Текст книги "Жаркий декабрь"

Автор книги: Александр Калмыков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Выбор конечно не самый оптимальный. Этот городок хоть и являлся столицей штата, но был небольшим. Его население не превышало двадцати пяти тысяч человек. Канзас-Сити, самый крупный город Миссури, на первый взгляд подходил для организации убийства куда больше. В огромном городе легче остаться незамеченным и замести следы, и к тому же населению было не привыкать к стрельбе на улицах. Даже приезжая в Нью-Йорк, который отнюдь не славился спокойствием и безопасностью, канзасситинцы стеснялись признаваться, откуда они родом, так стыдно им было славы своего города, известного как бандитский притон. Однако в Канзас-Сити королем улиц и негласным правителем города был мафиози Чарльз Бинаджо. Его люди непременно заинтересовались бы странным итальянцем, которого предстояло изображать Григулевичу. А учитывая, что в Джефферсон-Сити все без исключения служащие отелей, официанты, бармены и таксисты работали информаторами на Синдикат, остаться незамеченным было невозможно. Была еще одна веская причина, которую не стоило сбрасывать со счетов. Там где имелась преступность, там же активно действовало и ФБР. Заметив незнакомого гастролера, федеральные агенты вполне могли установить за ним слежку.

Имелся еще один вариант – маленький городишко Индепенденс, где у сенатора имелся свой дом. Он очень кстати располагался на границе штата, что было немаловажно, когда потребуется бежать от полиции. В свое время это город, стоявший на самом краю освоенных земель, прославился тем, что в нем собирались караваны, отправлявшиеся на освоение Фронтира. Здесь начинались путь на Санта-Фе и тропа в полумифический Орегон – страну, полную мехов. Кстати говоря, слово «тропа» применялось в самом буквальном смысле, так как повозки по ней проехать не могли. Позднее, во времена золотой лихорадки, появилась Калифорнийская дорога, подтвердив заслуженный Индепенденсом титул «Королевского города Путей». Но теперь, когда по всей стране были проложены шоссейные и железные дороги, статус Индепенденс свелся к нулю. Трумэн бывал в нем редко, и мог вовсе не заехать в свой родной город.

Так что после недолгого размышления, Григулевич счел самым подходящим местом для операции столицу штата. Там сенатор проведет больше всего времени, а значит, у него будет больше возможностей попасть на прицел.

* * *

Винтовку Иосиф, которого впрочем, теперь звали Хосе Кантоньи, купил вполне легально в Канзас-Сити, зарегистрировав ее, как положено. Мало ли, вдруг полицейские заметят ружье и потребуют документы.

В оружейном магазинчике «Фрайзер и Ко», услышав что мистер ищет оружие для охоты, предложили сразу несколько десятков образцов на выбор, так что Хосе даже растерялся. Пока он рассматривал товар, общительный продавец тараторил без умолку с потенциальным клиентом.

– Вы впервые в нашем штате? Вам повезло, у нас поголовье оленей огромное, больше чем у нас, только в Техасе. И охотничий сезон продлится до конца зимы, так что вы успели вовремя.

В конце концов, будущий охотник остановился на карабине Маузер, благо, что винтовок германского производства в магазине было немало. Помимо своей надежности и удобства, они пользовалось популярностью у миссурийцев по той причине, что четверть населения штата имело немецкие корни.

Правда, новых винтовок почти не было, так как экспорт из Германии прекратился, да и стоили они значительно дороже. Но и среди бывшего в употреблении оружия имелись очень неплохие образцы. Это и неудивительно, тщательное изготовление деталей и хромирование поверхностей позволяли при минимальном уходе держать Маузер в отличном состоянии. Выбрав не сильно потрепанный карабин с оптическим прицелом, Кантоньи внимательно осмотрел его с видом знатока. Попросив патрон, он воткнул его пулей в ствол и слегка покрутил, проверяя изношенность нарезов. Результат вполне удовлетворил охотника, и он занялся оптическим прицелом. На немецкие винтовки Григулевич насмотрелся еще в Испании, но этот прицел был сравнительно новым, образца тридцать девятого года. В принципе, очень даже неплохая оптика. Четырехкратное увеличение, близкое расположение к стрелку и большой окуляр. Все продумано, поле зрение вполне достаточное, да и крепится надежно. Затем Хосе попробовал зарядить оружие и тут же чертыхнулся. – А как же вставлять обойму?

