Текст книги "Жаркий декабрь"

Автор книги: Александр Калмыков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Во дворе штаба и внутри было абсолютно пусто. Ни писарей, ни связистов, ни шифровальщиков, ни офицеров. Повсюду валялись забытые всеми бумаги, еще работали радиостанции, которые даже не выключили. Ужаснувшись подобной безалаберности, Лютце кивнул фельдфебелю, чтобы тот исправил ситуацию. В одну минуту шифровальные блокноты были собраны и спрятаны в мешок, рации разбиты, а бумаги собраны в кучу и подожжены. Управившись в штабе, контрразведчики ринулись к конюшне, и как родную приветствовали свою пегую лошаденку – одну из тех, что привезли их сюда. Больше средств передвижения не осталось, но им и одной лошади достаточно. Пока ее запрягали в сани, к Лютце подошел капитан, нежданно ставший начальником гарнизона этого хутора. Он явно расстроился тем, что единственное боеспособное подразделение в радиусе километра собирается свалить.

– А нам что делать? – растерянно спросил капитан, жалобно заглядывая Лютце в глаза.

– Обороняйтесь на прежних позициях и сдерживайте наступление противника, – пожал плечами майор. – Что вам еще остается. Подмога вот-вот придет.

Накормленная и отдохнувшая лошадь довольно резво везла их на север, туда, где предусмотрительный майор запланировал запасной путь. По дороге им несколько раз встречались разрозненные группки солдат, робко выглядывающих из кустов. Убедившись, что едут свои, они выбирались на дорогу, и брели дальше, сами не понимая, куда. Как заметил натренированный глаз контрразведчика, кое у кого из беглецов были спороты погоны и знаки различия. Похоже, что некоторые офицеры уже собираются скоро попасть в плен.

В расположении соседнего полка тоже шел бой. Санитары своевременно установили большую медицинскую палатку, но она уже была переполнена, а раненых все продолжали приносить. Их складывали на брезент прямо на улице, но и там места уже не хватало. Многие понимали, что умирают, но ни Гитлера, ни Германию перед смертью никто не прославлял. О фюрере если и вспоминали, то только с проклятиями.

Самый высокий чин, которого удалось разыскать Лютце, майор Моль, пребывал даже не в унынии, а в полной депрессии. Он с убитым видом поведал Генриху, что с рассветом русские обрушили на его батальон такой шквал огня, что хватило бы для целой дивизии. Человек двести было сразу убито, раненых до сих пор носят, и ни в одной роте не осталось больше сорока человек, включая легкораненых.

Кое как вытянув у майора подтверждение, что дальше по дороге никаких прорывов вроде бы не было, Лютце приказал своим продолжать движение. Не успели они совсем чуть-чуть. В воздухе послышался низкий гул и из облаков вынырнули черные силуэты самолетов.

– Это наши, наши бомбардировщики, – заорал кто-то.

Действительно, самолетами, осмелившимися летать в такую погоду, оказались немецкие пикировщики. Штуки покружили в нерешительности над заснеженным лесом, пытаясь определить, где же тут линия фронта. С немецкой стороны запустили зеленые сигнальные ракеты, пытаясь обозначить свои позиции, но русские мгновенно запустили точно такие же, сбив летчиков с толку. Причем ракет у них было гораздо больше, чем у противника, так что пикировщики развернулись и начали строиться в круг. Лютце со всех ног кинулся к командиру батальона, не знавшему, что делать в такой ситуации.

– Опознавательные матерчатые полосы есть? – крикнул он еще издалека.

– Нет, в том то и дело. Нам их не выдали, – проорал в ответ Моль.

– Тогда пусть солдаты лягут на снег в форме креста, быстро. Быстро я сказал!

Комбат очнулся от оцепенения и прокричал команды. Санитары, возницы, легкораненые, и вообще, все, кто мог двигаться, бросились укладываться на снегу. Успели они вовремя, Штуки уже ложились на боевой курс, и отвернули лишь в самый последний момент.

