Текст книги "Стихотворения"

Автор книги: Александр Тиняков (Одинокий)

V СЛАВОСЛОВИЯ

И всем богам я посвящаю стих.

Валерий Брюсов

Свет целования

 
Чрево Твое я блаженно целую,
Белые бедра Твои охватя,
Тайну вселенной у ног Твоих чую, –
Чую, как дышит во чреве Дитя.
 
 
Сильного духом родишь Ты, – Святая,
Светел и чуден Твой ангельский лик…
В жутком восторге, дрожа, замирая,
Чистым лобзаньем к Тебе я приник…
 

26 декабря 1905 Москва У Черного Срыва…

Во имя свободы вечной

 
Многих я душил веревкой
На рассвете, в чуткий час:
Многих я рукою ловкой
От забот житейских спас.
 
 
Это вздор, что я был нанят
И прельстился серебром!
Краски крови всех нас манят,
Всех палят своим огнем.
 
 
Я не стал трусливой ложью
Голос духа осквернять,
Прославляя волю Божью,
Палачом решил я стать.
 
 
Утром свежим и росистым,
Как ребенок, сердцем прост,
Я – горя желаньем чистым,
Поднимаюсь на помост.
 
 
Там с нахлынувшею силой
Я – Свободы Вечной друг –
Прочь от плоти тленной, хилой
Отделяю вольный дух.
 
 
И когда обнимет шею
Ожерелье из пеньки,
Я вздыхаю и немею
От блаженства и тоски!
 

1907-1911

БУШЬЯНКТА

сонет

 
В душе моей Ормузд и Ариман
Побеждены Бушьянктою-даэвом.
Смотрю на мир сквозь призрачный туман,
Забыв про жизнь с ее грозой и гневом.
 
 
Я сонной тишиной навеки пьян,
Заворожен я ласковым напевом.
Мне сладко быть гробницею посевам
И не рождать питающих семян.
 
 
Мне хорошо лежать в объятьях лени:
Любовь, печаль и ужас – словно тени, –
На миг один к душе мой прильнут.
 
 
И улетят, не пробудив волненья…
Один Бушьянкта неизменно тут
И – бог видений, – он лишь не виденье!
 

Ноябрь 1907

Морена

 
Темноокая Морена,
Я зову тебя. Явись!
Уведи меня из плена
И к душе моей печальной
Поцелуем прикоснись.
 
 
Влагой вечною, кристальной
Из грудей своих напой,
Плащаницей погребальной,
Белоснежною, нетленной,
Тело тихо мне укрой.
 
 
Полон боли, нищий пленный,
Все изжив и разлюбив,
Я зову тебя, Морена…
Я зову тебя, Морена,
Как жених, нетерпелив!
 

Январь 1908

Хвала могиле

 
Земля могильная легка:
Она не душит и не давит,
И ни забота, ни тоска
Души истлевшей не отравит.
 
 
Не приползет сюда любовь,
Здесь ревность сердца не ужалит,
Не закипит от гнева кровь,
Мысль о былом не опечалит.
 
 
Приют мой мирен и красив:
Дощатый гроб – дворец для трупа!
А там, вверху, свой зев раскрыв,
Слепая жизнь хохочет тупо.
 

Ноябрь 1909

Лилит

 
Совершает угрюмо и тихо
Ночь над миром заснувшим полет,
И в мозгу у меня паучиха
Снова черное кружево ткет.
 
 
Порываюсь из лап я шершавых,
Но бесплотен борения вздох,
И в сетях задыхаясь лукавых,
Умирает сияющий бог.
 
 
Умирают земные надежды,
Тает медленным облаком стыд,
Вожделением вспыхнули вежды, –
И опять предо мною Лилит!
 
 
Ты пришла из далекой Халдеи,
Ты всплыла из умершей души…
О, как черны волос твоих змеи!
Ими сердце мое задуши!
 
 
И, припав к распаленному чреву
И к туману бесплотных грудей,
Прокляну я прекрасную Еву
И телесных ее дочерей!
 