На этот вопрос Фрайзер лишь развел руками. Увы, но ничего идеального в мире не бывает, и Zf-39 не исключение. Прицел слишком низко нависал над пазом для обоймы, и из-за этого патроны можно было вставлять только по одному. Впрочем, мистер Кантоньи лишь пожал плечами, и заметил, что для охоты на оленей много пуль не требуется.

Однако, не желая расстраивать клиента, хозяин магазина заговорщицким шепотом поведал страшную тайну. – У нас имеются новые усовершенствованные прицелы, причем фабричного производства, сделанные по лицензии. Их спроектировали только в этом году, по опыту войны в России, но уже начали продавать.

Лицензирован ли на самом деле товар или он вообще контрабандный, покупателя не волновало, главное чтобы был качественным. Однако хваленое новейшее устройство его горько разочаровало. Из плюсов у Zf-41 было только то, что крепился он прямо на прицельную планку, да и то для этого сначала нужно поменять колодку, остальные же качества были просто отвратительными. Чисто символическое полуторакратное увеличение и крошечный угол обзора в реальных боевых условиях скорее мешали, чем помогали целиться.

Убрав с прилавка «улучшенный» прицел, продавец достал такое полезное для охоты приспособление, как звукоглушитель. Хосе отнесся к предложению благосклонно, и согласился подождать, пока глушитель установят. Заодно он поинтересовался, где можно пристрелять оружие.

Пробная стрельба Иосифа более чем порадовала. После пристрелки винтовки он мог спокойно попасть в спичечный коробок со ста метров. Теперь оставалось еще приобрести массивный штатив для фотоаппарата, в чехле которого так хорошо помещается карабин, и можно начинать охоту.

В столице штата сенатор обычно останавливался в отеле Капитоль Плаза, и диверсант снял себе комнату метрах в двухстах от него, в гостинице попроще. К счастью, угловой номер на втором этаже, откуда было прекрасно видно дорогу, оказался свободен, что весьма упростило задачу. К тому же в запасе оставалась еще почти неделя. В ожидании клиента Григулевич не терял времени даром, стараясь оставить у жителей города память о Хосе Кантоньи. При этом он делал все возможное, чтобы составить о себе впечатление как о сицилийце, притворяющемся креолом, и к тому же профессиональном преступнике.

В щегольском габардиновом пальто, стильной шляпе, лакированных ботинках и с напомаженными волосами Хосе сразу производил впечатление человека солидного. А когда в ресторане или джазовом клубе он снимал пальто, то было видно, что его идеально выглаженный пиджак был того самого популярного у ганменов фасона, под которым можно удобно прятать пистолет. Хотя на самом деле кобуры под мышкой у Хосе не было, но для правдоподобия он иногда подергивал левым причем, как будто бы по привычке.

Общительный без малейшей наигранности, разведчик быстро завел множество знакомств, а полные карманы денег открывали любые двери. На этот раз, вопреки обыкновению, НКВД не только полностью профинансировало операцию, но даже настаивало, чтобы агент не скупился в своих тратах. «Особая группа» при наркоме внутренних дел, недавно реорганизованная в четвертое управление, сделала все возможное, чтобы деньгами компенсировать нехватку времени и сотрудников. Остальное было за ним, и Григулевич выложился полностью, помня, что главное в этом задании не поставить под подозрение Советский Союз.