Останавливаться здесь смысла не было, и майор поспешил дальше. Теперь они уже ехали с опаской, все время поглядывая на небо. Мало ли какой ретивый летчик примет их за русских лишь потому, что они все в маскхалатах. Потихоньку отдаленная канонада начала стихать, по мере того, как они удалялись от места боя, но пока Лютце сворачивать не спешил. По его сведениям здесь у противника была сильная оборона. Единственное большое «окно», где из-за пересеченной местности, густо поросшей лесами, русские оставили лишь редкие посты, находилось километров в двадцати.

Лошадь, досыта накормленная ячменем, резво несли сани, позвякивая бубенцами, и Лютце, не забывая сверяться с картой, умиротворенно сидел, размышляя на отвлеченные темы. Например, о том, почему звон колокольчиков здесь называют малиновым. У звука же цветов не бывает, и в красный цвет бубенцы никогда не красят. Может это такая ассоциация с приятным малиновым запахом? Генрих пару раз спрашивал местных жителей, но никто эту смешную тайну раскрыть так и не смог.

До места оставалось всего пара километров, когда встретилось неожиданное препятствие. Путь преграждала крошечная безымянная река, через которую, судя по карте, был проложен мост. При внимательном осмотре некоторые следы моста нашлись, но большая его часть сгорела или же обрушилась вниз и была скрыта недавним снегопадом.

Сама речка, маленькая и узенькая, особого препятствия не представляла. Но овраг, по которому она протекала, был довольно глубоким, и туда намело много снега. После короткого совещания, майор решил, что дальше пойдут на лыжах. Лошадь же выпрягут и, нагрузив на нее снаряжение, поведут за собой.

Все достали из рюкзаков егерские ботинки и переобулись. В валенках конечно теплее, но зато каблуки у горных ботинок имели выемку для фиксации лыжных креплений. А чтобы ноги не замерзли, ботинки брали на один размер больше, чтобы можно было надевать две пары шерстяных носок.

Лыжи также удалось достать самые лучшие. В начале войны и у советских, и у немецких войск лыжи в основном были спортивными, то есть сравнительно узкими и непригодными для ходьбы по лесу. Промышленность еще не успела подготовиться, и приходилось довольствоваться тем, что есть. Но контрразведчикам выдали туристские, переделанные по армейским стандартам. С узкими клювиками, обитые металлическими полосками, выкрашенные, как положено в белый цвет, и даже имеющие в комплекте наносники, лыжи были бесподобны. Хорошо просмоленные, сделанные из ясеня, а некоторые даже из гикори, лыжи идеально подходили для походов в лесу. Под стать им были и белые бамбуковые палки с кожаными рукоятками и алюминиевыми кольцами. Не забыл Лютце прихватить и несколько алюминиевые наконечников для лыж, вещь для пересеченной местности очень полезная. Правда, на всех их, к сожалению, не хватило. Разумеется, взяли также набор мазей для разных температур и скребки. У предусмотрительного Бонке имелся даже талисман с Улем, богом викингов и покровителем лыжников.

Лыжные крепления, естественно, были подогнаны под ботинки еще перед операцией. Солдатам, которым уже доводилось ходить на лыжах, выдали пружинный Кандагар, новички же довольствовались мягким креплением. Себе, драгоценному, Лютце достал для рейда норвежские Роттефелла, о которых хорошо отзывались финские камрады, испытавшие их во время предыдущей войны. Майор искренне надеялся, что уж финны знают толк в зимнем снаряжении, и Роттефелла никогда не заледенеют.

Построив свой отряд, Лютце довольно оглядел бойцов. Белые лыжи, белые накидки, белые маски. Единственными темными пятнами были рюкзаки и ботинки, прикрытые гамашами защитного цвета. Шнурки завязаны, ремни и тросики на креплениях затянуты, ничего не звенит и гремит. Все бодры и полны сил, и с такими орлами можно идти хоть на край света.