19-20 января 1910 Москва

Миктлантекутли

(Мировой Паук)

 
Приходят в мир нагие дети,
Не зная, чем их встретит мир,
Не зная, что тугие сети
Плетет для них Паук-вампир.
 
 
Он в мозг младенчески-беспечный
Смертельный яд, ярясь, прольет
И вновь – глухой, бесчеловечный –
Над нами сеть свою прядет.
 
 
И к юным, славящим безумно
Закон зачатий и любовь, –
Он подползает и бесшумно
У них высасывает кровь.
 
 
Бледнеют жаркие ланиты,
Слабеет сила резвых рук, –
И – множа гробовые плиты, –
Победу празднует Паук!
 
 
И неизбежный день настанет:
Восторжествует в мире Гад!
Он к Солнцу щупальцы протянет
И в сердце Солнца канет яд.
 
 
Погаснет творческое пламя,
Замрет земной последний вздох –
И восемь лап скрестит над нами
Миктлантекутли – грозный бог!
 

8-9 октября 1911 с.Пирожково

Нина Петровская

сонет-акростих

 
На пажити земли всещедрая Гатора
Из глубины своей Тебя послала нам.
Над пасмурной страной – Ты луч нетленный Гора,
Алтарь любви живой и вечной страсти храм.
 
 
Пленительны твои загадочные очи,
Елеем нежности смиряя волны бурь,
Ты проясняешь в нас заветную лазурь,
Рассветною зарей встаешь над скорбью ночи.
 
 
Огнеподобный взор Твой ярок, жгуч и быстр,
В душе Твоей всегда звенит волшебный систр,
Сзывая всех к Тебе на праздник поклоненья.
 
 
Кругом и тень, и мрак, и мертвые слова,
А Ты стоишь, светясь, Улыбка Божества,
Являя на Земле Гаторы воплощенье.
 

12-13 октября 1911 с.Пирожново

Реканати

 
Ты – голгофа, Реканати!
В тишине твоей страдал
И без жалоб, без проклятий
Леопарди угасал…
 
 
Здесь – горбун, бедняк и Гений,
Встретясь с женской красотой,
Полон тягостных мучений,
Бил о стену головой.
 
 
От скупой Аделаиды,
Что ценила лишь гроши,
Здесь несчетные обиды
Принимал поэт в тиши.
 
 
И, проживши век свой в морге,
Он недаром воскресил
То, что древле на Аморге
Симонид провозгласил.
 
 
Встреча с ветреной Тоццели,
Как нежданная весна,
Возрастила асфодели
В бедном сердце горбуна.
 
 
Но жестокой ножкой Фани
Смяла бедные цветы,
И остался он в тумане,
Без любви и без мечты.
 
 
Он прошел под гнетом горя,
Безнадежной скорбью пьян,
Презирая и не споря,
Тих и грустен, как Тристан.
 
 
Мы ни жалоб, ни проклятий
Не услышали с креста…
Помни ж, тихий Реканати, –
Пыль руин твоих свята!
 

29 октября 1911 с.Пирожково

На Шабаш

 
1. Черный вечер мутью топкой
Заливает все вокруг…
Что мне делать – слабой, робкой,
В жутком доме, без подруг?
 
 
2. Только стукнет в ставень ветка –
Закричать готова я, –
Но дала на днях соседка
Мне волшебного питься.
 
 
3. «Страх отбрось! Чего бояться? –
Говорила Марта мне. –
Перед тем, как раздеваться,
Выпей это в тишине.
 
 
4. А потом сними рубаху,
Крест подальше прибери,
И бока, и грудь без страху
Мазью темною натри».
 
 
5. Чую – вздох нездешний веет…
То не мертвый ли Густав?
Но в заветной склянке рдеет,
Словно кровь, настой из трав.
 