Надо сказать, что лучшей кандидатуры для столь трудной миссии было не найти. Иосиф был асом перевоплощений и мог легко выдать себя за представителя любой нации, особенно южной. Помимо своей чернявой внешности, доставшейся ему от своих предков караимов, он обладал живым и непосредственным характером, свойственным испанцам и итальянцам, так что ему даже не нужно было притворяться. Оставалось только внести штрихи, характерные для требуемой национальности – жесты, интонации, манеры, характерные выражения и легкий, едва заметный акцент. Совершенная память позволяла разведчику мгновенно запоминать новые слова, и Григулевич без труда мог не только разговаривать, но даже думать на десяти различных языках.

Впрочем, разговаривать на итальянском ему не понадобилось, и он ограничился лишь изредка бросаемыми ругательствами. Поддерживая свое реноме, замаскированный сицилиец не забывал в ресторанах усиленно налегать на морепродукты и ни разу не прикасался к яблокам, даже когда его угощали. Для полноты картины Хосе несколько раз невзначай проговорился, заказав официанту «паста» или «аранчини».

Старания разведчика не прошли даром, и через неделю не меньше сотни человек могли под присягой подтвердить, что хотя мистер Кантоньи довольно умело имитирует испанский акцент, но он без сомнения чистокровный итальянец. Знатоки еще уточняли, что Хосе урожденный сицилиец. Что же касается рода его занятия, то хотя о нем можно только догадываться, но Кантоньи безусловно мобстер. Причем не какой-нибудь рядовой гангстер, а солидный бизнесмен, занимающийся контрабандой оружия или лекарств, а может быть и наркотиков.

* * *

Усевшись в глубине комнаты, Григулевич в ожидании гостей из Вашингтона рассматривал улицу через ставший привычным Zf-39. Он занимался этим каждый день, стараясь свыкнуться с прицелом и научиться держать его прямо, без перекоса, так чтобы глаз все время находился точно на оптической оси. В длинном списке профессий, мирных и не очень, которыми владел диверсант, снайперская стрельба с оптикой пока не значилась, но учился он очень быстро. Владеть винтовкой Иосиф научился еще в юности, регулярно занимаясь стрельбой в аргентинском Гимнастическо-фехтовальном клубе. Позднее Григулевич получил хорошую практику в Испании, где ему пришлось и ротой покомандовать, и в комиссариате госбезопасности поработать. Так что теоретические азы снайпинга диверсант в принципе знал. Естественно, ни тщательно маскироваться на местности, ни стрелять с расстояния километра он не умел, но этого пока и не требовалось.

Сенатор, а вернее поезд, на котором он прибыл в город, был точен, и в назначенное время к Капитоль Плаза подъехали две машины, при виде которых небольшая толпа встречающих заволновались. Мистер Кантоньи тоже слегка разволновался, сам не понимая, почему. Прицел уже давно установлен на место, три особых патрона, с надпиленными пулями, забиты в магазин, винтовка лежит на подставке. Руки уже привыкли к Маузеру, и хотя шейка приклада немного толстовата, но держать оружие в целом удобно. Что особенно радует, рукоятка затвора расположена прямо над правой рукой, так что перезаряжать оружие можно очень быстро. Высматривая Трумэна, диверсант с досадой подумал, что наверно забыл что-то важное, и в этом причина волнения. Но вот что именно? То, что у надпиленных пуль кучность снизиться, он вроде бы учел, так в чем же причина беспокойства?

Внимание, машины уже притормаживают и теперь все сомнения побоку. Так и есть, остановились. Это он! Хосе, а он уже привык думать о себе как о мистере Кантоньи, плавно повел указательным пальцем, выбрав свободный ход спускового крючка. Все-таки чем плоха Мосинка, у нее очень тугой спуск, из-за чего можно сбить прицел. На Маузере спусковой механизм гораздо удобнее, и теперь для выстрела достаточно легкого нажатия. Надо только вовремя заметить сенатора и не упустить походящий момент.