Шустро вышагивая на лыжах, хорошо отдохнувши бойцы быстро прошли два километра, притормаживая только у балок и оврагов. Дальше их темп замедлился. В густых первобытных лесах, чередующихся с болотами и озерами, сплошной линии фронта не было. Поэтому найти передний край здесь было крайне сложно. К тому же в лесной местности очень трудно ориентироваться из-за многочисленных деревьев и кустарников. Без подсказок немногочисленных постов, которые иногда встречались, они бы просто заблудились в этих глухих местах.

Добравшись до искомой точки, Лютце долго, не меньше получаса осматривал в бинокль местность, обращая внимание на все: Как летят птицы, бегают ли по полянам зайцы, есть ли человеческие следы на снегу. Закончив наблюдение, майор потянул носом, проверяя, не пахнет ли дымом. Его небогатого опыта хватало на то, чтобы понять простую вещь – партизаны могут быть везде, но все-таки они не бесплотные духи, и с биологической точки зрения точно такие же люди, как и немцы. Им надо ходить по земле, питаться, прятаться от противника, где-то ночевать, согреваться, выбирать места для устройства засады. А значит, что в обжитом партизанами лесу всегда остаются следы, которые можно заметить. Посовещавшись с фельдфебелем, который тоже пристально всматривался в таинственный лес, майор все же решился. С лошади сняли поклажу, и распихав по рюкзакам самое нужное, забросили остальное поглубже в сугроб. Саму же лошадку Бонке гуманно прикончил одним ударом кинжала. Взять ее с собой никакой возможности не было, а оставлять врагу нельзя.

Светлые сумерки превратились в глубокий полумрак, когда шесть человек цепочкой вошли в лес. То и дело приходилось снимать лыжи и перешагивать через завалы. К концу пути, когда уже забрезжил выход из леса, все невольно ускорили движение, но как оказалось, напрасно. Шедший первым Штиглер неожиданно коротко вскрикнул и завалился на бок. Обергефрайтер тут же прикусил губу, чтобы не вопить от боли, но по его перекошенному лицу было видно, как он страдает. Отщелкнув крепления, Лютце неуклюже опустился перед солдатом на колени, и задрав брючину, осмотрел лодыжку.

– Так, что тут? Переломчик, закрытый. Ничего, бывает. Это мелочь, уж в ранах-то я разбираюсь. Врачи такое быстро вылечат.

Майор обернулся, и встретился глазами с Бонке. Тот сразу все понял, и шагнул вперед, изобразив на лице кривоватую ухмылочку.

– Сейчас я тебя подержу, – продолжал утешать Лютце подчиненного, – а фельдфебель наложит на ногу шину и даст обезболивающего. Потом сделаем из лыж волокуши, и будешь отдыхать всю дорогу. Считай, повезло тебе, выспишься.

Бонке действительно приготовил медпакет, подобрал с земли сломанную лыжную палку и достал нож, чтобы ее укоротить. Успокоенный начавшимися хлопотами, Штиглер зажмурил глаза и начал стонать, поскрипывая зубами. Он не заметил, как фельдфебель придвинулся поближе, отбросив ненужную палку…

Вытерев нож, Бонке скользнул взглядом по своим товарищам. Те спокойно сидели на рюкзаках, равнодушно глядя на снег, и только Астер, открыв рот, смотрел на труп.

– Он бы замерз насмерть, – тихо буркнул Бонке. – В такой мороз можно выжить, только энергично двигаясь. Да, мы могли бы довезти его на тот берег, но только в виде ледышки. Или ты считаешь, что следовало оставить Штиглера русским?

Астер в ответ энергично замотал головой, показывая, что он не настолько жесток, и обрадовался, когда майор приказал двигаться дальше.

Лес действительно вскоре закончился, и сменился редким кустарником. Впереди уже показалась бескрайняя белая равнина замерзшего озера, до которого оставалось совсем чуть-чуть. Но впереди еще был спуск, пусть и не очень крутой и достаточно гладкий, но все равно, страшноватый для начинающего лыжника. Будь у них время, немцы сняли бы лыжи и спустились пешком, но в любой момент могли показаться советские патрули, и медлить не стали.