 
6. Ужас давит, тьма печалит,
Я одна средь мертвецов…
Вся дрожу… но кубок налит
Мутной влагой до краев…
 
 
7. Нет ни капли больше в кружке,
Все я выпила до дна
И – как в праздник на пирушке,
Разом сделалась хмельна.
 
 
8. Что со мной? Сама не знаю!
Я – как перышко легка,
И поспешно натираю
Мазью бедра и бока.
 
 
9. Слово тайное шепнула:
«Oben auss und nigrends an!»
И – как птица, упорхнула
В синий ласковый туман!..
…………………………………..
 
 
10. Струи света, – злы и тяжки, –
В щели ставень поползли,
Я больная, без рубашки,
На полу лежу, в пыли.
 
 
11. Но зато, как мутью топкой
Вечер смоет все вокруг,
Я не буду больше робкой
И печальной без подруг!
 

22 января 1912 с.Пирожково

Тукультипалешарра

(Царь Ассирии около 1130г. до Р.Х.)

 
О, Тукультипалешарра!
Сын губительной Иштар,
Блеск багряного пожара,
Властелин жестоких чар!
 
 
Как вулкан свирепо мечет
Тучи пепла, глыбы лав,
Так людей на поле сечи
Ты бросал, к войне взалкав.
 
 
Ты карал их, ты разил их,
Щедро сыпал труп на труп,
Пировал на их могилах
И точил свой львиный зуб.
 
 
Двадцать пять твердынь разрушив
Во враждебной Курхиэ, –
Ты смирил навеки души
В обезбоженной земле.
 
 
Страны дальние Наири
Троекратно покорив,
Над руинами в порфире
Стал ты, грозен и красив.
 
 
Отдаленным поколеньям
Буквы острые, как нож, –
О тебе поют – и пеньем
Будят в сонных душах дрожь.
 
 
О, Тукультипалешарра!
Славя блеск твоих побед,
Шлю я грозному удару
Эхо слабое в ответ!
 
 
Внук Мутаккильнуску гневный!
Сын губительной Иштар!
Не отринь мой стих напевный –
Вечной славе скромный дар!
 

24 января 1912 Пирожково

Вулканы острова Гаваи

 
Пять крупных роз на малом стебле,
Пять роз Гавайского венка!
Вы – лоно матери колебля,
Цветете долгие века.
 
 
В глубоких безднах ваши корни,
Их первозданный греет жар, –
Но с каждым веком вы покорней
Суровой власти смертных чар.
 
 
Уж три цветка блестят слабее,
И не ползут по их стволам
Огня живительного змеи,
Чтоб прянуть к тихим небесам.
 
 
Но две сестры в могучем зное
Еще сверкают в тьме ночей,
Хоть волны рос – «пахоэхоэ»
Все тише льются с их стеблей.
 
 
Но будет Осень Мировая!
Тогда земля, как зрелый плод,
Эфир холодный рассекая,
На лоно Солнца упадет.
 
 
Тогда опять блеснут багрянцем
Черты небесного лица
И золотым протуберанцам
Не будет меры и конца!..
 
 
Тогда и ты, венок Гаваи,
Услышишь зов: «Цвети! пылай!» –
И снова брызг огнистых стаи
Прольет, шипя, Хуалалай!
 
 
И пусть в великом напряженьи
Погибнут мощные стволы, –
Но ждет огонь и возрожденье
За царством серости и мглы.
 

24-25 января 1912 Пирожково

Встречной

Посв. Вал. Георг. К.

 
Вся ты – ветер, вся ты – буря,
Вся стремленье и порыв!
Каждый штрих в твоей фигуре
Молод, четок и красив.
 
 
Крепкой ручкой вздернув юбки,
Ты спешишь куда-то вдаль,
Блещут розовые губки
Сквозь волнистую вуаль.
 
 
И стучит о камень бодро
Каблучок высокий твой,
И танцуют плавно бедра
Под жакеткой вырезной.
 
 
Изогнувши стан свой полный,
Груди выставив вперед,
Ты бросаешься, как в волны,
В городской водоворот.
 