Трумэн наверняка сидит в передней машине, но вот справа или слева? Ага, справа, и уже открывает дверцу. Это точно он. Высокий, статный, несмотря на солидный возраст, с седыми волосами и главной приметой – огромными круглыми очками, каких никто кроме него не носит. Впрочем, даже повернись сенатор спиной, его можно легко опознать по тому, что все смотрят на него. Выйдя из машины, Трумэн нахлобучил на голову шляпу и остановился. Журналисты, или кто там его еще встречал, обступили местную знаменитость, но почтительно стояли на некотором отдалении, не загораживая цель от снайпера.

Обзор отличный, мишень неподвижно стоит вполоборота, ветра нет, освещение прекрасное, так что можно целить в голову. Громкий «Бум!», вместо обещанного рекламой глушителя «треска ломаемой ветки» ударил по ушам, заглушая звук включенного на полную громкость радио. Впрочем, на расстоянии двести пятьдесят ярдов шум действительно вряд ли услышали, об этом волноваться не стоит. А вот результат выстрела был обескураживающим. Человек, стоявший сзади и немного правее Трумэна, резко дернул головой и рухнул на асфальт, забрызгав сенатора чем-то темным.

Только тут Григулевич сообразил, какую ошибку допустил по неопытности. Пока он несколько дней игрался с оптикой, настройки сбились, и винтовку следовало пристрелять заново. Однако, не все так плохо. По вертикали вроде бы отклонений нет, а по горизонтали нужно просто брать левее сантиметров на тридцать. Стрелять можно.

Мгновенная перезарядка, за время которой Григулевич все же успел мысленно выдать ругательство, составленное из славянских, тюркских, литовских и романских слов. Еще к ним была добавлена фраза, почерпнутая из великого и могучего американского языка, которую вряд ли поняли бы оксфордские знатоки английского.

Точность винтовки теперь под вопросом, да и мишень могла передвинуться, так что второй выстрел Иосиф нацелил в грудь. Есть, дернулся. Ждать, расплывется ли кровавое пятно, снайпер естественно не стал, и тут же послал третью пулю, на этот раз в живот. Вот, точно попал. Но что же делать дальше, вдруг раны окажутся несмертельными? Однако руки бывалого диверсанта уже сами схватили патрон, лежащий в коробке, и дослали его в магазин. Плевать, что он заранее решил ограничиться лишь тремя выстрелами, дело надо довести до конца. Цель уже закрыла чья то спина, ну да черт с ней, с такого расстояния остроконечная пуля прошивает человека насквозь и еще сохраняет убойную силу.

Ну все, после четвертого выстрела уже пора уходить. Сняв перчатки и накинув на ходу плащ, Хосе Кантоньи торопливо выскочил на улицу, лишь на секунду задержавшись у гостиничной стойки.

– Там какой-то шум, пойду посмотрю.

Портье меланхолично кивнул ему, не отрываясь от газеты. Похоже, ничего не заподозрил.

На выезде из города разведчик пересел в небольшой фургончик, перевозящий радиоприемники, сразу же тронувшийся с места. Через несколько минут Хосе уже был одет в рабочий комбинезон и джинсовую куртку. Роскошные усы значительно уменьшились в размерах, прическа кардинально изменилась, и бывший мафиози превратился в обычного работягу-мексиканца Самуэля. Его легковушкой тоже уже занялись. Самым коротким путем к границе штата была дорога на Сент-Луис, и именно туда отправился в последний путь его новенький Форд. Вскоре полиция найдет машину брошенной на обочине, в нескольких милях от Джефферсон-Сити, и это даст неопровержимые свидетельства о том, куда направился преступник. Автомобиль в качестве вещдока заберет полиция, а позже фирма по прокату машин, которому он принадлежал, передаст его музею.