Бонке пошел первым. Как лихой горнолыжник, выросший в Альпах, он вихрем слетел с холма, лишь немного притормозив «плугом», и выкатился на ровную ледяную гладь Чудского озера.

Чтобы не ронять своего офицерского достоинства, Лютце пропустил всех вперед, и спускался последним. Если он и упадет, никто этого не увидит и его реноме не пострадает. Впрочем, все обошлось. Чтобы сильно не разгоняться, Генрих поехал не прямо вниз, а наискосок, наклонившись в сторону уклона и слегка присев. Пусть и не так быстро, как остальные, но он все-таки спустился вниз без всяких происшествий.

Затем был беспримерный марш по льду озера. Свыше тридцати километров, в самый лютый мороз, ночью и под завывание ветра. Темнота играла им на руку, но она же мешала им вовремя заметить полынью или трещину. Пытаясь разглядеть хоть что-нибудь, Лютце снимал противопыльные очки, но колючий ветер, бьющий прямо в лицо, тут же заставлял зажмурить глаза. Если в лесу царило относительное затишье, то на огромном открытом пространстве ледяного озера, ветер показал всю свою силу.

Ежеминутно Бонке и Лютце сверялись с компасом. Стоит только немного ошибиться в направлении, и все, они заблудятся и замерзнут. Трупы занесет снегом, а весной, когда лед растает, останки несчастных солдат опустятся на дно, где уже давно покоятся их предки, не раз пытавшиеся покорить Псков и Новгород.

Хотя шли они почти без привалов, но холод постепенно проникал все глубже под одежду, ясно давая понять, что он все равно одолеет. Лишь теперь Лютце смог понять, в чем заключался подвиг Адмунсена и других покорителей высоких широт. До этого он никогда не сталкивался с таким морозом. Что и говорить, зима на западном фронте два года назад тоже была не подарок. Но тогда никому и в голову не приходило, что обычной шинели недостаточно, чтобы пережить холодное время года. А теперь, даже полностью утепленные, они мерзли, как никогда в жизни.

С рассветом стало видно полоску леса, до которой оставалось уже недалеко, а последний километр их вообще довезли в санях, устроив с максимально возможным комфортом.

Дошли все пятеро, хотя лица у них покрылись волдырями, а кожа на руках потрескалась до такой степени, что из пальцев сочилась кровь. Но хуже всех пришлось рядовому Родлеру, потерявшему в лесу рукавицы, и оставшемуся только с легкими перчатками. Он отморозил ладони и в конце пути уже не мог держать в руках палки. Лютце, как наименее нагруженный, и Бонке, как самый выносливый, поддерживали его с двух сторон за локти, не давая упасть. Когда они попали к своим, майор доставил его в ближайший госпиталь, и проследил за тем, чтобы врачи немедленно начали операцию.

Вспомнив о несчастном Родлере, Лютце серьезно задумался о том, сочувствовать солдату, или же завидовать. Неизвестно, что будет впереди, и куда командование его еще пошлет, или вернее, засунет. Кто знает, кто из них сумеет выжить, а для Родлера война уже закончилась. Он вернется в свой родной Гамбург, получит пенсию, и спокойно дождется конца войны.

Глава 6

Мне казалось, что член Политбюро ЦК ВКПб должен сидеть как минимум в нормальном кабинете, с приемной и секретарями, но очутился я в полутемном пустом помещении с гулким эхом. Из мебели только обычный стол с чайником, стаканом и несколькими телефонами, к которым тянулся пучок проводов. За столом восседает средних лет человек с аккуратной прической, густыми усами и подозрительно прищуренными глазами. По виду – обычный председатель колхоза или секретарь сельского райкома. Вроде бы его видел, скорее всего, в газетах, но кто он такой, хоть убей, не вспомню. Досадно, вот зачем пропускал политинформации, если еще ни черта об этом мире не знаю? Уж хотя бы членов Политбюро мог запомнить, их же по пальцам сосчитать можно. Стыдно, однако.

Незнакомец с любопытством и даже некоторым разочарованием рассматривал меня и, не выдержав паузы, спросил. – Кто вы?