 
Ты спешишь, глаза прищуря,
Ветру локоны отдав,
Вся стремительна, как буря,
И свежа, как запах трав!
 

10 мая 1912 Москва

VI ЦВЕТОЧКИ С ПУСТЫРЯ

Посвящаю тени Ф.П. Карамазова

Вступление

 
Люблю ходить по пустырям,
Средь сорных трав и хлама:
Там все составлено из драм,
Там что ни шаг, то драма.
 
 
Беззубый белый гребешок,
Клочки турецкой шали
И бесподошвенный носок –
Мне много рассказали.
 
 
Скрывались долго вы в пыли,
Ненужные предметы,
И, наконец, во мне нашли
Любовного поэта.
 
 
Из пышных спален и дворцов
И из глухих хибарок
Судьба приносит мертвецов
Пустырику в подарок.
 
 
И – завершенности любя, –
Люблю я вас, огрызки!
И Жизнь, и Смерть идут, губя!
Все к Пустырю мы близки!
 

6 декабря 1908 Москва

Плевочек

 
Любо мне, плевку-плевочку,
По канавке грязной мчаться,
То к окурку, то к пушинке
Скользким боком прижиматься.
Пусть с печалью или с гневом
Человеком был я плюнут,
Небо ясно, ветры свежи,
Ветры радость в меня вдунут.
В голубом речном просторе
С волей жажду я обняться,
А пока мне любо – быстро
По канавке грязной мчаться.
 

март 1907

Старый сюртук

 
Я старый, скромный сюртучок.
Потерт. Изъеден молью.
Повешен в темный уголок,
В унылое подполье.
 
 
Здесь пауки во мне кишат,
И – под покровом мрака –
Супругов самочки едят
Сейчас же после брака.
 
 
И вот вишу я на крючке
В подпольном заточеньи
И вижу только в паучке
Вселенной отраженье.
 

Декабрь 1908

КОСТЬ

 
Я – обглоданная кость.
Мною брезгуют собаки.
Но во мне таится злость,
Как паук во мраке.
Мне лежать здесь не всегда:
Станут возле двое драться, –
Постараюсь я тогда
Под руку попасться.
Обезумеет рука,
Череп чей-то вкусно хряснет;
Пропадет моя тоска,
Злость моя погаснет.
Попаду затем я в суд
Для свидетельства о драке,
А потом меня начнут
Вновь глодать собаки.
 

Декабрь 1908

Весна

 
На весенней травке падаль…
Остеклевшими глазами
Смотрит в небо, тихо дышит,
Забеременев червями.
 
 
Жизни новой зарожденье
Я приветствую с улыбкой,
И алеют, как цветочки,
Капли сукровицы липкой.
 

6 декабря 1908 Москва

Влюбленный скелет

 
Я давно уж на погосте.
Ноют тлеющие кости.
Гроб мой тих, и глух, и нем.
Приходи, соседка, в гости:
Истомился я совсем.
 
 
Здесь в могильной клыбели
Щели глаз в глазные щели,
Полны страсти, мы вонзим.
От любви мы в жизни тлели,
А в могиле догорим!
 

Май 1908

Молитва гада

 
Я – гад. Я все поганю
Дыханьем уст гнилых
И счастлив, если раню
Невинных и святых.
 
 
Любовь и благородство
Мне любо осквернять,
Я лишь свое уродство
Могу благословлять.
 
 
Мой горб – моя отрада,
Он мне всего милей,
И нет прекрасней смрада,
Чем смрад души моей.
 
 
Влюбленными глазами
Смотрю на гниль свою
И черными словами
Создателя пою.
 
 
Хвала Тебе, Всесильный,
За то, что я урод,
За то, что червь могильный
Во мне живом живет,
 
 
За то, что я не знаю
К Тебе любви живой,
За то, что презираю
Я рай пресветлый Твой!
 