Грузовичок же поехал на юг через Спригфилд. Несколько раз его обгоняли машины с включенными сиренами, набитые людьми в черных плащах. То ли агенты, то ли бандиты, а может и те и другие. Некоторые из них, не скрывая, держали в руках автоматы, готовясь пустить их в ход. Попадались на дороге и полицейские посты, где всех останавливали и внимательно осматривали. На двух улыбчивых обаятельных мексиканцев, ну совершенно не походивших на триггерменов, стражи порядка внимания не обратили, лишь махнув рукой, чтобы не загораживали проезд. Уже давно стало аксиомой, что киллеры спасаются от погони на самых быстроходных машинах, и уезжать с места преступления на медлительном грузовичке ни один гангстер, если он не выжил из ума, не станет.

Прежде чем покинуть Миссури, Григулевич вновь совершил пересадку, на этот раз в легковушку. Для разнообразия, его спутником теперь стала симпатичная молодая особа противоположного пола. В дешевом пальтишке, простенькой шляпке и с волосами, сожженными перекисью водорода, девушка ничем не отличалась от миллионов других американок. Семейная пара тут же без проволочек отправилась в путь, стараясь ехать как можно быстрее. Чтобы пореже заезжать на заправки, Иосиф выкинул допотопные круглые канистры, занимавшие слишком много места в багажнике, и вместо них купил современные, прямоугольной формы. В сумерках им все же пришлось остановиться в мотеле, чтобы не вызвать закономерных вопросов у полиции, куда это они так спешат ночью. В стареньком «семейном» авто радио не было, и первое, что Иосиф сделал, это купил вечернюю газету. Там уже сообщалось о происшествии в соседнем штате, где ранили сенатора, но без подробностей.

С утра пораньше, прослушав свежие новости, разведчик задумался о том, куда ехать дальше. Запасным вариантом являлся городок Санта-Фе, где он чувствовал себя как рыба в воде среди испаноговорящего населения, и где можно надолго залечь на дно. Там у Григулевича даже имелась своя аптека. (* В нашей истории она потом очень пригодилась советской разведке. Именно через нее шла связь с американскими учеными-ядерщиками).

Однако власти страны не придали особого значения инциденту, и ни о каких особых мерах безопасности в портовых и приграничных городах не сообщалось. Лишь в Сент-Луисе объявили особое положение. И в самом деле, не перекрывать же совсем границу из-за раненого сенатора. Поэтому диверсант решил придерживаться прежнего плана и продолжать путь в Луизиану.

Добравшись к вечеру следующего дня до Нью-Орлеана, «супруги» расстались и разошлись по разным гостиницам, чтобы никогда больше не встретиться. Всю ночь Мигель, так теперь звали Григулевича, провел за чтением газет и прослушиванием радио. Новости были отличными. Хотя врачи отчаянно боролись за жизнь сенатора, от полученных ран он все-таки скончался. Версий происшедшего выдвигалось много, но сводились они, в общем-то, к двум вариантам: То ли Трумэн не угодил своим покровителям, то ли различные кланы мафии начали междоусобную войну. Большинство журналистов обоснованно считало, что преступление совершили боевики из Сент-Луиса, чьи отношения с семьей Канзас-Сити всегда были напряженными. Впрочем, губернатор Миссури полагал, что местные здесь не причем, и настаивал, что киллеров прислали из Чикаго. В этом тоже имелся свой резон. Изначально местная организация мафии была филиалом чикагского синдиката, созданного Аль-Капоне, но она давно уже отделилась в самостоятельную семью. Между головным и дочерным предприятиями, принадлежащими разным владельцам, уже не раз происходили конфликты, сопровождаемые стрельбой и убийствами.

Надо заметить, что возможность причастности фашистских спецслужб тоже рассматривалась, но в печать подобное предположение цензура не пропустила. Допустить, что немцы или итальянцы провели дерзкую операцию в самом центре страны, означало признать неэффективность ФБР и военной разведки. В итоге, чтобы поддержать реноме своей партии, Рузвельт сделал официальное заявление. По его словам, прозвучавшим по радио, выходило, что доблестный сенатор не поддался нажиму мафии и не захотел идти на поводу у преступников, за что те его и убили.