У меня на языке вертелся тот же самый вопрос, но как младший по возрасту и, очевидно, по званию, я решил представиться первым. – Старший лейтенант Соколов, впрочем, как вам известно, еще и младший лейтенант госбезопасности Андреев Александр Иванович. А вы, простите, кто?

Брови «председателя» поползли вверх но, сообразив, что в нем подозревают двойника известной личности и заметив, что пистолет у меня по прежнему в руке, он все же соизволил представиться и даже достал какой-то документ.

– Андреев Андрей Андреевич.

В первую секунду я решил, что надо мной изощренно издеваются, но потом вспомнил, что это действительно мой однофамилец – секретарь ЦК, глава комиссии партконтроля, еще председатель какого-то совета Верховного Совета, и многое другое. Именно он после снятия Ежова руководил комиссией по расследованию деятельности НКВД. А еще в честь Андреева называли паровозы, когда он руководил наркоматом путей сообщения. Такой вот человек-паровоз, живая легенда.

Мановением руки я спрятал оружие и попробовал отмазаться. – Виноват, тащ нарком, в полутьме не разглядел.

Как его правильно назвать, хоть убей, не представляю, но на «наркома» мой собеседник не обиделся и широким жестом пригласил присаживаться.

Пока однофамилец раздумывал, с чего начать, я позволили любопытству взять вверх над учтивостью:

– Разрешите спросить, товарищ Андреев, как вы меня нашли.

Вопреки опасениям, что член Политбюро не станет ничего объяснять простому лейтенанту, он ответил охотно, видимо радуясь поводу завязать разговор.

– Это оказалось не сложно, хотя охраняли вас тщательно. Как мне стало известно, вы числитесь в 179-й стрелковой, дислоцируемой в Подольске. И вот недавно ГКО распорядился срочно отправить вашу дивизию на фронт, а мне как зампреду Транспортного комитета, приказали проследить за выполнением. Надо заметить, что за сутки найти и подготовить подвижной состав для тридцати с лишним эшелонов и снабдить их машинистами не так уж просто, даже имея особый резерв HKПC. Да еще умудриться при этом не сломать плотный график движения по железной дороге. Поэтому требовалось решать вопросы на месте, что мне и поручили. Казалось вполне вероятным, что вы захотите навестить свою часть и тоже направитесь сюда. Так что я просто отправил запрос в госбезопасность, нет ли возможности выделить сопровождение для поездки в Подольск и обратно, или хотя бы присоединиться к какому-нибудь попутному отряду. Конечно, мотивировал необходимостью усиления безопасности. Там пошли навстречу и разрешили присоединиться к какой-то группе, нетрудно догадаться, к чьей. Правда, вчера что-то не сложилось, ваша машина сломалась, и пришлось ехать без вас. Грузовик с энкавэдэшниками я отпустил обратно, и они обещали заехать на следующий день, если к тому времени я освобожусь и мне понадобится возвращаться. И вот я уже больше суток сижу здесь без сна, координируя воинские перевозки, а мои помощники с утра караулят у моста и на дороге, пытаясь с вами встретиться.

– Но вы все-таки дали распоряжение задержать мою охрану у моста?

– Зачем? Мне ваша охрана нисколько не мешает. Просто комендант усилил меры безопасности, чтобы засекретить отправку военных эшелонов.

Ну вот, никаких шпионских игр, все просто и буднично.

– А вот для чего вас искал, хм, так сразу не объяснишь. – Помолчав минуту и собравшись с мыслями, Андреев, наконец. Заговорил. – Пару месяцев назад ко мне под пустяковым предлогом завалился товарищ Маленков и как бы невзначай поинтересовался, как идут дела у моего племянника. Это он вас имел ввиду, но тогда я ничего не понял. Потом пришел Малышев и прямо спросил, не мой ли родственник взялся ломать все планы в его наркомате. Ну а затем с подобными вопросами подходили еще несколько человек, так что я начал наводить справки, опасаясь мошенника.

– Напрасно опасаетесь.