27 апреля 1910 Москва

Ретроспективные воспоминания

 
На свет родился я впервые птицеядом,
Свирепым пауком;
Имел я восемь лап, был переполнен ядом
И жил в лесу глухом.
 
 
Я бережно растил лоснящееся брюхо
Среди сетей тугих
И терпеливо ждал, когда птенец иль муха
Запутается в них.
 
 
Тогда я, не спеша, в испуганную гостью
Свой я переливал
И, жаждою томясь и сладостною злостью,
Горячий труп сосал.
 
 
Цвело в моей душе, в моем паучьем теле
Немного чувств тогда:
Лишь ярый гнев да страх во мне всегда горели,
Да похоть иногда.
 
 
Я часто издали горящими глазами
Смотрел на паучих,
Я восхищался их роскошными телами,
Но я боялся их.
 
 
Однажды видел я, как самкою нарядной
Растерзан был сосед,
И стал с тех пор смотреть на брак я безотрадно
И горестно на свет.
 
 
И, проведя всю жизнь отшельником смиренным,
Я в должный час издох.
Мой ядовитый труп раздавлен был надменным
Нажатьем чьих-то ног.
 
 
Но вот опять живу, опять на свете белом
Томлюсь под игом мук;
На этот раз одет я человечьим телом,
Но все же я – паук!
 
 
Как и тогда, я зол, и боязлив, и жаден,
Живу в глухих углах,
И если вижу я родных свирепых гадин,
Меня объемлет страх.
 
 
Встает тогда в мозгу жизнь прежде прожитая,
И меркнет разум мой,
И воскресает вновь душа паучья, злая
В груди моей больной.
 
 
Мне хочется тогда в углу укромном скрыться,
И паутину ткать,
И ядовитым ртом в немую жертву впиться,
И кровь сосать, сосать!
 

12-17 июня 1910 Москва

ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Текели-ли!

Гигантские белые птицы то и дело

вылетают из-за завесы и исчезают

с вечным криком – Текели-ли!

Э.По

 
Я проклял путь, который мне отмерен,
Отверг услады скованной Земли
И – между льдин безжизненных затерян,
 
 
На Полюс Вечный правлю корабли.
Все тихо спит под саваном тумана,
Лишь птицы с криками: «Текели-ли!» –
 
 
Навстречу мне над гладью океана
Летят, блистая смертной белизной…
Их криком сердце напоследок пьяно.
 
 
И пьян, и весел белый парус мой!
Как я, бестрепетно он вдаль стремится
И празднует прощание с Землей.
 
 
Мне ваш привет, неведомые птицы,
Родней всего, что бросил я вдали,
И пусть туда, назад, мой крик домчится,
 
 
Чтоб чуждо там пропеть: «Текели-ли!»
Пускай – как все, – он будет там непонят,
Пуская не долетит он до Земли
 
 
И в океане сумрачном потонет,
Надежду обману в последний раз…
Мне все равно! Мой дух уже не стонет,
 
 
Огонь сомнений навсегда погас.
Сомкнулись веки под холодной пылью…
Звучит, как музыка, прощальный час…
 
 
Растут в душе сверкающие крылья…
Придвинулась к лицу немая твердь…
И с радостью последнего усилья,
 
 
Открыв глаза, я вижу лик Твой – Смерть!
 

Январь 1908 Москва

ТРЕУГОЛЬНИК
Вторая книга стихов 1912-1921

I ПРЕЛЕСТИ ЗЕМЛИ

Я люблю мою темную землю

Ф.Сологуб

Прелести земли

 
Прекрасен лес весною на рассвете,
Когда в росе зеленая трава,
Когда березы шепчутся, как дети,
И – зайца растерзав, летит в гнездо сова.
 
 
Прекрасно поле с золотистой рожью
Под огневым полуденным лучом
И миг, когда с девическою дрожью
Колосья падают под режущим серпом.
 
 
Прекрасен город вечером дождливым,
Когда слезятся стекла фонарей
И в темноте, в предместье молчаливом,
Бродяги пробуют клинки своих ножей.
 