В Нью-Орлеане почтенный и богатый аргентинец Мигель Морано пересел на пароход, который увез его к новым берегам. На этот раз НКВД послал своего лучшего агента на Канарские острова. В Аргентину его пока возвращать не стали. Рузвельт собирался взяться за «нейтралов» всерьез, чтобы прекратить подпитку Германии сырьем. Вполне возможно, что американские власти скоро сами начнут пресекать поставки своим врагам, и вмешательство энтузиастов больше не потребуется. (* Во время одной из операций группа Григулевича сожгла склад с сорока тысячами тонн натриевой селитры, предназначенной для отправки в Германию. Из нее могли бы изготовить огромное количество взрывчатки, эквивалентное нескольким атомным бомбам.)

Рассматривая в своей каюте карты и технические справочники, Иосиф иногда мысленно возвращался к проделанным им операциям, чтобы еще раз все проанализировать и найти недочеты. Впрочем, это было напрасной тратой времени. Хотя коллеги его не раз подводили, но свою часть работы он всегда выполнял безупречно. В будущем Григулевичу предстоит достигнуть еще больших высот в его труднейшей и опаснейшей профессии. Например, он станет единственным разведчиком в мире, которого враждебная страна назначит своим послом и уполномочит участвовать в ассамблее ООН. (Советский министр иностранных дел так отозвался о его речи, полной зажигательного юмора: «Пришлось мне выслушать выступление одного латиноамериканского делегата. Не скрою, по части красноречия он достиг больших высот. Но как политик он – пустышка. Это просто болтун, и место ему не здесь, на этом представительном форуме, а в цирке.») Впрочем, это произошло в нашей истории, а что случится с ним в этом мире, никто не знает. Доживет ли Иосиф Ромуальдович до глубокой старости и встретит двадцать первый век, или через неделю его корабль торпедирует неизвестная подводная лодка, предсказать невозможно.

* * *

Отрывок из книги Грабина «Как мы ковали оружие Победы».

Все шло по графику. Вечером 20 сентября в опытном цехе собрали несколько пушек ЗИС-3 и самодвижущихся ЗИС-30. За ночь их тщательно проверили, а утром предъявили военной приемке. Приемщики пришли в смятение и не знали, брать их или отказываться, и доложили своему начальству. Старшим военпредом на заводе в то время работал военный инженер первого ранга Телешов. Будучи опытным артиллеристом, двадцать лет прослужившим в армии и заслужившим орден за бои с белокитайцами, он сразу осознал все преимущества новой пушки. Однако, хотя никаких сомнений в полезности ЗИС-3 у Телешова не было, но принять новинку без согласования с начальником ГАУ он не имел права.

– Иван Федорович, позвоните Яковлеву сегодня же, как можно скорее, – попросил я его. – Это прекрасная пушка, превосходящая Ф-22 не только по весу и удобству обслуживания, в чем вы лично убедились, но еще и по экономическим показателям. ЗИС-3 менее трудоемкая в производстве, и это еще не все.

Телешов слушал внимательно, но перечислить все достоинства пушки я не успел. Подбежавший ко мне инженер сообщил, что меня вызывает к телефону Москва. Мы с военпредом удивленно переглянулись, не понимая в чем дело. Разговор пришлось отложить.

В кабинете директора я набрал номер Поскребышева, и тот почти сразу соединил со Сталиным. Спокойным тоном, как будто речь шла о чем-то давно решенном, он спросил, когда мы приступим к выпуску ЗИС-3. Не успев удивиться, я машинально ответил, что пробное производство запустили и сегодня как раз предъявили новые орудия военной приемке.

– Вот как, уже? – В голосе Сталине прозвучало неприкрытое изумление. – И как же военные представители о них отозвались?

– Очень положительно.

– Но принимать пушки без согласия начальника ГАУ не могут, так?