Коротко, в двух словах, я поведал легенду, отработанную для непосвященных, о своих заморских похождениях в Америке, где мне удалось подсмотреть множество современных технических секретов.

Выслушав мои побасенки, Андреев оттаял и облегченно расслабился. Вместо прожженного авантюриста он увидел скромного инженера, делающего нужную стране работу, и заявил, что не смеет больше задерживать. Но к этому времени у меня самого появились вопросы. До сих пор мои помыслы занимали только танки с самолетами и стрелочки на картах, а вот логистикой я не интересовался, и совершенно напрасно. Мало иметь дивизию, пусть даже укомплектованную и оснащенную. Воинское соединение само по себе ничего не стоит, если его вовремя не доставить в нужное место, где оно сможет выполнить свою задачу. Да впрочем, отправить дивизию – это лишь полдела. Для нее ежедневно нужно посылать эшелоны с продовольствием, сеном, горючим, стройматериалами, пополнением, не говоря уже о боеприпасах. А еще санитарные поезда, плюс снабжение тыловых подразделений. И потом, чтобы эти боеприпасы изготовить, сколько раз нужно гонять выгоны с рудой, коксом, селитрой, и много еще с чем. Так что настала моя очередь задавать вопросы.

– Скажите, товарищ Андреев, а почему у нас не хватает подвижного состава? Ведь с оккупированных территорий его старались полностью эвакуировать.

Тяжело вздохнув – то ли удивляясь глупости собеседника, то ли от огорчения сложившейся ситуацией, бывший нарком отложил трубку телефона, за которую уже было взялся.

– С арифметической точки зрения вагонов действительно стало больше, это так, – начал он терпеливо объяснять. – Но и число поездов, находящихся в движении, возросло втрое по сравнению с предвоенным периодом. А ведь еще следует учесть потери от ударов авиации противника.

– Неужели втрое, – не поверил я? – Откуда такие цифры, если производство упало а, следовательно, необходимость в перевозках снизилась.

– Производство да, но сильно возросла воинская погрузка, причем, крайне неравномерно. Если средняя цифра – 30 процентов от перевозок, то на самых западных дорогах ее доля составляет 85 процентов. Отсюда перегрузка транспортных магистралей. И учтите, что ремонтная база сократилась. Хотя мы и смогли эвакуировать большую часть деповского хозяйства и оборудования паровозоремонтных заводов, однако все это еще нужно перебазировать и смонтировать, а потери от бомбежек просто огромные. К тому же скорость движения сильно упала из-за перенасыщения дорог подвижным составом, хотя иногда до половины эшелонов идут сдвоенными. Другая проблема – не хватает угля. Донбасс эвакуируется, подмосковный угольный бассейн после бомбежек работает вполсилы, а Кузбас и дороги на восток перегружены. Перешли на дрова, из-за чего тяговое плечо сократилось, а дровяные склады вдоль всей дороги создать еще не успели. На паровозах наращивают тендер, но на это тоже нужно время. Железнодорожники собирают кусочки угля на путях, чтобы хотя бы маневровые паровозы снабдить топливом, даже из дома приносят. Со складов угольную пыль выгребли, хотя толку от нее чуть. В ход уже идут опилки и шлакоотсев. Специалистов мало, уж очень многих призвали в армии. И не только сцепщиков и стрелочников, но и ремонтников. Бригады сами ремонтируют локомотивы

Эх, садовая я голова, ведь читал же когда-то, что только в 43-м железнодорожников демобилизуют из армии, и ничего об этом не сказал.

Между тем Андреев продолжал перечислять проблемы, свалившиеся на транспорт с начала войны.

– Нагрузки на технику выросли, а нормы пробега между промывками и подъемочным ремонтом приходится увеличивать. А тут еще постоянные наступления. Нет, вы не подумайте, наступление это замечательно, но ведь немцы перед уходом все взрывают, и дороги приходится практически строить заново. И заметьте, это притом, что поставки материалов уменьшилась, а ведь нам еще нужно устранять повреждения колеи прифронтовых дорог после бомбежек, строить обводные пути, да еще постоянно сооружать новые линии, например, Архангельск-Беломорск. Скрепления и рельсы с второстепенных путей давно поснимали, и в ход уже идут короткие обрубки, но этого совершенно недостаточно.