 
Прекрасна степь, когда – вверху мерцая,
Льют звезды свет на тихие снега,
И обезумевшая волчья стая
Терзает с воем труп двуногого врага.
 

16 июня 1912 Москва

Слава будням

 
Чудесней сказок и баллад
Явленья жизни повседневной —
И пусть их за мечтой-царевной
Поэты-рыцари спешат!
 
 
А мне милей волшебных роз
Пыльца на придорожной травке,
Церквей сияющие главки
И вздохи буйные берез.
 
 
Пускай других к себе влекут
Недосягаемые башни, —
Люблю я быт простой, домашний
И серый будничный уют.
 
 
Мелькнув, как огненный язык,
Жар-птичьи крылья проблистали, –
Но я люблю земные дали
И галок суетливый крик.
 
 
Жар-птица в небо упорхнет,
Но я не ринусь вслед за нею.
К земле любовью пламенею
И лишь о ней душа поет.
 
 
Поет, ликует и – молясь,
Благословляет все земное:
Прохладу ветра, ярость зноя,
Любовь и грусть, цветы и грязь!
 

Февраль 1914 Петербург

Весна

 
Исступленные быки
На дворе ревут о тёлках,
Облака светлы, легки,
Пух зеленый на ветёлках.
 
 
Стали бабьи голоса
Переливней и страстнее,
Стали выше небеса
И темней в садах аллеи,
 
 
По полям шныряют псы,
Уязвленные любовью,
Наливаются овсы
Изумрудной, чистой кровью.
 
 
И на всю живую тварь
Льет свой свет благословенный
Затокудрый, мудрый царь,
Наш хранитель во Вселенной!
 

Март 1914 Петербург

Дары осени

 
С тихой радость приемлю
Щедрой осени дары:
В небе рдяные ковры,
Златом устланную землю
И туманы вечеров
Над затишьями лугов.
 
 
Устремив бесцельно взоры
В ненаглядную лазурь,
Уношусь душой от бурь
В безмятежные просторы –
Волен, чист и одинок
И от битв земных далек!
 

Октябрь 1919 Москва

Во дни войны

 
Душа поет, не замечая,
Что ныне петь бы ей не след,
Что всюду – страшная и злая –
Война зажгла кровавый свет.
 
 
Но пусть войной живет рассудок…
Все так же радостно дыша,
Красой лазурных незабудок
Полна поющая душа.
 
 
В ответ шипению шрапнели
И гулу пушек и мортир
Я тихим голосом свирели
Провозглашу: «Прекрасен Мир!»
 
 
Прекрасны гибкие травинка,
Селенья, рощи и поля,
И над полями паутинки,
И все, что нам дает земля.
 
 
Пускай же демон бранной бури
Терзает человечью плоть, –
Я верю: вечен свет лазури
И мудро-благостен Господь!
 

Октябрь 1914 Петербург

Во дни борьбы

 
Нет ни разлада, ни уныния
И все в природе, как всегда:
Все те ж на небе ризы синие
И звезд алмазных череда.
 
 
Все с той же грустью усладительной
На землю льется лунный свет,
Все к той же цели ослепительной
За солнцем мчится рой планет.
 
 
И так же с веток листья падают,
Чтоб новым листьям место дать, –
И всюду нас в природе радуют
Закон, согласье, благодать…
 

Октябрь 1919 Москва

На пляже

 
Нашатавшись по грязным притонам,
Опозорив себя в кабаках,
Нынче глупым, невинным тритоном
Я лежу на прибрежных песках.
 
 
Вижу женщин в купальных костюмах,
Голых ног розовеющий цвет,
Но ни смуты в разнеженных думах,
Ни желаний пылающих нет!
 

Август 1913 Териоки

Безжеланная любовь

 
Навсегда ушла любимая –
И в душе царит покой,
Снова тело нелюдимое
Наслаждается собой.
 