– Все верно, товарищ Сталин, не имеют права.

Наступила томительная пауза, а последовавшая затем фраза меня опять сильно удивила.

– Я порекомендую товарищу Яковлеву принять вашу новую пушку на вооружение, не дожидаясь выполнения полной программы испытаний. Вот как раз первую партию своих пушек и отправите на полигон.

Это известие меня просто ошеломило. Видимо, эмоции отразилось на моем лице, потому что директор завода Елян и главный инженер Олевский, стоявшие рядом, облегченно вздохнули. Но у меня не было времени пересказать им услышанное, так как Сталин продолжал расспросы.

– Товарищ Грабин, какая толщина броневого щита вашей пушки?

– Пять миллиметров.

– Этого недостаточно. Вы можете пока выпускать щит по-старому, но в ближайшее время толщину нужно довести до шести-семи миллиметров. Вы сможете?

– Это не потребует замены оборудования, надо лишь договориться со смежниками.

– Да, и высоту щитового прикрытия увеличьте сантиметров на пять.

От неожиданности я не знал что ответить. Меня поразило даже не то, что Сталин уже знал высоту орудийного щита, а то, как глубоко он вникает в нюансы конструирования. Для пушек очень трудно подобрать подходящую высоту. Если орудийный щит сделать излишне большим, орудие станет слишком заметным, и его труднее будет маскировать. Слишком низкий щит, в свою очередь, не сможет хорошо прикрывать расчет от пуль и осколков. Позднее опыт войны показал, что Сталин оказался прав и угадал оптимальную высоту пушки. Однако в тот момент размышлять мне было некогда, так как вопросы сыпались один за другим.

– Товарищ Грабин, вы сможете выпускать ЗИС-3 и Ф-34 на конвейере?

Первым моим желанием было сказать «нет», ведь в то время это казалось немыслимым. Еще никто, насколько мне известно, не применял конвейерную сборку орудий, хотя директор завода Елян и мечтал об этом. Однако стране были нужны пушки, и как можно больше, а потому завод должен был совершить невозможное. Поэтому я ответил осторожно. – Да, сможем, но пока еще не решен ряд технологических вопросов.

– Как вы полагаете, когда на Баррикадах смогут начать выпускать вашу ЗИС-3 вместо более трудоемкой Ф-22?

Вопрос был сложным, на такой сходу не ответишь. Сначала нужно упростить конструкцию затвора, придумать, что делать с обработкой ствола, чтобы уменьшить время производства без потери качества, провести еще ряд доработок, наладить технологию. Лишь после этого, внеся все поправки в техническую документацию, ее можно будет окончательно оформить и передать другим заводам. Сталин не торопил с ответом, и я размышлял, наверное, несколько минут. Все это время в комнате, где кроме меня находилось еще три человека, стояла абсолютная тишина. Наконец, я был готов отвечать.

– Раньше, чем через полгода, товарищ Сталин, окончательная документация готова не будет.

– Нужно! Раньше! – В голосе Сталина отчетливо послышались стальные нотки, показывающие, что не зря вождь взял себе такую фамилию. – Со второго квартала следующего года на Баррикадах уже должны выпускать ЗИС-3. Вы лично за это отвечаете.

Задача была совершенно невыполнимой. Хотя я и был полностью уверен в своем орудии, но требовалось отработать весь технологический процесс, а это дело не одного месяца. Но Сталин не стал слушать возражения, и попросил позвать к телефону директора завода.

Елян осторожно взял протянутую ему трубку. Нам было слышно, как он коротко отвечал – Да. Да. Будет. Спасибо за доверие, товарищ Сталин.

Еще подержав трубку в руках, хотя из нее уже шли гудки, он задумчиво достал папиросу, помял ее пальцами, так что она лопнула, и бросил на пол. Наконец, Амо Сергеевич посмотрел на нас уверенным взглядом, и твердо сказал. – Пушке ЗИС-3 быть.