Бывший нарком еще долго перечислял проблемы, и меня от этого разговора как ушатом холодной воды облили. Выйдя на улицу, я в задумчивости остановился, вперив невидящий взор в небо. Есть о чем подумать, например, как упростить систему перевозок. Как программист, мог бы придумать какой-нибудь алгоритм, но уж очень я далек от этой специфики. Надо попробовать что-нибудь вспомнить, но в голову ничего не идет. Первое и, пожалуй, единственное, что всплыло из памяти, это устранить дублирование функций управления дорогой. Лишь в сорок втором правительство решило создать Центральное управление и передать ему руководство движением поездов. Значит, внедрив данную инновацию сейчас, мы получим положительный эффект на несколько месяцев раньше. Но как бороться с большим количеством переадресовок, ведь не всегда же возможно формировать составы с прямыми маршрутами. И как оптимально регулировать поезда по степени их важности? Вопросы, вопросы. Что же я раньше ими не задавался?

* * *

Очередное собрание в кабинете Сталина трудно было назвать официальным словом «совещание», скорее, сборище заговорщиков. Никакого названия узкий кружок посвященных пока не получал. В случае необходимости Поскребышеву просто говорили обзвонить товарищей из «того списка». Зачем и почему нужно собирать людей из разных ведомств, секретарь Верховного, естественно, не спрашивал.

Атмосфера на собрании посвященцев была сугубо неформальной, подобно конспиративным сходкам революционеров. Никто не объявлял заседание открытым, не назначал порядок выступления докладчиков и не стенографировал, и все, у кого были мысли, просто делились своими мнениями. На этот раз собирались обсудить международную обстановку, и ждали Молотова, который должен был скорее подойти.

Пошуршав бумагами, нарком внудел встал и, откашлявшись, попросил слова.

– Пока докладчика нет я, пользуясь паузой, скажу пару слов по одному вопросу. Как вы помните, мне поручили разыскать Резуна-старшего, чтобы попробовать выяснить, какие ошибки мы допустили в воспитании следующего поколения, почему перспективный офицер, в смысле, его сын, становится на путь предательства.

Незначительный в настоящее время, вопрос о Резуне станет очень важным в будущем, и посвященцы слушали Берию очень внимательно. Только Рокосовский не выдержал, спросив, что же дали исследования психологов.

– Дело в том, – смущенно улыбнулся Лаврентий Павлович, – что поиски несколько затянулись. Задача сначала представлялась крайне легкой. Этот самый Виктор Богданович пози-ци-о-ни-ровал, – ввернул новомодное словечко нарком, – себя как полного знатока всех дивизий, а уж про соединение своего отца должен был знать все. Как нам сообщил попаданец, отец Резуна воевал летом сорок первого в пятой армии. Номер дивизии и корпуса Андреев к сожалению не помнит, то где-то рядом находилась двухсотая дивизия Людникова. Согласно данным перебежчика, за несколько дней до начала войны дивизия его отца начала выдвижение к границе, и уже двадцать третьего приняла бой.

– Так почему же вы не смогли найти, – удивился Куликов. – Армия известна, и фамилия редкая.

– К сожалению, привычка Резуна-младшего лгать всегда и во всем и тут не дала сбоев. Он даже своего родного отца не пожалел и все переврал, а скорее, просто действительно не знал. Разумеется, никакого доступа к Центральному архиву у него быть не могло, да и времени для исследований у простого курсанта не найдется. Поэтому, основываясь на вышеуказанных сведениях, мы ничего не нашли. Тогда решили расширить круг поиска. Двухсотая дивизия – это 31-й корпус. Ближайшие его соседи – девятый и двадцать второй мехкорпуса. И там ничего. Наконец, разослали запросы во все действующие армии, и вот что выяснили: Резун Богдан Васильевич служил в 140-й дивизии 36-го корпуса шестой армии, а вовсе не пятой. На войне с 28 июня. 20 сентября переведен на западный фронт, хм, почти одновременно с попаданцем, а в ноябре его дивизион перебросили на северо-западный. Отзывы командования и подчиненных исключительно положительные.