 
Нет ни боли в нем, ни страстности,
Ни стремленья обладать.
Сладко стынуть в тихой ясности,
Не желать, не ожидать.
 
 
Я не скуп: придет любимая –
Вновь я сердце разбужу,
Тело, похотью томимое,
С телом пламенным свяжу.
 
 
Не придет – я так же радостно
Одиночество приму, –
Жить на свете белом сладостно
И с людьми, и одному!
 

Февраль 1915 Петербург

Тоска по родине

 
Я сын мулатки и француза,
Родился я на корабле;
Мне поцелуй священный муза
Напечатлела на челе.
Попав в Париж, забыл я скоро
Родимый мой Мадагаскар,
И сладок стал мне яд позора
И оргий бешеных угар.
В ночных загаженных вертепах,
Абсентом горло опалив,
Под звуки песенок нелепых
Я был беспечен и счастлив.
А после пьянства – спозаранка
Сонет изящный был готов,
И получал я по два франка
За строчку сделанных стишков.
Так, не любя и не страдая,
Быть может, долго жил бы я,
Когда б не встреча роковая,
Когда бы не судьба моя!
На сцене, в маленьком шантане
Увидел женщину я раз
И, полн таинственных желаний,
Свести с неё не мог я глаз.
Она густым контральто пела,
Я слов её не понимал,
Но вся душа во мне горела
И руки я, дрожа, сжимал.
Она едва ль была красива,
Но на вопрос мой, кто она, —
Ответила: «Тананариво!» —
И стал я пьян, как от вина.
С тех пор не знаю я покоя,
Я бросил сумрачный Париж,
Где все и всё вокруг чужое —
Дворцы, слова и гребни крыш.
Теперь я жду лишь парохода,
Чтоб плыть скорей в Мадагаскар,
Где ждет меня любовь, свобода
И новых, дивных песен дар!
 

Сентябрь 1913, Петербург

В Австралии

Часто копишь деньги, –

копишь долго и с трудом,

Да в живот продажной девке вдруг и

Спустишь всё дотла.

Архилох

 
Под солнцем овцы дремлют тупо,
Шалаш мой душен, словно печь,
Роняет время капли скупо
И нечем мне себя развлечь.
 
 
Я думал, будучи в дороге:
Увижу резвых кенгуру,
И гор неведомых отроги,
И темнокожих дев игру.
 
 
Но кенгуру ушли в пустыни,
Мечтам моим пришлось отцвесть –
И в австралийских дебрях ныне,
Как и в Европе, надо есть.
 
 
Приехав, я в Мельбурне шумном
В один веселый дом попал,
Напился пьян и, став безумным,
Роман с девицей завязал.
 
 
Она пила, как воду, виски,
Курила много папирос,
Болтала что-то по-английски
И морщила забавно нос.
 
 
Но я столь жгучих наслаждений
Не знал в парижском кабаре,
Всю ночь нам пел разврата гений
И смолк на утренней заре.
 
 
Я кошелек, грустя, пощупал:
Увы! там не было монет…
Сиял небесный синий купол,
Часы звонили на обед…
 
 
И вот слугою скотовода
Живу один, среди овец,
Далек Мельбурн, любовь, свобода –
И денег не пришлет отец.
 
 
Томлюсь в моем уединеньи,
Тоскую в знойной тишине,
Порой пишу стихотворенья
О милой, о родной стране.
 
 
О даме, встреченной в Мельбурне,
Мечтаю до потери сил:
Я не видал очей лазурней,
Я женщин жгучей не любил!
 
 
Как только месячную плату
За труд мой адский получу,
Опять восторгу и разврату
Себя я радостно вручу.
 
 
Лаская пламенные груди,
Целуя алые уста,
Забуду я часы безлюдий,
Забуду я, как жизнь пуста!
 

Январь 1915 Петербург

Египетский раб

Посв. Н.П. Хлебникову

 
Я – бедный раб. Жестокой палкой
Моя изранена спина.
Одна отрада в жизни жалкой
Мне чашка мутного вина.
 