Нас порадовало, что Сталин заботливо и внимательно отнесся к нашей новой разработке, и что он так верит в наш коллектив. Но кроме уверенности в своих силах, еще требовалось переоснастить производство, а для этого не хватало оборудования. Заводу как воздух были нужны дополнительные станки, и тут нам очень помогли секретарь обкома партии Родионов и заместителя наркома госконтроля Ивановский. Они решили изъять у других предприятий, выпускавших не столь нужную для фронта продукцию, фрезерные и плоскошлифовальные станки, необходимые нам для производства орудий.

Правда, полученного оборудования все равно не хватало, и директор вместе с главным инженером отправились в Тулу. В тот момент положение города было угрожающим. Немцы перешли в наступление и рвались на восток. Почти каждый день шли бомбежки. Однако заводы героической Тулы продолжали работать, выпуская оружие для фронта. Секретарь тульского обкома Жаворонков, возглавлявший городской комитет обороны, сразу откликнулся на нашу просьбу, распорядившись демонтировать часть станков и передать их нам.

Пополнив станочный парк, Елян смог реорганизовать технологический процесс, введя специализацию цехов, которые стали выпускать только один механизм, или даже деталь. Теперь станки выполняли лишь одну-единственную операцию, и их не приходилось постоянно переналаживать, на что раньше уходило много времени. Снизились и требования по квалификации рабочих. Понятно, что хороших специалистов быстро не обучишь, а с одной или двумя операциями вполне мог справиться и выпускник ФЗУ. Все эти меры позволили сильно упростить производственный цикл, значительно поднять выпуск деталей и перейти на поточное производство. Как на удивительное чудо смотрели мы на круговой конвейер, на котором происходила окончательная сборка танковых пушек Ф-34. Это казалось немыслимым, но тем не менее было фактом – пушка собиралась на конвейере. Очень скоро на конвейере начали собирать и ЗИС-3, а общий выпуск орудий достиг пятидесяти штук в день.

Конечно, почивать на лаврах мы не собирались, и продолжали совершенствовать орудие. Наше конструкторское бюро постоянно упрощало конструкцию. Не дремали и технологи, предлагавшие новые изменения. Огромную лепту в усовершенствование производства внес Елян, показавший себя прекрасным организатором. В результате общих усилий к маю сорок второго года ежедневный выпуск достиг ста орудий. Чтобы представить, насколько это огромная цифра, достаточно сказать, что в то время вся промышленность Германии производили меньше пушек, чем один наш завод. Об этом, правда, мы узнали только после войны, но правительство страны оценило трудовой подвиг заводчан, наградив коллектив сталинской премией. Многие сотрудники получили ордена, а директору завода присвоили звание Героя Социалистического труда. (* Этот кусочек перенес в первый том)

Вернусь к сорок первому году, точнее, к декабрю, когда меня вызвали в Москву на заседание ГКО. Речь на совещание шла о модернизации танков, и в первую очередь Т-34. Его однозначно требовалось перевооружить на новое, более мощное орудие, так как прежнее уже не отвечало современным требованиям. На войне моральное устаревание любого оружия происходит очень быстро, и наша Ф-34 не исключение. Немцы уже проектировали сверхтяжелые танки с толстой броней, непробиваемой для снарядов трехдюймовки, к тому же впереди был прорыв мощных укреплений в Германии. Отсюда и повышенные требования для танковых орудий.

Вместе с новой пушкой требовалось создать и более совершенные боеприпасы – подкалиберные и кумулятивные. Еще одним новшеством было решение начинать массовый выпуск безбашенных штурмовых танков. Эти самоходные артиллерийские установки, как их назвали, не только были проще и дешевле в производстве, но и давали больше возможностей конструкторам, благодаря сравнительно просторной рубке. Уже прошли боевые испытания первые грозные машины, вооруженные 122-мм гаубицей М-30 и 122-мм корпусной пушкой А-19.