– И что же получается, – задумчиво и почти растеряно вопросил Сталин, – гора родила мышь? Можно понять, когда к врагу сознательно переходят бывшие нэпманы, дворяне и кулаки. Понятно, что многие, оказавшись в плену, просто хотят спасти свою жизнь. Но почему вот так, в мирное время, человек с очень перспективным будущим бросает все и бежит за кордон?

– Привык к сладкой жизни за границей, – пожал плечами Берия, – а тут подходит к концу срок пребывания в посольстве.

Сталин разнервничался настолько, что за отсутствием любимой трубки начал грызть карандаш. То, что его младший сын Василий вырос избалованным, он уже и сам видел, тут никакие послезнания не нужны. Как же тут не волноваться.

Неловкую паузу очень вовремя прервал появившийся Молотов. Он немного удивился, когда Верховный попросил у него сигарету и даже закурил, но дипломатично не подал виду.

Уточнив, что никого больше ждать не следует, наркоминдел перешел к освещению будущих событий в Азии, а точнее, в жемчужине британской короны.

– Пока Индия японцам не по зубам, – начал Молотов, отступая при этом от сухого официального стиля. – Но за зиму они разгромят колониальные войска в Бирме, а весной полностью очистят страну от англичан.

Сталин нетерпеливо махнул рукой, это он и так знал. Не обращая внимания, нарком невозмутимо продолжал. – После оккупации Бирмы коммуникации японцев сильно растянутся, войскам потребуется пополнение, так что подготовить наступление на Индию быстро не получиться. Но вот что мы уточнили у попаданца, незадолго до того, как он свалил в неизвестном направлении: С одной стороны японцы понимают, что неподготовленное наступление при плохо организованном снабжении это самоубийство. Волнения индусов, конечно, несколько сковывают англичан, но японское командование не слишком полагается на этот фактор. Но с другой стороны, им совершенно ясно, что обладая всеми ресурсами Индии, англичане рано или поздно соберут новые силы, которым японцам нечего будет противопоставить.

– Так что же изменилось по сравнению с той историей, кроме того, что война в Азии началась на две недели раньше?

– Во-первых, после остановки октябрьского наступления немцев и последовавшими за этим окружениями фашистских войск, японцы больше не рассматривают варианты нападения на Советский Союз. Войска из Манчжурии и резервы из метрополии постепенно перебрасываются в Юго-Восточную Азию. Во-вторых, после вторжения японцев на Гавайи и разгрома англичан на всех фронтах, Ганди решил, что поражение колонизаторов неизбежно. Он начал требовать независимости гораздо раньше, чем предполагалось, и индийский национальный конгресс его тут же поддержал.

– Но вы сами сказали, что на этот фактор не очень значимый.

– Был незначительным но, похоже, все изменилось. Поясню подробнее. – Молотов достал из папки листок, чтобы не ошибиться в цифрах, и зачитал. – Пятая часть риса, потребляемого в Бенгалии, импортировалась из Бирмы, а ее захватят значительно раньше, учитывая две недели форы и маньчжурские дивизии. Добавлю, что в данном регионе семьдесят процентов риса приходится на зимний урожай, и как раз его бирманцы соберут, уже находясь под оккупацией Японии. Далее, весь водный транспорт Бенгалии, а это примерно 65–70 тысяч лодок, британцы конфискуют, впрочем, как и наземный – телеги, автомобили, слоны. Это значит, что местные жители не смогут ловить рыбу и доставлять зерно на рынки. Помимо этого, опасаясь вторжения, англичане прогонят от 150 до 200 тысяч человек, проживающих на границе с Бирмой, чтобы построить свои укрепления. Опять-таки, это произойдет еще до сбора урожая. Также будут форсированы меры по созданию стратегического запаса продовольствия для британских войск.