 
Писцы находят пропитанье
В чертогах царских без труда,
А мне – работа, и страданье,
И бесконечная нужда.
 
 
Но в месяц трудовой однажды
И я бываю богачом,
Когда, томясь от сладкой жажды,
В присяду за столом.
 
 
Служанка пальмовую водку
В большой амфоре принесет –
И чаша первая мне глотку
Огнем приятным обожжет.
 
 
А от второй – мечты лихие
Закружат голову мою,
И я – забыв побои злые, –
Как птица, песню запою.
 
 
Сосед мой пьяный засмеется,
Хозяин крикнет: «Замолчи!» –
– А завтра снова мне придется
Таскать на вышку кирпичи…
 

Август 1918 Орел

Шудра

…мы силу любви

Одной невозможностью мерим.

З.Н. Гиппиус

 
Шудра темный, в низшей касте
Я рожден, чтоб жить рабом
И смирять порывы страсти
Отреченьем и трудом.
 
 
На божественных брахманов
Я очей не смел поднять
И о тайне божьих планов
Не дерзал и помышлять.
 
 
Духом зависти не мучим
И трудясь в чужих полях,
Перед кшатрием могучим
Повергался я во прах.
 
 
И питаясь черствым хлебом
Из оборышей зерна,
Я склонялся перед небом,
Где царила тишина.
 
 
А когда мне дхарма шудры
Становилась тяжела,
Я твердил себе, что мудры
В Божьем мире все дела.
 
 
Но теперь мечтой мятежной
Взволновал мне демон кровь
И внушил к браманке нежной
Безрассудную любовь.
 
 
Златопламенные кудри
И лазурь ее очей
Не дают покоя шудре
В раскаленной тьме ночей.
 
 
Мне змея своим укусом
Принесла бы меньше бед
Но недаром я Индусом
Родился на белый свет.
 
 
Коль она с презренным шудрой
Вновь затеет разговор,
Отверну от златокудрой
Мой горящий жадно взор.
 
 
Пусть багряной розой рана
В сердце гибнущем цветет, –
Никогда на дочь брамана
Жалкий раб не посягнет.
 
 
Сам Господь воздвиг вначале
Стены, грани между каст, –
И, дающий нам печали,
Он ли помощи не даст?
 
 
Он ли чистым дуновеньем
Пламень злой не угасит,
Он ли сладостным забвеньем
Нашу боль не утолит?
 
 
Но коль будет роковую
Дочь брамана длить игру,
Я смертельно затоскую
И безропотно умру.
 
 
Слышал я о пальме чудной,
Дивной пальме Талипот,
Что в тиши лесов безлюдной
В одиночестве растет.
 
 
Эта пальма цветом нежным
Покрывается лишь раз
И в уборе белоснежном
Познает свой смертный час.
 
 
Так и шудра, темный, пленный,
В мир загробный перейдет
Одинокий, но блаженный,
Словно пальма Талипот!
 

Март 1916 Петербург

Завет бедняку

Paupertatis onus pacienter ferre memento

У. Лэнгли («Piers the Plowman»)

 
Полюби свое грубое платье
И в дешевой харчевне обед,
Площадной потаскушки объятья
И коптилки мигающий свет.
 
 
Полюби свою горькую бедность,
Преклонись пред суровой судьбой,
Пусть наложит смертельную бледность
На лицо твое голод лихой.
 
 
Не бунтуй, не желай, не завидуй,
Непрестанно весь мир славословь,
Не порочь себя злою обидой,
Но да будет с тобою любовь.
 
 
Эта бедная жизнь неповторна, –
Значит: вся она – сладостный дар,
Значит, – скорбь человечья позорна
И достойна презренья и кар.
 
 
И лохмотья, и язвы земные
Слаще ангельских песен в раю, –
Так люби ж твои дни горевые
И голодную бедность твою!
 

Февраль 1915 Петербург