередями валили метавшихся между вагонами гитлеровцев. Николай Багаев перед тем, как метнуть очередную чешуйчатую «феньку», как бы пробовал ее на вес, приговаривал: «Ну, господи, благослови!»

Густой веер бронебойно-зажигательных пуль сыпался на стены вокзала, сверлил штукатурку, со звоном колол стекла в высоких окнах.

В общую какофонию звуков мощно влились танковые выстрелы. Снаряды стали рваться у вагонов товарняков, над ними заклубился смолистый дым.

Минут через десять мы уже были на станции. Вокзальные чиновники выползали из помещений – оглохшие, присыпанные известью, не понимающие толком, что же произошло.

У нас ранило лейтенанта Сачкова и рядового Щадилова. А на перроне валялись трупы немцев, распахнутые чемоданы, какие-то ведра, тележки, ящики... Со множества изодранных, полуобгорелых плакатов смотрели одни и те же унылые силуэты.

– Алексей! Что это за хреновина? Облепили все стены... – обратился к нашему переводчику Багаев, мусоля цигарку.

– Там написано: «Тсс! Враг подслушивает!»

Николай выплюнул окурок, перекинул через плечо ремень автомата.

– Пойдем лучше, поглядим, что фриц возит в своих вагонах.

Открыли один, второй. Ящики, мешки, увесистые пакеты... Сорвали крышки, распотрошили финками несколько мешков. Ба, да там же настоящее богатство! Консервы, копчености, всевозможные вина, сигареты...

Вид у моего Багаева был, как у медведя, попавшего на пасеку. Рассматривая пеструю наклейку на бутылке, он даже прикрыл один глаз. Потом толкнул связиста ефрейтора Литвина.

– Радируй, Афанасьевич, в ставку Гитлера: «Новогодние подарки получены по назначению. Премного

благодарен. Разведчик Багаев».

Мосластый Алешин уже сгибался под тяжестью ящика, тащил его к бронетранспортерам. Багаев также подхватил два увесистых мешка, последовал за товарищем...

Так была перерезана дорога Будапешт – Бичке на промежуточной станции Херцегхалом.

А фронт катился все дальше и дальше к западу от Будапешта. Прочная петля с каждым днем затягивала горловину мешка, в котором оказалась вражеская группировка. Наши радиоперехватчики слышали в эфире одну и ту же фразу: «Русские танки движутся на север».

Корпус взял направление на север. И сразу же гитлеровское командование бросило туда все силы. В спешном порядке стягивались недобитые части с прорванной линии «Маргарита», подходили свежие резервы – эсэсовские полки. Противник пошел даже на то, чтобы ослабить заслоны Будапешта с запада. Этим ослаблением и воспользовалось наше командование.

Маневренные группы гитлеровцев, состоящие из десятков тяжелых танков, штурмовых орудий, бронетранспортеров с автоматчиками, стерегли нас у развилок дорог, в узких проходах, в густых зарослях кустарников. Возникла угроза, что темп наступления снизится, и перед корпусом была поставлена новая задача: оставить заслон на северных участках, основным же силам повернуть на восток, к Будапешту.

В те дни ударили довольно крепкие морозы. «Тридцатьчетверки», самоходки, автомобили с мотострелками шли прямо по затвердевшей целине через холмы, овраги и виноградники, минуя дороги, надежно, по мнению гитлеровцев, прикрытые противотанковой артиллерией.

Сигналы, принятые радистами в начале прорыва, превратились в символы этой стремительной операции: ветер породил бурю, а буря – огненный смерч.

Но в районе Пати бригада натолкнулась на упорное сопротивление подразделений 271-й пехотной дивизии с танками. Фланговым ударом с севера мы опрокинули гитлеровцев, при этом уничтожили до двух батальонов пехоты и пятнадцать танков.

Теперь открылась дорога к Буде.

Здешние горожане и немцы из столичного гарнизона еще считали, что находятся в тылу, и традиционно отмечали сочельник – канун рождества. В освещенных домах на столах стояли украшенные елочки, дорогие приборы, бокалы пенились бадаченскими и токайскими винами, гремела музыка. В мелодичные венгерские мелодии бесцеремонно врывалось контральто Цары Леандр – любимицы берлинцев. Офицеры пьянствовали, провозглашая здравицу фюреру – спасителю Будапешта, кричали «зиг хайль!», пели «Хорста Весселя» и «Стражу на Рейне», а в это время разведчики капитана Иголкина остановили свои мотоциклы у окраинных домов Буды.

С Иголкиным я подружился еще в батальоне Субботина, где он командовал 1-й ротой. Комбат полюбил этого офицера за находчивость, смекалку, умение оставаться хладнокровным в самой запутанной ситуации. Но по-особому уважали его все без исключения за беспредельную отвагу.

Перед выходом на задание мы с Иголкиным обменялись сувенирами: я отдал ему трофейный портсигар с какими-то замысловатыми вензелями, он мне – часы.

...До крайнего красного кирпича дома за высоким, обвитым плющом, забором рукой подать, Но преодолеть это расстояние оказалось делом непростым: маячили парные патрули, во дворах колготились пушкари, кое-где рычали танковые двигатели.

Патрули расхаживали спокойным, размеренным шагом, не подозревая, что у них под носом русские разведчики. Грех не воспользоваться такой беспечностью.

Капитан Иголкин вскинул руку, крикнул:

– Кто хочет первым войти в Будапешт – за мной!

Взревели моторы, и разведгруппа на предельной скорости понеслась вперед. Патрули на въезде в город поначалу и не сообразили, кто и с какой целью промчался по окраинной улице,– дали для острастки несколько очередей и на этом успокоились.

Надо спешить – тень пересекла полуденную черту. Главное – добраться до Дуная, к горе Геллерт.

Больших магистральных дорог пришлось избегать по вполне понятной причине. Четко ориентируясь, в хитросплетении узких, извилистых улиц, Иголкин уверенно вел разведчиков все дальше и дальше – перед этим он не один час провел над картой, досконально изучил маршрут движения на макете, дотошно потрошил пленных, интересуясь всем, что касалось Буды.

Все же успели засветло добраться до горы Геллерт. Заняли удобное для наблюдения место.

Сверху все – как на ладони. Взметнулись ввысь по склонам и холмам башни и шпили соборов, замков, дворцов. Они словно вырезаны из темной кости. Здания – старинной постройки, солидные, обнесены каменными стенами. Их обрамляли скверы, сады и парки. Отполированный булыжник мостовых.

По мере наблюдения карта заполнялась условными знаками: огневые позиции артиллерийских установок и минометов, штабеля зарядных ящиков, полевые орудия, зенитки, звукоулавливатели... Вся гора Геллерт была опоясана железобетонными дотами и бронеколпаками...

Пора было возвращаться назад, но в это время сержант Анатолий Самойленко доложил:

– Из Пешта к мосту Маргит направляется колонна.

Пришлось задержаться для уточнения ее состава.

А она оказалась довольно внушительной – танки, штурмовые орудия, бронетранспортеры с мотопехотой... Нужно немедленно доложить в штаб корпуса. Капитан Иголкин приказал ефрейтору Кузьме Федорову развернуть рацию, но та, как назло, молчала. Времени для поиска неполадки не оставалось – колонна уже переправлялась через Дунай.